Почувствуй меня

Глава 37

Мира

— Ты должна понять — это неизбежно! — убеждает настойчиво.

Господи… Зубами скреплю.

Как же хочется уши заткнуть, чтоб не слышать, этот бред. Вы просто послушайте что он несет…

— Но мы не допустим, повторения сюжета — мы напишем собственную историю… — навязывает с ехидным выражением лица.

Бляяя! Он же в полнейшем неадеквате. И ведь он искренне верит, в свои намерения.

— Ведь я вовремя тебя от Ларионова оторвал…

Ну все блядь. Это был пиздец какой, запрещенный приём… До свидания самоконтроль!

— Заткнись! — кричу не выдерживая, — Заткнись! — дергаю ремень безопасности. — Слышишь? — когти выпускаю. Не знаю почему, но его травки, нихера на меня не действуют. Багира внутри злится все сильней и сильней.

— Тише, тише… — успокаивает Макар бледнея на месте.

— Не смей больше открывать свой рот… — грожу пальцем, с выпущенным когтем. У меня у самой, уже глаз дергается.

— Хорошо, хорошо! — тараторит испуганно.

Сыкует падла. Ведь если мы попадем в аварию, со мной-то, ничего не случится, а вот он в лепешку.

— Вези меня к маме, без единого слова…

— Успокойся, мы почти приехали, — сообщает, выруливая в переулок частных домов.

Словно по щелчку, гнев мой затухает. И теперь, я начинаю взволнованно оглядываться по сторонам.

Боже мой! Я ее скоро увижу! Дрожащими руками, тереблю мамину подвеску, слезы сдерживая.

Как она отреагирует? Что скажет? Узнает ли меня?

Словно на иголках сижу, пока машина едет по узкой улочке.

Вот мы заезжаем во дворик, двухэтажного дома. Понимаю, что мы приехали — первой выскакиваю из машины. Ноги дрожат, дышать с каждой секундой все сложнее и сложнее.

Макар что-то говорить начинает, но я уже его не слышу. Все мое внимание сосредоточено на входной двери, черного цвета. Двигаюсь к ней, быстрыми шагами. Дышу или нет — уже не понимаю. Несусь сломя голову, ни о чем не думая. Она ведь там. Я же чувствую ее.

Быстро распахиваю черное препятствие перед собой и сразу вхожу в просторный холл, с огромной лестницей. Кручусь вокруг своей оси, осматривая помещение. Цепким взглядом сканирую каждый уголок, первого этажа.

Нет никого.

Растерянно верчу головой по сторонам и наконец поднимаю взгляд на второй этаж. Останавливаюсь у лестницы, за перила хватаюсь — прислушиваться начинаю.

Тук. Тук. Тук.

Собственное громкое сердцебиение, не дает возможности собраться. Не дает сконцентрироваться, на посторонних звуках. Намеренно глушу в себе панические процессы, и…

Едва на лестнице слышатся шаги, всем моим существом, новым потоком, овладевает паника. Сердце едва ли не лопается от натуги. С трудом качает загустевшую кровь, и пульс за миг, достигает критической отметки. Дыхание срывается в тот момент, когда замечаю знакомое лицо. А уже в следующую секунду, оно резко нарастает конвертируясь в прерывисто-свинцовое.

— Мама! — давлюсь тяжестью святого слова и пулей срываюсь с места.

Боже, моя мамочка действительно передо мной! Она жива! Она жива! Господи!

Поднимаюсь все выше и выше, не душу совсем. И вот, впереди каких-то две ступеньки — и все вдруг замедляется. Первое что фиксирует мой взгляд — шок на ее лице. Она в явной растерянности, я бы даже сказала — в панике. Но мне сейчас все равно. Я обнять ее хочу. Хочу прижаться к ее сердцу. Ощутить, что оно бьется. Убедиться что она живая — не мираж.

Со всей силы врезаюсь в ее стройное тело и очень крепко обхватываю руками.

— Мира! — выбивается из груди испуганный голос. — Боже девочка моя! — дрожащими руками, прижимает меня к себе, и всхлипывать начинает.

Все, я в маминых объятиях. Это — она! Это правда — она! Вдыхаю, самый что есть — родной запах. Рывками. Вдыхаю до боли в легких, стараясь наполнить грудь, только этим ароматом. Я ведь его до сих пор помню. Такое невозможно забыть.

Господи! Грудина сотрясается от избытка непривычных эмоций. Дрожу.

— Пожалуйста, скажи, что это сон! — просит мама, а сама нацеловывает мою макушку. — Пожалуйста, Мира… — вдавливает рыдания из сотрясающейся грудной клетки.

Головой мотаю, не в силах произнести и звука. Она вдруг меня за плечи хватает и в глаза заглядывает.

— Скажи, что это очередной приятный сон! — дрожащим голосом умоляет. Такое ощущение, что ей физически больно. Ее мимика прям кричит об этом.

— Это сон, Мира? — потрясывает меня, осматривая испуганными глазами. — Пожалуйста, девочка моя, скажи… скажи… что я сплю… — на взрыв рыдает мама.

Что я чувствую? Не знаю… Боль? Смятение? Радость?

Смотрю на ее заплаканное лицо и своё так же заливаю. Сердце то замирает, то снова запускается. И каждый перезапуск биения, даётся все трудней и трудней.

— Мам! — наконец, выдавливаю из себя. — Это я! — киваю, подтверждая. — И это не сон.

— Боже, нееет! — падает на колени, всхлипывая дикими рыданиями. Ноги мои обхватывает.

Боже, помоги мне! Сердце в пятки уходит.

— Мам, — спускаюсь к ней, дрожа всеми конечностями. — Мамочка! — обхватываю ее нежное личико. — Это я! — целую ее заплаканные щечки. — Я!

— Мира, прости меня! — заливается слезами.

Позади вдруг топот слышится. Мамин взгляд фиксирует мой и я чувствую, как она замирает.

— Кость, ты слово давал! — ее голос в тот же миг меняется. Теперь он не нежный, каким, я его с детства помню — он полон гнева и ярости. — Ты клялся… — глаза закрывает, головой мотая. При этом, она шею, ни на сантиметр не поворачивает. Сижу перед ней на коленях, наблюдаю, как на ее заплаканном лице, эмоции меняются.

— Аня! — слышу посторонний мужской голос сверху.

Глаза тут же вверх поднимаю, дыхание задерживая. Умным не нужно быть, и так ясно, что это отец Макара. На вид, мужчине лет сорок, но основные черты лица, точь-в-точь как у его сына.

— Я не знал… — оправдывается, проглатывая последний слог.

— Ты помнишь, что я сказала, перед тем, как согласиться на уговор? — спрашивает, снова глаза открывая. А в них, вы не поверите — тьма тьмущая.

Боже! Что она задумала?

Снова взгляд на мужчину поднимаю. Он теперь бледнее стены, позади него.

— Нет, Аня! — головой мотает. — Не надо… — на шёпот переходит. Перепуганный в хлам.

Что происходит? У самой паника разливается.

— Макар кольцо! — неожиданно кричит мужчина, чудовищным голосом.

Что? Взгляд вниз опускаю. Там уже Макар бежит, и по пути из кармана что-то вынимает.

Нет!

Замираю на месте.

Головой мотаю, понимая, что они собираются делать. Взгляд, быстро кольцо подмечает, то, которое мою Багиру, во тьму погрузило.

Нет. Нет. Нет…

Перевожу перепуганный взгляд на маму. Боже, они хотят ее успокоить. Потому что боятся, причем очень. Но почему же в ее глазах нет тревоги? Она, разве не знает про это кольцо?

Мама лишь протяжно выдыхает. Поднимается с колен. Передергивает плечами, как в фильме ужасов. И развернувшись, врезается в тело, того самого Кости.

Все происходит так быстро, что я вообще не успеваю отреагировать на его дальнейшие действия. Я лишь мельком подмечаю взмах его руки, в сопровождении с каким то, непонятным звуком. И… мама обмякает в то же мгновение.

— Что… — задыхаться начинаю. — Что ты с ней сделал? — когти выпускаю инстинктивно. Испуг за родного человека, впереди моего сознания бежит.

— Мира успокойся! — подлетает Макар. — Она просто спит.

Какой раз я слышу эту фразу? Не подскажете?

Все. Терпение лопнуло. Капец тебе нечисть…

Двигаться вперед начинаю. Я конечно помню, что его убивать нельзя, но ранить, чтоб было очень больно — могу. И я сделаю это, без сомнения.

По пути львиная сила извлекается из моего организма. Я прям в секунде от превращения, но… Что-то явно идет не так. Я почему-то не чувствую начало процесса трансформации. Оно будто бы останавливается, не успев проявиться. И в голове теперь, слышится тот же звук, что недавно усыпил маму.

— Нет! — выкрикиваю напоследок и тоже обмякаю, падая в руки Макара.

Влад

— Что ты помнишь, по делу Багировых Анны и Андрея? — спрашиваю заключенного Семенова, через решетку.

Я даже разрешение никакое не предъявлял. Было достаточно того, чтоб Темный, просто мысленно, отдал нужный приказ.

— Что я помню? — истерически смеяться начинает. Его реакции на мой вопрос совершенно неадекватная.

Что заставляет оборотней выходить из строя вот таким образом? Что их заставляет сходить с ума? Ведь Семенов был ценным сотрудником. С перспективой на будущее. А тут раз, и человека словно подменили.

Ржот заключенный. На взрыв. Переглядываемся с Титовым, оба комки в горле сглатывает. Что за хуйня с этим челом?

— Как ты сюда попал? — меняю свой вопрос.

Тот замирает разом и на нас с Титовым взгляд поднимает.

— Потому что я сумасшедший. Что, разве не ясно?

Нихера не ясно. Для такого состояния, нужна веская причина.

— У тебя умер кто-то из семьи? — летит следующий вопрос.

Головой мотает. Подходит к решетке и прутья обхватывает.

— У меня не было семьи, — отвечает спокойно. — Не было время обзавестись.

Странно. Сейчас, он выглядит совершенно нормальным челом. Почему он изначально реагировал на нас истерикой? Быть может…

— Почему дело Багировых прикрыли? — спрашиваю, прищуриваясь. И снова истерический ржач… Да твою ж мать!

— Что произошло с Гончаровым? — бомблю тут — же.

Истерика не прекращается. Так! Снова на Титова взгляд кидаю.

— Он под гипнозом, или под чарами, — заключаю, кулаки сжимая.

— И? — наконец Титов отмирает.

— И то, что нам ведьма нужна. Сильная. Видимо все, что связано с делом Багировых, несет след, заметания следов в его сознании.

— Уверен? — переспрашивает вдруг.

— В каком городе ты родился? — спрашиваю Семенова, для того чтоб подтвердить свою теорию.

— В Уфе! — спокойно отвечает.

— Что случилось с Багировыми?

Снова дикая истерика.

— Пиздец! — ругается Титов. — Как сука, ты так быстро сообразил? Мои люди ковыряли дело Семенова, но, ни одна душа не выдвинула подобную теорию…

Если честно — сам не знаю. Но в какой-то момент, это становится таким очевидным.

Вынимаю телефон из кармана и набираю номер Евы.

— Я знаю, зачем ты звонишь, Влад… — слышу ее голос в динамике. — Но, повторюсь… все, что связано с Мирой — не ко мне.

— То есть, теперь ты не утверждаешь, что она не моя половинка? — ехидно кривлю улыбку.

Молчание.

Я успел поговорить с ней в Москве тет-а-тет. Она усердно убеждала, что Мира не моя пара. Однако, помогать в ее поисках, она категорически отказывается. И причину не объясняет.

— Влад, все что угодно, только не о ней… — устало выдает.

— Хорошо… — соглашаюсь быстро. — Речь не о ней, — перехожу на хитрости. — На заключенном человеке — чары и, мне необходимо снять их.