Побратимы Гора

Глава 16 Оипутаке

— Господин! Господин! — радостно крикнула девушка с белокурыми волосами, хватая меня за руку.

Блондинка удачно встретила меня позади вигвама. Она была обнажена, за исключением бисерного ошейника завязанного на ее горле. Это утро, было утром дня большого танца. Рабыня встала передо мной на колени, как-никак я был мужчина.

— Я так счастлива, Господин! Я так счастлива! — восклицала она.

— Почему Ты не в стаде? — оглядываясь вокруг, спросил я, беспокоясь за нее. — Надеюсь, Ты не сбежала, не так ли?

Наказание для девушки, отбившейся от ее стада, или сбежавшей оттуда, было не шуточным. Первое нарушение влекло за собой передачу краснокожим женщинам, что означало многие дни мучений и пыток. За второе нарушение перерезали сухожилия и оставляли в прериях.

— Нет, — засмеялась она, не поднимаясь с колен. — Меня забрали оттуда! Я больше не стадная девка!

— У тебя другой ошейник, — заметил я.

Это был красивый ошейник, сделанный из красно-желтого бисера.

— У меня теперь новый господин, — гордо и счастливо сказала блондинка.

— Что же произошло? — поинтересовался я.

— Вчера вечером, — начала рассказывать она, — меня, и других рабынь, передали во время обмена подарками. Мой бывший владелец, я думаю, собирался избавиться от никчемной девки, но как только я оказалась на расстеленной шкуре внутри вигвама моего нового владельца, начала служить ему, восхитительно, как покоренная рабыня. Он ликовал. Я думаю, что он был очень мной доволен. Он сказал, что я оказалась изумительным подарком. Он даже дал моему прежнему хозяину еще одну кайилу. Тот хозяин был просто в бешенстве от того, что избавился от меня. Но теперь он уже ничего не может поделать с этим. Я теперь принадлежу новому краснокожему господину.

— Замечательно, — порадовался я за свою знакомую.

— А еще, у меня теперь есть имя! — похвасталась она.

— И что же это?

— Oiputake, — гордо сказала она.

— Это слово переводится как поцелуй, — кивнул я.

— Да, — заулыбалась Оипутаке, и, хихикнув, добавила: — Иногда, я не знаю, это мой владелец просто подзывает меня или приказывает, чтобы я ублажила его!

— Раз уж Ты — рабыня, то я не думаю, что Ты можешь иметь выбор в этом вопросе, — улыбнулся я.

— Я и не выбираю, — смеясь, сказала блондинка. — Если я имею малейшие сомнения, я целую его.

Я улыбнулся.

— И это изумительное чудовище в том, что касается власти надо мной, совершенно не строг в моем решении этой двусмысленности!

— Оипутаке — произнес я.

— Да, Господин, — сказала она, и, наклонившись вперед, поцеловал меня в бедро.

— Я вижу, что есть некоторые преимущества, в предоставлении девушке такого имени, — признал я.

— Вы, мужчины абсолютно одинаковы, в том, что касается владения нами, — засмеялась Оипутаке.

— Возможно, — не стал я спорить.

— Мой Господин пообещал мне, что, если я продолжу ублажать его, как ему нравится, он может даже разрешить мне одежду, — похвасталась она.

— Замечательно.

— И он может заплести мне волосы, — радостно добавила она.

— Он должен остерегаться, чтобы он не стать безвольным с тобой.

— Я не думаю, что существует подобная вероятность. Он — краснокожий.

— А Ты хотела бы сделать его безвольным, так, чтобы Ты могла вертеть им как захочешь? — поинтересовался я.

— Нет, — твердо сказала она. — Я хочу только быть его прекрасной во всех отношениях рабыней.

— Он — краснокожий. Я не думаю, что есть малейший шанс, что тебе бы позволили быть чем-либо еще.

— Нет, Господин, он не позволит, — засмеялась она.

— Ты кажешься счастливой, — отметил я.

— Я, непередаваемо счастлива. И я в долгу перед Вами за это, — сказала Оипутаке.

— Передо мной, — я пожал плечами, — или перед любым другим мужчиной.

— Это были Вы. И я никогда не забуду этого, — сказала девушка, и ее глаза подернулись дымкой.

— Есть только одна вещь, которая меня пугает, — добавила она.

— И что же это, — заинтересовался я.

— Я стала так беспомощна, перед моими потребностями, — призналась она.

— Да, и что в этом пугающего?

— Мои аппетиты были разожжены вами, — пояснила она. — Вы пробудили мои потребности. Теперь это бросает меня в полную власть мужчин.

Она заерзала на коленях, свела и сильно сдавила бедра.

— Это обычное дело для рабыни, — отметил я.

— Теперь, я загораюсь, едва только завидев привлекательного мужчину, — кусая губы, призналась Оипутаке. — При этом я сразу становлюсь теплой и влажной. Я уже не говорю о том, что со мной происходит, когда я голая в ошейнике и на коленях перед ним.

— Я понимаю тебя.

— Когда-то, я не могла даже представить, что могла бы однажды молить мужчину о его прикосновении, но вчера вечером, в руках моего господина, я это сделала. Слезно, я, когда-то гордая свободная женщина Ара, теперь всего лишь рабыня, я умоляла его о ласке, — прошептала рабыня.

— И он снизошел до твоей мольбы?

— Да, — улыбнулась она. — Я люблю его!

— А ведь он мог бы выпороть тебя вместо этого, — предупредил я.

— Я знаю, — сказала она, — поскольку я — всего лишь рабыня. Я люблю его! Я люблю его!

— Я счастлив за тебя, — признался я.

— Спасибо, Господин.

— Надеюсь, Ты ему отдалась полностью?

— О да, — довольно улыбнулась рабыня. — Я отдалась ему до самого дна моего живота.

— Превосходно, — похвалил я девушку.

Она снова заерзала на коленях передо мной.

— Тебя что-то мучает?

— Но ведь именно Вы первым вызвали во мне эти ощущения, — напомнила она.

— Да?

— Они делают меня беспомощным перед почти любым мужчиной, — созналась девушка.

— И что, это за ощущения? — решил уточнить я.

— Иногда мое сердце трепещет, а мое дыхание ускоряется. Иногда вся моя кожа внезапно оказывается, залита теплом. Тогда мне кажется, что мои груди и бедра просят о прикосновении. Я хочу оказаться в объятиях, я хочу ласки. Мой живот становится горячим и чувствительным. Я чувствую желание. Мое лоно увлажняется. Запах моего желания окружает меня.

— Поцелуй мои ноги, — скомандовал я Оипутаке.

Она наклонилась и целовала мои ноги, потом подняла голову и посмотрела на меня. В ее глазах стояли слезы.

— Тебя тревожат такие ощущения? — спросил я.

— Иногда, — признала Оипутаке, — я так стыжусь этих изменений, происходящих в моем теле.

— Это пустяки, и не стоят того, чтобы их стыдиться, — объяснил я. Скорее надо радоваться, что твое тело, наконец-то, освобожденное от запретов, комплексов и жесткости, теперь находится в прекрасном рабочем состоянии.

— Прекрасное рабочее состояние? — удивленно переспросила блондинка.

— Конечно. Ощущения, которые Ты описываешь, и многие другие подобные, являются естественными реакциями здоровой и влюбленной женщины в присутствии привлекательного мужчины. Вместо того чтобы чувствовать стыд при их появлении, тебе стоит чувствовать беспокойство, если бы они не возникали. Не появление таких ощущений, в ситуациях, в которых было бы естественно их почувствовать, по-видимому, будет тебе подсказкой относительно присутствия некоего неуместного барьера или блока, физического, или что более вероятно психологического характера.

— Но бывают ли такие ощущения у хороших женщин?

— Я не знаю, — пожал я плечами. — Знаю, что у больных женщин их не бывает.

Она посмотрела на меня.

— Что есть «хорошая женщина», — спросил я, — та, кто является естественной, непосредственной, женственной и любящей, или та, кто соответствует определенным культурным стереотипам. Кстати, эти стереотипы часто являются результатом попыток со стороны агрессивных сумасшедших наложить свои комплексы, которые они неспособными изжить на других?

Она не говорила, стояла на коленях, и размышляла.

— Некоторые добродетели, на мой взгляд, требуют лечения, — высказал я свое мнение.

— Но такие ощущения, могут сделать женщину рабыней.

— Да, — согласился я.

— Теперь, я понимаю, почему некоторые женщины так их боятся, — сказала Оипутаке.

— Я тоже это понимаю, — согласился я с ней. — Но Ты — рабыня, так что, Ты не должна беспокоиться по этому поводу. Порабощенная, Ты освобождена, как это ни парадоксально, чтобы быть свободной.

— Вы заставляете меня почувствовать себя свободной.

— Берегись, а то выпорю, — предупредил я.

Она покаянно согнулась и поцеловала мои ноги.

— Господин, — позвала она.

— Да.

— Я действительно мучаюсь, — призналась она.

— Я вижу, — усмехнулся я.

— Это настоящее бедствие, — возбужденно простонала она.

— Ты — женщина с сильным, хотя когда-то жестко подавленным, сексуальным влечением, которая была порабощена, — объяснил я.

— Господин?

— Также, чувства нормальной женщины, при условиях прямого и явного рабства, часто умножаются в сто, а у некоторых женщин, кажется и в тысячу раз.

— Я не смогу выдержать это, Господин, — ужаснулась она.

— Пресмыкайся, — скомандовал я рабыне.

— Вы же не заставите меня сделать это? — удивленно спросила Оипутаке.

Я бескомпромиссно указал на землю у своих ног. Она скользнула на живот передо мной, и я почувствовал ее губы и язык на своих ногах.

— Очень важно, быть тем, кто Ты есть. Если Ты — рабыня, то и будь рабыней.

— Да, Господин, — ответила она.

— Кто Ты? — резко спросил я.

— Рабыня, — всхлипнула она, не переставая целовать мои ноги.

— Тогда будь рабыней, — посоветовал я.

— Да, Господин.

Ошейник хорошо смотрелся на ее шее, выглядывая из-под волос.

— Вы обращаетесь со мной, — проговорила она между поцелуями, — как если я была… как если бы я была — …

— Рабыня, — закончил я за нее.

— Да, — согласилась девушка.

— Ты — рабыня, — заключил я.

— Да, Господин.

— Ну, так и ожидай обращения как с рабыней.

— Да, Господин.

Я позволил ей какое-то время ублажать меня этим способом, лежа на животе передо мной, целуя, облизывая и обсасывая мои ноги.

— Ты хорошо пресмыкаешься, рабыня, — похвалил я.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила Оипутаке.

— Ты ведь не будешь скупиться, позволяя мужчине наслаждаться его властью над тобой, не так ли? — поинтересовался я.

— Нет, Господин.

— Ты хорошо выглядишь у ног мужчины, — похвалил я трудящуюся рабыню.

Она стонала от унижения, и от сурового сексуального голода.

— Ты можешь поблагодарить меня, — намекнул я.

— Спасибо, Господин, — простонала она.

— Не за что, — усмехнулся я.

— Вы наслаждаетесь моим унижением, — всхлипнула рабыня. — Вы наслаждаетесь этим!

— Да, — не стал я спорить, и добавил: — И Ты тоже.

Ее маленькие плечи вздрогнули. Я видел, что то, что я сказал, было верно.

— Ты можешь встать на колени передо мной, — позволил я.

Она поднялась до коленопреклоненного положения.

— Вы не тронули меня, — обиженно сказала она, — и все же Вы очень возбудили меня.

Я не стал отвечать на ее укоризну. Человеческие женщины — такие роскошные и замечательные существа. Их сексуальная жизнь и ощущения такие тонкие, сложные и глубокие. Насколько же наивен мужчина, который полагает, что занятие сексом с женщиной так ничтожно и кратко, что может заключаться в пределах параметров горизонтальной плоскости, простого стимулирования кожи, вызывающего обслуживание в ответ на простую ловкость рук. Как убого невежественен такой механический подход к женской сексуальности. Сколько уже изучают ее художники и поэты! Женщины так необузданно драгоценны. Они настолько чувствительны, настолько красивы, настолько интеллектуальны и настолько же необходимы. Никакой мужчина еще не смог найти эталона, для измерения любви женщины. Кто может измерить горизонты ее сердца? Есть вещи, более реальные, когда они кажутся наиболее неосязаемыми.

— Даже не прикоснувшись ко мне, Вы очень возбудили меня, — пожаловалась она. — И теперь я беспомощно стою перед Вами на коленях.

Ее мука была совершенно очевидной. Она была рабыней, и отчаянно нуждалась в том, чтобы быть взятой. И все же я сделал немного, лишь обращался с ней как женщиной, и решительно наложил на нее мужскую власть. Я не думаю, что сейчас она имела хоть какие-то сомнения относительно ее пола.

— Когда я подбежала к Вам, увидев позади вигвама, я была благодарна и счастлива. Моим намерением было добровольно подарить вам себя для ваших удовольствий, — объяснила Оипутаке. — Но теперь Вы сделали это для меня необходимым. Теперь Вы поставили меня в положение, когда я вынуждена молить о вашем милосердии!

— Это является соответствующим твоему статусу, рабыня, — усмехнулся я.

— Разве Вы не будете ко мне добры? — спросила девушка, дрожа от желания.

Я, молча, смотрел на нее и ждал.

— Вы видите меня беспомощную и нуждающуюся, умоляющую — простонала она.

— Это приличествует тебе, рабыня.

— Мужчины делают это с нами. Они разжигают в нас огонь, а затем решают, стоит ли хотя бы дотронуться до нас!

— А иногда, насколько я знаю это, девушку заставляют исполнять.

— Исполнять? — не поняла она.

— Да, ее вынуждают, если можно так выразиться, заслужить, чтобы ее взяли.

— Да, Господин. Это весьма обычное дело.

— Ты готова работать, ради того чтобы тебя взяли, заслужить эту честь?

— Да, Господин, — покорно сказала Оипутаке. — Я сделаю все что угодно.

— Но Ты должны сделать все что угодно, так или иначе, поскольку Ты рабыня, — напомнил я.

— Да, Господин, — она застонала. — Да, Господин.

Я смотрел на нее сверху вниз.

Она ерзала, и сжимала свои маленькие кулачки. В ее глазах стояли слезы.

— Я нуждаюсь в этом, — заплакала она.

Я присел на корточки рядом с нею, и нежно ощупал ее. Она, закрыв глаза, прижала свое маленькое, горячее, влажное, округлое лоно к моей руке.

— Я чувствую, что Ты не лжешь мне, — отметил я.

— Нет, Господин, — застонала она.

— Ошейник отлично смотрится на твоей шее, — похвалил я.

— Да, Господин.

— И твои волосы красивы, — сделал я еще один комплемент.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила девушка.

— Ты просишь взять тебя?

— Да, Господин.

— Вы готова заработать то, чтобы я тебя взял?

— Я сделаю все что угодно.

— Поцелуй меня, — приказал я.

— За такую малость, — удивилась она, — я могу заработать, чтобы вы взяли меня?

— Но это должен быть поцелуй рабыни, — предупредил я ее.

— Да, Господин.

Наши губы встретились, сладко и нежно, полностью и надолго. Ее губы, податливые, мягкие, покорные губы рабыни, встретившись с моими вначале робко, а затем, поняв, что не будут отвергнуты или ударены, осмелев, открылись для страсти. И тогда поцелуй стал глубоким, беспомощным и горячим, и она казалась единым целым со своим поцелуем, растворившейся в нем, затем она робко отступила, предложив мне себя как рабыня, наблюдая за моей реакцией, пытаясь рассмотреть в моих глазах свой приговор, была ли он найдена приятной, и какова теперь будет ее судьба.

Она с надеждой смотрела на меня. Я был доволен ею, а ведь ей даже не преподавали поцелуи рабыни. Я аккуратно положил ее на спину, и полюбовался открывшимся зрелищем.

— Коснитесь меня, — умоляла она. — Пожалуйста, дотроньтесь до меня. Я молю вас о прикосновении, Господин.

— Я не думаю, что такое уж большое касание будет необходимо, — усмехнулся я.

Стоило только мне войти в нее, и как я и ожидал, вызывая у нее состояние возбуждения, она, сжав меня в кольце своих рук, и застонав, взорвалась в неконтролируемом оргазме.

— Да, Господин, — задыхаясь, кричала блондинка. — Да Господин! Спасибо, Господин! Да Господин!

Я подумал, что неплохо поработал с ней. Мне кажется, что ее новый владелец будет удовлетворен ею. Она когда-то была холодной свободной женщиной, теперь стала многообещающей рабыней.

Некоторые краснокожие время от времени проходили мимо нас, идя по своим делам, но они не обращали внимания на нас. Для них мы были всего лишь рабами.

— Спасибо, Господин, за то, что взяли меня, — обессилено прошептала Оипутаке, — за то, что согласились воспользоваться мной для своего удовольствия.

— Ты хорошо служила, рабыня, — похвалил я.

— Я рада, — улыбнулась она, — тому, что господину я понравилась как женщина, и то как хорошо я служила.

— И как рабыня, — напомнил я.

— Да, Господин, — улыбнулась она, целуя меня.

Она отстранилась, и легла на бок с сомкнутыми ногами. Изумительная, широкая округлость ее бедра была потрясающе красива. Насколько же восхитительны такие существа. Насколько естественно случается так, что мужчины должны хотеть пометить их как свою собственность.

— Дела в племени Кайил идут просто замечательно, — улыбнулся я. — Твой владелец приобрел красивую белую рабыню. Мой Господин и друг, Кэнка из клана Исбу, сохранил свою собственную рабыню и любовь, девушка названную Виньелой, также соблазнительную белую рабыню, а мой друг, Кувигнака, после долгих лет ожидания, наконец, собирается войти в вигвам большого танца.

Я улыбнулся сам себе. Как естественно я подумал о прежней мисс Миллисент Обри-Уэллс, из высокопоставленной семьи, и когда-то дебютантки в Пенсильвании, как о всего лишь и еще одной сочной белой рабыне в Прериях. Это было полностью соответствующим ее теперешнему статусу, поскольку именно этим она и была, всего лишь домашним животным, а еще любовью Кэнки.

— Я счастлива за него, — поддержала меня девушка.

— В стойбище заготовлено много мяса, — добавил я, — и сейчас — время празднеств, танцев, пиров, визитов и обмена подарками.

— Я сама была обменена в качестве подарка, — улыбнулась Оипутаке.

— Как я понимаю большому огорчению твоего бывшего владельца, — добавил я.

— Да, — она заулыбалась.

— И возможно наиболее замечательно, — заметил я, — кажется, что скоро будет заключен мир между Кайила и Желтыми Ножами. Уже теперь гражданские вожди Желтых Ножей находятся в стойбище.

— Они не гражданские вожди, — вдруг ошарашила она меня.

— Что? — пораженно переспросил я.

— Я видела вождей Желтых Ножей в стойбище, — рассказала она. — Я видела, как они прибыли в стойбище несколько дней назад, когда я еще была в стаде. Я видела их вчера вечером на последнем пиру, когда меня привели к вигваму моего нового владельца. Я видел их этим утром, около вигвама Ватонки, в стойбище Исанны. Но они не гражданские вожди.

— Ты не ошибаешься? — уточнил я.

— Я же какое-то время была рабыней у Желтых Ножей, — напомнила она. — Я знаю точно.

— Значит они не гражданские вожди?

— Я видел гражданских вождей Желтых Ножей на совете, — объяснила она. — Это было всего несколько недель назад. Вскоре после этого я была угнана воинами клана Исанна в их набеге.

— Кажется рановато для того, чтобы созывать совет, — возразил я.

— Был совет, — стояла она на своем.

— Пте прибыли к тому моменту? — уточнил я.

Я ожидал, что такой совет будет согласован с приходом стада и сбором кланов Желтых Ножей для большой охоты. Пте прибывают в земли Кайила, прежде побывав на территории Желтых Ножей.

— Нет, — ответила Оипутаке.

— Интересно, — задумался я. — Ты случайно не знаешь причину созыва совета?

— Нет.

— Несколько недель назад, — сказал я, — произошло сражение с большим обозом и колонной наемников. Ты знаешь об этом?

— Да, — кивнула девушка. — Пленницы были приведены в стойбище Желтых Ножей.

— Совет был до или после набега? — спросил я.

— Спустя несколько дней после этого.

— Это, также, интересно. Ты уверена, что не догадываешься о чем был совет?

— Нет, Господин, — ответила она. — Мне не преподавали язык Желтых Ножей. Я не знаю ни одного слова. Там я выполняла, самую черную работу, обычно на работе мною командовали только затрещинами и ударами плетью. Для них я была только своего рода самкой кайилы, двуногим вьючным животным.

— Такие работы, — объяснил я, — вполне подходят для сексуально холодных рабынь.

— Да, господин, — согласилась девушка, — но они бывали наложены, также, даже на самых страстных из их женщин.

— Конечно.

— На том совете, — сказала она, — я и видела гражданских вождей Желтых Ножей. Это не те же самые мужчины, которые находятся сейчас в стойбище.

— Ты ошибаешься.

— Нет, Господин.

— Ты видела этих мужчин в стойбище Желтых Ножей прежде? — спросил я.

— Да, Господин, — кивнула она.

— Они — гражданские вожди, — попробовал я еще раз сбить ее с толку.

— Нет, Господин.

— Ты знаешь, кто они?

— Да, Господин.

— И кто же это?

— Это — военные вожди.