Под сенью исполинов. Книга вторая

Глава 6. Парад двойников

Звук был похож на стон – протяжный и полный боли. Услышав его, космопроходцы насторожились. Стон повторился, и Роман определил, что его источник на той стороне холма, за белой вытянутой «каплей» почти поглощённого песком чужеродного челнока.

Датчики молчали. Держась рядом, чтобы успеть друг другу на помощь в случае провала в песок, космопроходцы общались исключительно жестами. Кое-где молодняк деревьев уже взбирался на холм, а нависающие над ним кроны оставляли зеленоватому небу совсем небольшое окно.

Такого они ещё не встречали. Роман поначалу даже не поверил, увидев примерно то, что легко могло сойти за носорога Ясной. Рылоподобная морда, непонятно зачем венчанная мощным тупым отростком, кожные пластины, издали похожие на броню – вылитый африканский агрессор. Если б не одно но.

У него не было ног.

– Что за?..

Космопроходцы держались на безопасном расстоянии. Судя по нечёткому песчаному следу, существо перемещалось по принципу улитки. И примерно с той же расторопностью. Даже возникло подозрение, что оно тут, на освещённой части небольшой прогалины, с ночи, а лучи местной звезды застали его врасплох.

Ультрафиолет медленно убивал улитконосорога. Жарил заживо, оттого он и стонал. Более нежизнеспособного существа Роман и выдумать не мог! Можно было решить, что это какой-то мутант, аберрация. Ну на кой ему рог, если нет возможности хоть какого-то его применения?! Но что-то подсказывало: это не отклонение. Клещи тоже питались в сущности ядом для себя. Любая их трапеза заканчивалась летально, но это их не останавливало.

С процессами эволюции на Ясной было явно что-то не так…

– Надо добить…

– Карину накличем, – не особо уверенно ответил Роман.

– Скорее он накличет. Предлагаю добить, – Иван выждал, но недолго. – Командир, я не могу на это смотреть!..

Роман всё же дал добро, ведь парню самому выпало побывать в шкуре такого вот улитконосорога…

Раздался выстрел, и существо протяжно и будто бы облегчённо выдохнуло.

Челнок выдавал своё происхождение одним видом. Давно уже не глянцевый, белый корпус имел форму вытянутой капли, заострённой на одну сторону. И было неясно, насколько он успел уйти в песок за время пребывания здесь.

Он был брошен. Совершенно точно, и это немало обескураживало. Ну не могли же белотелые настолько походить на людей! Это же, так их, инопланетяне! Те самые легендарные соискатели, которым какие только свойства и какие только облики не сватали ленты вирта! Выходило, что правда о них была не в броских домыслах, а в унылом зеркале.

Они дважды обошли челнок, не встретив ни шлюза, ни зондов, вообще ничего, что «портило» бы идеальный корпус. И почти отчаялись, когда Иван вдруг окликнул командира.

Этот парень разглядел бы и подковы на той блохе!..

Кисть торчала наружу лишь кончиками пальцев. Немного раскопав, люди увидели тонкую руку. Это был белотелый. Точнее – белотелая.

Космопроходцы кое-как разгребли ссыпающийся обратно песок и высвободили её. Пришлось потратить какое-то время, и оказалось, что частично она лежала в раскрытом шлюзе, тоже уже немало заполненном песком.

– Долговязая какая…

Она была абсолютно голой и без каких-либо видимых повреждений. Узоры шрамов по спине и шее едва ли сошли бы за следы увечий. Люди дважды переворачивали труп в надежде разглядеть или пулевое отверстие, или хотя бы прокол в коже, из которого могла бы течь кровь. Выстроившаяся было теория, что белотелые наткнулись на земной спецназ Иконникова, рушилась.

– Простудилась? – хмыкнул Иван.

– Шут её знает.

Роман посветил внутрь подствольным фонарём. ИИ настаивал: заряда батареи хватит ещё как минимум на пару часов умеренной активности и обратную дорогу. Доверять ему не особо-то хотелось, к тому же цели вылазки не достигнуты – можно смело возвращаться. Но оставлять такую находку необследованной было бы просто преступлением. Тем более что белотелые их уже атаковали, и, лучше поняв их, возможно, удастся избежать новых жертв. Или даже, чем чёрт не шутит, наладить какой-никакой контакт.

В том же ключе высказался и Ординатор, процитировав соответствующий параграф Устава, из тех, что применялись впервой.

В челноке было темно. Но только до той поры, пока внутри не оказались люди. Едва они выпрямились в немалый рост «Ос», как темнота вдруг сгинула – светофильтры еле успели подстроиться. Но вокруг не было ничего, что хоть как-то походило бы на лампы. Казалось, светился сам воздух, который вдобавок реагировал на перемещение непрошеных гостей, создавая просматриваемое пространство строго определённого радиуса.

Роман поднял кулак – внимание! Системы приведённого в боевое положение экзотела молчали, не фиксируя ни тепла, ни движения, ни даже звуков. Но после случившегося он полагался больше не на них, а на собственное предчувствие. А оно твердило, что перед ними очередная могила Ясной.

Вторая женщина лежала чуть вглубь. Хватило и беглого взгляда, чтобы понять: она копия первой, найденной в песке. Разве что у этой была разбита голова – по полу вокруг темнела высохшая очень давно кровь.

– Мы с Тамарой ходим парой… – зло усмехнулся Роман.

– Кто-то хорошо приложил… – Иван целился в стену темноты в глубине челнока.

– Да не похоже… Скорее падение. Шла и упала.

Луч фонаря на границе света и тени упирался во что-то незримое. Как ни водил Иван винтовкой, всё без толку – дальше «показанной» им части ничего разглядеть не удавалось.

Роман отдал команду, чтобы Ординатор присвоил их с Иваном ретроспективе восприятий наивысшую степень значимости. Космопроходцы старались оглядеть как можно больше и вертели головами, как забывшие камеры туристы в камбоджийском Ангкор-Вате. Они старались запечатлеть всё, ведь в инопланетном челноке не могло быть «мелочей». Люди попросту не знали, что есть что, оттого вели мнемозапись всего подряд, как и предписывал в таком случае Устав.

Челнок «бодрствовал». Точнее оживал, реагируя на перемещение людей. Стоило сделать шаг, воздух светлел ровно на это же расстояние, будто космопроходцы обладали некой аурой.

– Как думаешь, система безопасности есть?

– Нет, – чересчур уверенно ответил Иван.

Обтекаемость. Если бы Романа попросили охарактеризовать увиденное двумя словами, первым он выбрал бы это. Вторым – симметрия. Всё тут или имело пару, или, будучи в единичном экземпляре, располагалось так, чтобы не нарушать идеальной геометрии. И ни единого угла кругом!

Привычных людям переборок между отсеками тоже не было. Изнутри челнок оказался одним сплошным отсеком.

Моргом.

На границе освещённого пространства, по обе стороны уходящего в темень узкого округлого стола, лежали ещё двое. Это были мужчины, которых смерть застала, судя по всему, за приёмом пищи.

– Кто ж их, а?..

Роман многое бы отдал за ответ. Космопроходцы приблизились, воздух озарился вглубь обширной палубы, чуточку опережая их. Винтовки бдели в чернеющую стену, и, казалось, даже эфир наполнился гулом натянутых нервов.

На столе стоял один-единственный контейнер, а внутри виднелись вроде как металлические, блестящие цилиндры, уложенные полусферой. Чётко по центру не хватало двух штук – даже тут у них всё было геометрически идеально.

Эти двое, как и предыдущие, выглядели идентично. Бугристые рисунки по бледной коже повторяли друг друга до мелочей, лица, хоть и застывшие в разных выражениях, были неразличимы. И опять же: ни малейших следов насильственной смерти.

– Планета братских могил какая-то… Сгоревшие американцы, перебитые учёные и спецназ, теперь эти…

– Что-то мне подсказывает, что наш челнок должен был стать четвёртой могилой. Но не стал… – пробормотал Роман.

Оба белотелых сжимали цилиндры со стола, раскрытые с одного бока. Роман осмотрел их на расстоянии, затем аккуратно взял запечатанный из контейнера. Вышло не сразу – пальцы «Осы» предназначались жать на курок или в крайнем случае на череп противника, но никак не для столь мелкой моторики.

Торец отщёлкнулся легко, и на стол со смачным чвяком выпали несколько серо-сизых студенистых блямб.

– Консервы, что ли… – подсветил Роман фонарём. – На кошачий корм похоже…

– Вика бы душу за их изучение продала…

– Рената тоже не откажется глянуть, – командир взял другой запечатанный цилиндр и поставил его на краю стола, чтобы уходя не забыть.

Зримо изогнутые стены плавно перетекали в пол и потолок. Пространство вдоль них пустовало, но Роман подозревал, что так было не всегда. Первая возникшая мысль – челнок уже посещали и вынесли всё, что тут было. Впрочем, против этого имелось куда больше аргументов, чем за.

Стол «вырастал» из пола без видимых соединений и стыков. Там, где Роман заподозрил отсутствие мебели, белизна стен была неравномерной, и вырисовывался еле различимый, непонятный контур. Не один даже – дальше по стене прослеживались ещё отпечатки на грани видимости. Как если бы сама стена иногда выдавливала из себя нечто. Роман обернулся – так же обстояли дела и на противоположной стороне.

Это были соискатели, существа с другой планеты, хоть и похожие внешне на людей. А значит, мысль Романа вполне могла оказаться правдой – челнок каким-то образом исторгал из себя «мебель», а за ненадобностью втягивал обратно. Подобная технология уже сейчас не самая удивительная из того, чем белотелые обладали.

Судя по внешним размерам челнока, и над ними, и под ними находились палубы поменьше. Космопроходцы продвигались вглубь по разным сторонам длинной «рисины» стола, воздух не отставал, «оживал», больше и больше освещая пространство перед ними.

– Стоять!..

Круг на потолке сразу за столом возник внезапно, будто бы включился, стоило воздуху вокруг высвободиться от странной, непроницаемой темноты. Матовый и почти не видный, полметра в диаметре, контуром он напоминал узоры, что украшали «ружья» белотелых.

– Слишком очевидно для западни, – констатировал Роман. – Но лучше обойдём.

– Фон от него, товарищ майор!.. Ноль целых, тридцать две сотых.

– Принято.

Датчик его собственной «Осы» обиженно молчал.

Прямо по центру из темноты выступила изящная колонна, формой напоминавшая располневшие песочные часы. Поверхность гладкая, белая, как и везде. Но что-то в ней было не так. Колонна выделялась, явно отличалась от остального челнока, но люди не могли понять, чем именно. Её космопроходцы обогнули с двух сторон.

И уже в следующую секунду замерли.

Их опять было двое. Но эти женщины стояли и даже по меркам соискателей выглядели сухопарыми: скулы над впалыми щеками выступали остро, тонкие узловатые пальцы одной руки погружены по первую фалангу в пьедестал между ними, а свободные ладони, развёрнутые кверху, как если бы они показывали друг другу что-то, делали их похожими на просящих пищу жертв концлагерей. Большие раскосые глаза мумий были чернее самой черноты.

– Мёртвые ведь… – фонарь Ивана рыскал по нагим телам.

– Мертвее мёртвых…

Даже с такого расстояния было ясно, что пьедестал – подобие точки управления ЭВМ челнока, если этот термин вообще применим к технологиям пришельцев.

От чего они погибли? Вирус? Едва ли. Даже если допустить, что микроорганизм с другой планеты сподобился-таки убить существ с чужеродной биохимией, оставалось громадное но. Белотелые умерли одновременно. И отчего-то Роман вдруг вспомнил рассказ Ганича о супероружии Союза. Точнее – человекооружии, армантропе, что уничтожил все четыре энергоблока АЭС Вогтль одновременно.

– Мои датчики несут чушь или сдохли, Ваня. Если что – ты не молчи, лады?

– Есть.

Едва они сделали шаг, как пьедестал ожил, медленно покрываясь теми самыми витиеватыми рунами, что и везде. Дуло калибром четырнадцать с половиной уставилось в высушенное некрасивое лицо одной из белотелых – Роман был готов даже к внезапному воскрешению хозяев гигантской капли.

Но ничего подобного не произошло. Зато когда свечение рун добралось до вершины пьедестала, сначала засветились протянутые навстречу друг другу ладони мертвецов, а спустя миг над ними возникла проекция.

Это были символы. Несколько повторяющихся закорючек. Долбаные «китайские» иероглифы!.. Но почему? Это челнок белотелых, а не вихрей! Как так?..

Погружённые в пьедестал пальцы тоже блёкло светились, словно на каждый надели по гаснущему неоновому колечку. Роман ждал, что его экзотело как-то отзовётся на произошедшее, но «Оса», дважды подвергшаяся чужеродному воздействию, вела себя как обычно, сбоили лишь датчики, и только.

Ординатор вёл мнемозапись постоянно, это отзывалось непривычной тяжестью в голове. И он не упустил момент, когда проекция вдруг покорёжилась, и иероглифы ненадолго сменились человеческим образом.

Роман успел неплохо разглядеть женщину, прежде чем её облик истаял: большие, будто бы удивлённые глаза под по-цыгански широкими бровями запомнились ему без всяких мнемозаписей. Он не знал, кто это. Но было ясно одно – она человек, землянка. И её изображение в проекции белотелых сопровождалось закольцованной чередой одних и тех же иероглифов, в которых запросто угадывался знакомый всякому вояке посыл.

Белотелые били тревогу…

Рената ни на шаг не отходила от Леонида Львовича. Его организм избавлялся от остаточных соединений снотворного лучше некоторых юнцов! Метаболизм уже немолодого человека оказался чересчур быстрым, и Рената трижды похвалила себя за прозорливость: Роману она дала тридцать часов, выкроив немалый запас.

Была надежда, что разведчики вернутся вовремя. С другой стороны, для себя она сразу решила, что в случае задержки командира проведёт погружение самостоятельно. Ждать у иллюминатора, вздыхая, Рената и не думала.

Милош удивляла. Теперь она спокойно сидела на полу медизолятора и разглядывала серо-жёлтую кашицу питательной смеси на полу. Несколько минут назад она даже позволила себя перевязать, накормить и напоить.

Но полчаса назад это была не Милош. Рената готова была поклясться, что внутри бедолаги засел кто-то иной, как бы это ни звучало. Рената рассказала про иероглиф на стеклопластике Бурову с Трипольским, когда те помогали ей кормёжкой. И последний немало удивился, увидев его примерное изображение – Рената кое-как, но начертила его.

Оказалось, нечто подобное видел и Роман. Там, в скалах. И что переводиться он просьбой. Или даже мольбой – «пощади»!.. С той лишь разницей, что командир видел несколько иероглифов, а Рената один. Романа почему-то просили пощадить какое-то дитя.

Буров молча играл желваками. Видно было, что вся эта история ему поперёк горла, ведь мистикой от неё несло за версту. Но стоило отдать должное: за время, проведённое на Ясной, Истукан перестал реагировать на подобные вещи радикально.

Трипольского и вовсе как будто подменили. Вместо тысячи тысяч предположений что бы это могло быть, он ограничился лаконичным ответом, точно по сути – ни словом больше, ни словом меньше. И тут же был таков.

Рената легла на кушетку напротив той, на которой умер Александр Александрович. Мысли её вертелись, наскакивая друг на друга, но взгляд оставался на одном месте. На пустующей кушетке.

Как доктор Кислых могла дотянуться до отчаявшегося Саныча? Разве она способна на такое? Страшно подумать, что подобное осуществимо…

Нет, это не Валентина Богдановна. Во-первых, способ, которым вносили Ординатора первым подопытным, был так сказать… грубым. Он не предполагал и половины тех способностей, которыми обладали нынешние психосерверы.

Во-вторых, жест, что часто изображала Милош – она ведь и тогда выстроила пальцами литеру «V»… или же, если участь большой палец, какой-то непонятный трезуб. Да, скорее второе… Судя по всему, в тот момент на неё влиял кто-то посторонний. Вихрь, например… Ведь Роман говорил, что умирающее существо внутри его экзотела сигнализировало ему кистью. И, судя по описанию, – ретроспектива отчего-то не сохранилась! – жесты были схожи…

Рената поёжилась, глянула на повреждённую. Но ту интересовала лишь каша и пределы её размазывания по мягкому полу. Тогда она выдохнула и закрыла глаза. Погружение состоится так или иначе – Рената не особо верила во внезапный успех предприятия командира. Поэтому поспать было бы не лишним. Но, едва задремав, вдруг вскочила и опять уставилась на Милош. Повреждённая сидела там же и делала ровно то же – ничего не поменялось.

Монитор реаниматора показывал неутешительные цифры. С таким метаболизмом Ганич никогда бы не стал наркоманом. Наверное, поэтому он выбрал себе другой наркотик…

Мысли скакали вразброс, подстёгиваемые постоянной тревогой. Рената выдохнула, послала всё к чёрту и легла. Нужно отдохнуть.

Усталость обняла нежно, тёплой шалью по плечам. Она не заметила, как уснула. Зато спустя какое-то время вдруг чётко поняла, что больше не спит. Полежала чуть-чуть, воображая, что, открыв глаза, увидит белый потолок своей квартиры в Бердске. Вздохнула тяжко и поднялась.

Операционная. Белизна стен, стойкий запах кварца и хлорного раствора. Извечный строгий порядок инструментов на наспех прибранном столе, брошенный в ведро халат доктора, перепачканный во время ампутации гноем и кровью, ещё не убрали. И пустой операционный стол с любопытно нависающей многоглазой светодиодной лампой, у которой прямо во время напряжённой работы полчаса назад вдруг треснула одна секция.

Она помнила эту операцию, и всю жизнь она считала треснувший осветитель дурным знаком. Ведь после неё… После неё Рената проводила Кирилла обратно на фронт.

Она не проснулась!.. Но всё было настолько реально, что голова шла кругом. Рената чувствовала частое сердцебиение, сухость воздуха, ощущала кушетку под собой, на которой уснула тогда, после операции.

Ужас и сумасшедшая надежда оплели разум и разорвали его надвое. Качаясь, Рената встала и опёрлась на операционный стол. Не может быть… Это всё не реально… Это всё неправда!..

Но холод стола под пальцами говорил об обратном. Рената глянула на руки, судорожно сглотнула. Смуглая упругая кожа, ещё не претерпевшая ни одного изменения после «прыжка». Молодая кожа.

– Ренатушка, милая, к тебе тут кавалер… – высокий, с хрипотцой курильщика голос запомнился ей на всю оставшуюся жизнь, хоть его обладатель и умер вскоре от рака, тогда ещё не имевшего литерной приставки.

Рената обернулась к двойным пластиковым дверям с мутным витражом, пропускавшим лишь свет, и увидела широкий силуэт. И, не веря в происходящее, замерла. Она помнила всё, что Кирилл скажет ей сейчас о долге, о боевом братстве, о том, что не может остаться, но непременно вернётся. И переживать всё заново ей хотелось меньше всего на свете…

Ординатор… Выйти…

Но руки сами толкнули створчатые двери – увидеть, хотя бы просто увидеть его! Из высокого коридорного окна напротив в глаза ударил яркий свет – мартовский снег, ещё не почерневший, множил льющиеся на землю лучи.

Он стоял в центре коридора с букетиком хрупких подснежников. Дыхание прервалось. Когда-то она очень любила их, цветы обновлённой природы. Как раз до этого момента.

– Вообще, сюда нельзя, молодой человек!.. – хитро сощурился доктор, затянулся и выпустил дым в приоткрытое окно. – Как вы прошли?

– Там, где чёрт сломает ногу, – ВДВ найдёт дорогу, отец!.. – залихватски ответил Кирилл и, улыбаясь одними губами, шагнул к Ренате.

Позабыв себя, женщина – девушка! – ткнулась в широкую грудь, схватила его за отвороты кителя, вжалась, замерла… Его запах ударил в нос, и ноги едва не подкосились. Утром. Ещё утром она чувствовала его. Вдыхала, жила им, строя в голове несбыточные планы на мирное, послевоенное счастье.

Утром прошлой жизни…

– Я решил, Решка… – могучий голос слышался ещё мощнее, увереннее; по смуглому лицу хлынули слёзы.

Рената вжалась в него сильней, вросла, ногти болезненно впились в грубую синтетическую ткань только накануне разглаженного ею кителя. Она помнила, что Кирилл скажет сейчас. Каждое слово помнила всю жизнь после – жизнь одинокую, серую, холодную. Она не переубеждала его тогда, а покорно приняла выбор.

– Я написал рапорт. Меня комиссуют.

Какая-то неестественная, пустая тишина повисла в коридоре госпиталя. Казалось, такого от Кирилла не ожидали даже птицы за окном, даже доктор, ими любующийся, вдруг замер в недоумении. И неудивительно. Ведь когда-то он сказал обратное…

– Ранение серьёзное, проблем не должно быть, – продолжал он, а Ренате становилось необъяснимо холодно. – Ты ведь этого хочешь, Реш?

Женщина потерянно отпрянула. Смятённая, она не могла вымолвить ни слова. Он оставался. С ней. Ради неё. Живой.

Но радости не было. Ни на секунду не потеплело, наоборот – из глубин женской души необратимо нарастал острыми глыбами лёд безразличия. Рената отшагнула ещё. Осмотрела Кирилла с ног до головы. И не поверила.

В образе её мужчины, единственного за всю жизнь, был совершенно незнакомый человек. Чужой. Неродной. Подснежники хрустнули в тонких, молодых пальцах, и невесомо упали на выщербленный плиточный пол.

– Ты бы так не поступил, – горько прошептала Рената и вздохнула, как бы признаваясь сама себе: – И я никогда не поступлю так – не оставлю друзей…

«Ординатор» – и бесполый голос рванул её прочь.