Под небом всех широт

«СКАСКИ» ВЛАДИМИРА АТЛАСОВА

О том, кто первым из русских людей побывал на Камчатке, достоверных сведений нет. Но уже на годуновском чертеже «Сибнрския земли» была указана река Камчатка, и, следовательно, можно сделать вывод, что русские побывали на полуострове задолго до посещения ее в 1697 году якутским пятидесятником [6]Владимиром Атласовым. Но если Атласов и не был первым из посетивших Камчатку, то он был первым, доставившим о ней письменные известия, дошедшие до нас. В 1696 году, по поручению Атласова, на Камчатке побывал якутский казак Лука Морозко, который добрался до реки Тигиль и привез, очевидно, какие-то важные известия, окончательно повлиявшие на решение Атласова предпринять экспедицию. Она была организована на деньги, занятые Атласовым под «кабальные записи», то есть в долг под проценты. Якутский воевода М. А. Арсеньев, которого Атласов поставил в известность о своих намерениях, сочувствовал его планам, но, боясь ответственности в случае неудачи, не решился дать официальный приказ о походе на Камчатку и ограничился одним лишь устным согласием. В последующих «отписках» воеводы в Сибирский приказ он пишет об Атласове, как о человеке, фактически присоединившем Камчатку к Московскому государству. Таким образом, мысль о походе бесспорно принадлежала именно Атласову, иначе успех предприятия воевода приписал бы себе. В начале 1697 года Атласов выступил из Анадырского остро" га в сопровождении «ватаги» из 120 человек — 60 русских служивых и 60 «ясашных юкагирей» [7], взятых им для «собольего промыслу». Соболями и другими мехами, которые он предполагал привезти с Камчатки, Атласов намеревался расплатиться с долгами. Перевалив на оленях через Великие горы — так тогда называли Корякский хребет, Атласов вступил в совершенно неизведанный край. Встреченное им «подле моря на губе» население он называет «коряками и люторами». Можно предполагать, что имя люторов является у Атласова производным от Олюторской губы, на берегах которой они жили. Атласов собрал с местного населения ясак и двинулся на юг вдоль западного побережья Камчатки.

Казак-землепроходец

Отряд был разделен на две партии: одну, под начальством уже побывавшего на Камчатке Луки Морозко, он послал на Восточное море (так тогда называли Тихий океан), а с другой направился сам вдоль побережья Пенжинской губы. Первая встреча с местным населением прошла вполне мирно, но затем Атласов столкнулся с яростным сопротивлением коряков, которые наотрез отказались платить ясак и даже «грозили побить его». Почуяв в коряках силу, сопровождавшие Атласова юкагиры внезапно изменили ему. Нападение их хотя и было неожиданным, однако, по счастью для Атласова, не закончилось полным разгромом; все же из оставшихся с ним служивых трое было убито, а пятнадцать ранено, в том числе в шести местах сам Атласов. Казаки, отбив юкагиров и нанеся им значительный урон в людях, решили не бросать начатого предприятия и продолжали поход к югу, где на реке Тигиле Атласов должен был снова встретиться с Лукой Морозко. Летом 1697 года Атласов направился в глубь полуострова, вверх по течению Тигиля. Преодолев один из перевалов невысокого Срединного хребта, он вышел в густо заселенную долину реки Камчатки, неподалеку от того места, где она круто поворачивает на восток, к океану. Здесь при устье реки Канучь, левого притока Камчатки, Атласов поставил крест, на котором были вырезаны следующие слова: «7205 (то есть 1697) году, июля 18 дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов со товарищи 65 человек». Этот крест видел и текст вырезанной на нем надписи записал С. Крашенинников, посетивший Камчатку спустя 40 лет после Атласова. В своих «скасках», обнаруженных в делах Сибирского приказа, Атласов сообщает множество бытовых и географических подробностей, касающихся всего виденного им на Камчатке. Академик Л. С. Берг, автор большого историко-географического исследования об открытии Камчатки и камчатских экспедициях Беринга, отмечает, что, судя по характеру собранных сведений, Атласов «обладал» недюжинным, пытливым умом и большой наблюдательностью... «Ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII века, не исключая и самого Беринга, не дает таких содержательных отчетов». «В долине Камчатки, — сообщал Атласов, - людей встречается гораздо много и посады великие по 200 и 300 юрт в одном месте». Сбор ясака, предпринятый им среди камчадалов- ительменов, не дал больших результатов, так как «зверья они не припасали в запас». К тому же они вели войну со своими одноплеменниками из низовьев Камчатки, и им было не до охоты. Но в русских они рады были видеть своих союзников и пригласили Атласова с его людьми помочь им в походе на нижне-камчатских ительменов. Атласов дал согласие и, посадив всех в лодки, отправился вниз по речению реки.

Маршруты В. Атласова на Камчатке

Здесь со своими новыми союзниками он разгромил отказавшихся платить ясак жителей, после чего вернулся на старое место вблизи устья реки Канучь. Из «скасок» Атласова стало известно, что «камчадалы были ростом невелики», с небольшими бородами, а лицом «на зырян схожи». Он писал, что Камчатка богата соболями, лисицами, бобрами. Во время плавания по реке Камчатке Атласов насчитал «свыше 160 острожков, а в каждом no 150—200 душ». Далее Атласов двинулся на западный берег полуострова, к Охотскому морю, и на реке Иче построил острожек. Отсюда казак Потап Серюков с 12 казаками и 30 юкагирами был послан обратно на Камчатку для «ясашного сбора и удержания в повиновении населения». Серюков поднялся вверх По Иче, перевалил через хребет в долину Камчатки и там основал зимовье — будущий Верхне-Камчатский острог.

На Иче Атласов встретился с пленником камчадалов — Денбеем, родом из Узакинского государства, одного из феодальных княжеств Японии. Атласов отбил японца и взял его с собой. В 1701 году японца привезли в Москву и представили царю Петру I, который решил с его помощью начать обучение русских японскому языку. Денбей был первым японцем, попавшим в Россию. От него в Москве были получены довольно подробные сведения о государственном устройстве Японии, о занятиях и быте ее населения. Живя на Иче, Атласов имел возможность наблюдать за камчадалами. Он отмечает отсутствие у них иной одежды, кроме меховой; подробно описывает устройство юрт ительменов.

Двигаясь от Ичи дальше на юг, Атласов вскоре встретил зимовья «курильских мужиков». Это были первые поселения до того совершенно неизвестного русским народа — курилов, или айнов. «Курилы обличьем, — сообщал Атласов в своих «скасках» Сибирскому приказу, — на камчадалов схожи, только видом их чернее, да и бороды не меньше». Здесь, на юге, было уже гораздо теплее и больше всякого пушного зверя. Однако надежды на легкую добычу не оправдались, Курилы отказались дать пришельцам ясак и оказали им вооруженное сопротивление. Овладев с бою одним из курильских острожков, казаки убедились, что взять с курилов было нечего, кроме вяленой и сушеной рыбы. Крайним пунктом, до которого доходил Атласов, было какое- то место на юге полуострова, расположенное в трех днях пути от Каланской, или Бобровой, реки. Сейчас реки с таким названием на юге Камчатки нет. Крашенинников предполагал, что Атласов Каланской рекой называл реку Озерную, в которую временами из моря заходили морские бобры — каланы. Каланы выходили на берег во время приливов и после спада воды оставались на суше. В это время курилы и охотились на них. Совершенно беспомощных зверей, которые не могли бегать на своих неуклюжих коротких ластах, убивали ударом тяжелой палки по носу. Только немногие каланы успевали добежать до океана и спастись в его водах [8].

Морской бобр — калан

От Озерной Атласов еще три дня шел дальше на юг до реки Голыгиной, откуда впервые увидел, что «против нее на море как бы остров есть». Действительно, с устья Голыгиной Атласов мог увидеть впоследствии названный его именем самый северный из островов Курильского архипелага c самым высоким вулканом Курильской гряды — Алаид (2339 метров).

Уже глубокой осенью он вернулся на Ичу, где от бескормицы пали все взятые из Анадыря олени. Так как пищи и для людей было припасено совсем немного, то Владимир Атласов, боясь голода, отправил Потапа Серюкова с 14 служивыми и 13 юкагирами к старым знакомцам — камчадалам на реку Камчатку. Эти 28 человек так и остались на Камчатке. Когда наступили теплые дни, находившиеся на Иче с Атласовым служивые стали настаивать на возвращении домой; это «челобитие» спутников заставило Атласова идти обратно на Анадырь.

Вернувшись благополучно в Анадырский острог, Атласов привез для сдачи казне большой ясак. В феврале 1700 года анадырский приказчик Кобылев в очередной «отписке», писал якутскому воеводе, что «2 июля 1699 года пришел в Анадырское зимовье из новоприисканной камчадальской землицы, с новые реки Камчатки, пятидесятник Володимер Отласов с государевой ясашной казною — соболей 330, лисиц красных 191, лисиц сиводущатых 10, да бобров морских камчадальских, каланами называемых, 10, и тех бобров, — добавляет он, — никогда в вывозе к Москве не бывало». С Атласовым вернулись 15 казаков и 4 юкагира, то есть только шестая часть тех людей, которые покинули вместе с ним Анадырский острог.

Вскоре Атласов уехал в Москву с собранной им государевой ясашной казной, где в благодарность за «прииск новых землиц» его «верстали» (назначили) «казачьим головою в Якутску и верстание то учинено ему за его поход на Камчатку». В Сибирском приказе Атласов сообщил много ценных сведений об открытой им стране. Он рассказал о мягкости камчатских зим по сравнению с якутскими и вообще сибирскими; о меньшей продолжительности дня в летнее время по сравнению с Якутском и особенно с Анадырем. Сильно поразили его камчатские вулканы. Он подробно описывает их: «если идти вверх по Камчатке-реке неделю, есть гора, подобна хлебному скирду, велика гораздо и высока, а другая, близ ее ж, подобна сельскому стогу и высока гораздо, из нее идет дым, а ночью зарево и искры». Атласов, по- видимому, имел в виду действующий до сих пор и действительно находящийся в неделе пути от устья реки Камчатки вулкан Толбачик и соседний с ним потухщий вулкан. Атласов отметил, что на Камчатке много минеральных источников, в числе которых немало сернистых («тухлыми яйцами воняет»). Он указывает, что море у берегов Камчатки не замерзает, хотя лед на протяжении всей зимы носит по океану. Много пишет Атласов о камчатских ягодах: «брусника, черемуха и жимолость хотя и менее велики, чем изюм, но зато слаже изюма» (говоря об изюме, Атласов имеет в виду виноград). Особенно поразили его ягоды, что «растут на траве от земли в четверть, а величиной та ягода немного меньши курячья яйца, видом созрелая зелена, а вкусом что малина, а семена в ней маленькие, что в малине». Академик Л. С. Берг думает, что это то растение, которое Крашенинников и Стеллер называли «котконня», а академик В. Л. Комаров отождествлял с растением из семейства лилейных, которое называется кукушкины тамарки. Пишет Атласов и о сладкой траве — агататке, которая «вышиною растет с колено и иноземцы тое траву рвут и кожуру счищают, а средину переплетают таловыми лыками и сушат на солнце, и, как высохнет, будет бела, а тое траву едят, вкусом сладка... что сахар». Позднее эту траву, из которой русские, обосновавшись на Камчатке, стали гнать вино, а ительмены добывали сахар, описал и Крашенинников; это общеизвестное на Камчатке растение из семейства зонтичных — Heracleum dulce. Атласов отметил изобилие на полуострове зверя, особенно соболей, которых камчадалы ценили не за мех, предпочитая ему мех домашних собак, а за мясо. Поэтому ительмены без всякого сожаления отдавали русским ясак соболями. Поразили Атласова и рыбные богатства Камчатки. Особенно рыба, которую он называет «овечина», разумея под нею, очевидно, чавычу. «Иных рыб много, — пишет он далее, —семь родов разных, не похожих на русские рыбы». Вся эта рыба не речная, а морская. Идет она в реки из моря, обратно не возвращается и погибает в реках. Рыбой на Камчатке кормятся звери. Пушнины на полуострове много: соболь, лисица, выдра.

Сообщение Атласова вызвало у Петра I большой интерес к Камчатке. Царь указал даже на необходимость установить постоянное сообщение с нею морем. В 1713 году была сделана попытка послать из Охотска на Камчатку судно под начальством Ивана Сорокоумова, но окончилась она неудачей. Второе плавание было организовано в 1716 году на выстроенном в Охотске корабле, который достиг устья Тигиля, побывал в устье реки Колпаковой и в июле 1717 года вернулся благополучно в Охотск. С того времени установилась регулярная морская связь Якутска с Камчаткой через Охотск. Путь через Анадырь, крайне долгий и неудобный, был с этих пор окончательно заброшен, и не мудрено: на дорогу из Якутска в Анадырь уходило до полугода, да из Анадыря на Камчатку — около двух месяцев, в то время как из Якутска в Охотск можно было добраться всего за месяц.

Жизнь Атласова закончилась трагически. Вернувшись на Камчатку, он некоторое время управлял ею. Возмущенные самоуправством Атласова, подчиненные ему казаки самовольно сместили его и, польстившись на «животы» — накопленные за годы пребывания на Анадыре и Камчатке меха, — проникли ночью к нему в дом в Нижне-Камчатском остроге, убили своего начальника, а меха разделили между собой. В течение долгих лет убийц ловили и судили. Через 40 лет после пребывания Атласова на Камчатке сюда прибыл участник экспедиции Беринга, в то время студент Санкт- Петербургской Академии наук, Степан Петрович Крашенинников, который сделал очень много для познания и изучения этой далекой окраины русской земли.