Почерк зверя

Глава XX РЕШЕНИЕ

Сердце колотилось с такой силой, что, казалось, готово было проломить ребра и выпрыгнуть из груди. Глаза заливал едкий пот, мышцы болели так, что каждый шаг казался страшной мукой. Голова кружилась, дыхания отчаянно не хватало…

Талеанис упал на колени у ручья, шумно дыша. Потянулся вперед, зачерпнул ладонями холодную воду, плеснул в лицо и медленно перевалился на спину, пытаясь отдышаться. Сумасшедший забег от деревни к дальней кромке леса, мимо полей и дальше, вдоль ручья уже через сам лес, не принес успокоения — вымотав себя до состояния, в котором он почти не мог двигаться, полуэльф тем не менее сохранил ясность мышления.

Он медленно поднял руку и в сотый раз посмотрел на кольцо Маар-си, которое носил, не снимая. На широкий ободок перстня, на продолговатый камень, украшающий его… точнее, на то, что от него осталось.

Это случилось во время суда, когда Арна пела. Была ли тому виной ее странная магия, или же это было простым совпадением — но на последних строчках песни руку Мантикоры ожгло болью, а камень в момент покрылся трещинами и осыпался на землю бесполезной крошкой.

Теперь у него не было никакой связи с парнасцем — а ведь тот вполне мог расценить произошедшее как решение Талеаниса прекратить их «сотрудничество»! О том, что тогда будет с Лианной, он не хотел даже думать…

Прикрыв глаза, полуэльф восстановил в памяти каждый разговор с Маар-си, начиная с их приезда в графство. Тогда помощник Левиафана вежливо посоветовал ему объехать земли де Карнэ десятой дорогой… но Мантикора уже был в той деревне. В следующий раз он попытался поговорить с париасцем через два дня — но тот был явно чем-то занят и сразу же велел связаться с ним через неделю. Талеанис так и сделал — это было через несколько дней после смерти Птицы и окончательной победы Эстиса. Ох, как же Маар-си был тогда зол! Полуэльф впервые услышал, как он повышает голос — да что там, париасец почти кричал на него! Но Мантикора честно прикинулся, что он в отряде не решает ничего, а Арна настояла на том, чтобы ехать через графство, и вообще — он ничего не знает, его задача — следовать за Арной, и он ее выполняет. К его удивлению, Маар-си достаточно быстро успокоился и велел связаться с ним, как только Арна придет в себя или когда станет известно о ее дальнейших планах. На осторожное замечание о том, что Арна может в себя и не прийти, париасец вкрадчиво поинтересовался, не планирует ли сам Талеанис приложить к этому руку, и, пока возмущенный до глубины души полуэльф пытался подобрать слова для достойного ответа, оборвал связь.

О том, что Танаа очнулась, Мантикора и вправду доложил, правда, через десять дней после того, как это произошло. Маар-си на новость отреагировал на удивление спокойно и сказал, что он пока что занят и что в следующий раз он будет ждать связи, когда отряд определится со своими дальнейшими планами.

А сегодня кольцо разбилось. И теперь связаться с парнасцем не было никакой возможности. И Лианна…

Талеанис тихо застонал. Лианна…

— Что мне теперь делать, Дианари? — тихо спросил он в пространство, сжимая в ладони символ богини.

Разумеется, ответа не последовало.

Полуэльф медленно поднялся на ноги и привычно прислушался к почти постоянно звучащему в голове на грани слышимости металлическому голосу.

Иди и верни себе меч! Ты должен вернуть меч, ты его хранитель, ты должен передать его достойному. Иди и верни!..

Он тряхнул волосами, отгоняя навязчивые, повторяющиеся слова. К счастью, защита, поставленная Арной, держалась, и Мантикора больше не терял контроля над собой, но приятного тем не менее было крайне мало.

К деревне Талеанис вернулся, когда начало смеркаться.

Бешеный, колкий ветер бил в лицо, мелкие капельки начинающегося дождя больно секли кожу, но Гундольф продолжал горячить коня, уносясь все дальше и дальше от графства Сайлери. Ни вещей, ни денег у него с собой не было — рыцарь знал, что пока еще не решится покинуть друзей. Но в то же время он прекрасно осознавал, что еще день-два — и он попрощается с ними и направится в Хайклиф.

Грифон понял это несколько часов назад, когда разговорился с главой охраны торгового каравана, пришедшего из главного города Ордена. Немолодой мужчина, бывший лейтенант гвардии, уволенный по ранению и ныне возглавляющий охрану караванов, поведал рыцарю о некоторых последних событиях в городе.

В Клюве явно что-то происходило. Слишком много оружия сейчас привозили в город, и слишком много странных личностей можно было заметить на улицах. В городе ощутимо пахло заговором — но кого и против кого? Многие молодые Грифоны начали косо посматривать на магистров, перешептываясь между собой, что старики задержались на своих местах, что они не справляются со своими обязанностями и так далее. У молодежи был свой лидер и кандидат на пост главы Грифонов — некий молодой, но крайне талантливый рыцарь по имени Гундольф фон Кильге (на этих словах настоящий Гундольф поперхнулся пивом и порадовался, что не назвал охраннику своего имени). Кроме нескольких блестящих подвигов во славу Ордена, подробностей которых особо никто не знал, но факт существования которых отчего-то не вызывал ни у кого сомнений, новоявленный кандидат в магистры имел немалую финансовую поддержку со стороны богатейшего жителя грифоньих земель — князя-герцога де Аббисса.

— Про него многое говорили, что, мол, юноша пытается делать себе карьеру, а на сам Орден ему плевать, — говорил мужчина, шумно сдувая пену с пивной кружки. — Но потом произошла одна показательная история… В общем, этот парень, фон Кильге, он очень любил свою семью — отца, мать и сестру. Он даже перевез их в Хайклиф, отдав за это немало денег, хотя тогда еще не имел поддержки этого странного де Аббисса. Вот с семьей-то и получилась та история… Однажды отец Гундольфа, старик фон Кильге, пришел к одному из магистров Ордена и начал говорить какие-то странные вещи — у меня знакомый в Клюве есть, так что я все знаю, так сказать, из первых рук. В общем, он говорил, что якобы его сын — подменыш, что это не Гундольф, а какой-то злой демон, и что его обязательно надо схватить, и так далее. Магистр, де ла Map, ему, как ни странно, поверил — и собрал ихний Совет, чтобы решить проблему. Ну, его выслушали, и сочли, что магистр бредит, но согласились выслушать также и старого фон Кильге. Усмехнулись, послали за Гундольфом — а надо сказать, что де ла Map переполошил всех аж ночью, и бедного Гундольфа привели на Совет вообще полуодетого, хотя и с мечом. Он выслушал все обвинения — говорят, бледный стоял — что сама Смерть, но держался хорошо. Только попросил Совет быть снисходительным к его отцу, мол, тот старый совсем, вот и говорит… не то. Не то — это ж мягко сказано! Ты представь, рыцаря-Грифона и любимца всей молодежи, их, так сказать, негласного предводителя, обвинить в том, что он — демон и подделка! В общем, старому фон Кильге посоветовали полечить голову, а де ла Мара отчитали всем Советом. Но тут старик словно взбеленился — вскочил со стула и бросился на сына, крича что-то вроде: «Я убью тебя, отродье!» и так далее.

Вот тут-то и началось все самое интересное. У старика глаза дьявольским пламенем загорелись, пальцы превратились в когти, и он попытался этими когтями сына своего убить. Но тут уже остальные магистры вмешались, приложили старого какой-то своей противодемонской магией и скрутили его. Гундольф, говорят, еще больше побледнел, хотя и так белый был, что первый снег.

Короче говоря, провели они там какое-то расследование и выяснили, что старик сам с демонами якшался, а на сына наговаривал, чтобы помешать ему стать магистром, потому что старикову демону этого почему-то не хотелось. А магистр тот, де ла Map, еще в ту самую ночь из замка сбежал, и больше о нем ничего не слышали. Поговаривают, он тоже с ними заодно был… В общем, я не особо знаю подробности — но известный факт, что магистры решили проверить на верность Ордену и приверженность истинным традициям Грифонов, как они это называют… короче, поручили это расследование самому Гундольфу. Он всю эту пакость и раскопал. Что гаже всего — с демоном связался не только старик, но и его жена, и дочка ихняя, сестра, значит, Гундольфа. Ох, что с парнем творилось — это никому пережить не пожелаю, даже врагу лютому. Но честно довел расследование до конца и даже на казни присутствовал, хотя и до последнего молил судей помиловать его родню — но когда это Грифоны каких-либо демонопоклонников щадили, пусть они хоть самому императору родственники?

— И что? — хрипло спросил рыцарь, до побелевших костяшек сжимая ручку кружки, жалобно поскрипывающую в его пальцах.

— Что-что… Казнили их, конечно. Парню одного удалось добиться — чтоб их перед костром удавили, а то б горели заживо… Гундольфа на следующий же день повысили в звании — за доблесть и верность Ордену, да только ему ж от того не легче… А перед тем выговор объявили, что такое в родной семье прохлопал ушами… Эй, парень, ты куда? Я ж еще не все рассказал!

Грифон вылетел из свежепостроенной таверны быстрее стрелы. Вскочил на лошадь и помчался вперед, не разбирая дороги.

Его душили злые слезы. О, как же он ненавидел в тот миг Маар-си и эту тварь Левиафана! Отец, мать, сестренка… ведь ни за что он их подставил! Ох, отец… ну что же ты так неосторожен был? Ведь понял, что сына подменили, почему не подумал, что если в замке приняли на веру, то нельзя так, напрямую? Мама… сестренка…

Ветер бил в лицо, срывая слезы со щек.

Гундольф остановил коня у небольшого озерца. Спрыгнул на землю, бросил повод — уйдет, так уйдет, теперь-то какая разница? Подошел к спокойной, зеркальной глади, вгляделся в свое отражение — и неожиданно увидел рядом с собой отца, мать и сестру.

— За что?!? — Он рухнул на колени, крича и проклиная всех известных ему богов и демонов…

К дому, где они все жили, рыцарь вернулся уже затемно. Машинально улыбнулся Арне, встретившей его при входе, бросил что-то ободряющее сидящему в темном углу гостиной Мантикоре, ответил на какой-то ничего не значащий вопрос Эстиса, который в тот вечер решил остаться и переночевать в своем старом доме, а не в замке, и, сославшись на усталость, ушел в свою комнату, где быстро собрал все необходимое в дорогу и лег, чудовищным усилием воли заставив себя заснуть — он понимал, что скоро ему потребуются все силы…

— Сегодня красивая ночь, — негромко проговорил Змей, откидываясь на спинку стула и задумчиво глядя в окно. — Небо темное, а звезды яркие…

— В такие ночи как никогда веришь в то, что вокруг нас полно всего того вечного, прекрасного и доброго, чего мы не замечаем в суете дней, но что наполнило бы нашу жизнь смыслом, обладай мы способностью видеть по-настоящему… — грустно согласилась Арна. — Эстис, ты не хочешь пойти прогуляться под этими звездами?

— Ты читаешь мои мысли? — полушутя спросил граф, поднимаясь на ноги и улыбаясь. — Я как раз хотел предложить это.

— Я не читаю мысли, — Танаа тоже встала, поправила повязку. — По крайней мере — твои, по крайней мере — сейчас…

— Я рад. Потому что я хотел бы сказать тебе свои мысли вслух, а не чтобы ты их случайно прочитала.

— Идем.

Они шли молча, наслаждаясь стрекотом кузнечиков в траве, мелодичной перекличкой ночных птиц, чистейшим воздухом, наполненным ароматом трав и цветов, прекрасными в своей простоте мотыльками, чьи крылья серебрились в свете луны…

В молчании они дошли до ручья, блестящей лентой пересекающего поле. Эстис опустился на колени у воды, зачерпнул пригоршнями, сделал глоток…

— Холодная и вкусная, как в моем детстве… — чуть печально проговорил он.

— Ты бы хотел вернуться в детство. — Арна села на траву рядом с ним.

— Иногда — да. Не думать обо всем, о чем вынуждено постоянно думать сейчас, жить сегодняшним днем, упиваться своими маленькими радостями, и печалиться о своих маленьких горестях… Не знать боли потери и всего прочего… Да, иногда я хочу этого.

— А я не помню детства, — неожиданно для себя сказала Танаа. — Я помню себя с семи лет. Наша деревня… на нее напали какие-то плохие люди, не то разбойники, не то еще кто-то… Сожгли все дома, а я успела спрятаться в подполе. Меня оттуда Ваген вытащил, он потом стал моим учителем. Я просидела в подвале несколько суток, и когда он меня нашел, была уже едва живая. И не видела… я в том подвале потеряла зрение, потому что было абсолютно темно, и это наложилось на ужас и боль. Так бывает — редко, но бывает. Он тогда отнес меня в долину Дан-ри и сказал, что я могу стать Танаа, одной из них. Я согласилась — у меня все равно никого, кроме Вагена, не было. Так я осталась в монастыре… А что было до того — не помню.

— Зато теперь у тебя есть не только учитель, но и друзья, и брат, и те, кто тебя любит, — тихо, как-то осторожно проговорил Эстис.

— Да… — Арна тихо рассмеялась. — Я так благодарна Создателю за все это — за Грима, за Гундольфа и Талеаниса, за тебя и всех остальных… И за жителей твоих земель и за то, что вся эта история с наемниками благополучно закончилась…

— Что же ты собираешься делать теперь? — Змей чуть ли не затаил дыхание.

— Продолжу свой путь, — просто ответила девушка, раскрывая ладонь — откуда-то сбоку выпорхнула маленькая птичка и доверчиво уселась на пальцы, что-то чирикнув. Арна легонько подула — птичка подпрыгнула, еще раз чирикнула и опустилась обратно.

— А ты не хочешь… остаться здесь? — с затаенной надеждой спросил Эстис, глядя куда-то чуть в сторону. — Здесь ведь красиво, и люди тебя любят, и все рады будут, если ты останешься… И я рад буду… — еле слышно добавил он.

— Остаться? Ох, Эстис… Может, я и хотела бы, но это не так просто, — Танаа откинулась на спину и подняла руку над собой — птичка чирикнула на прощание и сорвалась в ночное небо.

— Почему? Ты можешь поселиться в замке, а если не хочешь — так тебе построят любой дом, какой ты только захочешь. И…

— Ты же не это хочешь сказать, — она мягко прервала его.

— Да, наверное… Арна, ты же умеешь читать в людских душах, — Змей придвинулся чуть ближе. — Ты же знаешь, что я больше всего на свете хочу, чтобы ты осталась…

— Знаю, но…

— Я люблю тебя, — выпалил он, неожиданно даже для самого себя. — Я думал, что после смерти жены никогда ни с кем не буду, и не полюблю, и не женюсь, потому что это будет предательством ее памяти, но ты прекрасно лечишь такие раны своей улыбкой… Я чувствую, что она понимает меня и не хочет, чтобы я всю жизнь оплакивал ее… Арна, я полюбил тебя… и я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты светлая такая… я…

Не находя нужных слов, Эстис наклонился вперед, пытаясь поцеловать девушку. Но ее ладони неожиданно твердо уперлись ему в грудь, не давая придвинуться ближе, и губы лишь на миг коснулись губ…

— Я не хочу причинять тебе боль, — виновато проговорила Танаа, чуть отстранившись. — Но… я не могу быть с тобой. По тысяче причин… главной из которых является то, что я просто не имею на это права. Слишком многое впереди, и я не могу отказаться от этого. Это мой долг, понимаешь?

— Главная причина в том, что ты не любишь меня, ведь так? — с горечью спросил граф, отворачиваясь.

— Люблю. Как друга и как брата. Но та любовь, о которой говоришь ты — да, я еще не знаю, что это. Один из моих наставников когда-то говорил мне, что где-то в этом мире есть тот, кого я сразу узнаю…

Горло ожгло болью, нечто чужеродное, ледяное, жестокое устремилось по позвоночнику вниз, взрываясь ослепительно нестерпимыми вспышками… Дыхание перехватило, казалось, мир прекратил на миг свое существование. Темнота вокруг распалась на мириады ярчайших огней, вонзившихся в сознание, и вновь обернулась бархатной тьмой — но лишь на миг, на краткий миг… белая вспышка затмила собой все. Перед глазами на миг мелькнул неясный образ — и все оборвалось.

Арна впилась пальцами в горло, судорожно пытаясь вырвать засевший там стальной ком с длинными, острыми, гибкими иглами, проникающими в сердце и легкие… Эстис, перепуганный, вскочил — повязка девушки слетела, и в синих глазах стояли такие ужас и боль, что он на мгновение растерялся.

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Она резко втянула в себя воздух, понимая, что раньше не осознавала до конца, какое же это счастье — дышать…

— Что с тобой? — граф опустился на колени перед Танаа.

— Не знаю… но, кажется, это было что-то не мое…

— В смысле?

— Не мое ощущение. Я почувствовала кого-то… кому было очень больно. Кажется, он умирал… Эстис, пожалуйста, пойдем домой. Я… я очень устала…

Она выдохнула и медленно опустилась на спину.

— Конечно, пойдем… Давай руку, — Змей встал, протянул Арне ладонь — но никакой реакции с ее стороны не последовало. Он склонился над ней — и понял, что девушка без сознания.

К деревне Эстис почти бежал, не чувствуя тяжести тела на руках.

— Совершенно ни к чему паниковать, господин граф, — недовольно пробурчал лекарь, закончив осмотр. — Уже все в порядке, обморок перешел в глубокий, спокойный сон — то, что сейчас необходимо пациентке больше всего.

— Но что это было?

— Элементарное переутомление. Я же говорил, что ей противопоказаны серьезные физические нагрузки в ближайшее время — а сегодня сперва суд, потом этот праздник, да еще и вы ее потащили гулять среди ночи! В общем, пусть спит — это для нее сейчас первейшее лекарство. Я тоже пойду спать, господин граф, и вам желаю того же.

— Арна! Арна, проснись же!

Она рывком села на постели, в первый момент не осознавая даже, кто она и где она.

— Талеанис? — Полуэльф стоял у ее кровати, одетый в дорожный костюм. Танаа провела ладонью по лицу, пытаясь понять, что произошло. Вечер упорно не хотел всплывать в памяти — вернее, не вечер, а уже ночь. Кажется, Эстис позвал ее гулять, а потом, у ручья, они о чем-то говорили… она вздрогнула, вспомнив. Он звал ее замуж. А потом…

Нестерпимая боль в горле и позвоночнике, и яркие вспышки, неожиданное падение в бездну… считывание, но с кого?

— Арна, наконец-то! — Мантикора нервно выдохнул. — Я уже пять минут пытаюсь тебя разбудить.

— Талеанис, что случилось? — Девушка взяла себя в руки. Потом, потом буду разбираться с этой считкой…

— Гундольф уехал.

— Что значит — уехал? — Она с трудом подавила желание вскочить на ноги.

— То и значит. Он забрал свои вещи, лошадь и уехал еще до рассвета! Нам письмо оставил… Вот.

— Прочитай, пожалуйста…

— Ох, прости… сейчас.

Мантикора закончил. На полминуты в комнате воцарилась тишина.

— Он не мог далеко уехать, — бросил стоявший у двери Орогрим. — От рассвета не так много времени прошло.

— Мы сможем его догнать, даже если он будет торопиться, — добавил Талеанис.

— Догнать-то мы его, допустим, догоним, — неуверенно протянула Арна, задумавшись. — Вот только что это даст? Нам не отговорить его.

— Значит, мы поедем с ним! — воскликнул полуэльф. — В конце концов Хайклиф ничем не хуже Мидиграда!

— А как же меч?

Мантикора на миг замер, будто бы прислушиваясь, и внезапно принял очень удивленный вид.

— Вы мне, наверное, не поверите, но я не знаю, куда он делся, — пробормотал он, покраснев. — Вчера я его еще слышал… так, слабенько. А сейчас нет. Как будто и не было никогда.

Танаа чуть недоверчиво покачала головой.

— Нет, говоришь? Ладно, допустим… Так что же, мы едем в Хайклиф?

— Да! — в один голос отозвались полуэльф и орк.

Сборы были недолгими. Эстису даже повезло — он ночевал в том же доме, что дало ему возможность все же попрощаться с Арной и остальными. Лошадей взяли тут же, деньги тоже были, да и продукты с собой в дорогу нашли быстро…

Змей провожал друзей еще миль десять после того, как они пересекли границу его земель. Где-то через час после полудня компания остановилась немного передохнуть — и попрощаться с графом.

Прощание получилось спокойным и довольно сдержанным, хотя и дружелюбным. Только обнимая Арну, Эстис позволил себе не разжимать рук чуть дольше, чем следовало бы, и еще долго потом с некоторым непониманием хранил в памяти ее чуть извиняющуюся улыбку, так никогда и не вспомнив теплого, виноватого касания к собственному сознанию, в одно мгновение убравшего и горечь разлуки, и желание не отпускать, и все остальное, что было хоть и желанно и прекрасно, но слишком уж болезненно…

Отчаянно ругаясь, Гундольф слез с коня. Лохматый рыжий мерин покосился на него диковатым фиолетовым глазом, но продолжал стоять как вкопанный. Продолжая ругаться, рыцарь отошел к ближайшему ивняку и срезал ножом длинный, толстый прут. Несколькими движениями очистил его от боковых веточек и листьев, взмахнул — импровизированный хлыст со зловещим гудением распорол воздух — и, удовлетворенно кивнув, направился к упрямой коняге.

Рыжий отошел на несколько шагов и неодобрительно посмотрел на прут. Гундольф, усмехнувшись, подошел ближе. Рыжий сделал еще несколько шагов, не позволяя сократить расстояние. Гундольф хмыкнул и в несколько прыжков преодолел это расстояние, очутившись на месте… где секунду назад стоял уже отбежавший в сторону конь.

— Скотина! — с чувством произнес Грифон после еще трех безуспешных попыток вернуть наглого мерина. Рыжий согласно всхрапнул, всем своим видом выражая крайнюю удовлетворенность самим собой.

Гундольф последний раз попытался приблизиться к коню — безрезультатно. Страшно ругаясь, он бросил прут на землю, осторожно шагнул к рыжему — тот не шелохнулся. Тогда рыцарь смело подошел к нему, взял под уздцы — конь всхрапнул и попытался ткнуться носом в плечо.

— Вот ты и попался, — многообещающе проговорил Грифон и потянул Рыжего к себе, намереваясь подтащить его к нужному месту и, не выпуская поводьев, подобрать прут.

Но не тут-то было! Гундольф вспотел, пытаясь заставить огромного мерина сдвинуться хоть на шаг, но так и не добился хоть какого-нибудь результата.

— Зараза упрямая, — ругался он. — Доберемся до ближайшего городка — продам на скотобойню!

Рыжий флегматично переступил на месте, очень аккуратно и прицельно опустив широкое копыто прямо на ногу рыцаря.

Страшные ругательства не смолкали еще минут пятнадцать.

В конце концов Грифон все же смирился с нежеланием коня продолжать путь. Подумав, что он и сам несколько устал, Гундольф отвел Рыжего футов на триста от дороги, расседлал и привязал, оставив пастись. Сам же он расстелил на траве отрез холста, прихваченный из деревни вместе с продуктами, наскоро перекусил и собрался уже ложиться спать, когда от дороги донесся дробный перестук копыт.

— Вот он где! — воскликнул Талеанис, привставая на стременах. — Вон Рыжий пасется, значит, и наша пропажа там же!

Арна и Орогрим повернули своих коней в указанную полуэльфом сторону.

— Хе! И правда, Рыжий, — ухмыльнулся орк. — Эй, Гундольф, ты, конечно, нашел, какого коня взять! Это ж самая упрямая скотина на обе деревни.

— Я уже в курсе, — мрачно отозвался рыцарь. — Ну и что вы здесь делаете?

— Тебя ищем, — ответила Танаа, движением руки заставляя Грима, собиравшегося еще что-то съязвить, умолкнуть.

— Я не вернусь. Я еду в Хайклиф, и это не обсуждается, — непреклонно проговорил Грифон.

— А тебе никто и не предлагает возвращаться, — Арна весело улыбнулась и спрыгнула с лошади. — Просто мы едем с тобой!

— А как же меч Мантикоры?

— Он пока что оставил Талеаниса в покое. Но времени все равно немного, поэтому быстренько разбираемся с Левиафаном в Хайклифе и все вместе едем в столицу!

Он бесшумной тенью скользил меж деревьев, и ни одна веточка не хрустнула под ногами, ни один зверь или птица не проснулись, встревоженные шагами чуждого двуногого существа. Он не шел — стелился по воздуху, обращаясь легчайшим дуновением ветерка, невидимой тенью, неслышимым призраком…

И вот между деревьями, футах в трехстах впереди, обозначилась его цель — высокий костер, пылающий ровно посреди идеально, неестественно круглой поляны, и широкоплечая фигура в плаще, неподвижно замершая спиной к нему перед огнем.

Так же бесшумно, как раньше шел через лес, он ступил на поляну. Фигура даже не шевельнулась, но из-под плаща раздался глубокий, чуть хрипловатый голос:

— Я рад твоему возвращению. Ты добыл то, о чем я тебя просил?

— Да, Мастер, — новоприбывший шагнул в круг света от костра и откинул свой капюшон. Отсветы огня упали на четкие эльфийские черты бледного лица и на миг зажгли золотые звезды в волосах цвета янтаря.

Эльф дернул фибулу, отбрасывая в сторону плащ, и снял с пояса простые деревянные ножны, обтянутые кожей. В ножнах покоился меч — простой меч, украшенный двумя черными опалами — один в крестовине, другой — вместо яблока. Третий такой камень находился на внешней стороне ножен.

— Прекрасно, — сидевший у костра встал, сбрасывая свой плащ.

Высокий зеленокожий орк протянул руку — меч плавно поднялся в воздух и лег в протянутую ладонь. На мгновение эльфу показалось, что меч дернулся, пытаясь повернуться к орку рукоятью, но по лицу Мастера на миг скользнула улыбка — и его пальцы сжались на середине ножен.

— Что ж, здравствуй, Раэл'а'Раин! Давно же я тебя не видел, — усмехнувшись, проговорил орк.

— Оракхан… — неожиданно для эльфа зазвенел над поляной металлический голос, исходящий как будто бы из ниоткуда. — Вот уж не ждал я встречи с тобой!

— Я счел, что тебе пока что лучше бы побыть у меня. Не хочу, чтобы ты и твой братик ввергли этот мир в хаос до того, как придет ваш час.

— Хранитель, ты не имеешь права вмешиваться!

Оракхан весело ухмыльнулся.

— А это мы еще посмотрим.