Запах мелены – темных, липких фекалий вперемешку с переваренной кровью – ни с чем не спутаешь и никогда не забудешь. Когда одним осенним утром я зашла в отделение интенсивной терапии Нью-Йоркской пресвитерианской больницы, вонь чуть не сбила меня с ног. Это был смердящий запах спекшейся крови с нотками меди и железа, смешанной со стулом, кисло-сладкий, гнилостный, не совсем тот, что можно встретить на скотобойне, но не менее зловещий.
Пациентку безудержно рвало, а ее рвотные массы на вид были как кофе грубого помола, смешанный с кровью, потемневшей от воздействия желудочных кислот. Когда я повернула ее на бок, чтобы провести ректальный осмотр, из ее ануса на мои перчатки вышли водянистые черные сгустки. Я ввела ей в горло эндоскоп – змееподобную трубку толщиной с указательный палец. Дойдя до желудка, я увидела большой, изъеденный кратерами белый участок, где из одного кровеносного сосуда хлестала яркая кровь. Я обколола язву эпинефрином – лекарством, которое сужает кровеносные сосуды, помогая тем самым остановить кровотечение. По полой трубке эндоскопа ввела внутрь клипсу – маленькое устройство с зажимом на конце для сдавливания тканей. После того как я успешно поставила на сосуд две клипсы, кровотечение наконец прекратилось. Пациентка принимала много аспирина от боли в спине.
Противовоспалительные препараты, такие как аспирин, были одними из первых лекарств, которые научились использовать люди.
В «Папирусе Эберса», древнеегипетском медицинском трактате, отмечалось, что кора ивового дерева может использоваться в качестве противовоспалительного средства для снятия боли. Тысячи лет спустя, когда Цельс впервые описал покраснение, повышение температуры, отек и боль при воспалении, он использовал кору ивы для смягчения этих симптомов. В конце XVIII века преподобный Эдвард Стоун, сельский пастор в Англии, случайно попробовал кору ивы, которую он использовал для лечения лихорадки. Ее горечь напомнила ему о содержащей хинин коре цинхоны, используемой для борьбы с малярией.
В 1828 году Иоганн Бюхнер, профессор фармацевтики Мюнхенского университета в Германии, сумел выделить ключевой ингредиент, ответственный за целебные свойства ивы: горькие желтые кристаллы, которые он назвал салицином. Затем, в 1897 году, молодой химик Феликс Хоффман[26], работавший в фармацевтической компании Bayer, получил салицин в чистой и стабильной форме, которую использовал для облегчения симптомов ревматизма у своего отца. В 1899 году компания Bayer выпустила это вещество под торговым названием аспирин, распространяя порошок в стеклянных бутылках. Препарат стал хитом продаж, принеся компании мировую известность.
Изначально аспирин использовался для лечения боли, жара и воспаления. Он снижает активность NF-κB и многих воспалительных молекул, включая CRP, IL‑6 и TNF-α. Кроме того, он обладает противотромбозным действием – то есть помогает предотвратить образование тромбов. В наши дни его регулярно назначают для профилактики повторных инфарктов, инсультов и некоторых видов рака. Вместе с ибупрофеном, напроксеном и другими распространенными препаратами он относится к классу лекарств, известных как нестероидные противовоспалительные препараты, или НПВС.
НПВС можно приобрести без рецепта, и они используются во всем мире для облегчения неприятных симптомов, от болей в мышцах и суставах до головной боли, признаков простуды, гриппа и так далее. В основе их действия лежит подавление функций ферментов циклооксигеназы, которые создают гормоны, известные как простагландины. Они вызывают воспалительные симптомы, такие как боль и жар, которые являются частью процесса заживления. Только вот за подавление воспаления приходится платить. Ингибирование простагландинов, которые также служат для защиты внутренней оболочки желудка от повреждения кислотой и способствуют эффективной свертываемости крови, скрепляя между собой тромбоциты, может привести к образованию язв желудка и кишечника. Ежегодно тысячи американцев умирают от кровотечений, вызванных приемом НПВС. Эти препараты также могут вызывать проблемы с печенью и почками. Некоторые НПВС ограничивают выраженность побочных эффектов со стороны желудочно-кишечного тракта, воздействуя только на один вид фермента циклооксигеназы, однако такие препараты не получили широкого распространения, поскольку они парадоксальным образом способствуют свертыванию крови и повышают риск инфаркта или инсульта.
На протяжении всей истории разработка противовоспалительных препаратов была направлена на подавление или блокирование воспаления. От ивовой коры и НПВС до огромного количества современных средств с новыми терапевтическими целями противовоспалительные препараты стремились залить водой полыхающее в организме пламя. Вместе с тем все больше исследований указывают на другую, радикально новую стратегию борьбы с воспалением. В наши дни ученые ищут способы не только подавления воспаления, но и обращения вспять его последствий.
В тот летний день 2012 года, когда Джей впервые заболел, он принял ибупрофен, чтобы снять мышечную боль в шее. Однако это не помогло, и его состояние ухудшилось: голова полностью опустилась, возникли проблемы с дыханием и глотанием. Тогда врачи назначили ему преднизон, стероидный препарат.
Стероиды – это мощные синтетические препараты, по своему действию схожие с кортизолом, гормоном, вырабатываемым в нашем организме естественным образом. В отличие от НПВС, они не просто снимают воспаление. Они также оказывают обширное ингибирующее воздействие на иммунную систему, подавляя активность множества разных типов воспалительных клеток и химических веществ. Почти столетие назад их называли чудодейственными препаратами. Когда в конце 1940-х годов в клинике Майо их стали давать прикованной к постели молодой женщине с ревматоидным артритом, у нее исчезли сильный отек суставов и боль. Впервые за долгие годы она смогла встать с кровати (и, как гласит история, отправиться в центр Рочестера за покупками), ошеломив тем самым весь мир. Французский художник Рауль Дюфи, настолько искалеченный ревматоидным артритом, что ему приходилось прикреплять кисть к руке скотчем, после приема стероидов тоже смог в значительной степени поправиться.
К сожалению, со стероидами тоже не все безоблачно. Они известны своими ужасающими побочными эффектами (эта проблема изначально и побудила ученых к созданию НПВС). За несколько месяцев приема стероидов Джей стал беспокойным и больше не мог нормально спать. Он набрал вес, а его лицо опухло. Надпочечники начали отказывать, он стал гораздо быстрее уставать, аппетит и мышцы ослабли. После малейших прикосновений оставались синяки. Чем больше Джей принимал эти препараты, тем сильнее рисковал столкнуться с дополнительными проблемами, такими как серьезные инфекции, разрушение костной ткани и диабет. Побочные эффекты стероидов, которые повсеместно назначались в 1950-х годах, заставили врачей с осторожностью относиться к их применению, особенно в течение длительного времени. У своих пациентов я использую их редко, только в самых тяжелых случаях воспаления, и в основном для того, чтобы выиграть время, в ожидании, когда начнется действие новых, более безопасных препаратов.
Тем не менее, когда возникает воспалительный кризис, стероиды могут спасти органы и жизни. Шли дни, я наблюдала и ждала, что стероиды остановят воспаление Джея, приведут к чудесному выздоровлению или хотя бы к медленному, постепенному восстановлению. Однако даже от самых высоких доз не было никакого толка.
К сожалению, многим из наших противовоспалительных оружий не достает точности. И НПВС, и стероиды в своей попытке сдержать воспаление и подавить активность разбушевавшейся иммунной системы бьют без разбора: первые – с силой рогатки, а вторые – кувалды. Они делают залпы сразу во все стороны, неизбежно приводя к побочным эффектам разной степени тяжести. Центральное место в поиске новых препаратов, подавляющих иммунную систему, занимает идея специфичности, или способности подавлять иммунный ответ как можно более избирательно, чтобы сохранить способность организма к самозащите без значительных побочных эффектов. Эта идея возвращает нас к экспериментам Пауля Эрлиха по окрашиванию, когда он увидел неразрывную связь между антителами и их мишенями. В 1900-х годах Эрлих сам применил концепцию рецепторов антител к поиску лекарств, представив, что лекарство может быть приспособлено для уничтожения конкретного микроба так же, как пуля может быть выпущена из пистолета для поражения уникальной цели. Он назвал этот гипотетический препарат Zauberkugel, или «волшебная пуля», и в итоге разработал сальварсан, первое эффективное лекарство от сифилиса.
В настоящее время продолжаются попытки создать «волшебные пули» для лечения воспаления. Сложность заключается в том, что оружие направлено на внутренний механизм, сформированный эволюционными силами и являющийся неотъемлемой составляющей нашего выживания. Когда люди только начали свои попытки манипуляций иммунной системой, чаще всего они пытались спровоцировать или усилить иммунный ответ для противодействия микробов, как это было при разработке вакцин. Идея жесткого подавления иммунитета относительно новая. Это результат осознания учеными необходимости сдерживать чрезмерно активную иммунную систему, независимо от того, является ли патология следствием аутоиммунных заболеваний и аллергии или медицинских вмешательств, таких как пересадка органов.
Во второй половине XX века был разработан целый арсенал иммуномодулирующих препаратов. Если представить эти препараты в виде лестницы, то с каждым шагом вверх они становятся все более мощными. Они облегчают аутоиммунные заболевания, возвращая пациентам давно утраченные функции. Благодаря им организм принимает чужие органы, которые прежде неизбежно отторгались разъяренной иммунной системой. Врач, перед которым поставлена задача избавиться от воспаления, не просто выбирает для этого подходящие лекарства: он принимает решение, с какой ступеньки на этой лестнице начать лечение. Выбор конкретной методики лечения диктуется самой болезнью и зависит от формы протекания, вероятности инвалидности или смерти пациента в ее результате.
Ревматолог Джея в Чикагском университете, доктор Картер, знал, что ему придется начинать с самой верхней ступеньки, с самых жестких препаратов, имеющихся в его распоряжении. Даже на стероидах, которые назначали другие врачи, Джей быстро угасал, и ему грозила тяжелая, необратимая инвалидность – или того хуже. Некогда банальное растяжение шеи, от которого было достаточно простого ибупрофена, перетекло в катастрофическую патологию, с каждой минутой все больше лишающую Джея мышечной функции. День за днем больной проводил в неудобном корсете, без которого ему теперь было просто не обойтись, так как мышцы шеи и спины больше не могли удерживать тело в вертикальном положении. Он боялся, что современная медицина окажется не в состоянии справиться с его иммунной системой и в итоге она закончит начатое. Мысленно Джей уже готовился к тому, что ему, возможно, придется провести в этом корсете всю оставшуюся жизнь.
Картер столкнулся с серьезной проблемой. Он никак не мог понять, какой именно тип воспаления приводит к катастрофической утрате функций, при этом действуя чрезвычайно скрытно. Ключевые признаки воспаления были невидимы невооруженным глазом. Даже самые современные методы диагностики не позволяли толком ничего обнаружить. Картер не мог знать, как Джей отреагирует на лечение.
Иммуномодулирующие препараты вызывают у каждого пациента индивидуальную реакцию, которая отчасти зависит от его генома. И каждый препарат воздействует на уникальный аспект многочисленных воспалительных путей нашего организма.
Целенаправленная борьба с воспалением как первобытным механизмом защиты от губительных внешних факторов, включая микроорганизмы, с которыми мы делим эту планету, связана со многими трудностями. Иммунный ответ, столь необходимый для поддержания жизни, в ходе эволюции был наделен запасом мощности. Им управляют многие молекулы, и одной или нескольких из них может оказаться недостаточно. Это деликатно настроенный процесс, в котором участвуют определенные сенсоры и петли обратной связи. Подавление одного важнейшего компонента воспаления может просто привести к компенсаторной реакции с участием другого механизма. Даже если эти проблемы будут преодолены, прием лекарств, подавляющих иммунную систему, может оказаться связан с неприемлемыми рисками – например, смертельно опасными инфекциями.
Картер решил попытаться резко отключить иммунную систему Джея. Он собирался использовать несколько видов самого мощного оружия в своем арсенале. Джея эта идея пугала, однако отчаяние подтолкнуло его согласиться на авантюру. Картер продолжил давать Джею стероиды. В дополнение к ним он назначил такролимус, препарат, который обычно используется после пересадки органов, чтобы предотвратить воспалительную атаку организма на чужеродную ткань. Такролимус подавляет Т-лимфоциты, которые помогают защитить организм от инфекций. Прием этого препарата связан с серьезными рисками, включая повреждение почек, рак и тяжелые инфекции. Джею нужно было избегать тесного контакта с людьми с малейшими признаками инфекционных заболеваний, тщательно обрабатывать любые порезы и ссадины, а также держаться подальше от некоторых продуктов, таких как сырые устрицы и другие моллюски. В план лечения Картер также включил азатиоприн – химическое вещество, которое подавляет иммунную систему путем ингибирования синтеза ДНК и сдерживания производства иммунных клеток. Побочные эффекты препарата включают желудочно-кишечные проблемы, некоторые виды рака и нарушение работы костного мозга, что может привести к анемии.
Картер попробовал еще кое-что. Тем летом я посетила отделение инфузионной терапии. Джей сидел в откидном кресле персикового цвета. На тележке рядом с ним висел пакет с прозрачной жидкостью. На вид его содержимое напоминало невинный физраствор, однако на самом деле он содержал иммуноглобулины, или антитела, из крови тысячи доноров. Эта смесь называется внутривенным иммуноглобулином. При аутоиммунных болезнях эти антитела помогают отвлечь иммунную систему от нападения на собственные ткани организма, подобно тому, как плачущего ребенка пытаются отвлечь новенькой блестящей игрушкой. Они вытесняют или нейтрализуют антитела и цитокины, обращенные против организма.
Но все это лишь теория. Никто толком не знает и никем не было доказано, как именно внутривенный иммуноглобулин помогает пациентам с системным воспалением. За неделю до этого Джей с тревогой читал, что при лечении внутривенным иммуноглобулином могут возникнуть серьезные проблемы, включая почечную недостаточность, тромбы в сердце или легких и воспаление мозга. И тем не менее казалось уместно лечить загадочный случай патологического воспаления с помощью такого же непостижимого процесса. Восемь часов он сидел в кресле с закрытыми глазами, пока ему в вену постепенно поступал физраствор с антителами. Это была первая из многочисленных процедур, которые ждали его впереди.
Экстренное лечение болезни Джея, предпринятое Картером, по своей сути было традиционным, так как было направлено на подавление воспаления. Примерно за двадцать лет до его отважной попытки в лаборатории, расположенной за тысячу миль от него, другой врач взялся за кардинально новый способ борьбы с воспалением. Чарльз Серхан хотел не просто подавить воспалительную реакцию, но и добиться ее разрешения – то есть полного устранения ее последствий. Вернувшись в Бостон в 1989 году из Японии, где он славно провел время, прогуливаясь по улицам Токио и Киото, читая лекции и вдоволь наслаждаясь вкусной лапшой и рыбой, Серхан внезапно сильно заболел. Сначала он грешил на готовый ужин, который заказал домой накануне вечером. Резкие боли пронзили его желудок, который был необычайно твердым и болезненным на ощупь. Симптомы не проходили, у него поднялась температура, и в результате Серхана в срочном порядке доставили в Медицинский центр Бригама, где он начинал свою карьеру в качестве научного сотрудника на медицинском факультете. Врачи диагностировали ему перфорацию кишечника – небольшое отверстие в этом органе. Хирурги провели срочную операцию, чтобы закрыть брешь.
Никто не знал, почему это произошло. Серхан, молодой человек тридцати с небольшим, никогда раньше не болел. Его не беспокоили проблемы с кишечником вроде дивертикулита или воспаления. Лежа на больничной койке со свежесформированной стомой – отверстием в брюшной стенке для выведения кала из кишечника – он думал о том, что происходит с его организмом. Он попросил ученого из своей лаборатории взять повторные образцы крови из вены, которые выявили высокий уровень маркеров воспаления. Это было вполне ожидаемо для человека с воспаленным кишечником, только что перенесшего операцию. Тем не менее Серхан, находясь в сонной дымке от действия болеутоляющих средств, как никогда хотел разобраться в мелодраме, что разворачивалась среди микроскопических участников в его теле. Его врачи, как ему казалось, толком не вникали в этот процесс.
Вернувшись в свою лабораторию после второй операции по восстановлению кишечника, Серхан решил продолжить исследование. Он воссоздал у подопытных мышей ту разновидность воспаления, что разрушила его кишечник. В организме животных, как и в его собственном, острое воспаление, первая линия защиты от повреждений, разворачивалось с участием скоплений различных клеток, включая нейтрофилы и макрофаги. Эти клетки усиленно выделяли цитокины и хемокины – мощные медиаторы воспаления, подпитывающие пламя. Кровеносные сосуды расширялись, кровоток усиливался, жидкость и белки просачивались в ткани. Как только стимул ослабевал – будь то микроб или травма, – воспалительные клетки покидали проблемный участок, и воспаление проходило, или разрешалось.
В отличие от большинства других ученых своего времени, Серхана прежде всего интересовала именно это заключительная фаза: угасание огня на фоне мертвых клеток и других разрушений на поле боя. Этот процесс разрешения подробно описывали в литературе со времен появления микроскопов, однако традиционно считалось, что он носит пассивный характер: то есть активность иммунных клеток и выделяемых ими веществ со временем естественным образом снижается, в результате чего их действие ослабевает. На подопытных мышах Серхан внимательнее присмотрелся к событиям этой фазы. Он отмечал моменты, когда воспалительные клетки начинали отступать, и моменты, когда они полностью исчезали, подробно описывая, как быстро угасала воспалительная реакция. Исследователь задался вопросом, нет ли здесь чего-то большего, каких-то скрытых сигналов, определяющих судьбу этих клеток. У него появилось предположение, что ученые шли неправильным путем. Возможно, главная проблема воспаления была связана не с активацией заболевания, а с его разрешением.
Серхан с коллегами продолжали работать над этим вопросом на протяжении 1990-х годов и к началу XXI века выяснили, что разрешение воспаления на самом деле является активным процессом. Возвращение воспаленной ткани в свое первоначальное состояние не происходит автоматически. Процесс очистки и восстановления систем опирается на специфические противовоспалительные цитокины, факторы роста и другие молекулы. Макрофаги и нейтрофилы, клетки, вызывающие острое воспаление, переключают передачу, когда приходит время угасания воспаления. Они выделяют новые химические вещества – невидимые медиаторы, которые так усердно искал Серхан. Ученый назвал эти молекулы резолвинами.
В последующие десятилетия, сотрудничая с исследователями всего мира, Серхан и его команда продолжали открывать все новые и новые молекулы, которые в итоге были объединены в суперсемейство «специализированных медиаторов разрешения[27]», включающее резолвины, липоксины, протектины и марезины. Медиаторы разрешения – это уникальные сигнальные молекулы иммунной системы. Большинство из них происходит от липидов, а не от белков. Они помогают выключить заболевание, избавляя организм от остатков воспалительных цитокинов и клеточного мусора, образовавшегося в результате ответной реакции. Молекулы замедляют инфильтрацию иммунных клеток и побуждают макрофаги поглощать мертвые клетки – это один из сигналов, переключающих макрофаги в противовоспалительное состояние. Во многих экспериментах на животных и в некоторых исследованиях на людях было доказано, что эти небольшие молекулы могут обратить вспять патологическое воспаление и усилить реакцию заживления за счет стимуляции регенерации тканей и восстановления ран. Медиаторы разрешения подавляют рост опухолей, повышают эффективность лечения рака и снижают общее содержание жировой ткани в организме. Они защищают от ишемического инсульта и болезни Альцгеймера.
Эксперименты Серхана показали, что медиаторы разрешения устраняют воспаление, возникающее в результате возвращения кровотока к тканям, лишенным доступа кислорода во время операции. Кроме того, они особенно хорошо справляются с одним из самых тяжелых симптомов воспаления – болью.
Медиаторы разрешения стимулируют особые лейкоциты, известные как регуляторные Т-клетки (Tregs). Tregs критически важны для поддержания воспалительного гомеостаза и подавления чрезмерного воспаления. Одним прикосновением они могут снизить активность всех видов иммунных клеток врожденного и адаптивного иммунитета, включая макрофаги, дендритные клетки, В-клетки и некоторые типы Т-клеток, которые ответственны за сильное воспаление, связанное с хроническими заболеваниями и отторжением органов. Tregs вырабатывают противовоспалительные цитокины, такие как IL‑10, защищающие от нежелательных иммунных реакций и устраняющие воспаления. Они дают сигнал организму терпимо относиться к собственным антигенам, тем самым сдерживая катастрофические аутоиммунные процессы. Tregs предотвращают отторжение пересаженных органов и приносят пользу при многих заболеваниях, связанных со скрытым воспалением, включая болезни сердца, ожирение, диабет, воспалительную болезнь кишечника, ревматоидный артрит и волчанку. Они в большом количестве присутствуют не только в лимфоидных тканях, таких как вилочковая железа, костный мозг, лимфатические узлы и селезенка, но и в коже, волосах, легких, печени, жировой ткани, мозге и плаценте. У людей, страдающих ожирением, в жировой ткани, как правило, накапливаются воспалительные Т-клетки в ущерб Tregs.
Разрешение воспаления – это не просто его ослабление. Когда отключаются воспалительные пути, как это происходит при использовании традиционных противовоспалительных препаратов, существует высокий риск нежелательных жертв. Медиаторы разрешения, одновременно и подавляющие воспаление, и способствующие его разрешению, нацелены на устранение исходной проблемы, а не на маскировку ее последствий. Они укрепляют сигнальные пути, эволюционировавшие на протяжении тысячелетий, а не препятствуют их работе, используя естественные противовоспалительные механизмы, при этом почти полностью исключая риск подавления иммунитета. На самом деле, медиаторы разрешения активно помогают организму уничтожать микробы. Подобно воспалительным путям, существуют разные способы разрешения. Они могут отличаться у людей с одним и тем же заболеванием и даже в разных тканях у одного и того же человека. Как сказал один ученый, это все равно что вступать в драку в баре, толком не разобравшись, кто ее затеял и кто побеждает. Тем не менее по своей природе стратегии разрешения могут дать больше возможностей, чем традиционные подходы.
Большинство современных лекарств никак не способствуют разрешению воспаления, а некоторые и вовсе активно ему мешают. Так, НПВС снижают амплитуду воспаления, уменьшая покраснение, температуру, отек и боль, однако они и задерживают разрешение. Более тихое, вялое воспаление может протекать в организме в скрытой форме. Исключением является аспирин[28], который, хотя и блокирует медиаторы воспаления, вместе с этим запускает производство некоторых медиаторов разрешения. Аспирин, своими корнями уходящий в древнюю медицину, является одним из немногих современных препаратов, способных как гасить воспаление, так и обращать его вспять. Мы только начинаем создавать препараты, способствующие разрешению воспаления. Так, в настоящее время в разработке находятся ополаскиватель для полости рта, признанный безопасным при пародонтозе, глазные капли, в состав которых входят те же медиаторы разрешения, что содержатся в слезах.
Сейчас готовятся к производству различные препараты для профилактики или лечения нейродегенеративных и аутоиммунных заболеваний, таких как воспалительная болезнь кишечника.
Одна из трудностей лечения скрытого воспаления заключается в его выявлении: нам нужно обнаружить присутствие процесса, который невозможно увидеть или почувствовать, но который может привести к катастрофе через несколько лет или десятилетий. И здесь тоже резолвины призваны сыграть свою роль. Хроническое низкоуровневое воспаление может скрываться в тканях, органах и кровеносных сосудах. До настоящего времени большинство диагностических подходов основывались на измерении уровня воспалительных частиц в крови, и их стоимость и эффективность сильно разнились. Уровень CRP, молекулы, вырабатываемой печенью в ответ на цитокин IL‑6, повышается у пациентов со всеми видами воспалительных триггеров или заболеваний. Высокочувствительный анализ на уровень CRP, который изучал в своих первых экспериментах Ридкер, способен определить самое незначительное повышение уровня этого белка. Этот анализ позволяет выявить скрытое воспаление и используется для прогнозирования рисков сердечно-сосудистых заболеваний. К более дорогостоящим относятся диагностические анализы, выявляющие цитокины TNF-α, IL‑1β и IL‑6, которые играют ключевую роль во многих воспалительных состояниях, включая болезни сердца, ожирение, диабет и некоторые аутоиммунные заболевания. Сейчас существуют маркеры крови, связанные с различными воспалительными заболеваниями и даже с риском смерти, однако с их использованием для выявления скрытого воспаления могут возникнуть проблемы. Они дают лишь представление о текущем составе крови, констатируя наличие воспаления, никак не показывая, почему оно не проходит и как долго оно присутствует. Так, острое воспаление – например, в результате пореза или простуды – у здорового человека может сопровождаться теми же маркерами воспаления, что и более коварное скрытое воспаление при хронических заболеваниях.
По мере накопления исследовательских данных появились специфические паттерны и кластеры многих дополнительных маркеров – воспалительные «подписи». Они могут помочь не только более эффективно выявлять состояние скрытого воспаления, но и определять его конкретный источник в организме. Мы можем не просто измерять уровень тех или иных маркеров в определенный момент времени, но и отслеживать его изменение в ответ на воспалительные стимулы. Рентгенографические исследования, такие как МРТ или компьютерная томография, могут добавить в общую картину ценную количественную информацию о воспалении. Так, с помощью этих диагностических процедур можно выявить и измерить воспаление вокруг кровеносных сосудов либо обнаружить его следы в грозящих разрывом атеросклеротических бляшках.
Для выявления воспаления можно использовать и ряд обычных анализов крови. К таковым относятся анализы на быстродействующий инсулин и гемоглобин A1c. Гемоглобин A1c – это одна из форм гемоглобина, пигмента крови, ответственного за транспортировку кислорода, связанного с глюкозой. Высокий уровень инсулина натощак или гемоглобина A1c указывает на избыточное воспаление, связанное с диабетом и другими хроническими заболеваниями. Анализ на гемоглобин A1c также используется для мониторинга эффективности лечения диабета. Гомоцистеин – это перемещающаяся вместе с кровью аминокислота, которая является фактором риска болезней сердца, а ее уровень может меняться в зависимости от рациона питания и других составляющих образа жизни. Избыток гомоцистеина в крови связан с маркерами воспаления и хроническими воспалительными заболеваниями.
Между тем Серхан полагает, что количественное измерение уровня резолвинов также может помочь с диагностикой скрытого воспаления. Он разработал метод измерения уровня медиаторов разрешения в крови и заметил, что у людей с хроническими воспалительными заболеваниями он, как правило, ниже. Так, у больных диабетом в крови оказался не только завышенный уровень цитокинов, но и пониженное содержание резолвинов. Серхан предположил, что разрешение воспаления играет не меньшую роль, чем его запуск в широком спектре патологий, включая хронические раны, распространенные аутоиммунные заболевания вроде ревматоидного артрита, а также других болезней современности, связанных со скрытым воспалением (сердечно-сосудистые заболевания, рак, ожирение, диабет, нейродегенеративные болезни и так далее).
В XX веке врачи стали все чаще назначать своим пациентам анализы для выявления скрытого воспаления, которое характеризуется уникальными регуляторными цепями. Как оказалось, бороться с ним тяжелой артиллерией, предназначенной для традиционных хронических воспалительных заболеваний, не самый идеальный подход. Для вялотекущего воспаления, которое никак не может остановиться, может подойти решение, связанное с низким риском, которое позволит ему спокойно уйти в небытие, сведя к минимуму сопутствующий урон.
Для проблемы Джея не существовало волшебной пули. Тем не менее такролимус, азатиоприн и внутривенный иммуноглобулин в конце концов остановили воспалительную реакцию, предотвратив новые повреждения. После нескольких лет изнурительной физиотерапии Джею удалось восстановить около половины гипертрофированнных мышц шеи, тем самым частично компенсировав те, что были полностью уничтожены. Он смог снять корсет и снова кататься на велосипеде и ходить в походы. Между тем бег оставался для него непосильной задачей. Из-за остаточной мышечной слабости ему было трудно удерживать свой корпус в вертикальном положении во время движения. В конце каждого дня возвращалось ощущение тяжести в шее, напоминавшее ему о чудовищной потере функций в прошлом, а также о гнетущей вероятности рецидива в будущем.
Картер представил случай Джея на международном собрании ревматологов. Скорее всего, у Джея была атипичная некротизирующая аутоиммунная миопатия – его иммунная система яростно атаковала шейные и другие мышцы. Научившись выявлять воспаление, мы стали подавлять его с помощью лекарств, которые могут помочь справиться со смертельно опасными воспалительными процессами, как это было в случае с Джеем и многими другими подобными ему пациентами.
Между тем скрытое воспаление ставит нас перед уникальной дилеммой. Идея о том, что оно может быть общим биологическим механизмом таких разных процессов, как ожирение и старение, или столь несхожих заболеваний, как депрессия и болезни сердца, способствует укоренению нового понимания здоровья человека. Такая версия подталкивает к комплексной профилактике и лечению этих заболеваний с учетом индивидуальных физиологических и психических особенностей пациента, включая населяющих его микробов.
Биомедицинский подход ХIХ века – разделение по системам органов и идея о том, что у каждого отдельного заболевания есть своя конкретная причина, – больше не эффективна для множества заболеваний, от которых страдают люди современности.
Действенная борьба со скрытым воспалением начинается с глубокого изучения его первопричин. Генетика человека, которая остается относительно неизменной, или увеличение продолжительности жизни не могут сами по себе объяснить резкий рост распространенности хронических воспалительных заболеваний в последние десятилетия. Наши судьбы во многом определяются образом жизни. Скрытое воспаление является одним из важных связующих звеньев между многими экологическими триггерами и заболеваниями, с которыми они связаны. Так, большинство случаев рака и сердечно-сосудистых заболеваний, двух главных убийц XXI века, являются продуктом современного образа жизни. Гены играют гораздо меньшую роль. Канцерогены в окружающей среде и поведенческие привычки – включая курение, употребление алкоголя, загрязнение в окружающей среде, рацион питания и хронические инфекции – могут приводить к повреждениям ДНК и воспалению тканей, тем самым создавая идеальные условия для развития и роста раковых опухолей. Кроме того, эти факторы наряду с высоким уровнем сахара в крови и гипертонией способствуют повреждению и воспалению эндотелиальных клеток, выстилающих в один слой внутренние стенки коронарных артерий, которые снабжают кровью наше сердце.
Скрытое воспаление, вместо того чтобы защищать нас от самых серьезных опасностей современности, способствует их развитию. Этот безмолвный пожар в значительной степени подпитывается внешними факторами, среди которых одним из самых смертоносных является пища.