Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв.

§1. Социальный статус и должностные критерии олдерменов

В «Белой книге» Лондона, составленной городским клерком Джоном Карпентером в 1419 г. и включающей разнообразный материал о городской жизни XIII–XIV вв., содержится положение о том, что «главными должностными лицами являются мэр, шерифы и олдермены»^{246}.[46] Особо оговаривается, что мэр — исключительно, а шерифы — желательно должны выбираться из числа олдерменов^{247}. Это позволяет предположить, что на протяжении нескольких столетий олдермены были важнейшими должностными лицами Лондона, а сама эта должность, скорее всего, возникла раньше, нежели должности мэра и шерифа. Видимо не случайно клерк с большим почтением излагает материал, касающийся олдерменов, этих reputable men, подчеркивая древность происхождения самого термина: от саксонского aide, что означает человека, занимающего высокое положение, соответствующее понятию о superior, senior^{248}.[47]

Безусловно, прямой аналогии между лондонскими олдерменами XIV–XVI вв. и англосаксонскими сановниками проводить нельзя[48], но отметить определенную терминологическую преемственность, отражающую восприятие олдерменов как высших городских официалов, необходимо.

По мнению Л.П. Репиной, уже с конца IX в., когда социально-политическое значение Лондона резко возрастает, горожане в лице своих выборных представителей — олдерменов нередко вели переговоры с англосаксонскими и датскими претендентами на королевский престол^{249}.

К. Бэррон относит появление именно городской должности олдермена Лондона к самому началу XI в.^{250}, и с этим можно согласиться, учитывая возросшую экономическую, социальную и политическую роль города. К этому времени он становится значительно богаче и значительнее всех других английских городских центров.

Новый этап в истории Лондона начинается после Нормандского завоевания 1066 г., которое, по образному выражению З.Ю. Метлицкой, провело своеобразную черту между прошлым и будущим в истории Британии^{251}. Несмотря на серьезные социально-политические коллизии, сопутствовавшие завоеванию[49], именно в это время его значение как политического и экономического центра становится очевидным. Возможно, это связано и с тем, что Вильгельм Завоеватель, придав коронацией в Вестминстерском аббатстве легитимный статус своему правлению, проявил себя как продолжатель объединительных традиций государственного строительства, имевших место и в старой, англосаксонской Англии^{252}. И хотя Вильгельм не упоминает олдерменов в предоставленных жителям города хартиях, известно, что, по меньшей мере, с середины XI в. они возглавляли городские округа (wards) Лондона. И уже в это время выборы этих официалов происходили именно по округам, на которые был разделен город: их главная функция — охрана тех или иных городских ворот^{253}.

К моменту завоевания 1066 г. лондонские олдермены выполняли ряд важных функций — организация защиты возглавляемых ими 24-х административных округов и городских ворот, сбор так называемых «датских денег», председательство в судебном собрании своего округа^{254}. Финансовые и судебно-административные полномочия олдерменов, как и их обязанности по охране и защите округов, сохранялись на протяжении всего рассматриваемого периода. В первой четверти XV в. олдерменам было предписано «особо заботиться о противопожарной безопасности округов»^{255}: как известно, пожары были настоящим бедствием для Лондона.

Первое упоминание об олдерменах в собственно городских документах относится к 1127 г., когда появился некий список, состоявший всего из трех имен: двух, очевидно, чеканщиков и одного священника собора св. Павла^{256}. «Служебные книги» Лондона начинают фиксировать имена олдерменов с 1220 г. Сам факт такого рода фиксации позволяет говорить об определенной институализации и консолидации олдер-менской группы. Не случайно некоторые исследователи справедливо полагают, что в XIII в. лондонские олдермены составляли вполне оформившуюся правящую верхушку в городе^{257}, притом, что процесс ее конституирования активно шел уже в XII столетии^{258}. Хотя, следует признать, что источники сохранили крайне скупые сведения на этот счет. Даже свидетельства об олдерменах XIII в. весьма отрывочны. Вероятно, данное обстоятельство можно объяснить как невысоким в целом уровнем ведения городской документации, так и недостаточной сохранностью архивных материалов этого периода.

Всего перечислены 33 олдермена, многие из которых принадлежали к наиболее известным купеческим семьям XIII в. Это — Уильям и Ральф Хэддл (торговцы вином или суконщики); Джерард и Николас Бат (видимо, торговцы вином); торговцы предметами роскоши Серло ле Мерсер и Ральф Эсви; Ричард Рэйнджер, Роджер и Питер Фиц-Алан (их профессиональная принадлежность не известна); Джон Джизорс (торговец пряностями или вином); суконщики Джон Норман, Адам Бэсинг, Уильям Фиц-Ричард и Томас Фиц-Томас; торговец пряностями Генри Фроуик; ювелир Грегори де Роксли^{259}. Обращает на себя внимание присутствие уже среди этих олдерменов нескольких представителей одних и тех же фамилий, очевидно, особо упрочивших свои позиции в городском сообществе.

Оформление олдерменской группы как особой социальной и политико-административной общности именно в XIII в. далеко не случайно и напрямую связано с развитием самого города, его привилегий и институтов, напомним, что уже с XIII в. Лондон обладал полным объемом привилегий, предоставляемых королевской властью. Важнейшими были привилегии, связанные с городским самоуправлением: право иметь своих выборных должностных лиц — мэров, олдерменов, бейлифов, коронеров и пр., а также выборный Городской совет[50]. Однако, выборные должностные лица — мэры и бейлифы городов — обычно утверждались в должности сеньором города, а в королевских городах — королем.

Городское законодательство предъявляло особые, требования к желающим стать олдерменами. Предусматривалось, что претендент на эту должность обязан соответствовать нескольким критериям, характеристика которых поможет точнее определить и полнее представить социальный статус этой категории деловых людей. Во-первых, необходимо было принадлежать к числу полноправных горожан — фрименов, права которых, как мы видели, были весьма значительны. Во-вторых, претендент на должность олдермена обязан был состоять в одной из «Двенадцати Больших ливрейных компаний»: торговцев предметами роскоши, суконщиков, бакалейщиков, ювелиров, меховщиков, торговцев рыбой, готовым платьем, железными изделиями, солью, вином, галантерейщиков, купцов-сукноделов^{260}.

Даже беглый взгляд на наши источники позволяет отметить, что почти все олдермены, за редким исключением, принадлежали к этим известным лондонским компаниям. Очевидно, что место олдерменов в городской общине было теснейшим образом связано с их участием в хозяйственной жизни города. В этом нас убеждают архивные материалы, опубликованные А. Бивеном. Их изучение позволило выявить, что в XIV–XVI вв. в городской Совет были избраны 729 олдерменов: 274, 181 и 274 человека соответственно по столетиям. И почти все они входили в состав известнейших «Двенадцати Больших ливрейных компаний» Лондона. В XIV в. среди олдерменов так же значатся: один кожевенных дел мастер (избран в 1319 г.), четыре канатчика, три оружейных мастера и один свечной торговец (избран в 1381 г.)^{261},[51] В XV в. — по одному седельщику (избран в 1403 г.) и оловянщику (избран в 1451 г.)^{262}.[52] В XVI в. ни о каких представителях этих, преимущественно ремесленных, компаний речи уже не идет. В основном мы имеем дело с наиболее крупными и значительными лондонскими объединениями, к XV в. выделившимися из большого числа ливрейных компаний, возникших в Лондоне во второй половине XIV столетия. Именно они держали в своих руках городское управление: мэр, шерифы и олдермены обязаны были носить ливрею той компании, членом которой они состояли. За нарушение полагался штраф в пользу муниципалитета Лондона.

Характер и специфику организации ливрейных компаний исследовала М.М. Яброва, показавшая, что они открывали немалые возможности для концентрации купеческого капитала и его проникновения в ремесло и розничную торговлю^{263}.

Попытаемся выяснить, какое место в ливрейных компаниях занимали олдермены. Это позволит нам более точно определить их социальный статус. Известно, что ливрейные компании не были однородными ни в имущественном, ни в социальном отношениях. Купеческий капитал подчинил себе массу ремесленников и мелких торговцев, концентрируясь в так называемых «ливреях». Остальные члены компании формировали «йоменри». Соотношение «ливреи» и «йоменри» менялось в зависимости от компании. Ряд исследователей приводит некоторые данные на этот счет. Так, Дж. Анвин подсчитал, что у ювелиров в 1485 г. 56 человек были в составе ливреи, а 73 — вне ее; в компании суконщиков в 1494 г. из 229 человек только 114, т.е. лишь половина, могли носить ливрею^{264}. По данным С. Трапп, у бакалейщиков в 1470 г. из 102 человек ливрею носили только 75 членов компании^{265}.

Выразительную фразу, свидетельствующую о далеко зашедшем расслоении в некоторых ливрейных компаниях, содержат завещания бакалейщиков Томаса Ноллеса, олдермена 1393–1435 гг., и Джона де Уоллеса, олдермена 1420–1436 гг., и меховщика Генри Бартона, олдермена 1406–1435 гг., которые оставили деньги и имущество «бедным и очень бедным людям» своих компаний^{266}. Очевидно, что сами олдермены к этой категории себя не причисляли и в реальной жизни к таковой не принадлежали.

Но расслоением между «ливреей» и «йоменри» дело не ограничивалось. В «Завещаниях» удалось обнаружить весьма примечательный факт: торговец предметами роскоши Джон Уодсок, олдермен 1397–1408 гг., оставил 20 марок тем, «кто носит ливреи» членов этой компании, «но стал бедным»^{267}. Следовательно, и сама ливрея не была однородной, в ней активно шли процессы имущественной дифференциации. Дж. Анвин приводит интересный факт из истории компании бакалейщиков: в 1430 г. 55 ее членов носили ливреи полностью, а 17 — только капюшоны^{268}. Важно, что олдермен Джон Уодсок, оставивший пожертвования для обедневших собратьев по ливрее, не причислял себя к таковым. Он явно дистанцируется от тех, «кто стал бедным», очевидно, относя себя к иному имущественному полюсу.

Любопытные подсчеты произвела С. Трапп: среди бакалейщиков крупнейшие купцы — владельцы капитала свыше одной тыс. ф. составляли 18% от общего числа членов компании; от 400 ф. до одной тыс. ф. — 28%, а до 400 ф. — 54%^{269}. Судя по этим цифрам, олдермены входили не просто в самую влиятельную часть компании — ливрею, но и являлись ее верхушкой — той самой, что формировала 18%[53]. Такой вывод напрашивается из еще одного, третьего, условия, необходимого для избрания на должность олдермена Лондона.

Претендент на избрание должен был иметь необходимый уровень материальной обеспеченности. В 1397 г. постановлением лондонской мэрии, подтвержденным затем в 1469 г., был установлен имущественный ценз для олдерменов — одна тыс. ф. «в товарах и кредитах»^{270}, который в 1525 г. был увеличен и составлял 1500 ф. «в товарах, кредитах и землях или усадьбах»^{271}. Таким образом было внесено дополнительное условие: отныне олдерменом мог стать собственник не только денежных средств, но и земли, в том числе усадеб, находившихся в Лондоне и за его пределами. Но, как видим, на первом месте непременно значатся деньги и товары. Характерно, что именно размеры движимости олдерменов XIV–XVI вв. позволяли им занять эту должность в муниципалитете. Данное положение имеет принципиальное значение: оно закрепляет специфически городское богатство — деньги, товары и кредиты, которыми располагали лондонские олдермены и которые служили своего рода барьером, отделявшим олдерменский круг от прочих бюргеров, даже очень состоятельных.

Заметим, что постановление мэрии от 1525 г. не только сузило круг возможных претендентов на должность олдермена, но, что важно, отразило изменения, произошедшие в социальном облике представителей олдерменской элиты к XVI в., а именно возрастание роли земли и недвижимости вообще в структуре их собственности[54]. Это неизбежно должно было произойти, принимая во внимание не столько количественные, сколько качественные показатели развития экономики, социальной сферы и всей инфраструктуры Лондона, превратившегося в торгово-производственный и финансовый центр международного значения.

В ордонансе Генриха V от 16 октября 1413 г., обращенном к мэру и олдерменам Лондона, было зафиксировано еще одно, четвертое, немаловажное условие: «Никто в будущем не будет олдерменом, если он не рожден в Английском королевстве и его отец — не англичанин»^{272}. Данное королевское предписание, принятое, скорее всего, по просьбе самих лондонских олдерменов, примечательно в нескольких отношениях. Оно позволяет говорить о стремлении представителей столичной правящей элиты закрыть доступ в свои ряды предприимчивым заморским купцам (особенно итальянского и немецкого происхождения), которые некогда пополняли ее состав в силу своего исключительного богатства и влияния. Необходимо отметить и очевидно возросшую силу и влияние самих олдерменов Лондона, сумевших добиться от короля принятия такого решения, что лишний раз подтверждает общеизвестный факт: с середины XIV в. лондонские купцы начинают активно вытеснять иностранцев из наиболее прибыльных сфер торговли, концентрируют в своих руках огромные по английским меркам средства, становятся конкурентоспособными не только на рынках, но и в вопросе финансирования короны.

Высокий социальный статус лондонских олдерменов, основанный на их богатстве и общественном положении, отразился в решении палаты Общин английского парламента: еще в 1379 г., при утверждении субсидий на военные цели (вспомним, что шла Столетняя война), они были обложены так же, как английские бароны — в 2 ф.^{273}

Скорее всего, лондонские олдермены, как верхушка ливреи, — не просто профессиональные торговцы, а представители высшего, наиболее состоятельного купеческого слоя, принадлежавшие к бюргерской элите. Требования, предъявлявшиеся в XIV–XVI вв. к претенденту на должность столичного олдермена, совершенно четко отграничивали данную социальную группу от остальной массы лондонских фрименов.

Но насколько замкнутой была олдерменская общность? Особенно, если принять во внимание высокий уровень мобильности, в целом характерный для населения английской столицы.

§2. Социальное происхождение олдерменов и способы продвижения в олдерменскую общность

Немаловажно выяснить, за счет представителей каких социальных групп происходило формирование олдерменской среды Лондона, участвовали ли в данном процессе только лондонцы или же еще и выходцы из провинциальных городов и графств Англии. Это поможет детальнее и глубже осознать степень мобильности/замкнутости элитарной части деловых людей столицы, ее взаимосвязь с миграционными потоками, устремленными в Лондон.

Материалы имеющихся в нашем распоряжении источников позволяют отметить, что значительная часть олдерменов имела купеческие «корни», происходила из купеческих фамилий, как столичных, так и провинциальных. Вот только некоторые факты, свидетельствующие о присутствии существенной потомственной купеческой компоненты в составе лондонских олдерменов. Известно, что отец виноторговца Уолтера Догета, олдермена 1380 г., тоже был лондонским торговцем вином, а его дед — владельцем таверны^{274}. Суконщик Николас Уоттон, олдермен 1403–1446 гг., значился сыном также суконщика из Лондона — Томаса Уоттона, а торговец рыбой Стефен Фостер, олдермен 1444–1458 гг., — сыном лондонского торговца рыбой^{275}. Сыном столичного пивовара числился торговец предметами роскоши Джон Тэйт, олдермен 1463–1479 гг.^{276}

Учитывая колоссальные возможности самых влиятельных ливрейных компаний Лондона, к которым принадлежали олдермены, можно предположить, что и их сыновья стремились попасть в число именно таких корпораций. Здесь вполне уместно привести данные, которыми оперирует С. Раппапорт: в 1551–1553 гг. состав «Больших ливрейных компаний» был пополнен 91 лондонцем из числа коренных жителей; при этом у более чем ³/₄ из них там уже числились их отцы^{277}. Цифры весьма показательные, свидетельствующие о преобладании фактически наследственного принципа комплектования «Больших ливрейных компаний» в середине XVI в., а скорее всего, и в более ранний период. Преимуществом такого рода в первую очередь пользовались именно лондонские купцы, уже входившие в состав этих объединений. Хотя и для прочих лондонцев (пусть на четверть) возможность попасть в могущественные ливрейные корпорации оставалась. Как, видимо, сохранялась она и для определенной части чужаков, провинциальных жителей, особенно в условиях высокой социальной мобильности, характерной для Лондона всего рассматриваемого периода и резко усилившейся в XVI в.^{278}

В этом убеждают и многочисленные факты, почерпнутые из источников. В частности, сыном купца из Солсбери был торговец пряностями и лондонский олдермен 1325–1330 гг. Адам де Солсбери^{279}, сама фамилия которого подчеркивает его географическое происхождение.

Старшим из трех сыновей известнейшего купца из Халла — Уильяма де ля Поля — был Ричард де ля Поль, олдермен 1330–1340 гг. и деловой партнер своего не менее знаменитого среднего брата — Уильяма де ля Поля-мл., более 30 лет связанного с финансированием и торговым обслуживанием королевского двора^{280}. Отец торговца рыбой Джона Лоукина, лондонского олдермена 1347–1368 гг., был купцом из Кингстона-на-Темзе^{281}. Олдермен 1355–1360 гг., торговец пряностями Томас Долсли зафиксирован в источниках как «сын Генри Долсли, торговца пряностями из городка Фапэм, графство Суррей», а среди его родственников встречаются крупный собственник, торговец из Уинчестера Роберт Долсли и торговец пряностями, лондонский олдермен 1348–1362 гг. Саймон Долсли^{282}.

Обратим внимание на то, что, во-первых, из семьи Долсли вышли два олдермена Лондона, и оба принадлежали к компании торговцев пряностями. Это может служить немаловажной деталью, позволяющей наметить существование семейно-наследственного принципа замещения и важнейшей муниципальной должности, и состава одной из ливрейных компаний XIV в. Во-вторых, семья Долсли осуществляла торговлю в нескольких городах Англии (по меньшей мере, в Лондоне и Уинчестере). Вполне возможно, что Томас и Саймон Долсли, лондонские торговцы пряностями и олдермены, могли иметь общие деловые интересы с Робертом Долсли, неким торговцем из Уинчестера. В-третьих, семья Долсли объединяла не только горожан, в том числе представителей олдерменской элиты Лондона, но и дворян, среди которых — «крупный собственник» по фамилии Долсли. Данный факт, на наш взгляд, может быть истолкован как одно из частных проявлений тесных взаимосвязей, в том числе родственных, существовавших между разными социальными общностями средневековой Англии — общностями богатых и влиятельных горожан, — с одной стороны, и дворян-землевладельцев, — с другой.

Весьма успешную карьеру в столице сделал младший сын Томаса Юнга, купца из Бристоля, бакалейщик Джон Юнг, лондонский олдермен 1460–1481 гг.^{283} Отцом бакалейщика Уильяма Эдварда, олдермена 1464–1480 гг., был торговец солью из небольшого городка в Эссексе^{284}.

Купец Стапля из Ковентри Томас Тэйт фигурирует в источнике как отец Джона Тэйта, олдермена 1485–1515 гг., и Роберта Тэйта, олдермена 1497–1500 гг., — торговцев предметами роскоши^{285}.

Таким образом, среди предков лондонских олдерменов XIV–XVI вв. источники фиксируют как лондонских купцов, так и купцов из самых разных, по величине и степени удаленности от столицы, городов Англии — Бристоля, Кингстона-на-Темзе, Ковентри, Солсбери, Халла, городков в Суррее и Эссексе.

Состояние источников, их значительная фрагментарность, к сожалению, не позволяют реконструировать сколько-нибудь полную картину купеческого происхождения лондонских олдерменов. Но, видимо, немалая их часть являлась потомственными купцами, членами купеческих династий. В связи с этим заслуживает внимания наблюдение Дж. Хоума: самые известные и процветающие столичные купцы «вырастали» из нескольких поколений деловых людей, пользовавшихся хорошей репутацией в городском сообществе. Он полагает, и, очевидно, с этим можно согласиться, что успех крупных лондонских купцов во многом обеспечивался и подкреплялся постоянным притоком наиболее предприимчивых людей из провинциальных английских городов: Бесинга, Глостера, Кентербери, Ковентри, Нортхемптона, Чигвелла и др.^{286}

Каким образом провинциальный купец, пришедший в Лондон, мог подняться до уровня, позволявшего ему занять прочное положение в хозяйственной, политической жизни столицы и в городском обществе в целом?

По мнению С. Трапп, вновь прибывшему купцу, чтобы начать карьеру в столице, необходимо было, во-первых, иметь значительный начальный капитал и, во-вторых, уже внести заметный вклад в развитие внешней торговли^{287}.[55] Следовательно, провинциальный купец, стремившийся перебраться в Лондон и удержаться в нем, должен был весьма прочно укрепиться в сфере торговли и быть известным в деловом мире человеком. Именно наличие капитала и участие во внешней торговле, что было характерно и для ведущих лондонских купцов, в том числе олдерменов, открывали широкие перспективы перед провинциальным купечеством.

Еще один распространенный способ закрепиться в Лондоне — стать членом одной из столичных торговых компаний. Для этого было необходимо иметь товаров, в среднем, на 40–50 ф.^{288}

Высшей ступенью, на которую мог подняться купец, и о которой он, безусловно, мечтал, — это проникновение в т.н. фамильный бизнес. М.М. Яброва, специально изучавшая эту проблему, пришла к выводу, что уже к XV в. есть все основания говорить о тенденции к упрочению, стабилизации мелких объединений, главным образом, семейных компаний^{289}. Яркий тому пример — семейное объединение купцов Сели, возникшее в XV в. в пределах компании купцов-стапелыциков Кале и состоявшее из отца, матери и трех сыновей. Кроме того, к делам компании были причастны несколько их агентов и слуг^{290}. Однако подняться до уровня фамильного бизнеса в Лондоне могли далеко не все: начальный капитал, по подсчетам С. Трапп, должен был соответствовать запасу товаров на 1100 ф.^{291} Лишь очень немногие прибывавшие в столицу купцы были настолько обеспечены. Та же С. Трапп установила, что большинство из них владело значительно меньшим капиталом — от 20 до 200 ф.; в некоторых случаях к этому добавлялась земельная собственность, расположенная в их родном городе. Обладая такими наличными средствами и доходами от земельных владений, можно было попытаться начать дело совместно с лондонскими купцами: в этом случае «иногородние» вносили пай в 10 ф.^{292}, что было вполне им по силам. Такого рода возможность, безусловно, представлялась намного доступнее фамильного бизнеса. Важно было в этой ситуации найти надежных компаньонов, для чего могли понадобиться определенные связи в деловом сообществе Лондона. Объективные условия для этого складывались достаточно благоприятные. Хотя объединение средств, возникновение малых компаний происходило в Англии позже, чем в некоторых других странах, особенно Средиземноморского региона^{293}, тенденция к объединению прослеживается уже со второй половины XIII в. В XIV–XVI вв. были распространены как внутригородские, так и межгородские торговые компании^{294}. Для провинциальных купцов существовала реальная возможность найти и занять свое место в лондонской экономике. Необходимы были средства, предпринимательские качества и деловые связи.

Дошедшие до нас письменные источники XIV–XVI вв. содержат свидетельства того, что некоторая часть столичных олдерменов вела свое происхождение от различных землевладельческих, в том числе дворянских, фамилий. Вот лишь один яркий пример. Джон Обри, олдермен 1370–1377 гг., происходил из фамилии нормандской знати, пользовавшейся особым расположением еще Вильгельма Завоевателя. Основатель фамилии — Обри де Вэре получил от Вильгельма обширные владения в Лондоне, включая манор Кенсингтон (270 акров земли и церковь). Впоследствии две улицы в столице королевства принадлежали этой семье — Обри Роуд и Обри Уолк^{295}. Но больше всего сведений о происхождении олдерменов Лондона из землевладельческих фамилий различных английских графств.

История сохранила интереснейшие материалы, касающиеся фамилий двух лондонских олдерменов второй половины XIV в. — Адама Фрэнси и Джона Пайела.

Адам Фрэнси, торговец предметами роскоши и олдермен 1352–1375 гг., родился около 1315 г., скорее всего, в одной из деревень в Северной Англии. Судя по всему, он был третьим сыном, которому предстояло попытать счастье в городе. Бесспорных данных о точном географическом ареале его происхождения, к сожалению, нет. Фамилия Фрэнси в начале XIV в. отмечена во многих английских графствах. Возможно, что родственники Адама проживали в Линкольншире. Это были сыновья некоего Уильяма Фрэнси из Тэйсуэлла — Джон, Эллис и Ричард. Любопытно, что два последних брата служили герцогу Ланкастерскому в Бретани, а после 1358 г. Эллис перешел на службу к Джону, герцогу Бретонскому. Вполне вероятно, что он же был Эллисом Фрэнси, лондонским торговцем предметами роскоши, связанным с Саймоном и Адамом Фрэнси, возможно, не только деловыми, но и родственными узами. Брат Эллиса Ричард тоже известен как горожанин Лондона и, скорее всего, торговец предметами роскоши. О его далеко не последней роли в городском сообществе столицы свидетельствует хотя бы тот факт, что после кончины в 1374 г. он был похоронен в часовне церкви св. Ботольфа на Олдгейт^{296}.

С большей определенностью можно говорить о том, что Адам Фрэнси принадлежал к довольно обширному семейному клану из Йоркшира. В него же входил и упоминавшийся выше Саймон Фрэнси, тоже лондонский торговец предметами роскоши, финансист, олдермен и мэр столицы первой половины XIV в.^{297} Немаловажную информацию о семействе Фрэнси удалось обнаружить в публикации архивных материалов кафедрального собора Йорка. В числе контрагентов сделок с недвижимостью за период 1274–1395 гг. выступили шесть представителей фамилии Фрэнсив: они владели в Йорке и его предместьях землями, усадьбами и строениями^{298}. А один из них — Уильям Фрэнси — избирался бейлифом города в конце 50 — начале 60-х гг. XIV в.^{299} Нельзя не отметить и того, что Адам Фрэнси имел некоторое, хотя и сложно сказать, какое именно, отношение к аналогичной фамилии в Ланкашире^{300}. Скорее всего, Адам принадлежал к широко разветвленному семейному клану Фрэнси, представители и ветви которого имелись в нескольких графствах: Линкольншире, Ланкашире и Йоркшире.

Джон Пайел, торговец предметами роскоши и лондонский олдермен 1369–1382 гг., был родом из деревни Итлинборо в Нортхемптоншире. Еще в 1285–1289 гг. его дед — Джон Пайел-ст. — приобрел здесь землю, усадьбу и другие строения^{301}. С. О'Коннор полагает, что Пайелы происходили из числа держателей аббатства Питерборо и сумели многого добиться, став к началу XIV в. весьма состоятельными людьми, обладавшими деловой хваткой и предприимчивостью^{302}. Скорее всего, Джон Пайел был старшим из сыновей, поскольку унаследовал имя своего деда и отца — Джон, кроме того, в документах сохранились свидетельства о его младшем брате Генри, знатоке канонического и гражданского права, получившем образование в Оксфорде.

Третьим сыном сэра Уильяма из местечка Паунтли в Глостершире был Ричард Уайттингтон, олдермен 1393–1423 гг., мерсер. Владения сэра Уильяма включали мелкий манор Паунтли с годовым доходом в 8 марок и небольшую собственность в местечке Соллершоп в Херсфордшире^{303}. Ясно, что столь незначительные владения не могли обеспечить достойную жизнь трем сыновьям сэра Уильяма, и Ричард, как младший из сыновей, был вынужден отправиться на поиск лучшей доли в Лондон. Здесь он впервые появился в 1379 г. и на протяжении 40 лет «творил свою судьбу и управлял ею, создавая богатство в трех основных сферах своей деятельности: как торговец предметами роскоши, как королевский финансист и как экспортер шерсти»^{304}. Карьера Ричарда Уайттингтона в Лондоне была о стремительной и успешной: уже в первые 10 лет своего пребывания в столице он мог совершенно безболезненно оперировать суммами свыше 2 тыс. ф., а через 14 лет после появления на страницах анналов лондонской истории был избран олдерменом^{305}.

«Коллега» Ричарда Уайттингтона по компании мерсеров и олдермен 1426–1446 гг. Томас Уэндесфорд был младшим сыном сэра Джона, землевладельца из графства Йоркшир^{306}. Бакалейщик Уильям Кэпелл, олдермен 1435–1451 гг., значится как второй сын сэра Джона из Лестершира^{307}. Младшим из 11-ти сыновей землевладельца из Кента, дворянина незнатного происхождения, был лондонский галантерейщик и олдермен 1567–1571 гг. Генри Бэчер^{308}. Три брата Ишем — Грегори, Джон и Генри, достигшие больших успехов в Лондоне, создав семейную компанию, отличительной чертой которой являлась торговля дорогим итальянским текстилем, родились в селении Рингстед, графство Нортхемптон, в период между 1520 и 1530 гг. и были соответственно четвертым, пятым и шестым мальчиками в семье эсквайра^{309}.

Обобщенные данные, характеризующие землевладельческие корни олдерменов в XIV–XVI вв., представлены в таблице I^{310}.

Из таблицы видно, что наибольшее число олдерменов, связанных своим происхождением с землевладельческими семьями, приходится на XIV–XV вв. Именно с этим временем совпадает и наибольшее распространение олдерменского землевладения в графствах. Очевидно, эти два процесса могут быть взаимосвязаны: многие представители землевладельческих фамилий, приходя в город, «приносили» с собой и часть унаследованной земельной собственности, по крайней мере, в отдельных случаях. Уход в город отпрысков землевладельческих семей во многом был обусловлен сложной экономической и социальной перестройкой английской деревни в конце XIV–XV в., когда традиционное феодальное поместье было подорвано под воздействием товарно-денежных отношений, и возникало несоответствие между стабильными доходами и неуклонно растущими ценами и расходами. В то же время интенсивный рост торговли и производства, а, следовательно, и уровня благосостояния продолжался в таком крупном центре, как Лондон (а также в Бристоле, Халле и ряде других городов).

Представляет интерес и еще одно обстоятельство: судя по данным источников, в город уходили, как правило, младшие сыновья землевладельцев, прежде всего мелких дворян. Очевидно, что на уход в город младших отпрысков землевладельческих семейств толкали слишком малые размеры получаемого наследства и доходы, которые не могли обеспечить подобающий их положению образ жизни^{311}. В этом нас убеждает хотя бы история Ричарда Уайттингтона. Не будем забывать, что в рассматриваемый период по букве права все еще соблюдался принцип единонаследия родовых владений земельных собственников^{312}. Поэтому младшие сыновья дворян зачастую вынуждены были искать для себя иные источники доходов.

Вовлечение представителей английского дворянства, пусть и нетитулованного по большей части, в торговлю и в целом сферу городской экономики свидетельствует также о повышений социального статуса купечества, хотя отношение общества к профессии купца оставалось противоречивым. С одной стороны, без купцов было крайне сложно обойтись. С другой, — социальный престиж их недостаточно высок. «Богач вызывает зависть и недоброжелательство, — отмечает А.Я. Гуревич, — его добропорядочность и добросовестность внушают серьезные сомнения. В целом купец оставался скорее «парией» средневекового общества»^{313}. И даже в XVI в. Эразм Роттердамский, как известно, тесно связанный с английскими гуманистами, в том числе Томасом Мором, писал: «Глупее и гаже всех купеческая порода, ибо купцы ставят себе самую гнусную цель в жизни и достигают ее наигнуснейшими средствами: вечно лгут, божатся, воруют. Жульничают, надувают и при всем этом мнят себя первыми людьми в мире потому только, что пальцы их украшены золотыми перстнями»^{314}.

Обращает на себя внимание и то, что речь идет не о крупных собственниках земли, не о представителях титулованной аристократии, а о средних и мелких землевладельцах-дворянах. И это далеко не случайно и связано с «проблемой джентри», широко дискутировавшейся в английской историографии^{315}. Известно, что английские мелкие и средние вотчинники были широко и повсеместно втянуты в товарно-денежные отношения, будучи связанными с так называемой «новой вотчиной», возникавшей с XIV в. Такие вотчинники нового типа продолжали вести домениальное хозяйство, основанное на применении наемного труда, сочетали зерновое производство с товарным животноводством, эксплуатацией мельниц, солодовен, маслобоен и других аналогичных предприятий. Это было так называемое «новое дворянство» — джентри (как правило, в сословном отношении к ним принадлежали те, кто в источниках манориальной истории фигурирует как рыцарь — knight, эсквайр — esquire, просто джентльмен — gentleman, оруженосец — armiger и т.д.), умело приспособившееся к изменившимся условиям, стремившееся всячески повысить доходность своих владений^{316}.[56] Для таких землевладельцев город не был чем-то далеким и незнакомым. Они успешно сочетали торговые занятия и предпринимательскую деятельность с эксплуатацией имевшейся в их распоряжении земли, осуществляя торговлю хлебом, сыром, мясом, шерстью и другой сельскохозяйственной продукцией. Джентри, таким образом, действительно представляло собой «социальный гибрид» дворянина-землевладельца и предпринимателя-«капиталиста», соединяя в доходной части своего бюджета земельную ренту и предпринимательскую прибыль^{317}. По наблюдению Э. Эквелла, отношения между лондонскими горожанами и джентри уже в XV в. были настолько тесными и многообразными, что зачастую трудно отделить последних от собственно горожан^{318}.[57]

Из таблицы видно, что в XVI в. удельный вес олдерменов — выходцев из дворянских фамилий резко снижается. Отчасти это можно объяснить относительным замыканием олдерменского круга: не случайно в это время нарастает недовольство городских властей и городской корпорации Лондонского Сити массовым притоком иммигрантов из-за опасения конкуренции и обострения социальных конфликтов^{319}. Необходимо учитывать также увеличение цены на землю в XVI в., что способствовало ее сохранению и приобретению землевладельцами, особенно теми, кто сумел перестроить свое хозяйство на развивавшихся раннекапиталистических принципах. Это обстоятельство должно было в некоторой степени уменьшить дворянский миграционный поток в направлении города.

Данные таблицы показывают, что наиболее интенсивно элитарную купеческую общность Лондона пополняли выходцы «из графств Норфолк, Нортхемптон и Линкольн. Эти графства традиционно были связаны со столицей, издавна «кормили» ее население. В целом же вырисовывается наглядная картина того, как община лондонских горожан пополнялась за счет жителей почти из всех графств Англии, начиная с ближайших — Миддлсекс, Кембриджшир, Суррей и т.д., и заканчивая наиболее отдаленными — Йоркшир, Нортумберленд, Камберленд и т.д. При этом, по наблюдению К. Плата, состав городского управления в значительно меньшей степени зависел от выходцев из собственно Лондона, а пополнялся «лучшими талантами», прежде всего, из Восточной Англии и Центра^{320}. Заслуживают внимания и сведения, приводимые П. Рэмси: в 1480–1660 гг. из 170 мэров, возглавлявших столичный муниципалитет, только 14 по рождению были лондонцами; а из 403 купцов, составивших завещания, менее 10% родились в Лондоне; из 389 владельцев лавок и розничных торговцев — менее 4%^{321}.

Наибольшее число олдерменов XIV–XVI столетий — это выходцы из Восточной Англии, включающей графства: Кембридж, Линкольн, Норфолк, Суффолк, Хантингдон и Эссекс. К данному региону тесно примыкает Юго-восточная Англия — графства: Бедфордшир, Бакингемшир, Беркшир, Кент, Миддлсекс, Оксфордшир, Суррей, Сассекс и Хартфордшир. Обращает на себя внимание практически полное отсутствие представителей Юго-запада Англии, скорее всего, тяготевших к Бристолю. По мнению П. Рэмси, высшее купечество Лондона формировалось в основном за счет трех округов: центральных графств, особенно Стаффоршира и Шропшира, четырех восточных графств, расположенных южнее Йоркшира, и графств, окружающих Лондон^{322}.

В целом это соответствует картине, вырисовывающейся на основе данных наших источников, что подчеркивает притягательность Лондона для жителей Англии, его обширные связи с самыми разными регионами страны: приходившие сюда сыновья землевладельцев, постепенно поднимавшиеся по имущественной и социальной лестнице лондонского общества, становившиеся богатыми и влиятельными купцами й олдерменами — деловыми людьми столицы.

Каков был путь выходца из графства к вершине социального могущества в Лондоне? Познакомимся поближе с некоторыми олдерменами.

Известно, что Адам Фрэнси в конце второго — начале третьего десятилетия XIV в. оказался в составе знаменитой лондонской компании торговцев предметами роскоши (мерсеров), куда стремились попасть выходцы из сельских джентри^{323}. Как горожанин Лондона он фигурирует в источниках с декабря 1339 г., когда налог с его движимого имущества составил солидную сумму в 100 ф.^{324}

Надо сказать, что Адам не был первопроходцем, в одиночку проторявшим себе путь в столице. Чуть ранее или, быть может, одновременно с ним здесь оказались Саймон Фрэнси из Йоркшира, тоже мерсер, впоследствии богатейший финансист, олдермен и мэр столицы в 1355–1356 гг.^{325},[58] а также Эллис и Ричард Фрэнси из Линкольншира, также мерсеры^{326}. Достоверным фактом являются тесные деловые связи (прежде всего, кредитные сделки и операции с недвижимостью) между всеми обозначенными Фрэнси. В целом же в 40-х гг. XIV–XV вв. в деловом мире Лондона и его муниципалитете активно действовали, по меньшей мере, 10 человек из многочисленного семейного клана Фрэнси. Среди них были торговцы предметами роскоши и вином, ювелиры, трое из которых возглавляли корпорацию Сити в качестве мэров^{327}.

Братья Ишем происходили из семьи мелких землевладельцев из местечка Питчли в графстве Нортхемптон. Грегори, родившийся около 1519–1520 гг., был отдан в школу и по достижении 16–17 лет отправлен в Лондон, где около 1537 г. поступил в ученичество в одну из богатейших и престижных купеческих компаний — торговцев предметами роскоши, в 1546 г. став ее полноправным членом^{328}. Проникнуть в эту лондонскую корпорацию было не просто. Скорее всего, Грегори опирался на поддержку кого-то из родственников, к тому времени обосновавшихся в столице. Видимо, речь должна идти о некоем Джоне Ишеме, еще в 1513 г. допущенном к свободам компании мерсеров и ставшем купцом-авантюристом, которому Грегори приходился внучатым племянником.

Джон, родившийся в 1525 г., до 16 лет воспитывался и обучался отцом чтению и английскому письму, а затем был тоже отправлен в столицу, где к тому времени уже находился его брат, который всячески заботился о нем, а чуть позже и о Генри. Скорее всего, именно Грегори поспособствовал тому, чтобы Джон в 1542 г. поступил в обучение к мерсеру Отуэллу Хиллу, благодаря женитьбе связанному с влиятельной лондонской семьей Лок[59].

Самый младший из братьев, Генри, «провел детство за книгами и по достижении возраста был отправлен в Лондон, к Грегори Ишему в ученичество»^{329} и оставался под его началом до получения звания мастера в 1555 г.^{330}

Показательна судьба богатейшего елизаветинского суконщика Джона Лэмбарда. Он родился около 1500 г. в селении Лэдбари в графстве Херефорд и был младшим из двух сыновей небогатого джентльмена по имени Уильям. Поскольку, согласно традиции и закону, фамильную собственность наследовал старший брат Томас, Джону предстояло попытать свое счастье на ином поприще — на церковной или военной службе, либо в торговле. Он предпочел последний вариант и в 1515 г. появился в Лондоне, где был определен учеником в ливрейную компанию суконщиков. Проучившись 13 лет, Джон Лэмбард начал свое продвижение по карьерной лестнице. В 1534 г. ему удалось приобрести ливрею, в 1544 г. он был избран младшим смотрителем, а в 1547 г. старшим мастером компании суконщиков и олдерменом Лондона, сохранив обе эти должности до своей кончины в 1554 г.^{331}

Еще один олдермен XVI в. Лайонел Дакет происходил из землевладельческой семьи из графства Ноттингемшир. Был определен в ученики к лондонскому торговцу предметами роскоши Джону Колету. В 1537 г. получил статус фримена; четырежды избирался старшим мастером компании торговцев предметами роскоши. Стал купцом-авантюристом, торговал сукном и вином, покупал секуляризованные земли, предоставлял займы короне, активно участвовал в деятельности Московской компании, в организации экспедиций в Гвинею, в разработке Королевских рудников. В 1564 г. был избран шерифом (на период 1564–1565 гг.) и олдерменом (оставался в должности до момента своей кончины в 1587 г.), в 1572 г. — мэром Лондона^{332}.

Успешной была и карьера Фрэнсиса Банема, происходившего из графства Хантингдоншир. Отец определил его учеником в компанию суконщиков Лондона. В 1541 г. Фрэнсис стал фрименом; дважды избирался старшим мастером своей компании. Был участником Московской компании, торговал сукном, субсидировал корону. В 1568–1576 гг. — лондонский олдермен, в 1570–1571 гг. — шериф. Умер (в мае 1576 г.) весьма состоятельным человеком: оставил недвижимость в Лондоне, Суррее, Эссексе и Уэльсе, а также движимое имущество на сумму в 2200 ф.^{333}

Таким образом, для наших героев «карьера» в Лондоне зачастую основывалась на семейной солидарности, поддержке родственников и начиналась с ученичества в одной из ливрейных компаний[60]. Ранее было показано, что стать фрименом и, следовательно, получить все права горожанина, можно было и через вхождение в одну из лондонских ливрейных компаний посредством уплаты вступительного взноса. И в том, и в другом случаях происходило пополнение и обновление купечества Лондона за счет представителей английского дворянства.

Кроме этого, интеграция выходцев из графств в столичный купеческий социум обеспечивалась вполне определенной брачной стратегией. В частности, Джон Пайел, к февралю 1349 г. достигший 30–35 лет, женился на девушке по имени Джоан. К сожалению, известно о ней крайне мало, лишь то, что родилась она в Лондоне между 1330–1335 гг., видимо, в семье торговца готовым платьем[61]. Исследователи не без оснований полагают, что в основе успеха олдермена Джона Лэмбарда лежит его удачная женитьба в начале 30-х гг. XVI в. на Джулиане, дочери и наследнице известного суконщика и лондонского олдермена XVI в. Уильяма Хорна. Даже средства на приобретение ливреи, без чего невозможно было рассчитывать на карьерный рост в компании, не говоря уже о масштабах города, ему предоставила супруга. Надо думать, что немалую роль сыграли авторитет и деловые контакты ее отца — олдермена^{334}. Избранницей Грегори Ишема в декабре 1548 г. стала дочь Мэтью Дэйла из компании торговцев галантерейными товарами, купца-авантюриста. Если верить «Жизнеописанию Джона Ишема», супруга принесла ему хорошее наследство^{335}. А Джон Ишем в 26 лет женился на Элизабет Бакер, весьма состоятельной вдове лондонского купца. Благодаря этому браку Джон получил внушительное состояние: поместье в Оксфордшире, шесть домов в Лондоне, 1787 ф. 10 ш. 8 п. «в товарах и кредитах» и 235 ф. 3 ш. 9 п. наличными^{336}. Эти деньги, — замечает автор «Жизнеописания», — «весьма кстати перешли к Джону Ишему», у которого почти «ничего не было своего…»^{337}.

Приведенные факты не только показывают конкретные пути и механизмы пополнения и обновления элитарного купечества Лондона за счет выходцев из графств, но и могут служить яркой иллюстрацией того, как складывался союз джентри и торговой верхушки Лондона в переходную эпоху XIV–XVI столетий.

Итак, подведем некоторые итоги.

Оформление олдерменской группы как особой социально-политической общности Лондона произошло в начале XIII в., что напрямую связано с развитием самого города, его социально-политических институтов и привилегий.

Городское законодательство предъявляло ряд требований к желающим занять должность олдермена: 1) принадлежность к сообществу полноправных горожан — фрименов, которые, помимо прочих привилегий, единственные могли участвовать в городском управлении и выборах должностных лиц города; 2) членство в одной из «Двенадцати Больших ливрейных компаний». Причем, как мы выяснили, олдермены входили в узкую, но самую богатую и влиятельную, часть компании — верхушку ливреи; 3) наличие определенного уровня материальной обеспеченности — имущественного ценза в одну тыс. ф. «в товарах и кредитах» с конца XIV в. и 1500 ф. «в товарах, кредитах и землях или усадьбах» с 1525 г. Данное требование имеет ключевое значение, закрепляя, с одной стороны, специфически городское богатство — деньги, товары и кредиты, а, с другой, — недвижимость. Владение таким имуществом и его величина служили своеобразным водоразделом между олдерменским кругом и прочими даже очень состоятельными бюргерами; 4) в 1413 г. зафиксирован еще один критерий — быть урожденным англичанином.

Очевидно, что перечисленные должностные критерии выделяли олдерменов в особую социальную группу, отграничивали ее, придавая ей в определенной мере замкнутый характер. Однако замкнутость олдерменской общности XIV–XVI вв. была далеко не абсолютной: ее состав активно пополнялся выходцами из самых разных социальных страт. Среди них обнаруживаются лондонские купцы и купцы из различных городов и городков Англии — Бристоля, Бэсинга, Глостера, Кингстонана-Темзе, Кентербери, Ковентри, Нортхемптона, Солсбери, Халла, Чигвелла и др. Естественно, что такие купцы уже обладали немалыми средствами и были известны в деловой среде, связанной с внутренней и, прежде всего, внешней торговлей.

Состав столичных олдерменов пополнялся и за счет представителей землевладельческих фамилий, что может свидетельствовать об определенном повышении социального статуса купечества. Как правило, в город уходили младшие сыновья мелких дворян, стремившиеся обеспечить свою жизнь и вынужденные искать для этого иные, нежели наследственные земли, источники доходов. Следует принять во внимание, что для таких землевладельцев город не был совершенно чуждым явлением. По меньшей мере, с XIV в. английские мелкие и средние вотчинники (т.н. «новое дворянство» — джентри) были широко и повсеместно втянуты в товарно-денежные отношения, реально участвуя в сфере торговли и предпринимательства. Чаще всего для отпрысков землевладельческих фамилий карьера в Лондоне начиналась с прохождения ученичества в той или иной ливрейной компании.

В региональном отношении преобладали выходцы из графств, традиционно экономически связанных со столицей, — Норфолка, Нортхемптона и Линкольна. На фоне этого можем констатировать, что олдерменская общность Лондона пополнялась за счет жителей почти из всех графств Англии, начиная с ближайших — Миддлсекса, Кембриджшира, Суррея и т.д., и заканчивая наиболее отдаленными — Йоркширом, Нортумберлендом, Камберлендом и др.

Представляется, что постоянный приток свежих сил из провинциальных английских городов и различных графств благотворно сказывался на качественном состоянии олдерменской группы Лондона, обновляя ее состав, во многом обеспечивая успех крупных лондонских купцов и укрепляя межсословные взаимосвязи, а, в конечном счете, усиливая позиции олдерменов в городском сообществе и городских органах власти.

§3. Структура, функции, должностные лица магистрата

Высшим должностным лицом Лондона был мэр (Mayor), осуществлявший общее руководство городом и городской корпорацией Сити. В официальных документах — хартии Иоанна Безземельного — лондонский мэр впервые упоминается 20 марта 1202 г.^{338} Из контекста хартии следует, что мэр появился в Лондоне раньше. Это зафиксировано в «Хронике» Уильяма Грегора: во времена борьбы за власть Иоанна Безземельного в конце XII в. именно лондонский мэр выступал представителем горожан в переговорах с королем. Но и до настоящего времени продолжаются дебаты по поводу даты учреждения этой должности в английской столице. Сама корпорация лондонского Сити признает в качестве таковой 1189 г.^{339}; Ф. Шеппард называет 1193 г. и приводит имя первого лондонского мэра^{340}, известного также из хроник — это Генри Фиц-Элвин, преуспевавший купец, скорее всего, суконщик, занимавший должность в течение 20 с лишним лет — с 1191 г. вплоть до своей кончины 19 сентября 1212 г.^{341}

К сожалению, нам не удалось найти документально зафиксированной даты первого появления должности мэра Лондона ни в хартиях, ни в опубликованных архивах города, ни в хрониках. Авторы же, о которых мы упомянули, ограничиваются только констатацией самих фактов. В любом случае, можно утверждать, что лондонцы получили право избирать мэра на рубеже XII–XIII столетий.

По выражению К. Бэррон, мэр являлся «могущественным правителем в небольшом домене в три квадратные мили»^{342}.[62] Это был полновластный и самый престижный из официалов. Столь ответственный пост надлежало занимать человеку достойному, из числа «лучших людей», способному действовать «как можно лучше», «со знанием дела», проявляя «мудрость, добросовестность, честность и беспристрастность, порядочность, инициативность и предприимчивость», что обеспечило бы эффективность функционирования всей административной системы города. Его задачей провозглашалась защита доходов, владений, вольностей и привилегий горожан. В то же время мэр Лондона официально считался и королевским чиновником: он отвечал перед королем за «поведение» горожан, прежде всего, в политико-финансовой сфере. Уже к началу XIII в. была установлена практика, когда вновь избранный мэр Лондона являлся к королю в Вестминстерский дворец для принесения ему или его представителям ежегодной клятвы^{343}. В этой клятве, произносившейся при вступлении в должность, достаточно четко разъяснялись обязанности главы города. В ней содержалось обещание, в первую очередь, верно служить королю, оберегать все его права и интересы, а также справедливо управлять горожанами, охранять права всех, одинаково относясь к богатым и к бедным, к полноправным лондонцам и к чужакам (forinseci)^{344}. «…Защищай вдов и сирот против злобы сильных, но не в такой степени, чтобы эти сильные могли потерпеть ущерб из-за слез слабых…»^{345}.

Таким образом, с одной стороны, декларировалось «безразличие» к статусу человека, с другой, — горожане четко различались по предпочтению: «свои» и «хорошие» — на одном полюсе, все «чужие» — на другом. От мэра официально требовалось проявлять заботу обо всех категориях горожан, не допуская ущемления интересов и «слабых», и наиболее состоятельных, пользующихся определенным влиянием лондонцев, к числу которых принадлежал и он сам. Другой вопрос — насколько этот идеал воплощался в реальной политике главы муниципалитета? Ответ очевиден: лондонские хроники и судебные протоколы буквально пестрят фактами о притеснениях «слабых» «сильными», о злоупотреблениях представителей власть имущих.

Социальный статус, престиж лондонских мэров был очень высок: согласно постановлению парламента от 1379 г., они облагались так же, как герцоги — в 4 ф.^{346} Примерно с 1283 г. лондонский мэр становится «лорд-мэром»^{347},[63] что, вероятно, свидетельствует об укреплении позиций и возрастании значения и авторитета главы муниципальной власти английской столицы. За публичное оскорбление мэра предусматривалось наказание в виде штрафа. Известно, например, что олдермен с 1499 г. Ричард Хэддон (зять шерифа Роберта Уэйфелда) был оштрафован мэром Ричардом Гарднером «за прилюдное оскорбление его персоны»^{348}.

Одним из высших должностных лиц в Лондоне был шериф (Sheriff). Оформление этой должности относится ко времени правления Генриха I: по хартии 1131 г. король приравнял Лондон к графству, что повышало его статус, и лондонцы получили право избирать шерифа графства Миддлсекс, которое отныне считалось неотделимым от города^{349}. Таким образом, Лондон приобрел очень важную привилегию: шериф фактически являлся главой королевской администрации в графстве^{350}, и отныне его избирали сами горожане. Избранный лондонцами, шериф был призван защищать интересы не только короны, но и горожан, охраняя мир и осуществляя судопроизводство^{351}. Более того, горожанам удалось укрепить свое положение и расширить влияние, выбирая отныне двух шерифов — собственно Лондона и графства Миддлсекс^{352}. Показательно, что уже в этой хартии шериф, выбиравшийся горожанами, рассматривался как представитель королевской власти, что подчеркивает особый характер взаимоотношений между высшими должностными лицами Лондона и английской короной.

Формально шериф — это королевский чиновник, призванный защищать финансовые интересы короны, а именно: собирать третью часть судебных штрафов в пользу короля, контролировать соблюдение королевских законов. Но избирался шериф из числа горожан, чаще всего, — олдерменов^{353}. В иерархии высших официалов шериф следовал сразу за мэром, по образному выражению Дж. Карпентера, «был его глазами»^{354}. Важно, что именно служба в качестве шерифа позволяла претендовать на избрание мэром Лондона^{355}.

Таким образом, представители высшего эшелона лондонской правящей элиты, представляя перед короной интересы фрименской верхушки городской общины, в то же время служили проводниками политики короля, выступали своеобразным каналом связи между определенной частью столичного социума и королевской властью.

Шериф имел собственный штат помощников. Согласно хартии 1319 г., ему полагалось «не больше двух клерков и двух сержантов, за которых он нес полную ответственность»^{356}. В начале XV в. (в 1403–1404 гг.) количество сержантов в штате шерифа было увеличено до восьми человек с общим содержанием в 20 ф.^{357} Это связано, по всей видимости, с территориальным ростом и увеличением численности населения города и графства и, соответственно, с возрастанием объема выполняемой шерифом работы. Служба шерифа была оплачиваемой — в 1199 г. из городской казны ему полагалась немалая сумма в 20 ф.^{358}, а с XIV столетия — 50 ф. в год^{359}.

Важными должностными лицами муниципалитета были также: рикордер (Recorder of London) — высший судейский чиновник, утверждаемый, как правило, лорд-канцлером из числа избранных горожан для рассмотрения уголовных и гражданских дел в суде магистрата и передачи наиболее серьезных из них в суды высших инстанций^{360};[64] коронер (Coroner) — судейский чиновник, расследовавший (обычно с присяжными) дела о насильственной или скоропостижной смерти при сомнительных обстоятельствах; чемберлен, или городской казначей (City Chamberlain) — высшее должностное лицо городской корпорации, избиравшееся и смещавшееся в случае необходимости городской общиной^{361},[65] несшее высшую и полную материальную ответственность за состояние финансов городской общины (только он имел непосредственный доступ к городской казне и лично следил за служебными расходами); городской клерк (Common Clerk), избиравшийся с 1274 г. городской общиной и отвечавший не только за всю административную документацию, но и за муниципальный церемониал^{362}.

Кроме них в городе имелись сборщики пошлин, констебли, сержанты-приставы и другие мелкие чиновники. В отличие от некоторых высших муниципальных должностей, служба чиновников среднего и низшего уровня оплачивалась из городской казны. Но суммы оплаты были невелики. Например, сержанты в английских городах получали в два-три раза меньше жалования квалифицированного ремесленника^{363}. Видимо, недостаток средств заставлял отыскивать дополнительные источники для пополнения чиновничьего кошелька. Не случайно, в хартии Лондона от 1319 г. было записано, что «городской клерк и городской сержант не должны получать что-либо еще за свою службу, а должны довольствоваться обычным вознаграждением»^{364}.

Все упомянутые высшие должностные лица и мелкие служащие заполняли лондонский муниципалитет[66], структура которого оформилась, скорее всего, в течение XII — первой трети XIII вв.[67] и представляется следующей. Это — «Совет олдерменов», куда входили олдермены в составе 23–26 человек (в зависимости от количества административных округов) и мэр; «Совет избранных», комплектовавшийся за счет мэра, олдерменов и 150–212 советников, избиравшихся по административным округам; «Совет Ассамблеи горожан», состоявший из мэра, олдерменов, шерифов и, примерно, 70 «гильдейских старшин», занесенных в списки фрименов и носивших ливрею.

О функциях этих властных структур говорить довольно сложно, поскольку однозначной и абсолютной иерархии власти и четкого разделения полномочий не выявляется, но некоторые замечания по этому поводу высказать можно.

«Совет олдерменов» осуществлял судебную и исполнительную власть, утверждал избрание олдерменов, мэра, шерифов и назначение рикордеров, коронеров и прочих судейских чиновников, рассматривал вопросы, связанные с законностью выборов на различные муниципальные должности. Как исполнительный орган, пользовался правом осуществления расходов из городской казны и в связи с этим утверждал в должности городского казначея — чемберлена, контролировал действия полиции.

Обычным местом проведения заседаний «Советов» был Гилдхолл (Guildhall или Hall of Guilds) — городская ратуша, впервые упомянутая в хартии 1127 г.^{365}, выстроенная на средства горожан и, безусловно, являвшаяся воплощением престижа и значимости городской общины и городского самоуправления[68].

До 1545 г. заседания «Совета олдерменов» проходили в разное время в зависимости от сезона: осенью и зимой четыре сессии начинались в 9 часов утра, с 25 марта по 29 сентября — с 8 часов; в обоих случаях утренние заседания заканчивались к 11 часам. Третьего ноября 1545 г. были установлены единые часы заседаний — с 8 до 11 часов утра независимо от времени года. Предусматривались и специальные собрания олдерменов, участники которых могли собираться в любое время, даже до 8 часов утра, но чаще всего — после обеда. «Совет олдерменов» должен был заседать в Гилдхолле каждый вторник и четверг в течение всего года, исключая праздники (неделю до Рождества, вторник на масленой неделе и неделю перед Пасхой) и августовские каникулы (до дня св. Варфоломея — 24 августа). Две ассамблеи в неделю были минимумом, нормальной же практикой было проведение трех-четырех заседаний. В частности, в первый год правления Елизаветы I олдермены собирались 115 раз^{366}.

«Совет избранных» обладал законодательной властью: имел право вносить изменения в обычаи и законы Лондона. Кроме того, ему принадлежало право контроля над поступлением и расходованием всех денежных средств города; в его ведении находились городские земельные владения и городская печать. Деятельность «Совета Ассамблеи горожан» была связана с избранием чемберлена и выдвижением кандидатов на должности мэра и шерифов^{367}.

Гражданская администрация города была тесно связана с судебной властью. В городе с XII в. действовали Суд мэра (этот чиновник не имел права подавать судебный иск «ни в какой другой городской суд, кроме своего собственного»^{368}) и Суд шерифа. В первые десятилетия XIII в. в Лондоне появляется Суд 24-х (позднее, после 1394 г., — 25-ти и в XVI столетии — даже 26-ти) олдерменов, «поклявшихся всегда и во всем поступать в согласии с мэром»^{369}. Суды олдерменов и шерифа, как правило, рассматривали дела, связанные с имущественными, торговыми и всякого рода спорными вопросами материального характера. В городе функционировали также Суды округов во главе с олдерменами: их компетенция распространялась на организацию защиты административных районов и обеспечение их общественной безопасности и санитарного состояния^{370}.

Помимо этих судов с 1032 г., со времени правления Кнута Великого, в Лондоне действовал так называемый Court of Husting (дословно — «Судебная ассамблея в помещении», в противоположность англосаксонскому Folkmoot — «Народному собранию на открытом воздухе). С XII в., когда Лондон получил статус графства, Court of Husting приобрел значение Суда графства, который собирался каждый понедельник и рассматривал спорные вопросы о долгах, торговле, недвижимости и земле. Уже в начале XIII столетия Court of Husting не справлялся с огромным количеством разнообразных имущественных, финансовых и в целом хозяйственных дел, требующих оперативного судебного разбирательства, и часть их перешла в ведение Суда мэра^{371}. Но и этого было недостаточно — столь стремительно растущей оказалась деловая активность лондонцев, сопровождавшаяся всевозможными имущественными конфликтами. С 1260 г. заседания Court of Husting стали проводиться два дня в неделю — в понедельник и вторник^{372}. В качестве высших судейских чиновников на этих заседаниях обязательно присутствовали шесть олдерменов, которые фактически контролировали рассмотрение дел и принятие решений.

§4. Принципы и механизмы формирования органов муниципальной власти

Начиная с Magna Carta Libertatum в английской политической мысли формируется, а с 60-х гг. XIII в. утверждается идея диалога власти и общества: любая помощь королю может предоставляться только с согласия «всей общины» королевства^{373}. Эта идея проходит через всю историю Англии, видоизменяясь и приобретая различные модификации в разные периоды и на разных уровнях. Один из вариантов коммуникации власти и социума сложился в Лондоне.

Надо понимать, что олдермены, мэр, шериф и прочие официалы представляли далеко не все городское общество, но весьма узкий слой полноправных горожан — фрименов, допущенных к пользованию городскими привилегиями. Это подтверждается электоральными принципами в отношении высших должностных лиц городского магистрата, которые оформились предположительно к середине XIII в. и сохранялись на протяжении всего рассматриваемого периода.

Олдермены избирались на собрании фрименов, probi homines, каждого городского округа, как правило, из числа советников, входивших в «Совет избранных»^{374}. Советники, как нам кажется, являлись базовым звеном, с которого начинался карьерный рост, и вполне могли рассматриваться в качестве ближайшего резерва для пополнения органов муниципальной власти.

Своих избранников, «самых достойных и знающих горожан» (most honest and sufficient citizens), в количестве 4 человек probi homines представляли мэру и другим олдерменам, которые имели право выбрать одного из предложенных претендентов и утвердить его в должности, либо отвергнуть все кандидатуры. В последнем случае процедура избрания олдермена должна была проводиться повторно. Если олдермены трижды отклоняли предлагаемые probi homines округов кандидатуры, то получали право своей властью назначить приемлемого для них олдермена без согласования с фрименами того или иного округа и без учета их мнения^{375}. Таким образом, последнее и решающее слово оставалось за самими олдерменами. Хотя нельзя игнорировать тот факт, что фримены административных округов все же имели право на участие в выборах олдерменов и пользовались этим правом. Данное обстоятельство позволило К. Фридрихсу говорить даже о «коллективной власти» в Лондоне в XV–XVI вв.^{376} Но это никоим образом не доказывает наличия демократических принципов в процессе реального комплектования состава олдерменства.

Известно, что в XVI в. власть в Лондоне находилась в руках лишь 238 человек (26 олдерменов и 212 советников) при численности населения, по крайней мере, в 150–200 тысяч^{377}. Более того, из нескольких сотен олдерменов, избиравшихся в городской муниципалитет на протяжении XVI в., только в четырех случаях были утверждены кандидатуры из списков, предложенных окружными собраниями фрименов^{378}. Все это дало С. Раппапорту основания говорить о существовании в Лондоне «небольшой группы олигархов», которой принадлежала власть^{379}. И К. Фридрихе, в конечном счете, признает, что «реальная власть концентрировалась у немногих, находившихся на самой вершине социальной иерархии»^{380}. Он справедливо полагает, что олигархический характер городского управления был свойственен не только Лондону, но и многим городам Европы. Однако это не означает, что горожане не играли абсолютно никакой роли в политической жизни города^{381}.

Дошедшие до нас свидетельства письменных памятников XIV–XVI вв. позволяют говорить о том, что для олдерменов, как правило, предусматривалось пожизненное пребывание в должности: они могли быть отстранены от нее только в случае, если их уличали в преступлении, влекущим за собой лишение прав гражданства в городе^{382}.[69]

Статистическая обработка данных, содержащихся в «Служебных книгах» Лондона, позволила установить, что в XIV в. вакансий не было в течение 15 лет; 19 лет избиралось по одному олдермену, 18 лет — по два, 11 лет — по три, 7 лет — по четыре, 8 лет — по пять, три года — по шесть,, один год — 7, один год — 8,17 лет — по 23 и один год — 25 олдерменов^{383}.

В XV столетии вакансии не открывались 21 год; 29 лет избиралось по одному олдермену, 14 лет — по три, 18 лет — по два, 9 лет — по четыре, пять лет — по пять, два года — по шесть и один год — 8 олдерменов^{384}.

В XVI в. выборы олдерменов не проводились шесть лет: в 1518, 1522, 1562, 1563, 1572 и 1575 гг.; 22 года избиралось всего по одному олдермену, 28 лет — по два, 18 лет — по три, 9 лет — по четыре и 9 лет — по пять, три года — по шесть, два года — по семь и два года — по 8, один год (1536 г.) — 12 олдерменов^{385}.

Периодически практика пожизненного пребывания в должности олдермена нарушалась. В частности, королевская хартия Лондону 1319 г. зафиксировала, что «олдермены будут переизбираться каждый год в марте»^{386}. Правда, К. Бэррон пишет о том, что это новшество было воспринято как нарушение обычая и вообще осталось лишь на бумаге^{387}. В 1377 г. парламент подтвердил практику ежегодных выборов олдерменов, что нашло отражение и в королевском распоряжении, и в хартии, предоставленной Лондону: выборы олдерменов должны были проходить 12 марта каждого года^{388}. Поводом для такого решения послужили серьезные разногласия, существовавшие между королевским судом, юрисдикция которого распространялась на всю территорию в пределах 12 миль от королевского дворца, и городскими судами, которые оспаривали право королевского маршала вести тяжбы горожан даже в случаях, когда они оказывались в пределах дворцовой юрисдикции. На этой почве нередко возникали острейшие конфликты. В 1377 г. произведенный королевским маршалом арест одного из горожан, воспринятый лондонцами как незаконное посягательство на городские вольности, вызвал небывалое возмущение и вылился в прямое насилие. Горожане во главе с представителями муниципалитета ворвались в резиденцию маршала, захватили арестованного им в городе человека и переправили его в городскую тюрьму Ньюгейт. Власти Лондона, солидарные с массами горожан в отношении защиты лондонских привилегий, не предприняли никаких попыток, чтобы прекратить бунт, но затем, обеспокоенные реакцией короля на беспорядки в столице, направили к нему примирительную делегацию^{389}.

Однако окончательно помириться с монархом не удалось: город на время лишился права избирать олдерменов пожизненно, король стал более жестко контролировать избирательные процедуры. В результате в XIV столетии в столичный муниципалитет формально были избраны 689 олдерменов, но реально речь должна идти о 274 неоднократно переизбиравшихся лицах. Наибольшее количество олдерменов — 416 — было избрано как раз в 1377–1394 гг. Однако здесь вырисовывается весьма любопытная картина. В 1377 г., т. е., в первый год действия королевского распоряжения, муниципалитет был полностью обновлен за счет избрания 23 новых олдерменов. Но уже на следующий год 11 олдерменов были переизбраны и 12 избраны впервые. В 1379 г. соотношение становится следующим: 17 экс-олдерменов и шесть новых; в 1380 г. — 21 экс-олдермен и только два новых; в 1387 г. были переизбраны все олдермены предыдущего года, и эта практика повторялась вплоть до 1394 г.^{390}

Таким образом, что олдерменская верхушка Лондона довольно быстро приспособилась к изменившейся электоральной ситуации и в полной мере воспользовалась тем, что экс-олдермены уже через год могли участвовать в выборах^{391}. Реально это означает, что за термином «выбирать», который применялся для обозначения процедуры формирования городского Совета, скрывалась вполне определенная практика: члены действующего Совета сами выбирали себе преемников, в том числе и прежде всего из своей же среды^{392}. Электоральная система 1377 г. оказалась нежизнеспособной. В 1394 г. был восстановлен status quo ante, олдерменов вновь стали избирать пожизненно^{393}.

Примерно то же можно сказать и о составе лондонского муниципалитета в XV в., куда был избран 181 олдермен^{394}. Из них 70 человек избирались на должность пожизненно, а остальные, за редким исключением, неоднократно переизбирались^{395}. Наиболее заметными в этом отношении персонажами являлись: суконщик сэр Томас Кук, которого избрали олдерменом сначала 4 октября 1456 г. (вместо скончавшегося виноторговца и олдермена с 1446 г. Уильяма Абрахама), а затем 13 октября 1470 г. (вместо меховщика и олдермена с 1458 г. Томаса Олгрэйва, в силу каких-то причин покинувшего олдерменскую элиту); торговец предметами роскоши сэр Генри Колет, избиравшийся олдерменом 15 ноября 1476 г. (на место скончавшегося ювелира Мэтью Филипа, занимавшего должность олдермена с 1450 г.) и 1 февраля 1483 г. (на место торговца рыбой Уильяма Хэмптона, олдермена с 1462 г.); галантерейщик сэр Уильям Бэкон 19 сентября 1480 г. сменил ушедшего из жизни олдермена с 1474 г., торговца готовым платьем Роберта Коулвича, а 20 августа 1483 г. занял место олдермена с 1481 г., торговца предметами роскоши Джона Фишера (умер в 1485 г.)^{396}.

В XVI в. из 274 олдерменов 165 находились в этой должности пожизненно, 28 переизбирались дважды и занимали должность также до своей кончины (20 олдерменов, избранных еще в XV в., и 8 олдерменов XVI в.), остальные (81 олдермен) по тем или иным неизвестным нам причинам оставили муниципалитет^{397}.

Должность олдермена попадала в руки определенного круга людей — богатейших купцов, непосредственно связанных с деятельностью знаменитых «Двенадцати Больших ливрейных компаний» Лондона. В XIV–XVI вв. наибольшее количество олдерменов принадлежало к самой влиятельной и процветающей компании торговцев предметами роскоши (44, 41 и 49, т.е. 134 олдермена). Далее, по представительству в муниципалитете, следовали компании бакалейщиков (26, 31, 41, т.е. 98 олдерменов), суконщиков (30, 33, 31, т.е. 94 олдермена), торговцев рыбой (40, 15,12, т.е. 67 олдерменов), ювелиров (19, 17, 19, т.е. 55 олдерменов), меховщиков (16, 14, 15, т.е. 45 олдерменов), торговцев готовым платьем (1,6, 27, т.е. 34 олдермена), галантерейщиков (3 — в XV в., 28 — в XVI столетии, т.е. 31 олдермен), торговцев железными изделиями (3, 8, 14, т.е. 25 олдерменов), торговцев вином (16, 2, 5, т.е. 23 олдермена), торговцев солью (3 — в XV в., 14 — в XVI в., т.е. 17 олдерменов), торговцев пряностями (17 — в XIV в.), сукноделов (16 — в XVI в.), торговцев шерстью (6 — в XIV в.)^{398}.

Как видим, время вносило свои коррективы: одни компании укрепляли свое положение в муниципалитете, другие уступали им место, отходя на второй план или вовсе исчезая, как это случилось с компаниями торговцев шерстью и торговцев пряностями, поглощенными суконщиками и бакалейщиками. Причины такой эволюции коренятся в тенденциях экономического развития Лондона, о чем мы подробнее скажем далее. Пока же отметим, что XV–XVI столетия принесли усиление влияния таких компаний, как торговцы готовым платьем, галантерейщики, торговцы железными изделиями, торговцы солью. В XVI в. в муниципалитете Лондона впервые появились олдермены из компании сукноделов; а вот компании торговцев рыбой и особенно торговцев вином, судя по представительству олдерменов из их состава, совершенно очевидно сдали свои позиции по сравнению с XIV столетием. Но почти неизменно на первых местах оставались торговцы предметами роскоши, бакалейщики, суконщики, ювелиры и меховщики. Олдермены именно из этих ливрейных компаний постоянно и наиболее интенсивно пополняли состав лондонского муниципалитета.

Видимо, нередко в среде олдерменов разворачивалась довольно ожесточенная борьба за избрание или переизбрание на эту должность тех или иных кому-либо угодных кандидатов, о чем красноречиво свидетельствуют «Служебные книги» за XV–XVI вв. В частности, ювелир Хэмфри Хэйфорд в 1464 г. был избран на место умершего суконщика Джона Стоккера, олдермена 1458–1464 гг., и находился в должности до 1468 г., когда был заменен на суконщика Роберта Дроупа, олдермена 1468–1487 гг. Но в 1470 г. на место все того же Хэмфри Хэйфорда каким-то образом был избран меховщик Джон Кроук. Однако неожиданно и, по не известным нам причинам, он стремительно, буквально в течение нескольких дней, покинул муниципалитет (хотя прожил он до 19 ноября 1481 г.)^{399}. Можем предположить, что кому-то из олдерменов очень хотелось видеть среди своих «коллег» именно меховщика Джона Кроука. Другая же часть олдерменов по каким-то причинам настойчиво этому противодействовала и одержала победу.

Запутанная история произошла и с замещением должности олдермена 1464–1468 гг. Джона Пломера. Сразу отметим, что этот бакалейщик после ухода из муниципалитета, о причинах которого наши источники умалчивают, прожил еще 11 лет — он умер 5 октября 1479 г. На образовавшуюся вакансию 23 июля 1468 г. был избран суконщик Стефен Фабиан, остававшийся олдерменом вплоть до своей смерти в 1503 г. Однако 22 сентября 1468 г. на место того же Джона Пломера избрали еще одного олдермена — суконщика Томаса Столбрука, исполнявшего свои обязанности также до своей кончины в 1483 г.^{400} Таким образом, на одну вакансию сумели избрать двух новых олдерменов, очевидно, достигнув определенного компромисса.

Немало трудностей выпало и на долю уже упоминавшихся сэра Томаса Кука, сэра Генри Колета и сэра Уильяма Бэкона. Сэр Томас впервые был избран олдерменом в октябре 1456 г., но осенью 1470 г. его сменил галантерейщик Роберт Биллингдон, остававшийся на должности до своей смерти в 1492 г. Однако в октябре того же (1470) года сэр Томас Кук вновь оказался среди олдерменов. Сэра Генри Колета избрали на должность олдермена в ноябре 1476 г., где он находился до 18 июня 1482 г., когда вместо него в муниципалитет пришел торговец предметами роскоши Джон Мэтью. Но уже 1 февраля 1483 г., т.е. через семь с половиной месяцев, сэр Генри вновь стал олдерменом (его избрали на место торговца рыбой Уильяма Хэмптона) и не покидал этой должности до момента своей кончины в 1505 г. Сэр Уильям Бэкон стал олдерменом в сентябре 1480 г. Но уже в августе 1482 г. был вынужден уступить свое место суконщику Уильяму Уайту (занимал должность до 1504 г.), а через год вторично был избран олдерменом. Но продержался на посту только до октября 1483 г., когда его сменил ювелир Роберт Хардинг (олдермен 1483–1490 гг., умер в 1504 г.)^{401}.

Сложности возникли и с замещением вакансии, образовавшейся в связи с кончиной 23 апреля 1536 г. олдермена и бакалейщика Ричарда Чоппинга. Первого июня 1536 г. на его место избрали некоего Джона Ричмонда; 7 ноября того же года — бакалейщика Ральфа Элейна (до этого он становился олдерменом 3 марта 1534 г. вместо умершего Уолтера Чемпиона, олдермена с 1532 г., суконщика); 12 декабря — бакалейщика Ричарда Осборна (оставался олдерменом до 1544 г., когда и умер); а через два дня — торговца рыбой Генри Эмкота (занимал должность до момента своей кончины в 1554 г.). Джон Ричмонд при этом вновь оказался среди олдерменов: 11 декабря 1537 г. его избрали вместо умершего Хэмфри Монмута, олдермена с 1534 г., суконщика. Ральф Элейн еще раз (уже третий) появляется в олдерменском кругу 26 сентября 1538 г. — вместо отошедшего в «мир иной» Джона Лонга, олдермена с 1524 г., торговца солью^{402}.

К сожалению, источники, которыми мы располагаем, не позволяют достоверно говорить о конкретной ситуации, приведшей к столь многоступенчатому заполнению вакансии. Можем лишь предполагать существование различных группировок и, соответственно, групповых интересов, основанных, видимо, на тесных хозяйственных и семейно-родственных связях и порождавших серьезные трения внутри олдерменской элиты Лондона, в том числе, и в вопросе о пополнении состава муниципалитета.

Вывод о фактическом самоназначении целого ряда членов лондонского муниципалитета подтверждают и процедуры избрания мэра Лондона и шерифов.

Мэр избирался ежегодно и только из числа олдерменов. Это правило было обязательным и для Лондона, и для провинциальных английских городов^{403}. До 1346 г., когда избрание мэра перенесли на 13 октября[70], обычным днем выборов было 28 октября[71]. Однако в 1365 г. вернули прежнюю дату — 28 октября, но лишь на 3 года, после чего, вплоть до 1546 г., выборы мэра проводились 13 октября. С 1546 г. была установлена новая дата — 29 сентября[72], по-видимому, приуроченная к началу нового календарного года и осенней судебной сессии^{404}.[73]

Формально само избрание проходило на собрании Ассамблеи горожан, которое проходило в Гилдхолле. Реально же здесь лишь называли имена двух олдерменов — кандидатов на должность мэра, а действующий мэр и олдермены выбирали одного из них, т.е. фактически мэра избирал Совет олдерменов[74]. «И когда наступит такое время, когда нужно избирать нового мэра на следующий год, прежний мэр должен созвать Совет состоятельных людей города, которые лучше всех других знают конституцию города, и этот Совет должен провести выборы в соответствии с ранее установленными порядками»^{405}, — записано в «Белой книге» Лондона применительно к XIV — началу XV в. О ежегодном избрании мэра Лондона наиболее зажиточными горожанами в конце XVI в. сообщает в своем описании английской столицы Томас Платтер^{406}.

Согласно той же «Белой книге», выборы высших официалов — мэра и шерифа — со времен Генриха III (1216–1272), окончательно подтвердившего право лондонцев ежегодно выбирать их из своей среды, производились следующим образом: «…несколько наиболее зажиточных и опытных граждан» поименно приглашались на выборное собрание и избирали там мэра и шерифа^{407}. Автор весьма правдоподобно объясняет установление таких порядков волнениями в народе, которые происходили при каждых очередных выборах: «Ввиду того, что на выборы мэров и шерифов, — пишет он, — стекалась к зданию муниципалитета огромная толпа народа, и так как народных сборищ следует бояться, как это мудро засвидетельствовано в 26-й главе Экклезиаста, ибо при этом может подняться ропот и шум, мэр и олдермены за несколько дней до дня выборов имели обычай сходиться и обсуждать, каким образом провести эти выборы, чтобы избежать волнений и народного ропота»^{408}.[75] Дж. Карпентер не скрывает, что целью такого ограничения числа избирателей было устранение широких слоев населения Лондона от участия в избрании главных должностных лиц города.

Число выборщиков, приглашавшихся от каждого городского округа, варьировалось: от 12-ти в более ранний период, при Эдуарде I (1272–1307) и Эдуарде II (1307–1327), до четырех при Эдуарде III (1327–1377). На 24-м году правления последнего (в 1351 г.) эта цифра была твердо установлена: четыре представителя от каждого из 25-ти административных округов^{409}, т.е. в 100 человек. В любом случае, в выборах мэра и шерифов участвовала лишь очень незначительная часть населения города, и притом самые зажиточные и влиятельные его жители. «Община» Лондона фактически была отстранена от участия в выборах, что вполне согласуется с жалобами присяжных 1274 г. Это в полной мере подтверждает и документ от 10 октября 1442 г.: «Выборы мэра должны производиться олдерменами и другими наиболее благоразумными (more discreet) и могущественными (powerful) горожанами на основании старых обычаев»^{410}. Аналогичное предписание проходило через лондонский муниципалитет 23 сентября 1467 г.^{411}

Избранный таким образом мэр должен был также получить одобрение короля. В источниках удалось обнаружить информацию о том, что во вторник, 13 октября 1372 г., мэром был избран Джон Пайел, торговец предметами роскоши, олдермен 1369–1382 гг., шериф 1370–1371 гг.^{412} Произошло это в присутствии Джона Бенеса, уходящего мэра, Уильяма Хэлдена, рикордера, 12-ти олдерменов и двух шерифов — «с их согласия и согласия общины Лондона»^{413}. В четверг, 28 октября, в праздник святых Симона и Иуды, в Гилдхолле Джон произнес клятву, в которой обещал справедливо управлять горожанами и охранять их права, а на следующий день предстал перед баронами Казначейства в Вестминстере и принес клятву им, обещая верно служить королю и оберегать все его права и интересы^{414}. 21 марта 1377 г. мэром был избран Ник Брембр; 29 марта он торжественно принес клятву и присягу на верность городу в Гилдхолле и Ричарду II в Тауэре^{415}.

Король также имел право отстранить мэра от должности[76]. Яркий пример — сторонник Джона Нортхемптона Адам Стэбл, который был смещен с должности мэра 21 марта 1377 г. по распоряжению короля^{416}. Причинами такого монаршего решения стали вспыхнувшие в Лондоне городские волнения, вызванные проповедями Дж. Уиклифа, но главное — противостояние двух группировок в правящей элите города. Одну из них, пользовавшуюся поддержкой Джона Гонта, возглавлял суконщик и олдермен Джон Нортхемптон; другую — бакалейщик и олдермен Николас Брембр, сторонник Ричарда II, который, кстати, в тот же день был избран новым мэром по указанию короля^{417}.[77]

Однако не считаться с лондонцами королевская власть не могла. Это доказывает любопытный эпизод из истории Лондона XIV в. В 1359 г. Эдуард III, четверо его сыновей и 19 знатных вельмож переоделись в одежды мэра и олдерменов столицы во время праздника, устроенного в честь бракосочетания Джона Гонта и Бланки Ланкастерской, что было расценено как явный комплимент городской общине Лондона и ее правящей элите^{418}. Подобный реверанс в сторону горожан легко объясним. Эдуард III, остро нуждавшийся в деньгах, особенно в связи с началом Столетней войны, широко практиковал займы у английских экспортных торговцев, которые были почти так же богаты, как иностранные^{419}.

Видимо, нередко выборы мэра (как и олдерменов) превращались в ожесточенную борьбу различных олдерменских группировок — сторонников разных кандидатур. Показательна в этом смысле судьба олдермена XV в. Ральфа Холланда, которого трижды (в 1439, 1340 и 1341 гг.) выдвигали в качестве кандидата на должность мэра, но безрезультатно. По причинам, о которых наши источники умалчивают, несмотря на все усилия, он так и не стал мэром Лондона^{420}.

Очень часто на должность мэра баллотировались одни и те же люди, нередко нарушался и принцип ежегодного замещения этой должности, четко зафиксированный в хартии 1319 г.: «Никто не будет мэром два года подряд»^{421}. А составитель «Белой книги» Лондона XIV в. оставляет весьма показательное замечание: «…если горожане изъявят и на будущий год иметь мэром того, кто был им в течение прошедшего года, я советую ему не брать снова в свои руки управление, да и трудно допустить, чтобы повторное несение этой должности было приятно всем»^{422}. Но далеко не все и не всегда следовали такому совету. Слишком привлекательной казалась эта должность, и, надо думать, не только с точки зрения престижа, но, что важнее, благодаря тем колоссальным возможностям, которые она предоставляла своим обладателям.

Удалось подсчитать, что в XIV в. из 274 олдерменов мэрами Лондона были избраны 70. Из них: 50 — лишь один раз, 16 — дважды, три — трижды, а один — четырежды становился мэром^{423}. Вот только один показательный пример. Хэмо де Чигвелл, торговец рыбой и олдермен с 1315 г., занимал пост лондонского мэра 9 лет подряд: в 1319–20, 1321–22, 1323–26 и в 1327–28 гг.^{424} Приведенные данные легко убеждают в том, что именно олдермены на протяжении всего XIV столетия занимали должность мэра Лондона, фактически монополизировав ее.

В XV в. из 181 олдермена мэрами стали 78. Из них: 12 избирались на этот пост дважды, остальные — только один раз^{425}.[78] В любом случае на протяжении этого столетия должность главы муниципалитета Лондона находилась в руках исключительно олдерменов.

В XVI в. ситуация с мэрами предстает в следующем виде: из 274 олдерменов должность мэра занимали 119, из них только 8 избирались мэрами дважды, остальные — один раз^{426}.

Таким образом, на протяжении XIV–XVI вв. наблюдается рост числа олдерменов, избиравшихся главой лондонского муниципалитета. Но при этом можно констатировать снижение степени концентрации этой важнейшей должности в XV–XVI вв. по сравнению с XIV столетием. Хотя должность мэра Лондона оставалась исключительно привилегией олдерменов, лишь очень немногие из них в XV–XVI вв. избирались на нее дважды, не говоря уже о четырех или девяти возможностях переизбрания, встречавшихся в XIV в. Вероятно, в XV–XVI столетиях по определенным причинам лондонцы в большей степени соблюдали букву закона и придерживались правила о ежегодном переизбрании мэра столицы, содержавшегося в пожалованных королевской властью хартиях. Это могло быть связано и со значительно более пристальным вниманием короны к происходящему в Лондоне, в том числе, к соблюдению избирательных процедур, и, возможно, с изменением позиции самих олдерменов в отношении степени и уровня своего участия во властных структурах на фоне активизации и расширения масштабов их коммерческой деятельности.

Необходимо принять во внимание и любопытный факт из описания Лондона XVI в., оставленного Т. Платтером. Он отмечает, что «глава города должен иметь доход, по меньшей мере, в 100 тыс. ф., позволяющий ему достойно выполнять обязанности сообразно статусу»^{427}. Даже для лондонских олдерменов такая сумма была весьма внушительной, и ею, надо думать, свободно располагали далеко не все из них.

Немаловажным представляется выяснить, каково было количественное соотношение мэров из различных лондонских компаний. Нам удалось обобщить содержащийся в «Служебных книгах» статистический материал и представить его в таблице 2.^{428}

Из таблицы видно, что наибольшее количество мэров «поставляли» все те же компании торговцев предметами роскоши (61 олдермен стал мэром), суконщиков (42), бакалейщиков (34). К XVI в. укрепили свое положение ювелиры (19), меховщики (13), галантерейщики (13), торговцы готовым платьем (9), торговцы железными изделиями (6) и торговцы солью. Сразу весьма уверенно заявили о себе олдермены из компании сукноделов, возникшей в XVI столетии, — 7 (из 16) были избраны мэрами. Утрачивали свои позиции торговцы рыбой (23), хотя общее число мэров из этой компании было немалым, торговцы вином и, конечно, канатчики, с XV в. вообще не избиравшиеся в лондонский муниципалитет. Видимо, эти процессы напрямую связаны со значением и ролью тех или иных компаний в торговле, с богатством и влиянием их купцов, что находило отражение в избрании из их среды олдерменов и мэров.

Шерифа, как и мэра, избирали ежегодно. Причем, с XIV в., как мы видели, законом предусматривалось ежегодное избрание двух шерифов Лондона и графства Миддлсекс. Шерифами становились как олдермены, так и представители неолдерменскои среды, скорее всего, из числа советников. Избрание шерифов, как и мэра, утверждалось специальным королевским представителем^{429}.

Удалось выяснить, что в XIV столетии должность шерифа занимали 166 олдерменов (из 274). При этом 101 — во время пребывания в должности олдермена, а 65 стали олдерменами после службы в качестве шерифов^{430}. В XV в. шерифами были 154 олдермена (из 181): 102 — в период своего олдерменства, 52 — до него^{431}. В XVI столетии шерифами были избраны 225 олдерменов (из 274): 175 — во время пребывания в должности олдермена, 41 — до олдерменства, 9 избирались шерифами и до, и во время олдерменства^{432}. Эти данные позволяют предположить, что во многих случаях должность шерифа открывала непосредственный доступ к избранию олдерменами и, таким образом, — к самой вершине лондонской власти. Обращает на себя внимание очевидное возрастание интереса олдерменской элиты Лондона к должности шерифа на протяжении рассматриваемого периода.

В XVI в. лондонские олдермены становились шерифами не только столицы, но и ряда английских графств — Бедфордшира, Ланкашира, Нортхемптона, Хартфордшира, Эссекса^{433}. Эти факты могут свидетельствовать и о возрастании могущества и влияния столичных олдерменов, и об укреплении сотрудничества представителей купеческой верхушки Лондона и королевской власти, чьи интересы в графствах призваны были защищать шерифы.

Данные о профессиональной принадлежности шерифов Лондона представлены в таблице 3.^{434}

Как видим, и должность шерифа чаще всего оказывалась в руках торговцев предметами роскоши (114 олдерменов), суконщиков (74), бакалейщиков (73), торговцев рыбой (52), ювелиров (39) и меховщиков (34). Однако необходимо признать, что присутствие на этой должности олдерменов из компаний торговцев рыбой и торговцев вином сокращается на протяжении рассматриваемого периода. С XV в. полностью утрачивают свои позиции торговцы пряностями и канатчики. Одновременно усиливаются торговцы железными изделиями, солью, готовым платьем, галантерейщики и, естественно, сукноделы. Фактически мы можем говорить о совпадении тенденций на занятие должностей шерифа и мэра в XIV–XVI вв.

Для XV–XVI столетий оказалось возможным выявить максимальные и минимальные сроки пребывания олдерменов в своей должности. В XV в. первые составили от 10 до 44 лет. Двенадцать олдерменов занимали эту должность на протяжении 10 лет; 11 — в течение 15 лет; 10 находились в своей должности 11 лет; девять — 17 лет; восемь — 13 лет; семь — 18 лет; по шесть — 12, 14 лет, 22 и 24 года; пять олдерменов пребывали на своем посту 21 год^{435}. Среди таковых — Ральф Бартон, меховщик, — в 1416–1437 гг.; Томас Уондесфорд, торговец предметами роскоши, — в 1426–1427 гг.; Уильям Хайлин, торговец рыбой, — в 1450–1471 гг.; Ричард Ли (Lee), бакалейщик, — в 1452–1473 гг.; Хью Брайс, ювелир, — в 1476–1497 гг. Четверо олдерменов (Джон Уэллес, бакалейщик, в 1420–1443 гг.; Роберт Тэйт, торговец предметами роскоши, — в 1479–1502 гг.; Уильям Уайт, суконщик, в 1482–1505 гг.; Уильям Мартин, меховщик, — в 1483–1506 гг.) были в этой должности 23 года; по три олдермена — 19 и 30 лет (торговец рыбой Джон Рэйнуэл — в 1416–1446 гг.; меховщик Генри Бартон — в 1405–1436 гг.; торговец предметами роскоши Генри Колет — в 1475–1505 гг.); по два — 20, 25 (бакалейщик Роберт Чайчел — в 1402–1427 гг.; торговец готовым платьем Стефен Дженинс — в 1498–1523 гг.) и 29 лет (торговец предметами роскоши Джон Браун — в 1469–1498 гг.; торговец солью Ричард Чаури — в 1480–1509 гг.); по одному олдермену — 26 (бакалейщик Уильям Тэйлор — в 1458–1484 гг.) и 28 лет (суконщик Джон Норман — в 1440–1468 гг.).

Истинными «рекордсменами» можно считать Николаса Дрейпера, суконщика, занимавшего должность олдермена на протяжении 44 лет — с 1403 по 1447 гг.; Томаса Помроя, приора церкви св. Троицы, пребывавшего на олдерменском посту 37 лет — с 1445 по 1482 гг.; Стефена Фабиана, суконщика, — 36 лет — с 1468 по 1504 гг.; Джона Гедни, тоже суконщика, — 35 лет — с 1414 по 1449 гг.; торговцев предметами роскоши Томаса Фауконера и Генри Фроуика — олдерменов в течение 34 лет (первый — с 1402 по 1436 гг., второй — с 1424 по 1458 гг.); суконщика Уильяма Краумера, бакалейщика Стефена Броуна и торговца рыбой Джона Мичелла — олдерменов на протяжении 32 лет^{436}. Все перечисленные олдермены оставались в должности до момента своей кончины.

В XVI в. максимальные сроки пребывания на олдерменской должности определяются от 10 до 35 лет. Семнадцать олдерменов занимали эту должность на протяжении одного десятилетия; 15 — в течение 12 лет; по девять олдерменов — 11, 17 и 20 лет; восемь — 18 лет; по семь олдерменов — 15 и 19 лет; по шесть — 14 лет и 24 года; по четыре — 16 и 27 лет. Среди последних — торговец предметами роскоши Уильям Браун — олдермен в 1500–1527 гг., бакалейщик Уильям Батлер — в 1507–1534 гг., Уильям Элейн — в 1559–1586 гг., сукнодел Джон Спенсер — в 1583–1610 гг.). По три олдермена находились на этой должности 22 года (торговец железными изделиями Алекс Эвенон — в 1558–1580 гг., галантерейщик Генри Биллинсгейт — в 1585–1607 гг., сукнодел Джон Уотте — в 1594–1616 гг.) и 25 лет (торговец предметами роскоши Ральф Уоррен — в 1528–1553 гг., торговец железными изделиями Кристофер Дрейпер — в 1556–1581 гг., меховщик Стефен Слэйни — в 1584–1609 гг.). По два олдермена пребывали в своей должности 23 года (торговец готовым платьем Томас Уайт — олдермен 1544–1567 гг. и торговец предметами роскоши Лайонел Дакет — олдермен 1564–1587 гг.), 26 лет (суконщик Джон Милборн — в 1510–1536 гг. и торговец предметами роскоши сэр Томас Бэннет — в 1594–1620 гг.), 28 лет (торговец вином Джеймс Спенсер — в 1516–1544 гг.), 29 лет (меховщик Джон Чепнейз — в 1527–1556 гг. и галантерейщик Томас Лоув — в 1594–1623 гг.), 30 лет (торговец предметами роскоши Джон Элейн — в 1515–1545 гг. и ювелир Мартин Боувз — в 1536–1566 гг.), а также 33 года (галантерейщик Джон Гаррард — в 1592–1625 гг. и торговец готовым платьем Томас Оффли — в 1549–1582 гг.). Один олдермен, сукнодел сэр Роланд Хэйвуд, занимал этот пост 34 года — в 1560–1594 гг. А суконщик Джордж Моноукс был олдерменом 35 лет — на протяжении 1506–1541 гг.^{437}

Минимальные сроки пребывания в должности олдермена варьировались от нескольких лет (менее 10) до нескольких месяцев в XV в. и даже нескольких дней в XVI столетии. Вот только наиболее яркие примеры. Томас Уолсингем был олдерменом с 25 февраля по 4 апреля 1429 г.; торговец предметами роскоши Джон Лок занимал эту должность всего 4 месяца — с 18 марта по 19 июля 1463 г.; меховщик Джон Кроук, избранный олдерменом в июле 1470 г., оставил эту должность, по не известным нам причинам, уже в декабре того же года, как и меховщик Уильям Уайкинг, пробывший олдерменом лишь с 16 февраля по ноябрь 1481 г. Срок пребывания в должности олдермена и бакалейщика Роберта Рэйуэлла оказался немного длиннее — с 25 февраля 1490 г. по 16 марта 1491 г. А виноторговец Роберт Уитенс занимал должность олдермена буквально несколько дней — с 18 по 30 июня 1590 г., как и торговец готовым платьем Джон Робинсон, который пробыл в должности олдермена с 29 февраля по 20 апреля 1592 г. Роберт Чемберлен, торговец железными изделиями, был олдерменом тоже весьма недолго — с июля по октябрь 1596 г., а бакалейщик Оливер Стил — с октября 1596 по январь 1597 г. Торговец железными изделиями Роберт Кэмбел находился в должности олдермена с 17 января по 15 февраля 1597 г.^{438}

Удалось подсчитать, что в общей сложности в XV в. семь лондонских купцов занимали должность олдермена менее двух лет и семь — в течение нескольких месяцев; в XVI столетии четыре олдермена являлись таковыми менее двух лет, 20 олдерменов — несколько месяцев и 13 олдерменов — всего несколько дней^{439}. Совершенно очевиден больший динамизм в обновлении лондонского муниципалитета в XVI в. за счет усилившейся мобильности внутри олдерменской элиты. Однозначно ответить на вопрос, почему так происходило, не представляется возможным из-за специфики источников, но некоторые штрихи прорисовать необходимо.

Причин для столь кратковременного пребывания некоторых олдерменов в муниципалитете, видимо, несколько. Прежде всего, обновление его состава осуществлялось вследствие естественных причин — болезней и кончины олдерменов, многие из которых покидали властные структуры города незадолго до ухода «в мир иной» или непосредственно в связи с таковым. Так было и с упомянутыми Джоном Мичеллом, Уильямом Уайкингом и Джоном Локом, а также с Джоном Тэйтом, торговцем предметами роскоши и олдерменом 1485–1515 гг., Ричардом Чаури, торговцем солью и олдерменом 1481–1509 гг., с суконщиком Джоном Норманом, олдерменом 1441–1468 гг., и еще с целым рядом олдерменов XV в.^{440}

И в XVI столетии зафиксировано много аналогичных случаев. Бакалейщика Энжела Дана избрали олдерменом 3 марта 1506 г. Он занимал эту должность до 14 июня того же года, а 2 декабря 1506 г. умер^{441}. Торговец предметами роскоши Джон Уэст был избран олдерменом 23 октября 1515 г., оставил эту должность 1 сентября 1517 г., а 18 сентября того же года скончался^{442}. Еще один торговец предметами роскоши Джон Хэйдон значился олдерменом с 27 сентября по 13 декабря 1582 г., хотя умер еще 28 ноября^{443}. Олдерменам явно потребовалось некоторое время для того, чтобы подыскать подходящую кандидатуру на освободившуюся вакансию. Торговец рыбой Уильям Туэйт стал олдерменом 15 февраля 1597 г., а уже 6 октября умер; нового олдермена — Кристофера Ходдесдона, галантерейщика, — сумели избрать на освободившееся место 17 октября 1597 г., но 2 апреля 1600 г. этот олдермен по каким-то соображениям предпочел уйти из муниципалитета^{444}.

Как видим, иногда олдермены оставались в должности до самой кончины, и требовалось определенное время, примерно две недели, чтобы на освободившуюся вакансию избрали нового олдермена.

Здесь, на наш взгляд, уместно поставить вопрос о возрасте, в котором лондонские купцы могли избираться олдерменами. Данных на этот счет — единицы, что делает их еще более ценными. Известно, что торговец предметами роскоши Адам Фрэнси появился на свет около 1315 г., в 1352 г., в возрасте, примерно, 38 лет, был избран олдерменом Лондона, а умер в 1375 г., преодолев 60-летний рубеж^{445}. Джон Пайел родился в 1314 или 1319 г.^{446}, олдерменом стал в 1369 г. в возрасте 56 или 51 года, мэром Лондона — в 1372 г.^{447} (когда ему исполнилось 59 или 54 года), умер в мае 1382 г. в возрасте 69 или 64 лет. Сэр Эндрю Джадд, меховщик, олдермен 1541–1558 гг., родился около 1495 г., т.е. стал олдерменом в возрасте, примерно, 46 лет^{448}. Суконщик и олдермен 1547–1554 гг. Джон Лэмбард был избран олдерменом в 47-летнем возрасте (род. в 1500 г.)^{449}. Роланд Хэйвуд, сукнодел, родился около 1520 г., олдерменом был избран в 1560 г., т. е. в возрасте, примерно, 40 лет (оставался в этой должности до своей кончины в 1593 г.)^{450}. Торговец предметами роскоши, Лайонел Дакет в 1537 г. получил статус фримена Лондона, а в 1564 г., скорее всего, в возрасте 42–44 лет, был избран олдерменом, каковым оставался до самой своей смерти в 1587 г.^{451} Суконщик Джон Бранч, родившийся около 1515 г., приобрел статус полноправного горожанина в 1339 г., в 24 года; стал олдерменом в 1571 г., в довольно зрелом возрасте, примерно, 56 лет (покинул эту должность в 1588 г., когда и умер)^{452}.

Таким образом, лондонские купцы попадали в муниципалитет в качестве олдерменов в возрасте около 40 лет. К этому времени они представали вполне сформировавшимися и успешными людьми, имевшими свой «бизнес», внушительный материальный достаток, определенный вес и авторитет в купеческом и в городском сообществе, а также необходимые дружеские и деловые знакомства и связи, что в значительной мере позволяло им попадать во властные структуры Лондона.

Некоторые олдермены оставляли должность в расцвете лет и сил. Так, например, Томас Уолсингем, покинувший должность олдермена в 1429 г., оставался на страницах лондонской истории вплоть до своей кончины 11 ноября 1458 г.^{453} Джон Кроук оставил муниципалитет в декабре 1470 г., но еще в течение 11 лет продолжал успешно торговать мехами и прочими разнообразными товарами^{454}. Сукнодел Ричард Фолкс, ушедший из властных структур Лондона в 1560 г., после четырех лет службы в качестве олдермена, умер лишь 11 декабря 1570 г., т.е. спустя 10 лет^{455}. Торговец солью Джон Дент прослужил в качестве олдермена всего несколько дней — с 10 по 26 июня 1589 г., но умер 18 декабря 1595 г.^{456} Ричард Стэппер, тоже сукнодел, занимавший должность олдермена 16 дней — с 10 по 26 октября 1594 г., умер 12 июля 1608 г.^{457} Торговец железными изделиями Роберт Чемберлен был олдерменом с 29 июля по 19 октября 1596 г., а скончался 23 декабря 1607 г.^{458} Бакалейщик Оливер Стил, олдермен с 19 октября 1596 г. по 17 января 1597 г., судя по источникам, умер 6 июня 1622 г.^{459}

Мы подсчитали, что 12 из 14 олдерменов, занимавших эту должность от нескольких дней до двух лет в XV в., и только 14 из 37 столь же «кратковременных» олдерменов XVI столетия оставили ее по причине своей кончины; остальные по каким-то причинам ушли из муниципалитета^{460}. Возможно, что для этих и прочих, поступивших аналогичным образом, олдерменов предпочтительнее оказалась их торговая деятельность, приносившая немалые дивиденды, а служба в муниципалитете требовала слишком много времени, сил и материальных затрат. Наиболее ярко это проявилось в XVI в. в связи с расширением коммерческой деятельности богатейших лондонских купцов. Ф. Фостер подсчитал, что в елизаветинский период на заседаниях «Совета олдерменов» обычно присутствовали 15 человек. Некоторые из олдерменов из-за болезни или вследствие занятости не посещали ассамблеи на протяжении месяца и более, но это были исключительные случаи. Особенно тяжело приходилось мэрам, обязанным присутствовать на каждом заседании, что наносило немалый ущерб их деловым интересам. В результате и мэры, и обычные олдермены вынуждены были находить компромиссы, балансировать, отдавая предпочтение то торговле, то исполнению своих властных полномочий и обязанностей. Это наглядно проявилось в деятельности Роланда Хэйвуда: в 1569 г. он присутствовал на 56 из 84 заседаний (т.е. на 67%), в 1577 г. — на 84 из 100 (т.е. на 84%, при этом он председательствовал на 57% заседаний), в 1593 г. (год его смерти) — на 62 из 97 заседаний (что составило 64%)^{461}. Участвовать в работе всех заседаний этот олдермен не мог, как и, надо думать, другие его «коллеги».

Весьма обременительными для олдерменов были и сопутствующие должности материальные затраты. В частности, олдермен XVI в. Ричард Мартин истратил за время пребывания в должностях шерифа и дважды мэра Лондона сумму в 7 тыс. ф.; его «коллега» Пембертон только за год своего мэрства «расстался» с 4–5 тыс. ф.^{462} Возможно, что серьезные финансовые затруднения олдермена Томаса Лоджа, приведшие его в долговую тюрьму, также были вызваны большими расходами, призванными обеспечить ему достойное пребывание в должности мэра. Безусловно, все это представлялось большой и даже слишком большой ценой, уплачиваемой за участи во властных структурах города. И не все олдермены соглашались на такие условия, не все могли позволить себе изъять из торгового оборота столь крупные средства.

Было и еще одно обстоятельство, вынуждавшее олдерменов оставлять свою должность. Небезызвестный Томас Уолсингем так объяснил причину своего нежелания оставаться олдерменом: «В связи с тем, что приходится много заниматься службой короля»^{463}. Видимо, ему приходилось выполнять многочисленные королевские поручения, что делало крайне сложным совмещение службы королю с выполнением обязанностей олдермена. Этот факт лишний раз подчеркивает существование довольно тесной связи между купеческой олдерменской элитой Лондона и королевской властью. Причем иногда служба королю оказывалась предпочтительнее и, видимо, выгоднее, чем административная служба горожанам.

Здесь, на наш взгляд, уместно сказать, что отдельные олдермены находились непосредственно на службе у короля. Их можно было встретить в XIV в. среди королевских виночерпиев[79], казначеев[80] и коронеров[81]; королевских виночерпиев и коронеров (King's Butler and Coroner); главных судей казначейства (Chief Baron Exchequer), а в XV–XVI вв. — среди членов Тайного совета^{464}. Так, в XIV столетии королевскими виночерпиями, казначеями и коронерами (King's Butler, Chamberlain and Coroner) были Уильям Трэнт (в 1301–1307 гг.), суконщик Стефен Абиндон (в 1316–1325 гг.); королевскими виночерпиями и коронерами (King's Butler and Coroner) — торговец пряностями Бенедикт де Фолшем (в 1325–1326 гг.), знаменитый Ричард де ля Поль (в 1327–1338 гг.), виноторговец Джеффри Ньюнтон (в 1376–1380 гг.); а Томас де Лоудлав, избранный олдерменом в 1361 г., в 1365–1373 гг. выполнял обязанности Главного судьи Казначейства (Chief Baron Exchequer)^{465}. А вот Уильям Фиц-Уильям, олдермен 1504–1534 гг., торговец готовым платьем, был казначеем кардинала Уолси^{466}. Членами Тайного совета являлись ювелир Эдмунд Шаа, олдермен 1473–1488 гг., (в 1483 гг.) и торговец предметами роскоши Джон Элейн, олдермен 1515–1546 гг.^{467}

Отметим, что олдерменская среда отнюдь не приветствовала отказ своих «коллег» от должности. Тот же Томас Уолсингем был оштрафован, видимо, на весьма внушительную сумму, поскольку вместо уплаты штрафа обязался покрыть глазурью «в лучшем стиле» восточный фронтон Гилдхолла^{468}. Значительно меньше «повезло» Джону Гедни, тоже попытавшемуся отказаться от должности олдермена (которую он занимал в общей сложности 34 года), но безуспешно: его упорство было сломлено заключением в тюрьму и временным насильственным закрытием принадлежавших ему торговых лавок^{469}. Неудачей закончились и попытки олдерменов XVI в. Томаса Куртса и Джона Бранча отказаться от своих должностей^{470}. А вот олдермен 1556–1560 гг. Ричард Фолкс добился освобождения от должности, уплатив штраф в 200 ф.^{471} Одержал победу в своем противостоянии олдерменской элите и Филипп Гантер: в 1569 г. его избрали олдерменом, но, заплатив штраф в 400 ф., он избавился от «столь обременительной обязанности»^{472}.

Скорее всего, эти крупнейшие купцы-авантюристы, осуществлявшие торговлю сукном, воском, бумазеей, шелком, железом, смолой не только с городами Англии, но и с Антверпеном, Байонной, Ганзейскими городами^{473}, не были заинтересованы в том, чтобы их внимание, средства, время и энергия отвлекались на выполнение служебных обязанностей в муниципалитете в ущерб торговле — их главному занятию. Тем более что отдельные олдермены XVI в. занимали важные позиции во вновь возникавших крупных торговых компаниях. В частности, казначеями Левантийской компании были: Поль Бэйнинг, бакалейщик, олдермен 1593–1616 гг., — в 1600–1602 гг.; сэр Леонард Холлидэй, торговец готовым платьем, олдермен 1594–1612 гг., — в 1602–1604 гг.; Ричард Чемберлен, торговец железными изделиями, олдермен 1596–1607 гг., — в 1602–1607 гг.; казначеем Виргинской компании в 1609–1620 гг. был сэр Томас Смит, галантерейщик, олдермен 1599–1625 гг.^{474}

Случалось также, что Совет олдерменов по собственной инициативе отстранял некоторых олдерменов от должности. Так поступили, в частности, в отношении трех олдерменов XIV в. — Адама де Бари, Ричарда Лайенса и Джона Пэче. Все они были обвинены в злоупотреблениях по службе, а именно — в присвоении денег городской общины. Факт, свидетельствующий о далеко небескорыстном характере отдельных представителей лондонской правящей элиты. Такая же участь постигла и олдерменов XV в. Хэмфри Хэйфорда и Джона Пломера, обвиненных в измене в связи с их политическими симпатиями Ланкастерам (впоследствии, на фоне изменения политической ситуации, они были восстановлены в должности)^{475}.

Отказ от должности не был массовым явлением во властных структурах Лондона XIV–XVI вв. Большинство олдерменов выполняли свои обязанности, как предусматривало городское законодательство — пожизненно. Вот только некоторые примеры. Упомянутый выше Джон Норман, олдермен 1440–1468 гг., скончался 4 октября 1468 г.; Ричард Чаури на протяжении 29 лет — с 1480 по 1509 гг. — находился в должности олдермена Лондона, пока не умер 27 ноября 1509 г.; Уильям Рэмингтон, олдермен 1484–1511 гг., скончался 27 июня 1511 г.; Джон Элейн был избран олдерменом 13 февраля 1515 г. и оставался таковым до 17 сентября 1545 г., а умер 15 января 1546 г.; Томас Рэмси был на посту олдермена с 1566 по 1590 гг., пока не умер; Роланд Хэйвуд, олдермен с 19 сентября 1560 г. по 7 февраля 1594 г., скончался 4 марта 1594 г.^{476},[82] Можно предположить, что Джон Элейн и Роланд Хэйвуд были больны или немощны и не могли в полную силу выполнять свои служебные обязанности, когда покидали муниципалитет незадолго до смерти. В любом случае в вопросе о сроках пребывания в должности олдермена и причинах отказа от нее невозможно подвести все под общий знаменатель. Необходим индивидуальный подход к каждому конкретному случаю. Хотя общую тенденцию, направленную на усиление мобильности и обновление состава лондонского олдерменства в XVI в., все же удалось выявить.

Многие олдермены концентрировали в своих руках несколько ключевых должностей. Так, среди олдерменов XIV и особенно XV–XVI вв., судя по данным источников, популярностью пользовалась должность аудитора (Auditor) — ревизора, осуществлявшего надзор за расходованием городских средств и деятельностью городских органов власти. Должность лондонского аудитора была выборной. Предусматривалось ежегодное избрание ревизоров, которыми могли стать и олдермены, и неолдермены. Одни и те же лица избирались на эту должность от одного до пяти раз, но только на один год. В результате в XIV в. аудиторами были 70 олдерменов, причем, 53 из них совмещали эти две должности, девять значились аудиторами до избрания олдерменами, восемь — до и после того, как стали олдерменами^{477}. Следовательно, никаких ограничений на возможные варианты сочетания должностей олдермена и аудитора не наблюдалось. Дважды становились аудиторами 18 олдерменов, трижды — 10 олдерменов, 4 раза — три, 5 раз — 1 олдермен (Томас Уэлфорд) и остальные олдермены XIV столетия — по одному разу.

В XV в. уже 120 олдерменов избирались аудиторами: 56 — во время своего олдерменства, 25 — до такового, 39 — до и во время пребывания в должности олдермена^{478}. При этом 39 олдерменов становились аудиторами дважды, 7 олдерменов — трижды и 2 олдермена — четырежды, остальные — по одному разу.

В XVI столетии аудиторами становились 110 олдерменов: 39 — во время пребывания в должности олдермена, 55 — до олдерменства, 16 — до и во время службы в качестве олдерменов^{479}. Из них: 16 олдерменов находились в должности аудитора дважды, 2 олдермена — трижды, остальные — по одному разу. Едва ли можно ставить под сомнение, что должность аудитора фактически постоянно находилась в руках олдерменов, как и должности мэра и шерифов.

В таблице 4 представлены обобщенные данные о количестве олдерменов — аудиторов XIV–XVI вв. из разных ливрейных компаний Лондона^{480}.

Неудивительно, что большинство аудиторов принадлежали к компаниям торговцев предметами роскоши (75 олдерменов стали ревизорами), суконщиков (41), бакалейщиков (39), положение которых неизменно укреплялось на протяжении XIV–XVI столетий. Вновь необходимо констатировать снижение административной активности представителей компании торговцев рыбой при достаточно высокой численности олдерменов-аудиторов из их среды. Уменьшается также значение компании торговцев вином, а торговцы шерстью и пряностями с XV в. вообще сходят с политической сцены. Как и в случае с мэрами и шерифами, постепенно усиливают свое влияние на должность аудитора галантерейщики, торговцы солью, сукноделы, торговцы готовым платьем, меховщики.

Среди лондонских олдерменов встречаются также городские казначеи (City Chamberlain): семь олдерменов занимали эту должность в конце XIII–XV вв. Это торговцы предметами роскоши Саймон де Пэрис (в 1298–1300 гг.), Генри Сэчфорд (в 1328–1336 гг.), Стефен Спэлмен (в 1391–1404 гг.), Джон Миддлтон (в 1449–1450 гг.) и Уильям Пэрчес (в 1484–1492 гг.), торговец пряностями Уильям Эйншем (в 1374–1378 гг.) и торговец готовым платьем Роберт Коулвич (в 1463–1474 гг.)^{481}.

В качестве смотрителей Лондонского моста (Warden London Bridge) олдермены выполняли обязанности по его охране и обеспечению нормального функционирования. Среди таковых в XIV в. оказались девять человек. Ювелир Генри Глостер занимал эту должность в 1315–1319 гг.; торговец пряностями Анкетин де Джизорс — в 1315–1319 и в 1332–1336 гг.; канатчик Джон Вивьен — в 1320–1321 гг.; оружейник Уолтер Нил — в 1336–1337 гг.; торговцы рыбой — Джон Лоукин (в 1342–1350 гг.) и Джон Литтл (в 1350–1352 гг.); суконщик Джеймс Эндрю — в 1350–1352 гг.; виноторговец Генри Веннер — в 1353–1355 гг.; бакалейщик Джон Хоу — в 1381–1388 гг.^{482} Обратим внимание на присутствие среди олдерменов, занимавших должность смотрителя Лондонского моста в первой половине XIV в., представителей ремесленных гильдий — канатчиков и оружейников. Уже с конца 30-х гг. этого столетия ремесленники в олдерменской среде больше не встречаются. Скорее всего, путь в олдермены для них окончательно был закрыт.

В XV столетии смотрителей Лондонского моста из числа олдерменов было всего четверо. Это бакалейщики — Уильям Чайчел, который находился на данной должности в 1401–1404 гг., Уильям Севеноук — в 1404–1406 гг., и Уильям Уэтенхол — в 1434–1438 гг.; а также торговец железными изделиями Николас Джеймс — в 1417–1418 гг.^{483} После 1438 г. эта должность в наших документах не зафиксирована.

В XIV в. лондонские олдермены занимали также должности: городского клерка — один олдермен (Роджер де Дэпхам — в 1335 г.), рикордера — восемь человек[83]; помощника коронера (Deputy coroner) — два человека (Джон де Уинтри — в 1290–1304 гг., и тот же Джон де Уэнгрейв — в 1310–1320 гг.); главного констебля Тауэра (Joint Constable Tower) — 2 олдермена (торговцы пряностями — Джон де Джизорс и Ричард де Бетойн — в 1326 г.)^{484}.

В XV–XVI столетиях такие должности преимущественно судебного и административно-полицейского характера исчезают из наших источников — ни одного олдермена, избранного хотя бы на одну из них, обнаружить не удалось. А вот олдермены, осуществлявшие функции сборщиков пошлин (Collector Customs) в Лондонском порту, т.е. находившиеся в должности фискального характера, зафиксированы в XIV и в XVI вв. В XIV столетии — это три олдермена: Уильям Серват — в самом начале века, торговец пряностями Джон Черчмен — в 1368–1369 гг., бакалейщик Николас Брембр — в 1379–1386 гг.^{485} Любопытно, что Джон Черчмен, видимо, желая улучшить условия своей деятельности, даже выстроил на собственные средства участок таможни в столице, где взвешивались тюки с шерстью, устанавливались и взимались пошлины, чем заслужил благодарность лондонцев^{486}.

В XVI в. два олдермена были сборщиками пошлин: меховщик Ричард Сэлтонстол и галантерейщик Уильям Ридер — в последней четверти XVI в.; а галантерейщик Генри Биллинсгейт в 1589 г. возглавлял таможенное казначейство Лондона^{487}.

В источниках содержится интересная информация о том, что на протяжении XIV в. девять олдерменов возглавляли существовавшее в Лондоне братство св. Антония[84]. Среди них: четыре торговца пряностями — отец и сын Долсли, первый — олдермен 1348–1362 гг. (его дочь постриглась в монахини), второй — 1355–1360 гг.; Джон Нотт и Роберт Хэтфилд, олдермены 60–70-х гг.; пять бакалейщиков — Бартоломью Фрэстлинг, Джон де Гануодби, Джон Мэринс, Ричард де Прэстон и Николас Брэмбр, олдермены 50–80-х гг.^{488}

В течение XIV — первой четверти XVI столетий из числа олдерменов выбирались настоятели собора св. Троицы в Лондоне[85]. Известно, что в XIV в. эту должность занимали семь олдерменов, в XV–6, в XVI–4 (с 1505 по 1524 гг.)^{489}.

Интерес олдерменов к собору св. Троицы не случаен: вместе со званием настоятеля они получали церковные владения и доходы. Иногда это порождало серьезную конкуренцию. Так, по свидетельству источника, 21 апреля 1445 г. была получена королевская санкция на избрание настоятелем собора св. Троицы олдермена Томаса Помроя. И лишь 23 мая следующего года после длительных споров его избрание было признано и олдерменами, и канониками собора^{490}.

В XVI в. олдерменов тоже привлекают должности, имеющие отношение к церкви, но само их содержание меняется. Прежде всего, это должности экономического характера, связанные с участием олдерменов в деятельности крупнейших торговых компаний, а также с Реформацией и секуляризацией церковных имуществ. С 1547 г. появляется целая группа олдерменов — 18 человек, занимавших должность казначея госпиталя св. Варфоломея. С 1560 г. девять олдерменов становились казначеями госпиталя св. Томаса и один олдермен был казначеем госпиталя св. Бэтлема и исправительного дома Бридуэлл. С 1557 г. лондонские олдермены становятся также главными контролерами (8 человек) и главными смотрителями (17 человек) госпиталей. С того же 1557 г. 13 олдерменов занимали должность генерального инспектора госпиталей. С 1551 по 1563 гг. оформляются должности президентов госпиталей и исправительных домов: госпиталя св. Варфоломея — 8 олдерменов, св. Томаса — 14, госпиталя св. Бэтлема и исправительного дома Бридуэлл — 18, госпиталя Христа — 7 олдерменов. Помимо этого, некоторые олдермены являлись президентами нескольких богоугодных учреждений: госпиталя св. Бэтлема и исправительного дома Бридуэлл и госпиталя св. Варфоломея — три олдермена, госпиталя св. Бэтлема и исправительного дома Бридуэлл и госпиталя св. Томаса — три, госпиталя св. Бэтлема и исправительного дома Бридуэлл и госпиталя Христа — два олдермена^{491}. Среди тех, кто в разных сочетаниях занимал перечисленные выше должности встречаются многие олдермены. Так, ювелир сэр Мартин Боувз, олдермен 1536–1566 гг., в 1547 г. исполнял обязанности казначея госпиталя св. Варфоломея, в 1557–1566 гг. — главного контролера госпиталей^{492}. Уже упоминавшийся сэр Эндрю Джадд, олдермен 1541–1558 гг., меховщик, в 1547–1548 гг. был казначеем госпиталя св. Варфоломея, в 1557–1558 гг. — генеральным инспектором госпиталей^{493}. Сэр Уильям Гаррард, олдермен 1547–1571 гг., галантерейщик, в 1548–1549 гг. занимал должность казначея госпиталя св. Варфоломея, в 1558–1559 гг. — президента Бэтлема и Бридуэлла, в 1566–1567 гг. — генерального инспектора госпиталей, в 1567–1571 гг. — главного контролера госпиталей. Его сын — сэр Джон Гаррард, олдермен 1592–1625 гг., тоже галантерейщик, продолжил дело отца: занимал должности казначея и президента госпиталя св. Томаса^{494}. Знакомый нам сэр Роланд Хэйвуд, олдермен 1560–1594 гг., сукнодел, в 1561–1563 гг. был президентом Бэтлема и Бридуэлла, в 1572–1593 гг. — президентом госпиталя св. Варфоломея, в 1582–1586 гг. — генеральным инспектором госпиталей, в 1582–1593 гг. — главным контролером госпиталей^{495}.

Функции казначеев, президентов, инспекторов и контролеров госпиталей и исправительных домов в разные годы осуществляли: торговцы предметами роскоши (4 человека), торговцы готовым платьем (5 человек), бакалейщики (9 человек), торговцы солью (3 человека), сукноделы (5 человек), торговцы рыбой (2 человека), торговцы железными изделиями (2 человека), ювелиры (2 человека), меховщики (2 человека), галантерейщики (6 человек), торговец вином^{496}.

Таким образом, должности, связанные с управлением и инспектированием госпиталей и исправительных домов Лондона, в XVI в. занимали олдермены из всех «Двенадцати Больших ливрейных компаний», но их представительство было неодинаковым. Больше всего (9 человек из 41, или 22%) было бакалейщиков, галантерейщиков (в общей сложности 7 человек из 28, или 25%), сукноделов (всего 6 человек из 16, или 37,5%) и торговцев готовым платьем (5 человек из 27, или 18,5%). Затем следовали торговцы предметами роскоши и суконщики (по 4 человека из 49, или 8,2%, и 31, или 12,9%, соответственно), торговцы солью, ювелиры и меховщики (в общей сложности по 3 олдермена из 14, или 21,4%, 19, или 15,8%, и 15, или 20%), торговцы рыбой и железными изделиями (по 2 человека из 12, или 16,7%, и 14, или 14,3%), торговцы вином (один олдермен из пяти, или 20%).

Как видим, в процентном соотношении компании выстраиваются следующим образом: сукноделы, галантерейщики, бакалейщики, торговцы солью, меховщики, торговцы вином, готовым платьем, рыбой, ювелиры, торговцы железными изделиями, суконщики и торговцы предметами роскоши. Какие-либо закономерности здесь установить трудно. Обратим внимание лишь на то, что олдермены из двух самых богатых компаний, имевших наибольшее представительство в муниципалитете (торговцы предметами роскоши и суконщики), по каким-то причинам меньше всего были привлечены к службе по управлению госпиталями и исправительными домами и контролю над их деятельностью, прежде всего, в сфере финансов.

Статистическая обработка материала источников позволила установить, что лондонские олдермены могли занимать от трех до девяти муниципальных должностей последовательно и 3–4 — одновременно. Сочетания должностей были различны. В XIV в. 35 олдерменов (12,8%) были еще и мэрами, и шерифами; в XV в. таковых оказалось 12 человек (6,6%); в XVI в. — 93 человека (33,9%), что, очевидно, свидетельствует о большей степени концентрации этих важнейших должностей в руках олдерменов. В XIV столетии 15 олдерменов (5,5%), 49 олдерменов (27,1%) в XV в. и 35 олдерменов (12,8%) в XVI в. в то же время занимали должности мэра, шерифа и аудитора. Определенное снижение концентрации перечисленных четырех должностей у олдерменов XVI столетия по сравнению с XV в. произошло из-за некоторого падения их интереса к выполнению обязанностей аудитора на фоне явного повышения такового к более важным и престижным должностям мэра и шерифа. В XV в. 29 олдерменов (16%) являлись также шерифами и аудиторами, а 10 (5,5%) — мэрами и аудиторами. Только 24 олдермена, или 8,8% от общего количества, в XIV в., лишь 12, или 6,6%, — в XV в. и 24, или 8,8%, — в XVI в. не избирались больше ни на какую другую должность^{497}. Таким образом, процент олдерменов, проявлявших низкую административную активность, не выходил за рамки 8,8. Отметим также, что наиболее высокая степень концентрации власти олдерменами наблюдается в XV столетии, которое с этой точки зрения можно считать пиком административной активности столичных олдерменов. Можем утверждать, что именно в это время правящая элита Лондона достигла максимальной зрелости, пройдя в предыдущем веке сложный процесс окончательного формирования и конституирования, но, не столкнувшись еще с проблемами грядущего XVI столетия.

Приведенный выше материал подводит нас к выводу о том, что городское управление Лондона XIV–XVI вв. имело явную тенденцию к усилению олигархизации, к ограничению доступа в органы власти, к установлению своеобразных «закрытых корпораций» важнейших официалов.

В отдельных случаях можно говорить не только о пожизненном, но и о наследственном пребывании в должности. К. Плат полагает, что в XIV–XV вв. примерно ²/₃ сыновей лондонских олдерменов занимали должности своих отцов^{498}. Так, среди олдерменов конца XIII — конца XIV в. известны три представителя купеческой семьи Сели (отец, сын и правнук), занимавшие эту должность с перерывами в течение 26 лет^{499}. На протяжении 1240–1457 гг. олдерменами (на срок более чем 30 лет) избирались четыре купца из семьи де Фроуик — отец, два сына и правнук^{500}. С 1319 по 1469 гг. в лондонском муниципалитете (в общей сложности 37 лет) были представлены олдермены из семьи Константин — отец, два сына и правнук, причем, в 1336 г. старший сын сменил в этой должности отца, а в 1349 г. олдерменом стал и его младший брат^{501}. С начала 40-х гг. XIV в. и на протяжении всего XV столетия в истории Лондона и его муниципалитета был широко представлен многочисленный и активно действовавший семейный клан Фрэнси, включавший ювелиров, торговцев вином и предметами роскоши (по меньшей мере, 10 человек), трое из которых возглавляли корпорацию Сити в качестве мэров^{502}. В течение 1377–1496 гг. городские документы фиксировали трех олдерменов — выходцев из семьи Хорн (видимо, дед, внук и правнук), которые пребывали в должности 32 года^{503}. Олдерменами были дядя и племянник из семейства ювелиров Шаа (Shaa): Эдмунд — в 1473–1488 гг., Джон — в 1496–1504 гг.^{504} В 1463–1479 гг. должность олдермена занимал торговец предметами роскоши Джон Тэйт-ст.; в 1479–1501 гг. — его брат Роберт Тэйт-ст.; в 1485–1515 гг. — торговец предметами роскоши Джон Тэйт-мл., сын упомянутого выше Джона Тэйта-ст.; а в 1497–1500 гг. — Роберт Тэйт-мл., тоже торговец предметами роскоши, сын Роберта Тэйта-ст.^{505} За период 1460–1567 гг. «Служебные книги» зафиксировали пять олдерменов из семьи Лэмбардов. Это — торговцы предметами роскоши Джон, олдермен 1460–1470 гг., и Уильям, олдермен 1510–1515 гг., бакалейщики Николас, олдермен 1523–1533 гг., и Ричард, олдермен 1564–1567 гг., а также суконщик Джон Лэмбард, олдермен 1547–1554 гг.^{506} Олдерменами были отец и два сына семейства торговцев предметами роскоши Браун: Джон Браун — в 1470–1498 гг., Уильям Браун — в 1505–1514 гг. и Джон Браун-мл. — в 1523–1532 гг.^{507} Пополняли олдерменскую среду лондонского муниципалитета суконщик Уильям Уайт — в 1482–1504 гг. и два его внука — торговец готовым платьем Томас Уайт (в 1544–1567 гг.) и бакалейщик Джон Уайт (в 1554–1572 гг.)^{508}; а также меховщик Уильям Мартин (в 1483–1505 гг.) и его внуки — торговец предметами роскоши Роджер Мартин (в 1556–1574 гг.) и ювелир Ричард Мартин (в 1578–1617 гг.)^{509}.

Кроме того, в XIV–XVI вв. встречаются олдермены одной и той же фамилии, но достоверно выявить и проследить их родственные линии, к сожалению, не представляется возможным. Олдерменом 1481–1483 гг. был торговец предметами роскоши Джон Фишер, а в 1594 г. на эту должность избрали меховщика Эдуарда Фишера; в 1452–1472 гг. источники зафиксировали в качестве олдермена бакалейщика Ричарда Lee, а в 1593–1606 гг. — торговца готовым платьем Роберта Lee; в 1463 г. в должности олдермена находился торговец предметами роскоши Джон Лок, а в 1545–1550 гг. — Уильям Лок, также торговец предметами роскоши; суконщик Стефен Фабиан был олдерменом в 1468–1485 гг., тоже суконщик Роберт Фабиан избран олдерменом 1494–1513 гг.^{510}

В XVI в. в муниципальной элите Лондона отмечается по два представителя следующих купеческих семей: торговцев предметами роскоши де Грешем, торговцев готовым платьем Уилфорд, ювелиров и солеторговцев Рэд, галантерейщиков Вудрофф^{511}.

Очевидные родственные связи, таким образом, просматриваются в кругу олдерменской элиты Лондона на протяжении всего рассматриваемого периода XIV–XVI вв.[86]

Картина станет более наглядной, если учесть, что муниципальную среду Лондона буквально пронизывали узы родства и свойства. Интересные данные о родственных связях, скрепивших 28 олдерменов из состава 1580 г., приводит в своем исследовании Ф. Фостер^{512}. Оказывается, что четверо из них были свояками (brothers-in-law), трое других — зятьями (sonsin-law). Один из последних, олдермен Дрейпер, в свою очередь, имел двоих sons-in-law среди членов «Совета олдерменов»; другой, олдермен Старки, был женат дважды, и оба его тестя заседали вместе с ним в Совете 1580 г.

Картина тесных семейных отношений между олдерменами 1580 г. может быть дополнена сведениями об их родственных связях с олдерменами прошлых и будущих составов «Совета олдерменов». Известно, что один олдермен 1580 г. был внуком бывшего олдермена; трое — это сыновья олдерменов; двое — братья олдерменов; шестеро — свояки олдерменов; девять — зятья олдерменов; двое — отцы будущих олдерменов; семеро — тести олдерменов; один — дед будущего олдермена; один был женат на внучке олдермена; один женился на вдове олдермена; внучка олдермена из состава 1580 г. вышла замуж за олдермена.

К сожалению, имеющийся в нашем распоряжении материал не позволяет сказать, сколько точно семей олдерменов, сумевших монополизировать городское самоуправление, было в Лондоне в рассматриваемый период[87]. Однако обращает на себя внимание следующее обстоятельство: редко какие имена встречаются здесь дольше, чем на протяжении трех-четырех поколений. Административная элита Лондона была, по выражению М. Кин, «удивительным образом открытой»^{513} и, добавим, подвижной. В условиях интенсивных миграционных движений в Лондон и из него семейно-персональный состав городской элиты в XIV–XVI вв. отличался значительной мобильностью^{514}. Подъем по социальной лестнице, по крайней мере, до конца этого периода, оставался доступной перспективой для предприимчивых и богатых горожан.

Итак, элита деловых людей Лондона XIV–XVI вв. была представлена олдерменами — «достойными людьми», возглавлявшими административные районы города, принадлежавшими к самой богатой части фрименов «Двенадцати Больших ливрейных компаний» и служившими важнейшим социальным и административным источником для комплектования и пополнения учреждений муниципальной власти и должностных лиц, прежде всего, высшего уровня — мэра (избиравшегося только из олдерменов), шерифов, рикордеров, чемберленов и т.д.

Власть, существовавшую в Лондоне рассматриваемого периода и осуществлявшуюся представителями олдерменской среды, можно, на наш взгляд, квалифицировать как олигархическую. Для такой власти было характерно:

1. Формирование городских органов власти и состава высших служащих, как правило, не путем подлинных выборов, а, по сути, путем кооптации в течение всех трех столетий.

2. Сосредоточение в одних руках нескольких важнейших постов (от трех до девяти последовательно, 3–4 одновременно) на протяжении длительного времени при постепенном падении в XV–XVI вв. престижа должностей административно-полицейского характера и, напротив, возрастание интереса, особенно у олдерменов XVI столетия, к финансово-хозяйственным должностям.

3. Пожизненное, как правило, пребывание во власти олдерменов, зачастую перерастающее в пожизненно-наследственное пребывание во властных муниципальных структурах представителей определенных олдерменских семей.

4. Очевидно прорисовывающиеся деловые связи между правящими фамилиями, а также многоплановые и разветвленные узы родства и свойства, пронизывающие олдерменскую среду.

5. Существование довольно тесных взаимоотношений между представителями олдерменской элитой и короной: мэр и шериф, избиравшиеся из числа олдерменов, официально рассматривались не только городскими, но и королевскими чиновниками. Кроме того, отдельные олдермены находились непосредственно на службе у короля.

6. Относительная замкнутость состава, определявшаяся принадлежностью к высшей имущественной и социально-правовой группе (фримены, обладающие, по меньшей мере, 1 тыс. ф. в XIV–XV вв. и 1,5 тыс. ф. в XVI столетии и входящие в состав крупнейших ливрейных компаний) при общей высокой социальной мобильности городского населения и состава самой элиты.

Обращает на себя внимание, с одной стороны, определенное ужесточение в XVI в. критериев для олдерменов, нашедшее отражение в первую очередь в повышении имущественного ценза и имевшее целью, в том числе, затруднить доступ в элитарную среду, сделать ее более закрытой. С другой стороны, именно в XVI столетии наблюдается наивысшая степень мобильности олдерменской группы и обновления ее состава при сохранении основного элитарного «ядра» олдерменов, которое становится более заметным и ярко выраженным на фоне усилившейся социальной подвижности.

Можем предположить, что городская элита Лондона XIV–XVI вв. не была однородной по своему составу. Скорее всего, речь должна идти о существовании так называемой «около олдерменской» группы лондонских фрименов, из которой по административным округам во главе с олдерменами и, видимо, под их контролем выбирались советники, пополнявшие, в свою очередь, сообщество олдерменов, составлявших высшую или собственно городскую элиту. Вероятно, советники были немаловажным резервом для избрания и назначения низших должностных лиц муниципалитета.

Но и подобное деление элитарного слоя Лондона, на наш взгляд, еще не определяет и далеко не исчерпывает всей его структуры. Очевидно, что и сама олдерменская элита не представляется монолитно единой и безусловно сплоченной. Положение тех или иных семей и даже группировок в ее составе было различным как в экономической (хотя бы их принадлежность к разным ливрейным компаниям со всеми вытекающими из этого факта последствиями), так и политической сферах. Можно предположить, что именно противоречия социально-экономического характера, столкновение хозяйственных (торгово-финансовых) интересов во многом обостряли отношения внутри олдерменской среды и даже приводили к конфликтам на почве замещения вакантных должностей и, следовательно, пополнения и неизбежного обновления состава муниципалитета и самой элиты.

Таким образом, структура городской элиты Лондона в рассматриваемый период представляется, по крайней мере, трехступенчатой: низшая группа — советники; элитарный слой — олдермены, внутри которого необходимо выделить условно «средний» уровень и «высшую» элиту, имея в виду такой общепризнанный критерий как «степень муниципальной активности» или «концентрации должностей». Именно последняя элитарная группа составляла верхушку муниципального аппарата, была носителем муниципальной политики и связующим звеном между всем бюргерством и властью вообще[88].

Вхождение в сферу муниципальной власти, осуществление властных полномочий, безусловно, было уделом и привилегией богатейшей части деловых людей Лондона, позволяло вступать в диалог с короной и городской общиной, реализовывать свои политические амбиции и интересы, которые подчас совпадали с интересами большинства фрименов. С другой стороны, обладание властью давало возможность контролировать жизнь в городе, использовать экономические возможности и потенциал Лондона с целью продвижения собственных коммерческих предприятий. И именно коммерция в тех или иных формах — торговля, кредит, правительственные финансы, инвестиции в недвижимость, предпринимательство — составляла «универсальную и эффективную основу»^{515} деятельности деловых людей, позволяя некоторым из них добраться до вершин власти в городе и быть вовлеченными в водоворот социальных политических событий в королевстве.