Сколько времени прошло с момента их побега, они не знали. Стены теперь откровенно «пекли» беглецов. Вика дважды падала в обморок, но воды у них не было. Роберту ничего не оставалось, как просто сидеть рядом и ждать, пока девушка придёт с себя. Нести её он больше не мог.
Несколько коридоров подряд заканчивались тупиками. Четыре или пять – они сбились со счёта. Словно белотелые, а тоннели проделали именно они, выбирали путь, что-то искали, шли к чему-то вполне определённому. Потому как в тупик всякий раз беглецы упирались без видимых на то причин.
Уже не оставалось сомнений – когда-то сеть рукотворных коридоров затопило жидким стеклом, которое впоследствии затвердело. Тут, ниже, уже не так часто встречались былые обитатели Изумрудного города. Словно белотелые начали высвобождать их из плена в первую очередь именно здесь, а не в залах с колоннами.
Выходило, путь был предопределён. Абориген заверил, что они больше не нарвутся на соискателей, так и вышло. А ещё он точно знал, куда отправлял беглецов.
– Это экзоскелет, – тихо произнесла Вика. Роберт, рассматривавший с пола очередного пленника, вздрогнул. Голос её надломился, и теперь чудился сухим и колючим, как крымский тёрн после войны…
– У них есть звезда, – кивнул якут. – У этого, – он вяло стукнул себя по взмокшей груди, – вот тут.
Помолчали. Роберта одолевала тревога: Вика почти всё время смотрела в пустоту перед собой. Иногда ему казалось, что она винит его в чём-то. Редко, но всё же ловил он на себе косой взгляд. А ведь она ещё не знает, как именно они оказались на свободе…
При этом Роберт по-прежнему верил в их встречу с остальной группой. Ничто не могло сдвинуть его с этой почти мистической веры. Именно благодаря ей они шли, падали, сбивая локти и колени, а не висели там, в стеклянных коконах…
Контейнеры перестали попадаться давно. Роберт, конечно, не надеялся найти в них еду или воду, но, когда других вариантов нет, хватаешься даже за самую бредовую мысль. Пить хотелось смертельно.
Выбранный ими коридор оказался последним. И он чем-то отличался от остальных. Возможно, тут просто почти не встречалось пленников стекла.
Два последних привала прошли в душной тишине. Становилось ещё и темнее – голубоватые прожилки по потолку, сменившие светонити, тускнели и редели. Обессиленно раскинув гудящие ноги, Роберт дважды проваливался в тревожную дремоту и дважды, очухиваясь под глухой набат сердца, видел напротив смотрящую перед собой Вику.
– Как мы выбрались?..
Он был готов к этому вопросу, но как оказалось – не до конца. Не раз прокрученные в голове слова бросились врассыпную, как те тараканы при включённом свете. Роберт заморгал и от растерянности натянул глупую кривую улыбку.
В этот момент он не отказался бы поменяться местами с кем-нибудь из узников стекла. Вика, почуяв неладное, посмотрела на него – как строительным пистолетом к стене пригвоздила.
И он рассказал всё. Вытаскивая слова, очень старался не смотреть в глаза. И не напрасно. Недолго, но горели они ненавистью адской. Так изничтожать взглядом умеет только женщина – мужчину.
– Иначе бы нас… – Он запнулся, глядя на левую руку Вики.
Она отвернулась, так ничего и не сказав. Странно, но Роберт ожидал чего угодно, только не такой реакции – испепеляющей, как сверхновая, вспышки гнева, после которой взгляд заволок туман; и ни слёз, ни даже простой злости.
Через какое-то время Вика глянула на него и произнесла сухо и холодно:
– Пойдём.
Темнеющий коридор петлял, пот нещадно выедал беззащитные глаза. Вика теперь шла немного впереди – уверенно, не боясь. Так, словно смирилась. С чем?.. С увечьем? С тем, что рано или поздно глянет в глаза насильнику, от которого её ничто уже не будет отделять? Ведь Роберт – не боец. Удача не гладит одну и ту же голову дважды.
В конце концов они опять остановились. Колени выворачивало от безостановочной ходьбы. Беглецы вымотались настолько, что сил не оставалось ни на что, даже на хоть сколько-нибудь громкое возмущение.
– Тупик, – констатировала Вика и как ни в чём не бывало опустилась на пол у стены.
Роберт ничего не понимал. Они не могли пропустить развилку, исключено! Он отметил их в памяти все до единой! Как же так?!
Это был последний коридор…
Захотелось орать и скоблить ногтями стены. Бить в вездесущий изумруд кулаками, наплевав на боль. Но сил не было. Вместо этого Роберт тоже опустился на пол и тихо, бесслёзно зарыдал. Чёрный провал внутри множил отчаяние – Ординатор бы сейчас выручил, помог! Но бестелесный канул.
Закрывшись руками, Роберт провалился внутрь себя и всё тонул, тонул в трясине вскармливаемой им же безнадёги: как быть? что делать? почему так? Пока не услышал колкое, как осколок хрусталя:
– Эй, ты чего?.. Русские же не сдаются.
Как встряхнул кто. Он замер, не в силах ни сказать, ни подумать ничего.
«Русские не сдаются». Кто это ему говорил? Девушка, над которой дважды надругался тот, с кем он заключил соглашение? Чью руку отрезали чёртовы белотелые? Девушка, которая даже не русская!
Он рассмеялся: коротко, надрывно. С силой потёр большими ладонями широкое скуластое лицо. И улыбнулся:
– Неа, не сдаются.
Спали урывками, болезненно-беспокойно. Роберту снилось, что у него нет рук, что он никак не может помешать аборигену, издевающемуся над Викой. Он то и дело подскакивал, озираясь. Но когда ложился, сон повторялся.
Утром их разбудил голод. В течение дня он обычно притуплялся, зато каждый раз сполна отрывался спозаранку. Желудок сводило так, что не думалось ни о чём. Они просто лежали двумя эмбрионами-переростками и почти не шевелились.
Роберт в очередной раз тупо пялился на культю Вики. Почему не стали отнимать часть руки ему? Ведь почти уже сделали это… Почти… Он глянул на яйцо в ладони. Перекинул в другую руку и присмотрелся к коже, насколько позволяло освещение. Ничего. Ни трещинки. И цвет вполне обычный.
А ведь у аборигена рука отнялась всего за полчаса. Кожа пошла трещинами, высохла, посерела. Точно отмерла. Даже пальцы не шевелились – он разжимал их с помощью второй руки. А ему, Роберту, хоть бы что. Возможно, это как-то связано с решением троицы пощадить его… Ведь они что-то там колдовали с его кровью, которая в конце концов стала фиолетовой…
Тут стены «ели ложечкой», как и везде в Изумрудном городе. Крепко сжимая голубое яйцо, Роберт поднялся и пошёл было к выходу, но засомневался и вернулся. Вика спала. В таком освещении веснушки на бледной коже вокруг вздёрнутого носика виделись почти бурыми.
Странно, но участок стены прямо за ней отличался, был немного светлее. Роберт присмотрелся. Это залитый стеклом ход! Он глянул на яйцо.
Якут пристально осмотрел и прощупал странный участок вдоль и поперёк. Контур «заплавленного» хода неплохо просматривался, и было удивительно даже – как это раньше он его не заметил?
Роберт «прожёг» изумруд на стыке двух пластов – его толщина тут оказалась каких-то семь-восемь сантиметров. Он старался держаться на вытянутую руку, чтобы не вдыхать продукты возгонки. Ведь зелёное стекло именно возгонялось, преобразовывалось в тот самый мятно-нашатырный газ, а не плавилось. Потому нигде и не было даже малейших следов выработки.
Поначалу Роберт отчаялся: комнатку скорее целиком заполнит мятным нашатырём, чем он пройдёт контур по всей протяжённости. Но как только появилось более или менее большое сквозное отверстие, сразу возникла тяга.
– Выход, – не то констатировала, не то даже посетовала проснувшаяся Вика. Она отошла в сторону и безэмоционально наблюдала, укрыв покалеченную руку здоровой.
Почти по-детски закусив от усердия язык, Роберт расширял отверстие на уровне лица. Когда в него уже протискивалась рука, он остановился и дал образовавшемуся сквозняку вытянуть нашатырь. Затем осторожно приблизил к отверстию лицо.
И шарахнулся, отскочив от стены.
– Что там?
Не ответив, Роберт заглянул снова. С той стороны стоял белотелый. Точнее, серотелый – кожа цвета гашёной извести с примесью пыли выглядела шершавой и была кое-где потрескавшейся. Длинные руки он вытягивал перед собой, стоя лицом к людям. Словно бы пытался продавить запечатавший ход изумруд, но не сумел. Или не успел…
Роберт растерянно отошёл в сторону, его место ненадолго заняла Вика.
– Карина…
Белотелого на той стороне убила многоногая подвижная жуть, получившая с лёгкой руки Романа звучное женское имя. Вика не могла ошибиться – гипсование кожи слишком характерно.
– Режь, – безапелляционно указала она на стену.
Роберт работал долго. Как выяснилось, им просто повезло наткнуться на тонкий участок стекла и с первых же минут работы устроить сносную вентиляцию. Дальше дела шли не так быстро. Стена то утолщалась по контуру, то вновь становилась тоньше. Порой, чтобы прорезать до конца, приходилось просовывать руку целиком и работать наугад.
И внезапно за эту самую руку его кто-то схватил. Сердце Роберта оборвалось.
– Я задержался… – донеслось с той стороны.
Абориген отпустил руку якута, они встретились взглядами – усталые глаза на юном лице смотрели почти безразлично. Роберт хотел было что-то сказать, в первую очередь Вике, как-то успокоить её, поддержать, но растерялся. Ещё больше он растерялся, когда она вдруг поравнялась с ним.
И взгляд аборигена блеснул.
– Моя Виктория…
Она смотрела ему в лицо. Долго, пристально и молча. Потом вдруг резким движением смахнула одну-единственную слезу с веснушек и проговорила твёрдо и уверенно:
– Если прикоснёшься ко мне, я тебя убью.
Абориген раскрыл было поплывший в улыбке рот, но Вика шагнула ближе и добавила:
– Убью так, как никто ещё не убивал. А затем – себя. Ведь я нужна тебе.
Беловолосый парнишка не отворачивал лица, глядел без вызова и нахальства, но с львиной долей снисхождения. Как уставший к концу жизни преступник, так и не обретший счастья ни в вине, ни в пустых женщинах, ни в деньгах, смотрит на заблудившуюся в пролеске девушку.
– Я не трону тебя… Но касаться буду… Путь будет непростым… иначе никак… – абориген помолчал и добавил: – Даю слово офицера…
Роберт закончил только спустя почти час. Абориген никак не помогал ему. Теперь он был вооружён не странным неправильным овалом, какой подарил якуту, а тем самым «бельгийским дерьмом», из которого в прошлый раз расстрелял его Роберт.
– Ещё немного… и в сторону… Я скажу…
Роберт слишком увлёкся и не услышал предупреждения. Лишь чудом ему удалось выскользнуть из-под ввалившейся к ним огромной глыбы стекла.
Труп белотелого был скован по рукам, точно когда проход запечатывали, он почти успел вбежать, а жидкое стекло вплавило его в себя по локти.
Абориген вошёл, держа автомат наперевес. Глянул на Роберта, зыркнул ему на руки и скользнул взором по Вике.
– Впереди опасно… – кашлянул он и наступил на то, что осталось от соискателя; хруст был несказанно приятен слуху Роберта. – Делайте всё… что я вам скажу… Не заставляйте… повторять… Идём…
Они покинули Изумрудный город. Больше не было остекленелых стен с иероглифами, так похожими на азиатские, ни заключённых в безвременье существ всевозможных форм и видов, но с обязательной «морской звездой». Теперь вокруг беглецов сочились голубоватым привычные тоннели, коих пройдён был не один километр.
– Мы хотим есть.
Абориген глянул на Роберта, как на пустое место. Но грибы из висевшей у бедра сумки протянул обоим.
– Воды нет… Меня… задержали по пути… сюда… Придётся терпеть… Озеро будет… через пару часов…
Это были самые длинные два часа в жизни Роберта и Вики. Гриб, хоть и сочный, вкусный, закончился, как и не начинался, оставив после себя неприятную вязкость.
Вскоре тоннели начали пересекаться, и абориген сообщил, что осталось совсем немного. По бокам то и дело встречались как небольшие ходы дождевиков, так и полноценные перекрёстки, нередко целиком погружённые во тьму.
Нос почуял живительную влагу заранее. Настолько чутким люди делаются только в минуты нужды, когда звериное внутри встаёт вровень с человеческим. И вскоре они действительно вышли к озеру.
Вода была ниже их метра на полтора. Почти квадратный по форме грот насквозь прошивали бурые корни, образовывая своеобразный настил, а в промежутках виднелось безмятежное озеро. Но рукой до воды было не достать.
– Она питьевая… – очень тихим шёпотом сообщил абориген, снимая сумку.
Он отцепил длинный ремень и достал из неё тяжёлую чашку, в которой Вика узнала съёмную ступу для измельчения образцов. В самодельные дырочки вставлялась знакомая всем полиметаллическая нить в четыре слоя, образуя ручку. Абориген прицепил к ней ремень и опустил ступу в воду.
Первой пила Вика. Беловолосый не сводил с неё глаз, она тоже то и дело, жадно глотая, зыркала на него. Рука девушки тряслась…
– Привал… – сообщил абориген, протягивая ступу на ремне Роберту.
Вода была хоть тёплой, но вполне освежающей. Якут старался не выпускать голубое яйцо ни на миг, и потому чуть не выронил ёмкость.
– Тс-с… – поднёс палец к губам абориген. – А вот шуметь… не надо…
Едва отросшие волосы зашевелились от его этого «тс-с». То, с каким выражением он произнёс это, наводило на очень нехорошие мысли.
Набрав две фляжки воды, абориген дал по одной беглецам. Сам пить в дороге, видимо, не собирался. И хотел было уже встать, но его остановила Вика. От её стального «стой» кому угодно сделалось бы не по себе. Абориген же улыбнулся большими тупыми зубами, словно чего-то такого ждал.
– Никуда мы не пойдём, пока ты не ответишь на вопросы.
– Чем дольше мы… стоим на месте… Тем меньше шансов… выбраться живыми… У вас… – тихо проговорил он, но всё же вернулся на место. – Перед тем… как меня убили… что-то всполошило соискателей… в механическом городе… Я никогда не видел… их такими… перепуганными… Поэтому не очень… хорошая идея… тянуть время… Возможно… это как-то связано… с Храмом… Я бы не хотел… опоздать в Храм…
– Кто ты? – проигнорировав тираду, в лоб спросила Вика. Она постоянно обнимала здоровой рукой покалеченную…
Абориген посерьёзнел. На юном лице выступили желваки.
– Моё… моё имя… Андрей… – не сразу ответил он, словно бы имя никак не хотело вспоминаться.
– Кто ты, Андрей?
– Верный присяге солдат… – отмахнулся он точно от назойливой мухи, злобно оскалившись. – Пойми: ты… не уникальна… Ты просто… попалась первой…
– Чего конкретно ты от меня… хочешь?
– Только одно… ты поможешь мне… снова войти туда… куда я не могу… войти уже очень долго… После я… помогу вам… добраться до своих…
Вика было раскрыла рот, но допрос прервал громкий чавкающий звук, донёсшийся из пройденного ими коридора. Повисла такая плотная тишина, что, казалось, можно было воткнуть иглу…
– Что это?..
– Заготовки… – увидев искреннее непонимание на лицах космопроходцев, абориген пояснил: – Повторители… Очень опасные существа… для вас… Они – первая причина… по которой соискатели… вернулись на Ясную…
– Первая? Вернулись? – раскрыл рот Роберт.
– Я похож… на экскурсовода?.. – презрительно фыркнул абориген и поднялся, перехватив автомат удобнее. – Останетесь… они вас замучают… У них тяга… к чужой боли…
Роберт крепче сжал тёплый неправильный овал. Им некуда деваться. И абориген знал это. Они встали и последовали за провожатым по толстым бурым корням, сквозь которые виделась вода, больше не сказав ни слова.
Тёмных коридоров становилось всё больше. Раз от раза абориген сворачивал только в те, где светились привычные прожилки. Шли долго. Молчали и постоянно вслушивались. Чавканье, услышанное всего лишь раз, теперь чудилось в каждом эхе, но космопроходцы ориентировались на реакцию провожатого. В девяноста процентов случаев он продолжал путь как ни в чём не бывало. Но иногда чавканье оказывалось не просто игрой воображения…
– Зачем они белотелым? – как можно тише спросил Роберт.
Догадки кружили в большой голове шумным роем, и громче всех среди них была та, допускать которую он очень не хотел.
– Сам как думаешь?..
Роберт сглотнул сухой ком. Увиденное в могильнике не давало ему покоя, но он изо всех сил старался не думать об этом.
О том, что люди могли служить белотелым пищей.
– Я слежу за ними… уже много лет… – заговорил абориген, когда они отошли на приличное расстояние места, где услышали повторителя. – Они вернулись… на Ясную… не так давно… Пока их немного… Сначала была разведка… Теперь – экспедиция… – Он пренебрежительно усмехнулся. – Механический город… спал до них… Сейчас он… пробуждается…
– Он построен не ими?
– Ими в том числе… Но, похоже… прошлыми поколениями… Потому что… они изучают его… Восстанавливают… потерянные технологии…
– Какие технологии могут быть потерянными для такой цивилизации?.. – пробубнил Роберт.
– Придания постоянной… физической формы… заготовкам… Человеческой формы…
Чавканье они услышали настолько неожиданно, что Вика не удержалась и коротко вскрикнула. Абориген смачно выругался и быстро встал прямо по центру коридора, загородив собой беглецов. Развилка перед ним наполнялась чавкающим звуком; космопроходцы вжались друг в друга – они оба прекрасно помнили модули после того, как там похозяйничал один из мимиков.
– Ни… звука…
Повторитель вышел из темноты слева. Роберт вытянулся как в парадном строю, замер и почти не дышал. А когда увидел, кто конкретно оказался напротив аборигена, судорожно сглотнул.
Ганич!
Это был отставной полковник Ганич, их теолог! Он смотрел на беловолосого так, словно тот строил ему рожи: водил головой из стороны в сторону, хмурил густые чёрные брови, будто силясь что-то понять.
– Частицу… – рука аборигена медленно зашла за спину и замерла раскрытой ладонью вверх.
Роберт не решался пошевелиться. Если повторитель принял облик Ганича, значит, теолог мёртв! Как?! Что там у них случилось?..
– Яйцо… Дай… яйцо…
Якут очнулся. Медленно, как во сне, он протянул его аборигену. Тот чуть дрогнул, когда кожи коснулся голубой овал – по ней сразу побежали мелкие трещины. Леонид Львович продолжал качать головой и всматриваться в лицо загородившего проход беловолосого. Абориген так же медленно вернул руку в исходное, Роберт решил, что он сейчас набросится на мимика. И тогда им всем придёт конец. Кроме чёртового бессмертного.
Внезапно повторитель начал меняться. Чуть вытянулся, расширился в плечах, на голове улеглись короткой стрижкой седые волосы, а широкое суровое лицо взглянуло на аборигена хмурым и решительным прищуром. Роберт не мог не узнать полковника Иконникова – он видел его на записях убийства шестерых.
Беловолосый медленно поднял яйцо перед собой, копия Иконникова тут же уставилась на него. Сдвинул его в сторону, как бы проверяя – мимик проследил взглядом. И вдруг бросил во тьму правого коридора.
Вика сжала руку Роберта и зажмурилась, но ничего не произошло. Перед аборигеном больше никого не было – повторитель с невероятной скоростью скрылся вслед за приманкой.
– Ненавижу зеркала… – сплюнул беловолосый. – За мной… быстро!..