Под небом Парижа

6

Когда ты не за рулем, дорога кажется короткой. Кристель показалось, что они домчались до ее дома в считанные минуты. Если не считать, конечно, времени, затраченного на остановку возле универсального магазина, где водитель произвел ряд покупок. В области вождения, как и во всем остальном, у господина Рокаша все обстояло благополучно. Не то, что у некоторых. Вверх по лестнице он ее тоже доставил весьма быстро. Даже не запыхался. Одним словом, ей повезло. Рядом с ней оказался спортсмен-универсал, он же художник и меценат. Хороший набор качеств для спутника одинокой женщины.

В квартире их встретил изголодавшийся и одуревший от скуки Роланд, поначалу отнесшийся к пришельцу весьма настороженно. Однако двум особям мужского пола довольно быстро удалось поладить. Предусмотрительный гость до того, как войти в дверь, сбегал еще раз вниз и принес две спортивные сумки, в одной из которых обнаружился набор кошачьих лакомств. Потребитель быстро оценил их по достоинству и закрыл глаза на некоторые вольности в поведении пришельца по отношению к хозяйке дома. Даже не стал кусать его за ноги и выражать свою ревность иными привычными способами при виде их излишне частых соприкосновений.

Ференц тут же предложил свои услуги по приготовлению обеда, чтобы не скучать без дела, пока Кристель собирает вещи. В его объемистой спортивной сумке оказалась пара пакетов с необходимыми продуктами. Кристель, разумеется, возражать не стала. Кот также предпочел отправиться в кухню, чем немало удивил хозяйку. Наверное, соскучился по мужскому обществу. Или выразил тем самым обиду на то, что она его бросила.

Для начала она выбрала для себя домашнее одеяние. Удобное, стильное и оригинальное. Женевьева подарила ей этот наряд на день рождения. Привезла из Гонконга. Китайское шелковое платье. Светло-салатовое, расшитое едва заметными, чуть более темными по цвету листьями бамбука, с коротким рукавом, открывавшим ее красивые, изящно очерченные руки, вертикальной стойкой воротничка и косым отворотом, с длинным разрезом по правому бедру.

Жаль, что она не может надеть к нему открытые туфельки на шпильках. Ее ножки от этого заметно выиграли бы. Но, с учетом состояния одной из этих прекрасных ног, пришлось обойтись простыми и хорошо разношенными босоножками. В общем, она, как смогла, подготовилась к предстоящему обеду, приготовленному умелыми мужскими руками. Как говорится в светской хронике, высокий гость дал обед в честь… ну, скажем, прекрасной дамы, и она почтила его своим присутствием. На обеде также присутствовали в числе приглашенных… В этом списке, пожалуй, будет значиться один Роланд, да и то, если к этому времени не переест и не заснет у нее на кровати.

Помимо китайского платья, она отобрала брючный костюм из легкой ткани бирюзового цвета, черное вечернее платье с глубоким декольте и спиной, сплошь перевитой шнурами, и еще пару нарядов. Вслед за этим последовали кофточки и туфли, затем белье, домашний халатик и тому подобные мелочи. Обе спортивные сумки довольно быстро заполнялись, и она уже начала задумываться над тем, а не придется ли воспользоваться и собственным чемоданом, довольно потрепанным и пыльным.

Из кухни доносились дразнящие ароматы, шкворчание и бульканье. Как приятно, что не надо об этом беспокоиться самой. Маленький триумф феминизма, короткий возврат в эпоху матриархата. Если бы так было всегда! В разгар этих мечтаний раздался звонок в дверь.

Интересно, подумала Кристель, кого это могло принести? Женевьева вроде бы не собиралась сегодня возвращаться. Может быть, консьержка? Поскольку в доме был настоящий мужчина, способный одним ударом разрубить пополам любого громилу-налетчика, она самонадеянно распахнула дверь, даже не заглядывая в глазок. Как тут же выяснилось, совершенно напрасно. Вот уж кого не ожидала увидеть!

На пороге стоял ее бывший муж, Анри. Причем в весьма странном виде. Мятый костюм какого-то неопределенно пыльного цвета, заношенная рубашка, давно не видевшая утюга, стоптанные и грязные осенние ботинки на толстой подошве, явно не по сезону. Лохматые, сальные, давно не стриженые волосы, колючая щетина на лице. А когда он заговорил… Боже, да он же пьян! Причем, явно не первый день.

— Привет, Кристель. Я могу зайти? Нам надо поговорить.

Она не смогла отказать себе в удовольствии и вложила в ответ максимально возможную долю язвительности.

— Нет, не можешь. Я не одна. — Она непроизвольно оглянулась, но Ференц, видимо, продолжал возиться на кухне или посчитал, что не вправе выходить на звонки в чужом доме. — Не хочу, чтобы ты компрометировал меня своим видом. Да и говорить нам, собственно, не о чем.

— Мужчина? — как-то нервно и безнадежно выдавил из себя бывший супруг.

— Естественно. А ты полагал, что я буду хранить тебе верность? Кстати, твоя нынешняя жена разрешила тебе меня посетить? Или ты это делаешь тайно? Пришел пожаловаться на нее? Плохо готовит и стирает? В постели не достаточно хороша? Изменяет с кем попало?

— Не надо, Кристель. Ты же видишь, мне сейчас плохо.

— Это твои проблемы. Мне тоже было когда-то плохо. В основном из-за того, что вышла за тебя замуж и не разошлась сразу же, когда поняла, что ты из себя представляешь. Но теперь, к счастью, все кончено. Ты зря пришел за сочувствием. У меня для тебя сочувствия не найдется. Это, надеюсь, понятно?

— До развода мы прожили вместе семь лет, и я тебя устраивал. Похоже, ты распознала мои недостатки только после развода?

— Считай, как хочешь. Мне это безразлично. У меня нет никакого желания вступать с тобой в дискуссию. В любом случае, теперь это не имеет значения. Кстати, на развод ты сам подал и оставил меня после него практически без всего. Так что я тебе ничего абсолютно не должна и видеть тебя здесь, у себя дома, тоже не испытываю никакого желания. У меня дела, и будет лучше, если ты сейчас уйдешь. Немедленно. И больше никогда здесь не появишься. Никогда.

— Но ты не можешь просто так меня выгнать. Ты должна меня выслушать. Ты не была раньше такой бесчувственной и жестокой.

— Это ты мне говоришь о жестокости и бесчувственности? Ты… — Она даже захлебнулась от ярости. — Не испытывай мое терпение. Я не желаю с тобой разговаривать. Ты мне не нужен, и твои проблемы меня не интересуют. — Она попыталась закрыть дверь, но безуспешно.

Пьяный и опустившийся, но еще достаточно крепкий собеседник успел втиснуться в дверь и, фактически, уже находился в прихожей.

— Ты должна понять, Кристель, что все изменилось. Я теперь вновь свободный человек. Я хочу вернуться к тебе. Пусти меня. — Он начал напирать на нее всем своим смрадным, пропахшей какой-то гадостью телом. Потом вцепился в руку. — Я так просто не уйду. И где там твой новый мужчина? Я хочу с ним поговорить. Ему здесь не место. Ты не для него.

Кристель брезгливо отшатнулась, понимая, что просто так это не кончится. Ей не остановить этого человека, деградировавшего умственно и физически настолько, что он совершенно не понимал, что говорит и делает. Он воспринимал только себя и жил в своем искаженном мире, все больше отрываясь от реальности и опускаясь на дно. Она попыталась вырвать руку, но захват был слишком прочным.

— Анри, мне больно. Убери руку. Немедленно! — Она попыталась воздействовать на остатки угасающего в винных парах сознания, но напрасно.

Он даже пустил в ход вторую руку и попытался обхватить ее за талию и прижать к себе.

— Пойдем в спальню, дорогая, и вспомним былые времена. Не ломайся. Я хочу тебя.

Незваный пришелец явно сошел с ума и уже совершенно не соображал, что делает. Она попыталась его оттолкнуть и уперлась руками в грудь. Жаль, что не пошла на курсы женской самообороны, как когда-то предлагала подруга. И не прихватила с собой трость. Оставила ее в комнате, возле кровати. Сейчас бы знание пары приемов рукопашного боя и хорошая палка в руках были кстати. Впрочем, если пустить в ход колено… Это будет жестоко, но эффективно.

Но пускать в ход колено не пришлось. Рядом неслышно возник мощный силуэт, последовало несколько молниеносных, почти неуловимых для глаза движений, и бывший муж вдруг оказался в стороне от нее, в скрюченном состоянии, с вывернутыми за спиной руками. Она услышала спокойный, уверенный голос Ференца.

— Этот господин, кажется, хотел поговорить со мной, если я не ослышался. По поводу того, что мне здесь не место. Это твой бывший муж, как я понял? — Он демонстративно обращался только к Кристель, легко удерживая соперника одной рукой за вывернутую кисть, развернув его к себе спиной. При этом машинально перешел с ней на ты, даже не заметив этого. А может, специально это сделал, чтобы показать ублюдку, кто здесь настоящий хозяин?

— Ты не будешь возражать, Кристель, если мы поговорим без свидетелей? Думаю, это лучше сделать на лестнице. — И подтолкнул Анри в сторону двери, видимо еще более усилив болевой захват, поскольку сразу притихший дебошир покорно двинулся на выход.

Дверь за ними закрылась. Она осталась одна в прихожей, напряженно прислушиваясь к происходящему за дверью, ожидая услышать крики, шум, возню. Но было достаточно тихо. Доносился только размеренный голос художника, что-то разъяснявшего упрямцу. Потом послышались шаги. Оба спускались по лестнице. Она приоткрыла дверь, убедившись в том, что площадка перед дверью очистилась. Еще через несколько минут послышались шаги поднимающегося человека. Одного. Шаги несомненного Победителя.

— Что ты ему сделал? Он не слишком пострадал? — встревожено спросила она.

— Ничего особенного. Я почти его не тронул. Просто объяснил на понятном ему языке, что его ждет, если он еще раз попытается приставать к тебе. Вот и все. Полагаю, что он больше не появится. — Ференц говорил все тем же размеренным и спокойным голосом, пристально вглядываясь в нее.

Почему-то в этот момент его самоуверенный, властный тон прозвучал диссонансом в этой квартире, после только что пережитого. Формально он предстал в облике ее спасителя, но что-то в этом положении ее беспокоило. Его тон не успокаивал, а, наоборот, начал ее раздражать.

— Ты полагаешь, что все вопросы в отношениях между людьми можно решать силой?

Он недоуменно пожал плечами, усмехнулся и уже не столь уверенно произнес:

— Нет, конечно. Но некоторые люди понимают только такой язык. С вторгшимся в дом бандитом переговоры не ведут. — Для него было все понятно и ясно в этой ситуации. С точки зрения мужской логики. Но у женщин могут быть свои оценки ситуации и своя методика анализа ее последствий.

— Он не бандит. Он мой бывший муж. — Почему-то вне всякой логики в ней усиливался дух протеста. — И я могла бы сама решить свои проблемы.

Она, кажется, начинала понимать, что ее обеспокоило. Та легкость, с которой Ференц пустил в ход силу для устранения препятствия в лице соперника. Привычно и не глядя на нее. Без учета ее реакции, без всякой просьбы с ее стороны. Просто подошел, хладнокровно вывернул руку и спустил по лестнице после краткой нотации и угроз. Слишком привычно. А что будет, если в их отношениях появится какая-то трещина или ему что-то придется не по нраву?

— Извини, что вторгся в твою жизнь. — Он говорил теперь очень мягко, терпеливо и размеренно, как говорят с несмышленым ребенком, разъясняя ему прописные истины мира взрослых. — Но, помня твои рассказы о нем, я посчитал, что этот человек не заслуживает другого отношения. К тому же он нисколько не пострадал физически, если это тебя беспокоит. Только морально. И ты видела, во что он превратился и в каком состоянии находится. Он же себя совершенно не контролировал. Если бы не мое вмешательство… Я не уверен, что ты бы справилась с ним сама.

— А в отношении женщин ты тоже можешь применить подобные приемы? Приходилось в прошлом?

В его глазах мелькнуло сострадание, и он ответил еще более мягким и успокаивающим голосом. Кажется, он понял, куда она клонит и что ее тревожит.

— Извини, Кристель. Давай будем считать, что я был не совсем прав. Неправильно оценил обстановку и поторопился. Но я беспокоился о тебе. Ты мне не безразлична. Я увидел, что он тебе угрожает, что он делает с тобой то, что тебе не нравится. Что он уже не воспринимает твои слова. Наверное, достаточно было одного моего появления. Мы втроем решили бы эту проблему более спокойным и мирным путем. А на женщин я никогда не поднимал руки. И не подниму. Это исключено. В любой ситуации. Поверь. — Он шагнул к ней и протянул руки. — Я не хочу с тобой ссориться, не хочу, чтобы между нами было какое-то недопонимание. Кстати, извини, что обращаюсь на «ты». Есть предложение так и оставить. На основе взаимности, конечно.

Он говорил настолько искренне, столько настоящей заботы о ней было в его голосе, столько подлинной теплоты, что она не выдержала и шагнула навстречу, в его объятия.

— Извини, Ференц. С детства не могу видеть сцены насилия. Боюсь физической грубости. И спасибо за помощь, за избавление от…

Она не смогла продолжать, потому что в этот момент ее рот оказался занят более важным делом, чем самые важные слова. Их губы слились в поцелуе. Долгом, чувственном и давно желанном. Они стояли молча, прижавшись друг к другу, слыша биение сердец, наслаждаясь даже не столько физической близостью, сколько каким-то внутренним пониманием друг друга, соединяющей их душевной теплотой, чувствуя спокойствие, уверенность и завершенность, как люди, которые после долгих и мучительных странствий достигли конечной цели. Потрепанный штормом корабль вошел в тихую, безопасную гавань. Не надо было ничего говорить. Они и так понимали друг друга, без слов, как любящие супруги, прожившие вместе длинную и счастливую жизнь.

Потом они сидели за столом в маленькой, но уютной кухоньке, весело поглощая горячие и холодные яства, в изобилии приготовленные господином Рокашем. Он даже приготовил сюрприз специально для нее. Жестом фокусника извлек откуда-то из-под стола бутылку «Божоле розе» и бутылку «Токайского», предложив провести сравнительную дегустацию вин. Идея была радостно поддержана, а в награду за проявленную инициативу шеф-повар удостоился весьма высокой награды.

Кристель пересела к нему на колени, и их губы вновь слились в опасном экстазе, который неминуемо мог бы закончиться в постели, если бы не вмешательство кота, бесцеремонно напомнившего о своем существовании.

Может быть, это было спасительное вмешательство, учитывая древность и ветхость кровати, чреватую неприятными последствиями для влюбленной пары. Хватит ей и двух травм подряд.

Так что им пришлось вернуться в мир менее чувственных наслаждений, ограничившись французско-венгерским гурманством.

Дегустация длилась долго, с переменным успехом. Вначале соперничество поддерживалось национальным патриотизмом, ибо никто не хотел уступать и рьяно отстаивал преимущества продукции родной земли. Потом, по мере убывания дегустируемой продукции, противоборство перешло в другую крайность, когда каждому хотелось поразить соперника своим бескорыстием и готовностью к уступкам.

Особенно на Ференца подействовало откровенное признание партнерши по дегустации об унаследованных ею способностях к колдовству. Она даже поведала ему о том, что, согласно семейному преданию, одну из ее прапрабабушек сожгли на костре за то, что она насылала порчу на соседей, на их имущество и основное средство к существованию. На вино и виноградники. Вино мгновенно скисало и превращалось в уксус в ее присутствии, а листья винограда пожирала филлоксера и еще какая-то богомерзкая тля. И что Кристель уже чувствует, как в ней просыпается унаследованный дар и от одного ее взгляда на «Токайское» оно сразу же начнет превращаться в чистый уксус.

В обмен напарник рассказал, что Венгрия тоже пережила «виноградную чуму» в девятнадцатом веке, от которой погибла большая часть старых виноградных сортов. А затем поведал не менее правдивую и страшную историю о том, что его предки родом из Трансильвании, с родины графа Дракулы, и даже как-то связаны с ним по родственной линии, то ли по матери, то ли по отцу. И что он унаследовал этот роковой дар. Даже пообещал продемонстрировать свои клыки в ближайшее полнолуние. И вообще, честно посоветовал ей остерегаться ходить по его дому по ночам, залезать в подвалы и на чердаки с хранящимися там гробами, а главное — открывать окна при лунном свете, особенно если увидит за стеклом летучую мышь.

После таких ужасов пришлось срочно допить вино из обеих бутылок, пока оно не превратилось в омерзительное кислое пойло от женского взгляда. Это помогло. Они пришли к разумному соглашению, признав ничью. Сошлись на том, что у каждого напитка есть свои особые и неоспоримые преимущества, так что их вообще нельзя сопоставлять. Как нельзя сравнивать курицу и петуха. Каждому свое. Победил здравый смысл, что иногда бывает даже в отношениях между мужчинами и женщинами.

Еда была хороша, вино прекрасно… Но пора было возвращаться в новый художественный мир, где Кристель ждала работа в качестве художницы и натурщицы. Тяжелый, но приятный труд. Каждый день, от рассвета до заката, как обещал ее беспощадный и требовательный учитель. По крайней мере, на словах. Поэтому пришлось прервать красивую идиллию и заняться прозаическими вещами: от укладывания отобранных вещей в сумки до запихивания отчаянно отбивающегося кота в переносной контейнер, который она приобрела специально для него еще в прошлом году.

Странно, обычно Роланд залезал в него без всяких пререканий, ибо привык к тому, что такое начало предвещало очередную увеселительную прогулку. Оно завершалось выездами на природу и веселой охотой за бабочками и птичками. А главное, знакомствами с кошачьими особями иного пола. Может быть, кот как-то предчувствовал, что этот переезд знаменует начало новой жизни и для него. В новом доме хозяйку у него окончательно отберут, а от него попытаются откупиться ежедневным пакетом специализированного корма и куском мяса, которые не заменят человеческое тепло и ласку.

Потом была разгрузка всего привезенного в особняке мсье Рокаша и поиски достойного помещения для Роланда, который забраковал несколько предложенных вариантов, пока не остановился на одном, расположенном наиболее близко к обожаемой им кухне. Некоторое время хозяин дома и владелица кота посидели в столовой, примыкающей к кухне, чтобы обсудить ряд вопросов, вытекающих из предстоящего совместного проживания, а также связанных с началом совместной творческой деятельности. Кроме того, следовало как-то отметить и ее временное переселение в новые пенаты. На этот раз с помощью этнически нейтрального напитка в виде бутылки шотландского виски двенадцатилетней выдержки. Из района, расположенного вообще за пределами континента.

Процесс общения прервался только в двенадцатом часу, когда каждый вдруг заметил, что собеседник уж слишком откровенно зевает и трет глаза, а само обсуждение бытовых деталей пошло по второму кругу. В свете очевидных выводов Ференц вежливо проводил Кристель до порога ее спальни, почтительно поддерживая за локоток. И даже не стал настаивать на том, чтобы зайти в гости. Не говоря уже о более нескромных предложениях.

В общем, проявил деликатность в отношении гостьи, а также гуманность по отношению к собственному организму. Нельзя требовать от себя слишком много и сразу. Теперь, когда прелестная фея уже не порхает под потолком, а прочно обжилась в отведенной ей игрушечной спаленке, совсем не сложно будет окончательно ее приручить. Опытный гурман предпочитает слегка растянуть общение с лакомством. И не переедать при этом каждый раз, чтобы не утратить ощущение остроты восприятия.

Солнечный луч пробился сквозь щель в занавесках и медленно пополз по ее лицу, отрывая от легких утренних сновидений и пробуждая к творческим свершениям. Точнее, пытаясь пробудить. Она машинально перевернулась на другой бок, прячась от назойливого света. Но внезапно послышался шум раздвигаемых штор, и в лицо ей хлынул целый ослепительный поток, от которого не спасали даже плотно зажмуренные веки. Этот световой феномен сопровождался бодрым, энергичным голосом, вбивающим командные фразы прямо в ее мозг. Он проникал даже сквозь подушку, которой она пыталась укрыть свои несчастные ушки от этой какофонии звуков.

— Мадам, не хотелось бы исполнять роль петуха, возвещая восход светила, но приходится. Правда, боюсь, что уже не утро, а скорее полдень. Так что вы уже проспали свой утренний кофе. Поэтому я не стал подавать его в постель. Приглашаю вас через полчаса пройти в столовую, где вы получите пропитание и дальнейшие инструкции на сегодняшний день. Напоминаю, что вначале вам придется выступать в роли натурщицы. Можно даже в качестве спящей наяды. Думаю, такая роль вам сейчас вполне по силам. Не забудьте использовать трость при самостоятельных передвижениях. Она стоит у вас в ногах, возле кровати. Кстати, может быть, мне полить вас холодной водичкой, или вы уже окончательно проснулись?

Боже, какой зануда, подумала Кристель. Так хочется в него чем-нибудь запустить. Хотя бы подушкой или тапочками. Кстати, они, наверное, еще в сумке лежат. Машинально она начала приподниматься, собираясь отбросить легкое летнее одеяло, но тут же спохватилась, что лежит под этим одеялом практически обнаженная. Голая. В самом что ни на есть первозданном естестве. Вчера, усталая до предела, со слипающимися глазами, она еще успела кое-как разобрать постель и принять душ. А затем, прямо в каплях воды, не вытираясь и не одеваясь, добралась до кровати и тут же заснула. Она испуганно потянула на себя одеяло, как улитка, в любую минуту готовая скрыться под спиралью своего походного домика, и вступила в диалог с бесцеремонным хозяином дома. К счастью, вовремя вспомнила, что они уже перешли на ты.

— Ференц, как тебе не стыдно. Опять бесцеремонно вторгаешься в девичьи апартаменты, без предупреждения и без спроса.

— Вообще-то я стучал, — невинным голосом поправил ее хозяин. — Но безрезультатно. И решил, что молчание — знак согласия. Поэтому позволил себе войти. С другой стороны, молчание — это тревожный признак. Вдруг что случилось. Например, ты могла заснуть в ванне, полной воды… Я представил эту сцену, и мне стало безумно страшно.

— Оттого, что представил себе мое обнаженное тело в воде? Боже, неужели я так плохо выгляжу без одежды, что вызываю чувство страха?

— Так, судя по шуткам, ты уже вполне пробудилась, — усмехнулся Ференц. — Жду тебя внизу, в столовой. Постарайся не задерживаться. У нас, действительно, много дел. Кстати, наконец-то вернулся на работу мой обслуживающий персонал. Познакомишься с ними. У меня двое постоянных слуг. Иногда используется и приходящая прислуга. В основном, садовник и ремонтные рабочие. Пожилая дама, мадам Бюссон, что-то вроде домоправительницы. Весьма ревниво относится к своим полномочиям. Будем надеяться, что не заподозрит тебя в том, что ты на них посягаешь. Вторая постоянная служанка, Рози, молодая негритянка из Сенегала. Иногда она даже работает в качестве натурщицы. Довольно симпатичная. Но не стоит ревновать. У нее есть жених. Тоже сенегалец. Очень здоровый. Пожалуй, даже покрепче меня. Служил в Иностранном легионе, сейчас в полиции.

Поздний завтрак прошел весело. За столом им прислуживала Рози. Она оказалась очень милой. Высокая, с красивой фигурой и гордой осанкой, с тонкими чертами лица, цвета эбенового дерева, в пестрой национальной одежде, с цветастым тюрбаном на голове. Говорливая негритянка тут же сообщила новой знакомой хозяина, что закончила миссионерскую школу дома и хотела бы продолжить учебу во Франции. В лицее. Если жених позволит. И затем, уже до конца завтрака, курсируя между столом и кухней, периодически делала дополнения к рассказу о подготовке к собственной свадьбе.

После завтрака они прошли в мастерскую, куда заглянула и мадам Бюссон, дабы провести контрольный осмотр своих владений. Мадам оказалась довольно суровой и сдержанной. Она задала несколько незначительных хозяйственных вопросов, обращаясь исключительно к хозяину дома. На молодую гостью хозяина почти не смотрела. Лишь в конце разговора суховато спросила, не будет ли у той каких-то особых пожеланий. Получив отрицательный ответ, удовлетворенно кивнула и удалилась.

По оценке Ференца, немного побаивавшегося суровой мадам, знакомство прошло успешно. Наверное, ему виднее. Наверняка мадам Бюссон уже не раз приходилось общаться с различными красотками в этом доме. Кого-то привечать, кого-то выпроваживать. По крайней мере, она проявила тактичность и не стала уточнять, на какой срок собирается задерживаться гостья.

Потом мсье художник, многозначительно взглянув на часы, постучал пальцем по циферблату и предложил немного поработать. Вначале в его мастерской. Потом она может отправляться в отведенную ей собственную мастерскую. Конечно, меньшую по размерам, чем хозяйская, но более уютную. Как раз для женщин. И потрудиться там самостоятельно. Если у нее есть такое желание, конечно. Вообще-то, об этом было бы лучше спросить, когда она была еще в постели. А то вначале сгоняют с ложа, затем отправляют на каторжные работы в мастерскую, чуть ли не в кандалах, а потом вежливо спрашивают, не жмут ли эти кандалы. Но выражать свои жалобы вслух она не стала. В отместку решила нарисовать дружеский шарж на мэтра. Особого настроения с утра заниматься кистями и маслом не было. Да и нога немного побаливала. А устроиться уютно на диванчике, с альбомом и карандашом, было бы в самый раз.

Шарж у нее, правда, не получился. Слишком увлеклась зарисовкой с натуры, и рисунок получился серьезным. Просто передала облик художника, впавшего в творческий экстаз. Особенно выразительным получились его руки, живущие сами по себе. Конечно, писать эти руки пришлось по памяти. С дивана их было не разглядеть. Ференц возился у холста, развернув его так, чтобы ей, с этого дивана, не было видно картину. Никто не любит демонстрировать незавершенные работы, а тем более в самом начале, по первым наметкам.

Интересно все же, что он творит? Судя по некоторым движениям головой в ее сторону и регулярным быстрым взглядам, не исключено, что это ее портрет. А может, просто следит за тем, чтобы гостья не отвлекалась от работы. Между собой они не разговаривали. Иногда, правда, мастер что-то негромко напевал, похоже, на своем родном, мадьярском. Несколько раз он отходил от картины и смотрел на нее с расстояния, что-то прикидывая. Затем вновь возвращался. После двух часов работы заглянула Рози с сервировочным столиком на колесах, извинилась за вторжение и, сославшись на указания мадам Бюссон, предложила им перекусить.

Она быстро переставила на стол два стакана с апельсиновым соком, несколько тарелочек с ломтиками форели, ветчины и сыра, вазочку с виноградом, крекеры, джем и кофе. Кофе был свежесваренным и распространял весьма приятный, бодрящий запах.

Мэтр немного нервничал и за столом отделывался незначительными ремарками и междометиями, несмотря на все ее попытки втянуть его в разговор. Видимо, что-то у него не клеилось, ибо перед этим он несколько раз соскребал с холста краску, а потом принимался вновь подбирать нужный колер.

Кристель вскоре бросила пустые попытки наладить беседу, решив пустить процесс общения на самотек. В конце перерыва Ференц сообщил, что ему придется еще некоторое время поработать, а она может располагать оставшимся временем по своему желанию. Пойти полежать и почитать у себя в комнате или прогуляться по двору. Если захочет есть, то найти Рози несложно. Обычно она обитает где-то поблизости от столовой и приготовит Кристель что-нибудь.

И они вновь вернулись к своим занятиям.

Час спустя Кристель незаметно задремала, утомившись от непрерывного разглядывания мэтра. Видимо, она проспала довольно долго и с комфортом. Во всяком случае, при пробуждении выяснилось, что за стеклом потолка уже стемнело, что на темно-бархатном небе взошла луна, а на столе горят свечи в бронзовых подсвечниках. Ее ноги были укрыты клетчатым шотландским пледом, а голова покоилась на длинном валике с кисточками по бокам. Тепло и уютно.

Ференц сидел в кресле, придвинув его поближе к дивану, и разглядывал ее. Как долго он любовался ею, трудно сказать. Видимо, именно его пристальный взгляд ее и разбудил.

Некоторое время они смотрели друг другу прямо в глаза, откровенно и выразительно, как будто считывая сокровенные мысли. Потом Кристель немного подвинулась к спинке дивана, повернувшись на бок, и приглашающим жестом откинула прикрывавший бедра угол пледа.

Ференц понял намек без слов. Он не заставил себя просить и вытянулся во весь свой немалый рост рядом с нею. Левая рука уверенно скользнула ей под голову, а правая не менее уверенно легла ей на бедро. Она сама прижалась к нему всей грудью, пытаясь подавить этим смелым движением легкую дрожь нарастающего страха и чувство неуверенности, просыпающиеся иногда в присутствии этого мужчины. В предчувствии возможной физической близости с ним. В ней сразу появлялось какое-то раздвоение в этот момент.

Кристель всегда была очень смелой в своих эротических фантазиях и весьма застенчивой и скованной в их практическом воплощении. Да, собственно, где и с кем их было воплощать? В ее предшествующей семейной жизни для всяких «пошлостей», как брезгливо говорил об этом бывший муж, места не было. За семь лет замужества она разучилась даже кокетничать с мужчинами. Конечно, порой она давала волю своему воображению. Оно в какой-то степени скрашивало ее тоскливые будни. Тем оно и прекрасно, что в нем можно укрыться от любых невзгод, можно устремиться в любые дали, можно утонуть в безбрежных глубинах грехопадения, а потом уверенно вынырнуть наружу без видимых повреждений на теле и в душе. Можно поставить себя в самые немыслимые ситуации и прикинуть, что ты почувствуешь, если с тобой именно это произойдет. Можно сопоставить несопоставимое, побывать в постели с кем угодно и проделать с ним все, что угодно. Или даже с ними, ибо в своих фантазиях она иногда задумывалась и над проблемой группового общения, хотя обычно на этом месте срабатывал защитный механизм, своеобразная автоматическая система мыслеблокировки, заложенная в нее на генетическом уровне.

Сколько вечеров и ночей она провела в таких виртуальных грехопадениях, позволяя себе самые изысканные, острые, порой просто безумные эротические фантазии, в которых не смогла бы открыто признаться никогда и никому. И вот теперь она лежит рядом с мужчиной, который одним свои видом, одним присутствием рядом с ней пробуждает эти дикие и сладостные видения. И одновременно в ней просыпается страх того, что она не сможет на самом деле соответствовать его ожиданиям. Что она разочарует его, привыкшего к раскованным ласкам красавиц, избалованного их вниманием и эротическим мастерством. Вызовет чувство раздражения и недоумения. Ибо как может женщина после стольких лет замужества вести себя в постели как испуганная девственница, цепенеющая от одного вида грозного султана и его возбужденного члена? Великий султан отвергнет неуклюжую новую наложницу и отошлет ее навечно в ссылку, на задворки гарема, разжалует в служанки и отправит на кухню.

И что произойдет с ней, если эта первая совместная ночь окажется последней? Что будет с ней, если проснется вдруг ее сердце? Не будет ли плата за общение с ним слишком высокой?

Итак, надо сделать выбор. Набраться храбрости, пойти на риск и быть в готовности расплатиться в случае ошибки. Как в рулетке. Поставить на чет или нечет. Или взять стаканчик с игральными костями, потрясти его в ладонях, плюнуть на счастье и метнуть костяшки на зеленое сукно стола.

Вся эта гамма чувств и мыслей в считанные мгновения пробежала по ее лицу, отражаясь в искристо-карих глазах. В глазах испуганной антилопы при виде грозного хозяина саванны. В глазах женщины, которая нуждается в любви, уверенности и безопасности. Он уловил это смятение чувств. Немного отодвинулся, чтобы лучше видеть ее лицо, и взял его нежно в свои ладони, разглаживая пальцами нахмуренные брови. Его фиолетовые глаза мерцали как звезды, завораживая, маня, приглашая довериться ему…

— Дорогая. Не надо переживать. Ты такая сексуальная, такая притягательная, такая необыкновенная…

— Это только кажется. Я… я только пытаюсь так выглядеть… — Слова едва пробивались из пересохших губ, срываясь с них чуть слышным шепотом. Сердце ускорило ритм и гулко билось о ребра…

И вдруг она почувствовала, что сам вопрос о том, проведет ли она с ним ночь, стал каким-то несущественным, как будто дематериализовался. Исчезла всякая тень сомнения.

Он вновь осторожно и неторопливо привлек ее к себе, слегка прикусил мочку уха и нежно прошептал:

— А тебе и не надо пытаться. Ты и без того так соблазнительна, что от тебя просто невозможно оторваться. Ты притягиваешь, как живой магнит. Стоит только оказаться рядом с тобой и уже невозможно остановиться. Я очень хочу тебя. С того первого дня, когда тебя встретил. С той первой минуты, когда увидел тебя у порога своего дома.

Он прижал ее к себе сильнее. Она почувствовала жар и нетерпение его тела, его сильные пальцы на своих ягодицах и быстро растущих горячий холм у своего заждавшегося лона. О, боже, это повторяется опять, эти сладостные мгновения прелюдии к слиянию, закончившиеся в прошлый раз ничем. Но теперь это не должно повториться…

Их губы слились в долгом, жадном и требовательном поцелуе, от которого начало плавиться и таять ее тело, сливаясь с его телом в пароксизме страсти. Она почувствовала, как внутри ее тела нарастает желание, вызывая боль внизу живота, как набухают ее груди и твердеют соски, лишая остатков самоконтроля. Она услышала свои сладостные, призывные стоны, требующие немедленной радости слияния, заполнения всего ее естества сильной мужской плотью…

Его огромный апостол любви все сильнее распирал ткань на брюках, видимо, причиняя ему боль и требуя безотлагательного выхода на свободу. Боже мой… Нельзя же держать его взаперти, в такой тесноте…

Она машинально потянулась к молнии на его брюках, попутно проведя ласково и осторожно пальцами по всей длине этого инструмента, спрятанного под тканью. Боже, как он дернулся радостно и отзывчиво под ее рукой, еще больше нарастив свои объемы! Похоже, для него вообще не существовало пределов расширения, вопреки всем законам физики и биологии. Если бы не стесняющие его границы одеяний, этот монстр явил бы миру чудо превращения мужской плоти в новую галактику.

Она хотела потянуть за молнию, но из-за ее неопытности и спешки это привело к конфузу. Застежку заело и, похоже, достаточно прочно. Ну просто какое-то патологическое невезение. Наверное, теперь придется разрезать брюки. То есть кому-то придется встать, пойти за ножницами и проделать всю эту хирургическую операцию.

Внезапно ей стало смешно. Она пыталась сдержать это совершенно неуместное в данный момент проявление эмоций, но получилось еще хуже. Может быть, произошло что-то вроде нервной разрядки. Ее тело вдруг начали сотрясать конвульсии, и она уже не могла больше сдерживаться. Начала смеяться совершенно открыто и неприлично громко. Так сильно, что от этого смеха пропали все другие чувства, даже эротические.

Ее неподдельное веселье заразило и партнера, тоже осознавшего комичность ситуации. Разрядка продлилась не менее пяти минут и, как ни странно, еще больше сблизила их, сняв скованность в их отношениях. Этот смех, видимо, подействовал даже на молнию, потому что при очередной попытке Ференца продвинуть застежку та вдруг спокойно поддалась и поехала вниз, что вызвало у дамы новый приступ веселья.

Ференц, видимо, решил больше не рисковать и не доверять женщине деликатные и ответственные манипуляции с мужским гардеробом. Внезапно он встал с постели, и при колеблющемся свете свечей она получила новые, незабываемые впечатления. Он, не спеша, с удивительной выдержкой и грацией начал раздеваться перед ней.

Впервые в жизни ей довелось наблюдать это импровизированное стриптиз-шоу. Причем эксклюзивное, предназначенное только для нее. Как умело и ловко это у него получается… Можно даже заподозрить в том, что молодой человек зарабатывает на жизнь не только кистями и краской… И какая же божественная у него фигура, особенно в этих темно-синих шелковых трусах. Наверное, заранее планировал стриптиз, чтобы сразить ее наповал, и соответствующим образом экипировался. Ну что ж. Это ему удалось. Вполне. Впрочем, с такой фигурой и природной пластикой движений это нетрудно. Какая игра рельефных мышц, как они красиво переливаются при каждом движении… И как прекрасно выглядит на фоне этих мышц его пробужденный орган, гордо выступающий далеко за пределы тела, тяжело покачивающийся всей своей налитой массой почти параллельно полу. Уверенно демонстрирующий свою мощь и готовность принести наслаждение женщине.

Было очень трудно устоять от соблазна, видя это многообещающее чудо в такой близи от себя. Она решилась и протянула руку к этому природному феномену, обхватив пальцами и потянув за податливую кожу, обнажая нежную розовую головку, уже увлажненную росой… И была вознаграждена, услышав довольное урчание и легкий, сдавленный стон. Ференц замер на месте, впитывая и смакуя удовольствие. Тогда она ухватила этот инструмент и потянула к себе, стремясь полностью захватить его в свою собственность, стать его полноправной и единственной хозяйкой и повелительницей. Хотя бы на эту ночь.

Ференц тут же оказался на диване, рядом с ней. И его бархатные, завораживающие глаза цвета любви и неги вновь оказались напротив ее глаз. Это было странное и необыкновенное ощущение — быть одетой и держать в своих объятиях обнаженное мужское тело, горячее и страстное. Однако это продлилось недолго.

На Кристель была одета только легкая туника салатового цвета. И такие же бледно-зеленые трусики. Ей всегда нравилось белье нетрадиционных цветов. Белый или черный цвет утомлял своим однообразием и чрезмерной распространенностью. А красный ассоциировался с занятиями женщин на площади Пигаль. Ее легкие туфли без задников, естественно, покоились внизу, возле дивана. Максимально облегченный наряд. И очень удобный для тех, кто желает увидеть, как он выглядит вне женского тела. Для тех, кто предпочитает лицезреть тело и предметы туалета по отдельности. Для тех, кто очень спешит увидеть это тело обнаженным.

Бывший муж не любил тратить время на возню с предметами женского туалета и предпочитал видеть супругу в постели уже в подготовленном виде. Поэтому сама процедура раздевания мужскими руками была мало ей знакома…

Она с удовольствием выгибалась и поворачивалась, чтобы облегчить Ференцу эту сладостную работу. А как трогательно выглядела сцена расставания с трусиками! Он снимал их с Кристель не спеша, очень нежно и деликатно. Сначала немного оттянул эластичную ленту своими тонкими, артистичными пальцами, а потом начал аккуратно, сантиметр за сантиметром скатывать их вниз, покрывая поцелуями освобождающееся пространство.

Потом он зарылся всем лицом между ее стройными бедрами, и она почувствовала, как его язык раздвигает нежные половые губы, нащупывая вход в заповедные глубины. Первоначально легкие и теплые волны томной неги теперь превратились в огромные валы раскаленной страсти, сжигающей все тело, рвущей кожу, выворачивающей мышцы и связки. Вал за валом, все выше и выше, накатывался на нее снизу, с каждым движением его языка и губ. Она начала задыхаться, почти теряя сознание и ощущение собственного «я», теряя всякий контроль над собой. В ней осталась только одна мысль, одно желание — слиться с эти мужчиной, немедленно, полностью и навсегда. Утолить свой сексуальный голод, психологический и биологический, насытить свою плоть его плотью, высосать до дна его силу. В ней пробуждался дикий зверь, самка, волчица. Эта вторая, ранее не востребованная в браке часть ее самой требовала отбросить все правила приличий, все покровы и преграды глупых условностей и заняться животным сексом. Диким и необузданным. Немедленно.

Она обхватила его за бедра и потянула вверх, к себе. Чтобы увидеть вновь его лицо, чтобы его ладони обхватили ее груди, чтобы впиться своими губами в его губы, чтобы раскинуть перед ним колени и раскрыть истекающее соком лоно…

Его исполинский орган сам нашел дорогу и медленно, но решительно двинулся вперед, покоряя и заполняя собой все лежащее перед ним пространство, до самого конца, до его естественных границ. Потом застыл на мгновение, достигнув этих эластичных границ, еще чуть-чуть вдавил ее плоть и, как будто догадавшись о тщетности своих попыток, вновь отошел назад, набирая силы для нового разгона… Потом новый рывок вперед, настоящий штурм женского тела… И опять назад, потом вперед, с каждым разом все сильнее, все мощнее, все быстрее, сплетая тела обоих в тугую спираль, превращая их в единую, безостановочно работающую биологическую машину, унося их все дальше ввысь, в небеса забытья, на пик блаженства. Пока ее тело не начало сотрясаться в агонии оргазма, невыносимого по своей мощи, теряя последние крохи сознания, растворяясь в нирване блаженства…