Побег в Секвойю

ОСКАР

Спортзал заполнен новобранцами. Они худые, с кругами под глазами. Тем не менее, их минимум 50, и как бы ни были ослаблены их тела, они выглядят полными решимости.

— Еще круг, вперед! — кричит Джад в мегафон, и они начинают взбираться по канату, прыгать через коня для прыжков или бегать кругами по спортивным дорожкам.

Джад увидел, что я здесь и подошел ко мне.

— Не так уж и плохо, да?— говорит он. Он выглядит гордым, и на это у него есть причины. Я почти не верю своим глазам.

— И ты все это организовал за несколько дней? — спрашиваю я, когда один из второсортных проносится мимо нас. Проносится!

— Они сами себя организовали, — говорит он. — Видишь вон ту? — Его взгляд останавливается на девушке с косой, балансирующей на гимнастическом бревне.

— И что с ней? — спрашиваю я.

— Впервые держала оружие в руках и сразу же попала в яблочко. Я думал, у нее рука сорвалась, но она тут же еще три раза добавила.

Я смеюсь.

— Наверняка она уже давно у повстанцев, просто ей как-то удавалось не выделяться.

Джад кивает.

— Слышно что-нибудь новое о Квинне и его друзьях?

— К сожалению, ничего, — говорю я. Парень пробегает мимо нас и Джад хлопает в ладоши.

— Отличный результат!

— Когда они могут начинать?

— Надеюсь скоро, я не могу и дальше прятать повстанцев у меня в мастерской. Это только вопрос времени, до тех пор, как Ниам что-нибудь пронюхает.

Он вздыхает.

— Обычно первичная подготовка длится 6 месяцев. Мне пришлось все сделать в сжатые сроки, за 4 недели.

— Это все равно слишком долго.

— К чему спешка?

Я ничего не рассказывал Джаду о мятежниках в моей мастерской. Он бы с ума сошел, если бы узнал, что я пошел на такой риск. Я должен не допустить того, что он испугается и бросит нас. Но постепенно он должен понимать, что дело не терпит отлагательства. Он должен нести свою ответственность.

— Можешь сделать паузу на полчаса? Хочу тебе кое-что показать.

Он смотрит на настенные часы.

— Следующий блок занятий начнется в восемь, затем в десять, и так до полуночи.

— Только 15 минут, — говорю я. Джад сверяется со своим Pad.

— 10 минут, — говорит он. — Еще один круг, затем поменяетесь, — поручает он солдатам.

Никто не стонет или еще как- то выражает недовольство, наоборот, они улыбаются, довольные тем, что могут выложиться до предела.

Я стучу несколько раз в дверь мастерской и открываю. Беа стоит спокойно, обхватив себя руками. Джад смотрит сначала на нее, затем на людей, сидящих на полу, на стол, заваленный белковыми батончиками и графинами и водой, и на гору кислородных баллонов в углу.

— Что это тут такое? — его челюстные мускулы сжимаются. — Ты же не...я думал, они живут на улице.

— У нас больше нет мест, — объясняю я ему. Только вчера Олд Ватсон притащил пятерых новых беженцев. Мастерская трещит по швам, но конца и края не видно.

— Так сказать под носом у Ниам? Ты прямо-таки напрашиваешься, чтобы они тебя схватили, а за тобой и всех нас на очереди. — Несколько человек медитируют на своих спальных мешках.

— Харриет готовит нас, как только может, — говорит Беа. — Мы делаем наклоны туловища, отжимания, йогу, и медитацию. Я уже ощущаю себя за эти несколько дней в хорошей спортивной форме. Если бы мы еще могли здесь внутри немного разрядить воздух.

Джад поджимает губы, как будто пытается сдержать какое-то гадкое замечание.

— Машина ждет. Мне нужно возвращаться. — Он убегает вниз по ступеням.

— Ты его спросил? — хочет знать Беа. Я качаю головой, и Беа прогоняет меня из комнаты следом за ним.

Когда я спустился, Джада уже не было видно. Я успеваю поймать его до того, как он садится во внедорожник.

— Хватит, чаша переполнилась! Они нас повесят, гарантировано. Не надо было мне во все это ввязываться, — говорит он и падает на заднее сиденье.

Я просовываю голову в окно.

— Ты должен быстрее обучить их.

— Я делаю, что могу, — Он потирает виски.

— Ты можешь спрятать у себя несколько человек? — шепчу я, одним глазом поглядывая на водителя.

Джад смеется и ударяет себя рукой по бедру.

— Ты это не всерьез. — Он запинается. — Нет, ты это как раз таки серьезно. — Он трясется от смеха, до тех пор, пока смех не переходит в кашель. Когда он наконец успокаивается, его лицо каменеет. — Девушка не любит тебя. В случае если это была причина, конечно. Если ты думаешь таким образом заполучить ее, то у тебя ничего не выйдет. Я знаю ее с детства, для нее всегда существовал только Квинн. И наоборот. Не то, чтобы мне это нравилось, но, тем не менее, это так. — Он вызывающе смотрит на меня. И это справедливый вопрос. Все дело в Беа и в пылающих чувствах, которые я к ней испытываю?

Это правда, что она пробуждает во мне желание стать лучше и бороться за лучший мир. Я думаю о ее серьезном круглом лице, обрамленном черными волосами. Она красивая, умная, смелая и сердечная. Но Джад прав, я не тот, кого она хочет. Наверно поэтому я никогда не позволял себе чувствовать к ней симпатию. Я знал, насколько это было бы безнадежно, а безнадежно любить я не хочу.

— Уже давно надо было что-то предпринять против министерства. Беа открыла мне глаза.

Джад трет глаза.

— У меня есть гараж на две машины, но если там будет стоять внедорожник, останется не так много места, — говорит он.

— Могу я передать тебе 10 человек?

— Можешь дать мне 8. Но мы должны это сделать ночью. Не хочу, чтобы Синтия о чем-нибудь узнала. Ей скоро рожать.

— Завтра, — говорю я.

Джуд наклоняется и стучит по стеклу между задним сидением и водителем.

— Увези меня отсюда, — говорит он.

АЛИНА

Так как Абель лучше всех знает местность, то в последние 3 дня он идет во главе нашего отряда, чтобы найти самую безопасную дорогу через обрывы и реки. Все остальные разделились на маленькие группы. Мы регулярно пересчитываем нас, чтобы никого не забыть на обочине.

После побега из Секвойи мы шли по дорогам и полям. Час за часом, как нам казалось, но сбавлять темп мы не собирались, ни тогда, когда учредители ослабевали, ни тогда, когда самые плохо обеспеченные кислородом среди нас были вынуждены сильнее подкручивать регулятор. Только когда дети начали плакать, мы сделали паузу на обед.

Мы сидим между покрытыми мхом обломками скалы на краю обледеневшего озера и практически не разговариваем. При малейшем подозрительном шуме, мы в два счета готовы двинуться в путь. Ночь такая темная, что не видно ни зги. Как только встанет солнце, мы двинемся дальше.

— Что это было? — шепчу я. Мне неспокойно, малейший хруст заставляет меня в испуге вскакивать. Когда министерство преследовало меня, мне тоже было страшно, но тогда у врага не было лица. Сейчас же, нет ничего страшнее, чем быть выслеженной Максом.

Мод перестает размешивать сухое молоко в воде и щелкает языком.

— Я ничего не слышу, кроме желудков бедных детишек. И моего тоже. Что-нибудь осталось для взрослых? — Она достает ложку из чашки, облизывает ее и морщится. Лили, ребенок, которого я несла, больше не хочет, чтобы я ее качала, она начинает беспокойно вертеться и тянуться ручками к Мод. Мод сажает Лили на колени и энергично засовывает ей ложку в рот. — Тсс, крошка, — успокаивающе говорит она.

У меня самой живот подвело от голода, при этом у меня остался всего один белковый батончик. Я отламываю маленький кусочек и даю его Мод. Она тут же с ним расправляется. Остатки я отдаю Джо. Она смотрит на батончик, опустив глаза, и начинает плакать. У нее более чем достаточно причин, чтобы поплакать, поэтому я тактично игнорирую ее плач и иду к Сайласу, сидящему в раздумьях над картой. Он сам вызвался быть планировщиком маршрута, так что никто из нас не встревает и не мешает ему, даже Дориан, чье самообладание между тем висит на тонком волоске.

— У нас больше нечего есть, — сообщаю я ему. Изобилия у нас с самого начала не было, но постепенно ситуация начинает действительно внушать опасения.

Сайлас указывает на точку на карте.

— Самое большее один день, — говорит он. — Я на 99% уверен, что мы найдем там солнечные дыхательные приборы. Мы можем оставить там остальных, а сами двинемся к Куполу.

— Супер, Сайлас, но ты об этом уже вчера говорил. — Он снова погружается в карту. — Сайлас? — я толкаю его, и он поднимает взгляд. Его глаза впали, такое чувство, что он не в себе, как будто не воспринимает меня. Он старше и выносливее меня, я всегда смотрела на него с восхищением, но иногда я забываю, что, в конечном счете, он такой же ранимый, как и любой другой.

— Ты хоть сколько-нибудь спал после Секвойи? — спрашиваю я.

Он поворачивается к Зонгу, который сидит, облокотившись о скалу, с ребенком на коленях. Девочка, примерно восьми лет, помогающая Мод тащить наши запасы, спит, положив голову ему на плечо.

— Думаешь, можно будет как-нибудь перекачать воздух из солнечных приборов в кислородные баллоны?

— Не совсем невозможно, — устало бормочет Зонг. Находиться в бегах само по себе тяжело, но тащить с собой еще и детей просто доканывает. Зонг проверяет вентиль дыхательного прибора малышки и кладет ей руку на грудь, чтобы проконтролировать дыхание.

Теперь Брюс занялся размешиванием молока, в то время как Мод тормошит детей. Я подхожу к нему.

— Брюс... как ты перебивался, будучи извергнутым? Чем ты питался?

Он стучит ложкой по чашке.

— Н-да, для ягод сейчас еще холодно, но если у нас получится вернуться в город, то можем поискать несколько не разграбленных домов. Там очень много запасов,— бормочет он. Он притягивает меня ближе. — Слушай-ка, я уже обговорил все с Мод. Если будет совсем плохо, по-настоящему плохо, то вы можете обглодать мои старые кости. — Он улыбается, но когда я пытаюсь отстраниться, он не отпускает мою руку. — Я серьезно, Алина. — Другой рукой он показывает жест, означающий перерезание горла.

Я зажимаю рот рукой, чтобы подавить рвотный рефлекс. Брюс, смеясь, хлопает меня по спине, хотя я не понимаю, что смешного было в его словах, моих чувствах, да и вообще во всем этом чертовом бедственном положении, в котором мы находимся.

— Пусти меня, — я отталкиваю его. — И если ты еще раз скажешь нечто подобное, я сломаю тебе нос.

Я ухожу.

Хочу побыть одна.

Дети поели и все без исключения заснули, так же как и учредители. Оставшиеся сидят в кругу, чтобы было теплее. Квинн теснится рядом со мной. Удивительным образом мне приятно сидеть рядом с ним так близко. Он подставляет воздуховыпускное отверстие к моему уху.

— Мы должны рассказать им о планах Вани,— говорит он.

Я киваю. Он скрывал это несколько дней, но сейчас, когда город уже близко, волнение за Беа возрастает. И если Кьярис права, то мы все должны волноваться: Купол скоро превратится в братскую могилу.

— Если мы хоть кого-то хотим спасти, нам нужно разделиться. С детьми мы движемся слишком медленно. — Это не бессердечие с его стороны, без детей он бы мог уже 3 раза исчезнуть так, что поминай, как звали. И он прав, у Вани есть Цып, она могла бы уже давно быть в Куполе. К чему был бы тогда весь этот бунт?

Я с трудом поднимаюсь.

— Надо спросить группу, — говорю я.

— Я собираюсь завтра в Купол, Алина. Надеюсь в компании, но, в крайнем случае, пойду один.

— Ты не пойдешь один, — заверяю я его. — Слушайте все, — громко говорю я и быстро рассказываю всем о надвигающейся на Купол опасности и посвящаю всех в сумасшедший план Вани полностью прекратить обеспечение кислородом.

— И ты скрыла это от нас? — возмущено кричит Сайлас. Но, по крайней мере, он знал половину правды. Зонг, Дориан, Мод и Брюс до сих пор абсолютно ничего не знали. Я просто подумала, что у них и так достаточно проблем. К тому же ярость Сайласа сейчас уже также ничего не даст.

— Ты можешь как-нибудь в другой раз на нее наброситься. Сегодня мы говорим о том, что нужно предпринять, — говорит Квинн. Говоря это, он нисколько не похож на того парня, с которым я познакомилась две недели назад. У него появились стержень и цель в жизни.

Дориан язвительно ухмыляется.

— О да, давайте подумаем... как нам сначала спасти собственные жизни и жизни целого выводка детей, потом присоединиться к восстанию мятежников, ну и наконец, помешать Ваниной вооруженной милиции с помпой отправить Купол в преисподнюю, вместе со всеми жителями.

Я поднимаю булыжник и бросаю его в сторону Дориана. Его сарказм нужен сейчас в последнюю очередь. Речь идет о человеческих жизнях.

— Кто его кинул? — спрашивает он, потирая лоб.

— Жалко, что не я. Лучше заткнись, заспанный болтун, — ворчит Мод. — Я и Брюс знаем, как нам вытащить детей, у нас есть карта, чтобы найти воздух. Идите, спасайте мир, спасайте Беа, — говорит она.

Зонг поднимает руку.

— У нас нечего есть, почти нет кислорода и только одно оружие на всех. Я не представляю, как мы кого-то можем спасти.

— Мы должны, прежде всего, их предупредить. Давайте, пожалуйста, не будем забывать, что речь идет о тысячах человеческих жизнях, — говорю я.

— Большинство из этих людей второсортные. Это ваши люди, — добавляет Квинн.

— Как мы можем предупредить министерство, так, чтобы они нас не прикончили? — тихо спрашивает Абель, все еще делая вид, что впервые слышит о плане Вани. Если бы у меня было достаточно энергии, я бы поставила его на место. Если знала Джо, значит, знал и он тоже. Но сейчас тратить на это силы пока ни к чему.

— Я поговорю с отцом, — говорит Квинн. — Он на нашей стороне.

— А что, если это не так? Ты же видел, что он натворил в Роще. Что, если Беа ошибается относительно него и Оскара Кнавери?

— Тогда меня ,может быть, арестуют. Но, тем не менее, мой отец будет в курсе, он будет, по крайней мере, предупрежден, ничего не теряя.

— Я иду с Квинном, — говорю я. Ребенок на руках у Мод хныкает. Она пихает ему мизинец в рот, что, видимо, успокаивает младенца.

— Я тоже пойду с вами, — говорит Сайлас. — А вы, остальные, помогите Мод и Брюсу найти дыхательные приборы и сохранить жизни других. Вам придется каждому тащить по два ребенка.

— Без проблем, — говорит Зонг.

— Тогда все ясно, — говорит Сайлас. — А сейчас давайте немного поспим. С рассветом мы отправимся в путь.

Я иду к группе учредителей в поисках Лили, когда меня останавливает Абель.

— Министерство вряд ли примет тебя с распростертыми объятиями. Что, если Макс поймает тебя перед границей? — Я внимательно смотрю в глаза Абелю и спрашиваю себя, что я когда-то в нем нашла. Его поведение граничит с трусостью.

— Макс отомстит тебе, — говорит Джо. Во время всего путешествия она почти не проронила ни слова, но если ей по какой-то теме есть, что сказать, то это тема мстительности Макса.

— Нет, если я первая ему отомщу, — говорю я. На самом деле это чистое хвастовство, я готова в штаны наложить от страха. Рисковать — это конечно хорошо, но не с такими шансами на успех. Если так и дальше пойдет, как сейчас, то через несколько недель мы все останемся в прошлом.

И я не могу избавиться от мысли, что буду играть главную роль в нашей гибели.

ОСКАР

После второго дня, как правая рука Джада по подбору новобранцев, я полностью выжат. Вечером я хочу только поесть и затем сбегать к Беа, но когда я прихожу домой, Ниам бродит по кухне. У плиты на меня смотрит Венди взглядом, который я не успеваю идентифицировать, прежде чем Ниам бросается на меня.

— Все хорошо? — спрашиваю я.

— Нет, так не скажешь, — Ниам бросает мне мой Pad, который держала в руке.

— Ты пыталась дозвониться мне? Я, к сожалению, забыл его, — я бросил на него быстрый взгляд. Каким-то образом она смогла залезть в мои данные. Но что она могла найти? Я не посылал ни каверзных сообщений, ни с кем не контактировал, с кем не нужно. Я был крайне осторожен. — Как ты его вскрыла?

— У тебя уже очень долгое время один пароль, Оскар. Пикассо. Кроме того, это не вопрос. Вопрос в том, что делает фотография Беа Виткрафт в твоем Pad?

Я застываю. Дерьмо. На вокзале я сделал фото Беа, а она еще считала, что я должен ее удалить. Почему я просто не удалил его?

Венди дико мешает что-то в кастрюле.

— Хочет кто-нибудь кусочек? — спрашивает она.

— Итак? — спрашивает Ниам требовательно.

Я делаю шаг назад, открываю папку с фото на Pad и перелистываю картинки так беспечно, насколько возможно.

— Странно. Вероятно, еще со школы.

Ниам отнимает у меня Pad и увеличивает фото. Можно отчетливо узнать возбужденное лицо Беа, также как оранжево-красный закат солнца и пришедшее в упадок здание на заднем фото. — Я проверила дату и место. Ты сделал это в Пустоши. Прибереги свою ложь. Ты встретился с Беа? — я пристально смотрю на фото Беа и не говорю ни слова. Если я буду казаться тронутым, вероятно, она просто оставит это? — Итак, ты встретил ее? — спрашивает Ниам. — И вместо того, чтобы застрелить ее, ты фотографируешь ее. Что здесь вообще происходит?

— Да, я встретил ее. Но она больше не представляет угрозы. Она живет как Извергнутая и умрет там, снаружи. Я не смог просто так застрелить ее, Ниам. Я просто не смог. А ты смогла бы?

Конечно, я говорил риторически, так как я едва ли мог подумать, что Ниам могла бы убить кого-нибудь, она тыкает пальцем в лицо Беа на фото.

— Умереть должен каждый, кто участвовал в восстании и виновен в смерти папы. Если представится возможность, я застрелю ее, — ее лицо — стальная маска.

— Ужин? — спрашивает Венди. Она дрожит всем телом и у нее есть на то основания.

Я должен вывести Беа и других отсюда и лучше бы я сделал это вчера, чем сегодня. Если Ниам узнает, с кем она живет здесь под крышей, тогда мы подставим всех.

БЕА

Прошла уже неделя, с тех пор как мы теснимся в мастерской Оскара. Медленно, но верно ситуация ухудшается. Неделя без душа. Ведро с водой, тайно пронесенное Венди в мастерскую, тут же превращается в коричневую бурду. В воздухе стоит ужасный запах. Любой разговор превращается в дебаты, а Харриет и Гидеон постоянно вынуждены выступать посредниками в ссорах по поводу спальных мест.

Оскар сегодня запаздывает, но когда он, наконец, появляется, то выясняется, что ему снова нужно уходить.

— Все в порядке? — спрашиваю я.

— Ниам хочет ненадолго сходить выпить коктейль. Я не могу остаться, — говорит он, при этом не глядя мне в лицо. Скрывает ли он что-то?

— Одна из девушек больна. Она весь день никого не подпускает к ведру, — говорю я.

— Гидеон мне рассказал. Позже я попытаюсь принести медикамент.

— Спасибо. Я переживаю за нее. — Я удостоверилась, что никто не подслушивает. — Могу я быстренько принять душ? — спрашиваю я. Он смотрит на меня и чувствует неловкость

— Внизу?

— Мне надо ненадолго выйти, — признаюсь я.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Пожалуйста, — умоляю я. Я не могу больше подавлять отчаяние в моем голосе.

Он выглядывает на лестницу, затем похлопывает указательным пальцем по подбородку.

— У меня в спальне есть отдельная ванная комната, — говорит он.

— Отлично.

Его комната больше, чем квартира моих родителей. На одной из стен красуется огромный телевизор. Напротив стоят диваны с креслами, а в другом углу - громадная кровать. В ванной комнате есть большой душ, гидромассажная ванна и двойной умывальник. Эта экстравагантность возмущает меня, она совсем не подходит Оскару. Но так уж он живет.

— Полотенца в шкафу, — говорит он.

Я быстро принимаю горячий душ. Выйдя из ванной, я вижу Оскара, сидящего на кровати и роющегося в прикроватной тумбочке. Он подзывает меня.

— У меня есть кое-что для тебя, — говорит он. Я опускаюсь на кровать рядом с ним, и он протягивает мне отпечатанную фотографию меня и моих родителей. Я провожу пальцем по их лицам. Милая, изнуренная улыбка моей матери, щетинистый подбородок моего отца, их изношенная, плохо сидящая одежда. Я прижимаю фото к груди.

— Откуда это у тебя? — спрашиваю я. Украдкой я вытираю слезы.

— Я был в вашей старой квартире некоторое время, — говорит он.

— Ты постоянно меня удивляешь, — говорю я. Он не только как человек лучше, чем я могла себе представить, но еще и мой друг.

— Я искал также фотографию Квинна, но не нашел. А рыться и дальше в твоих вещах мне не хотелось.

Я закрываю глаза, чтобы представить Квинна, как вдруг кто-то нажимает на ручку двери. Оскар бросается на меня, кидает меня на кровать и закрывает меня своим телом. Он прижимается лицом к моему лицу. Инстинктивно я хочу его сбросить, но понимаю, что это для моей же защиты.

— Оскар, мы должны...

Это Ниам.

— Оскар? — Она смеется. — Этого я от тебя совсем не ожидала.

— Тебя не учили стучаться? Исчезни, — кричит он.

Я зарываюсь лицом в подушку, и вскоре дверь закрывается.

— Она ушла. — Когда он закрывает дверь на ключ, я сажусь и демонстративно вытираю рот рукавом. Неужели не было никакого другого способа спрятать меня от Ниам?

— Извини, — говорит он.

— Почему ты не закрылся?

Оскар садится рядом со мной на кровать и поворачивает меня к себе.

— Я же попросил прощения. И я не один из тех. Не в этом дело.

— Я знаю, — говорю я. Но все-таки меня это встревожило.

— Ты не можешь выйти отсюда, пока она не заснет, — говорит он. Я киваю, и он улыбается. Он протягивает мне пульт и встает.

— Пока можешь посмотреть какую-нибудь ерунду. Я принесу нам чего-нибудь выпить.— Он подходит к двери. — И закрой за мной.

Закрыв дверь, я беру фото с прикроватной тумбочки. Девушка на фотографии улыбается, думает, что все возможно. Девушка выглядит как я, но она мертва. Может быть, даже это и к лучшему, потому что в этом мире востребованы другие девушки. Девушки, которые не перекладывают ответственность за свою судьбу на других.

Я подхожу к двери и выглядываю наружу. Хрустальная люстра в коридоре безжалостно освещает каждый уголок. Затаив дыхание, я прислушиваюсь, нет ли поблизости Ниам. Убедившись, что все спокойно, я на цыпочках пробираюсь к лестнице. Первая ступенька скрипит, я перекладываю как можно больше веса на руки, которыми держусь за перила, и выжидаю. Всё тихо. Я делаю еще один шаг, затем другой, медленно крадусь вверх по лестнице.

Добравшись до двери, я осторожно стучусь. Никто не реагирует. Я пробую еще раз. Они что все спят?.У подножия лестницы вдруг появляется Оскар с бутылкой в руке.

— Что ты делаешь? — шепчет он. Я отмахиваюсь от него, в ярости от того, что он шел следом за мной, и стучу в последний раз. На этот раз дверь мастерской открывается, передо мной стоит улыбающийся мужчина. Я смотрю вниз на Оскара. Это была его заслуга? Поэтому он хотел удержать меня в своей комнате?

Сейчас уже поздно задавать такие вопросы. Жирная, потная рука затаскивает меня внутрь и бросает на пол.

Все стоят с поднятыми руками на другой стороне мастерской. Группа солдат направляет оружие на повстанцев, как команда, приводящая в исполнение приговор о расстреле. Некоторые из подростков тихонько всхлипывают. Меня тащат за ноги по комнате. Харриет ловит мой взгляд и хочет мне что-то сообщить, но я ее не понимаю. Высокий, худой мужчина смеется.

Я узнаю его по описанию Оскара: Ланс Вин, новый президент Купола. Из-за его спины вперед выходит Ниам. В руках она держит небольшой пистолет и направляет его прямо на меня, готовая в любую минуту нажать на курок.

— Беа Виткрафт? — спрашивает она. Поначалу она кажется приятно удивленной, но когда в ее голове выстраивается связь между сценой в спальне Оскара и моим присутствием и она складывает одно к одному, у нее глаза вылезают на лоб от удивления.

Вин потирает руки, как будто в предвкушении большого банкета.

— Чем дальше, тем лучше, — ликует он.

Ниам некоторое время стоит, просто уставившись на меня, затем берет себя в руки, качает головой, и идет к стопе одеял. Кончиками пальцев она поднимает одно из них, держит его на вытянутой руке перед собой и задумчиво смотрит на него.

— Это одеяло Венди, мне кажется. — Не очень убедительное представление.

Вин чешет подбородок.

— Разве сканирование отпечатков пальцев не настроено исключительно на твою компьютерную программу? — Только идиот не заметит, что Оскар вовлечен в это дело. Но Ниам не идиотка, ей понадобилось несколько секунд, чтобы придумать отговорку.

— Венди везде входит и выходит, как хочет, господин президент, — говорит она. Она лжет.

Солдаты толкают мятежников дулами винтовок по направлению к лестнице, где они должны встать в одну шеренгу. Но меня они оставляют на месте. Я поднимаюсь и прислоняюсь к стене мастерской.

Дверь открывается и входит Оскар. Солдат направляет на него винтовку.

— Что за..., — ругается Оскар. Он машет солдату, держащему его на прицеле. — Опустите оружие и скажите мне, что за игра тут ведется. — Президент выглядит невозмутимым, зато Ниам стоит как в воду опущенная. Никто толком не знает, как вести себя с Оскаром, что в свою очередь доказывает мне, что он не причастен к этой облаве. Я бы действительно не поверила, что он мог бы нас предать. Нет.

— На этой неделе Венди около двадцати раз поднималась и спускалась по лестнице. А когда тебя не было, я слышала, как кто-то чихал, — лепечет Ниам в бессмысленной попытке искупить вину за предательство собственного брата. — Я это и хотела тебе сказать, когда зашла в твою комнату, — говорит она, косясь на меня.

Оскар подходит ко мне и поворачивает меня лицом к свету.

— Беа Виткрафт? — спрашивает он.

Ниам смотрит на Оскара и на меня и зажимает рот рукой.

— Что нам с ней делать? — спрашивает она сквозь пальцы. — Она так запросто бродила по нашему дому, могла бы убить нас в наших же кроватях.

— Обвинить в государственной измене, — спокойно говорит Оскар, все еще глядя на меня. Надеюсь, он знает, что делает.

— Если ее признают виновной, ей грозит смертная казнь, — говорит президент. Он держится в стороне, только наблюдает. Оскар не подает виду, так же как и мятежники. Если бы я его не знала, то подумала бы, что он бросает меня в беде.

У Вина дергаются уголки губ.

— То, что мы схватили их в твоей мастерской, создает не очень радужную картинку, дорогой Оскар. Но если ты готов, послать этих выводков на смерть, то министерству будет гораздо легче поверить в твою непричастность к этому делу. — Он разводит руками, охватывая все помещение.

— Арестуйте меня, если я, по вашему мнению, замешан в этом. Я с радостью отвечу на ваши вопросы, — говорит Оскар с необъяснимым выражением лица.

Ниам смотрит на солдат.

— Идите в соседний дом и арестуйте нашу служанку. — Солдаты смотрят на президента, он кивает им. Ниам несет вздор дальше. — И уберите этих КРЫС из моего дома. — От истерики у нее почти срывается голос.

Женщина-солдат связывает мне руки кабелем и приставляет ко мне холодное дуло своей винтовки, чтобы отвести меня следом за другими мятежниками вниз по лестнице. Неожиданно я обнаруживаю Ниам рядом с собой. Она хватает меня за руку и резко разворачивает.

— Ты поплатишься за то, что случилось с моим отцом, — злится она и толкает меня на последних ступенях вниз. Я приземляюсь на лицо и чувствую на губах вкус крови. Я перекатываюсь на спину и вижу в ярком свете люстры ее лицо надо мной, на котором написано глубокое презрение ко мне.

Пару недель назад прикосновение рук Ниам заставило бы меня завизжать. Однако теперь я поднимаюсь на ноги и встаю напротив нее, нос к носу. Харриет хочет меня оттащить, но я не дам так просто от меня избавиться, не сегодня.

— Ты не запугаешь меня, Ниам, — говорю я.

— Но ты, черт побери, должна бояться, — говорит она.

Я пожимаю плечами.

— Если тебе во что бы то ни стало хочется сделать мне больно, то это твой личный выбор.

Но то, как мне реагировать, я решаю все еще сама. И я больше ни перед кем не буду становиться на колени.

ОСКАР

Я шагаю взад-вперед по маленькой улочке в зоне 3, в ожидании Джада. Уже в третий раз я проверяю Pad. Между жилыми зданиями видна только тонкая полоска света. Мрачнее некуда. Трудно поверить, что Беа провела здесь всю жизнь.

— Заседание сената затянулось, — слышу я Джада с другого конца улицы. Большими шагами он подходит ко мне и протягивает руку. — Они тебя преследовали?

— Двое солдат. Мне удалось уйти от них в зоне 2. Беа в порядке? И что с Венди?

Я всю ночь не сомкнул глаз от переживаний. Хотя Ниам все знает, я не могу заговорить с ней на эту тему. С тех пор как Беа схватили в моей мастерской, она больше и рта не открыла. Мне еще повезло, что она не выдала меня.

— Ланс Вин предложил провести процесс без привлечения общественности, с последующей публичной казнью Венди и всех остальных из мастерской. Никто не был против.

— Нам нужно их остановить, — говорю я.

Джуд снимает шапку и чешет затылок.

— У меня семья, Оскар. Я пришел сюда не затем, чтобы строить с тобой планы по их спасению. Я здесь, чтобы сказать тебе, что я не у дел. Я обеспечил мятежников кислородными баллонами и доступом в квартиру в зоне 2, — Ни слова сожаления.

Как может человек, знающий толк в защите Купола и командовании армией, так просто прекратить борьбу. Я смотрю на него, разрываясь между гневом и разочарованием.

— А солдаты, которых ты обучаешь?

— Будут завтра распущены по причине непригодности.

— Как ты только можешь быть таким трусом? — А я-то думал, что он изменился.

Но мои слова он пропускает мимо ушей. Он надевает шляпу и поправляет ее.

— Может быть, ты поймешь меня, когда сам станешь отцом.

— Я не сдамся, — говорю я.

Он разворачивается, чтобы уйти, как вдруг по всей зоне 3 раздается вой сирен, доносящийся и до нашей улочки. Джад бьет по стене.

— НЕТ! — кричит он.

— Что случилось? — спрашиваю я. Инстинктивно я достаю из-за пазухи пистолет и снимаю с предохранителя.

Джад тянет меня вверх по улице.

— Пограничная тревога, — говорит он. — На Купол напали.

Джад созывает всех солдат, мятежников и немятежников и собирает их в спортивном зале. Все одеты в униформу, так что я не могу отличить их друг от друга. От их нервной болтовни вибрируют стены.

Джад подносит мегафон ко рту.

— Купол обстреливают. Мы не знаем кто, но мы должны держаться вместе.

Робин, вернувшаяся с пустоши, стоит рядом со мной.

— Еще одна никуда не годящаяся война. Я уже сыта по горло. — Она исхудала, под глазами у нее темные круги.

— Я думаю, сейчас все серьезно, — объясняю я ей. Мне бы хотелось, чтобы это было не так. Мне бы хотелось, чтобы эти рекруты были задействованы для того, чтобы что-то изменить в Куполе, вместо того, чтобы вводить их в бой, который никогда не был их боем.

— Многие из вас боятся и не имеют опыта. Со мной было бы то же самое на вашем месте, но вы должны быть сильными. Мы будем держаться вместе... и жить. — Он запинается. — Вы готовы?

Он кричит, пытается взбодрить труппу, как недавно в Роще. Тишина в зале громко звучит у нас в ушах.

Они не готовы, даже частично. Но это больше никого не интересует. Мы идем и боремся. Министерство и мятежники, бок о бок.

И прямо сейчас.

КВИНН

Купол — все еще маленькое пятно на горизонте, когда мы слышим удары. Серебристо-серая пыль поднимается над городом. Если мы доберемся слишком поздно, я никогда не прощу себе этого. Никогда.

— Нам нужно поспешить, — говорю я, и Алина сразу прибавляет темп, перепрыгивает через гитару без струн и тонны другого железного хлама.

Я хотел бы, чтобы я мог бежать быстрее. Сайлас и Алина постоянно ждут меня, но затем сразу же продолжают движение, не оставляя мне времени для отдыха, и это не очень помогает.

Не то, что я хотел бы задохнуться. Мне нужно добраться до Купола. Мне нужно сказать отцу, что пробил час, и я должен добраться до Беа.

Чем ближе мы подходили, тем яснее было видно Купол впереди, также как и его подсоединенные системы регенерации.

— Они все еще работают, — говорю я. Из труб устройства поднимаются четыре столба дыма.

Алина останавливается.

— Что? — обеими руками она убирает волосы с лица. Хотя она совершенно вспотела от гонки, но ее уши красные от холода.

Я слишком сильно пыхчу, чтобы повторить. Поэтому я просто показываю туда, и она кивает, чтобы догнать Сайласа. Едва она нагоняет его, они останавливаются и смотрят в небо. Воздух вибрирует. Но такого не может быть. Но происходит.

В небе появляется Цып с пушками наготове. Разве мы не заслужили немного удачи после всех наших стараний? Но такова жизнь, и теперь не время для детского приступа бешенства, так как все так страшно неправильно. Мы просто должны двигаться быстрее.

Не прошло и получаса, как мы находимся всего в нескольких метрах от стеклянных стен Купола, где прячемся за внедорожником с открытым верхом и дымящимся мотором. Никто не замечает нас, так как охрана, которая наблюдает за Куполом, теперь распределились в четыре ряда перед границей. Рядом с ними стоят несколько заведенных танков и горстка солдат, которые спешат внутрь Цыпа. Воздушные машины не растрачивают мыслей.

— Мы опоздали? — спрашивает Алина.

— Не имею ни малейшего представления, — высказывает свое мнение Сайлас, и там появляется Цып впереди над Куполом. Без предварительного предупреждения он начинает стрелять по солдатам.

— Это Макс! — ревет Алина, перекрикивая вращающиеся пропеллеры Цыпа.

Танки на земле поднимают свои пушки и отвечают на огонь. Солдаты разбегаются. Многие из них ложатся на землю, и одного из них панцирь разрывает на куски. Цип разворачивается и возвращается, но на этот раз он игнорирует армию и стреляет в одну из вырабатывающих кислород установок. В самом низу устройства появляется дыра, но трубы все еще исправны.

Из одного танка появляется фигура, поднимает стекло шлема и держит у рта мегафон.

— Назад в ячейки! — лает он. Однозначно голос моего отца. Но почему он держит солдат у границы? Он что, не видит, что там происходит? Никого не интересует граница. Цыпы министерства должны быть в воздухе. Танки должны атаковать Цып Вани, чтобы он не мог охотиться на установки в воздухе.

— Это мой отец, — кричу я. — Мы должны сказать ему, что они планируют, — Цып исчезает и все становится тихим.

— Сейчас или никогда, — говорит Сайлас. Он вытаскивает белую футболку из рюкзака. — Сойдет, — говорит он. Он встает и на глазах у всех бросается на глазах у всех к моему отцу, махая белой рубашкой. Теперь солдаты, которые покинули свое расположение, поднимают оружие. Они не стреляют, а бегут навстречу.

Я машу как сумасшедший и бегу к своему отцу, который опускает винтовку и начинает двигаться ко мне.

— Отец! — воплю я. — Папа!

Но прежде чем я успеваю добраться до него, два солдата бросаются ко мне и роняют меня на землю. Я смотрю наверх. У Алины сползла маска, Сайлас на земле и прижат ногой между лопатками. Алина не сопротивляется. Она научилась дышать? Но больше я не вижу ничего, так как поцарапанные черные сапоги загораживают обзор.

— Квинн? — это мой отец.

— Да, — каркаю я.

— Отпустите его, — приказывает он солдатам. Я встаю на ноги и отряхиваю пыль, пока солдаты отступают, ничего не понимая, и опускают оружие. Это более чем очевидно, что это нападение застало их врасплох.

— Они метят в воздухопроизводительные установки, — сообщаю я отцу. — Хотят прервать снабжение кислородом.

— Черт побери, — сердится отец, видя, как вновь появляется Цып и обстреливает землю, вспахивая камни и валуны. Я бросаюсь на землю и прикрываю голову руками. Цып снижает высоту и уноситься прочь, как будто играя с нами. Не тут-то было. Они пытаются попасть в настоящую цель.

Отец лежит рядом со мной. Затем встает на ноги и помогает подняться мне.

— Ты должен взорвать Цыпы, — говорю я ему.

— В них кто-то поковырялся. — отвечает он. Он прижимает мегафон к воздуховыпускному вентилю своей маски. — Подразделение Браво перебазируется к воздухоочистительной установке на севере. Юлия и Ромео на юг, Зулу-восток, Танго-запад. Дельта остается на границе. В двойном темпе, МАРШ! — Он смотрит на Алину и Сайласа, которых все еще удерживают на земле. — Это мятежники, — объясняет он растерявшимся солдатам, которые с раскаивающимся видом помогают Сайласу встать, а Алине возвращают маску. Это должно быть двое новых рекрутов, нанятых для борьбы с министерством, а не для его поддержки.

— Дайте нам толковое задание, — говорит Алина.

— Сюда,- говорит мой отец, и мы спешим к границе. Сжимаясь, мы проходим через вращающиеся двери в туннель. Кто-то догоняет нас сзади и хватается за моего отца.

— Джад? — Это Оскар.

Увидев меня, он хлопает меня по спине.

— Тебе удалось, — говорит он.

— Они хотят разрушить сооружения для выработки кислорода, — сообщает мой отец Оскару, который засучивает рукава.

— Что мы можем сделать? — спрашиваю я.

— Если дойдет до рационирования воздуха, то в первую очередь будут отрезаны квартиры второго класса и тюрьма, — говорит мой отец. Он достает из сумки связку ключей. — Мятежники в тюрьме, в том числе и Беа. Меры по обеспечению безопасности там, скорее всего, сейчас слабые. А Джаз в больнице. Ты найдешь? — Я киваю.

— Есть ли какая-нибудь возможность того, что каждый получит на всякий случай баллон с кислородом? — спрашивает Алина.

— Еще нам нужны саженцы, — добавляет Сайлас. Он не смотрит в лицо моему отцу, и я его очень хорошо понимаю. У меня самого это кое-как получается, после того, что он сделал.

— В исследовательских лабораториях у нас есть гербарии. — Мой отец потирает лоб. — У них только один Цып?

Алина пожимает плечами.

— Мы пробыли там не так долго, что выяснить это. Но у них сильная милиция.

Земля снова трясется. Женщина-солдат подбегает к нам.

— Господин генерал, некоторые подразделения уже начинают распадаться. Мы ожидаем приказаний.

— Позаботьтесь о том, чтобы объект на юге был защищен. Там находится диспетчерская вышка, — поручает ей отец. Затем он смотрит на нас. — День икс, — говорит он.

— Мне пойти с тобой? — спрашивает меня Оскар.

— У него все получится, — говорит Алина. — Или нет? — Ее глаза цвета стали сверлят меня насквозь. — Вооружите нас, — приказывает она моему отцу.

— С удовольствием, — говорит он и передает винтовку Сайласу, который сначала смотрит на оружие, затем на моего отца и кивает. Мой отец берет оружие у женщины-солдата и отдает его Алине.

Он протягивает мне руку. Я хватаю ее и так мы стоим какой-то момент, не отводя взгляд друг от друга.

— Как это всегда происходит... — он останавливается. Сайлас уходит. Алина следует за ним. — Ты — смелый человек, Квинн, — говорит он. Это не извинение, однако, это то, что он может мне дать.

— Теперь-то не драматизируй, — говорю я, подшучивая. Я отпускаю руку и бросаюсь в Зону 1.

БЕА

Должно быт,ь прошел минимум один день с тех пор как они бросили меня в герметичную камеру без окон. Я не ела и не пила, а мои руки и ноги привязаны к стулу.

Несколько часов назад я описалась. Воняет ужасно, и я ерзаю на сидении, чтобы облегчить неприятное чувство хоть как-то. Я не буду ныть здесь, чтобы они поверили в конец, что измотали меня.

Я пытаюсь освободить руки, но только сдираю кожу на моих красных, изрядно потертых запястьях. Когда треск сообщает мне, что охрана открывает дверь, я останавливаюсь.

Охранник держит дверь, а Ниам Кнавери входит внутрь. Она смотрит на меня, как будто ее вырвет.

— Здесь воняет, — говорит она. — Ты описалась? — если бы я могла, я бы сообщила ей, насколько мне насрать на ее разговоры. За смрад здесь в ответе она, а не я.

После короткой паузы появляется Ланс Вин. Он держит руку у носа. Уже почти смешно, что, как и она, он находит это отвратительным.

— Дай нам пять минут, — поручает он часовому, который кивает и исчезает с ключами на его поясе в коридоре.

— Я ничего не сделала, — говорю я.

— Мне так не кажется, — пренебрежительно выплевывает Ниам.

— Твой отец убил моих родителей. У меня есть все основания ненавидеть тебя, — объясняю я ей, несмотря на то, что тогда должна была бы ненавидеть и Оскара, а я не могу. Ни один из них не имеет отношение к тому, кем был Кейн Кнавери.

Вин встает рядом с Ниам и потирает нос большим и указательным пальцем.

— Если насчет меня, нам не нужно ходить вокруг да около. Джад Каффри сообщил, что положение не обостряется. Время действовать, — он встает передо мной и прижимает свою потную лапу ко рту. — Мы считали, что уничтожили большую часть вас, когда разрушили Рощу. Кто же тогда атакует нас теперь?

— Снова восстание в Куполе? — спрашиваю я. Квинн тоже снаружи? Мог ли он быть здесь? Я чувствую слабый проблеск надежды. — Если вы такой жестокий парень, почему вы не стоите тогда там, снаружи, и не сражаетесь сами против злодеев?

Он отвешивает мне звонкую пощечину. Стул падает назад и ударяется о землю. Я приземляюсь на зафиксированные сзади запчасти и вынуждена стиснуть зубы, чтобы не закричать. Я переворачиваюсь на бок и пытаюсь пошевелить запястьями.

Ниам сжимает губы.

— За этим стоит Венди?

— Или это был Оскар? — добавляет Вин.

Ниам вздрагивает.

— А я все же думаю, что Венди подготовила это новое нападение на Купол, — говорит она поспешно, чтобы не позволить мне сказать хоть слово. — Нам нужно было просто отключить сюда подачу кислорода и оставить ее задыхаться, — Вин надо мной пожимает плечами. Ему совершенно все равно, что со мной произойдет.

Шум в коридоре заставляет меня застыть. Очередной солдат подходит к двери. От моего взгляда он тяжело глотает.

— Вас ожидают в комнате заседаний, господин Президент, — сообщает он.

Вин поворачивается к Ниам.

— Скажи им, что я сейчас подойду.

— Да, господин министр, — говорит она. Она отвешивает мне еще один маленький пинок.

— Я ничем не отличаюсь от тебя, Ниам, — говорю я. Это ни попрошайничество, ни мольба о помощи, но я даю ей шанс поступить правильно.

— Нет, Беа, — говорит она. — Мы с самого начала были разные и это часть проблемы. Ты и твои террористы просто не хотите допустить вероятность, — она покидает камеру, и дверь за ней захлопывается.

Вин нагибается рядом со мной и гладит меня по лицу тыльной стороной руки. Я пытаюсь укусить его. Смеясь, он оттягивает руку. Я добыча, и я слишком хорошо это чувствую. Я кричу со всей силы, чтобы выбить его из колеи, и умолкаю только, когда динамик на стене сообщает о тревоге и начинает гореть красная лампа.

— Такого же просто не может быть, — говорит он.

— Чего не может быть?

Он смотрит на меня вниз.

— Это воздушная тревога, ты знаешь это также хорошо, как и я. Мятежники, должно быть, повредили трубопровод. И ты заплатишь за то, что связана с этим.

— Трубопровод?

— Они должны были бы подумать, что из тюрьмы и квартир вторых классов в первую очередь откачают воздух, — он спешит к двери.

— И вы просто оставите меня здесь? — спрашиваю я. Я не боюсь умереть, слишком часто встречалась со смертью, чтобы вытеснить неизбежность, а удушение вообще неизбежно, но умирать в одиночестве я не хочу. Кто-то должен пережить со мной этот последний момент. Я заслужила это, по крайней мере, не так ли?

Вин сопит и нажимает на кнопку двухсторонней связи. Он ждет несколько мгновений и затем дергает за ручку двери. Напрасно. Он откашливается и снова пытает счастье с системой двухсторонней связи.

— Я готов выйти, — говорит он в маленький ящик, нахмурив лоб.

Я кашляю, так как воздух стал более разряженным в камере.

— Что, если никто не придет? — подкалываю я его. — Разве всех не собирают при нападении? Не убегает ли охрана в панике, когда узнают, что воздух откачивают?

Он прижимает руку к груди и затем стучит двумя кулаками в дверь камеры.

— Выпустите меня! — кричит он. Я полностью сконцентрирована на том, чтобы по возможности медленней и глубже дышать, как морской прибой, который накатывает на берег. Он держит ухо у моего рта. — Что это за трюк? — спрашивает он. Его дыхание становится лихорадочным.

— Это не трюк, — говорю я. — Мне достаточно воздуха, совершенно просто.

— Вытащите меня отсюда! — он становится бледным, как мел, бьется об дверь и широко раскрывает рот, чтобы всосать столько воздуха насколько это возможно. — Горит, — каркает он и начинает хрипеть.

Последний раз его палец нажимает на кнопку рации, прежде чем, пыхтя, он опускается на землю. Он начинает задыхаться и опрокидывается без сознания. Я еще вижу, как его грудь поднимается и опускается. Он еще будет жить какое-то время. Но только какое-то время.

А я остаюсь спокойной настолько, насколько это возможно лежать на полу и экономлю кислород. Воздух очень разряжен, но его достаточно для выживания. Мне, по крайне мере.

На какое-то время.

АЛИНА

Теперь три устройства регенерации, линии которых еще исправны, прикрываются всеми дивизиями, на вышках засели снайперы.

— Мы тоже можем стрелять, — объясняю я Джаду Каффри. Он коротко кивает, как будто он и так знал об этом, и показывает на северное устройство.

— Идите с Оскаром, — говорит он.

Мы мчимся к сооружению и перескакиваем временную баррикаду из мешков с песком. Солдат у двери узнает Оскара и позволяет нам пройти, и мы уже поднимаемся на быстром лифте наверх.

Уши закладывает, я могу думать только о своих тете, дяде, Беа и Джаз, которые задохнутся, если мы не сможем противостоять милиции Секвойи в разрушении трубопровода. Именно это было самым большим страхом министерства, ясное уязвимое место при террористическом нападении, а в Роще мы смеялись над их паникерством.

На самом верху мы спешим из лифта на балкон, где ложимся на живот и осматриваем территорию через оптический прицел наших винтовок. На западе находится милиция Вани в непосредственной близости к устройству.

Временами один из них падает на землю, но мертвых и раненных просто затаптывают ногами. Солдаты министерства находятся под прикрытием мешков с песком и открывают огонь из всей амуниции, что, кажется, не очень волнует людей из Секвойи.

Справа от меня снова появляется огромный Цып, облетая Купол. Он снова начал обстреливать наше устройство, и через несколько секунд все стены начинают качаться. Сайлас, Оскар и я пристально смотрим друг на друга и задаемся вопросом, обрушится ли штуковина вместе с нами. Но повреждения, кажется, только поверхностными, и вскоре здание снова успокаивается.

Оскар толкает меня локтем.

— Чего ты ждешь? — спрашивает он. В его глазах читается что-то непреклонное, война стала для него обыденной.

Я снова всматриваюсь в оптический прицел. Чтобы уклониться от летящего мусора, некоторые солдаты министерства отошли в сторону, открыв при этом дыру в защите для милиции Вани, где они могли прорваться через мешки с песком. Слышны выстрелы.

Один из секвойенцев бросает солдата на землю и снова и снова бьет его головой об землю. Мой живот съеживается. Я целюсь и нажимаю. Милиционер отпускает солдата и держится за бок. Затем он снимает шлем. Это не какой-то там солдат. Я убила Урен. Как тяжелая железная груда, она падает на землю. За несколько минут ее приятели затоптали ее ногами, и если раньше она и не была мертва, то теперь точно.

— Я убила Урен, — говорю я Сайласу.

Он хмуро смотрит.

— Она или твоя семья, так сейчас.

Я ненавижу то, что он прав. Ненавижу убивать и сравнивать ценности жизни разных людей. Когда же это закончится? Должен быть конец, я сама, в конце концов, больше не могу. Я больше не выдержу в этом мире.

— Они слишком близко к башне. Я не могу больше правильно прицелиться, — говорит Оскар поднимаясь. — И если они проникнут вниз, то смогут подняться по пожарной лестнице в контрольное помещение. Тогда мы никогда не сможем вытурить их назад.

Мы вскакиваем и следуем за ним. Оскар был солдатом министерства, в которого я стреляла всего пару недель назад во время нападения на Рощу? Я — вертишейка, которая сговорилась с врагом, становится мне ясно. Но сегодня мы должны бороться вместе плечом к плечу, чтобы защищать Купол и всех, кого мы любим.

И это кажется правильным.

КВИНН

Сирена устраивает в первой зоне адский скандал и, наверное, в остальном Куполе подобная ситуация. Улицы осиротели. Премиум, должно быть, окопались дома или в административных зданиях. Как долго это продолжится, пока там не останется воздуха?

В окнах на улице я замечаю прижатые к стеклу лица. Никто не осмеливается выйти наружу.

Я проверяю показатели баллона. Низкий, но для начала достаточно. Хочется надеяться.

Я бегаю на короткие дистанции по широкой дороге в направлении здания суда, так как там живет Беа.

И с ней все в порядке.

Это так.

Я знаю это.

БЕА

Кожа Ланса Вина поменяла свой цвет: из розовой стала синей. Еще чуть-чуть, и я буду выглядеть так же. Я вытесняю каждую мысль и концентрируюсь на дыхании. Досчитать до десяти, снова вздохнуть, сохранить немного кислорода в клетках. Воздух такой разряженный, что каждый вдох мучителен. Моя голова готова расколоться.

Я открываю глаза и смотрю на мигающий красным свет на потолке. В этот момент врывается Ниам.

— Оставь дверь открытой, — хриплю я сквозь рев сирен, звучащий из громкоговорителей. Она не слышит меня, и вот дверь снова закрыта.

— О нет! — Ниам смотрит на бездыханного Вина, лежащего на полу, и толкает его ногой. — Что ты сделала? — Она хватается за горло. — Воздух, — говорит она. — Я не могу... — Она не договаривает из-за приступа кашля. Ее взгляд, направленный на меня, полон одновременно ненависти и страха. Я живу, а Ларс Вин нет. — Караульные просто напросто покинули свои посты, но мы разберемся с этим... когда все нормализуется, — говорит она.

Она подходит к переговорному устройству, собираясь нажать кнопку, как вдруг до нее доходит. Хрипя, она внимательно смотрит на меня, и мною овладевает нехорошее предчувствие, что мне придется наблюдать и за ее смертью. Она тянет за ручку и дверь открывается. Ниам вскрикивает, также как и я. На пороге стоит Квинн.

— О, Беа! — он толкает Ниам в сторону и спешит ко мне. Он обхватывает лицо, смотрит на мертвого Вина, затем на меня и мои стертые запястья. — Ты в порядке? Мне очень жаль. Мне очень жаль.— С помощью ножа он освобождает меня и помогает подняться на ноги. Затем он снимает маску и целует мои ладони у основания большого пальца. — Я знал, что ты выдержишь, выдержишь и покажешь всем, как обстоят дела, — говорит он.

— Ты здесь! — Я обвиваю его шею руками и обнимаю так сильно, что ему, наверное, больно. Он осыпает меня поцелуями в губы, лоб и шею, затем нежно надевает мне маску. На какое-то мгновение я забываю, как противно сейчас выгляжу. — Мы должны найти Оскара и твоего отца. Они помогут нам.

— Не впутывайте сюда моего брата, — говорит Ниам. Она придерживает дверь, чтобы запустить немного кислорода. Если она сейчас уйдет, то мы с Квинном пропали. Мне нужно вовлечь ее в разговор.

— Оскар на нашей стороне, Ниам. Ты знаешь это. — Я встаю на ноги.

— Вы настроили его против нас, — кричит она.

— Нет, это не так. Он присоединился к нам по своей воле, и ты тоже могла бы. — Аварийная сигнализация, не переставая, издает резкий, пронзительный звук.

Ниам краснеет.

— И стать такой же, как ты? — Попытка сделать так, чтобы она добровольно перешла на нашу сторону, не удалась. Я бросаюсь на нее, толкаю на пол и бросаюсь к открытой двери, чтобы она не закрылась. Ниам царапает мне лицо. Ну и пусть. Я поднимаю руку, и Квинн помогает мне встать. Он тащит меня в коридор, прочь от мерцания красного света.

Ниам с трудом поднимается на ноги.

— Вы еще об этом пожалеете.

— Нет, я так не думаю, — говорю я.

По ее взгляду я вижу, что ей есть еще много чего сказать, но вместо этого она убегает по коридору, зовя солдата, который никак не появляется.

— Купол обстреливают, — говорит Квинн.

— Тогда нам нужно поторопиться. — Я выхватываю у него связку ключей и открываю камеру напротив. В углу, съежившись, сидит Олд Ватсон. Я даже не знала, что они посадили его за решетку. — Ватсон! — Я опускаюсь на пол и трясу его. Никакой реакции. Я прикладываю ухо к его лицу, но не слышу дыхания. Это из-за меня он попал в тюрьму или из-за своего растениеводства?

Я срываю с Квинна маску, прикладываю ее к носу Олда Ватсона и выпрямляю его ноги, чтобы он лег на спину. Пытаюсь сделать массаж сердца, переложив свой вес на руки, в то время как Квинн тянет голову старика назад и делает ему искусственное дыхание.

Один раз. Второй.

Однако ничего не происходит.

— Дыши, черт побери! — Я снова давлю.

Квинн встает.

— Не получается, Беа. Нам нужно выбираться отсюда. — Он не понимает: Олд Ватсон спас меня тогда, когда я сама уже потеряла волю к жизни. Я не оставлю его тут лежать.

— Еще одна попытка, — говорю я и кладу свои руки на грудь Олда Ватсона. Я делаю массаж сердца как по учебнику, один к тридцати. Квинн снова опускается на колени и дует ему в рот, наполняя его кислородом.

И это срабатывает! Олд Ватсон начинает дышать. Я убираю оставшиеся пряди волос, упавшие ему на глаза, и он поднимает веки.

— Ничего не говори, — говорю я и помогаю ему встать.

Я бросаю Квинну ключи.

— Остальные камеры.

— Ты справишься? — спрашивает он.

— Да, — говорю я. — Конечно, я справлюсь.

КВИНН

Беа, Олд Ватсон, около тридцати мятежников и я убегаем из здания суда. Улица полна испуганных, в панике снующих вокруг, второсортных, в большинстве своем вооруженных. Парень моего возраста пробегает мимо меня, но я останавливаю его.

— Что здесь случилось?

— Эти сволочи откачали кислород в квартирах зоны 3. — Он вырывается и бежит дальше. Из громкоговорителей доносится автоматически повторяющееся раз за разом сообщение. "План по рационированию воздуха, этап 3 в действии. Просим Премиум не покидать своих домов. План по рационированию воздуха, этап 3 в действии. Просим Премиум не покидать своих домов".

Мы обмениваемся нервными взглядами, когда отец Сайласа, Гидеон, обращается ко мне.

— Нам нужны кислородные баллоны.

— Туда, — говорю я.

— Куда мы направляемся? — Он идет в ногу со мной.

— В научно-исследовательскую лабораторию.

Мы спешим вверх по улице, которая стремительно пустеет, потому что все больше второсортных пытаются, перелезая через заборы и высокие стены, проникнуть в дома первосортных. Царит сущий хаос: выбиваются стекла, раздаются выстрелы. Я притормаживаю.

— Мои братья, — говорю я.

Гидеон качает головой.

— Сейчас нет времени.

— Я заберу их, — решительно говорю я.

— Хорошо. Встретимся через час на границе. Дай мне ключи, я сам найду баллоны, — отвечает Гидеон. Я бросаю ему связку.

— А что с Джаз? — спрашивает Олд Ватсон. Хотя он стоит рядом со мной, такое ощущение, что его голос слышится откуда-то издалека. Он выглядит намного бледнее и дряхлее, чем несколько дней назад. Он не создан для таких акций. Но опять же, кто из нас создан для них?

— Больница недалеко. Я заберу ее, — говорит Беа, собираясь броситься бежать. Но я хватаю ее за плечи.

— Мы снова собираемся все делать в одиночку? — сетую я. Этого не было в планах. В планах было найти Беа и больше никогда не выпускать ее из глаз.

Она улыбается.

— Некоторые вещи важнее нас самих, — говорит она, и я целую ее. Миллионы вещей могут быть важнее нас, но мне ничего не приходит в голову, что могло бы быть важнее нее. — Через час на границе, — повторяет она.

Второсортные, вооруженные разбитыми бутылками и чугунными трубами, пробиваются на мою улицу. Я несусь мимо них вверх, к нашему дому. Мои братья и мать сидят перед телевизором и смотрят новости, где показывают взрывы и вздымающиеся клубы пыли.

Леннон смотрит на меня и кивает. Кейн делает то же самое. Одновременно поняв, что меня вообще-то здесь быть не должно, они вскакивают с места и бросаются ко мне.

— Квинн, неужели это ты? — спрашивает Кейн. Он по-боксерски толкает меня в бок. Моя мать оборачивается тоже. От удивления у нее отпала челюсть.

— Я же тебе говорил, что он жив, — говорит Леннон. Я целую его в лоб, а Кейна прижимаю к себе. Мне их так не хватало.

Моя мать идет ко мне, переваливаясь с боку на бок, опираясь на спинку дивана.

— Мы уходим,— говорю я.

— О, Квинн, мой любимец. — Она обхватывает мою руку, но ее глаза ничего не выражают.

— У нас есть две минуты, до того как сюда ворвутся второсортные, — говорю я. На улице что-то взрывается, и моя мать испуганно вскакивает. Скорее всего, только одна минута. — Вперед!

Моя мать покровительственно улыбается.

— Мы здесь в безопасности. Не переживай за нас. — Она пытается оторвать от меня близнецов, но они еще сильнее цепляются за меня. Не то, чтобы им было лучше со мной, чем с ней, но если они пойдут со мной, то мне, по крайней мере, удалось бы их спасти.

— Они пойдут со мной, — говорю я. — Никаких дискуссий. Ты пойдешь с нами? — Я не хочу, чтобы она умерла, все-таки она моя мать.

— Ты вообще понимаешь, что ты натворил? Твой отец сам не свой, с тех пор как ты... — Большим и указательным пальцами она надавливает на веки, лихорадочно дышит и держится за живот.

— Мама? — спрашивает Кейн. Я держу его еще крепче. Это все только шоу.

— Ты разрушил нашу семью. — Она начинает всхлипывать, по ее щекам текут слезы. Но она плачет не обо мне.

—Я возьму продукты и баллоны с кислородом, — говорю я.

— Бери, что хочешь, только, пожалуйста, оставь мне моих мальчиков, — жалобно хнычет она. В окно гостиной залетает камень, и она вскрикивает, затем падает на колени, прикрывая голову руками.

— Идите, собирайте свои вещи! Быстро! — Я подталкиваю братьев к лестнице. — Мама, мы должны пойти все вместе, — умоляю я. Я не могу оставить ее здесь мародерствующей толпе граждан второго класса.

Она смотрит на меня, лежа на полу.

— Ты сам выбрал себе такую жизнь. Не пытайся всех нас тащить за собой. — Еще одно окно разбивается и на диване приземляется отвертка. — Что там происходит? Мир совсем сходит с ума.

Я поднимаю ее с пола.

— Мир меняется, больше ничего. И ты должна меняться вместе с ним.

— Они сломают весь мой красивый дом, — жалуется она.

— Ты должна упаковать кое-какие вещи. — Я толкаю ее по коридору в спальню.

Затем бегу вниз по коридору в подвал, где я беру столько кислородных баллонов, сколько могу унести. Кейн и Леннон уже стоят с рюкзаками вверху у основания лестницы. Они готовы бросить все и следовать за мной.

— Мама! — кричу я.

Она появляется, одетая в пальто из плотной ткани. Ее ярость рассеялась, как дым. Постанывая, она держится за живот.

— Я рожаю, — говорит она.

БЕА

Я предоставляю моим коллегам-мятежникам опустошать центральный командный пост, а сама направляюсь в больницу на границе между зонами один и два. Содержание кислорода в воздухе заметно снижается, но все же лучше, чем в камере. Я двигаюсь быстро, мимо бушующей толпы людей, пока не попадаю в узкую, боковую улицу, где двое мальчишек дерутся за маленький дыхательный аппарат.

Я ловко прибираю его к рукам, надеваю маску на лицо и обращаюсь в бегство. Они ругаются мне вслед, но я быстрее и сильнее. Несмотря на жжение в ногах и одышку, я воспринимаю этот бег как маленькую победу над министерством.

Огромное, белое здание клиники занимает почти весь квартал. Домик привратника пуст, ворота открыты настежь. Запинаясь, я бегу вверх в осиротевший холл. Там я вижу неистово мигающую и звенящую панель приборов, а также стоящие повсюду бесхозные больничные кровати и инвалидные коляски.

Из кабинета выходит женщина-врач со стетоскопом на шее и в испачканном кровью халате.

— Кислород для посетителей закончился, — говорит она, пытаясь вытолкнуть меня обратно через вращающуюся дверь.

— Я ищу одного ребенка, — говорю я.

Она отпускает меня и тянет за собой к приборной панели, чтобы заставить ее замолчать.

— Второсортных доставили наверх в крыло для первосортных. Это будет стоить нам наших рабочих мест, но видимо, нам так и так придется о них забыть. — Здание сотрясается, и врач долго смотрит на меня. — У меня у самой дети. Мне пора идти, — говорит она и торопливо уходит.

Я мчусь по лестнице на второй этаж, перепрыгивая за раз через две ступени. Коридор переполнен кашляющими пациентами, часть из них передвигается вместе с инфузионной стойкой. Я прокладываю себе дорогу в этой сутолоке и наконец вижу Джаз на другом конце коридора. Ее нога в гипсе, а рыжие локоны вздымаются на голове, как спагетти.

Слава богу.

— Джаз! — кричу я. Опираясь на костыли и подпрыгивая, она идет мне навстречу.

— А ты совсем не торопилась ко мне, — говорит она, и по-боксерски пихает меня в живот.

Я не могу по-другому. Я просто должна поцеловать ее кулак.

— Готова к походу?

— Я уже вчера была готова, — говорит она, когда мы идем к лестнице. Она хватается за перила и спускается, перешагивая через две ступеньки. — Поторопись, — говорит она, когда дверь открывается.

Я хватаю Джаз, чтобы в случае необходимости защитить ее, как вдруг появляются Кейн и Леннон, в сопровождении Квинна, поддерживающего свою мать.

— Нам нужен врач, — говорит он. Живот его матери опустился. Это непостижимо. Именно сегодня.

— Оставайся здесь, — поручаю я Джаз и помогаю миссис Каффри подняться на второй этаж. Она кричит и извивается, когда мы кладем ее на пол.

— Нам кто-нибудь поможет?! — орет Квинн.

— Никого из врачей нет, — говорит один из второсортных с перевязанным глазом.

Синтия Каффри вскрикивает и хватается за живот.

— Я должна тужиться.

Квинн поворачивается ко мне. Он белый как мел.

— Она должна тужиться, — повторяет он.

КВИНН

Все кровати в отделении заняты. Люди, лежащие в них, избегают наших взглядов. Я уже готов рассвирепеть, но в этот момент одна бледная женщина с трудом встает с кровати, освобождая место моей матери.

— В этом чертовом заведении вообще нет ни одной медсестры? — спрашиваю я. Гул сирен раздается уже по всему зданию.

Женщина качает головой.

— Те немногие из медперсонала, что еще не сбежали, сейчас оперируют разрыв толстой кишки. — Она вытаскивает две петли, прикрепленные по бокам кровати, и просовывает через них ноги моей матери.

Моя мать хватается за матрац.

— Позовите доктора Кесселя! — кричит она.

— Здесь больше нет врачей, мама, — говорю я.

Она пытается подняться.

— Здесь я не буду этого делать. Нет. Нет. — Она начинает кричать и жмурит глаза.

Беа закатывает рукава и обращается к моим братьям.

— Вам не нужно здесь находиться. Пойдите, позаботьтесь о Джаз, девочке, которая была со мной на лестнице. — Кейн выглядит так, как будто вот-вот расплачется. — Будьте мужественными, — добавляет она, и оба убегают.

— Нам нужна горячая вода, — говорю я бледной женщине. Точно не знаю для чего, но я уже слышал об этом. Надеюсь, мне откроется смысл предназначения горячей воды.

— Да, да, в том числе, — говорит женщина и поспешно удаляется.

Беа задирает юбку моей матери выше колен и снимает нижнее белье. Я держу мать за руку, и она смотрит на меня.

— Ты стал другим,— говорит она. Я киваю, потому что она права, но еще вопрос, был ли это комплимент.

— Тебе тоже не обязательно здесь оставаться Квинн, — говорит Беа. Еще месяц назад я бы притворялся и желал бы оказаться как можно дальше отсюда, но сейчас, среди воя сирен и постоянно нарастающего плача и рева с улицы, меня меньше всего заботит вид рожающей матери. Я постоянно спрашиваю себя, как нам уйти отсюда живыми и что произойдет, если нам удастся это сделать.

Женщина возвращается назад нагруженной. Она встает рядом с Беа у края кровати.

— Мне нужно что-нибудь болеутоляющее, — умоляет моя мать.

— Поздно, — говорит женщина. Она подталкивает Беа. — Готова?

Беа решительно кивает.

— Да.

— Откуда у вас эти вещи? — спрашиваю я, глядя на марлю и ножницы.

Женщина делает неопределенное движение рукой в сторону коридора.

— Взломанная кладовая. — Лицо моей матери становится темно-красным.

— Пойди и набери все, что может нам понадобиться, — говорит Беа. Она и понятия не имеет, что мы подобрали в Секвойе дюжину детей, но то, что нам нужно снаряжение, ей ясно. — Времени для этого достаточно. Я не думаю, что дети просто так оттуда вылетают.

Я пробиваю себе дорогу по коридору, пока наконец не нахожу кладовую. Кругом лежат бутылки, постельное белье и соски. Я беру простынь, расстилаю ее на полу, и взглядом окидываю полки. На простыню я бросаю сухое молоко, которое смог найти, помимо этого еще пластыри, парацетамол, кодеин, лезвия в стерильной упаковке, вату, стерильные очищающие салфетки и еще ассортимент всего остального, для надежности.

Я связываю углы простыни в узел и возвращаюсь в коридор. В этот момент я слышу крики матери. Она кричит так громко, что все замолкает. Испугавшись, я мчусь обратно.

Беа разглядывает измазанный сверток лилового цвета у нее на руках.

— Он очень торопился с приветствием, — говорит она.

Женщина обтирает ребенка полотенцем и раскрывает опухшее лицо.

Мой брат - с прилипшими черными волосами и приплюснутым носом.

Он извивается и кричит. Беа протягивает его матери. Как бы я не хотел доказать себе, что мне все это безразлично и то, что за человек все-таки моя мать, но она тоже плачет, целуя голову моего брата. Она полна любви, той любви, которую она, в моем представлении, испытывала и ко мне. Раньше. 16 лет назад я тоже был идеален, безгрешен, как "чистый лист". Я просто не стал таким человеком, каким она хотела меня видеть.

— Мы не можем здесь оставаться, — говорит мне Беа. — Ты принес все, что нам нужно?

— И даже больше. — Я смотрю на крохотные пальчики ног моего брата. У него даже есть ногти на ногах. — Мы должны взять их с собой.

Моя мать поднимает глаза.

— Я останусь здесь, — говорит она. Несмотря на шум, кровь и людей, она улыбается. Такой я ее еще никогда не видел - такой счастливой.

— Почему? — спрашиваю я.

— Купол — это мой дом. Я никуда отсюда не уйду.

— Ты хочешь, чтобы ребенок рос здесь?

Над больницей снова взвывает сирена, соревнуясь по громкости с ревом сигнала тревоги на первом этаже.

— Куда бы вы не пошли, как первосортным вам вряд ли окажут теплый прием, — говорит моя мать.

Беа обхватывает рукой мое бедро.

— Квинн,— говорит она.

— Но...

— Это ее личный выбор.

— Его зовут Трой, — говорит моя мама. Она вдыхает его запах, и я вытягиваю руки, чтобы забрать его.

— Нет, — говорит Беа и загораживает от меня брата. — Нехорошо, если он потеряет мать. — Она знает это, так же как и я.

Я целую Троя, и моя мать подставляет мне щеку, чтобы я и ее поцеловал. Но я не смог. Я отстраняюсь.

Купол и все отделение сотрясается от взрыва. Беа берет меня за руку.

— Мы больше ничего не можем сделать, — говорит она.

— Я только хочу... — Слова застревают в горле.

— Она знает, что ты ее любишь, — говорит Беа.

Моя мать слегка пыхтит. Может быть, она тоже меня любит. Я в последний раз бросаю взгляд на Троя и отворачиваюсь.

Пришла пора уходить. Снаружи бушует война, и мы нужны там.

ОСКАР

Они уже у подножия башни, и на двери видна отчетливая вмятина, слышны выстрелы, большой монитор на стене начинает гаснуть и искрить.

— Они скоро появятся, — говорит Сайлас.

— Мы убиваем только тогда, если по-другому нельзя, — говорит Алина. Сайлас подозрительно смотрит на меня.

— Но мы должны, — говорю я. Но как бы уверенно это не звучало, мое чувство говорит о противоположном.

Винтовки заряжены, и мы уже сидим на корточках у двери. Их там снаружи неизвестно сколько, нас только трое. Но вместо страха меня наполняет нетерпение, я, наконец, хочу выиграть.

Замки бомбят пулями, дверь падает внутрь вместе со стадом секвойенцев. Они неистово стремятся вверх по винтовой лестнице, даже ни разу не оглянувшись назад, и тем самым дают возможность Сайласу, Алине и мне, чтобы взять их под прицел.

Пули отскакивают от стен, всюду брызжет кровь. Лучше стрелять, чем думать.

Большинство агрессоров падают вниз по ступеням, их слабые тела обрушиваются на пол. В полумраке башни сложно сказать, кто из них мертв и кто просто удивлен, но они все юны. Так же юны, как я.

Сайлас и Алина пробираются к горе стонущих тел, чтобы собрать винтовки. Мальчик в самом низу не хочет отдавать винтовку, и толкает меня двумя ногами, когда я хочу отнять ее у него. Я уклоняюсь и ударяю его своей собственной винтовкой в ногу, до тех пока он не начинает выть и, наконец, не отпускает оружие. Я забираю ее и перепрыгиваю через него, чтобы обезоружить следующих двух, но они лежат неподвижно с раскрытыми глазами. Я быстро отвожу взгляд.

— Оскар! — кричит Алина. Я спешу к ней и Сайласу к двери. Враг одолел нашу неопытную армию и находится теперь перед воротами к устройству регенерации Восток. Наши солдаты лежат в пыли, либо мертвы, либо со скрученными за головой руками, лицом в землю. Теперь я понимаю, что Джад был прав. Всего за пару недель никто не в состоянии создать полноценную армию.

Даже в маске я мог почувствовать вкус пыли в воздухе. Что теперь?

Прежде чем я успеваю принять решение, Сайлас и Алина бегут в направлении устройства. Я пытаюсь догнать их, но они слишком быстры. Они подбегают к баррикаде из мешков с песком, идут в обеспечение и пригибаются. Я следую их примеру.

Половина агрессоров, которые толпятся перед дверью, сжимаются под градом наших пуль. Остальные поднимают свои сделанные из автомобильных дверей щиты, но они не пуленепробиваемые и через минуту на ногах осталась всего лишь горстка. Это проще, чем должно быть.

Немногие выжившие отбегают от башни и бегут, чтобы спастись. Я наблюдаю за ними через оптический прицел, но не нахожу возможные цели, и поэтому им удается ускользнуть.

— Они тянутся дальше к южному устройству, — говорит Сайлас. — Каффри говорил, что это контрольная вышка.

— Проклятье, — говорю я. — Если они прорвутся туда... — мне не нужно продолжать. Алина и Сайлас снова в пути. Каждый бы подумал, что они обучались в специальном отряде. Я спешу за ними, но тут мне преграждает дорогу упрямый тип с татуированными руками. На нем нет ни каски, ни щита. И он направляет штурмовую винтовку на нас. У других были только простые винтовки. Мы останавливаемся. Нам не остается ничего, кроме как смотреть.

— Бросайте оружие, — ревет он.

— Макс? — спрашивает Алина. Ее голос дрожит.

— Винтовки вниз, руки вверх, — повторяет он, и мы бросаем оружие на пол и поднимаем руки в воздух. — На колени.

— Делайте так, как он говорит, — велит Алина. Я чувствую, как она дрожит. Я бы взял ее за руку, но я не думаю, что ей бы это помогло. А этому брутальному определенно нет.

— Где другие? — спрашивает Макс. Я кошусь на Сайласа, так как не знаю, чего он хочет добиться.

— Они в безопасности, — говорит Сайлас.

— Если я их найду, больше не будут, — говорит Макс.

— Я должна была убить тебя во сне, — говорит Алина, и снова она похожа на саму себя. Она плюет ему под ноги. Макс смеется.

Цып снова палит. Мы корчимся под градом осколков гранат, Макса бросает на землю, оружие вылетает у него из рук. Это дает мне достаточное количество времени, чтобы схватить мое и наставить на него. Ухмыляясь, он встает и поднимает руки. Сайлас и Алина тоже хватают свое оружие, но не используют их, поэтому я тоже жду. При этом можно было бы решить дело одной пулей.

— Вы боретесь охотнее с министерством, чем за ваших собственных людей, — насмешливо он смотрит на Сайласа и Алину.

— В Куполе живут тысячи невинных людей. Вы безумны, — отвечаю я.

Алина приближается к Максу, который сразу выпрямляет грудь. Она прижимает к нему дуло оружия. Короткая пауза, как будто она хотела сказать еще что-то, но затем без всякого предупреждения она стреляет.

Макс удивленно смотрит на нее и падает вперед. Лицо врезается в песок, его зеленая куртка окрашивается в темно-красный цвет.

Алина смотрит на меня.

— Иначе он бы нас убил, — она не должна оправдываться, я бы сделал это для нее в любое момент.

— Южное устройство, — напоминаю я, и мы бежим прочь.

Мы снова пригибаемся за мешками с песком, отыскиваем среди солдат и кишащего трупами поля сражения подход к устройству.

— Просто посередине, — предлагает Сайлас. Алина кивает, соглашаясь, когда один из наших танков проносится мимо.

Он стреляет и попадает в Цып. Многочисленные секвойецы и солдаты министерства попадают под дождь из осколков гранат.

Короткая пауза дает Сайласу, Алины и мне шанс, чтобы добраться до танка. Люк открывается, кто-то выглядывает наружу и открывает стекло на шлеме. Это Джад. Он что-то кричит, но из-за шума мотора и выстрелов вдали я не могу его понять.

И тогда щелкает одинокий выстрел в воздухе, и Джад сваливается с танка. Я разворачиваюсь и замечаю Макса, который опирается на локти и ухмыляется поверх ствола винтовки. Сайлас и Алина стреляют в него. На этот раз он остается на земле.

Но Джад не двигается. Солдат останавливается рядом с ним.

— Санитары! — ревет он, и я подбегаю к нему. Я вытаскиваю рацию из внутреннего кармана Джада.

— Генерал Джад ранен. Несите носилки.

Сайлас и Алина стоят рядом со мной. Никто из них не делает попытки помочь, а я даже не прошу их. Я снимаю куртку и кладу ее ему под голову.

— Он мертв? — спрашивает Алина.

— Сердце еще бьется, — говорит солдат.

Джад открывает глаза, и я вздыхаю с облегчением.

— Слишком поздно, — каркает он. — Они уже у южного устройства. Забирайте людей из Купола. Соберите всех снаружи, — он тянется к воротнику. Он был застрелен в единственное незащищенное место, в шею. Я отрываю рукав рубашки, комкаю его и прижимаю к ране. Он не может умереть. Он нам нужен.

— У нас не хватит времени, чтобы эвакуировать столько много людей, — объясняю я ему.

— Южное устройство, — говорит Сайлас холодно. Он не смотрит на Джада. Он не знает, каким стал Джад и что он сделал за последние недели, чтобы защитить мятежников.

— Идемте, — говорю я, и их уже нет, так же как и солдата, который ныряет в люк танка и заводит его. Цып Секвойи стреляет по танку и промахивается всего на волосок от него.

В течение минуты кусок рубашки у шеи Джада пропитался кровью. Мой живот сжимается. Я еще раз пытаюсь связаться с людьми на другом конце рации. Но таким образом можно было бы вести разговор с самим собой.

Джад возится с маской. Я прибавляю поступление кислорода.

— Что теперь? — говорю я, как будто он сам мог вытащить себя из болота за волосы.

Он кашляет.

—Кажется, ты будешь способным, Оскар. Поверь мне.

КВИНН

От выстрелов снаружи Купол покрылся толстым слоем пыли, так что мы вряд ли увидим что-нибудь. А зона 1 — самый чистый хаос. В каждом красивом доме Премии звучит пронзительный звук тревоги, в то время как вторые направляются в тур ограбления. Повсюду лежат трупы. Каждый находится в опасности, но министерство странно сдерживается.

Было ли что-то подобное во время ухудшение? Люди, которые голодны от нехватки воздуха, что они сделали бы, чтобы выдержать немного дольше? И в конце, наконец, все должны были поверить в это.

Я несу Джаз на закорках, Беа держит Леннона и Кейна за руки. Мы по дороге к границе. Фигура движется ко мне, и я, защищая, обхватываю баллон руками. Я уже готов ударить, когда мне становится ясно, что это Гидеон. Гидеон с огромным рюкзаком на спине.

— Я ворвался в биосферу. У меня лук, семена и несколько черенков, все в чем мы нуждаемся, — говорит он. Он смотрит на Леннона и Кейна.

— Мои братья, — объясняю я. — Где остальные?

— Они уже подошли.

Свернув на пограничную аллею, мы внезапно останавливаемся. Группа мужчин с дыхательными аппаратами и помятыми стеклянными бутылками замечают нас и подбегают к нам.

— Ни шагу ближе, — говорит Гидеон и размахивает кухонным ножом. Мужчины останавливаются на безопасной дистанции.

— Мы могли бы выбраться наружу по мусоропроводу, — думает Беа, отступая от мужчин.

Один из них показывает на меня.

— Это тот Премиум, который говорил на пресс-конференции. Говорили, что ты мертв.

— Но я не мертв.

— Ты сказал, что мы могли бы дышать снаружи, — продолжает мужчина. Остаток банды внимательно слушают. Еще большая группа — молодые люди моего возраста в шлемах пехотинцев — останавливаются и присматриваются.

— Это тот тип из передачи! — говорит один из них. — Эй, люди, этот тот Премиум! — через несколько секунд мы окружены.

— Так мы можем дышать снаружи? — повторяет мужчина. При взгляде на их мучительные, напряженные лица мне становится ясно, что они не представляют никакой угрозы, а просто ищут способ выбраться из своей жалкой жизни.

— Это не совсем просто, — говорю я.

Круг становится уже.

— Что нам нужно делать? — хочет знать один. — Ты тот, кто начал это. — То, что мог бы однажды стать чем-то вроде первопроходца, пару месяцев назад я не мог представить даже во сне, и даже теперь я должен был задаться вопросом, смогу ли я стать предводителем.

— Скажи им, что нужно делать, — Джаз перебирает пальцами мое ухо.

— Самое важное — это преданность, — говорю я. — Но вы можете натренировать ваши тела, чтобы выжить снаружи. И мы можем помочь вам в этом.

— Решено. Я сейчас иду наружу и присоединяюсь к мятежникам. Они знают, как взяться за это, — говорит он.

— Мы — единственные, кто еще остался, — говорит Беа. — Министерство убило всех остальных.

— Вы верите, что мы вырастили авокадо и свеклу для вас, если вы когда-нибудь решитесь сбежать? Не обманитесь. Вам нужен воздух, но вам также нужны продукты. Полноценные продукты. Все, что вы сможете принести. Мы ждем снаружи у почетного надгробия всех вас, — говорит Гидеон.

— И готовьтесь к тому, что снаружи будет трудно, — предостерегаю я.

— Хорошо, — говорит мужчина, и толпа рассеивается. Вероятно, они идут награбить себе питание, но если кто-то и сможет справиться с этими потерями, то только Премиум. На что-то подобное сейчас нельзя растрачивать, когда несчастным даже не хватает воздуха для дыхания.

Харриет, Олд Ватсон и остальные мятежники ждут нас у границы. Они все нагружены кислородными баллонами, продуктами и оружием. Здесь больше нет охраны.

— Там снаружи господствует война, — говорит Харриет, когда мы тащимся через стеклянный туннель. Она открывает свой рюкзак и вытаскивает несколько пистолетов.

— А что будет через пару месяцев, если у нас больше не будет еды и воздуха? — шепчет мне Беа, чтобы больше никто не услышал.

Я указала на сумку с саженцами и семенами в руках Гидеона.

— Мы сами сделаем это, — говорю я, прижимаясь к вращающейся двери в конце туннеля, и вывожу всех наружу в район военных действий.

Солдат недалеко от выхода глазеет на меня.

—Квинн Каффри? Сын генерала Каффри? — он роняет пустые носилки за его спиной и поднимает стекло, чтобы посмотреть мне в глаза. — Твой отец был ранен, — я не реагирую. Беа берет меня за руку. — Я как раз хотел отнести туда носилки. Идем вместе, — говорит солдат.

Я должен сейчас остаться с Беа и помогать мятежникам сбежать. Но когда я смотрю на нее, она качает головой.

— Иди, — говорит она.

Я хватаю за один конец носилок и следую за солдатом на поле сражения. Я должен найти своего отца.

АЛИНА

Сайлас и я пластом лежим на земле. Вокруг нас вздымаются клубы пыли.

— Где они? — спрашиваю я и, сощурив глаза, осматриваю южный участок в поисках секвойской милиции.

Сайлас протирает стекло оптического прицела и смотрит в него.

— Если им известно, что оттуда производится обеспечение других участков, то скоро они вернутся, — говорит он. Мы направляемся к диспетчерской вышке, предполагая, что она охраняется солдатами министерства. Но за мешками с песком мы никого не обнаруживаем. Все выглядит вымершим.

Артиллерийский огонь почти не слышен.

Странно. Ваня не казалась мне человеком, который просто так сдается.

— Что-то здесь нечисто, — говорю я. Они, должно быть, планируют нападение. Если они приведут свой план в действие, то мы с Сайласом ничего не сможем поделать. И тут до меня доходит. — О нет! — говорю я.

Сайласа осеняет в тоже мгновение.

— Мы в засаде, — предполагает он. — Давай попробуем пробраться внутрь устройства.

И тогда из ниоткуда раздается голос Вани.

— Я бы, на вашем месте, обходила вышку стороной.

— На западной башне, — Сайлас показывает пальцем. Провода подключения западного устройства регенерации давно отключены, и Ваня, должно быть, разместилась там.

Я смотрю через оптический прицел. Она стоит на балконе, мегафон перед лицом.

— Сейчас еще одна бомба взорвется, — объявляет она.

— Разве бомбе не нужен кислород? — спрашиваю я Сайласа, хотя он также мало разбирается в этом, как и я.

Нужно предположить.

— Ей нужен только бензин и средство окисления. Я уверен, кто-то в Секвойе мог бы это произвести.

— Ты действительно веришь, что она хочет разнести здесь все? — думаю я вслух. Биосфера находится в южной части Купола. Мог бы взрыв иметь такую дальность действия? И что нам тогда останется? Горстка людей, никаких деревьев, никакого Купола? Это было хуже, чем Ухудшение. Я не могла допустить этого, поэтому мчусь к двери, Сайлас следует за мной.

Без действительного отпечатка пальца нам приходится расстрелять замок. Пуля проносится мимо моей головы и со звоном врезается в дверь.

Ваня открыла по нам огонь.

Дверь дрожит в дверном проеме, но все равно не хочет открываться. Я ложусь на землю и налегаю на нее со всей силы. Сайлас пытается надавить силой своего веса.

— Милиция! — кричит Ваня, и в течение нескольких секунд к нам приближается труппа секвойенцев.

Но, наконец, дверь поддается. Я сразу вскакиваю на ноги, когда милиция Вани, как стадо диких лошадей, несется на нас. Сайлас затаскивает меня в башню.

— Ищи бомбу и делай то, что ты умеешь, а я...

Он не говорит дальше, так как что он может предпринять против тридцати мужчин? Он выглядывает из дверного проема и стреляет.

Скоростной лифт, преодолевая силу сопротивления, мчит меня наверх, где я нахожу открытой комнату командования, но совершенно пустую. Я спешу на балкон, на котором лежат четыре мертвых снайпера. Кровь капает вниз. Рядом с ними лежит прибор для дыхания на солнечных батареях.

Я склоняюсь над перилами.

Секвойенцы уже почти у мешков с песком. Даже не прицеливаясь, я начинаю стрелять. И тогда я замечаю их, группу гражданских, которая преследует милицию Вани.

Я присматриваюсь точнее и торжественно поднимаю кулак в воздух, это дядя Гидеон, тетя Харриет и мятежники, которые уже почти окружили секвойенцев и взяли их под прицел.

Им нужна моя помощь, и я уже собираюсь спуститься вниз по лебедке, как вдруг мой взгляд падает на дыхательный аппарат и я наконец понимаю, что передо мной находится. На обратной стороне я обнаруживаю прикрепленную клейкой лентой и обернутую в желтый пластик коробку с цифровой панелью управления. Ванина бомба.

Цифры загораются: 219, 218. Секунды? Сколько это в минутах? У меня нет времени на вычисления, и я не имею ни малейшего представления как ее обезвредить. Я не Зонг.

214, 213, 212...

Я бы могла просто оставить бомбу здесь и убежать, но если мне удастся спастись и на этом все, то что это даст? Если я не могу обезвредить бомбу, значит, я должна взять ее с собой, унести как можно дальше отсюда. Учитывая ее размер, я могу нести ее только на спине, но это невозможно, так мне приходится тащить на поясе мой собственный кислородный баллон. Я снимаю его вместе с маской и надеваю на рот отвратительные приспособления солнечного аппарата. Он дурно пахнет и к тому же тяжелый, как скала.

Цифровая панель вместе с мигающими цифрами теперь не в зоне видимости, и это к лучшему.

Шатаясь, я иду к лебедке и спускаюсь вниз. Сайлас исчез. Выглянув наружу, я вижу, как он прижимает к земле одного из милиционеров. Мои тетя и дядя недалеко с помощью оружия держат милицию на расстоянии. Как бы ни были сильны секвойцы, они никак не ожидали увидеть мятежников, воюющих бок о бок с солдатами министерства.

Я оббегаю башню и, плохо держась на ногах, выхожу на открытое пространство.

Воздух в дыхательном аппарате влажен, маска царапает мне лицо. Без нее было бы лучше, поэтому я стаскиваю и бросаю ее. Кислород в атмосфере разряжен, но после моих тренировок я обойдусь и этим.

Чей-то голос кричит:

— Сними это, Алина. Опусти вниз!

Но я не могу, до тех пор, пока все не будут в безопасности. Неважно, насколько она тяжела и как сильно мне жжет в горле.

Обернувшись, я вижу Купол, освещенный лучами заходящего солнца. Теперь я достаточно далеко, чтобы спасти их. Я снимаю аппарат и отскакиваю от него, даже не посмотрев, сколько времени у меня осталось. Просто бежать. Я бегу так быстро, насколько мне позволяют легкие и ноги.

Голос слышится вновь. Это Сайлас.

— Беги, Алина. АЛИНА! — Но ему не нужно беспокоиться. — АЛИНА! — кричит он.

А я улыбаюсь.

КВИНН

От взрыва я кувырком падаю на землю, ударившись лицом о камни и содрав кожу на руках. Воздух внезапно становится серым. Я поднимаюсь, солдата рядом нет, и тогда я перекатываюсь на спину. Он стонет.

— Что случилось?

— Моя нога, — говорит он. Но я не могу разорваться на три части между ним, моим отцом и тем, что последовало за взрывом.

Решение должно быть принято.

— Оставайся здесь, — говорю я солдату и бегу к моему отцу и Оскару, которые сидят на корточках недалеко от незащищенного устройства. Оскар держит руку на шее моего отца.

— Он еще жив? — спрашиваю я.

— Он постоянно теряет сознание, — говорит Оскар. Пулеметный огонь из оружий слышен вдали. Оскар и я переглядываемся. Может ли такое быть?

— Папа, — говорю я. — Папа?

Он стягивает маску для дыхания и сплевывает кровь.

— Квинн?

— Да, это я, — Рукавом я вытираю кровь с его лица. Я пытаюсь снова надеть ему маску, но он отворачивает голову в сторону. Оскар убирает тряпку, которую он прижимал к шее, и обнажает зияющую рану.

— Он получил пулевое ранение, — говорит Оскар, как будто бы я сам не смог догадаться.

Мой отец стонет и откашливает сгусток крови в руку. На этот раз он не противится, когда я снова пытаюсь надеть на него маску.

— Внутри устройств есть вентили, чтобы наполнять бутылки, — хрипит он. — Даже если у них получится...

— Не разговаривай, — говорю я, потому что замечаю, как сильно это его напрягает. — Мы попытаемся занести тебя внутрь.

— Квинн, — начинает Оскар и кладет руку мне на плечо.

— Помоги мне, — говорю я, и вместе мы кладем отца на носилки. Под ним остается темная лужа. Раньше я никогда не видел, чтобы у отца шла кровь. Каким-то образом я сохранил детскую веру в то, что он просто не мог умереть или быть ранен.

На носилках распространяется озеро крови, и ее едва ли можно перелить, так как он уже потерял много. Мы снова опускаем его, и я опускаюсь на колени рядом с ним.

— Близнецы. Твоя мать, — говорит он.

— С ними все хорошо, — говорит он, потому что я, по крайней мере, надеюсь. — Мама родила ребенка.

Мой папа закрывает глаза и, когда снова открывает их, в них стоят слезы. Он поднимает палец и жестом показывает мне нагнуться ближе. Я опускаю ухо ближе к воздушно-выпускному клапану его маски.

— Я не самый лучший из отцов, — говорит он.

Это верно, иногда он был даже ужасным отцом. Но почему-то чувствовалось так, как будто он не мог бы быть лучше. Я поднимаю голову и смотрю в глаза моему отцу.

— Оскар рассказал мне, что ты послал его за мной. Спасибо.

Выстрел нарушает тишину, и Оскар поднимает винтовку.

— Мы сидим здесь как на ладони, — он пытается снова положить моего отца на носилки. Я не помогаю ему. Это бессмысленно.

— Ты сказал однажды, что, вероятно, в другом мире мы могли бы стать друзьями, — я останавливаюсь и жду знака, что он меня понял. Я должен знать, что он слушает меня.

— Прекращай, — шепчет он.

— И я думаю, ты был прав, — он срывает маску с лица и отбрасывает ее за пределы досягаемости. Из его носа капает кровь. Его глаза пусты.

Оскар спешит за маской. Но моему отцу она больше не понадобится.

Я кладу свою руку на его грудь. Он смотрит вверх на небо затем на меня.

— Квинн, — говорит он. Дыхание слабое и мягкое. — Квинн, — повторяет он и закрывает глаза.

БЕА

Секвойцы, мятежники и министерство пристально смотрят на черный дым, который заполняет небо. Я лежу за пострадавшим от бомбежки внедорожником и пытаюсь изо всех сил удержать Джаз от бегства. Леннону и Кейну приходится сесть на нее, когда мы видим Сайласа, бегущего к взрыву. Гидеон и Харриет следом за ним. От Алины нет никаких следов.

— Башня! — ревет Ваня в мегафон, чтобы напомнить милиции об их задании. Затем она исчезает с балкона установки. Он хотела бы, чтобы они атаковали башню, но их слишком мало, чтобы сделать еще хоть что-то. Я выглядываю из-за края останков машины. Только четверо секвойцев стоят на ногах, вытянув руки в воздух. Другие лежат на спине, а солдаты министерства и мятежники поставили ноги на их грудь. Если Ваня считает, что она может выиграть войну, она полностью просчиталась. Она давно проиграла.

— Нападать! — визжит Ваня, поднимается из пыли и бросается к нам.

Но прежде чем я успеваю предотвратить это, Джаз хватает мое оружие и направляет его на Ваню. Если все так, как говорил Квинн, она будет тем, кто застрелит собственную мать. Какой бы невыносимой и опасной для общества Ваня не была, я не могу допустить этого. Я выбиваю оружие у Джаз из рук, и оно приземляется рядом с Ленноном. Полный ужаса он рассматривает его.

— Купол принадлежит мне! — кричит Ваня. У нее нет никакого оружия только мегафон. Двое мятежников, которые жили вместе со мной на крыше у Оскара, направляются к ней.

— Застрели ее, — приказывает Джаз Леннону и снова хватает оружие.

— Нет, — говорю я и ставлю на него ногу. Вероятно, я должна была объяснить Джаз почему, но не сейчас. Позже на это будет время.

Мятежники роняют Ваню на землю, она вырывается и бьется как животное.

Сайлас, Гидеон и Харриет — теперь только точки на горизонте. Но я все еще не могу видеть Алину.

— Оставайтесь здесь, — приказываю я.

Джаз крепко хватается за мою ногу.

— Возьми меня с собой.

Я качаю головой.

— Я же вернусь. Позаботься о Леннон и Кейне, — она смотрит на испуганных близнецов и закатывает глаза.

— Ну, хорошо, — говорит она.

Я бегу прочь как можно скорее, повторяя мантру "Алина жива, Алина жива" в моей голове. Она сильнее всех нас вместе взятых, и если наступит время, она уйдет последней.

Когда я достигаю Гидеона и Харриет, едкий, химический смрад проникает под маску. Земля покрыта металлическими конфетти. Они сидят на корточках рядом с Алиной. Над ней стоит Сайлас. Она поднимают взгляд на меня, как будто я привидение.

— Алина? — спрашиваю я. Ее лицо темное, кончики волос обожжены. Я жду, что она откроет глаза и закричит на нас. — Алина.

— Взрывная волна... — говорит Сайлас и, задыхаясь, останавливается.

— Но она в порядке? — я опускаюсь на колени рядом с ней и прикасаюсь к ней рукой. Она теплая. Над одной бровью у нее отвратительный порез.

— Она умерла, — говорит Сайлас.

— Нет, она не... Дайте же ей воздуха! — я ложу руки на ее грудь и начинаю делать массаж сердца, как делала это с Олдом Ватсоном. Это должно сработать, Алина всегда выживала.

Я наклоняюсь вперед, чтобы сделать искусственное дыхание, когда Харриет кладет руку на мое плечо.

— Остановись, — говорит она. — Пожалуйста.

И я останавливаюсь. Потому что Алина больше не выглядит сама собой. Она полностью расслаблена.

Она умерла.

Гидеон снимает с нее маску, целует Алину в лоб и затем вытирает кулаками слезы.

Это слишком для Сайласа, он уходит и ревет в небо.

Я прикасаюсь к лицу Алины тыльной стороны моих пальцев. Ее кожа мягкая. Последний раз я видела ее в Роще. Это было короткое прощание, слишком короткое.

Слезы текут по моей пыльной маске.

Я знаю чувство, когда вырывают сердце, оно не ново для меня, но это не уменьшает боль.

Теперь я плачу так сильно, что едва ли могу что-то видеть. Я сжимаю руку Алины.

Я хочу сообщить ей, что произошло. Я хочу сказать ей, кто она и что она сделала. Для меня. Для всех нас. Но для Алины было бы важно только одно.

И тогда я поднимаю мою маску и прижимаю губы к ее уху.

— Я думаю, мы победили, — говорю я.