Не все делают это так страстно, как французский комический актер Луи де Фюнес, но все делают это: мы разговариваем с помощью рук. Но что означает эта более или менее активная жестикуляция, когда мы разговариваем? И почему жестикулируют слепые, даже когда они знают, что их собеседник тоже слепой? Открытие зеркальных нейронов позволило объяснить некоторые примечательные, отчасти даже удивительные взаимосвязи. Это касается, например, тесной и глубинной взаимосвязи между действиями и речью. В головном мозге нейронные сети, отвечающие за генерацию речи, находятся там же, где и зеркальные нейроны системы, управляющей действиями. Не исключено, что они являются до некоторой степени идентичными.[47] Язык, по всей видимости, в процессе развития человека развился из двигательных систем головного мозга.
Моторная речевая зона расположена в мозге там же, где находятся нервные клетки, накопившие программы представлений о действиях. Эти командные нервные клетки одновременно являются зеркальными нейронами. Они срабатывают не только тогда, когда хотят реализовать действие, выполнение которого они запрограммировали, но и в тех случаях, когда мы видим, как другие выполняют это действие, или слышим звуки, характерные для этого действия. Не только восприятие действия, но и разговор о нем вызывает у слушающего резонанс тех нервных клеток, которые сработали бы, если бы он сам выполнял это действие. Этот эффект зеркального отражения лежит в основе нашей способности интуитивно понимать действия других людей благодаря их внутренней симуляции. Язык является частью этой резонансной системы, благодаря которой — в результате наблюдения за действиями других людей — в нас самих активизируются сценарии действий. Феноменальная способность языка вызывать быстрое и интуитивное понимание основана, следовательно, на действии зеркальных нейронов.
Без резонанса, опосредованного зеркальными нейронами, язык не был бы тем быстродействующим, высокоэффективным средством, позволяющим нашим собственным представлениям отражаться в другом человеке. Язык наделяет нас способностью вызывать в другом человеке отраженные образы наших представлений и благодаря этому достигать взаимопонимания. Это означает, что язык обладает значительным интуитивным и суггестивным потенциалом. Тот, факт, что речевое поле расположено в премоторной зоне, наводит на мысль, что язык — изначально — представляет собой размышление вслух о действиях или сценариях действий, которые в силу эффекта зеркального отражения спонтанно передаются от говорящего к слушающему. Связь языка с представлениями о действиях проявляется и в том, что он может заменять действия. Язык транспортирует скрытый потенциал действия, динамическая сила которого часто становится ощутимой, поскольку «говорить» означает не только обмениваться представлениями о действиях. То, что нам говорят, может «тронуть» нас, возбудить и изменить. Язык может, как известно всем, обладать эффектом действия, он может быть его эквивалентом, то есть практически равноценной заменой действия. Не случайно мы иногда называем некоторые высказывания «ударом» или «пощечиной».
Возникновение языка из представлений о действиях, то есть, в конечном счете, как продукта нашей моторики, можно проанализировать и в другом интересном аспекте. Рассмотрим отношение между предшественниками действий и предшественниками языка, то есть между нецеленаправленной моторикой и неречевым звукообразованием. Для этого нам необходимо обратиться к доречевой фазе развития, то есть к первым месяцам жизни человека. Что мы наблюдаем? В период приблизительно между шестым и восьмым месяцами жизни младенец начинает производить ритмичные движения руками, например махать руками или хлопать в ладоши. Ребенок приобрел способность совершать ритмичные движения, то есть управлять моторикой, которую он до этого времени не мог контролировать. Одновременно, и обычно в том же ритме, ребенок издает теперь постоянно повторяющиеся звуки типа «да-да-да» или подобные. Параллельное развитие моторики и звукообразования — это история с продолжением. Вскоре, в возрасте восьми — десяти месяцев, ребенок впервые начинает использовать в сфере моторики простые жесты, связанные с четким значением. Например, он показывает на что-то и кивает. В этом же возрасте на речевом уровне он впервые начинает использовать звуки, обладающие какими-то значениями типа «Тут!», «Дай-дай!» и т. п. Когда он потом начинает имитировать не известные ему до сих пор движения, он одновременно начинает сознательно повторять и незнакомые слова.
На последующих этапах развития тесная связь между движением и звукообразованием превращается в согласование способности к действию и речи: между одиннадцатым и тринадцатым месяцами жизни ребенок начинает сигнализировать о том, что он узнал какой-то предмет. Это проявляется в жестах ребенка, которые указывают на применение этого предмета. Ребенок показывает на моторном уровне, так называемые жесты применения, то есть он своими движениями демонстрирует действия, которые необходимо производить с данным объектом. Он подносит телефонную трубку к уху, расческу — к волосам, а чашку — ко рту. Параллельно с этим, на речевом уровне, он начинает произносить обозначающие слова («ав-ав!», «кошка!»). Первое появление жестов применения и начало произнесения называющих слов у ребенка теснейшим образом связаны между собой. Американские психологи утверждают, что те дети. которые рано начинают жестикулировать, проявляют тенденцию к тому, чтобы рано начинать называть предметы. (Early gestures tend to be early "mers"). Более того, то, что ребенок передает жестами, и то, что он называет, — с точки зрения содержания — в значительной степени относится к одним и тем же предметам или действиям.
Взаимосвязь между моторными действиями и речью в том виде, в котором она проявляется в первый год жизни ребенка, имеет и еще один аспект. Не позднее, чем на тринадцатом месяце жизни, жесты праворуких детей имеют ярко выраженный правосторонний уклон. И надо же, там, где находится управление движениями правой руки, а именно — в левом полушарии головного мозга, у праворуких людей как раз расположен речевой центр. Поясняю: поскольку нервные волокна на пути от спинного мозга к коре головного мозга перекрещиваются, то моторные нейроны, управляющие движениями и действиями правой половины тела, находятся в левом полушарии головного мозга (и наоборот). Иными словами, планирование действий для жестов правой руки соответственно расположены в левой премоторной зоне, то есть там, где находится речевой центр.
Акцентированная правосторонняя жестикуляция у годовалого ребенка означает тем самым, что она включается там же, где и речь, то есть в нижних отделах премоторной зоны левого полушария. У левшей существует такая же взаимосвязь, но только в зеркальном отражении. Впрочем, со временем ребенок все реже пользуется жестами «применения объектов», но при этом одновременно развивает свою языковую компетентность. Шаг за шагом речь заменяет и вытесняет жестикуляцию. Дальнейшее развитие речи позволяет ребенку обозначить ситуации, предметы и действия преимущественно чисто вербально. Однако жесты в течение всей жизни сопровождают речь.
Как свидетельствует развитие ребенка, речь формируется не в пустом пространстве души. Скорее можно сказать, что физические, моторные действия и приобретение речевых навыков идут рука об руку. Говорить и действовать ребенок может только в контексте межличностных отношений, поэтому ребенок с момента рождения должен иметь возможность ощущать своих партнеров, это создает у него платформу моторного опыта. Впоследствии партнеры, с точки зрения моторики, служат ребенку в первую очередь в качестве моделей, по которым он узнает, как пользоваться объектами и действовать в мире. Межличностные отношения всегда представляют собой пространство действия и взаимодействия, в котором ребенок может испытать и развить свои моторные способности, а самой главной возможностью, с помощью которой он может раскрыть для себя это пространство, является — как уже говорилось — игра.
И в играх проявляется тесная связь между действием и речью. Примерно с восемнадцатого месяца жизни ребенок может связывать действия в логические последовательности. Это является решающим условием для игр. Например, ребенок мешает ложкой в чашке и потом подносит ее ко рту. Параллельно с этим прогрессом в моторике происходит скачок в развитии речи: одновременно ребенок начинает соединять между собой слова и составлять осмысленные словосочетания. Добывать необходимый для этого лексический материал он умеет. В этом возрасте происходит гигантское увеличение словарного запаса. Следующее усовершенствование взаимодействия между моторикой и речью проявляется немного позже, в возрасте двух — двух с половиной лет. На уровне действий ребенок начинает в игре создавать из отдельных предметов домики, башни и другие конструкции. На речевом уровне он начинает в это время соединять слова — по правилам грамматики — в предложения, то есть собственно в язык.
Развитие ребенка на пути к овладению языком показывает нам, что и его понимание мира, и язык имеют взаимную связь с непосредственно пережитым физическим опытом действий и производными от него представлениями о действиях.[48] Язык не является набором абстрактных понятий или этикеток для объектов необитаемого мира. Его корни лежат в действиях или возможностях действий вкупе с соответствующим сенсорным опытом их биологических субъектов. Первичным объектом языка является передача и описание способов того, как живые субъекты могут действовать в мире и взаимодействовать с другими субъектами, и того, что они при этом чувствуют. Поэтому развитие речи у ребенка возможно только в том случае, если межличностные отношения дают ему пространство для накопления опыта действий и взаимодействий. Иные пространства, в частности телевидение, по сравнению с межличностным общением нельзя сравнить даже с костылями. Отсутствие хороших межличностных отношений означает отсутствие необходимых предпосылок и условий для развития речи.
Благодаря зеркальным системам действия можно интуитивно понимать и без языка. Однако язык, как средство выражения понятого действия, напротив, невозможен без развитого представления о действиях. Это ясно видно на примере людей с апраксией. Такие люди, несмотря на нормальный двигательный аппарат, не могут — или потеряли способность — планировать и выполнять последовательности действий. Такие пациенты страдают также афазией (нарушением способности вербально выражать свои мысли), хотя их органы речи функционально в порядке. При этом понимание действий, так называемая праксия, несмотря на нарушение речи или афазию, может полностью сохраняться.
В тех случаях, когда заметно, что сказанное противоречит соответствующим представлениям о действиях, лучше не доверять обещаниям. К сожалению, такие противоречия трудно распознавать в повседневной жизни. Тем более интересными представляются результаты исследования, которое было проведено на основе предположения, что жесты, которыми мы сопровождаем свою речь, в некоторой степени описывают наши представления о действиях, лежащие в основе сказанного. Испытуемые получили задание устранить несложные, оптически видимые технические дефекты аппаратуры, причем сначала мысленно. Потом они должны были кратко рассказать другим участникам эксперимента, не знакомым с проблемой, как они собираются решить поставленную перед ними задачу. Эти участники эксперимента, в свою очередь, должны были выслушать сообщения и оценить, насколько высказывания и жестикуляция докладчиков соответствовали друг другу. Затем результаты этой оценки были соотнесены со способностью испытуемых действительно починить аппарат. В результате оказалось, что когда речь и жесты не соответствовали друг другу, испытуемый не мог справиться с поставленной задачей. И снова Библия права: «По плодам их узнаете их» (Матфея 7:16).
Высказывания, противоречащие последовательности действий, могут мешать субъекту при выполнении какого-либо действия. Эксперименты свидетельствуют, что людям намного труднее выполнять действия, если они в вербальной форме получают противоречивые указания. Один из множества примеров: испытуемым значительно сложнее взять предмет, находящийся высоко над ними, если на этом предмете большими буквами написано слово «внизу».
Тесная связь языка и представления о действиях с точки зрения нейробиологии и психологии развития может создать впечатление, что язык отдает предпочтение действию по сравнению с ощущением. Хотя это в какой-то небольшой степени может быть и верно, нельзя забывать, что нервные сети нижнего отдела премоторной области коры головного мозга, которые кодируют представления о действиях, перманентно связаны с сетями нижней теменной области коры, в которых собраны представления об ощущениях. Параллельно с каждым представлением о действии активизируется соответствующая цепочка ощущений, физическое ощущение, которое может возникнуть в процессе выполнения действия. То же самое справедливо и для языка: он располагается, с нейробиологической точки зрения, не только в области представлений о действиях (откуда имеет доступ к сетям, которые репрезентируют соответствующие действию ощущения и чувства). Рядом с речевым центром (зоной Брока) — в нижней области премоторного кортекса — имеется центр восприятия или понимания речи (так называемый центр Вернике).
Явления зеркального отражения, вызванные с помощью речи, могут активизировать в слушателе, как нам известно из опыта повседневной жизни, не только идеи действий, но и, вероятно в еще большей мере, физические ощущения. Поскольку слова через механизм отражения могут вызвать у слушающего представления о действиях и ощущениях, то сказанное нами другому человеку может оказать очень сильное суггестивное воздействие и повлиять — положительно или отрицательно — на его самочувствие. Это суггестивное воздействие может оказаться сопоставимым с воздействием музыки, своеобразного универсального «языка».