Поцелуй шелки

Глава VIII

К

тому времени, как мы добираемся до «Прозы стервятника», у меня болит живот от того, как быстро я заглотила шесть люми подряд. Даже Подаксис постанывает раз-другой, когда я сажаю его на пол в театре, хотя съел он всего-то три. Тем не менее я ни о чем не жалею, когда отдаю свои украденные сокровища мистеру Таттлу, требую десять цитриновых марок в качестве оплаты, а затем направляюсь прямо по коридору, ведущему к спальне. С каждым шагом я снимаю один предмет одежды – кепку, куртку, жилет, – пока не чувствую себя легко и свободно в рубашке и брюках с подтяжками. Отмечая подозрительную тишину за кулисами, я со вздохом провожу рукой по волосам. Никто из актеров не болтает и не репетирует запланированные на завтра реплики. Мартин не слоняется без дела, не приглашает Клауса и Стэнли куда-нибудь выпить и не строит мне глазки, как маленький тюлень. Так даже лучше, потому что все, чего я сейчас хочу, – это спокойствие и сон.

Надежда на это исчезает, когда я открываю дверь в свою спальню. Мой желудок закручивается узлом при виде Мартина, стоящего в темной комнате, единственным источником света в которой является маленькое квадратное окно над кроватью. Он ничего не говорит, руки сцеплены за спиной. Он кажется… другим. Жестким. Сердитым. Хотелось бы мне убедить себя, что это простой визит вежливости, но я знаю, что это не так. Пришло время разговора о нас, которого я так боялась.

– Ракушки, – ругаюсь себе под нос и застываю в дверях, не зная, что делать дальше. Наконец, я вздыхаю. – Нам нужно… поговорить.

Подаксис отскакивает назад, постукивая клешнями.

– Я… э-э… пойду посмотрю, дома ли Надя.

Как только он удаляется дальше по коридору, я вхожу в комнату и закрываю за собой дверь. Помещение крошечное: в нем достаточно места только для моей узкой кровати и столика, приставленного к стене, оставляющих несколько футов свободного пространства. Так что мне довольно неловко, потому что я вынуждена протискиваться мимо Мартина, чтобы зажечь лампу, стоящую на столике. Все это время он неотрывно наблюдает за мной. Когда комната освещается тусклым светом, я собираюсь с силами, чтобы посмотреть в лицо своему бывшему любовнику. Я не могу заставить себя встретиться с ним взглядом, так что вместо этого продолжаю смотреть на его грудь. Мартин одет в брюки и рубашку с короткими рукавами, мало чем отличающуюся от тех, что он носит обычно. Но все же что-то в нем изменилось.

– Мартин, я…

Мои мысли путаются, пока я перебираю слова, чтобы сказать то, что нужно.

Он слегка сдвигается с места и убирает одну руку из-за спины. Он тянется ко мне, и я напрягаюсь, ожидая прикосновения к щеке. Но вместо этого Мартин держит между нами зажатый кулак. Я хмурюсь, наблюдая, как он разжимает пальцы, чтобы показать предмет, лежащий на его ладони – серебряный, сверкающий, инкрустированный перламутром.

Мой гребень в форме раковины.

Тот, что я потеряла, когда спасала брата Дориана.

Я порываюсь забрать гребень у Мартина, но останавливаю себя. Мой взгляд обращается к его лицу.

– Где ты его нашел?

Вот тогда я понимаю, что именно не так. Глаза Мартина не бледно-голубые, как я привыкла, а серые. К тому же они намного больше, чем должны быть. Черты его лица, где-то слишком округлые, а где-то слишком острые, слегка перекошены. Его светлые волосы кажутся слишком темными. Я, вероятно, не заметила бы этого, если бы не те ночи, проведенные в столь тесном контакте с ним, в этой самой комнате, при точно таком же освещении. Мой взгляд перемещается к его плечам, на которые, как я сначала предположила, накинута какая-то шаль, но теперь…

Это вовсе не шаль, а моя тюленья шкура. От этого зрелища у меня сводит живот.

Я отступаю на шаг.

– Кто ты такой…

Не-Мартин улыбается так непривычно, что у меня к горлу подступает желчь.

– Лови, – говорит он глубоким, но не совсем мужским голосом и подбрасывает мой гребень в воздух. Я рефлекторно стараюсь его поймать, и в этот момент Мартин хватает меня за предплечье. Он вытаскивает вторую руку из-за спины, обнажая маленькую серебряную шестиугольную пудреницу. Щелчком большого пальца он открывает ее, заливая мою комнату ярким светом.

Я пытаюсь вырваться, но чувствую, как в мою кожу впиваются когти. Свет от пудреницы становится ослепительно ярким, так что я вынуждена зажмуриться. Мое сердце колотится о ребра, когда странное жужжание начинает гудеть вокруг меня, надо мной, внутри меня. На мгновение я боюсь, что это разорвет мое тело надвое.

Затем все прекращается.

Свечение тускнеет.

Я моргаю несколько раз, пока мои глаза привыкают к темноте. Первое, что я вижу, – на месте Мартина стоит женщина-фейри с переливающейся серебристо-коричневой полосатой чешуей, длинными черными когтями и коротко остриженными каштановыми волосами. Она на несколько дюймов выше меня, но выглядит где-то на год моложе. Хотя, по правде, может быть старше на несколько столетий, потому что ее заостренные уши говорят о том, что она настоящая фейри. У нее бледные глаза с зигзагообразным зрачком, как у каракатицы. Если не считать моей тюленьей шкуры, которая так и осталась на плечах женщины, незнакомка полностью раздета. Пронзая ее свирепым взглядом, я пытаюсь избавиться от ее хватки. На этот раз она отпускает меня и скрещивает руки на груди.

Готовая бежать, я бросаю взгляд туда, где должна быть входная дверь, но обнаруживаю, что мы больше не в моей комнате. Вместо этого мы стоим посреди тусклого коридора, полностью состоящего из плотно сплетенных кораллов. Шары теплого света парят над похожими на бра коралловыми выступами. Я перевожу взгляд с одного конца коридора на другой. Кажется, он тянется бесконечно, но с другой стороны…

К нам приближается темная фигура. Когда я отступаю назад, женщина-фейри снова хватает меня за руки.

– Отпусти меня, – говорю я, но это бесполезно. Она хоть и выглядит примерно на мой возраст, все же намного сильнее, особенно с этими острыми когтями, пронзающими мою плоть.

Фигура приближается к одному из шаров света, который освещает женскую фигуру с бледной кожей и длинными серебристыми волосами, ниспадающими на обнаженный торс. На ее талии висит сплетенный из морских водорослей пояс, на котором закреплены различные сумки и ножи. Ниже плоть женщины, покрытая черной чешуей, переходит в длинный, волочащийся за ней змеиный хвост. Верхняя часть тела женщины напоминает благую форму, но вместо того, чтобы ходить, как люди, она извилисто скользит из стороны в сторону. Она останавливается передо мной и улыбается кроваво-красными губами, обнажая острые зубы. Ее внешность так же прекрасна, как и ужасающа. Я никогда раньше не встречалась с ней лично, но точно знаю, кто передо мной. С тех пор как отец впервые поделился со мной рассказами о том, насколько она устрашающа, я слышала более чем достаточно, чтобы у моих кошмаров появилась определенная форма.

– Королева Нимуэ, – произношу я сквозь стиснутые зубы.

– Моя дорогая Мэйзи, – говорит она с тоскливой теплотой. – Надеялась, ты будешь называть меня мамой.

Несколько мгновений я не могу сделать ничего другого, кроме как смотреть на женщину, которая родила меня. Монстр, с которым я никогда не хотела встречаться и который, очевидно, чувствовал то же самое по отношению ко мне. Сотни гневных реплик проносятся у меня в голове. И мне требуется вся сила воли, чтобы оставаться хладнокровной. Одна моя рука все еще находится в крепкой хватке похитившей меня фейри, а другую я прикладываю к талии в попытке изобразить замешательство. Наконец, я обретаю дар речи и, заставляя голос звучать ровно, как морское стекло, говорю:

– Может, ты и соблазнила моего отца, и я вышла из твоих недр, но ты мне не мать.

Она поднимает подбородок и хихикает.

– Ты больше похожа на меня, чем думаешь, дорогая Мэйзи.

Я хлопаю ресницами.

– Так вот почему я пряталась от тебя целый год?

Морская ведьма подползает ближе.

– Просто посмотри на себя. Идеальное сочетание меня и Ронана.

Я ощетиниваюсь при упоминании имени отца, слетевшего так небрежно с ее уст. Учитывая, что они были противниками всю их жизнь, кратковременный роман стал не чем иным, как ошибкой страстей. Она не имеет права называть его Ронаном, словно они старые друзья. Он, ни больше ни меньше, правитель Морского королевства. Спокойный, осторожный благой король, пытающийся умерить жестокое правление неблагой королевы.

Теперь, когда мы стоим так близко, я не могу не заметить, что она имеет в виду. В то время как все мои братья в благой форме – точная копия отца, с тем же оттенком медно-рыжих волос и темной кожей, покрытой веснушками, я выгляжу по-другому. Мои волосы розовые, а не рыжие, кожа, хоть и покрыта веснушками, но скорее золотисто-коричневая, чем темная. Я никогда не думала, что эти различия как-то связаны с моей матерью, учитывая, что все мои братья тоже рождены разными женщинами. Бледная кожа и серебристые волосы Нимуэ объясняют мою внешность. Я всегда считала себя довольно милой, но осознание того, что я унаследовала что-то от морской ведьмы, заставляет мой желудок бушевать, как море в шторм.

Я обращаю свое беспокойство в гнев и снова пытаюсь вырваться из хватки фейри.

– Отпусти ее, Зара, – мягко говорит Нимуэ.

Прежде чем отпустить мою руку, Зара прожигает меня взглядом, а затем бросает что-то Нимуэ. Когда та ловит предмет, я узнаю серебристую пудреницу, которую приспешница морской ведьмы открыла как раз перед тем, как свет поглотил нас целиком. Каким-то образом этой вещице удалось в одно мгновение перенести меня из моей комнаты туда, где мы находимся сейчас. Или я просто потеряла сознание? Оба варианта мне кажутся маловероятными.

Освободившись от хватки Зары, я делаю шаг в сторону и упираю кулаки в бедра, сжав в одной руке твердый предмет, и это заставляет меня вспомнить о гребне для волос. Вздернув подбородок, я спрашиваю:

– Как ты меня нашла?

Она смеется.

– Мне ли не знать, где ты. Я… как там меня называют на суше? Ведьма?

– Тебя там называют по-разному, но ни одно из имен не предназначено, чтобы польстить тебе.

– Ах да. Мне действительно нравятся эти прозвища. Они создают вокруг меня довольно злобную ауру, разве нет?

– Это ты так думаешь.

Нимуэ тоже вздергивает подбородок, и одобрительная улыбка появляется на ее лице.

– Мэйзи, дорогая, с тех пор, как твой отец рассказал мне, на что ты способна, я искала тебя.

Кровь отливает от моего лица.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «он рассказал мне»?

Когда после убийства Лютера отец предупредил меня, что Нимуэ начнет охотиться за мной, он, казалось, был полон решимости помешать ей найти меня. Он отчаянно хотел обезопасить меня. Именно поэтому намеревался выдать замуж за кого-то из наследников другого королевства, расположенного на суше. Так почему, во имя всего святого, он рассказал морской ведьме о том, что я сделала?

В голову мне приходит ответ такой ужасающий, что меня начинает бить дрожь.

– Что ты с ним сделала?

Моя голова наполняется наихудшими из возможных вариантов. Она убила его? Пытала? Будь он мертв, до меня бы дошли слухи об этом, верно? Смерть члена королевской семьи фейри вряд ли является незначительной новостью.

Нимуэ приподнимает бровь.

– Я ничего не делала твоему отцу, моя маленькая жемчужина.

Мои мечущиеся мысли замирают. Я не могу поверить ее словам. Ведь не могу? Неспособность лгать еще не означает, что она не может обманывать. Я открываю рот, но не издаю ни звука.

– Нам многое нужно обсудить, – говорит Нимуэ со вздохом. – Но сначала мне нужно кое-что сделать.

Она скользит ко мне, и я отшатываюсь, но не успеваю уйти далеко, так как Зара оказывается у меня за спиной и сжимает мои руки сзади, чтобы обездвижить. Почему она такая сильная? Нимуэ приближается и обхватывает мое лицо руками. Я пытаюсь вырваться, но она крепко сжимает мои щеки. Выражение ее лица остается нежным, когда она смотрит на меня сверху вниз с мягкой улыбкой на губах.

Затем она приоткрывает свои рубиновые губы и начинает петь. Мелодия странная и пугающая, пронизанная словами на языке, которого я не понимаю. Песня накрывает меня, окутывает, как одеяло. Кажется, будто каждое слово скользит по моей коже, заставляя даже самые маленькие волоски на теле вставать дыбом. Давление сжимает мои легкие, наполняя сердце острой болью. Уверенная, что она убивает меня, я едва сдерживаю крик…

Песня обрывается, и агония заканчивается. Нимуэ отпускает меня.

Я впиваюсь взглядом в глаза своей матери.

– Что ты сделала со мной?

Она отворачивается и начинает скользить обратно по коралловому коридору.

– Пойдем, – бросает она через плечо. – Попробуешь убежать, и будешь мертва уже через десять дней.