Да, это Лиловая Заколка, ответила Джойс. Я рассмеялся. Смех получился какой-то грустный. Я этого не хотел, но так уж вышло.
Конечно, это уже не мое дело. Но у тебя с ним будет не меньше проблем. И я желаю тебе удачи, детка. Ты знаешь, как я любил тебя, и это совершенно не из-за твоих денег. Она заплакала, уткнувшись лицом в подушку и сотрясаясь всем телом. Эта избалованная девочка из маленького городка совсем запуталась. Она корчилась в плаче без дураков. И это было ужасно. Одеяло сползло на пол, и я уставился на ее белую спину, лопатки выпирали так, будто хотели вырасти в крылья, пробившись сквозь нежную кожу. Крохотные лопаточки. Беспомощная Джойс. Я прилег рядом и стал гладить ее по спине, ласкать, утешать, я почти успокоил ее, но она разревелась снова:
О, Хэнк, я люблю тебя, я люблю тебя! Прости, ради Бога, прости меня! Прости! Она действительно страдала. И скоро я стал чувствовать себя так, будто это я бросаю ее. В конце концов мы хорошенько перепихнулись, по старой памяти. За ней оставались дом, собака, мухи и герань. Она помогла мне собрать вещи. Искусно уложила брюки в чемодан, не забыла трусы и бритву. И когда я уже был готов уходить, снова заплакала. Я потрепал ее за правое ушко, подхватил свои пожитки и сбежал по лестнице. Сев в машину, я стал раскатывать по улицам, высматривая объявления о сдаче жилья. Для меня это было не ново.
I l I
1 Я не стал протестовать против развода. Я даже не пошел в суд. В итоге я потерял три или четыре миллиона. Но за мной все еще оставалось место на почте. Плюс машина, которую оставила мне Джойс. Сама-то она не водила. Вскоре на улице я повстречался с Бетти. Видела тебя с твоей сучкой. Это не твой тип женщины. Мой тип вымер, - сострил я и объявил, что с Джойс покончено. Мы решили врезать по пиву. Бетти постарела. Стремительно. Обвалом. Появились морщины. Двойной подбородок. Печальное зрелище. Но ведь и я не помолодел. Я узнал, что наша собака сбежала и ее прикончили. И еще, что Бетти потеряла работу. Много лет она проработала официанткой в кафе, но его снесли и на том месте построили административное здание. Сейчас моя древняя подружка проживала в захолустном отеле. Меняла белье в комнатах, чистила ванны и унитазы. И все время квасила. Она намекнула, что мы могли бы снова сойтись. Я намекнул, что нам следует повременить с этим. Я еще не оклемался от своей прежней семейной жизни. Бетти заскочила к себе и переоделась. Она думала, что вечер- 1 нее платье и туфли на высоком каблуке скроют ее увядание. Но, напротив, они лишь дополняли печальную картину. Мы прихватили 0,75 виски, побольше пива и забрались ко мне на четвертый этаж старого доходного дома. Я позвонил на службу и сказал, что болен. Мы расположились друг против друга. Бетти забросила ногу на ногу и, покачивая ступней, посмеивалась. Все было как в старые времена. Почти. Что-то безвозвратно ушло. Как только вы звоните и объявляете себя больным, к вам на дом выезжает медсестра, чтобы удостовериться, что вы действительно мучаетесь от какого-нибудь недуга, а не отрываетесь где-нибудь в ночном клубе или за покерным столом. Я жил совсем рядом с центральным отделением, так что для них устроить мне проверку сплошное удовольствие. Часа через два, после того как мы с Бетти расположились поудобней возле бутылочки виски, в дверь постучали. Кто это? всполошилась Бетти.
Спокойно, шепнул я ей, не ори так! Снимай свои туфли, ступай на кухню и замри.
ОДНУ МИНУТКУ! крикнул я с посылом на дверь. Закурил сигарету, чтобы перебить спиртной выхлоп и пошел открывать. За дверью дожидалась медсестра. Та же, что и прежде. Она меня уже знала.
Итак, что вас беспокоит, мистер Чинаски? Я выпустил аккуратное колечко дыма.
Живот крутит. Вы уверены? За свой живот
на все сто. Вы распишитесь, что я была у вас? Обязательно. Сестра сунула мне бланк. Я подписал. Она спрятала бумагу. Завтра вы будете на работе?
Еще не знаю. Если полегчает, выйду. Нет, останусь дома. Она посмотрела на меня очень подозрительно и ушла. Учуяла запах виски. Веское доказательство? Вряд ли, слишком много формальностей, зачем ей это. Скорее всего, она просто посмеялась, когда садилась в машину с этой бумажкой в своей маленькой черной сумочке и тут же забыла обо мне.
Все в порядке, крикнул я Бетти. - Одевай свои туфли и выходи оттуда. Что за баба? Медсестра с почты. Ушла? Да, выходи. Что, каждый раз вот так?
Еще ни разу не пропустили. Ладно, давай-ка эту скромную победу отпразднуем хорошенькой порцией! Я сходил на кухню и принес два полных бокала. Салют! Мы высоко подняли свои бокалы и чокнулись. И тут взорвался будильник. Я подпрыгнул так, будто мне в задницу всадили заряд соли. Бетти завалилась на диван и задрала ноги выше головы. Подскочив к часам, я вырубил звонок. Черт, очухалась первой Бетти, я чуть не обделалась! Мы рассмеялись, уселись рядышком и осушили наши бокалы.
Был у меня один приятель, он работал в администрации округа, взялась рассказывать Бетти. К нему тоже приходили с проверкой, обычно мужик, но не всегда, а, примерно, на пятый раз. Однажды ночью мы пили с Харри, так его звали, Харри. Мы уже прилично надрались, когда в дверь вот так же постучали. Харри сидел на кушетке, и как был в одежде, так и бросился в кровать. Я сунула наши бутылки, стаканы под кровать и открыла дверь. Ввалился какой-то рыжий козел и прямиком на кушетку. Харри даже не успел скинуть ботинки, он просто закутался в одеяло. "Как самочувствие, Харри?" начал пытать он. "Да не очень. Вот она ухаживает за мной", сказал Харри и показал на меня. А я еле-еле на ногах стою. "Ну, тогда, я надеюсь, ты скоро поправишься",- говорит этот козел, встает и уходит. Конечно, он видел и бутылки, и стаканы под кроватью и догадался, почему у Харри такие большие ноги. Неприятная ситуация.
Черт, они не позволяют человеку даже пернуть самостоятельно! Только под их руководством. Это точно. Мы выпили еще и переместились на кровать. Мы лежали поодаль друг от друга невероятно, но это было так. Бетти пошла в ванну, и я смотрел на ее обвисшие, сморщенные ягодицы. Бедняжка. Пожухлая женщина. Я вспомнил Джойс, ее налитые формы, как приятно было ласкать их. И Бетти когда-то была такой. Печаль, глубокая и безмолвная, окутала комнату. И когда Бетти вернулась, мы уже не смеялись, не пели, мы даже не разговаривали. Мы просто лежали в темноте, пили и курили сигареты, пока не уснули. Наши ноги не переплелись во сне, как это бывало прежде. Мы не прикоснулись друг к другу. Два пепелища.
2 Я позвонил Джойс.
Как функционирует шпингалет у Лиловой Заколки? Я не понимаю, что происходит, Хэнк, ответила она. Ты ему сказала, что развелась? Да. Мы сидели в кафетерии, и я все рассказала. Ну, и что же случилось?
Он выронил вилку. У него отвисла челюсть. "Что?" переспросил он.
Он понял, к чему ты клонишь, детка.
Но я не понимаю. Почему с тех пор он избегает меня? Когда мы встречаемся в вестибюле, он убегает. В кафетерии он уже не подсаживается ко мне. Он меня совсем не замечает.
Крошка, это не последний мужчина на побережье. Забудь его. Зааркань себе другого.
Трудно забыть его. Я рассчитываю объясниться. А он знает про твои деньги? Нет, я ничего не говорила ему.
Ну, если ты непременно хочешь заполучить его, то... Нет, нет! Так я не хочу! Ну, как знаешь. Пока, Джойс. - Пока, Хэнк. Вскоре после этого разговора я получил от нее письмо. Она вернулась в Техас. Бабушка совсем сдала присмерти. Все спрашивали обо мне. И так далее. В конце: люблю, Джойс. Я отложил письмо и представил себе удивление моего гида-карлика, когда он узнал, что я облажался. Ведь этот нелепый уродец считал меня непревзойденным мошенником. Какое он пережил разочарование!
Неожиданно меня вызвали в Главное управление. Как обычно, промариновали перед дверью 45 минут, а может, и все полтора часа. Затем:
Мистер Чинаски? - послышался голос. Да,
отозвался я. Входите. Меня проводили к столу, за которым сидела женщина. В свои 38 или 39 она выглядела еще довольно соблазнительно, но всем своим поведением подчеркивала, что ее нерастраченная сексуальная энергия направлена на дела более достойные. Садитесь, мистер Чинаски. Я сел. "Дорогуша, попутно мелькнула мысль, - попади ты под меня, я бы доставил тебе настоящее удовольствие".
Мистер Чинаски, начала женщина, - мы сомневаемся, что вы заполнили эту анкету должным образом. А?
В частности, это касается записи приводов в полицию. Она протянула мне лист. В ее глазах не было и намека на чувственность. При заполнении я просто указал общее число арестов 8 или 10 залетов по пьяной лавочке. Но требовались точные даты каждого.
Ну, все ли вы указали? пытала меня старая кошелка. Хммм, хммм, дайте подумать... Я знал, к чему она клонит. Ей хотелось, чтобы я сказал "да", и тогда бы она вставила мне по самые гланды. Сейчас я соображу... Ну, ну? ерзала она на своем стуле. Ой, Господи! Боже мой! Что такое? Все эти аресты за вождение в нетрезвом виде. Это случилось года четыре назад, а может, и больше. Понимаете, я не помню точной даты. Значит, вы просто забыли?
Ну, естественно, я рассчитывал потом вписать. Хорошо. Впишите сейчас примерную дату. Я вписал.
Мистер Чинаски, эта запись нас обеспокоила. Я хочу, чтобы вы подробнее объяснили, что с вами произошло четыре года назад и, если возможно, обосновали ваше сотрудничество с нами. Хорошо. Даем вам десять дней. Не так уж я и держался за эту работу. Но она меня завела. В тот же вечер я позвонил на службу и сказал, что болен, а перед этим я приобрел пачку разлинованной и пронумерованной бумаги и синюю, строго официального вида, папку-скоросшиватель. И еще я купил 0,75 виски и упаковку пива, а потом сел за пишущую машинку. Под рукой у меня был энциклопедический словарь. Время от времени я перелистывал страничку, отыскивал громоздкое, трудное слово и выстраивал на его значении новое предложение или целый абзац. Всего вышло 42 страницы. Закончил я уведомлением: "Копия этого отчета предназначена для предоставления прессе, телевидению, а также другим средствам массовой информации". Я блефовал. Женщина вышла из-за стола, чтобы лично принять мое сочинение, упакованное в синий скоросшиватель. Мистер Чинаски? - недоумевала она. Да? На часах было 9.00. Прошли ровно сутки с тех пор, как мне было поручено составить этот отчет. Подождите. Она положила перед собой 42 страницы бреда и принялась
читать. Страницу за страницей. Она читала и читала. Вскоре за ее плечами появились еще читатели два, три, четыре, пять. Все читали шесть, семь, восемь, девять. Читальный зал. "Что за чертовщина?" - думал я. И вдруг из толпы читателей вырвалось восклицание: "Все гении алкоголики!" Как будто это оправдывало отсутствие какого-либо смысла в моей писанине. Опять это кино! Слишком много кино в головах у людей. Наконец, женщина поднялась, держа в руках измаранные мной 42 страницы. Мистер Чинаски? - Да?
Ваше дело будет рассмотрено. О результате мы вас оповестим.
До тех пор мне продолжать работать? - До тех пор продолжайте работать. Доброго всем утра, сказал я. 4 В одну из смен мне выпало работать рядом с Бучнером. Он не прикасался к почте. Он просто сидел на своей табуретке. Сидел и говорил. В конце нашего прохода трудилась молодая девушка. Я услышал Бучнера:
Ах ты, фифа! Как насчет моего боровка в твой мышиный глазик, а? То, что надо, фифуля? Я продолжал трудиться. Мимо нас прошел управляющий. Бучнер отреагировал:
Ты в моем дерьмовом списке, педик! Скоро я отхарю тебя, вонючий гомик! Похотливый ублюдок! Хуесос! Контролеры не обращали на Бучнера никакого внимания. Никто не возражал ему. И я снова слышал его голос:
Ну, ты дождался, говнюк! Мне давно не нравится твоя рожа! Ты в моем самом дерьмовом списке, гаденыш! Ты в нем No1, паскуда! Я поставлю тебя раком! Эй, я с тобой разговариваю, педрила! Слышишь меня? Это было уже слишком. И я взорвался:
Я слышу, прошипел я, не оборачиваясь, и я заткну твою вонючую пасть! Ты хочешь прямо здесь, или выйдем? Я повернулся Бучнер сидел, уставившись в цотолок и мирно продолжал свое безумие:
Я предупредил тебя, ты No1 в моем самом дерьмовом списке. Я первому порву тебе очко! И не сомневайся, я отымею тебя на все сто! "О, черт бы меня побрал! думал я. Как я попался на такое фуфло!" Никто вокруг даже глазом не моргнул. Я встал и отошел выпить стакан воды. Потом вернулся и приступил к работе. Через 20 минут у меня был десятиминутный перерыв. Когда я возвращался из курилки, меня поджидал контролер жирный негр лет пятидесяти. Увидев меня, он заорал: ЧИНАСКИ!
В чем дело, парень? остановился я. За 30 минут ты дважды покидал свое рабочее место! Да, первый раз я выпил стакан воды
30 секунд. А сейчас у меня был законный перерыв.
Ты же работаешь на конвейере. И не можешь покидать его, когда тебе вздумается! Вся его физиономия просто сияла от ярости. Это выглядело потрясающе. Непостижимо. По крайней мере, для меня.
Я запишу тебе замечание! - Как знаешь. Я прошел в цех и сел на свое место рядом с Бучнером. Следом подскочил контролер со своим замечанием. Оно было написано от руки. Я не смог разобрать ни одного слова. Он писал обуреваемый неистовой яростью кляксы летели в разные стороны, буквы скакали и кривлялись, как фурии. Я аккуратно свернул задокументированный гнев и положил в задний карман брюк.
Я собираюсь прикончить эту сальную суку! сказал Буч-нер, когда контролер отошел.
Это неплохая идея, сраный пустозвон, - вторил я ему. Идейка то, что надо, безмозглый урод! 5 Итак, вот что я имел: 12 монотонных часов, плюс контролеры, плюс сослуживцы, плюс спертый воздух в этом скопище потной плоти, плюс несвежая пища в "льготном" кафетерии. Плюс СОГ1 Схема Основного 1орода 1. Остальные схемы была ничто по сравнению со Схемой Основного Города 1. В нее умещалась треть всех улиц города, которые были разбиты на бесчисленное количество зон. Я жил в одном из огромнейших городов Америки. Рассадник улиц. А потом еще СОГ2 и СОГЗ. Тестирование проводилось через каждые 90 дней: три попытки, качество 95% или больше, 100 карточек, стеклянная клетка и 8 минут не справитесь, и у вас есть шанс выбиться в президенты "Дженерал Моторс", как говаривал наш Итальянец. Для тех, кто проходил первый тест, последующие схемы
давались немного легче. Но для большинства 12 ночных часов без выходных были смертельны. Из нашей группы в 150 или 200 человек уже оставалось 17 или 18.
Как я могу, отработав по 12 часов каждую ночь, успевать спать, есть, мыться, бегать в прачечную, оплачивать ренту, газ, менять пробитое колесо, делать все эти необходимые мелочи и потом еще изучать схемы? вот такой вопрос я задал инструктору, находясь в учебной комнате.
Обходитесь без сна, ответил он, после недолгого размышления. Я пригляделся к нему. Нет, этот клоун не валял дурака. Этот кретин был совершенно серьезен.
6 Получалось так, что взяться за изучение схем мне удавалось только перед сном. У меня не оставалось сил готовить себе завтрак, по пути домой я покупал упаковку пива, клал ее на стул рядом с кроватью, ложился, вскрывал первую банку, хорошенько прикладывался и раскрывал лист с очередной схемой. После третьей банки схема вываливалась у меня из рук. Лимит был исчерпан. Потом я просто сидел на кровати, уставившись в стену и допивал пиво. С последней банкой я засыпал. А когда просыпался, времени оставалось только на то, чтобы опорожниться, помыться, перекусить и добраться до работы. И в такой график невозможно было втянуться, усталость накапливалась все больше и больше. Однажды утром я возвращался со смены со своими неизменными шестью банками пива. Лифт не работал, пришлось подниматься по лестнице. Я вставил ключ в замок, сделал два оборота, дверь открылась, и я вошел. Кто-то переставил мебель у меня в комнате, постелил новый половик. Нет. Мебель была тоже новой. На кушетке сидела женщина. Приятной внешности. Молодая. Стройные ножки. Золотистые волосы. Здравствуй, сказал я.
Дернешь пивка? Привет! обрадовалась она. Не откажусь. Здесь стало здорово! Мне нравится, протянул я ей баночку. Я все сделала сама. С какой стати?
Просто захотелось,
отвечала она. Мы припали к пиву.
Ты молодчина, сказал я, поставил свою банку пива и поцеловал ее. Она не возражала. Я положил ей руку на колени. Это были великолепные коленки. Пришлось глотнуть еще пивка.
Да, не мог налюбоваться я интерьером,
прекрасный вид. Знаешь, это бодрит, вселяет уверенность, придает силы и укрепляет дух.
Замечательно! Моему мужу тоже очень нравится. И твоему мужу нравится... Что?! Твоему мужу? Послушай, куда я попал, какой это номер? 309.
309? Боже! Я ошибся этажом! Я живу в 409. Мои ключи подошли к твоему замку. - Сядь, дорогой, попросила она. Нет, нет... Я подхватил оставшиеся 4 банки пива. Она задержала меня. Почему ты так заспешил?
Потому что я знаю эти чокнутых мужиков, - сказал я, направляясь к двери. Каких мужиков?
Которые влюблены в своих жен. Она рассмеялась. Не забывай меня. Я поднялся этажом выше. Открыл дверь под номером 409 и заглянул. В комнате никого не было. Мебель прежняя, изрядно обшарпанная, половик почти полностью выцвел. Повсюду валялись пустые пивные банки. Это было мое жилище. Я разделся, забрался в свою холостяцкую кровать и вскрыл баночку пива. 7 Во время работы на станции Дорси я слышал, как сторожи-лы подкалывали Грейстоуна за то, что он купил себе магнитофон для изучения схем. Этот Грейстоун записывал на ленту название улиц и номера зон, а потом просто прослушивал перед сном. Грейстоуна еще называли Глиномес, на то были веские причины. Своей чудовищной ялдой он загнал в больницу трех женщин. Потом этот ебака попробовал сунуть в другую дырку. Гомика звали Картер. Но и он не выдержал. Его самолетом отправили в Бостонскую клинику. Весь фокус в том, что на всем Западном побережье не нашлось достаточного количества какой-то специальной нитки, чтобы починить Картера после того, как его приласкал Глиномес. Правда это или нет, меня не интересовало, я решился опробовать магнитофонную запись. Я возлагал на нее большие надежды. Включив запись, я мог бы спокойно спать, а процесс запоминания шел бы на подсознательном уровне. Где-то я читал о такой методике обучения. Мне это подходило идеально. Я купил магнитофон и кучу пленки.
Записав схему на ленту, я ложился в кровать, вскрывал банку пива и слушал: "РАЙОН ХИГГИС: 42 ХАНТЕР, 67 МАРКЛЕЙ, 71 ХАДСОН, 84 ЭВЕРГЛЕЙДС! А СЕЙЧАС, СЛУШАЕМ, СЛУШАЕМ, ЧИ-НАСКИ, РАЙОН ПИТСФИЛД: 21 АШГРОУВ, 33 СИМСОНЗ, 46 НИДЛЗ! СЛУШАЙ, ЧИНАСКИ, СЛУШАЙ, РАЙОН ВЕСТ-ХЕЙВЕН: II ЭВЭРГРИН, 24 МАРКХЭМ, 55 ВУДТРИ! ЧИНАСКИ, ВНИМАНИЕ, ЧИНАСКИ! РАЙОН ПАРЧБЛЭЙК..." Что-то не срабатывало. Мой голос меня усыплял. Теперь я не мог дотянуть даже до конца третьей банки. Через некоторое время я забросил эту идею с магнитофоном. И вообще, с обучением. Я просто выдувал мои шесть банок пива и засыпал. Я не понимал, в чем причина. Мне даже пришла в голову мысль обратиться к психоаналитику. Я представил себе, как бы это могло быть: Я вас слушаю. Ну, как бы это сказать.
Продолжайте, смелее. Не хотите ли прилечь на кушетку? Нет, спасибо. Я непременно усну. Пожалуйста, продолжайте. - Понимаете, мне нужна моя работа. Резонно.
Но для того чтобы сохранить ее, я должен выучить и отработать более трех схем. Схем? Что это такое "схемы"?
Понимаете, многие люди не указывают в своих письмах номер почтовой зоны. Кто-то же должен разбирать эти письма. Вот мы и изучаем: какая улица принадлежит какой зоне. И изучаем это после двенадцатичасовой ночной смены. Ну, и?
Я не могу брать в руки эти схемы. Я беру, а они вываливаются. Значит, проблема в том, что вы не можете учить эти, так называемые, схемы?
Не только. Еще я должен отработать 100 карточек в стеклянном загоне за 8 минут с точностью не меньше 95%, или меня уволят. А без работы мне нельзя.
Почему вам не удается выучить схемы, как вы думаете? Поэтому-то я и здесь. Должно быть, я сумасшедший. Но улиц так много, и все они разбросаны по всему городу. Вот посмотрите. И я покажу ему все шесть страниц с моими схемами, скрепленные вместе и проштампованные с обеих сторон. Он пролистает страницы. И все это нужно запомнить? Да, доктор.
Ну, мой мальчик, скажет док, вернув мне схемы, вы не сумасшедший, хотя и не желаете учить все это. Я был бы более склонен считать вас сумасшедшим, если бы вы хотели заучить все это. С вас 25$. Так я сам себя проанализировал и сэкономил деньги. Но все же, что-то нужно было предпринять. И я придумал. В 9.10 утра я позвонил в Главное управление в департамент по работе с персоналом.
Мисс Грейвс? Я хотел бы поговорить с мисс Грейвс. Алло? Это была она. Сука. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы продолжить разговор.
Мисс Грейвс. Моя фамилия Чинаски. Не знаю, помните ли вы меня? Я представлял вам объяснительную по поводу моих арестов.
Мы помним вас, мистер Чинаски. - Есть какое-нибудь решение по моему вопросу? Еще нет. Мы оповестим вас.
Понимаете, у меня появилась проблема. Слушаю, мистер Чинаски?
В настоящее время я изучаю СОГ1. Я выдержал паузу. Так, и что? спросила она.
Это очень сложное задание. Оно требует колоссальных усилий. И все мои старания могут оказаться бесполезными, если меня попросят покинуть почтовый сервис. А это, как вы понимаете, может произойти в любой момент. Согласитесь, что при таких условиях не совсем честно требовать от меня выполнения этого задания.
Хорошо, мистер Чинаски. Я позвоню в учебный отдел и дам указание освободить вас от занятий до тех пор, пока мы не придем к определенному решению по вашему делу. Спасибо, мисс Грейвс.
Желаю успехов, сказала она и повесила трубку. Приятный выдался денек. После телефонного звонка я почти решился заглянуть в No309, но осторожность взяла верх. Я поднялся к себе, приготовил яичницу с беконом и обмыл удачу литром крепкого пива. 8 Итак, из нашей группы осталось всего шесть или семь человек. Остальные срезались на СОГ1. Как у вас дела со схемой, Чинаски? спрашивали меня. Без проблем, отвечал я.
Отрадно. Ну, для тренировки назовите район Вудберн Эйв. - Вудберн Эйв? Да, Вудберн Эйв.
Послушайте, мне не нравится, что меня отвлекают, когда я работаю. Честно говоря, меня это бесит. Я не люблю одновременно хвататься за несколько дел. На Рождество я снова пригласил Бетти. Она приготовила индюшку, и мы налегли на выпивку. Бетти всегда сходила с ума по огромной рождественской елке. Она непременно должна была быть не меньше 7 футов высотой и полфута в диаметре, увешанная гирляндами, блестящей мишурой и прочим барахлом. В запасе у нас была пара 0,75 виски. Мы пили, ели, занимались любовью и снова пили. Шпилька в подставке ослабла, и елка еле держалась в вертикальном положении. Мне приходилось постоянно поправлять ее. Бетти растянулась на кровати и вскоре отключилась. Я продолжал пить, лежа на полу в одних трусах. Пил, пока не вырубился. Закрыл глаза и улетел. Но что-то заставило меня вернуться. Я открыл глаза в тот момент, когда огромное дерево, сияющее разноцветными гирляндами, медленно склонялось надо мной. Остроконечная звезда мерцала, как разящий кинжал. Я не понял, что происходит. Смахивало на конец света. Я даже не мог пошевелиться. Мохнатые лапы обхватили меня. Я оказался в колючих объятиях, раскаленные лампочки гирлянд обжигали мое тело.
Ой, ой, прости меня. Господи! Помоги! Будь милостив! Христа ради! Я перекатывался с боку на бок, пытаясь выбраться из-под коварного дерева. О-Ё-ЁЙ! Наконец, я выкатился на свободу. Бетти спрыгнула с кровати и подскочила ко мне. Что случилось? Что ты наделал?!
ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ? ЭТО ПОДЛОЕ ДЕРЕВО ЗАДУМАЛО МЕНЯ ПРИКОНЧИТЬ! Что ты мелешь? ДА ТЫ ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!
Все мое тело покрывали красные пятна. Ой, бедненький! Я выдернул вилку из розетки, и гирлянды погасли. Дерево умерло.
Ах, моя несчастная елочка! - Что? Несчастная елочка? - Она была такая красивая!
Я подниму ее утром. У меня нет к ней доверия. Я хочу дожить до утра. Бетти не соглашалась. Я чувствовал, что вызревает скандал. Тогда я поднял елку, установил ее гирляндами к стене и прижал креслом. Бетти успокоилась. Если бы эта елочка поджарила ее задницу и титьки, она без разговоров вышвырнула бы ее в окно. "Уж слишком я мягкий", подумалось мне. Спустя несколько дней я зашел навестить Бетти. Она была уже пьяная, в 8.45 утра. Она не умывалась, не одевалась, не причесывалась. Видно, на Рождество все жильцы, которых она обслуживала, дарили ей по бутылке. Чего только здесь не было вино, виски, водка, коньяк. И еще батарея дешевой барматухи. Бутылки загромождали комнату.
Ну, кретины! Не могли придумать что-нибудь получше? Если ты все это вылакаешь, ты помрешь! Бетти только взглянула на меня. Но так, что я все понял. У нее было двое детей, которые никогда не навещали ее и не писали писем. Она
уборщица в дешевом отеле. А когда-то, при первой нашей встрече, на ней было шикарное дорогое платье, на элегантных ножках красовались дорогие туфли. Великолепная фигура, почти совершенная. Безумные глаза. Фонтан веселья. Она сбежала от богатого мужа, развелась с ним, и он погиб в автомобильной катастрофе, пьяный, сгорел в Коннектикуте.
Тебе не удастся обуздать ее, говорили мне все, кто знал ее.
Так оно и вышло. Но что-то я должен был сделать.
Послушай, начал я, будет лучше, если я заберу все это пойло к себе и буду время от времени подкидывать тебе по бутылочке. Клянусь, я не притронусь к ним. Не трогай, сказала Бетти, даже не посмотрев на меня. Ее комната находилась на самом верхнем этаже, и она сидела в кресле у окна и наблюдала за утренним движением на дорогах. Я подошел ближе.
Знаешь, сейчас я никакой. Мне нужно идти. Но я прошу тебя, ради Бога, притормози!
Обязательно, бесцветным голосом ответила она. Я наклонился и поцеловал ее на прощание. Наверное, недели через полторы я снова зашел. На стук никто не отозвался.
Бетти! Бетти! С тобой все в порядке? Я повернул ручку. Дверь была не заперта. Я вошел и увидел развороченную кровать. Огромное кровавое пятно расползлось по простыне.
О, черт! вырвалось у меня. Я осмотрел бутылки, они были пусты. В дверях появилась пожилая француженка владелица отеля. . Она в главной окружной больнице. Ей было очень плохо, и я вызвала скорую, прошлой ночью.
Она одна все это выпила? Был у нее какой-то помощник. Я спустился вниз, сел в машину и поехал в больницу. Я хорошо знал это место. В крошечной палате было три или четыре койки. Какая-то женщина сидела в проходе, жевала яблоко и хохотала со своими двумя посетительницами. Я задернул занавеску вокруг кровати Бетти, сел на стул и склонился к изголовью. Бетти! Бетти!
Я в з я л е е р у к у.
- Б е т т и ! И она открыла глаза. Они снова были прекрасны. Ясная, бездонная голубизна.
Я знала, что это будишь ты, прошептала она. И закрыла глаза. Губы ее потрескались. В уголках рта засохла желтая слюна. Я взял салфетку, смочил ее из графина и обтер ей рот, лицо, руки и шею. Потом я намочил другую салфетку, выжал немного воды ей в рот и освежил губы. Затем я расчесал ей волосы. За занавеской продолжали гоготать.
Бетти, Бетти, Бетти. Ну, прошу тебя, выпей немного воды, всего маленький глоток, не надо много, глоточек. Она не отвечала. Я бился минут десять. Бесполезно. В уголках рта снова скопилась слюна. Я вытер. Наконец я встал и отдернул занавеску. От моего взгляда все три женщины разом заткнулись. Я вышел из палаты и подошел к дежурной сестре. Послушайте, почему вы ничего не делаете с той женщиной из 45-й палаты? Бетти Уильяме. Все, что можем, мы делаем, сэр. Но возле нее никого нет. Мы регулярно делаем обходы. А где доктора? Я не вижу ни одного доктора. Доктор ее уже осмотрел, сэр. Ее нельзя оставлять одну! Мы делаем все, что в наших силах, сэр. СЭР! СЭР! СЭР! ЗАБУДЬТЕ ВЫ ЭТОТ ВАШ "СЭР", ПОНЯТНО? Клянусь, если бы это был президент или сенатор, пусть даже мэр или какой-нибудь богатый сукин сын, здесь бы все кишело докторами, и вы бы все торчали в этой палате и делали все, что положено! Почему вы обрекаете ее на смерть? Что грешного в том, что она бедная?
Я же объясняю вам, сэр, мы делаем все возможное. Я вернусь через два часа. - Вы ее муж?
Да, я был ее гражданским мужем. Может, вы оставите ваше имя и номер телефона? Я назвался и поспешно удалился. 10 Похороны были назначены на 10.30 утра, но и к этому времени на улице уже стояло настоящее пекло. Я был одет в дешевый черный костюм, купленный и подогнанный в спешке. Это был мой первый новый костюм за последние годы. Сын Бетти заехал за мной на своем новеньком "мерседесе". Я вычислил его с помощью маленького лоскутка бумажки с адресом его тестя. Дважды я вызванивал его и, наконец, достал. Но его мать была уже мертва. Она умерла как раз в тот момент, когда он подошел к телефону. Малыш Ларри никогда не заботился об общественной морали. Он преспокойно воровал машины у своих друзей и умел увернуться и от обиженных товарищей, и от суда. Потом его призвали в армию, там он каким-то образом получил образование и после демобилизации нашел хорошо оплачиваемую работу. С тех пор он не навещал свою мать. Где твоя сестра? поинтересовался я. - Понятия не имею.
Отличный автомобиль. Работает почти бесшумно. Ларри улыбнулся. Это ему нравилось. На церемонию нас отправилось трое: сын, любовник и сумасшедшая сестра хозяйки отеля п.о имени Марси. Марси никогда ничего не говорила. Бессмысленная улыбка навсегда застыла на ее губах. Кожа ее была бела, как эмаль. Волосы на голове мертвенно-желтые, поверх нелепая шляпа. Хозяйка послала ее вместо себя. Сама она оставалась следить за отелем. Как всегда, я был с похмелья. Мы остановились выпить кофе. С организацией похорон прошло не все гладко. Ларри повздорил с католическим священником. У него были сомнения, что Бетти настоящая католичка. И он отказывался служить. Но в конце концов, сговорились на неполную службу. Что ж, урезанная церемония все же лучше, чем совсем ничего. И с цветами вышла неувязка. Я купил венок и попросил в цветочном магазине вплести в него розы. Они трудились до обеда. Дама из магазина была знакома с Бетти. Они вместе квасили, еще когда мы с Бетти имели общую квартиру и собаку. Делси вот как ее звали. Я всегда порывался разведать, что таится у Дел-си между ног, но почему-то сдерживал себя. Она позвонила мне.
Хэнк, ты знаешь, что сделали эти кретины?! Какие кретины?
Ну, эти тупоголовые выродки из морга. Что они сделали?
Я отослала твой венок с нашим посыльным, а они не захотели взять его. Сказали, что уже закрылись. Ты же знаешь, как туда долго добираться. И чем кончилось?
Ну, потом они разрешили оставить его на улице, а в холодильник так и не поставили. Что оставалось делать? Парень оставил его у двери. Слушай, я не понимаю этих людей!
Я вообще людей не понимаю, Делси. Будь они в морге, будь в Белом Доме.
Знаешь, Хэнк, я не смогу быть на похоронах. Ты как, в порядке?
Почему бы тебе не прийти и не утешить меня, Делси? Пауль не отпустит меня. Пауль муж Делси. Ладно, забудем, сказал я. Итак, мы ехали на купированную похоронную процессию и остановились у кафе. Ларри отведал своего кофе и сказал: Я напишу тебе по поводу памятника. Сейчас у меня не хватает финансов.
Договорились, ответил я. Лари расплатился, мы вышли из кафе и погрузились в "мерседес".
Подожди минутку, - выбрался я обратно. Что такое? спросил Ларри. - Мне кажется, мы что-то забыли. Я вернулся в кафе.
Марси? Она по-прежнему сидела за столом и улыбалась. Мы должны ехать дальше, Марси. Она встала и пошла за мной. Священник бубнил себе под нос. Я не слушал. То, что раньше было Бетти, теперь лежало в гробу. И еще было очень жарко. Солнце расплылось по небу огромным желтым пятном. Между нами фланировали разжиревшие мухи. Во время церемонии двое парней в рабочей одежде принесли мой венок. Розы почти все погибли, уцелевшие на глазах умирали, задыхаясь в жаре. Парни оставили венок у ближайшего дерева. Вскоре он упал своим мертвым лицом прямо в пыль. Никто не захотел поднять его. Наконец, все закончилось. Я подошел к священнику и пожал руку: "Спасибо". Он улыбнулся. В нашей компании способны были улыбаться двое: священник и Марси.
На обратном пути Ларри напомнил: Я напишу тебе насчет памятника. Я продолжаю ждать это письмо. II Я поднялся в свой 409-й номер, взбодрился крепкой дозой шотландского виски, добрался до запасника в верхнем ящике комода, отсчитал немного деньжат, спустился вниз, сел в машину и рванул на ипподром. К первому забегу я уже был на месте, но играть не стал не было времени ознакомиться с участниками. Я пошел в бар выпить для разминки и увидел там сексапильную мулатку в дешевом затрапезном плаще. Она действительно была очень плохо одета, а поскольку я знал, что это значит "быть плохо одетым", я произнес ее имя так, чтобы только она могла услышать меня. Ви, детка. Она остановилась, пригляделась и потом подошла ко мне. Привет, Хэнк. Как делишки? Ви тоже работала на почте, только на другой станции, на той, что у фонтана. Она казалась мне более приветливой, чем остальные.
Паршиво. Трое похорон за два года. Сначала мать, потом отец, а сегодня давняя приятельница. Ви посочувствовала для приличия. Я открыл программу. Давай-ка глянем, что мы имеем на второй заезд. Ви присела рядом и плавно прижалась ко мне сначала ляжкой, потом бедром и, наконец, грудью. Под плащом скрывалось нечто волнующее. Но я думал о скачках. Я всегда искал "темную лошадку", которая могла бы побить фаворита. Если же я не видел никого, кто бы мог соперничать с ним, тогда я ставил на фаворита. После первых двух похорон я тоже приходил на ипподром, играл и выигрывал. Видимо, соприкосновение со смертью делало меня прозорливее. Утром похороны вечером я богат. В последнем заезде на милю "шестерка" проиграла фавориту всего четверть корпуса. Фаворит обошел ее, но в начале дистанции "шестерка" лидировала с преимуществом в два корпуса. Ставки на "шестерку" были 35 к 1. На фаворита 9 к 2. Обе лошади подпадали под один и тот же класс. Но рейтинг фаворита поднялся на два пункта: со 116 до 118, а у "шестерки" по-прежнему оставался на 116. К тому же на ней сменился жокей, посадили какого-то неизвестного парня. Да и дистанция увеличивалась на 1/16 мили. Толпа рассуждала так: если фаворит побил "шестерку" на миле, то, естественно, он сделает это и при дополнительной 1/16. Что ж, логично. Но на скачках нельзя уповать на логику. Тренеры делали все, чтобы их лошади казались малоэффективными, и публика ставила деньги на других. Смена дистанции, плюс бесславный жокей, все указывало на хороший куш. Я посмотрел на табло. На утренней пробежке "шестерка" пришла только лишь пятой. Ставки были 7 к 1. Номер шесть, сказал я Ви. Это не лошадь, а черепаха, ответила она. Вот именно, - подтвердил я, пошел к кассам и взял десять билетов на No6. Со старта "шестерка" вырвалась вперед, на первом повороте заняла крайний круг и затем легко удерживала перимущест-во в корпус с четвертью всю первую половину дистанции. Остальные кучно шли позади. Они полагали, что "шестерка" продержится в лидерах лишь до последнего поворота, а на финишной прямой сдаст. Это была стандартная схема. Но, судя по всему, тренер "шестерки" дал своему наезднику другие указания. На последнем повороте тот ослабил удила и пришпорил лошадь, она рванула вперед. Пока остальные жокеи распаляли своих скакунов, "шестерка" была уже на четыре корпуса впереди. Выйдя на финишную прямую, жокей "шестерки" дал лошади небольшую передышку, оглянулся назад и снова пришпорил. Я был доволен. Но вдруг фаворит (9 к 5) вырвался из общей кучи отстающих и, как ужаленный, устремился вперед. Корпус за корпусом он сокращал разрыв. Казалось он вот-вот оставит мою лошадь позади себя. Фаворит шел под номером два. На середине финишной прямой "двойка" отставала от "шестерки" всего на полкорпуса. И тогда парень на "шестерке" налег на хлыст. Жокей фаворита не уступал. До самого финиша они нещадно хлестали своих лошадей, мчась на расстоянии в полкорпуса друг от друга. "Шестерка" получила 8 к 1. Мы вернулись в бар.
Лучшая лошадь проиграла! Кто бы мог подумать? сказала Ви.
Меня не волнует, кто лучший. Меня интересует, кто будет первым. Выпьем. Мы заказали горячительного.
Ну, хорошо, крутой. Посмотрим, что будет дальше. Детка, я уже говорил тебе, откуда я пришел сюда. Сегодня я прозорливее черта. Она прильнула ко мне ляжкой, бедром и грудью. Я махнул виски и раскрыл программку скачек. Итак 3-й заезд. Я просмотрел весь список участников. Похоже, для толпы сегодня заготовили убийственный сюрприз. Лошадь, которая только что пришла первой, теперь считалась самой быстроходной. Про остальных толпа просто забывала. Публика, в основной своей массе, способна держать в памяти только последний забег. Отчасти тому виной 25-минутный перерыв
между заездами. Все, на что они способны, это думать и рассуждать о том, что произошло 25 минут назад. Третий заезд был на 6/8 мили. Фаворитом, естественно, считалась самая быстроходная лошадь. Свой последний забег на 7/8 мили она проиграла всего на одну восьмую корпуса, удерживая лидерство на протяжении всей дистанции и уступив лишь на последнем прыжке. "Восьмерка" была к ней ближе всех. Она финишировала третьей, на полтора корпуса позади фаворита. И все рассуждали так: если "восьмерка" не побила фаворита на 7/8, то с какого же хуя ей это удастся на 6/8. Толпа всегда уходила домой с пустыми карманами. К тому же, лошадь, которая победила на 7/8, в сегодняшних скачках вообще не участвовала. Оставалось... - Восьмерка, сказал я Ви.
Слишком короткая дистанция. Ей ни за что не победить, ответила она. На стартовой линии "восьмерка" была шестой, ставки на нее былы 9 к 1. Я получил деньги за последний забег и взял десять билетов на "восьмерку". Если вы ставите слишком много, и ваша лошадь проигрывает, вас охватывают сомнения, вы начинаете колебаться, метаться и менять лошадей. Десять билетов - самая удобная ставка. Она помогает сохранять равновесие. Фаворит выглядел отлично. Из стартовых ворот он вышел первым, занял внутренний круг и оторвался на два корпуса. "Восьмерка" шла далеко позади, почти последней, постепенно смещаясь к внутреннему кругу. Фаворит уверенно вел забег. Жокей на "восьмерке", вырвался на пятое место и пустил в ход хлыст. Фаворит стал сокращать шаг. Первую четверть мили он прошел за 22 секунды и сохранял преимущество в два корпуса до половины дистанции. Потом "восьмерка" просто взорвалась, понеслась, как вихрь, и победила с отрывом в два с половиной корпуса. Я посмотрел на табло: 9 к 1.
Мы снова вернулись в бар, и Ви прильнула ко мне всем телом. Я выиграл в трех забегах из последних пяти. В тот день состоялось всего восемь забегов из намеченных девяти. В любом случае, этого было достаточно. Я купил пару шикарных сигар, и мы загрузились в мой автомобиль. По дороге домой приобрели 0,75 виски. 12 Ви осмотрела мое логово.
Послушай, что такой парень, как ты, забыл в этой конуре? Все женщины спрашивают меня об этом. Да это же крысиная нора! Она помогает мне хранить скромность. Поехали ко мне. 0'кей. Мы вернулись в машину, и Ви сказала куда ехать. По пути мы прикупили отличную вырезку для бифштекса, овощей, зелени для салата, картофеля, хлеба и еще выпивки. В холле гостиницы нас встретил огромный плакат: "НЕ НАРУШАЙТЕ ТИШИНУ И ПОКОЙ. ПОСЛЕ 22.00 ТЕЛЕВИЗОРЫ ДОЛЖНО ВЫКЛЮЧАТЬ. ЛЮДЯМ РАНО НА РАБОТУ". Плакат был исполнен красной краской. Мне нравится строка о телевизоре, сказал я. Сели в лифт и поднялись на ее этаж. Ви снимала хорошенькую квартирку. Я отнес наши припасы на кухню, отыскал пару бокалов и налил промочить горло с дороги.
Разгрузи пока пакеты. Я сейчас вернусь. Я выпил, высыпал зелень и овощи в раковину. Выпил еще. Вернулась Ви. Она преобразилась. Экстравагантные сережки, высокие каблучки, коротенькая юбочка. Шикарное зрелище. Слегка коренаста, но попка, бедра и грудь в полном соку. Соблазнительная штучка.
Привет, сказал я. Я друг Ви. Она сказала, что скоро вернется. Дернете со мной? Она рассмеялась, и я обнял ее крепкое тело и поцеловал в губы. Они были холодные, как речные камни, но приятные на вкус.
Я хочу есть, сказала она. Дай мне чего-нибудь приготовить!
Я тоже голоден. И я съем тебя! Она опять рассмеялась. Я еще раз поцеловал ее, погладил по попке и пошел в комнату, прихватив с собой наполненный стакан. Там я развалился в кресле и мечтательно вздохнул: "Может, остаться здесь, пока она не оборзеет? Буду делать деньги на тотализаторе, а она будет обихаживать меня: делать массаж с мазями, готовить еду, беседовать со мной и спать со мной. Конечно, без скандалов не обойдется. Это у женщин в крови. Они любят разбодяживать дерьмо по чанам - немного воплей, чуть-чуть соплей и трагедия готова. А на финал обоюдные клятвы в вечной любви и верности. Правда, я не силен в вечной любви и особенно в верности". Я воодушевился. Мысленно я уже перебрался к Ви. Ви мне подходила по всем статьям. Вот она вошла со своим бокалом, опустилась ко мне на колени и прильнула к моим губам, запустив свой резвый язык мне в рот. Мой член мгновенно раздался вширь и уперся в ее упругий зад. Я схватил ее за ягодицы и сжал.
Я хочу показать тебе кое-что, - сказала она. Отлично, но давай сначала поужинаем.
О, я не это имела в виду! Тогда я дотянулся до ее губ и высунул свой язык. Ви спрыгнула с моих колен.
Нет, хочу показать тебе фотографию дочери. Она в Детройте с моей матерью. Но к началу учебного года она приедет сюда. А сколько ей? Шесть. - Где отец?
Мы развелись с Роем. Эта скотина только и делал, что пил и просаживал деньги на скачках. - Да? Она вернулась с фотографией и протянула ее мне. Я попытался что-либо разглядеть. Общий фон был слишком темный.
Послушай-ка, да она же черная! Неужели нельзя было догадаться сфотографировать ее на светлом фоне? Это от ее папаши. Черные гены преобладают.
Да. Это заметно. А фотографировала моя мать. - Я думаю, у тебя прекрасная дочка. Да, она настоящая красавица. Ви забрала фотографию и вернулась на кухню. О, эти фотографии! Женщины и их фотографии примечательный сюжет. Он повторяется снова и снова и тогда, и сейчас, и потом. Ви появилась в дверях кухни. Не пей слишком много! У нас еще есть одно важное дельце! Не волнуйся, детка, для тебя я всегда найду силы. А пока принеси-ка мне еще порцию. Слишком тяжелый был день. Виски с водой 50 на 50. Обслужите себя сами, мистер Крутой. Я повернул кресло к телевизору и включил его. Женщина, ты же не прочь еще раз выиграть на скачках, а значит, ты принесешь мистеру Крутому его любимый напиток.
И сделаешь это как можно быстрее! В последнем заезде Ви все же решилась поставить на выбранную мной лошадь. Уже два года эта лошадь не показывала приличных результатов. Я поставил на нее просто потому, что ставки были мизерные 5 к 1, но при выигрыше громадные 20. И она выиграла с преимуществом в шесть корпусов без особых усилий. А Ви сидела, замерев от ноздрей до заднего прохода. Вскоре над моим плечом появилась ее рука с бокалом разведенного виски. Спасибо, детка. Не за что, хозяин, улыбнулась она. 13 В ту ночь у меня стоял, как у кита. Но я никак не мог кончить. Я нырял еще и еще, проваливался вглубь, барахтался на поверхности, шнырял туда-сюда-обратно. Ви все стойко переносила. Я то стервенел, то впадал в меланхолию, но все напрасно я слишком много выпил.
Прости, крошка, прошептал я, скатившись с нее. И тут же заснул. Ненадолго. Ви не успокоилась. Она поставила его снова и оседлала.
Ну, поехали! прорычал я. Моя спина выгибалась снова и снова. Сверху, сквозь узкий прищур меня пожирали алчные глаза. Распаленная мулатка яростно насиловала меня! На мгновение я возбудился. Но...
Черт! Слезай, крошка. Видно, слишком тяжелый был день. Отложим до лучших времен. Она слезла. Член упал мгновенно, как экспресс-лифт.
14 Спозаранку я слышал ее шаги. Из спальни в ванну, из ванны на кухню, из кухни в спальню... Было всего половина одиннадцатого утра. Мне не здорови-лось. Перспектива встречи не радовала. Еще бы минут 15, и тогда я смог бы подняться. Но она растолкала меня:
Эй, скоро заявится моя подруга, я бы не хотела, чтобы она видела тебя!
Что так? Боишься, что я ее тоже выебу? В общем-то, да, рассмеялась она. Примерно так. Я поднялся. Прокашлялся. Не спеша стал влезать в свою одежду.
Конечно, я облажался, сказал я ей. Но это скорее исключение, чем правило. Я оделся, зашел в ванну, сполоснул лицо и расчесал волосы. "Не плохо было бы уложить и эту физиономию, думал я, глядя на себя в зеркало. - Но разве это возможно? Нет". И вышел из ванны.
Ви?
Ну?
Не серчай. Ты не виновата. Это все из-за пьянства. Со мной и раньше такое случалось.
Да ладно уж, хотя, конечно, мог бы и не нажираться так. Думаешь, приятно идти вторым номером после бутылки? А чего ж ты меня не тормознула? Слушай, кончай, а?!
Ну, ладно, извини. Тебе нужны деньги, детка? Я вытянул из бумажника двадцатку и протянул ей.
Мой сладкий! прокурлыкала она. Мои щеки утонули в ее душистых ладонях, и холодные влажные губы поцеловали меня нежно и продолжительно в обе стороны рта.
Будь осторожнее на дороге. Конечно, крошка. Я был осторожен на протяжении всего пути к ипподрому. 15 Меня пригласили в кабинет советника на второй этаж, в самую дальнюю комнату. Дайте-ка я посмотрю на вас, Чинаски. Он осмотрел меня. Ох-о! Выглядите неважнецки. Придется мне принять за вас пилюлю. И действительно, он открыл бутылочку, выкатил на ладонь таблетку и проглотил. Ну, мистер Чинаски, мы хотели бы услышать от вас, где вы пропадали последни е два дня? - Скорбел.
Скорбели? По поводу чего, разрешите узнать? - Похороны. Старый друг. Первый день пришлось повозиться с трупом. Второй погребение и поминки.
Но вы не позвонили, мистер Чинаски. Да.
Я хочу сказать вам пару слов, что называется, без протокола. Слушаю.
Когда вы не звоните, знаете, что вы тем самым говорите? Нет.
Мистер Чинаски, тем самым вы говорите: "Да ебал я эту почту! " Я?!
А знаете, мистер Чинаски, что это значит? Нет, а что это значит?
Это значит, мистер Чинаски, что почта будет ебать вас! Он откинулся на спинку кресла и уставился на меня. Мистер Физерз, сказал я,-а не пойти ли вам в жопу? Не дерзи, Генри. Это играет против тебя. Пожалуйста, обращайтесь ко мне моим полным именем. Я требую от вас элементарного уважения. Вы требуете уважения, а иначе...
Совершенно верно. Мы знаем, где вы припарковываете свой автомобиль, мистер Фризерз. Что? Это угроза?
Все местные черные любят меня, Фризерз. Мне не составит труда настроить их соответствующим образом. Что значит, любят? Каким еще соответствующим образом? Это значит, что им раз плюнуть пустить кровь за меня. Ведь я даже поебываю их женщин. Вернее, пытаюсь делать это.
Довольно. Это переходит все границы. Пожалуйста, возвращайтесь на свое рабочее место. Он протянул мне мой пропуск. Бедняга, он имел бледный вид. Конечно же, я не мог настроить черных соответствующим образом. Я вообще никого не мог настроить никаким образом. Кроме Фризерза, естественно. Но бледность его была вполне объяснима. Какие-то черные молодчики спустили одного контролера с лестницы. Другому располосовали бритвой задницу. Третьему пропороли ножом брюхо, когда он в 3 часа ночи остановился на светофоре. Прямо напротив Главного почтового управления. Мы так и не увидели его больше.
и фризерз вскоре после нашего разговора испарился из гдавного управления. Не знаю точно, куда он делся. Но в Главном управлении его и след простыл. 16 Однажды утром, часов в 10, зазвонил телефон: Мистер Чинаски? Я узнал этот голос и стал настраивать себя на нужный тон. Мгу, промычал я. Это была мисс Грейвз, это трухлявое бревно. Я вас разбудила?
В какой-то мере да, но это ничего. Все в порядке, я уже вставал.
Хорошо. Нас убедили ваши объяснения. Ага, ну, что ж...
Мы оповестили о нашем решении квалификационную комиссию. Охо.
Вам назначено сдать вашу задолженность по СОГ 1 в течение двух недель. Что? Минуточку...
Это все, мистер Чинаски. Хорошего дня. И повесила трубку.
17 Ну что ж, я взял листок со схемой СОГ1 и стал вглядываться в него. Я вглядывался все пристальней и пристальней. И вот что я обнаружил. Жил да был один парень в доме по номером N. И было у него три женщины. Одну он пользовал только в задний проход (ее имя соответствовало названию улицы, а возраст номеру почтового отделения); вторая делала ему минет (аналогично); третью он "тянул" простым дедовским способом (то же самое). В следующем доме обитало три гомика (одного звали Манфред авеню), было ему 33 года... и т.д., и т.п. Я уверен меня не пустили бы и на порог этой стеклянной душегубки для отработки схем, если бы они только знали, о чем я думаю, когда смотрю на все эти карточки с названиями улиц и бесконечными номерами домов и почтовых отделений. Но они ничего не ведали и смотрели на меня, как старые добрые приятели. И все же еще не во всех своих оргиях я ориентировался достаточно хорошо. Первый результат был 94%. Но уже через десять дней, когда я снова зашел в стеклянную душегубку, я знал досконально, кто с кем и что должен делать. Мой результат 100% за 5 минут. Глава городского почтового управления откликнулся на мои достижения поздравительным письмом.
18 Вскоре после этого меня зачислили в штат. Рабочий день сократился с 12 часов до 8, плюс оплачиваемый отпуск. Из группы в 150 или даже 200 человек к финишу пришли двое. На службе я познакомился с Дэвидом Джанко. Это был двадцатилетний белый парень. Я совершил большую ошибку, заговорив с ним. Что-то о классической музыке. По случайности я выказал компетентность по этому вопросу, потому что каждое утро, лежа в кровати и попивая пиво, я мог слушать только классическую музыку. К тому же, уходя от Джойс, я по ошибке сунул в свой чемодан два тома "Биографии классических и современных композиторов". Жизнь большинства этих ребят была сплошная пытка, и я радовался, читая об их муках. "Что ж, размышлял я, значит, моя жизнь сущий ад, коли я даже не могу писать музыку". И я распустил язык. Джанко и еще какой-то парень спорили между собой, а я расставил все точки над i: выдал дату рождения Бетховена, дату написания 3-й Симфонии и обобщил (или смешал) высказывания критиков об этом произведении маэстро. На Джанко это произвело впечатление. И он зачислил меня в эрудиты. Усаживаясь рядом со мной, он начинал свои бесконечные излияния о страшных страданиях, которыми под завязку полна его мятущаяся и оскорбленная душа. К несчастью у него был ужасно громкий голос, и ему хотелось, чтобы все слышали его монологи. Я распихивал письма по ячейкам и слушал, слушал, слушал и все думал, думал, думал, что мне теперь делать? Как мне заткнуть этого несчастного кретина?
Каждую ночь я возвращался домой с разбухшей головой, совершенно больной. Децибелы голоса безудержного Джанко медленно убивали меня. 19 Я начинал работу в 18.18. Дейв Джанко в 22.36. Эта разница спасала меня. В 22.06 я уходил на тридцатиминутный перерыв. К моему возвращению появлялся этот садист. Он входил и сразу искал место рядом со мной. Кроме того, что Джанко корчил из себя человека большого ума, он еще разыгрывал крутого ловеласа. Если ему верить, то ежедневно у проходной его поджидала очередная молодая красотка и садилась ему на хвост. От них ему не было отбоя. Бедняга весь вымотался. Но я лично никогда не видел, чтобы Джанко разговаривал с какой-нибудь женщиной на работе, тем более, чтобы кто-нибудь поджидал его у проходной. Но появлялся он с неизменной фразой: ЭЙ, ХЭНК, БРАТ, ЕСЛИ Б ТЫ ТОЛЬКО ЗНАЛ, КАКОЙ Я ИМЕЛ СЕГОДНЯ ОТСОС! Он не говорил, он орал и не умолкал уже всю ночь. ЧЕРТ, ДА ОНА ЧУТЬ НЕ ЗАГЛОТИЛА МЕНЯ ВСЕГО! ЕЩЕ СОВСЕМ ЗАССЫХА, НО УЖЕ ПРОФИ! Я закуривал. Мне предстояло услышать, как все это было: - ПРИКИНЬ, ВЫСКОЧИЛ, ЗНАЧИТ, ЭТО Я КУПИТЬ БУХАНКУ ХЛЕБА!
И затем все до мельчайших подробностей что она сказала, как он ответил, на что она посмотрела, как он усмехнулся и т. д. В то время вышел закон, по которому внештатным клеркам полагалось доплачивать за ночные часы. На почте извернулись они стали оставлять на сверхурочные штатных работников. Минут за восемь-десять до 02.48, когда истекали мои положенные часы, по громкоговорителю раздавалось объявление:
Пожалуйста, внимание! Все штатные сотрудники, чей рабочий день начинается с 18.18, должны отработать час сверхурочно! Джанко улыбался и, придвинувшись поближе, впрыскивал в меня очередную порцию яда. За восемь минут до истечения моего девятичасового рабочего дня, снова включался громкоговоритель:
Пожалуйста, внимание! Все штатные сотрудники, чей рабочий день начинается с 18.18 обязаны отработать два сверхурочных часа! До конца десятичасового рабочего дня оставалось 8 минут: Пожалуйста, внимание! Все штатные сотрудники, чей рабочий день начинается с 18.18 обязаны отработать три сверхурочных часа! Рабочий день растягивался, но Джанко не останавливался. ПРИКИНЬ, СИЖУ ЭТО Я, ЗНАЧИТ, В БАРЕ. ВДРУГ ЗАВАЛИВАЮТ ДВЕ КЛАССНЫЕ ТЕЛКИ. ОДНА САДИТСЯ ПО ОДНУ СТОРОНУ ОТ МЕНЯ, ДРУГАЯ ПО ДРУГУЮ... От него не было спасения, я был на грани гибели. Я вспоминал все места, где мне довелось поработать и, как ни странно, везде ко мне привязывалась какая-нибудь шизоидная личность. Придурки просто обожали меня. И вдруг Джанко дал мне свою повесть. Он не умел печатать и желал, чтобы его творение отпечатал профессионал. Рукопись была в дорогом блокноте, в переплете из черной кожи с орнаментом.
МНЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ УСЛЫШАТЬ ТВОЕ МНЕНИЕ, сказал он. Ладно, согласился я. 20 Я принес рукопись домой, вскрыл баночку пива, забрался на кровать и приступил. Начало было хорошее. Главный герой Дейв Джанко голодал в маленькой комнатушке, пытаясь найти работу. У него были проблемы с агентствами занятости. Еще он встретил парня в баре на вид весьма образованный тип, - который промышлял тем, что занимал деньги и никогда их не возвращал. Описано все это было довольно правдиво. "Может, я ошибался насчет этого мудозвона?" подумалось мне. Надеясь на лучшее, я стал читать дальше. Но вдруг повесть рассыпалась. Почему-то с момента, когда он стал описывать почту, чувство действительности ему изменило. Повесть становилась все хуже и хуже. Я дочитал до того, как герой попал в театр на оперу. Во время перерыва он решил уединиться от неотесанной и глупой толпы зрителей, окружавшей его. Ну, что ж, тут я был на его стороне. Затем произошло поворотное событие. Обходя колонну, Джанко чуть не сбил с ног это одухотворенное, прекрасное существо, источающее лучи истинной культуры и изящества. Пошел примерно такой диалог: Ох, простите великодушно! Ничего страшного...
Я не хотел... вы знаете... так получилось.. извините!.. О, я уверяю вас, со мной все в порядке! Я хотел сказать, что я не видел вас... В смысле, не заметил... Бывает. Не беспокойтесь, вы не причинили мне ничего плохого... И полторы страницы в таком духе. Бедный парень просто давился извинениями. К концу этой сцены все же выясняется, что девица, хотя и бродит среди этих величественных колонн в одиночестве, на самом-то деле замужем за доктором. Но док не воспринимает оперу, он вообще равнодушен к высокому искусству. Даже такие простые вещи, как "Болеро" Равеля или "Танец треуголки" де Фалла ему недоступны. Здесь я был на стороне дока. Судя по всему, при столкновении двух тонко чувствующих душ, что-то произошло. Они стали встречаться на концертах, и потом наспех совокуплялись где-нибудь в подворотне. (Подразумевалось, что они были слишком утонченны для встреч, единственно за ради ебли). Дальше больше. Бедное прекрасное создание все же продолжало любить своего мужа, но и без героя (Джанко) она уже не могла прожить и дня. Она не знала, что же ей делать с таким огромным счастьем, и, естественно, покончила с собой покинула обоих разом и навсегда. А док и Джанко остались стоять в одиночестве в своих ванных комнатах перед полочками, на которых хранились их бритвы. Я сказал парню:
Начало хорошее. Но тебе следует переделать и сократить этот диалог во время блуждания среди колонн. Он ужасный...
Нет! воскликнул Джанко. ВСЕ ОСТАЕТСЯ! Спустя месяц повесть вернулась к автору.
Черт! удивился он. ЗНАЧИТ, Я НЕ ПОЕДУ В НЬЮЙОРК И НЕ БУДУ ПОЖИМАТЬ РУКИ ИЗДАТЕЛЯМ!
Послушай, малыш, почему бы тебе не бросить эту работу? Запрись в своей конуре и пиши. Доработай эту повесть.
ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК КАК ТЫ МОЖЕТ ЭТО СДЕЛАТЬ, ответил он. ПОТОМУ ЧТО ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ, КАК ПРОСТОЙ АЛКАШ, И ТЕБЯ ВСЕГДА ВОЗЬМУТ НА ЛЮБУЮ ДРУГУЮ ДЕРЬМОВУЮ РАБОТУ. ОНИ ПОСМОТРЯТ НА ТЕБЯ И СКАЖУТ: "ЭТОТ ПРЫЩ НИКУДА НЕ ДЕНЕТСЯ, НИ НА ЧТО ДРУГОЕ ОН НЕ ГОДЕН". А МЕНЯ НЕ ВОЗЬМУТ, ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ СЛИШКОМ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ ВИД. "НЕТ. ТАКОЙ ПАРЕНЬ У НАС ДОЛГО НЕ ЗАДЕРЖИТСЯ! СКАЖУТ ОНИ. НЕ СТОИТ И НАНИМАТЬ ЕГО!" Да наплюй ты на это! Иди и пиши. НО МНЕ НУЖНО СОДЕРЖАНИЕ!
Неплохо, конечно, иметь содержание, но лучше не думать о нем. Ван Гог, например, не думал. Он просто рисовал ЗА НЕГО ДУМАЛ ЕГО БРАТ! ответил на это малыш.
IV 1 Я выроботал новую систему игры на тотализаторе. За пол-гора месяца мой выигрыш составил 3000$. И это при том, что появлялся я на ипподроме всего два-три раза в неделю. Меня уже стали одолевать фантазии. Мне мерещился маленький домик на берегу моря. Я видел себя
одетого в достойную одежду, умиротворенного, который поднялся рано поутру, отзавтракал и загрузился в импортную машину с мягим ходом и бесшумным двигателем. Мне представлялся богатый мясными блюдами ужин, которому предшествовала и затем сопутствовала хорошая порция холодного виски в цветных бокалах. И щедрые чаевые. И сигары. И женщины на мой вкус и выбор. Очень легко забраться в такие дебри, когда вам вручают чек на
кругленькую сумму в кассе ипподрома. Когда за один забег на 6/8 мили, длящийся всего 1 минуту и 9 секунд, вы делаете свою месячную зарплату. Итак, я стоял в кабинете начальника смены. Он сидел за своим столом напротив меня. Во рту у меня благоухала сигара. К запаху ее дыма примешивался аромат виски. Я жаждал денег и выглядел, как новенькая стодоллоровая купюра.
Мистер Уинтерс, начал я, меня устраивает работа на почте. Но я имею деловые интересы и за пределами этого учреждения, и именно теперь они требуют моего стопроцентного внимания. Если вы не сможете дать мне отпуск, я вынужден буду уволиться.
Разве я не давал вам отпуск в начале года, Чинаски?
Нет, мистер Уинтерс, вы отклонили мое заявление. Но в этот раз у меня нет выбора. Или вы даете мне отпуск, или я увольняюсь. Такова ситуация.
Хорошо, приносите заявление, я подпишу. Но помните, я могу дать вам только 90 дней.
Я воспользуюсь ими на все сто, ответил я и направился к двери, оставляя за собой голубой шлейф дыма от моей дорогой сигары. 2 Ипподром располагался на побережье в сотне миль от города. Я внес плату за жилье, а сам сел в автомобиль и укатил к океану. Дважды в неделю я наведывался в город, чтобы проверить почту и, переночевав, возвращался на побережье.
Началась славная жизнь. Я продолжал выигрывать. Каждый вечер после скачек я заходил в бар, выпивал пару стаканчиков и оставлял бармену хорошие чаевые. Я как бы переродился. Да, собственно, так оно и было. Однажды вечером я даже не стал дожидаться конца последнего забега, а сразу спустился в бар. Пятьдесят баксов на победителя это была моя стандартная ставка. С тех пор, как вы начинаете ставить 50$ на победителя, эта ставка для вас становится все равно что 5$ или 10$.
Виски со льдом, сказал я бармену. Решил этот забег послушать у вас по радио. На кого поставили?
Голубой Чулок, ответил я. - P на победу. Слишком рискованно.
Ты шутишь, сынок? У лошади рейтинг 122 пункта и 6000 долларов откупного. Это означает, согласно условиям, что лошадка сделала нечто такое, что никакая другая и рядом не стояла. Конечно, это была совсем не та причина, по которой я поставил на Голубой Чулок. Но я всегда заметал следы и дезориентировал окружающих. Мне не хотелось с кем бы то ни было делить свой успех. В то время ипподром не был еще оборудован телекамерами. И можно было только слушать болтовню комментатора. Мой дневной выигрыш составлял уже 380$. Если я последний забег проигрываю, останется 330$. Неплохо для почтового клерка. Мы слушали. Комментатор перечислил всех лошадей последнего забега, кроме Голубого Чулка. "Похоже, моя лошадка сошла с круга", подумал я. А лошади уже миновали последний поворот и вышли на финишную прямую. Этот ипподром славился своими сюрпризами на коротких дистанциях.
И вдруг перед самым финалом комментатор заорал: "Вперед вырывается Голубой Чулок! Голубой Чулок лидирует! Да... это Голубой Чулок!"
Сынок, обратился я к бармену, я скоро вернусь, а ты пока приготовь мне двойной виски с водой. - Конечно, сэр! гаркнул он.
Я вышел и направился к кассам тотализатора. Голубой Чулок имел 9/2. Ну, это, конечно, не 8 к 1 или 10 к 1. Но я играл на победителя, а не на сумму Получив свои 250$ с мелочью, я вернулся в бар.
Кого облюбовали на завтра, сэр? спросил бармен. До завта надо еще дожить, сынок ответил я. Опрокинув поджидавший меня двойной виски, я оставил бармену доллар чаевых и вышел. 3 Вечера проходили в однообразном блаженстве. Неспешно я ехал вдоль побережья, высматривая местечко, где можно было поужинать. Я стал требователен, мне нужен был дорогой и, желательно, безлюдный ресторанчик. У меня развилось особое чутье на такие заведения. Я научился распознавать их с первого взгляда. Конечно, не всегда удавалось отыскать столик с открытым видом на океан, но я соглашался и на его часть - у самого горизонта, с отблесками лунного света. Предворитель-но сделав заказ
немного салата и большой бифштекс я погружался в эйфорию мечтаний и радостного созерцания. Я позволял себе немного понаслаждаться жизнью.
Официантки обворожительно улыбались и подходили так близко, что у меня перехватывало дыхание. Все больше и больше я удалялся от того странного парня, который когда-то вкалывал на бойне, колесил по стране с бригадой железнодорожников, трудился на фабрике по изготовлению сухих кормов для собак, спал в парках на скамейках, объездил дюжину городов великой страны в поисках грошовой работы.
После ужина я отправлялся на поиски отеля еще одна небольшая автомобильная прогулка по побережью. По пути я запасался бутылочкой виски и упаковкой пива. Я избегал номеров с телевизором, мне хватало чистой постели и горячего душа.
Роскошь. Да, это была волшебная жизнь. И я не уставал от нее.
4
Как-то, между заездами, я сидел в баре и приметил женщину. Бог или кто другой неустанно создает женщин и расшвыривает их по улицам. Повсюду эти задницы: то слишком большие, то отвратительно рыхлые; эти титьки уж очень маленькие, зато вон те чересчур мясистые; одна бешенная, другая просто сумасшедшая; та в религиозном зашоре, другая читает судьбы по чаинкам индийского листового и не может контролировать выхлопы своего кишечника; у той большой нос, ау следующей костлявые ноги... Но время от времени создается нечто! Цветок оргазма. Женщина, на которой взрывается любая одежда... Воплощенное вожделение, проклятие, всемирный потоп, конец света. Я поднял глаза и у другого конца стойки увидел нечто подобное. Уже прилично пьяная, она требовала, чтобы бармен налил ей еще, но тот отказался обслуживать. Тогда она подняла такой хай, что
бармен вызвал полицейского из местной охраны. Парень взял ее за руку и повел к выходу. Они громко переговаривались. Я допил свой виски и последовал за ними. Офицер! Офицер! Он остановился.
Моя жена совершила что-то ужасное? спросил я. Сэр, ваша жена пьяна. Я вынужден проводить ее к воротам.
К стартовым воротам? Он рассмеялся.
Нет, сэр. К воротам на выход. Позвольте, я позабочусь о ней, офицер. Конечно, сэр. Но помните, что ей больше не следует пить. Я промолчал, взял под руку этот "бутон желаний" и повел обратно в бар. - Черт, ты спас мне жизнь, сказала она, прижимаясь ко мне.
Это мое хобби. Хэнк, представился я. Мери Лу, ответила она. Мери Лу, я тебя люблю, сымпровизировал я. И она рассмеялась. Кстати, ты случаем не любишь прятаться за колоннами в оперном театре, а?
Я вообще не люблю прятаться, ответила она и наставила на меня свои груди. Выпьем?
Конечно, но мне не наливают. На ипподроме это не единственный бар, Мэри Лу. Давай поднимемся на этаж выше. Главное не шуметь. Я сам принесу тебе выпить. Что ты будешь? Мне все равно. Виски с водой пойдет?
За милую душу.
Мы пили до окончания скачек. Мэри Лу принесла мне удачу. Я выиграл в двух забегах из последних трех. Ты на машине? спросил я ее.
Я приехала с одним засранцем, ответила она. Забудь о нем.
Ну, если уж ты забыла, то и я постараюсь. Мы загрузились в мой автомобиль, и ее язык оказался у меня во рту и забился там, как маленькая змейка, попавшая в западню. Потом я развернул машину, и мы поехали вдоль побережья. И опять удача сопутствовала нам. Я взял столик с видом на океан. Мы потягивали виски, поджидая, пока поджарятся наши бифштексы. Все в зале смотрели на Мэри Лу. Я наклонился к ней и поднес зажигалку к ее сигарете, думая о том, какая меня ждет восхитительная ночь. И все вокруг знали, о чем я думаю, и Мэри Лу знала, и я улыбнулся, глядя на нее сквозь пламя зажигалки.
Забавно смотреть на океан, заговорил я, как он вздымается, обрушивается на берег и отползает, чтобы наброситься вновь. А его толщи кишат рыбами. Они без устали гоняются друг за другом и пожирают себе подобных. Мы похожи на этих рыб, только они там, а мы здесь. Одно неверное движение и тебе конец. Прекрасно быть победителем. Здорово чувствовать себя неуязвимым. Я взял сигару и прикурил. Выпьем, Мэри Лу? Конечно, Хэнк.
5 Мы сняли комнату на первом этаже. Мотель был выстроен так, что прямо нависал над океаном. Странное местечко с претензией на шик. Под нами жил океан, мы могли слышать шум его волн, обонять его аромат, ощущать движение воды во время прилива и отлива... прилива и отлива... Я не спешил. Мы разговаривали и выпивали. Потом я подошел к кушетке, на которой расположилась Мэри Лу, и присел рядом. Легкими прикосновениями мы возбуждали друг друга, смеялись, болтали и слушали океан. Постепенно я стащил с себя всю одежду, но ей раздеться не дал. Я взял Мэри Лу на руки и понес на кровать, попутно ощупывая и обнюхивая ее шикарное тело. Наконец, я снял с нее все. Мой член искал вход, и она открыла его. Это граничило с чудом. Я слышал движение вод, накаты и откаты волн. И мы будто слились с океаном и превратились в единое целое. И каждый прилив казался последним... И я кончил.
О, Господи Иисусе, задыхался я от восторга. Господи Иисусе! Я не знаю, почему образ Иисуса Христа всегда возникал передо мной в такие мгновения.
6 На следующий день мы забирали вещи Мэри Лу из ее отеля. Там оказался смуглый парень небольшого роста с бородавкой на носу. Я почувствовал опасность. Ты что, уходишь с ним? спросил он у Мэри Лу. Да.
Хорошо. Желаю удачи, - парень закурил. Спасибо, 1ектор. Гектор? Что это за блядское имя! Хочешь пива?
спросил меня Гектор. - Безусловно, ответил я. Гектор сидел на краю кровати. Он встал, сходил на кухню и принес три бутылки отличного немецкого пива. Затем он открыл одну бутылку, наполнил бокал и подал его Мэри Лу.
Бокал? опять обратился ко мне Гектор. - Нет, спасибо. Я встал, и мы чокнулись. Мы сидели и молча пили каждый свое пиво. Вдруг Гектор спросил:
Ты достаточно крепкий мужик, для того чтобы забирать ее у меня?
Откуда я знаю? Ей виднее. Если хочет, пусть остается с тобой. Почему бы тебе не спросить у нее? Мэри Лу, хочешь остаться со мной? Нет, ответила она, я ухожу с ним. И указала на меня. Я приосанился. Слишком много женщин покидало меня ради других парней, теперь было все наоборот, и это бодрило. Я закурил сигару и огляделся в поисках пепельницы. Обнаружил ее на комоде.
И тут я решил посмотреться в зеркало - хотелось узнать, как я выгляжу с похмелья. Такого я еще не видел. Гектор летел на меня, как стрела к мишени. Пивная бутылка была все еще у меня в руке. Я ударил, не оборачиваясь. Хрустнули зубы, брызнула кровь. Гектор схватился руками за рот, рухнул на колени и завыл. На полу рядом с ним я увидел стилет. Отшвырнув кинжал подальше от этого падонка, я подобрал его и осмотрел. Трехгранное лезвие было дюймов девять. Я нажал кнопку на рукоятке, и лезвие исчезло. Стилет перекочевал в мой карман. 1ектор продолжал скулить. Я подошел и отвесил ему под-жопник. Он растянулся на полу, но ныть не перестал. Я отошел, глотнул пивка из бутылки Гектора и врезал пощечину Мэри Лу. Она заорала.
Мандавошка! Ты все это подстроила? Ты хотела, чтобы эта обезьяна убила меня за четыре или пять сотен баксов в моем бумажнике!
Нет, нет! причитала она, заливаясь слезами. Они оба пускали воду. И я врезал ей снова.
Так вот, значит, чем вы занимаетесь, ублюдки? Убиваете людей за пару сотен?
Нет, нет, я люблю тебя, Хэнк, я люблю тебя! Я схватил Мэри Лу за ворот ее голубого платья и разорвал его до пояса. Она была без лифчика. Этой сучке он был не нужен, она и не думала никуда уходить. Я вышел, забрался в авто и поехал прямо на ипподром. Две или три недели я ходил и инстинктивно оглядывался. Нервы мои были на взводе. Но ничего не случилось. Я никогда больше не видел Мэри Лу на ипподроме. И 1ектора тоже.
7 После этого инцидента деньги стали как-то ускользать от меня, и вскоре мне пришлось покинуть ипподром. Я оказался в своем номере, и мне ничего не оставалось, как поджидать, когда же окончится мой 90-дневный отпуск. Нервы мои были совершенно измотаны пьянками и сложными отношениями с женщинами. Это не новая история, когда женщина обрушивается на мужчину, как снег на непокрытую голову, по крайней мере, для меня. Вы думаете, что, наконец-то, есть время перевести дух, но не успеваете и сплюнуть, как рядом с вами уже снова кто-то дышит. Через несколько дней после моего возвращения на работу в моей жизни появилась Фэй. У нее были волосы с проседью. Одевалась она исключительно в черное. С ее слов так она протестовала против войны. Я ничего не имел против этого. К тому же она была писательница, в некотором роде, и посещала какие-то писательские мастерские. Сверхзадачей ее творчества было Сохранение Мира. Ну, если бы ей это удалось сделать, хотя бы для меня, я был бы только рад. Она жила на алименты своего бывшего мужа они имели троих детей и еще ее мать присылала ей деньги время от времени. В своей жизни Фэй работала два или три раза. За время моего отпуска на душе у Джанко накопилась громадная куча дерьма, и он с энтузиазмом обрушил ее на меня. Каждое утро я уходил с разбухшей и больной головой. Я не мог даже нормально ориентироваться на дороге. На меня сыпались бесчисленные штрафы за нарушение ПДД. Казалось, что стоит мне взглянуть в зеркало заднего вида, как там появлялись красная мигалка патрульной полицейской машины или мотоциклист.
Однажды я вернулся домой поздно вечером. Силы мои были на исходе. Вытащить ключ из кармана и вставить его в замок все, на что я был способен. Заглянув в спальню, я увидел Фэй. Она лежала на кровати, читала "Нью-Иоркер" и поедала шоколад. Спаситель Мира даже не поздоровалась со мной. Я прошел на кухню в надежде что-нибудь съесть. Холодильник был пуст. Оставалось только выпить воды. Я взял стакан и подошел к раковине. Она была забита грязной посудой, подтух-шими отходами и до краев залита водой. На поверхности плавали несколько бумажных тарелок и какие-то банки, крышки и прочая дрянь. У Фэй была мания собирать банки, крышки и прочую дрянь. Я вернулся в спальню как раз в тот момент, когда Фэй откусывала очередную порцию шоколада.
Послушай, Фэй, сказал я, я слышал, ты хочешь спасти мир. Может, стоит начать с кухни?
Кухни это частности, которые не имеют значения, сказала она, проглотив сладость. Трудно ударить седеющую женщину, поэтому я отправился в душевую и пустил воду в ванну. Возможно, горячая ванна охладит мои воспаленные нервы. Но когда ванна наполнилась, я испугался влезать в нее. Мое болезненное тело к тому времени так закостенело, что я боялся утонуть. Я покинул ванную, превозмогая боль и усталость, стащил с себя рубашку, штаны, ботинки и носки. Из последних сил доплелся до спальни, влез на кровать и распластался рядом с Фэй. Теперь мне требовалось отыскать наимение болезненное положение. Это было нелегко. Я был сплошная болячка и вертелся, как флюгер. Наконец, мне удалось закрепиться, лежа на животе. Совсем скоро нужно было возвращаться на работу. Если б только удалось поспать, это могло бы пойти мне на пользу. Но я постоянно слышал шорох переворачиваемых страниц и звуки поедания шоколада. Это была еще одна обычная ночь женщины, которая посещала мастерскую писателей. О, если бы она только выключила свет. "Только одно время ты бываешь на едине с самим собой, Чинаски,
когда едешь на работу и возвращаешься с нее", - подумал я и спросил: Как дела в мастерской? У Робби неприятности. Да, а что случилось? Этому Робби было около сорока. Все эти годы он прожил со своей матерью. Писал, как мне говорили, только ужасно смешные истории о Католической Церкви и посвящал их всем католикам. Журналы были просто не готовы сотрудничать с Робби, хотя его рассказы уже публиковали однажды в канадском альманахе. Я видел Робби один раз. У меня был свободный вечер, и я повез Фей в эту усадьбу, где все они читали друг другу свои творения.
Ой! А вон Робби! сказала Фэй. Он пишет очень смешные истории о Католической Церкви! И она показала его мне. Робби стоял к нам спиной. Я уставился на его задницу, слишком широкую, массивную и мягкую. Безвольной массой свисала она в его штанах. "Неужели они не видят, что он..." подумал было я. Не хочешь зайти? спросила Фэй. Лучше в следующий раз... Фэй откусила шоколад.
Робби мучается. Он потерял работу. И теперь не может писать. Ему не хватает чувства защищенности. Говорит, что пока не найдет работу, не напишет ни строчки.
О, черт, да я могу найти ему другую работу, - сказал я, покоясь на своем болезненном животе. - Где? Каким образом?
У нас на почте принимают всех подряд. И платят неплохо. НА ПОЧТУ?! О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ! РОББИ
СЛИШКОМ РАНИМ, ЧТОБЫ РАБОТАТЬ НА ПОЧТЕ!
Жаль, мне кажется, имело бы смысл попробовать. Спокойной ночи. Фэй не ответила. Она была рассержена. 8 На пятницу и субботу у меня выпадали выходные. Из-за чего воскресенье превращалось в самый паршивый день недели. Ко всему прочему, мне перенесли время выхода на работу. Теперь я должен был являться к 15.30 вместо привычного 18.18. Однажды в воскресенье меня направили в отдел газет, что для такого дня обычное дело, и что означало все 8 часов на ногах. Кроме обычного набора страданий у меня стали появляться кратковременные, но периодически возникающие головокружения. Неожиданно все начинало взметаться у меня перед глазами и закручиваться в кошмарный вихрь. Чтобы взять себя в руки, я должен был выскакивать на площадку черного хода. О, это было жестокое Воскресенье. Еще с утра к Фэй притащились несколько ее друзей, расселись на кушетке и расчирикались так, как будто они-то и были величайшие писатели всех времен и народов. И единственная причина, по которой их не публиковали
как они сами ее формулировали в том, что они просто не посылают издателям свои творения. Я сидел и наблюдал их. Если они писали так же, как они выглядели, когда пили свой кофе, мочили в нем свои пончики и беспрестанно хихикали, то это не имеет никакого значения, рассылали они свое дерьмо или копили в ящиках.
Я сортировал воскресные журналы и чувствовал, что мне просто необходимо выпить кофе, двойной кофе, и чего-нибудь съесть. Но у главного входа постоянно маячили управляющие. Я бросился в другой конец цеха. Я должен был привести себя в норму. Кафетерий находился на втором этаже. Я - на четвертом. Значит, всего два этажа. Рядом с туалетами я обнаружил дверь. Над ней вывеска: ВНИМАНИЕ! ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПЕРЕХОДОМ ЗАПРЕЩЕНО! Это была жалкая уловка. Я был мудрее всех этих писак и их мамаш вместе взятых. Они просто вывешивали свои объявления, чтобы такие ловкие парни, как Чинаски, не сбегали в кафетерий, Я открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Никого. Спустился на второй этаж и взялся за ручку. Еб вашу мать! Дверь не открывалась! Она была заперта. Я бросился обратно. То, что первый и третий этажи закрыты, я знал наверняка. Если уж они устраивали ловушки, то подходили к этому делу основательно и достигали совершенства. Оставался один единственный хлипкий шанс четвертый этаж. Я дернул за ручку. Дверь была закрыта. Но рядом с моей ловушкой находился туалет. Рано или поздно кто-нибудь решит им воспользоваться. Я стал ждать. 10 минут. 15 минут. 20 минут! НИКТО не хотел посрать, отлить или вздрочнуть! 25 минут. Наконец, один появился. Я постучал в стекло.
Эй, приятель! ЭЙ, ПРИЯТЕЛЬ! Он не слышал меня или притворился, что не слышит. Невозмутимый, он прошествовал мимо и зашел в туалет. Прошло еще 5 минут. Появился другой. Я стукнул погромче. ЕЙ, ПРИЯТЕЛЬ! ЭЙ, ТЫ, МУДОЗВОН ХУЕВ!
Так я рассчитывал привлечь его внимание. И не ошибся. Он посмотрел на меня сквозь рифленое стекло. Я заорал:
ОТКРОЙ ДВЕРЬ! ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ, МЕНЯ ЗАПЕРЛИ. ТЫ, ПРИДУРОК! ОТКРОЙ НЕМЕДЛЕННО! Он открыл. Я вышел. Парень остолбенел. Я пожал ему локоть. Спасибо, малыш. Легко и непринужденно я вернулся к брошенным журналам. Вскоре появился управляющий. Он остановился и уставился на меня. Я приостановился. Как дела, мистер Чинаски? Я зарычал, схватил пару журналов и замахал ими, как помешанный. Потом я стал бубнить себе под нос всякие гадости, и управляющий удалился.
9
Фэй забеременела. Но это не изменило ее. Это вообще ничего не изменило. Ни дома, ни на почте.
Все те же клерки исполняли основную работу, пока бригада подсобных рабочих беседовала о спорте. Эта бригада целиком состояла из крутых чернокожих чуваков с телесами профессиональных боксеров. Как только на почте появлялся новичок, его бросали в бригаду подсобников. Крутые парни отводили душу, и это сдерживало их от расправы над контролерами. Бригада просто растворялась, когда на горизонте возникал контролер. Основной их задачей была загрузка рассортированной почты в грузовики, которые доставлялись в цех грузовым лифтом. Пять минут работы в течение каждого часа. Иногда они подсчитывали почту, ну, или делали вид, что считают. Тогда они выглядели истинными интеллектуалами с длинными, хорошо отточенными карандашами, вставленными за ухо. Но основное время они посвящали обсуждению неистовых спортивных сцен. Все они были знатоки и читали одни и те же спортивные издания. Ну, мужик, давай колись, кто будет в фаворе? Ну, Вилли Мэйс, Тед Вильяме, Кобб. Что-что? Что слышал, сынок! Кто сынок? Ты отвечаешь за сынка? Ладно, замяли. А кто твоя команда? Фаворит и команда это не одно и то же! Кочумай, ты врубился, о чем я, сынок, ты врубился! Ну, я ставлю на Мэйса, Раза и Ди Мэйджа! Оба последних нули! Как насчет Хэнка Эйрона, сынок? Как тебе Хэнк?
Вскоре был введен новый порядок, по которому на все подсобные работы надлежало подавать предварительные заявки в специальный журнал. Заявки исполнялись по мере важности. Но чуваки из бригады просто выдирали из журнала листы с заявками и ничего не делали. Никто не решался сообщить о вероломстве крутых парней с атлетическими фигурами. Слишком далек и темен был ночной путь от проходной до стоянки.
10
Головокружения повторялись все чаще и чаще. Я научился предугадывать их наступление. Сначала ячейки начинали плыть у меня перед глазами и закручиваться в стремительный вихрь. Это длилось с минуту. Я переставал соображать что-либо. Каждое последующее письмо становилось тяжелее предыдущего. Лица моих сослуживцев принимали какой-то смертельно-серый оттенок. Я начинал сползать со стула. Ноги едва удерживали тело в вертикальном положении. Эта работа просто убивала меня. Я пошел к доктору и рассказал ему о странных явлениях. Он измерил мне давление. Давление у вас в норме. Затем он прослушал меня фонендоскопом и взвесил. Я не нахожу никаких нарушений. Тогда он решил провести какой-то особенный анализ крови. Для этого ему нужно было сделать три забора крови из вены с небольшими интервалами. Причем интервал возростал раз от раза.
Вы подождете в другой комнате?
Я бы предпочел прогуляться.
Хорошо, но только не опаздывайте. Это главное условие. На второй забор я прибыл вовремя. Оставался самый длинный интервал 20 или 35 минут. Я вышел на улицу, прогулялся немного, зашел в магазин и взялся просматривать журналы. Переворошив приличную стопку, глянул на часы и вышел на улицу. И тут я увидел женщину. Она сидела на автобусной остановке. Она была из числа тех немногочисленных НЕЧТО! Ее ноги были почти не прикрыты. Я просто не мог оторвать от нее
глаз. Я перешел улицу и встал ярдах в двадцати. Она поднялась и пошла. Я последовал за ней. Ее точеная задница с покачивающимися ягодицами просто приворожила меня. Женщина зашла на почту, я повлекся вслед. Она встала в длинную очередь, я пристроился крайним. Она купила две открытки. Я приобрел 12 конвертов и марок на два доллара. Когда я вышел на улицу, женщина садилась в автобус. Еще один взгляд на эти восхитительные ноги, произрастающие из великолепной задницы и автобус увез НЕЧТО прочь. Доктор заждался.
В чем дело? Вы опаздали на 5 минут! - Не знаю. Наверное, что-нибудь случилось с моими часами. В ЭТОМ АНАЛИЗЕ ВАЖНА ТОЧНОСТЬ! В любом случае, давайте продолжим. Он ввел в меня иглу... Двумя днями позже тест показал, что со мной все в порядке. Не знаю, возможно, на результат повлияли те 5 минут, которые я посвятил созерцанию божественной задницы, но приступы головокружения прогрессировали. Я начал уходить с почты после 4 часов работы, безо всякого на то разрешения. Возвращаясь домой около одиннадцати вечера, я встречался с Фэй. Бедная беременная женщина волновалась: Что случилось? Не могу больше,
отвечал я. Я слишком раним...
Тогда я склею черную. Ну, ты знаешь, какого цвета у нее будут волосы.
Вы, ребята, веками тянули наших телок. Теперь наша очередь. Ты не будешь против, если засажу твоей белой подружке свой черный поршень.
Если она этого захочет, то тебе, парень, не отвертеться. Вы отобрали землю у индейцев. Я это помню.
Вот ты не приглашаешь меня в свой дом. А если и пригласишь, то будешь просить меня зайти с заднего двора, чтобы никто не видел, какого цвета моя кожа... Но я оставлю для тебя включенным свет. Это походило на пытку, но другого выхода у меня не было. 12
Беременность Фэй протекала нормально. Для женщины ее возраста - даже очень хорошо. Мы готовились к родам. Наконец, время приспело.
Скоро начнется, сказала Фэй, но я не хочу ехать в больницу слишком рано. Я вышел проверить, все ли нормально с машиной, и вернулся. Видно было, что Фэй тяжело, но она сказала: Нет, подождем еще. Может, ей действительно было под силу спасти мир? Я был просто горд за ее выдержку и спокойствие. Я сразу простил ей и грязную посуду, и "Нью-Иоркер", и мастерскую писателей. Эта стареющая женщина была всего лишь еще одним одиноким созданием в нашем равнодушном мире.
II
Чернокожие ребята на проходной не знали о моих проблемах. Я выбирался из цеха через черный ход, прятал рабочий свитер в поддон и шел отмечать свой пропуск. Приветствую вас, братья и сестры! говорил я. О, брат Хэнк!
Привет, брат Хэнк!
Таковы были правила игры, которая называлась "Белый и Черный". Уж очень им нравилось играть в нее.
Первым подходил Боуэр, он брал меня за руку и говорил:
Слышь, мужик, если бы у меня была такая классная работа как у тебя, я бы, наверное, был миллионером!
Конечно, Боуэр. Но для этого надо иметь белую кожу. Следующим был коротышка Хадли. Он начинал сходу:
На одном корабле был черный кок. Он был единственный чернокожий из всей команды. Два-три раза в неделю он готовил пудинг из тапиоки и приправлял его своей спермой. Всем белым очень нравился его пудинг, ха-ха-ха-ха! Они всегда спрашивали его: "Эй, нигер, как ты это делаешь?" И он отвечал им: "О, братья, я владею секретным рецептом своих предков!" Ха-ха-ха-ха!
И мы тоже все хохотали. Не возьмусь вспомнить, сколько раз мне пришлось выслушать эту историю про тапиоковый пудинг... Эй, белый мудила! Слышь, сынок?!
Послушай, мужик, если я назову тебя "сынком", ты, наверняка, пропорешь мне брюхо. Так что, забудь это слово.
Эй, белый, что скажешь, если мы вместе с тобой кутнем в субботу вечером. Я подцеплю себе белую биксу с золотистыми волосами.
Может, лучше поедем? спросил я.
Нет, упиралась Фэй, я не хочу, чтобы ты сидел там слишком долго и волновался. Да не думай ты обо мне. Давай, поехали. Ну, пожалуйста, Хэнк, подождем. И она не двигалась с места. Тебе чего-нибудь нужно? снова спросил я. Нет. Прошло еще минут десять. Я пошел на кухню, чтобы принести ей воды. Когда вернулся, она спросила: Ты готов ехать? - Конечно. А ты знаешь, где больница? Без сомнений. Я помог ей сесть в машину. Неделей раньше я специально сделал две пробные поездки до этой клиники, чтобы не заблудиться. Но когда мы подъехали, я не мог найти места для парковки. Фэй показала мне путь.
Поверни сюда и остановись вон там. Мы дойдем пешком. Слушаюсь, мэм, сказал я.... Ее поместили в палату с окнами на оживленную улицу. Она лежала на кровати, и лицо ее искажали гримасы боли. Возьми мою руку, - попросила Фэй. Я взял.
Неужели это действительно скоро произойдет? осторожно спросил я. Да.
Знаешь, со стороны кажется, что для тебя это пара пустяков, сказал я.
Ты так заботлив и мил. Это помогает.
Мне нравится быть заботливым и милым. Я хочу быть заботливым и милым. Но эта чертова работа...
Я знаю, дорогой. Я знаю. Мы оба смотрели в окно. И я сказал:
Посмотри на этих людей, там внизу. Они понятия не имеют, что происходит у них над головами. Они просто идут, уткнувшись себе под ноги. И что самое смешное... все они когда-то вот так же появились в этом мире, все. Да, забавно. По руке я почувствовал, как содрогается ее тело. Сожми крепче, попросила она. - Хорошо.
Мне будет неприятно, когда ты уйдешь. А где доктор? Почему никого нет? Что это за чертовщина? разволновался я. Они сейчас придут. И тут же вошла сестра. Эта больница принадлежала католической церкви, и сестра была очень симпатичная темнокожая испанка или португалка. Вы должны уйти, сказала она мне. Я скрестил два пальца на руке и показал Фэй. Но она уже не смотрела на меня. Я зашел в лифт и спустился вниз.
13 Ко мне подошел доктор, немец, тот, что делал анализ моей крови. Мои поздравления, сказал он, пожимая мне руку, у вас девочка. Девять фунтов и три унции. А как мать?
С ней все будет хорошо. Никаких осложнений не было. Когда я смогу увидеть их? Вас позовут. Посидите здесь, они скажут вам, когда будет м о ж н о .
И
у ш е л . Я смотрел через стекло. Сестра указала мне на моего ребенка. Его лицо было почти пунцовым, и он кричал громче всех других малышей. Комната была набита орущими новорожденными. Как много новых жизней! Мне показалось, что сестра очень гордится моей малышкой. Мне было приятно, ведь я сыграл в ее появлении не последнюю роль. Ну, по крайней мере, я надеялся на это. Сестра подняла девочку повыше, чтобы я смог лучше рассмотреть ее. А я стоял и улыбался через стекло, я не знал, как следует вести себя в такой ситуации. Я улыбался, а девочка орала мне в лицо. Бедняжка, думал я, бедное крохотное создание. Тогда я и думать не мог, что в один прекрасный день этот пунцовый сморщенный комочек превратится в стройную красивую девушку, которая так же будет смеяться мне в лицо... Ха-ха-ха-ха. Я дал знак сестре, чтобы она положила ребенка, и помахал на прощание им обеим. Сестра действительно была очень симпатичная стройные ноги, шикарные бедра. И великолепная грудь.
У Фэй в уголках рта запеклась кровь, я взял мокрую салфетку и убрал ее. Женщинам перепадает много страданий, не удивительно, что они требуют постоянных проявлений любви.
Я хочу, чтобы они дали мне моего ребенка, - сказала Фэй. Это не правильно, что они разлучают нас.
Я понимаю тебя, Фэй, но, наверное, на то есть медицинские причины.
Но мне все равно кажется, что это не верно.
Конечно, в принципе, это не верно. Но не волнуйся, с ребенком все в порядке. Я скажу им, чтобы они принесли его, как только это станет возможным. Знаешь, их там, наверное, штук сорок. И они все вместе ждут встречи со своими мамашками. Я думаю, это делается для того, чтобы вы поднабрались силенок после родов. А наша малышка очень крепкая, я сам видел, так что не беспокойся за нее. С ней я была бы так счастлива. Я знаю, знаю. Скоро ты увидишь ее.
Сэр, толстая мексиканка вошла в палату, я попрошу вас уйти. Но я отец.
Мы знаем, но вашей жене нужно отдохнуть. Я сжал руку Фэй и поцеловал в лоб. Она закрыла глаза и, казалось, тут же уснула. Конечно, она была уже немолода. Возможно, ей и не удастся спасти мир, но бесспорно, она его уже усовершенствовала. Поздравим ее.
14 Марина Луиза так Фэй назвала девочку. В нашей спальне у окна стоит детская кроватка. В ней Марина Луиза Чинаски. Лежит и смотрит на дерево, что за окном, на яркий рисунок, что на потолке. И вдруг заплачет. Нужно ходить и качать ребенка, разговаривать с ребенком. Девочка хочет мамину титьку, но у мамы еще не скопилось молочко. А у меня нет такой титьки. И по-прежнему нужно ходить на работу. А в городе беспорядки, и десятая его часть в огне... 15 Лифт шел наверх. Я был единственный белый из всех пассажиров. Это выглядело забавно. Они говорили о беспорядках в городе, стараясь не смотреть на меня.
Бог ты мой, говорил парень, черный как уголь, это что-то! Эти ребята разгуливают по улицам в дымину пьяные с бутылками виски в руках. Полицейские проезжают мимо и даже не останавливаются, они их не трогают. Представляете, среди бела дня. Люди тащат отовсюду телевизоры, пылесосы и все такое. Нет, ну, это что-то... Да, блин.
Черные вывешивают на своих магазинах плакаты: "КРОВНЫЕ БРАТЬЯ". Белые тоже. Но людей не обманешь. Они знают все магазины, которые принадлежат белякам...
Это точно, брат.
Лифт остановился на четвертом этаже, и мы все вместе покинули кабину. Я чувствовал, что мне следует воздержаться от каких-либо комментариев.
Чуть позже по радио выступил управляющий городской почтой:
"Внимание! Юго-восточная часть города заблокирована. Только те лица, которые имеют документы, подтверждающие их проживание в этой части города, будут пропускаться через блокпосты. С семи часов вечера объявляется комендантский час. После этого часа проход через блокпосты запрещен. Блокпосты расположены от улицы Индиана до улицы Хувер и от бульвара Вашингтона до 135-йПлэйс. Проживающие в этой части города от работы не освобождаются". Я встал и потянулся за своей учетной картой. Эй! Ты куда?
спросил меня контролер. ~ Ты что, не слышал объявление? в свою очередь задал ему вопрос я.
Да, но... Я запустил левую руку в карман.
Что НО? Ну, что НО? Он молча таращился на меня.
Что ты понимаешь, беляк? сказал я, взял свою учетную карту и ушел.
16 Беспорядки в городе кончились, малышка присмирела и успокоилась, а я нашел способ избегать неуемного Джанко. Но приступы головокружения так и не отступали. Доктор выписал мне рецепт на бледно-зеленые пилюли, и они давали некоторое облегчение. Однажды вечером я отлучился с рабочего места выпить стакан воды. Потом вернулся, отработал еще 30 минут и ушел на десятиминутный перерыв. Когда я снова приступил к работе, ко мне подскочил Чам-берс чернокожий контролер.
Чинаски! В конце концов ты доиграешься! Тебя не было на месте 40 минут! Как-то ночью Чамберс грохнулся на пол в припадке, он пускал пену и бился в конвульсиях. Его вынесли из цеха на носилках. В следующую смену, как ни в чем не бывало, он был уже на рабочем месте в новой рубашке и ярком галстуке. И вот теперь он стоял передо мной и брызгал своей тухлой слюной.
Послушай, Чамберс, не сходи с ума. Я вышел попить воды, потом вернулся и отработал 30 минут и только тогда ушел на перерыв. Меня не было 10 минут, как и положено.
А я тебя говорю, ты доиграешься, Чинаски! У меня есть семь свидетелей, которые подтвердят, что ты отсутствовал 40 минут! - Семь свидетелей? ДА, СЕМ!
Ну, и что? А я говорю 10 минут.
Нет, мы все видели, Чинаски! Все видели, что тебя не было 40 минут!
Я устал. Мне все это надоело:
Хорошо. 40 минут. Пусть будет по-твоему. Иди и выпиши мне замечание. Чамберс убежал. Я занялся письмами. Вскоре подошел начальник участка худой белый мужчина с редкими пучками волос над ушами. Я посмотрел на него и продолжил свою работу.
Мистер Чинаски, я надеюсь, вы знаете и понимаете все наши правила и требования. Каждый клерк имеет право на два десятиминутных перерыва, один до обеда, второй после. Дополнительный перерыв, утвержденный правлением: еще десять минут. Эти десять минут...
О, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! гаркнул я и отшвырнул письма в сторону. Я согласился с тем, что отсутствовал 40 минут, чтобы вы, ребята, вдули мне пару раз и успокоились. Но, я вижу, вы решили задолбить меня до смерти. Поэтому я отказываюсь от своих слов и заявляю: я отсутствовал только положенные 10 минут! А теперь я хочу видеть семь ваших свидетелей! Представьте мне их! Двумя днями позже я был на ипподроме и наткнулся взглядом на штакетницу белых зубов
широкую улыбку и сияющие дружелюбием глаза. Кто этот милый весельчак у барной стойки? Я подошел поближе. На меня смотрел и улыбался во весь рот Чамберс. Поигрывая бутылкой пива, я прошел мимо улы-бальщика и остановился возле урны. Продолжая смотреть ему прямо в лицо, я смачно сплюнул и удалился. Больше Чамберс меня не беспокоил.
17 Днем малышка ползала по комнатам и мало-помалу познавала мир. Спали мы все вместе на одной кровати. Марина, Фэй, кошка и я. "Посмотри-ка сюда, размышлял я, глядя на урча-ще-сопящую компанию, на твоем попечении три рта. Даже странно". И вот две ночи подряд я возвращался домой лишь под утро. Фэй неизменно сидела и читала объявления по аренде жилья. Все так чертовски дорого, говорила она. Это точно, поддакивал я. На третью ночь я спросил: Ты уходишь? Да.
Хорошо. Завтра я помогу тебе найти жилье где-нибудь поблизости и перевезу. Я обещал выплачивать ей ежемесячное содержание. Хорошо, только и сказала она. Фэй забирала девочку, со мной оставалась кошка. Мы нашли приличную квартиру кварталов за восемь или десять. Я помог ей перевезти вещи, попрощался с малышкой и вернулся к себе. Я стал навещать Марину два, три или четыре раза в неделю. Я чувствовал, что пока я могу видеть ее, со мной ничего не случится. Фэй по-прежнему клеймила войну своими черными одеждами. Она участвовала в демонстрациях в поддержку мира, посещала Ночи Любви, поэтические вечера, мастерские художников, коммунистические митинги, просиживала ночи напролет в хиппи-кафе. И повсюду она таскала с собой ребенка. Если же она никуда не уходила, то просто сидела в кресле, курила сигарету за сигаретой и читала. Даже пуговицы на ее черной блузке выражали протест. Все реже и реже мне удавалось застать их дома. Наконец, я отыскал их. Фэй ела йогурт с семечками подсолнуха. Она сама пекла хлеб, но он был не очень вкусный.
Я встретила Энди, он шофер, сказала она мне. И еще художник. Вот одна из его работ, и она показала на стену. Я играл с девочкой и рассматривал картину. Мне нечего было сказать.
У него огромный член, рассказывала Фэй дальше. Недавно ночью он пришел ко мне и спросил: "Ты не хотела бы, чтобы тебя трахали большим членом?" " Я предпочитаю, чтобы меня трахали с большой любовью", - ответила я. Похоже, он не глупый человек, - сказал я на это. Пошалив с малышкой еще немного, я распрощался с ними. Мне нужно было заняться схемами, надвигался час моего экзамена. Вскоре после этой встречи я получил от Фэй письмо. Она вместе с девочкой уехала в Нью-Мехико и поселилась в коммуне хиппи. "Это прекрасное место, писала она, здесь Марина будет по-настоящему свободна". В конце письма был маленький рисунок, который накалякала для меня моя малышка.
V I ДЕПАР ТАМЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Предупреждение. КОМУ: Мистеру Генри Чинаски. Нами была получена официальная информация из департамента лос-анджелесской полиции, что 12 марта 1969 года вы были задержаны и доставлены в участок за управление автотранспортом в нетрезвом виде. В связи с этим, просим обратить ваше внимание на параграф 744,12 Общего руководства для всех почтовых служащих. В частности:
"Почтовые служащие являются представителями государства, и поэтому их поведение, во многих случаях, должно быть подчинено более высоким стандартам, чем поведение служащих частных компаний. Надеемся, что своим безупречным поведением, как на работе, так и вне ее, служащие будут поддерживать и укреплять репутацию почтового сервиса, как государственного учреждения. При всем этом Министерство связи придерживается политики невмешательства в частную жизнь своих служащих, надеясь на честность, порядочность, доверительность и безупречную репутацию своего персонала". И хотя ваш арест основывался на сравнительно незначительном обвинении, в то же время он является подтверждением вашего пренебрежительного отношения к нашим требованиям: безупречным поведением поддерживать и укреплять репутацию почтового сервиса, как государственного учреждения. Поэтому мы предостерегаем и предупреждаем вас, что повторение подобного правонарушения или возникновение какого-либо другого конфликта с полицейскими органами повлечет за собой дисциплинарные действия со стороны соответствующих инстанций нашего учреждения. За вами остается право представить на рассмотрение ваше письменное объяснение данного инцидента, если вы сочтете это нужным.
2 ДЕПАРТАМЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Уведомление о возможном дисциплинарном взыскании. КОМУ: Мистеру Генри Чинаски. Цель этого уведомления предупредить вас о возможной вашей временной отставке без заработной платы сроком на 3 дня или каком-либо другом дисциплинарном взыскании, которое будет определено в соответствии с правилами о вынесении дисциплинарных взысканий. Мы рассчитываем, что данное действие будет способствовать повышению вашей дисциплины, а значит, и эффективности всего нашего сервиса. Исполнение вышеизложенного взысканиявозможно не раньше, чем по прошествии 35 календарных дней от даты получения этого уведомления. Далее изложены обвинение и факты, подтверждающие его: ОБВИНЕНИЕ No1 Вы обвиняетесь в незаконном отсутствии на рабочем месте 13, 14 и 15 мая 1969 г.
В дополнение к вышесказанному следует отметить, что если это обвинение подтвердится, то при определении степени дисциплинарного взыскания будет учитываться и ваше прежнее нарушение, о котором вас уведомляли письмом от 1 апреля 1969 года: За оставление рабочего места без должного на то разрешения. Вы имеете право опротестовать данное обвинение как в устной, так и письменной форме, а также выбрать представителя ваших интересов. Ваши возражения необходимо представить в течение 10 календарных дней со дня получения этого письма. Также вы можете представить письменные показания, сделанные под присягой, подтверждающие ваши возражения. Любые письменные возражения должно направлять по адресу: Главное почтовое управление, Лос-Анджелес, Калифорния, 90052. Если для предоставления ваших возражений потребуется дополнительное время, необходимо представить для рассмотрения письменное заявление, объясняющее эту потребность. Если вы пожелаете объясниться лично, то можете условиться о встрече либо с Эллен Нормелл, начальником Бюро по найму, либо с К. Т. Шеймс, ответственным по работе с персоналом, по телефону 289-2222. По истечении десятидневного срока, отпущенного на обжалование, все факты по вашему делу, включающие и ваши возражения, аргументы, доказательства и т. п., будут вынесены на обсуждение, для принятия справедливого решения. О результате вам сообщат письменно. Если решение будет не в вашу пользу, в письме будут изложены причины, подвигнувшие комиссию к принятию такого решения.
3 ДЕПАРТА МЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Извещение о решении КОМУ: Генри Чинаски Данное извещение относится к письму, адресованному вам, от 12 августа 1969 года с предупреждением о возможном применении к вам дисциплинарного взыскания такого, как временное отстранение от работы сроком на три дня. В письме также было изложено Обвинение No1, на основании которого вас могут подвергнуть наказанию. Возражений, оправданий, опровержений на это письмо с вашей стороны к назначенному сроку не последовало. После детального рассмотрения выдвинутого против вас обвинения, были подтверждены его обоснованность и правомочность для временного отстранения вас от работы. Таким образом, вы будете отстранены от должности сроком на 3 (три) дня. Первым днем отстранения считать 17 ноября 1969 года и последним 19 ноября 1969 года. За ваше прежнее нарушение, о котором упоминалось в предыдущем письме, также было решено наложить штраф. Вы имеете право обжаловать это решение либо в Департаменте связи, либо в Комиссии по государственной гражданской службе США, или же сначала в Департаменте связи, а затем в Департаменте государственной гражданской службы и потом уже в Комиссии по государственной гражданской службе. Такой порядок обусловлен следующим: Если вы подадите апелляцию сразу в Комиссию по государственной гражданской службе, то вы уже не будете иметь право апеллировать в Департамент связи. Апелляцию в Комиссию по государственной гражданской службе должно посылать на имя Регионального директора, Регион Сан-Франциско, Комиссия по государственной гражданской службе США, 450 Голден Гейт Авеню, ящик 36010, Сан-Франциско, Калифорния, 94102. Ваша апелляция должна быть: а) в письменном виде; б) излагать причины, побудившие вас обжаловать решение о вашей временной отставке, подкрепленные доказательствами и документами (если таковые имеются); в) представлена не позже 15 дней после вступления в силу данного решения. Если вы не представите письменных показаний, сделанных под присягой и утверждающих, что были подвергнуты взысканиям по политическим причинам, кроме предусмотренных законом, или вследствие дискриминации из-за вашего матримониального статуса или же физической неполноценности, которые требуют соответствующего рассмотрения и соответствующих процедур, то Комиссия начнет процедуру рассмотрения вашей апелляции. В случае, если вы подадите апелляцию в Департамент связи, вы не сможете обратиться с обжалованием в Комиссию до вынесения Департаментом решения первого уровня. И только после этого решения вы получаете возможность продвинуть вашу апелляцию на более высокий уровень в Департаменте связи или сразу в Комиссию. Тем не менее, если решение первого уровня не будет вынесено в течение 60 дней со дня подачи апелляции в Департамент связи, вы можете переадресовать апелляцию непосредственно в Комиссию.
Если вы подадите апелляцию в Департамент связи в течение 10 дней со дня получения этого извещения, то исполнение решения о вашей временной отставке приостанавливается до результатов обжалования, исходящих от Регионального директора Департамента связи. Кроме того, вы имеете право на сопровождение и консультацию вашим личным представителем. Вы и ваш представитель будете защищены от всякого рода ограничений, вмешательств, принуждений, дискриминации и репрессий. Вам будет предоставлено определенное количество служебного времени для подготовки и подачи апелляции. Апелляция в Департамент связи может быть подана в любое время после получения данного письма, но не позже 15 календарных дней после даты вступления в силу решения о вашей временной отставке. Ваше письмо должно включать просьбу на слушание вашего дела или официальный отчет. Апелляцию посылайте по адресу: Региональному директору Департамент связи 631 Ховард стрит Сан-Франциско, Калифорния, 94106 Одновременно с подачей апелляции Региональному директору или в Комиссию по государственной гражданской службе, вам следует предоставить подписанную копию апелляции по нашему адресу. Если у вас возникнут какие-либо вопросы по процедуре обжалования, вы можете связаться с Ричардом Н. Марсом: Служба по кадрам и Бюро по найму. Персональный отдел, комната 2205, Федеральное управление, улица Hope, Лос-Анджелес, 300, с 8.30 до 16.00, понедельник пятница.
4 ДЕПАРТАМЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Извещение о возможном дисциплинарном взыскании КОМУ: Генри Чинаски Это предварительное извещение о возможном применении по отношению к вам дисциплинарного воздействия или о вашем увольнении из почтового сервиса. Предполагается, что такие действия будут способствовать повышению эффективности нашего сервиса и намечены к исполнению не раньше 35 календарных дней со дня получения данного извещения. Обвинение, выдвинутое против вас, и факты, его подтверждающие: ОБВИНЕНИЕ No1 Вы обвиняетесь в отсутствии на рабочем месте без соответствующего на то разрешения по следующим датам: Сентябрь, 25,1969-4 час. Сентябрь, 28,1969-8 час. Сентябрь, 29, 1969-8 час. Октябрь, 5, 1969 - 8 час. Октябрь, 6, 1969 - 4 час. Октябрь, 7, 1969 - 4 час. Октябрь, 13, 1969 - 5 час.
жения, необходимо представить письменное заявление и указать причину, подтверждающую необходимость. Если вы пожелаете объясниться лично, то можете условиться о встрече либо с Эллен Нормелл, начальником Бюро по найму, либо с К. Т. Шеймс, ответственным по работе с персоналом, по телефону 289-2222. По истечении десятидневного срока, отпущенного для подачи возражений, все факты по вашему делу, включая и предоставленные вами документы, будут подвергнуты тщательному рассмотрению и вынесено соответствующее решение. Вам будет направлен письменный вариант вынесенного заключения. Если решение окажется не в вашу пользу, в письме будут изложены причины, на основании которых было принято такое решение.
Октябрь, 15, 1969-4 час. Октябрь, 16, 1969 8 час. Октябрь, 19, 1969 8 час. Октябрь, 23, 1969 4 час. Октябрь, 29, 1969 4 час. Ноябрь, 4,1969-8 час. Ноябрь, 6, 1969 4 час. Ноябрь, 12,1969-4 час. Ноябрь, 13, 1969-8 час.
В дополнение к изложенному, нижеследующие записи о ваших прежних нарушениях будут учитываться в определении степени дисциплинарного воздействия, если выдвинутое против вас обвинение подтвердится:
1 апреля 1969 года вы получили письмо-предупреждение за отсутствие на рабочем месте без должного на то разрешения.
17 августа 1969 года вас известили о возможном дисциплинарном взыскании за то, что вы без разрешения покинули рабочее место. В результате, вы были подвергнуты временной отставке без оплаты сроком на три дня, с 17 ноября 1969 года по 19 ноября 1969 года.
Вы имеете право опротестовать выдвинутое против вас обвинение в личном порядке или письменно, или же обоими способами, а также через вашего личного представителя. Опротестование должно быть сделано в течение 10 (десяти) календарных дней с момента получения этого письма. Вы можете представить письменные показания, сделанные под присягой, в подтверждение вашего опровержения. Любое письменное обращение должно отправлять на имя Главы почтового управления: Лос-Анджелес, Калифорния, 90052. Если требуется дополнительное время для предоставления опровер
VII
Я работал рядом с молодой девицей, которая еще плохо знала свои схемы.
А куда идет Роутфорд 2900? спрашивала она меня. Попробуй-ка в ячейку No33, отвечал я. Тут же стоял контролер и пытался завязать с ней беседу: Ты говорила, что приехала из Канзас-Сити? Мои родители родом из тех мест.
Серьезно? удивлялась девица и обращалась ко мне: АМэйерз8400? - Бросай в 18-ю.
Она держала себя в строгости, но между ног у нее почесывалось. Я не обольщался. Мне требовалось временное воздержание от женского общества.
Контролер почти прильнул к девице. - Ты далеко живешь от работы?
Нет.
А работа тебе нравитс я?
О, конечно ! И поворач ивается ко мне:
Элбени 6200?
16. Когда письма в моем поддоне закончились, контролер вдруг обратился ко мне:
Чинаски, я проверял тебя на время. Ты провозился 28 минут. Я проигнорировал его заявление. Ты знаешь норму на такой поддон? Нет, не знаю.
Как? А сколько времени ты здесь работаешь? - Одиннадцать лет.
Ты проработал одиннадцать лет и не знаешь нормы?! Я уже отвечал на этот вопрос.
Ты наплевательски относишься к своим обязанностям. Перед его кралей из Канзаса стоял еще почти полный поддон. А начинали мы вместе.
Почему ты разговаривал с этой девушкой? - не унимался контролер. Я закурил сигарету.
Чинаски, подойди сюда на минуту, - поманил он меня за собой в проход между сортировочными ящиками. Я подошел. Клерки, завидев контролера, прибавили усердия. Я видел бесконечный ряд правых рук, неистово распихивающих письма по ячейкам. Даже канзасская монашка влилась в общее безумие.
Видишь эти цифры, нарисованные на каждом ящике? Да. Это количество писем, которое вы должны обрабатывать за минуту. На такой поддон как у тебя, отпускается 23 минуты. Ты тратишь на 5 минут больше. Он ткнул пальцем в цифру 23. Двадцать три значит норма. Двадцать три ничего не значит, возразил я. Что ты хочешь этим сказать?
Я хочу сказать, что любой может взять банку с краской, кисточку, пройти вдоль рядов и нарисовать везде 23.
Нет, эти нормы выверены годами и постоянно перепроверяются. Я молчал.
Я вынужден выписать тебе замечание, Чинаски. И тебе придется объясниться на этот счет. Я сел на свое место. 11 лет! А в моем кармане не прибавилось ни на грош с тех пор, как я попал сюда. 11 лет. Каждая ночь тянется вечность, а года пролетают со свистом, словно пули. Это особенность ночной работы. Или ее бесконечного однообразия. По крайней мере, со Стоном я должен был всегда держать ухо в остро. Здесь же сюрпризов не жди. Одиннадцать лет пронеслись перед моим взором. Я видел, как эта работа подтачивала людей. Они просто таяли на глазах. Джими Поттс со станции Доурси. Когда я только начинал работать, Джими был симпатичным парнем с великолепной фигурой, в белой накрахмаленной рубашке. Сейчас его не узнать. Он опускает сиденье своего стула как можно ниже к полу и привязывает себя, чтобы не свалиться на пол. Он не стрижется и носит одну пару брюк по 3 года. Дважды в неделю он меняет рубашку и передвигается очень медленно. Работа прикончила его. Сейчас ему 55 семь лет до пенсии. Я не дотяну, говорит он мне. Одни худеют, другие толстеют огромные залежи жира на животах, задницах, щеках и подбородках. Один и тот же стул, одно и то же движение, одни и те же разговоры. Я видел себя
среди этих мертвецов с приступами головокружения, с болью в руках, шее, груди. Сплошная болячка. Я спал весь день и поднимался только для того, чтобы снова идти на работу. Все выходные я пил в надежде хоть как-то забыться. Когда я нанимался, во мне было 185 фунтов. Сейчас 233. Все II лет двигалась лишь моя правая рука. 2 Я вошел в кабинет советника. За столом сидел Эдди Бивер. На почте его звали Тощий Бобр. У него были острая голова, острый нос и острый подбородок. Весь он был какой-то остроконечный. И колол всех без разбора. Присаживайтесь, Чинаски. В руках Бивер держал несколько листков. Он дочитал их и вонзил в меня свой острый взгляд.
Чинаски, вы затратили 28 минут вместо положенных 23. Да хватит вам толочь это говно. Я устал.
Что?
Повторяю, хватит перемалывать это говно! Давайте сюда ваши бумаги, я подпишу и отвалю! У меня уже нет сил слушать одно и то же!
Я здесь, чтобы проконсультировать вас, Чинаски! Я обреченно вздохнул. Ну, начинайте, раз так. Я слушаю. У нас существует производственный график, которому подчинены все структуры, Чинаски. - Ясно.
мне все же попадаются. Тогда я управляюсь с ними за 5, ну, за 8 минут. Давайте считать, что я прикончил его за 8 минут. Согласно нормам, я сэкономил 15 минут. Могу ли я эти 15 минут потратить на то, что спущусь в кафетерий, съем кусочек пирога с мороженым, посмотрю телевизор и вернусь назад?
Нет! По инструкции, вам надлежит незамедлительно брать следующий поддон и продолжать работу! Я подписал бумагу, чем собственноручно подтвердил факт проведения со мной консультативной беседы. Тощий Бобр отметил мой пропуск, указав в нем время окончания консультации, и я снова оказался на своем стуле перед "жирным кусочком".
3
Время от времени размеренную жизнь отделения нарушали мелкие происшествия. На той самой лестнице, где я попал в западню, прихватили одного парнишку. Его застукали, когда он лакомился под юбкой у смазливой приемщицы. Потом самая бойкая официантка из кафетерия подняла скандал, что с ней не рассчитались, как было обещано, за оральные услуги. Халявщиками оказались три управляющих и начальник цеха. Официантку и управляющих уволили, а начальника цеха разжаловали в контролеры.