Поцелуй меня ложью

ГЛАВА 23 Баз

Я откидываюсь на спинку стула, снова оглядываюсь через плечо в поисках Маккензи — Скарлетт, кем бы она, черт возьми, ни хотела, чтобы я ее считал. По какой-то причине она хочет сохранить свою личность в тайне, но я не куплюсь на историю о ее бывшем парне. Маккензи не похожа на девушку, которая позволила бы мужчине дотронуться до нее и добровольно остаться. Она слишком сильна для этого — или, может, это именно то, во что я хочу верить.

Она все еще не вернулась из ванной, и прошло уже много времени. Я оглядываю стол, внимательно наблюдая за Трентом и оценивая остальных парней. Моя спина внезапно выпрямляется, когда я понимаю, кто пропал.

Я начинаю отодвигаться от стола, когда в кармане вибрирует телефон. Достаю его, смотрю на экран, в замешательстве сдвинув брови, когда вижу, от кого сообщение. Я открываю сообщение и читаю.

Маккензи: «Прости. С Кэт и Верой что-то случилось. Мне нужно вернуться в пентхаус. Я заказала Uber. Наслаждайся оставшейся ночью с парнями».

Я перечитываю во второй раз, хмурое выражение на моем лице становится все глубже с каждой секундой. Какого хрена она мне сразу не сказала?

Краем глаза я замечаю, как Зак возвращается в комнату вместе с Ноем, нашим адвокатом, похлопывая его по спине и заговорщически смеясь над чем-то.

Теперь, когда все вернулись, Маркус зовет на новую игру, и я убираю телефон обратно в карман, не обращая внимания на ее поспешный уход. Но что-то не так. Не могу сказать, то ли из-за разговора с ребятами, то ли из-за ее внезапного ухода.

— Где твоя игрушка? — спрашивает Трент.

В его тоне слышатся резкость, но я позволяю ей скатиться с моей спины.

— Разве тебе не хотелось бы узнать?

Я знаю этих парней всю свою жизнь, и из всех них мы с Трентом всегда больше всего сталкивались головами. Его потребность находиться на вершине — быть лидером стаи — соперничает с его здравым смыслом. Он слишком старается. Чертов идиот. Это одна из причин, почему мы всегда наносим удары друг другу.

Разница между моим отцом и отцом Трента в том, что мой отец заставил меня работать ради успеха, чтобы я не стал избалованным богатым ребенком. Отец Трента? Он подал ему все на серебряном блюде с серебряной ложкой во рту. Он ребенок, который поднимает шум, когда все идет не так, как он хочет. И тот факт, что Маккензи первой стала моей, сводит его с ума.

— Девушки чертова проблема, — ворчит Винсент.

— Кстати, о проблемах, — говорит Ной, глядя на меня, — Она все еще здесь?

Я отрицательно качаю головой.

— Ей нужно кое о чем позаботиться.

Он кивает, будто это к лучшему, что, вероятно, и есть. Всякий раз, когда Ной Гастингс наносит визит к нам, это обычно означает, что он собирается сообщить плохие новости.

— Я просто хочу убедиться, что вы все осторожны. Архивщик отдела Гумбольдта связался со мной около двух недель назад. Я не заметил сообщение, когда был в Лондоне по работе. Кто-то подал запрос на документы.

Все вдруг замирают. Воздух в комнате становится душным, и у меня внутри все сжимается.

— Что за чертовы документы? — рычит Трент, стукая ладонью по покерному столу.

Аккуратно сложенные фишки подпрыгивают и разлетаются от его гнева.

Ной бросает на него обеспокоенный взгляд.

— Ты знаешь, какие. Кто бы это ни был, он снова исследует дело. Не знаю почему. Прошло уже больше девяти лет.

— Кто это, блядь? — спрашивает Зак, лед капает с его голоса.

— Без понятия. Мужчина воспользовался вымышленным именем. Это мог быть кто-то из семьи, из правоохранительных органов городка или журналисты района Гумбольдта.

— Это было девять лет назад! — рявкает Винсент. — Разве нет какого-нибудь долбаного срока давности или еще какого-нибудь дерьма? Они больше ничего не могут сделать, так ведь?

Ной настороженно смотрит на меня. Этот узел затягивается.

— Я этим занимаюсь.

Я как раз собираюсь сказать всем, чтобы они успокоились, когда мой телефон снова вибрирует. Разочарованно вздохнув, я вновь достаю его из кармана.

Я стискиваю зубы, когда вижу, что именно. Мои пальцы сжимают пустой стакан бурбона, и мне вдруг хочется выпить еще. Гораздо больше.

Уведомление по камерам на курортах я получаю обычно раз в две недели. На мой телефон приходят только действительно важные уведомления. Это уже третий случай за последние несколько недель, чего никогда не случалось до недавнего времени.

Имеются подробности. Видео-вложения с отметками времени.

После того, как несколько лет назад у меня возникла кое-какая проблема, я принял решение установить больше камер по всей собственности, чтобы я мог следить за всем на каждом курорте, и мне не нужно было бы беспокоиться об этом, если бы я находился в отъезде по делам.

Перейдя по ссылке на отснятый материал, я просматриваю его. Они присылают мне только отдельные куски, когда что-то или кто-то не на своем месте. Сотрудник, не выполняющий свою работу, любая незаконная деятельность или более того, злоумышленники. Видео начинает играть, и когда я понимаю, на что смотрю, моя хватка на телефоне сжимается. Я стискиваю зубы так сильно, что у меня сводит челюсть, и, клянусь, я слышу треск. Прищурившись, я наблюдаю, как человек поднимается на этаж пентхауса без каких-либо проблем, но куда он проскальзывает дальше, я знаю, что у него определенно нет там никаких дел. Особенно сегодня.

Все мои подозрения внезапно подтвердились.

Каждый странный, необъяснимый случай внезапно обретает смысл во всем мире.

Я наблюдаю, как Маккензи роется в ящиках и шкафах моего кабинета. Опять же, у меня уже имелись подозрения. У меня было подозрение, что она что-то замышляет, после того как я впервые поймал ее на слежке несколько недель назад. Она ходила по курорту, спрашивая сотрудников обо мне. Прокралась в комнату охраны на первом этаже, убеждая рабочих в ее дерьмовой истории о бывшем парне. Все, что она говорила, было ложью. Одна гребаная ложь за другой.

Это одна из причин, почему я держал ее рядом и был так близок к ней. Так легче следить за ней.

Я никогда не показывал, что мне что-то известно, и не говорил об этом, потому что хотел узнать, что она задумала. Уверен, она считает, что все это пустяки. Что она на пять шагов впереди меня — идиот, который так влюблен в нее, что не замечает всех красных флажков. Она не заметила камер. Она думала, что помехи на камерах спасут ее, но мои сотрудники не знают, что у меня установлены ещё скрытые резервные камеры на другом сервере через отдельную компанию на случай, если они когда-нибудь попытаются удалить что-нибудь именно по этой причине.

Я сыграл свою роль — роль гребаного идиота — и позволил ей думать, что она преуспела в быстром розыгрыше. Ребята правы. Что-то с ней не так, хотя я и не замечал этого до ночи открытия клуба. У меня не было идиотских представлений о судьбе или совпадении — и ее присутствие? Ни того, ни другого.

Я еще не говорил об этом ребятам, не желая торопить события. Она может быть безобидной, после чего-то вроде денег, или может стать еще большей проблемой, и я не хочу думать об этом. Не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой в чем-то, кроме того, что она разоренная девушка, стремящаяся свести концы с концами.

Я понимаю, что даю ей шанс, потому что вкладываю в нее деньги. Я вложил деньги в каждую ее частичку, в ее личность — в ту, которая действительно принадлежит ей, — в ее сердце, в ее разбитую броню и в ее блядь киску. Ничто из того, что она сделала, не меняет факта, что меня больше, чем влечет к ней, точно так же, как я знаю, и ее. Чего бы она ни добивалась, чего бы ни хотела от меня, это явно давит на нее тяжелым грузом. Я вижу это в ее глазах, в том, как они светятся печалью и виной. Она встает посреди ночи, когда, по ее мнению, я этого не замечаю, и крадется по дому, все время что-то ищет, что-то бессвязно бормоча себе под нос. Или тихо плачет на балконе, думая, что я сплю.

Я позволял ей делать это и закрывал глаза. Она понятия не имеет, что я знаю, что ее намерения не так верны, как она хотела бы, чтобы я поверил. Однако я не опустился так низко, чтобы установить камеры в ее номере. Я не сломал ее слепое доверие ко мне, копаясь в ее вещах, как она, очевидно, делала со мной.

Ледяная ярость пронзает мои вены. Это так не похоже на огонь, кипящий у меня в животе. Маккензи внезапно переходит от моего стола к картинам на стенах. Когда она останавливается перед картой Лос-Анджелеса, я напрягаюсь. Я пристально смотрю, когда она встаёт перед ней. Ее руки поднимаются, хватаясь за края. Она вдруг замирает.

Не делай этого, черт. Не делай этого, черт возьми.

Она все равно это делает.

Маккензи поднимает тяжелую картину, открывая мой сейф, встроенный в стене. Мои губы изгибаются, а пульс учащается.

Если она действительно писательница, то это проблема. Она проблема.

Я смотрю на парней. Они замирают, увидев выражение моего лица.

— В чем дело?

Я смотрю на Ноя и морщусь.

Я думаю, у нас действительно есть проблема.

Я снова обшариваю содержимое картотечных шкафов и ящиков стола База, но ничего не нахожу. Его сейф немного более высокотехнологичный, чем у Зака, с электронной клавиатурой вместо циферблата. С Базом, занятым своими делами, и с остальными ребятами, это мой единственный шанс проникнуть в этот сейф и посмотреть, что он прячет. Мне просто нужно найти бумагу, что-нибудь в его вещах, что может дать мне представление о его коде.

Я перепробовала все — имена, даты, места— буквально все, что могла придумать, и ничего. Он даже не даёт больше попыток; система заблокирована от частых попыток. Это не мешает мне продолжить поиски.

Я натыкаюсь на запертый ящик и вслепую нащупываю что-нибудь на его столе, чтобы открыть. Схватив ножницы и нож для вскрытия писем, я вонзаю его кончик в замок, крутя и дергая, пока не слышу щелчок. Я роняю нож и рывком открываю ящик. Вытаскиваю содержимое, и мое сердце колотится в груди. От этого у меня кружится голова.

Деньги.

Пачки денег.

Бумаги со счетами и тарабарщиной, которую я не понимаю.

Дрожащими руками я беру пачку денег и пытаюсь прочесть, что написано.

— Какого хрена ты думаешь ты делаешь?

Мой желудок сжимается от его холодного тона, и я издаю удивленный писк, роняя пачку денег. Мои глаза устремляются к двери и широко распахиваются, при виде База, стоящего там и наблюдающего за мной, как ястреб. Я вздрагиваю от безудержного гнева, направленного на меня.

О, черт.

— Я задал тебе вопрос, — процедил он сквозь зубы.

— Я… я… э-э… я…

— Они были правы.

Его нос морщится от отвращения, когда он смотрит на меня. Он смотрит на меня, как на сволочь. Как на дерьмо, которое прилипло к подошве его ботинка.

Мое сердце разрывается.

Колющее ощущение в груди мешает мне сделать вдох, не говоря уже о том, чтобы думать. Давление нарастает за моими веками и носом, когда я, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги.

— Это не то, на что похоже, — шепчу я, протягивая руки между нами, пытаясь успокоить его.

Он делает медленный хищный шаг в свой кабинет, и мои глаза округляются от страха.

Баз невесело усмехается, подходя ближе.

— Ох, не то? Потому что мне кажется, что ты подкрадываешься и копаешься в моем дерьме, Маккензи. Ты занимаешься этим уже несколько недель. А теперь, — предупреждает он, прижимая меня к стене, — Ты расскажешь мне, что искала.

— Я…

— Говори! — рявкает он, и я вздрагиваю, первая слеза скатывается по моей щеке.

— Я пишу статью о жизни самых завидных холостяков SoCal, — вру я.

Снова. Я должна сказать правду, но не сейчас, не так.

— И вот оно, — выдыхает он холодным и отстраненным тоном.

Он делает шаг назад, из моего пространства, словно больше не может находиться рядом со мной ни секунды. Должно быть, я сошла с ума, потому что мне почти хочется дотянуться до него и умолять не уходить.

Мое сердце разрывается от боли, а грудь сжимается. Не знаю, как вся ситуация пошла под откос.

— Значит, я был твоей целью? Твоим первым холостяком в длинном списке? Или это только я и мои друзья намереваются получить сенсацию?

Он не ошибается. И я ненавижу себя за то, что не могу защитить себя. Я не могу смириться с мыслью, что он видит во мне потребителя.

Слезы текут по моим щекам, и на этот раз я действительно тянусь к нему.

— Ты не понимаешь. Наша первая встреча была настоящей, Баз. Я понятия не имела, кто ты. Это всегда были они. Я пошла в тот клуб, чтобы получить информацию. Для моей статьи. Ты не был с ними на снимках. Я не знала, что ты принимаешь в этом участие. Та ночь была настоящей. Клянусь.

То, как он смотрит на меня с отвращением, написанным на его лице, заставляет меня тяжело задышать. Такое ощущение, что все рушится. Невыносимая тяжесть давит мне на грудь. Тиски сжимают мое сердце и легкие, вызывая тошноту.

— Допустим, я тебе верю. Когда ты решила использовать меня?

Мое лицо морщится, и я всхлипываю, угрожая разрыдаться.

— Когда я вернулась в Лос-Анджелес, — шепчу я, внезапно стыдясь себя.

Баз изучает выражение моего лица и, не говоря ни слова, поворачивается к двери. Я вздрагиваю, уклоняясь от беспорядка, который я устроила, идя за ним.

— Подожди, Баз, пожалуйста, не уходи! — он останавливается. Каждая часть его тела напряжена, будто он едва сдерживает себя. — Я никогда не хотела причинить тебе боль. Ты должен поверить в это, — я задыхаюсь от слез, струящихся по моему лицу.

— Я не обязан ничему верить, Маккензи.

Он снова начинает идти, и на этот раз я хватаю его за руку.

— Подожди, пожалуйста.

Он сбрасывает мою хватку.

— Проводи себя на выход. — переступив порог, он бросает на меня свирепый взгляд. — Никогда не показывайся на моих курортах, Маккензи. Тебе здесь больше не рады.

Он исчезает, и рыдания, которые я отчаянно сдерживала, вырываются наружу. Я падаю на колени, позволяя слезам быстро и сильно течь. Душераздирающие рыдания заполняют пространство вокруг меня, эхом отражаясь от стен и беспорядка, который я устроила в его кабинете.

О Боже.

Что я наделала?

Все это впустую.

Закрыв лицо руками, я слышу, как сестра цокает, говоря, какая я неудачница.

— Я же говорила тебе, что это случится, Кензи. Ты действительно думала, что сможешь удержать его? После всей твоей лжи и обмана?

— Я делала это ради тебя! — я сердито всхлипываю.

— Предстоит еще много работы. Деньги, Маккензи? Почему у него так много денег? И сейф? У тебя еще есть работа.

Испытывая головокружение и неуверенность, я поднимаюсь на ноги, заставляя себя взять в руки, чтобы собрать все вещи, которые я оставила в пентхаусе База. Не знаю, будет ли он там, но на всякий случай я вытираю слезы с лица и изо всех сил стараюсь собраться.

Входя, я останавливаюсь на пороге, внезапно ощущая себя чужой, которой здесь не место.

Наверное, мне никогда не было здесь место.

Я иду в его спальню и замираю, когда смотрю на темный силуэт на кровати. Баз сидит на краю, из уголка его рта свисает сигарета. Он смотрит на меня и ухмыляется.

— Пришла посмотреть, что еще можно найти, Маккензи? — он насмехается.

Я вздрагиваю, мой подбородок дрожит от волнения.

— Я просто пришла забрать свои вещи.

Мой голос даже не похож на меня.

Баз ничего не говорит, просто принимает удар, наблюдая, как я, наконец, направляюсь к гардеробной. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сломаться, когда собираю все, но отказываюсь выглядеть слабее, чем я уже выгляжу перед ним.

Один чемодан тащится за мной, второй все еще в моем номере на десятом этаже, и я останавливаюсь, когда наши взгляды сталкиваются. Все в его позе и внешнем виде остается холодным и отчужденным, но когда я смотрю ему в глаза, я вижу, что причинила ему боль. Единственное, чего я хотела избежать, и все равно это сделала.

Я открываю рот, чтобы еще раз сказать ему, как мне жаль, но знаю, что это не поможет. Поэтому захлопываю рот, крепче сжимаю свой багаж и начинаю уходить. Мои ноги внезапно останавливаются на полпути, как раз над порогом его спальни.

— Я знаю, что ты не обязан мне ничего объяснять, но зачем тебе столько денег?

— Планируешь использовать мой ответ в своей статье? — он возражает, а мои губы сжимаются.

— Ты никогда не был частью моей статьи. Они были.

— Я был всего лишь пешкой, верно?

Мое лицо вытягивается.

— Ты для меня больше, чем пешка. Ты стал моим надежным убежищем, Баз. Я рассказала тебе то, чего никогда никому не рассказывала.

Эта складка между его бровями снова появляется. Он делает затяжку и сжимает сигарету между пальцами, глядя на меня.

— Хочешь узнать правду? Вот история для тебя и твоей статьи, Маккензи, — протягивает он, поднимаясь на ноги и шагая ко мне ленивой, бесцеремонной походкой. Он останавливается в нескольких сантиметрах от меня. Так близко, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. — Эти деньги? Это вымогательство денег. У Зака и Винсента вымогали фотографии, на которых они вдвоем принимали кокаин и другие наркотики. Это не шокирует, что они плейбои или тусовщики, но, поскольку у нас совместный бизнес, они пришли ко мне со своими проблемами, как всегда, и я позаботился об этом. Позаботился о вымогателе и держал деньги в своём столе, если он когда-нибудь снова попытается объявиться. Такие люди не играют по правилам, но я все равно копил деньги на всякий случай. Это то, что ты хотела использовать в своей статье? Самые горячие плейбои и владельцы клубов SoCal наркоманы? Вперёд. Используй это. Мне все равно. До тех пор, пока я не увижу тебя снова.

Мое сердце разрывается. Оно лежит у моих ног миллионом зазубренных осколков.

И это все? Это и есть тот большой секрет, который он скрывает?

— А сейф? — я задыхаюсь.

Баз наклоняется ко мне. Он заправляет выбившуюся прядь из моего пучка за ухо. При этом его пальцы задевают кожу щеки. Я ловлю себя на том, что склоняюсь к его прикосновениям, страстно желая и ненавидя себя на одном дыхании.

— Это для важных документов. Карточка социального страхования, паспорт, драгоценности. Все, что я должен скрывать от таких стервятников, как ты.

Мои глаза распахиваются от его резких слов, и его суровое лицо плывет передо мной. Боже, что я наделала?

Я должна была держать его подальше от этого. Я только что разрушила все прекрасное, что делила с этим человеком из-за паспортов и вымогателей. И все это не имело никакого отношения к моей сестре.

— А теперь, — шепчет Баз, нежно целуя меня в лоб, — Убирайся отсюда.

С этими словами он поворачивается и исчезает в ванной. Такое чувство, будто он вырвал мое сердце из груди и растоптал. Я истекаю кровью изнутри. Он разрывает меня на части. Он нашел мою открытую рану и продолжает колоть ее снова и снова.

Рыдание вырывается из моей груди, когда я выхожу. Я только наполовину удивляюсь, при виде Дэна, ожидающего меня у лифта с не очень приятным выражением лица. Мы едем вниз в тишине, если не считать моих всхлипываний.

— Я не хотела делать ему больно.

Лифт звенит, и дверь открывается на моем этаже. Он ведёт меня в сторону моего номера, чтобы я могла собрать свои остальные вещи. Как только я вхожу, он мимоходом говорит:

— Они никогда не хотят, мэм.

Я быстро собираю все свои вещи из номера. Перекладываю их из сейфа в сумочку, чтобы они были рядом. Прежде чем уйти, я в последний раз оглядываю номер и вздыхаю.

Дэн провожает меня, и как только я выхожу на улицу, меня ждет машина — больше похожая на Uber — чтобы отвезти в пункт назначения. Я должна понять намек и вернуться домой. Я должна просто вернуться в Нью-Йорк и никогда больше не показываться на Западном побережье.

Это то, что я должна сделать.

Но я устала делать все, что от меня ожидают.

Я слушаю свою сестру, ее постоянный голос в своей голове, говорящий мне продолжать.

— Мы так близко, Кенз. Разве ты не чувствуешь этого? Разве не чувствуешь меня?

— Не могли бы вы отвезти меня в ближайший мотель, желательно поближе к Сансет-Стрип?

Водитель хмыкает. Это молодой парень, выглядящий так, будто учится в колледже и работает на стороне за деньги.

— Вы уверены?

— Предпочтительно в тот, в котором я не умру, но да, сойдет.

Он вздыхает и качает головой, заводя машину, пока я смотрю в окно, медленно наблюдая, как курорт исчезает позади меня в ночи.