Поцелуй француза

Глава 6

Однако утром Джин уже пожалела о своем косвенном обещании стать его любовницей. Резкие лучи утреннего солнца, падавшие на постель, вернули ее из мира грез в реальную жизнь.

Она никогда не признавала случайный секс, в отличие от некоторых женщин, которые работали с ней в Нью-Йорке. Физическая близость для нее предполагала наличие определенных нравственных обязательств, только тогда она могла отдавать мужчине всю себя. Лишь один раз в своей жизни она почувствовала, что эти обязательства достаточно крепки — это было с Марком.

Поль же не говорил ей о серьезных намерениях. Джин помнила, что он говорил о женитьбе, но это были только общие разговоры. Может, он смотрел на нее всего лишь как на временную подружку — подходящее тело для удовлетворения своих здоровых сексуальных инстинктов?

Но ее определенно не устраивают такого рода отношения. Отдавать только свое тело она не могла. Вместе с ним она отдавала бы и свою душу. Если так, то каково же ей будет, когда подойдет время их неизбежного расставания?

Еще раз осмотрев себя в зеркало, Джин нахмурилась. Вчера ночью она совершенно утратила чувство реальной перспективы, отдавшись во власть романтических иллюзий. В конце концов она здесь для того, чтобы разместить заказы, и когда эта работа закончится, ей надо вернуться в Штаты — там ее ждут неотложные дела. Оставить часть себя здесь, с Полем? Нет, она не может себе этого позволить.

Джин решила не откладывая в долгий ящик объяснить ему, что, обещая близость, находилась в состоянии аффекта после сердечного приступа Лоуэлла и под воздействием травмирующих воспоминаний о Марке. Джин с болью подумала, что ее влечение к Полю действительно очень сильно, но она не должна позволить ему реализоваться.

В начале девятого она спустилась к завтраку, надеясь застать Поля одного. Но он по-приятельски болтал с Мари, попивая свой кофе с молоком. На нем были пиджак модного итальянского покроя с накладными плечами и узкими лацканами, парадная рубашка на кнопках и галстук из тонкой шерстяной ткани. Это казалось совсем не похоже на его обычную полуспортивную одежду. Вид у него был просто неотразимый.

Увидев Джин, Мари поприветствовала ее веселым «Bonjour!» и мгновенно принесла большую чашку кофе с молоком и кусочек хлеба с хрустящей корочкой, намазанный тонким слоем масла и земляничным вареньем.

На несколько минут Джин совершенно отвлеклась от своих проблем, утоляя свой голод. Когда она покончила с завтраком, Поль сказал:

— Поехали. Надо забрать в Пойаке твою арендованную машину и вернуть ее в Бордо. Тебе нет смысла тратиться понапрасну, ведь мы можем пользоваться моей машиной.

На улице было свежо, и она не пожалела, что, надев рубашку на кнопках и вельветовые брюки, прихватила еще и свитер. Джин хотела сразу же решительно высказать все, что думает, но, пока она собиралась с духом, их «ягуар» уже въехал в Пойак.

Остановившись рядом с ее «ситроеном», Поль повернулся к ней.

— Поезжай за мной, я знаю, где прокатное агентство. И постарайся не отстать! — С этими словами он нагнулся и неторопливо поцеловал ее в щеку.

Чуть дрожащими руками Джин завела «строен» и поехала за ним. По дороге в город ее решимость начала слабеть. Сейчас она опять вспомнила, как он дьявольски привлекателен, как ей приятно и легко рядом с ним.

Наверное, не стоит торопиться с разговором, ни к чему сейчас портить столь дружеские отношения. В конце концов можно будет сказать об этом, когда он снова заговорит об интимной близости.

Джин без проблем вернула автомобиль, при этом у нее было такое же чувство, как если бы она в открытом море отказывалась от спасательной лодки. Теперь она не сможет и шагу ступить одна и будет полностью зависеть от Поля. Символически отдаваясь в его власть, Джин испытывала смешанное чувство радости и тревоги.

В больнице, когда они вошли в палату к Лоуэллу, тот испытующе посмотрел на них, и щеки Джин залил предательский румянец.

Дядя выглядел довольным.

— У вас, ребята, похоже, все замечательно. Надеюсь, вы оба хорошо отдохнули, чтобы поработать сегодня, — добавил он хитро.

Джин открыла было рот, но Поль опередил ее:

— В наши годы можно иногда и не выспаться, это не повредит работе.

Поль улыбнулся Джин, и она разозлилась: он нарочно давал Лоуэллу ложное представление об их отношениях, и хуже того, дяде оно явно доставляло удовольствие.

— Ну-ну, — сказал он, не давая ей внести ясность в этот вопрос. — А теперь нам надо составить ваш маршрут.

Лоуэлл с Полем взялись за дело, и через двадцать минут примерный маршрут по самым известным поместьям Бордо был обговорен до мелочей.

Первым пунктом их назначения был Сен-Жу. льен, городок к югу от Пойака. Заехав без предварительной договоренности в знаменитый замок, Джин боялась, что с ними и разговаривать не станут. Но хозяин поместья слышал о том, что Поль купил замок в Ла Бруиле, и тепло приветствовал их на оживленном французском.

Разговор проходил в быстром темпе, и Джин не могла уследить за ним, но все же поняла из услышанного, что Поль мастерски вытягивал из мужчины подробности его техники виноделия. В погребе хозяин замка опустил в бочонок длинную серебряную пипетку и дал Полю попробовать вино нынешнего сбора, тот с видом знатока закивал головой, и они пустились в очередную долгую дискуссию.

Когда они покинули гостеприимного хозяина Сен-Жульен, в машине Джин не удержалась от вопроса:

— Почему он так охотно и много рассказывал? Я думала, что виноделы ревностно охраняют свои секреты.

— Некоторые да, но секретничать нет никакого смысла, — объяснил Поль. У каждого винодела есть нечто такое, чего нет и никогда не будет у его конкурента: его особенный, географически уникальный участок земли. В наших краях микроклимат очень изменчив территориально, и на каждом отдельном поле получается такое вино, которое — из тех же сортов винограда и при соблюдении той же технологии — не может получиться больше нигде.

При встречах с другими виноделами Поль вел себя ровно, уверенно, был наблюдателен и пытлив, но при этом всегда доброжелателен.

Когда вечером, к обеду, они вернулись в Ла Бруиль, Джин уже не чувствовала под собой ног.

Мари, как и обещала вчера, устроила пир, после которого Джин чуть не уснула прямо за столом. После того, как блюда опустели, Поль достал блокнот и принялся записывать свои заметки по поводу дневных дегустаций.

Веки Джин смежались, и она, извинившись, встала.

— Я, наверное, отправлюсь на боковую.

Поль снисходительно посмотрел на нее.

— Так рано? А я думал, что мы попозже выпьем по рюмочке коньяку. Но ничего страшного, иди ложись. До завтра, зеленоглазка!

Поднявшись, он легко поцеловал ее, вызвав прилив тепла в ее разомлевшем теле. В дверях она оглянулась. Он уже опять сидел, склонившись над блокнотом, его серебряная ручка летала по бумаге.

Назавтра было воскресенье, и, поскольку на этот День у них не было намечено никаких деловых поездок, Джин позволила себе роскошь поспать лишних два часа. Проснувшись, она почувствовала восхитительную бодрость и, потянувшись в постели, подумала, что для полного счастья ей не хватает только одного: Поля, лежащего рядом…

Она резко одернула себя. О чем она думает? Ведь только вчера она вознамерилась установить между ними безопасную дистанцию. Джин быстро спрыгнула с постели, решив, что расслабляющая ванна приведет в порядок ее мысли.

Завернувшись в полотенце, она направилась в ванную комнату и пустила в ванну воду. В шкафчике она увидела разные банные принадлежности и, поддавшись порыву, сыпанула в воду целую горсть пенного порошка. Когда ванна вспучилась воздушной массой белой пены, Джин огляделась. На полочке над раковиной лежали бритва и кружка для бритья. Может, это вещи Поля? Несмотря на опасность, которую он, определенно, представлял для нее, Джин все-таки было приятно ощущать его незримое присутствие.

Ванна наполнилась. Джин повесила на крючок свое полотенце, заколола волосы на затылке и погрузилась в теплую воду. С блаженным стоном она растянулась в ванне и закрыла глаза, плавно гоняя воду руками.

Но внезапно ее безмятежному спокойствию пришел конец: она с испугом услышала, как открывается дверь. Джин настороженно села, приготовившись сразу предупредить непрошеного пришельца о том, что ванная занята.

Но слова застряли у нее в горле: в проеме двери, закутавшись в китайский атласный халат и с полотенцем наперевес, стоял Поль.

Джин моментально опустилась в пену по самую шею.

— Т-ты что, никогда не стучишься? — запинаясь от волнения, спросила она.

— Доброе утро, зеленоглазка, — сказал он, оставив без внимания ее вопрос.

Девушка ошеломленно смотрела, как он закрыл за собой дверь, прошел к раковине и начал наполнять ее водой.

— Что ты делаешь? — вскричала она, не веря своим глазам.

— Собираюсь бриться, — спокойно ответил он. — И, предупреждая твой протест, должен тебе сообщить, что в этот утренний воскресный час ванная традиционно моя. Правонарушителям приходится терпеть неудобства совместного пользования.

Джин уставилась на него, но он абсолютно невозмутимо разводил в стаканчике пену.

— Может, хотя бы на этот раз воспользуешься другой ванной? — миролюбиво предложила она.

— Другой нет.

— Что??

— Да, это единственная ванная во всем доме. Вспомни, этот замок был построен в девятнадцатом веке, когда ежедневные водные процедуры еще не вошли в привычку.

— Но… но… — Она отчаянно искала деликатный способ выставить его из ванной. — Ты не мог бы побриться позже?

Поль усмехнулся.

— Нет, зеленоглазка! Боюсь, тебя надо научить, что ванная вовсе не является исключительно твоей, и это мне весьма по душе.

Джин, стиснув зубы, сверкнула на него глазами. Совершенно очевидно, что он и не думал уходить. В таком случае, лучше уйти ей и принять ванну, когда он побреется. Глаза Джин остановились на ее полотенце, которое висело на крючке возле ванны. Но в это же самое мгновение Поль лишил ее этой возможности отступления, повесив сверху, на тот же крючок, свое полотенце.

— Эй! — возмущенно закричала она.

— Я не хочу тебя тревожить, красавица. Сиди себе спокойно в ванне! Ты надежно прикрыта от моих любопытных глаз.

Он подошел к ванне и внимательно осмотрел пенную поверхность воды. Законченный нахал! Слой мыльных пузырей стал уже устрашающе тонок. Джин почувствовала свою беспомощность: для того чтобы увидеть ее обнаженное тело, ему стоило только разогнать ладонью оставшуюся пену. Или просто подождать пузыри вот-вот сами исчезнут.

— Над чем же ты задумался? — тревожно спросила она неподвижно стоявшего Поля.

— Не присоединиться ли мне к тебе, а?

С этими словами он начал развязывать пояс своего халата.

— Нет!! — заорала Джин, а потом, заставив себя говорить спокойней, добавила:

— Я хочу сказать, что ты вроде бы собирался бриться.

— О, верно! — усмехнулся он.

Он опять обмотал поясом свой подтянутый торс, но остался стоять на месте.

Нет, это просто смешно! Надо во что бы то ни стало заканчивать эту глупую комедию! Поскольку ничего другого ей не приходило в голову, пришлось прибегнуть к обычным уговорам.

— Поль, ну пожалуйста! Пошутил и хватит, дай же мне вылезти из ванны! взмолилась она жалобно.

— Вылезай, кто же тебя держит? — милостиво разрешил он, с неподдельным интересом воззрившись на нее.

— Отвернись!

Опять усмехнувшись, он вернулся к раковине и принялся тщательно намыливать лицо. Джин вздохнула с облегчением, но все же дождалась, пока он начал водить бритвой по подбородку, и только тогда стала подниматься из воды. Мыльные струи побежали с ее грудей. Взглянув на Поля, она заметила, что тот развернул свое зеркальце и внимательно разглядывает ее.

— О-о-ой! — взвизгнула она, опять хлопнувшись в воду.

Тело Джин обдало горячей волной стыда. От злости она ударила по воде пяткой, подняв пенные брызги.

К ее еще большей ярости, Поль лишь весело рассмеялся. Она буравила взглядом его широкую спину и мощные плечи, понимая, что находится полностью во власти этого мужчины. И хуже того — ей доставляло истинное удовольствие созерцать стройное тело, которое соблазнительно вырисовывалось под атласом его туго перепоясанного халата.

Наконец Поль закончил бритье, неторопливо сполоснул раковину и, вытерев пену с лица, плеснул на подбородок горсть лосьона. Вслед за этим он схватил стул, стоявший в противоположном конце ванной комнаты, подтащил его поближе к ванне и уселся, закинув ногу на ногу.

Джин окатила его взглядом, в котором силилась изобразить ненависть, но он лишь улыбнулся ей, как будто она наградила его комплиментом.

— Послушай, ты не должна стыдиться показывать мне свое тело, — наконец заговорил он. — Из того, что я уже видел, можно уверенно сказать, что оно прекрасно. К тому же тебе надо привыкать: все равно очень скоро я увижу тебя обнаженной. И тогда уже я не ограничусь его созерцанием…

Слова, заготовленные еще вчера для объяснения своего решения, начали выстраиваться в ее мозгу, но она не успела произнести их: неожиданно он опустился на колени перед ванной и принялся медленно закатывать рукав своего халата. Джин уставилась на него, онемев от удивления.

Секундой позже Поль уже держал ее голову в своих ладонях и целовал ее. Джин знала, что надо попытаться вырваться, но путей к отступлению у нее не было, и она постепенно отдалась чудесному ощущению его близости.

Губы ее непроизвольно разомкнулись, и его язык скользнул внутрь, вступив с ее языком в чувственный диалог. Его поцелуй умело играл на ее ощущениях, ей захотелось шагнуть из ванной, и как есть — с водяными струями, сбегающими по телу, полностью отдаться ему.

Его рука вдруг нырнула в воду, нашла ее груди и начала мучительно ласкать их, дразня затвердевшие соски. В голове у Джин буйным вихрем крутились эротические сцены. Его рука скользнула ниже, направившись к ее нежному лону. Она оторвала свои губы от его горячих губ.

— Поль, не надо, пожалуйста!

Глаза Поля удивленно вспыхнули.

— Я полагал, что ты уже выучила свой урок, но вижу, что нет. Весьма печально.

Он поднялся, чтобы уйти. С руки его капала мыльная вода. Когда, остановившись у двери, Поль обернулся, Джин с удивлением прочла в его глазах страдальческое выражение. Страшным видимым усилием воли он сдержал себя и сказал:

— Я знаю, мы договорились повременить. Но, Боже мой, мне кажется, это выше моих сил.

Он ушел, и Джин медленно спустилась с высот желания, не понимая, то ли она рада, то ли разочарована его уходом. Вода в ванной показалась ей чуть теплой по сравнению с ее пылающей кожей.

Вернувшись к себе в комнату, Джин тщательно заперла за собой дверь. Напуганная сценой в ванне, она не представляла, как выдержит общество Поля в течение дня. Но, оказалось, Иву понадобилась его помощь, и Джин не виделась с ним до вечера. Мари объявила, что едет в Грэйвс, к югу от Бордо, проведать свою семью, как делала каждое воскресенье. Она предложила подвезти Джин в больницу и забрать ее на обратном пути.

Лоуэлл почему-то был явно не в духе. Он нетерпеливо отшвырнул газеты и журналы, которые она принесла ему.

— Где Поль? — спросил недовольно дядя.

— Помогает Иву ремонтировать трактор, — объяснила она. — Мари сказала, что он постарается заехать к тебе попозже, а если не сможет, то отчитается перед тобой о проделанной работе завтра утром.

Он осуждающе оглядел ее.

— А тебе будто и вовсе безразлично, с тобой он или нет.

— А почему это должно меня волновать?

— Потому, черт возьми, что этот парень — твоя самая удачная добыча. Ради всех святых, девочка, не выпускай его из своих коготков!

— Лоуэлл, ты, похоже, хочешь, чтобы я превратилась в какую-то свирепую хищницу. Но это не мой стиль, ты знаешь. Если Поль мной заинтересуется, он сам даст мне понять.

Джин почувствовала укор совести, вспомнив, насколько ясно он дал ей понять это не далее как сегодня утром.

— Ах, смотрите, пожалуйста! — проворчал Лоуэлл, в волнении откинув свою простыню. — Знаю я твой стиль — этакая глубокая заморозка. Пора немного оттаять — он чертовски симпатичный мужчина!

Джин оставила без комментариев это явное преуменьшение.

— Ты что же, хочешь, чтобы я осталась здесь, во Франции? — возмутилась она. — Бросила тебя и «Саммит»? Но отелю нужны мы оба.

— Ты знаешь мое мнение по этому поводу, — недовольно сказал дядя. «Саммит» — всего лишь убогий захолустный отельчик, гори он синим пламенем! Это не место для такой великолепной, талантливой женщины, как ты. Ты губишь себя там.

Джин не стала спорить с дядей. Она отлично знала, что для него «Саммит» — никак не «убогий захолустный отельчик».

Это была старая хорошая гостиница, и Лоуэлл по праву гордился ей. Позволить отелю сгореть синим пламенем? Да он скорее спрыгнет с его крыши! Это была вся его жизнь.

И Джин вовсе не собиралась бросать «Саммит». Она слишком многим была обязана этому старому дому и слишком любила его, чтобы так поступить. Дядя совершенно напрасно чувствовал себя виноватым оттого, что она проводила там все свое время. Он придерживался старомодных взглядов и отказывался понимать, что его племянница может быть по-настоящему счастлива в какой-то другой роли, нежели в роли жены.

Разговор с дядей затронул неприятные темы, и Джин почувствовала явное облегчение, когда пришло время идти на стоянку и ждать приезда Мари. По дороге в замок она с удовольствием слушала несмолкаемую болтовню маленькой темноволосой женщины о своих многочисленных родственниках и их причудах.

Вечером за обеденным столом царила непонятно напряженная атмосфера. Между Мари и Ивом вышла какая-то размолвка, и они почти не разговаривали друг с другом.

Поль казался погруженным в свои собственные мысли. Джин еще не остыла после его утренней выходки и пыталась изобразить равнодушие, но помимо воли глаза ее скашивались в его сторону с непроизвольным выражением беспокойного призыва.

Говорил почти один Ив, он объяснял различные хитрости подрезки виноградных лоз. Джин старательно слушала, правда, потом не смогла вспомнить ничего конкретного из его рассказа.

После обеда, извинившись, она направилась было к себе, но Поль перехватил ее в коридоре, поймав за руку.

— Мы идем гулять в сад, — заявил он тоном, не терпящим возражений. Возьми свитер.

— Конечно! Разве можно отказаться от столь галантного приглашения? сказала она, постаравшись вложить в улыбку соответствующий сарказм.

Однако на улице Поль сменил свой повелительный тон.

— Прости, я был резок с тобой, — извинился он. — Сегодня столько всего на меня свалилось.

Гнев, который она копила после сцены в ванной, начал рассеиваться. На лице ее, как в зеркале, отразилось участливое беспокойство.

— Я могу тебе чем-то помочь?

Он махнул рукой.

— Нет, это совсем не твоя забота.

Такой отпор застал Джин врасплох. Обидно было сознавать, что он не хочет рассказать ей о своих тревогах. Марк был таким же. Его нежелание делиться с ней своими проблемами сильно портило их отношения.

— Что ж, извини, — резко бросила она. — Я больше не буду лезть не в свои дела.

Ее саркастический тон подействовал на Поля.

— Прости, — виновато сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Просто ты действительно ничем не можешь помочь мне, разве что ты знаешь, как наколдовать из воздуха новый трактор с тележкой или вызвать тропическое лето.

— Что-что?

— Ив считает, что в этом году урожай будет ранним, а значит, довольно скорым, — объяснил Поль. — Если он прав, значит, нам не хватит нашей техники. Спасти нас может только чудо — например, лето, как в Индии, — тогда у нас появится много дополнительного времени.

Гнев Джин тут же испарился, как только она увидела причину его расстройства. Она машинально взяла Поля за руку и пошла с ним по цветочной аллее, слушая, как он рассказывает о своих проблемах.

— Может, я могу чем-то помочь? — Джин снова предложила свои услуги. — Я бы очень хотела быть полезной.

— Просто держи меня за руку так, как сейчас, — ответил он. — Это помогает больше, чем ты думаешь.

Джин размышляла над его словами, пока они шли к скамейке под деревом. Молча присев, они стали смотреть на солнце, спускавшееся к горизонту. Поль обнял ее, и они слились в долгом поцелуе. К ее удивлению, в этом поцелуе не было пережитой ими раньше чрезмерной страсти, он лишь выражал спокойную глубину их взаимопонимания.

То, что прежде было для Джин головокружительным открытием, теперь стало более уютным миром сексуального доверия. Она больше не чувствовала необходимости доказывать что-то актом любви, заново переживать волнение и страх перед чем-то запретным, стремиться к близости только ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Теперь она узнала язык телесной любви.

Поль дразнил ее легчайшими поцелуями, нежно поглаживал ей висок, проводил пальцами по волосам, и Джин начала понимать, что секс может быть глубже и богаче, чем то, что она знала раньше. Ей не надо просто слепо предлагать себя, подчиняться требованиям, которым она не в силах противостоять. Физическая близость может стать молчаливым диалогом, таким же тонким и красноречивым, как поэзия или музыка.

Поль хорошо умел объясняться на этом языке. Он разговаривал с ней легкими прикосновениями губ, ласковыми ладонями, и Джин покорялась его сильным теплым рукам. Впервые она поняла, что значит быть любимой нежно, и не только физически. Она уткнулась головой в его плечо и обвила Поля руками. Ей ничего не надо было сейчас, кроме этих крепких объятий.

Они долго сидели так, прислушиваясь к ночным звукам, пока не стало прохладно. Тогда они встали и пошли в дом. Джин гадала, останется ли Поль у нее, но нет — он ушел, попрощавшись с ней у двери долгим поцелуем. Переодеваясь ко сну, она гнала прочь чувство разочарования.

Ее утешала мысль о том, что теперь наконец — впервые за время, казавшееся вечностью, — у нее появились какие-то перспективы. Поль предлагал ей обогащенную духовной глубиной близость, и она примет ее независимо от последствий.

Следующая неделя была сплошным праздником. Работа казалась Джин удовольствием, когда они вместе с Полем объезжали полторы дюжины замков и винных заводов области. Ее любимыми бордоскими винами всегда были вина «Сен-Эмильон», и она с радостью обнаружила, что деревня, где их производят, так же живописна, как вкусны эти вина.

Сладких десертных вин она не любила, но ее мнение поколебалось после поездки в область Сотерне, далеко к югу от Бордо. Там, в знаменитом замке д'Икам, им рассказали, что местный виноград оставляют на лозе до появления «благородной гнили» (этот термин сначала напугал Джин), которая высушивает ягоды и повышает в них концентрацию натурального сахара. После этого виноград выборочно собирают и перегоняют на вино в аппаратах, сделанных исключительно из дерева — вплоть до зубчатых шестеренок. После нескольких лет, проведенных в дубовых бочонках, вино разливается по бутылкам.

Поскольку «Икам» — самое дорогое в мире сладкое вино, посетителям не предлагают его пробовать. Но в тот вечер, когда они вернулись в Ла Бруиль, перед обедом Поль принес из подвала бутылку и поставил ее охлаждаться в ведерко с ледяной водой. Мари с Ивом пришли в восторг.

— И по какому же случаю? — спросил Ив с усмешкой.

— Хотелось бы повысить эрудицию Джин, — объяснил Поль.

Мари фыркнула.

— О нет, ты бы не стал открывать «Икам», если бы не было на то повода, Поль. Ну же, признайся, происходит что-то особенное, non?

— Нет-нет, правда, — отнекивался Поль, тем самым только убедив их в том, что у него с Джин есть некий тайный повод для торжества.

Для сравнения они пили вино с различными традиционными закусками — foie gras,[11] английским сыром «стилтон» и сладкими спелыми персиками из Испании, но Джин решила, что настоящий вкус вина чувствуется только без закуски.

Прозрачное вино имело темно-золотой цвет и сильный аромат, который она глубоко вдыхала снова и снова. На вкус оно было густым и удивительно сладким, но совсем не приторным. Джин объявила, что если и есть на самом деле амброзия, вино богов, то это «Икам». Остальные с ней искренне согласились.

Позже, ночью, ее мысли вернулись к словам Мари: «Происходит что-то особенное, non?» Поведение Поля и вправду озадачивало. Всю неделю он был учтиво нежен с ней, брал девушку за руку во время прогулок и крепко обнимал, когда они оставались одни. Поль и Джин часами беседовали и сейчас, казалось, знали друг о друге все.

При этом он не настаивал на близости. Ложась одна в постель, Джин мечтала о его теплом теле, замирая от острого желания. Она так хотела его, как никогда. И все же, когда вечерами он провожал ее до спальни, она не решалась попросить его остаться.

Сегодня вечером он исчез из столовой, когда она смаковала последние капли «Икама», болтая с Мари. Еще ощущая во рту сладкий вкус вина, Джин решила разыскать его. Но ни в одном из его излюбленных мест Поля не было, а когда она не задумываясь постучала в его комнату, то не получила ответа.

Наконец Джин забрела в маленькое боковое крыло замка, где находился рабочий кабинет хозяина дома. Еще в коридоре она уловила приятный запах трубочного табака и толкнула дверь.

В кабинете горела только настольная лампа. Поль, развалившись в глубоком кожаном кресле с высокой спинкой, читал книгу. У его ног, свернувшись калачиком, дремал Ариэль. Пес лениво приподнял голову, без особого интереса посмотрел на Джин и тут же опять опустил морду на лапы.

А Поль, в отличие от собаки не отрывая от нее взгляда, в котором явно читался вопрос, улыбнулся и захлопнул книгу. Его трубка лежала на столе в керамической пепельнице и пускала вверх тонкую струйку дыма. — Привет, просто сказал он. Джин вдруг почувствовала неловкость — своим неожиданным приходом она нарушила его уединение. Не слишком ли эгоистично ее желание постоянно видеть этого мужчину рядом?

— Я… я не знала, что ты куришь трубку, — наконец проговорила Джин, чтобы только не молчать.

— Вообще-то я не курю, но уважаю трубку как одно из цивилизованных удовольствий. Выпив «Икам», я решил, что сегодня вечером можно побаловать себя. Почему бы не пользоваться всеми доступными удовольствиями?

«Входит ли в их число секс?» — подумала она. Как обычно, мысль об этом взволновала ее противоречивые чувства. С одной стороны, ей хотелось укрыться в своей относительно безопасной комнате, но с другой — Джин так устала от этого одиночества.

Поджав под себя ноги по-восточному, она села на ковер напротив его кресла и опустила голову ему на колени. Он рассеянно начал гладить ее по волосам, и Джин улыбнулась.

Казалось, Поль понимал, что она пришла сообщить что-то серьезное, и выжидательно молчал. От этого Джин еще труднее было начать разговор. Но наконец она взглянула ему в глаза и сдавленно произнесла:

— Поль, почему… почему бы тебе не заняться со мной любовью?

На лице его мгновенно мелькнуло, но тут же исчезло выражение мучительного страдания.

— Ты не представляешь, как сильно я этого хочу. Но я вижу, что ты еще не готова. Да, я знаю, на простом физиологическом уровне ты желаешь нашей близости, и, наверное, так было уже с первого дня нашей встречи. Но на уровне эмоций я чувствую, что ты еще колеблешься. Разве я не прав?

Джин задумалась, заставив себя посмотреть правде в глаза.

— Да, — призналась она наконец.

— Вот видишь. Мы сейчас довольно хорошо знаем друг друга, но до полного взаимного комфорта еще далеко. Заниматься любовью, не достигнув этого уровня, значило бы рубить сук, на котором сидим.

Нахмурившись, она вспомнила их первую неудачную попытку в ее спальне.

— Наверное, меня взволновало то, что ты отступился от меня… что ты не хочешь меня больше. Это глупо, да?

— Конечно, глупо, — подтвердил он. — Вряд ли мужчина может желать женщину больше, чем я желаю тебя сейчас. Но ты должна быть готова отдаться полностью, забыв про все свои скрытые страхи. Я хочу дать тебе столько времени, сколько тебе нужно, Джин… но, видит Бог, ожидание — это пытка!

У нее отлегло от сердца, и она улыбнулась. Поль все так же мечтает о ней! Он не забыл об их договоре.

— А теперь, зеленоглазка, иди спать и не мешай мне читать. Вряд ли я смогу долго выдержать эту сладкую муку — быть так близко от тебя.

Улыбаясь, она послушно вышла из кабинета.

Однако следующее утро принесло с собой новые тревоги. В машине, когда они ехали в Бордо к Лоуэллу, Джин вдруг поняла, что у них может не хватить времени на осуществление своего договора.

Лоуэлл лежал в больнице уже больше недели и наверняка уже скоро окрепнет для поездки домой, где лечение продолжит доктор Сандерс. А как же ее отношения с Полем? Появится ли когда-нибудь у Джин возможность снова приехать сюда и увидеться с ним? В Штатах на ее плечи, безусловно, навалится еще более тяжкое бремя управления «Саммитом», чем раньше.

Они вышли из «ягуара» на стоянке перед больницей, и Джин впервые почувствовала, что не слишком жаждет встречи с дядей. Каждый день медсестры передавали обнадеживающие отчеты доктора Пьерара, и сегодня ей даже не хотелось их слушать.

Однако, подойдя к палате Лоуэлла, они удивленно замерли в дверях. Кровать его была обставлена множеством сложных медицинских приборов. От датчиков, привязанных к его груди и запястьям, тянулись проводочки к аппарату на передвижной подставке, где на мониторе воспроизводилось его сердцебиение. Над больным висела капельница с внутривенным раствором, а рядом лежали кислородный баллон и маска.

— У вас есть только пять минут, — предупредила их сестра.

Обменявшись взглядами, Поль и Джин вошли в палату.

— Что все это значит? — бодро спросил Поль. Лоуэлл посмотрел на них мутным взглядом. Чувствовалось, что он не сразу узнал их.

— Какая-то чертовская глупость. Не понимаю, что они хотят.

Его слова звучали почти невнятным бормотанием, и Джин с тревогой взглянула на Поля. Пока тот отчитывался за их вчерашние поездки, она выскользнула из палаты, чтобы найти доктора Пьерара.

Он был у себя в кабинете в перерыве между обходами и поднялся из-за стола, чтобы пожать ей руку.

— Bonjour, mademoiselle. Рад снова вас видеть.

— Что случилось с моим дядей? — выпалила она, отбросив формальности.

Он тут же надел на лицо профессиональную маску.

— Рано утром после пробуждения у вашего дяди случился легкий сердечный приступ. Его вряд ли можно назвать инфарктом, но тем не менее я предпринял некоторые меры предосторожности. Как вы видели, приборы контролируют его состояние, и я временно назначил ему капельницу с валиумом. Надеюсь, завтра уже все будет в порядке, тогда мы отменим лекарство. Поэтому нет особых причин для волнений.

— Доктор, должны ли мы начинать готовиться к перелету в США? Может, нам надо нанять для сопровождения медсестру?

— Однозначно нет! — заявил он решительно. — Риск слишком велик. Если в самолете с ним случится еще один приступ, там не будет необходимых средств помощи. Нет, вашему дяде было бы лучше задержаться во Франции. Принимая во внимание сегодняшний инцидент, я бы порекомендовал вам оставить его еще дней на пять как минимум. У вас есть такая возможность?

Джин вкратце рассказала о соглашении с Полем. Доктор Пьерар улыбнулся.

— О да, мистер Бюдье! Ваш дядя несколько раз упоминал о нем. Похоже, он очень высокого мнения о вашем дружке.

«Дружке»? Такое определение удивило Джин, но она промолчала. Видимо, Лоуэлл несколько искаженно представил доктору их отношения, и это лишний раз доказывало неуемное стремление дяди видеть ее влюбленной в неотразимого француза.

Чуть позже, в машине, когда они ехали к первому пункту их делового маршрута, Джин погрузилась в раздумья. Лоуэлл был бы рад, узнав, что его надежды полностью оправдались.

Честно оценивая свои чувства, она должна была признать, что по уши влюблена, хотя почему-то это ее не очень радовало.

Казалось, Поль прочитал ее мысли.

— Знаю, зеленоглазка, мне тоже не по себе, — сказал он, взглянув на нее.

— Ах, Поль, я чувствую себя такой виноватой. Где-то в глубине души я будто торжествую оттого, что случилось это несчастье. Но это же скверно.

— Думаю, тебе не стоит корить себя. В конце концов в том, что у твоего дяди плохое сердце, нет ничьей вины. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. И вполне естественно, что ты радуешься этому. По крайней мере у нас с тобой будет больше времени.

— Пожалуй, и вправду: нет худа без добра. Но я предпочитаю замечать только «добро» и не заботиться о том, что «худо».

— Да, — согласился Поль, слегка нахмурившись.