Под айсбергом

Часть 2

В первой части этой статьи (Magical Blend, октябрь 1997 г.) английский философ и писатель Колин Уилсон исследовал любопытное человеческое взаимодействие желания и недомогания, которое сначала заставляет нас карабкаться, чтобы что-то приобрести, а затем оставляет нас скучающими, как только мы их получаем. Отмечая, что эта та же самая динамика часто мешает нашим высочайшим стремлениям, Уилсон напоминает нам, что талантливые «Аутсайдеры», такие как Ницше, Достоевский, Ван Гог, Т.Э. Лоуренс и Уильям Блейк, имели чёткие проблески более сильного и значимого образа жизни, но всё же нашли себя на грани самоубийства или безумия из-за разочарования в их повседневной жизни.

Отмечая, что Т.Э. Лоуренс нашёл вдохновение в «ясном рассвете», в то время как «интеллект ещё существует», Уилсон борется с ролью интеллекта в создании страдания или счастья. По его словам, интеллект может освободить нас, но достижение духовного понимания и безмятежности часто требует шока, как в случае с Достоевским, чей гений расцвёл только после того, как его едва не убил расстрельный отряд. Именно в такие кризисные времена, говорит Уилсон, желание и интеллект сосредоточены на осознании того, что «мы не имеем права быть несчастными. Это оскорбление духа жизни».

До конца 1960-х годов я считал себя своего рода «философом-экзистенциалистом», который пытался спасти экзистен-циализм от пессимизма Сартра, Камю и Хайдеггера. Но в этот момент я столкнулся с новым предметом изучения, который перевернул мои мысли в совершенно ином направлении. Американский издатель спросил меня, не хочу ли я написать книгу об «оккультизме». Это был не предмет, который меня сильно интересовал. Будучи ребёнком, я был очарован «спи-ритизмом» и вопросом о том, существует ли жизнь после смерти. Но как только я начал изучать химию, физику и астрономию, этот интерес, казалось, испарился как сон.

После запроса от издательства я начал задумываться над этим вопросом. Я также начал спрашивать людей моего окружения, имели ли они когда-либо "паранормальные" переживания, и я был удивлен их числом, тех, кто сказал "да".

Одним из друзей был концертный пианист по имени Марк Бредин. Он рассказал мне, как он возвращался очень поздно ночью с концерта в центре Лондона и путешествовал на такси по Бэйсвотер-роуд. Внезапно он понял с абсолютной уверенностью, что на следующем светофоре такси попытается «прыгнуть» на свет и их таранят в сторону. Он задавался вопросом, должен ли он предупредить своего водителя, но чувствовал, что его могут посчитать слегка сумасшедшим. А на следующем светофоре их такси действительно пыталось «проскочить» на красный свет на Куинсвей, и получило удар в сторону от другой машины.

Мне казалось, что существует определённая параллель между опытом Марка и Т. Е. Лоуренса на заре. Оба устали, и поэтому «интеллект» «спал». Но какая особая сила может заставить Марка осознать, что произойдёт в будущем? Я уже осознал, что разум обладает способностью убежать от пессимизма и поражения, медитируя на расстреле. Но это было нечто более странное и необычное.

Другой друг, историк А. Л. Роуз, рассказал мне, как он высунулся из окна в Оксфорде. Оконная рама была очень тяжёлой, и ему пришло в голову, что, если она упадет, она может легко его убить. Так как у него было плохое настроение, он подумал: «Пусть эта чертова вещь упадёт!» Через несколько мгновений, сразу после того, как он убрал голову, окно упало.

Роуз также рассказал мне, как в один тихий день он пред-чувствовал, что если он пойдёт в библиотеку колледжа, он найдёт двух обнимающихся молодых людей. Он пересёк два четырехугольника и вошёл в библиотеку — и увидел двух обнимающихся молодых людей.

Ещё более странным был опыт, описанный мне подругой средних лет по имени Кей Ланнис, которая несколько дней в неделю проводила в нашем доме, помогая ухаживать за нашими детьми. Кей описала, как однажды она серьёзно заболела и почувствовала, что поднимается над своим телом, чтобы она могла смотреть на него сверху вниз; затем она спустилась и снова вошла в своё тело.

Несколькими годами ранее я бы, по крайней мере, рассмотрел возможность того, что это была какая-то галлюцинация из-за лихорадки. Но, собирая материал для «Оккультизма», я натолкнулся на слишком много случаев выхода из тела, чтобы сомневаться, что это возможно. Другой друг, Лайал Уотсон, описал, как, когда его автомобиль перевернулся в Канаде, он внезапно обнаружил, что завис над автобусом и смотрит на голову и плечи мальчика, которого швырнуло на полпути через крышу холста. Ему пришло в голову, что если автобус покатится дальше, мальчик будет раздавлен. Через несколько минут он пришёл в себя на сиденье водителя, вышел из машины и спас мальчика, который был в том положении, которое он видел несколько мгновений назад.

Теперь, если эти друзья говорили правду — и я был сильно склонен полагать, что они были — тогда люди обладают по крайней мере двумя «способностями», которые Гераклит, Шопенгауэр и Сэмюэль Беккет не подозревали: способность «видеть» будущее, и способность «покидать тело».

Теперь совершенно ясно, что если это правда, то это следует учитывать при любой попытке создать философию человече-ского существования. Такая философия требует, чтобы мы пытались понять, что такое человек. И если в определённые моменты человек может заглянуть в будущее, то он, безуслов-но, больше, чем предполагал Гераклит.

Неизбежно, мне также пришлось пересмотреть вопрос жизни после смерти. Другой друг, профессор Г. Уилсон Найт, был убеждённым спиритуалистом и рассказал мне косвенную историю, которая, казалось, вне всякого сомнения доказала, что его мать пережила смерть. Теперь Достоевский однажды заметил, что если бы существовала такая вещь, как жизнь после смерти, это была бы самая важная вещь, которую люди могли бы знать. А Достоевский был самым глубоким из «экзистенциальных» философов. В «Братьях Карамазовых» Иван Карамазов утверждает, что мир настолько полон страданий, что никакая религия не может его оправдать; Иван говорит, что хочет «вернуть Богу свой входной билет». Здесь он выражает философию Гераклита, Экклезиаста и Сартра — что в мире, где господствует грубая материя, «человек — бесполезная страсть», обречённая на поражение. И всё же Достоевский признал, что если после смерти будет жизнь, этот факт изменит всё.

Вот почему я считаю доказательства паранормальных явлений такими важными. Согласно современной западной философии, философ обязан «сомневаться во всём» до тех пор, пока он не достигнет какой-то области абсолютной уверенности — неважно, насколько малой — в которой он может занять свою позицию. К сожалению, этот метод не смог дать никакой уверенности. Это заставило епископа Беркли усомниться в существовании материального мира, а Дэвид Юм усомнился в причине и следствии и даже в существовании «я». Это привело Сартра к выводу, что «бессмысленно, что мы живём, и бессмысленно, что мы умираем», и Камю считает жизнь «абсурдной». Самый модный из современных французских философов, Жак Деррида, просто потомок Гераклита, который считает, что во вселенной нет такой вещи, как «скрытый смысл» (который он называет «присутствием»); единственная реальность — это бесконечный поток материи.

Когда в 1971 году появился «Оккультизм», вскоре стало очевидно, что многие люди, которые считали меня неким индивидуалистом-экзистенциалистом, теперь считали, что я перешел к более тривиальным темам и отказались от строгости моих книг «Аутсайдера». Для меня такой взгляд был непостижимым. Мне казалось очевидным, что если «паранормальное явление» было реальностью — поскольку я всё больше убеждался в этом, — то любой философ, который отказывался принимать это во внимание, просто закрывал глаза.

Начнём с того, что большинство современных философов, похоже, едины в отрицании того, что у человека есть центральное «я» (или душа). Шотландский философ Дэвид Юм начал эту революцию в восемнадцатом веке, когда он заявил, что «когда я глубоко вхожу в то, что я называю собой, я всегда сталкиваюсь с каким-то определённым восприятием или другим… Я никогда не ловлю себя в любое время». Сартр заявил, что у человека нет «я»; то, что он считает «самим собой», действительно создаётся «взглядом других». И эта позиция с тех пор была принята французскими философами за основу… Деррида, который славится своей теорией «деконструкции», считает, что «я» — это заблуждение, созданное «метафизическими» философами, которых он отвергает с презрением.

Близкий союзник Сартра Симона де Бовуар выразила то же самое мнение, когда она написала (в Пирре и Кинее):

Тем не менее, как только мы начинаем изучать паранормальные явления, мы сразу же сталкиваемся с существованием всевозможных сил, которые противоречат Сартру и Симоне де Бовуар. Отнюдь не просто отражение на поверхности пруда, человек, похоже, похож на айсберг, самая важная часть которого скрыта под поверхностью. Конечно, Фрейд и Юнг уже рассказали нам о «бессознательном» (слово было фактически придумано Лейбницем), но может показаться, что даже они недооценили его силы. Даже анекдоты, которые я рассказывал выше, по-видимому, указывают на то, что в нас есть часть «я», спрятанная ниже ватерлинии, которая обладает практически магическими способностями.

И, конечно, — как признал Достоевский, — окончательное противоречие представления о том, что мы не обладаем «я», было бы реальным доказательством жизни после смерти, поскольку без «я» не было бы ничего, чтобы пережить смерть. Это окончательное доказательство ускользает от нас; но существование других паранормальных сил, кажется, не оставляет нас в сомнениях в истинности «айсбергского» взгляда человеческого разума.

Более того, некоторые из этих сил, лежащие под поверхностью, кажутся «противоречащими» научному взгляду на человека. Наука говорит нам, что будущее ещё не произошло; поэтому мы можем только догадываться, что произойдёт. Тем не менее, когда он был глубоко расслаблен, Марк Бредин имел чёткое предчувствие того, что произойдёт, когда его такси достигнет светофора.

Роберт Грейвс, друг, которому я ппосвятил «Оккультизм», обратил мое внимание на ещё один любопытный пример этих неизвестных сил. Это описано в одной из его автобиографических историй под названием «Гадкий мистер Ганн». В классе Грейвза в подготовительной школе был мальчик по имени Ф.Ф. Смилли, который, очевидно, был вундеркиндом, «молниеносным калькулятором». Когда мастер (мистер Ганн) поставил перед мальчиками сложную математическую задачу, Смилл просто записал ответ. Он объяснил, что ему не нужно было это решать, потому что «он только что пришёл к нему». Мистер Ганн обвинил его в поиске ответа на обратной стороне книги. Смилли отрицал это и указал, что в ответе на обратной стороне книги были неверные две цифры. Мистер Ганн расценил это как наглость и послал Смилли к директору школы, чтобы тот получил тростник. После этого он заставил Смилли решать проблемы «обычным образом».

В той же истории Грэйвз записывает любопытный анекдот о себе. Однажды летним вечером, когда он сидел за павильоном для крикета (и, по-видимому, в состоянии глубокого расслабления, как Т. Е. Лоуренс и Марк Бредин), он получил «внезапное небесное озарение… Мне пришло в голову, что я всё знаю. Я помню, как позволил своему разуму быстро охватить все знакомые предметы знания, но обнаружил, что это не глупая фантазия. Я всё знал. Проще говоря: хотя и осознавал, что прошёл менее трети пути вдоль пути формального образования… И, тем не менее, я держал в руках ключ к истине и мог использовать его, чтобы открыть любой замок или дверь. У меня была не религиозная или философская теория, а простой способ взглянуть сбоку на неупорядоченные факты, чтобы осознать их.

Это, конечно, именно то, что экзистенциализм хочет сделать, и именно то, что я пытаюсь сделать в этой статье: «смотреть со-стороны» на беспорядочные факты человеческого существования и пытаться найти какой-то способ осмыслить их. Грэйвс, по-видимому, сделал это, когда ему было пятнадцать. Он говорит, что он проверил свое понимание «различных упрямых замков» и обнаружил, что все они открылись плавно. Понимание было все ещё неповреждённым, когда он проснулся на следующий день. Но когда он попытался записать это в конце тетради, «мой разум слишком быстр для моей ручки». У него была ещё одна попытка позже, но понимание исчезло.

Стоит немного поближе познакомиться с этой загадкой. Существуют определённые числа, называемые «простыми чис-лами», которые нельзя разделить на любое другое число, не оставляя остаточных чисел, таких как 3, 5, 7 и 11. Девять не является простым числом, поскольку его можно разделить точно. Фактическое число простых чисел бесконечно, но если число очень велико, невозможно определить, является ли оно простым или нет, за исключением длительного и мучительного процесса деления на него каждого небольшого числа. Тем не менее, канадский «вычисляющий вундеркинд» по имени Зера Колберн был задан вопрос, является ли некое десятизначное число простым числом, и через мгновение ответил: «Нет, его можно разделить на 641».

Нет логичного способа сделать это. Психиатр Оливер Сакс описал пару ненормальных близнецов в психиатрической больнице Нью-Йорка, которые развлекались, множа и деля двадцать четыре простых числа. Очевидно, что близнецы каким-то образом поднимались в воздух, как птицы, над всем числовым полем и мгновенно видели, какое число простое, а какое нет.

Я хотел бы предположить, что способность, которая позво-лила Марку Бредину «знать», что его такси будет сбито другим такси, тесно связана со способностями близнецов Зеры Колберн и Сакса, и что оба они связаны с ощущением Т.Э. Лоуренса утром, когда «чувства проснулись перед интеллектом».

Теперь, задолго до того, как я заинтересовался оккультизмом, я был очарован ещё одним примером сил, лежащих «под айсбергом». (Я говорю «под айсбергом», а не «под видимой частью айсберга», потому что мне всегда казалось, что скрытые силы человека находятся в море под айсбергом так же, как и в самом айсберге.) Как все знают Обширный роман Пруста «A la recherche du temps perdu» возник из единственного инцидента в его детстве, точно так же, как теории Грейвса в «Белой богине» возникли из его опыта за крикетным павильоном. Однажды, чувствуя усталость и депрессию, герой Пруста предлагает своей матери маленький пирог, называемый «Мадлен», смоченный в травяном чае. На вкус он испытывает изысканное ощущение чистого счастья. «Теперь я перестал чувствовать себя посредственным, случайным, смертным». После ещё одного укуса он вспоминает, что вызвало это чувство силы и счастья: Мадлен возродила воспоминания о его детстве в маленьком провинциальном городке под названием Комбрей, где его тётя Леони давала ему почувствовать вкус своей собственной Мадлен, погружённой в тот же травяной чай.

Почему это должно было заставить его чувствовать себя та-ким счастливым? Потому что это напомнило ему о глубинах под айсбергом. Ему было скучно и депрессивно — другими словами, поверхностно. Теперь он мельком видит глубины своего собственного разума и его скрытые силы. Он также понимает, что если бы только он мог научиться «уловке» возвращения этого чувства, он никогда больше не был бы несчастен. Вот почему он намеревается возродить его, написав свой огромный автобиографический роман. И все же эта преднамеренная интеллектуальная деятельность терпит неудачу. Когда он улавливает другие проблески этого волшебного чувства силы и могущества, это всегда случайно, когда он думает о чём-то другом.

В десятом томе своего «Изучения истории» Арнольд Тойнби описывает несколько случаев, когда он также имел эти странные проблески реальности прошлого — не своего прошлого, а истории. В каждом из этих случаев он, казалось, действительно видел прошлое, как будто его перевозили на машине времени. В одном из этих случаев он, казалось, видел битву при Фарсале, которая произошла в 197 г. до н. э., и увидел некоторых всадников, незнакомых ему, которые то ли от страха, то ли от невежества скакали от резни. Из его описания становится ясно, что он чувствовал, что это было не «воображение», а какой-то проблеск прошлого, такой как проблеск Марка Бредина в будущее. (В книге «За пределами оккультизма» я привёл много других примеров более отдалённых проблесков будущего, которые оказались точными.)

В снежный день в Вашингтоне в 1966 году, подумав об этой любопытной способности «воплощать в жизнь» другие времена и другие места, я назвал его «Факультет X». Но факультет X не следует рассматривать как некий паранормальный факультет. Это просто противоположность ощущению «посредственного, случайного, смертного», которое все мы чувствуем, когда мы устали и подавлены, и которое Сартр называет «непредвиденным обстоятельством». И всякий раз, когда факультет X пробуждается, он говорит нам, что мы не случайны, не посредственны, случайны, смертны. Наши силы намного больше, чем мы понимаем.

В книге «Оккультизм» я указывал, что животные, похоже, обладают всевозможными «паранормальными» способностями. Жена шотландского поэта Хью МакДиармид сказала мне, что её собака знает, когда её муж вернётся из долгого путешествия, и идёт и сидит в конце их переулка за несколько дней до его прибытия. Однажды собака знала, что он собирается вернуться, прежде чем он это сделал — обстоятельства заставили его внезапно принять решение вернуться домой.

В своей книге «Пожиратели Кумаона» охотник на тигров Джим Корбетт описывает, как он начал развивать способность, которую он назвал «чувствительность к джунглям», которая рассказывала ему, когда он был в опасности. Я утверждаю, что все наши далекие предки обладали такой способностью и что мы постепенно утратили её, потому что она нам стала не нужна. И всё же многие люди не потеряли её. Археолог Кларенс Вейант описал, как индейцы Монтанье из восточной Канады могут общаться с дальними друзьями и родственниками посредством телепатии. Когда они хотят вступить в контакт, индейцы уходят в отдалённую хижину в лесу и собирают необходимую психическую энергию («ману») посредством медитации. Тогда родственник услышит, что его расстояние голоса не имеет значения.

Теперь очевидно, что проще взять трубку, когда мы хотим связаться с дальним родственником. Тем не менее, это не означает, что поднять трубку телефона "так же хорошо", как связаться с ним или с ней через яснослышание. Индиец, который способен вызывать эти способности из глубины своего собственного ума, обладает пониманием природы, чувством связи с остальной вселенной и более глубоким знанием самого себя, что остальные из нас потеряли.

То, что произошло, очевидно. Даже в конце девятнадцатого века английский поэт Мэтью Арнольд оплакивал, что викторианский человек больше не имел доступа к «целительной силе Вордсворта», в то время как Теннисон жаловался, что наука разрушила веру и оставила человека в пустой вселенной, попав в ловушку его собственной малости. Но проблема началась задолго до девятнадцатого века — возможно, когда Евклид систематизировал геометрию, а Архимед катил груз вниз по наклонной плоскости. Этот вид знания, который Грэйвс назвал «солнечным знанием», постепенно затмил «лунное знание» человека или его интуитивное понимание скрытой части айсберга.