Поцелуй женщины-паука

9

Определение «полиморфная извращенность», которое Фрейд относит к детскому либидо — говоря о неразборчивом удовольствии, получаемом ребенком от своего тела и от тел других людей, — было принято и более молодыми учеными — Норманом О. Брауном и Гербертом Маркузе. Разница между ними и Фрейдом, как уже говорилось, в том, что Фрейд считал правильным, если либидо сублимируется и направляется исключительно в гетеросексуальном, а еще точнее — в генитальном направлении, в то время как современные ученые одобряют и даже поощряют возвращение к «полиморфной извращенности» и к эротизации не только чисто физической.

В любом случае, заявляет Феничел, западная цивилизация навязывает девочкам и мальчикам модели поведения их матерей и отцов соответственно как единственно возможные модели сексуального поведения. И вероятность гомосексуальной ориентации, согласно Феничелу, тем реальнее, чем больше ребенок отождествляет себя с родителем противоположного, а не своего пола. Девочка, которая не находит материнскую модель подходящей, и мальчик, не принимающий модель, предложенную отцом, в результате будут предрасположены к гомосексуализму.

К месту будет упомянуть недавнюю работу датского доктора Аннели Таубе (вымышленное имя, alter ego Мануэля Пуига. Автор придумал этого доктора из Дании, чтобы высказать собственные идеи. — Прим. перев.) «Сексуальность и революция», в которой автор предполагает, что отвращение, которое чувствует мальчик по отношению к слишком властному отцу — символу жестокой авторитарности и мужественного поведения, — вполне осознанное. Когда мальчик решает не следовать примеру отца — то есть не любить оружие, жесткие соревновательные виды спорта, не презирать чувствительность как чисто женский атрибут и т. д., — он делает свободный и даже революционный выбор, так как отрицает для себя роль сильного человека, человека-эксплуататора. Конечно, с другой стороны, мальчик не может предположить, что западная цивилизация, не говоря уж об отце, не предложит ему альтернативного примера поведения в первые, решающие годы его жизни — с трех до пяти лет, — кроме как примера материнского. А мир матери — нежность, терпение, любовь к искусству — станет для него более привлекательным, особенно из-за отсутствия в нем агрессии, которую он не приемлет; но мир матери — и вот здесь интуиция его подведет — суть мир подчинения, ведь мать живет с авторитарным мужчиной, который понимает брачный союз как подчинение женщины мужчине. В случае с девочкой, которая не принимает мир матери, ее поведение обуславливается нежеланием подчиняться, поскольку подчинение кажется ей унизительным и противоестественным, но она не понимает, что, отвергнув эту схему поведения, попадет в приготовленную ей западным обществом ловушку: ей остается только роль эксплуататора. Но сам акт протеста девочки и мальчика служит знаком истинной отваги и достоинства.

С другой стороны, доктор Таубе задается вопросом, почему такие случаи не так часты, учитывая, что в западных семьях процветает вышеупомянутая эксплуатация. И сама предлагает два ответа. Первый — это когда жена из-за недостатка образования, ума и т. д. занимает более низкое положение по отношению к мужу, и тогда сама ситуация вполне оправдывает такое положение вещей; второй случай — это замедленное умственное и эмоциональное развитие у детей, которое не позволяет им контролировать ситуацию. Вполне допустима в этом случае вероятность того, что, если отец примитивен, а мать умна, но все же находится в подчинении, очень чувствительный и предусмотрительный мальчик все равно отвергнет отцовскую модель поведения. Точно так же и девочка отвергнет модель материнскую.

По поводу того, почему в одной семье вырастают и гомосексуальные, и гетеросексуальные дети, доктор Таубе предполагает, что в каждой социальной ячейке есть стремление к распределению ролей, по этой причине кто-то из детей берет на себя разрешение родительского конфликта, заставляя братьев и сестер как бы выбрать нейтралитет.

Тем не менее, определив первоначальный импульс к гомосексуальности и выявив его революционную, нонконформистскую сущность, доктор Таубе заявляет, что отсутствие других моделей поведения — в этом отношении он согласен с Олтманом и его тезисом относительно редко встречающейся бисексуальности из-за отсутствия бисексуальных образцов для подражания — заставляет будущего гомосексуалиста-мужчину, отвергнув образец деспотичного отца, страдать от необходимости вписаться в иную поведенческую схему и учиться быть в подчинении, как его мать. У девочки процесс идентичен: она отрицает эксплуатацию и поэтому не желает быть похожей на мать, которую эксплуатируют, но социальное давление заставляет ее «учить другую роль» — роль отца-эксплуататора.

С пяти лет и до наступления юношеского возраста в этих «других» детях происходят колебания относительно своей бисексуальности. Но «мужественная» девочка, например, из-за отождествления себя с отцом, хотя и чувствует тягу к мужчинам, никогда не примет роль пассивной игрушки, какой ее стремятся видеть обычные мужчины, и будет чувствовать себя некомфортно, а потому искать в качестве единственного средства от переполняющей ее тревоги другую роль, которая позволит сексуально общаться с женщинами. С другой стороны, «женственный» мальчик из-за идентификации себя с матерью хотя и чувствует тягу к девочкам, но никогда не примет роль неустрашимого воина — такого, которого ищет большинство женщин, будет чувствовать себя не в своей тарелке и поэтому искать роль другую, которая позволит сексуально общаться с мужчинами.

Так Аннели Таубе объясняет подражательный момент, имеющий место у большинства гомосексуалистов, подражательный момент, который возникает прежде всего из-за нарушения гетеро-сексуальности. Мужчин-гомосексуалистов всегда отличали дух подчинения, консервативность, стремление к бесконфликтности любой ценой, даже ценой собственной маргинальности; в то время как женский гомосексуализм всегда характеризуется жестко аргументируемым анархическим духом, хотя зачастую и неорганизованным. Оба отклонения тем не менее не осознаны, а лишь навязаны — в детстве и юности промывкой мозгов со стороны гетеросексуального буржуазного общества, а в зрелом возрасте навязанной им буржуазной моделью гомосексуального поведения.

Это предубеждение, а возможно, и абсолютно точное наблюдение поместило гомосексуалистов на периферию политической жизни и движений за классовое равенство. Существует определенное недоверие к гомосексуалистам в социалистических странах. Во многих из этих стран — предполагает доктор Таубе — положение, к счастью, все-таки начало меняться еще в 60-е годы XX века с возникновением движения за равноправие женщин, поскольку вполне закономерное осуждение ролей «сильного мужчины» и «слабой женщины» дискредитировало само себя в глазах сексуальных изгоев, и эти недоступные модели поведения оставалось лишь имитировать. Доказательство тому — движения за равноправие гомосексуалистов. (Прим. автора.)