С. Трапп писала, что уже к началу XIV в. Лондон был более схож с крупнейшими городскими центрами континентальной Европы, чем с прочими английскими городами (см.: Thrupp S. The Merchant Class of the Medieval London (1300–1500). Chicago, 1948. P. 1).
Джон Карпентер был поистине примечательной личностью. Известно, что родился он, скорее всего, в конце правления Эдуарда III, получил юридическое образование, поступил на службу в Лондонский Сити, и в апреле 1417 г. был избран городским клерком. В 1436 и 1439 гг. Карпентер представлял Сити на парламентских сессиях. Судя по завещанию, он владел лавками и другими строениями в Лондоне, которые оставил на нужды образования. Именно благодаря завещанному Карпентером имуществу в последней четверти XV в. была основана Лондонская школа Сити, существующая и поныне. Труд клерка был по достоинству оценен: 13 февраля 1429 г. мэр Лондона Уильям Эстфелд от лица «всей Общины Лондона» назначил Джону пожизненную ежегодную ренту в 10 ф. (см.: Letter-Book К (1422–1461). Р. 108).
По справедливому замечанию С.М. Стама, подготовившего к публикации на русском языке один из редких комплексных памятников истории средневекового города (см.: Картулярий Тулузского консулата (XII–XIII века) / Пер. с лат. Л.М. Лукьяновой. Вступ. ст., ред., прим. С.М. Стама. Саратов, 1998): «городские картулярии — явление не частое. Даже в наиболее значительных городах средневековой Западной Европы подобные сборники актов появляются, как правило, не ранее конца XIII века и становятся устойчивым явлением только в XIV и XV веках» // Стам С.М. Окно в мир средневекового города // Картулярий Тулузского консулата (XII–XIII века). С. 17.
Этот архив не представляет единого комплекса. Одна его часть хранится в Хэтфилде, другая — в Государственном Архиве Великобритании, третья — в Британской библиотеке, четвертая, самая обширная часть коллекции, находится в архиве Вестминстерского Аббатства.
Прежде всего, следует упомянуть о том, что дошедшие до нас письма еще не могут быть названы частной перепиской в полном смысле этого слова, поскольку они не обладают всеми отличительными особенностями данного вида источников. В современном российском источниковедении существует мнение о том, что источники личного происхождения как особый тип сформировались в Европе в XVI–XVII вв. (см.: Данилевский И.Н., Кабанов В.В., Медушевская О.М., Румянцева М.Ф. Источниковедение: Теория. История. Метод. М., 1998. С. 319). Ряд черт сближает письма Сели с официальными документами. В данный период письма, за редким исключением, писали не просто из желания общения; поводом для написания письма была необходимость сообщить корреспонденту информацию, имеющую существенное значение для автора письма или его адресата, либо для них обоих. Основными темами писем Сели были перипетии, связанные с торговлей, финансовыми операциями, хозяйственными вопросами, брачными отношениями или политическими катаклизмами. Корреспонденты, как правило, выделяют те вопросы, которые, по их мнению, заслуживают особого внимания. Необходимо также подчеркнуть, что сведения, предоставляемые перепиской, по достоверности зачастую превосходят документальный материал. Не случайно, когда после смерти Ричарда-ст. между братьями Сели началась тяжба из-за наследства, именно данная переписка явилась основным документом для юристов и тяжущихся сторон (см.: Яброва М.М. Введение // Купцы-складчики Кале. С. 11). С другой стороны, письма Сели отличает ряд черт, присущих частной переписке. То обстоятельство, что они писали письма, как правило, по существенным поводам, не мешало им добавить к основному содержанию письма личную информацию. В письмах Сели встречаются упоминания о состоянии здоровья корреспондентов, их опасениях, надеждах, переживаниях и т.д. От официальных документов эти письма отличает также их стиль. Практически он представляет собой зафиксированную на бумаге устную речь, со всеми ее повторами и междометиями. Необходимо также отметить, что Сели, как правило, не утруждали себя изложением известных им деталей, поэтому их письма изобилуют намеками и недомолвками. Следует указать также на ту особенность писем Сели, которая значительно увеличивает ценность указанных источников, — они сами и их корреспонденты зачастую не скрывали своего отношения к событиям, о которых упоминали. Оценочный момент в этом эпистолярном комплексе выражен достаточно ярко, но о полной откровенности в данном случае речь идти все же не может.
На месте возникновения центральной части Лондона были найдены металлические предметы (шлемы, щиты) и кости, свидетельствующие о том, что к концу железного века и накануне прихода римлян в долине Темзы совершались какие-то ритуальные обряды. В окрестностях Лондона находились участки обрабатываемой земли — например, на холмах Хитроу, в 20 км к западу от будущего Лондиниума, или на островах у южного берега Темзы. Сельскохозяйственная продукция включала в себя зерновые культуры, овощи, мясо, молоко, шерсть и кожу. Уже в то время Темза была главным торговым путем, связывавшим остров с европейским континентом, и эта ее функция в ходе исторического развития лишь упрочится (см.: Клаут X. История Лондона / Пер. с фр. Е.Д. Мурашкинцевой. М., 2002. С. 15–16). Впрочем, необходимо отметить, что комплексные археологические раскопки на большей части исторического Лондона еще не проводились.
По мнению некоторых ученых, плотность населения в долине Темзы накануне римского завоевания была почти такой же, как в сельской местности эпохи Высокого Средневековья (см., напр.: Репина Л.П. Лондон — столица и мегаполис // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 1. С. 341).
Действительно, место, где возник город, было болотистым. Во время прилива воды Темзы покрывали его целиком, образуя огромное озеро, над которым поднимался невысокий глинистый холм и несколько небольших островов. Последовательные изменения уровня моря привели к образованию серии террас. Расположенные уступами участки и разнообразие1 почв создали благоприятные условия для земледелия, которым воспользовались еще до прихода римлян. На тяжелых и влажных глинистых почвах Лондона произрастали густые леса: деревья служили материалом для строительства и производства угля, необходимого в числе прочих кузнецам. Болота в поймах Темзы и ее притоки изобиловали рыбой, а также могли служить пастбищем (см.: Клаут X. История Лондона. С. 13–14).
Устройство римлянами своих лагерей и муниципиев на месте бывших кельтских племенных и региональных центров и просто укрепленных пунктов было обычной практикой; впоследствии некоторые из них стали англосаксонскими бургами: сквозь цепь преобразований прошли, в частности, Йорк, Уинчествер, Линкольн, Кентербери, Глостер, Сомбери, Колчестер, Сент-Олбанс и другие английские города. См.: Репина Л.П. Английский средневековый город // Город в средневековой цивилизации Западной Европы: в 4 т. / Отв. ред. А.А. Сванидзе. М., 1999. Т. 1. С. 92–93.
Интересным напоминанием о Лондоне римского времени служит так называемый «Лондонский камень» (London Stone), вделанный в стену церкви св. Суизина на Кэнон-стрит в Сити. Предполагается, что это был римский верстовой столб, аналогичный «Золотому столбу», стоявшему на форуме в Риме, от которого расходились дороги и велся счет расстояниям. Такие пограничные камни стояли вдоль дорог и отмечали расстояние до Сити.
По данным археологических раскопок, картина расселения германских народов в Британии была чрезвычайно сложной. См.: Зверева В.В. Христианизация Британии в сочинениях Беды Достопочтенного // Средние века. 2002. Вып. 63. С. 222.
Действительно, после англосаксонского завоевания значительная часть римских городских поселений сильно сократилась в размерах и частично аграризировалась (см.: The Peopling of Britain. The Shaping of a Human Landscape / Ed. by P. Slack and R. Ward. Oxford, 2002. P. 146; Глебов А.Г. Некоторые проблемы городского развития Англии в ранний англосаксонский период (VII–IX вв.) // Средневековый город. Межвузовский сборник научных трудов. Саратов, 2002. Вып. 15. С. 16). Я.А. Левицкий даже писал в свое время, что за исключением нескольких поселений, наиболее крупных и удобно расположенных на торговых путях, римские города в большинстве своем превратились в населенные пункты, которые либо вообще ничем не отличались от деревни по своей хозяйственно-экономической сущности, либо сохраняли лишь внешние отличия от аграрных поселений: стены, остатки былой планировки и застройки и т.п. Подробнее см.: Левицкий Я.А. Английский средневековый город. Лекция 1. Возникновение английского средневекового города // Левицкий Я.А. Город и феодализм в Англии. С. 243.
В течение второй половины IX в. это раннее поселение, уже достаточно разросшееся, было заброшено, а население перебралось под защиту стен старого римского города.
К 1066 г. только пять городов Англии имели население в тысячу человек. На этом фоне Лондон с его почти 20 тыс. жителей производил колоссальное впечатление. Хотя оценки общего уровня урбанизации Британии этого периода неодинаковы. X. Свэнсон полагает, что в лучшем случае 5% населения проживало в городах (см.: Swanson X. Medieval British Towns. P. 1). X. Херк считает, что в городах концентрировалось 7 и даже 10% населения (см.: Harke X. Kings and Warriors. Population and Landscape from Post-Roman to Norman Britain // The Peopling of Britain. The Shaping of a Human Landscape. P. 157).
Данные, которые приводит в своём исследовании Эквелл, позволяют предположить, что количество жителей Лондона, говоривших по-французски, исчислялось многими сотнями. См.: Ekwall E. Studies on the Population of Medieval London. P. XXXI–XXXIII.
Существование англо-русских связей подтверждается данными археологии. Так, монетный состав кладов Новгородской земли с конца X в. позволяет считать Англию одним из главных поставщиков западноевропейского серебра. К XII–XIV вв. относятся найденные при раскопках английские сукна. См.: Матузова В.И. Английские средневековые источники IX–XIII вв. М., 1979. С. 47.
Впоследствии события Столетней войны привели к сокращению экспорта бордосских вин в Англию (см. подробно: Kowalski M. Warfare, Shipping, and Crown Patronage: The Economic Impact of the Hundred Years War on the English Port Towns // Money, Markets and Trade in Late Medieval Europe: Essays in Honour of John H.A. Munro / Ed. by L. Armstrong, I. Elbl, M. Elbl. Leiden, 2007. P. 233–256.
Итальянские и ганзейские торговцы оказались временными гостями, жившими обособленными колониями, тогда как приезжавшие во множестве фламандцы и валлонцы сумели интегрироваться в лондонскую жизнь. Больше всего их привлекали восточные предместья, поскольку там они могли действовать самостоятельно, не попадая под юрисдикцию Сити или торговых гильдий. Среди них было немало искусных мастеров, и лондонские ремесленники многому у них научились. Это относится в первую очередь к ткацкому делу, пивоварению, выделке кожи, обработке металла, производству кирпича и стекла. См.: Keene D. London From the Post-Roman Period to 1300. P. 197–198; Knaym X. История Лондона. С. 36–37.
Заметим, что столкновение экономических интересов лондонских и итальянских купцов еще долго давало о себе знать, приводя подчас к острым конфликтам. Приведем лишь один пример. 8 октября 1359 г. мэром Лондона, шерифами и 12 присяжными было проведено расследование относительно «преступников и нарушителей мира, которые с завистливой дерзостью и злобой злонамеренно совершили ужасную драку…». Как выяснилось, три торговца тканями (Генри Форестер, Томас де Мелдоун и Джон Мелевард) совершили «по умышленной злобе силой оружия» нападение на Франческо Боучело и Раймунда Флэми, ломбардцев, в районе Коулман-стрит, «ранили, избили и навредили им…» // Memorials of London and London Life in the ХIIIth, XIVth, XVth centuries / Ed. by H. Riley. L., 1868. P. 302–303. URL: http://www.british-history. ac.uk/no-series/memorials-london-life (дата обращения: 23.03.2015)).
Крупнейшим экспортёром сукна в этот период был Бристоль: в 1355–60 гг. его доля в ежегодном экспорте английского сукна составляла 30%, а в 1365–70 гг. выросла до 40% (см.: Мосолкина Т.В. Город Бристоль в XIV–XV веках. Экономика, общественные отношения, социальная психология. С. 58).
Основными поставщиками мехов в Англию были Русь и Норвегия. Из Русских земель привозили лучшие сорта белки, главным образом, белку с белым брюшком и голубовато-серой спинкой, ценившуюся так же высоко, как соболь и горностай. Беличьи меха (наряду с лисьими) считались самыми модными в XIII в. Исконно русским товаром были соболя. Соболь привлекал окраской — различными оттенками: от темно-коричневого до черного. По существовавшей иерархии использования мехов представителями английских сословий соболь занимал высокое место: одежды из него принадлежали только придворной знати (см.: Veal E.M. The English Fur Trade in the Later Middle Ages. Oxford, 1966. P. 228).
Археологи полагают, что именно здесь была центральная площадь поселения римлян.
Например, в начале XIV столетия в городских документах Честера и Кембриджа упоминается 50 специальностей, в Кентербери — около 70, а в Бристоле, как и в Йорке к концу века, — более 120 (см.: Репина Л.П. Английский средневековый город. С. 101).
О значении ювелиров для Лондона говорит запись, сделанная около 1500 г. миланским купцом, посетившим английскую столицу: «На одной улице (Чипсайд), ведущей к собору св. Павла, расположены 52 лавки ювелиров, настолько богатые серебряными предметами, что с ними могут сравниться лишь все лавки Милана, Рима, Венеции и Флоренции вместе взятые…» // Campbell M. English Borough: Studies on Its Origins and Constitutional History. Manchester, 1936. P. 118–119, 124.
Известно, например, что в августе 1562 г. Лондон посетил молодой венецианский купец Алессандро Магно, оставивший интересные путевые заметки (см.: The London Journal of Alessandro Magno 1562 / Ed. by С. Barron, С. Coleman and С. Gobbi // The London Journal. 1983. Vol. 9. № 2. P. 136–152). В 80–90-х гг. XVI в. здесь побывали Леопольд фон Ведель (1584 г.), Фредерик, герцог Вюртембергский (1592 г.), Пол Ханцнер (1598 г.), барон Вальдстайн (1598 г.) и др. Все они оставили дневники-отчеты, которые можно рассматривать как проявление представлений ренессансных гуманистов о путешествии как важной части культурного образования (см., напр.: The Journals of Two Travelers in Elizabethan and Early Stuart England. L., 1995; The Image of London: Views by Travelers and Emigres 1550–1920 / Ed. by M. Warner. L., 1987).
Томас Платтер-ст. (1499–1582) известен как ученый друг Эразма Роттердамского и почитатель Ульриха Цвингли. Старший сын Томаса Платтера-ст., Феликс, был известным врачом и одним из основоположников медицинского образования в университете Базеля. Томас Платтер-мл. стал профессором ботаники, анатомии и практической медицины.
Изготовлению венецианского стекла и шелка лондонские ремесленники научились у приезжих итальянцев и французов.
K началу XVII в. в Лондоне производилось 10% всей кожи в стране (см.: Clarkson L.A. The Pre-industrial Economy of England, 1500–1750. L., 1971. P. 93).
Оригинал этой хартии, к сожалению, не сохранился, но имеется копия начала XIII в.
По данным Я.А. Левицкого, приблизительно 2/3 всех городов в Англии были королевскими, см.: Левицкий Я.А. Английский средневековый город. Лекция 2. Формирование и развитие городов в Англии. С. 268.
Финансовая эксплуатация городов в XII и XIII вв. осуществлялась в разных формах. Доходы короны от городов складывались: 1) из городских фирм, которые как бы поглощали феодальные платежи горожан — ренту за держание, судебные штрафы, рыночные сборы и т. д. По самым минимальным подсчетам фирма королевских городов к концу XIII в. составляла не менее 3600 ф. в год. Даже в таком преуменьшенном размере она составляла около 10% среднегодовых доходов короны в правление Генриха III (1216–1272) — 35 тыс. ф. в год; 2) из городских платежей за вновь приобретённые привилегии, а также рент, рыночных и судебных доходов в тех городах, которые не пользовались правом фирмы; 3) из штрафов, взимавшихся с городов за различные правонарушения в пользу короля; 4) из произвольных поборов в пользу короны; 5) из налогов на движимость, которые начинают распространяться на города ещё до начала городского представительства в парламенте — с начала XIII в.; 6) из призов, захватов, закупок в кредит в пользу короля, иногда без всякой оплаты, а с 1275 г. также из регулярных пошлин на ввоз и вывоз, в основном падавших на городское население (см.: Гутнова Е.В. Возникновение английского парламента. С. 213–215).
Аналогичные случаи имели место в XIII в. в отношении Оксфорда в 1252 г., Саутгемптона в 1276 г., Йорка, Карлейля в 1305 г., Вустера в 1257 г., Норича, Уинчествера в 1275 г., конфедерации Пяти портов и многих других.
По этому показателю Лондон далеко превосходил все остальные города Англии: больше половины иммигрантов в административные центры графств, такие, как Йорк, Норич, Лестер, происходили из мест, находившихся в радиусе 30 км от города; для Уинчествера и Бристоля — соответственно 35% и 32%, а примерно половина иммигрантов прибыла из округи около 65 км. Подробнее см.: Репина Л.р. Демографическая характеристика средневекового города // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 1. С. 200.
Изучение сохранившегося статистического материала переписей населения отдельных городов и областей позволяет говорить о том, что города обычно имели более высокий коэффициент смертности (в нормальные годы он составлял 3%, но при крайне непродолжительности жизни: в Англии в 1276–1300 гг. средняя продолжительность жизни была около 31 года, в 1348–1375 гг. — около 17 лет, в 1426–1450 гг. — около 33 лет) и более низкие коэффициенты брачности (в Лондоне в 1377 г. он составлял 33,4%, в провинциальных английских городах — в среднем около 40%) и рождаемости (в среднем около 4%, но в живых, как правило, оставалось не более двух-трех детей), чем сельские районы (см.: Репина Л.П. Демографическая характеристика средневекового города. С. 189–192).
Многочисленные мигранты и беженцы, как правило, селились за восточными укреплениями, где активно занимались ремеслом и торговлей, что не могло не тревожить цехи и компании, поскольку их юрисдикция не распространялась на эти кварталы. Стремясь разрешить экономические проблемы, связанные с миграцией в предместья, власти Сити запретили жилое строительство за пределами городских стен. Вследствие этого старые здания в Сити стали расширяться за счет надстроенных этажей, погребов и флигелей. На любом клочке свободной земли возникали крохотные домишки, что увеличивало плотность населения внутри стен. Но все попытки властей обуздать урбанизацию оказались безуспешными. Мигранты, нуждавшиеся в дешевом жилье, продолжали прибывать в город морем, а также из многолюдных и плодородных областей Юго-восточной и Восточной Англии. И именно в восточном направлении (Степни, Уайчепел) росли предместья средневекового Лондона, где бок о бок жили и бедные ремесленники, и богатые торговцы. Тогда и возник сохранившийся поныне социальный контраст между восточной и западной частями Лондона. Например, за 75 лет, с 1530 по 1605 гг., население окраин выросло с 15 до 115 тыс., то есть, более чем в 7 раз, а в пределах городских стен — в 2 раза. См.: Евсеев В.А. Английский город в Тюдоровскую эпоху: регионы и города. С. 117.
Исследователи подсчитали, что в это время население Йорка составляло примерно 8 тыс. человек, в Уинчестере жило от 6 до 8 тыс., в Кентербери — около 2,5 тыс., в Колчестере, Сэндвиче и Хантингдоне — около или чуть более 2 тыс., в Кембридже, Саутгемптоне, Ипсвиче и Шрусбери — от 1 тыс. до 1,5 тыс. Крупным городом севера был Норич, насчитывавший, примерно, 5 тыс. жителей. См.: Глебов А.Г. Англия в раннее Средневековье. С. 106.
Население Гента в середине XIV в. составляло 50 тыс. человек, во Флоренции в начале XV в. — 38 тыс. (см.: Ястребицкая А.Л. Малые города как проблема сравнительного изучения средневекового города // Средние века. 1988. Вып. 51. С. 64, 75). К концу XIV в. по численности населения Лондон отставал от Парижа, который в 1590 г. насчитывал 180 тыс. жителей, и от итальянских городов, в частности, от Неаполя, где проживало 300 тыс. человек (см.: Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. Т. 1. С. 559).
В Англии ни один город не мог сравниться с Лондоном. Достаточно отметить, что к 1547 г. в Нориче было 17 тыс., а в Бристоле 10 тыс. жителей, а это крупнейшие после Лондона города Англии. См.: Ramsey R Tudor Economic Problems. P. 10–11; Lander A.R. Government and Community of England. 1450–1509. P. 17.
Показательно, что в 1550 г. по численности населения Лондон занимал 17 место среди городов Европы, в 1600 г. — четвертое, а в 1700 г. — первое место, став крупнейшим городом Западной Европы (см.: Евсеев В.А. Английский город в Тюдоровскую эпоху: регионы и города. С. 117).
В Лондоне не было университета, но уже в XIV в. поблизости от дворцов придворных и епископов обосновались помощники адвокатов. После 1400 г. «Судебные инны» (четыре корпорации барристеров, которые пользуются исключительным правом приема в адвокатуру) и «Канцлерские инны» (корпорации солиситоров со школами подготовки разных категорий юристов, кроме барристеров) создали сложную систему юридической подготовки и получили привилегию присваивать звание адвоката королевских судов. К 1470 г. существовало уже около дюжины «иннов» (юридических школ), которые образовали целый квартал адвокатов, расположенный примерно посередине между дворцами и судами Вестминстера и церковными трибуналами при Саутуоркском соборе. См. подробно: Tucker P. Law Courts and Lawyers in the City of London, 1300–1550. Cambridge, 2007.
Аббатство («Соборная церковь святого Петра») — коронационная церковь и усыпальница английских королей (Эдуарда I и его супруги Элеоноры Кастильской, Эдуарда III, Ричарда II, Генриха VII и его супруги Елизаветы Йоркской, Генриха VIII, Елизаветы I, Марии Тюдор, Марии Стюарт и др.), великолепный образец готической архитектуры, было основано Эдуардом Исповедником (он захоронен в Часовне Эдуарда Исповедника, и его могила была в течение сотен лет местом паломничества) в 1005 г. на том месте, где ранее находился храм, построенный 500 лет назад, а затем — бенедиктинское аббатство. Почти целиком Аббатство было выстроено в XIII в., во времена правления Генриха III. Однако 1298 г. оно было почти полностью уничтожено огнем и восстановлено только в 1388 г.
В 1180 г. Вестминстер стал хранилищем королевской казны, а в XIII в. здесь же разместились основные службы — канцелярия, казначейство, суд. Несмотря на свою важнейшую роль в жизни королевства, Вестминстер на протяжении веков будет отделен в географическом и административном смысле от Лондона и сохранит относительно скромные размеры в сравнении с огромным соседом, находящемся в 3 км к востоку от него.
Предместье Саутуорк возникло благодаря дороге, проходившей через заболоченную местность перед Лондонским мостом. Прибывающие в Лондон путешественники могли заночевать в многочисленных постоялых дворах, здесь же часто останавливались странники, например, направлявшиеся в Кентербери паломники из рассказов Дж. Чосера. В 1550 г. Саутуорк стал частью лондонского Сити.
Это положение было общим для всех городов Англии. В Бристоле XIV–XV вв. и в Йорке в XVI в. только фримены могли заниматься торговлей, держать лавки (см.: Мосолкина Т.В. Организация ремесла в Бристоле в XIV–XV вв. // Бристольские ремесленные цехи в XIV–XV вв. Сборник текстов. Саратов, 1995. С. 7).
Интересные данные в этой связи приводит Т.В. Мосолкина: в 1313 г. в списках налогоплательщиков Бристоля числился всего 631 человек, хотя население города насчитывало примерно 10 тыс. жителей; в 1327 г. в уплате налога участвовало еще меньше — 330 человек (см.: Мосолкина Т.В. Город Бристоль в XIV–XV веках. Экономика, общественные отношения, социальная психология. С. 151). В начале XVI в. богатейшая элита Ковентри и Саутгемптона составляла 2% от общего числа бюргеров этих городов, а Лестера — 3% (см.: Keen M. English Society in the Later Middle Ages. 1348–1500. P. 97).
Я.А. Левицкий отметил, что олдермен как лицо, возглавлявшее Гилдхолл (или Торговый холл) и стоявшее во главе должностных лиц гильдий, упоминается в документах ряда других городов, в частности, Уоллингфорда в Беркшире (см.: Левицкий Я.А. К вопросу о характере так называемой gilda mercatoria в Англии XI–XIII вв. С. 166).
В свое время Р. Гнейст заметил, что к периоду правления Альфреда Великого (871–900) олдермен (ealdorman) был одним из высших сановников в государстве и занимал второе, после монарха, место в королевском Совете. Однако все его права сохранялись лишь до тех пор, пока этот сановник был облечен доверием короля, являясь его представителем в графствах (шайрах) или в наиболее значительных городских центрах (см.: Гнейст Р. История государственных учреждений в Англии / Пер. с нем. под ред. С.А. Венгерова. М., 1885. С. 50). По единодушному мнению исследований, олдерменом в этот период чаще всего был представитель высшей знати, зачастую член королевской фамилии. Законодательство защищало их чрезвычайно высоким вергельдом, который в 4 раза превышал вергельд тэна, причем половину возмещения составляла сумма, относящаяся именно к должности. Пост олдермена не был наследственным, но, несмотря на это, многие знатные дома (по крайней мере, семьи Годвина и Леофрика в XI в.) сохраняли его за собой в течение нескольких поколений. Обычно под началом олдермена находился один шайр, но к концу X в. распространилась практика, позволявшая вручать в управление одному олдермену огромные территории (например, целиком Нортумбрию или Восточную Англию). Уже в VII–IX вв. олдермены обладали широким кругом должностных обязанностей на местном уровне. Они были предводителями вооруженных отрядов своего шайра, осуществляли полицейскую власть (должны были содействовать поимке вора), надзирали за передвижением населения и были наделены судебными полномочиями (перед ним можно было ходатайствовать за обвиняемого). Возглавляя совет шайра, олдермен имел возможность влиять на принятие решений, касающихся важнейших вопросов его внутренней жизни. См.: Глебов А.Г Англия в раннее Средневековье. С. 172.
Тем более что, по наблюдению А.Г. Глебова, в документах середины X в. термин «олдермен» начинает все чаще уступать место скандинавскому титулу «эрл» («eorl»), обозначавшему уже не столько королевского служащего, сколько могущественного земельного магната, нередко находившегося в конфронтации с центром. Там же. С. 172–173.
После Гастингса, овладения нормандцами Лондоном и рядом южных графств и коронации Вильгельма Завоевателя (1066–1087) в декабре 1066 г. последовал период долгого, сопровождавшегося интенсивными и широкомасштабными боевыми действиями покорения территории Англии. Потери среди англосаксов были весьма ощутимыми и особенно чувствительно ударили по тэнам, практически переставшим существовать. При общей численности населения Англии в 1,1 млн. чел. около 4 тыс. тэнов погибло в сражениях, особенно в 1066 и 1069 гг., до 30 тыс. оказались в эмиграции в Шотландии, Скандинавии, даже на Руси и в Византии (см.: Горелов М.М. Этнополитическая идентичность и традиции историописания в Англии XI–XII вв. // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала нового времени. С. 122).
В целом для большинства английских городов были характерны две системы управления. Прежде всего, это иерархия выборных официалов, наиболее важные среди которых — мэр, шерифы/бейлифы, 12,24 или 48 олдерменов и чемберлены, возглавлявшие/входившие в Совет, один или более. Такая модель была свойственна королевским городам. В частности, в Йорке к XV в. установилась следующая структура управления: три Совета, возглавлявшиеся и заполнявшиеся, в том числе, мэром, двумя шерифами, тремя чемберленами и 48 олдерменами. В Халле в это же время действовали мэр, шериф, два чемберлена и Совет 12-ти олдерменов. В сеньориальных городах система управления была иной: Совет, как правило, из 12-и избранных хранителей/управляющих/старост, коллективно выполнявших свои обязанности, связанные с функционированием городских финансов. Именно такой вариант описан для Беверли, см.: Kermode J.I. Obvious Observations on the Formation of Oligarchies in Late Medieval English Towns. P. 87, 94.
Для XIV в. имеются данные о профессиональной принадлежности 227 олдерменов из 274.
Сведения имеются о профессиональном статусе 175 олдерменов XV в. из 181.
С. Трапп полагает, что в элиту ливреи входил тот, кто участвовал во внешней торговле, в том числе сырьем, и был в состоянии предоставить работу другим (Ibid. P. 13).
В 1640 г. ценз для олдерменов был увеличен на порядок — до 10 тыс. ф. (см.: Foster F. The Politics of Stability. A Portrait of the Rulers in Elizabethan London. L., 1977. P. 97).
Любопытно, что и в Йорке 20–30-х гг. XIV в. именно участие во внешней торговле, прежде всего торговле шерстью, обеспечивало и коммерческий успех, и карьерный рост «чужакам», прибывшим сюда из других городов или графств Англии. Именно так сделал карьеру Уильям Ригтон, получивший статус фримена Йорка как удильщик, а к 1338 г. ставший одним из наиболее известных и уважаемых экспортеров шерсти. И Генри де Бэлтон, владелец таверны, уже в 20-х гг. XIV столетия экспортировал шерсть, а в 1338 г. во время известных событий в Дордрехте стоимость принадлежавшей ему шерсти составляла 1668 ф. (см.: Miller E. English Town Patricians, с. 1200–1350. P. 222–223).
О хозяйственной деятельности «новых дворян» и в XIV, и в XV–XVI вв. мало что известно. Из переписки Пастонов ясно, что в 50–60-е гг. XV в. они сами и некоторые джентри из их окружения почти не вели домениального хозяйства, испытывали определенные трудности с получением ренты. Однако, они попытались поправить свои дела за счет широкого применения краткосрочной аренды на 1–2 года с целью более эффективного использования изменений в рыночной конъюнктуре, держали в своих владениях много мельниц, пивоварен, солодовен, маслобоен, приносивших им немалый доход, и вели активную и выгодную торговлю зерном, солодом, шерстью (см.: Ульянов Ю.Р. Рост нового дворянства в Англии в XV в. // Из истории средневековой Европы X–XVII вв. М., 1957. С. 141–149, 150).
М.В. Винокурова отмечает, что в XVII в. коммерческая предприимчивость нового дворянства была не только очевидна, но и передавалась по наследству, в результате чего в указанное время возникали целые кланы коммерчески настроенных джентри, занятых в делах Лондонского Сити, компании купцов-авантюристов, Средиземноморской торговле. В наиболее престижных купеческих компаниях столицы сыновья джентльменов, «выходцев из села», составляли от 16 до 30% (см.: Винокурова М.В. Мир английского манора. С. 48).
Саймон скончался в 1358 г., Адам Фрэнси был его душеприказчиком.
На протяжении XV–XVI вв. представители этой фамилии играли видную роль в экономической и социополитической жизни Лондона, в частности, в 1463 г. должность столичного олдермена занимал торговец предметами роскоши Джон Лок, а в 1545–1550 гг. — Уильям Лок, также мерсер (см.: Beaven A.B. Aldermen of the City of London. Vol. 2. P. 12; Reel J.V. Index to Biographies of Englishmen, 1000–1485, Found in Dissertations and Theses. P. 604).
Такой вариант начала «городской жизни» для выходцев из английских графств отмечен не только для Лондона. Например, около половины должностных лиц Йорка 20–30-х гг. XIV в. имели землевладельческие «корни», а начинали в городе как купцы, вошедшие в компании торговцев предметами роскоши, торговцев рыбой или железными изделиями (см.: Miller E. English Town Patricians, с. 1200–1350. P. 222–223).
Данное предположение основано на завещании Джоан Пайел, по которому она оставила 20 ш. «братству торговцев готовым платьем». С. О'Коннор полагает, что сама Джоан входила в эту компанию (см.: O'Connor S.J. Joan Pyel (d. 1412) // Medieval London Widows, 1300–1500 / Ed. by CM. Barron and A.F. Sutton. L., 1994. P. 74).
Миля — 1,609 км.
Правда, Дж. Бэддли приводит другую дату — 1414–1415 гг. См.: Baddeley J.J. The Guildhall of the City of London. Colchester, 1939. P. 116.
Первым из известных рикордеров был Джеффри де Нортон; упоминание о нем относится к 1298 г.
Первое упоминание о городском чемберлене Лондона относится к 1237 г., когда на эту должность был избран некийДжон Уокер (см.: The London Encyclopeadia. P. 161).
Право избирать городской Совет к началу XIV в. имели лишь 14 английских городов. Например, в Бристоле в 1344 г. в «Малой Красной книге» был зафиксирован факт появления городского Совета в составе «48 наиболее влиятельных и благоразумных людей» (см.: Мосолкина Т.В. Традиции самоуправления в городах Англии. С. 186–187).
До этого времени, начиная еще с англосаксонского периода, все горожане Лондона по звону большого колокола собора св. Павла должны были, по меньшей мере, трижды в год (в день св. Михаила, на Рождество и в день св. Иоанна) собираться на фолькмут, где решались важнейшие судебные дела, обсуждались вопросы организации власти и принимались решения по ним, а также провозглашались новые законы. Это собрание, в XII в. превратившееся в ассамблею фрименов Лондона, традиционно проходило на открытом воздухе, в северо-восточной части площади вокруг собора. Однако в связи с ростом населения и усложнением структуры городского хозяйства к XIII в. проведение такого рода собраний стало практически невозможным: фолькмут постепенно (последние упоминания о нем относятся к 1227 и 1242 гг.) уступил свое место другим органам власти в Лондоне (см.: Select Charters and Other Illustrations of English Constitutional History From the Earliest Times to the Reign of Edward the First. P. 312–313; Inwood S. A History of London. P. 43–44; Barron C. London in the Later Middle Ages: Government and People 1200–1500. P. 127).
B период 1270–1290 гг. Гилдхолл был перестроен: его каменный подземный свод уцелел в западной части крипты современного Гилдхолла, строительство которого было начато на средства горожан в 1411 году. Новое здание ратуши должно было символизировать возросшее значение городских властей и отвечать потребностям проведения различных церемоний. Строительством, полностью завершившимся почти через 30 лет, руководил известный мастер Джон Крокстон. Но и это здание Гилдхолла не сохранилось в своем первоначальном виде: крыша, фронтон, окна и многие детали интерьера неоднократно восстанавливались и переделывались из-за пожаров (особенно после Великого пожара, начавшегося 2 сентября 1666 г.: за 4 дня в пепел превратились 13 тыс. домов и более 60 церквей. Этот пожар, как считают, разрушил средневековый образ Лондона; от Гилдхолла сохранились лишь стены и склеп). Сегодня Гилдхолл является штаб-квартирой правительства Сити, именно здесь собирается Консистория — Городской совет (см.: Long D. A History of London in 100 places. P. 60–61).
Аналогичная практика существовала и в других городах Англии. Например, в Йорке и Халле, см.: Kermode J.I. Obvious Observations on the Formation of Oligarchies in Late Medieval English Towns. P. 90, 91.
Праздник перенесения мощей св. Эдуарда.
Праздник Святых Симона и Иуды.
День св. Михаила.
В Йорке мэра избирали 3 февраля, в Халле — 30 сентября (см.: Kermode J.I. Obvious Observations on the Formation of Oligarchies in Late Medieval English Towns. P. 92, 93).
Такая процедура была типична для многих английских городов XIV–XV вв., в том числе для Халла (см.: Keen M. English Society in the Later Middle Ages. 1348–1500. P. 99).
Это сообщение о порядке выборов мэров и шерифов в Лондоне весьма красноречиво подтверждается фактами, относящимися к более раннему периоду, а именно данными расследования 1274 г., во время которого присяжные одного из лондонских округов сообщили дознавателям: «Хотя вся община Лондона должна выбирать себе мэра и шерифа, олдермены одни сходятся в течение пяти дней во время выборов и избирают себе мэра и шерифа из числа угодных им людей, и община не осмеливается им противоречить, если даже они не подходят для этой должности. И это все делается против вольностей общины и к разорению бедного народа, и они не знают, на каком основании» // Ibid. Об этом кратко упоминает и одна из лондонских хроник (см.: Chronicles of the Reign of Edward I and Edward II. P. 76).
По крайней мере, в XIII в. Генрих III этим правом воспользовался: Уильям Джойнер был отстранен от должности лондонского мэра «за неподчинение королевской воле». Он отказался допустить к исполнению обязанностей шерифа Саймона Фиц-Мэри — королевского ставленника, не одобренного «всеми добрыми горожанами, несмотря на то, что был получен приказ короля выбрать именно Саймона Фиц-Мэри» (см.: Beaven A.B. Aldermen of the City of London. Vol. 1. P. 471). Как видим, в данном случае мэр до конца отстаивал интересы «добропорядочных» лондонцев, не желавших подчиняться чужаку и стремившихся напомнить королю о необходимости соблюдения прав и интересов горожан.
Брембр был переизбран мэром и в следующем году, а затем в 1383–1386 гг., участвовал в подавлении восстания Уота Тайлера, за что был посвящен в рыцари королем. Подробно об этом периоде в истории Англии и Лондона см.: Jones D. Summer of Blood: The Peasants' Revolt of 1381. L., 2010.
Интересные данные в отношении Йорка XIV–XV вв. приводит Д. Кермод. В 1365–1399 гг. и в 1400–1509 гг. 31% мэров занимали эту должность дважды; 14% мэров XIV в. и 16% — XV в. являлись таковыми два и более раз, см: Kermode J.I. Obvious Observations on the Formation of Oligarchies in Late Medieval English Towns. P. 92.
Титул высокопоставленного должностного лица при королевском дворе.
Должность королевского казначея в Лондоне появилась, по меньшей мере, в середине XII в. Самыми важными обязанностями King's Chamberlain были взимание винной пошлины и поставки вина для нужд короля и королевского двора. В XII в. он назначался непосредственно королем, с XIII столетия — по рекомендации королевского стюарда, которому подчинялся, и получал за свою службу 40 марок в год. См.: Kellaway W. The Coroner in Medieval London // Studies in London History / Ed. by A. Hollaender and W. Kellaway. L., 1969. P. 76.
Должность коронера была учреждена в Англии в 1194 г. в связи с деятельностью разъездных судов по уголовным делам в каждом графстве. В лондонских хрониках коронеры встречаются не ранее первой трети XIII в. (Ibid. P. 75).
Привести полноценный статистический материал по данному вопросу не представляется возможным из-за его фрагментарности.
Джон де Уэнгрейв — в 1304–1320 гг., Джеффри де Хэтпул — в 1320 г., Роберт де Свэйлив — в 1321–1329 гг., Грегори де Нортон — в 1329–1338 гг., Роджер де Дэпхам — в 1338–1359 гг., Хью де Сэдлингстэйн — в 1359–1361 гг., Томас де Лоудлав — в 1361–1365 гг., Уильям де Холдейн — в 1365–1376 гг.; после 1376 г. должность рикордера, видимо, исчезает как самостоятельный институт (Ibid. Vol. 1. P. 378, 380, 382).
По-видимому, братство св. Антония являлось религиозным объединением бакалейщиков, амальгамировавших торговцев пряностями. В функции братства, образовавшегося вокруг культа св. Антония, входило совместное участие в богослужении, взаимопомощь и благотворительность, забота о погребении и заупокойном поминовении, а также устройство празднеств в честь своего святого патрона.
Сведений об этом соборе и олдерменах — настоятелях крайне мало. А. Бивен сообщает о том, что до закрытия монастырей и религиозных учреждений Генрихом VIII должность олдермена городского района Портсокен официально занимал настоятель собора св. Троицы на Олдгейте. Такая практика сложилась в результате передачи этому собору и его каноникам права манориальной юрисдикции еще Генрихом I в 1125 г. Что касается приорства св. Троицы, то оно было основано в 1108 г. Матильдой, супругой Генриха I, и передано вместе с правом юрисдикции. См.: Beaven A.B. Aldermen of the City of London. Vol. 1. P. 270.
Монополизация отдельными семьями на протяжении поколений почетных и важных должностей и служб в сфере городского управления и суда — явление, прослеживаемое в городской Европе в Средневековье практически повсеместно: оно присуще не только крупным экспортным и торговым центрам, но и относительно небольшим городам. По сведениям А.Л. Ястребицкой, в северонемецком Хёкстере, например, насчитывавшем в 1482–1517 гг. около 2500 жителей, должности бургомистра и ратманов фактически не выходили за пределы трех патрицианско-купеческих фамильных союзов, связанных кровным родством, брачными альянсами и экономически наиболее влиятельных (см.: Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке. С. 178).
Например, в Оксфорде между 1226 и 1300 гг. 93% мэров вышли из 12 известных фамилий. Аналогичная картина сложилась и в других городах — Кембридже, Лестере, Линкольне, Саутгемптоне, Йорке и Ньюкасле (см.: Miller E. English Town Patricians, с. 1200–1350. P. 217–218).
В этой связи заслуживает внимания классификация, предложенная Ф. Фостером. В составе лондонского управления XVI в. он выделяет следующие группы: «элиту» (elite), включающую олдерменов, которые были избраны мэрами (по его подсчетам их 64); «нотаблей» (notables), состоящих из олдерменов (50 человек) и советников (41 человек), которые занимали не менее 4 должностей и входили в состав не менее 5 комитетов; «лидеров» (leaders), занимавших до трех должностей или входивших в 1–4 комитета (118 человек из числа олдерменов и советников); «остальных олдерменов» (the other aldermen), которые служили менее года; и «остальных советников» (the other common councilmen), отличавшихся крайне низкой политико-административной активностью (см.: Foster E The Politics of Stability. A Portrait of the Rulers in Elizabethan London. P. 14,164–167). Признавая необходимость структурирования состава муниципального управления Лондона и принимая во внимание приведенную выше классификацию, полагаем важным заметить, что смешивать в одних группах олдерменов и советников нерационально и необоснованно. Это два разных, иерархически соподчиненных уровня городской власти и соответственно — чиновников.
До этого времени здесь преобладали итальянцы, скупавшие шерсть.
Аббатство Салби находилось на западе графства Нортхемптоншир, почти на границе с Лестерширом. Оно было основано в XIII в. и владело более чем 1,500 акров земли. Аббатству принадлежали также некоторые земли и церкви в Итлинборо. В период Реформации и секуляризации церковных и монастырских имуществ владения аббатства Салби были оценены в 305 ф. 8 ш. 5 п.
Сэк — мешок, весивший около 364 фунтов.
Клов — 8 фунтов.
Сантьяго-де-Компостела был заветной целью бесчисленных набожных паломников, стекавшихся сюда со всей Европы. Здесь находился один из известнейших в Европе монастырей, где в IX в. якобы открылись мощи святого Иакова Старшего. Город считался (и сегодня считается) третьим после Рима и Иерусалима центром христианства. Большую роль в его развитии сыграла дорога, ведущая сюда из Франции, а также близость столиц — Леона, Овьедо, Бургоса, что, безусловно, привлекало сюда и паломников, и деловых людей.
Солсбери, насчитывавший более 3200 тыс. жителей, был одним из новых центров производства английского сукна (наряду с Бредфордом и Галифаксом в Йоркшире, Уилтоном, Дивайзесом и Кастелькомбом в Уилтшире), возникшим к концу XIV в. (см.: Bridbury A.R. Economic Growth of England in the Later Middle Ages. L., 1975. P. 47–49).
Особенно славились покрывала и одеяла из Уинчестера.
Рэдинг был в этот период одним из богатых и значительных городов Англии, расположенных на пересечении речных и сухопутных дорог, по которым потоком шли экспортируемые и импортируемые товары.
Складочное место в Кале появилось после заключения мира с Францией в 1360 г. М. МакКизак считает датой окончательного утверждения компании в Кале 1392 г. (см.: McKisack M. The Fourteenth Century 1307–1399. P. 356). К середине XVI в., когда по Като-Камбрезийскому миру Кале был возвращен Франции, компания купцов-стапелыциков Кале прекратила свое существование. Подробнее о путях формирования Стапля в Кале см.: Репина Л.П. Сословие горожан и феодальное государство в Англии XIV в. С. 115–124.
Сэрпль — большой тюк шерсти, содержащий 2240 фунтов.
Революция в Нидерландах заставила купцов-авантюристов несколько раз переносить свои основные базы, главным образом в Германию, где соперничество Ганзы стало весьма серьезной угрозой для английских купцов. Подняться до прежних высот Компания больше уже не смогла.
«Новыми тканями» в XVI в. называли камвольные ткани, или «уэстедские» сукна, байку и саржу. Данные ткани отличались низким качеством по сравнению с традиционным английским сукном, но их изготовление было легче и дешевле обходилось производителю. Указанные сорта сукон предназначались для широких слоев покупателей, носились меньше и, следовательно, быстрее оборачивались на рынке; спрос на них был постоянным.
Совмещение членства в нескольких компаниях в XIV–XV вв. имело место и в других английских городах, в частности, в Бристоле (см.: Мосолкина Т.В. Город Бристоль в XIV–XV веках: Экономика, общественные отношения, социальная психология. С. 130–131).
С этими именами связаны попытки англичан основать собственные колонии в Северной Америке. Усилиями X. Джильберта и У. Рэли возникли первые поселения на острове Роанок и в Вирджинии (1585 г.).
Bce экспедиции в Гвинею были, по сути, пиратскими набегами с целью захвата рабов. Только в 1558 г. вся торговля рабами в Англии была монополизирована возникшей к тому времени Гвинейской компанией.
Ф. Уиллоуби и Р. Ченслер надеялись добраться по морям и Ледовитому океану в Индию и Китай. Однако, обогнув Скандинавию, английские корабли замерзли во льдах недалеко от устья Северной Двины в районе Холмогор. Оттуда Р. Ченслер добрался до Москвы и был представлен Ивану IV, после чего между Англией и Московией установились дипломатические и торговые отношения. Получив от Ивана Грозного привилегии на русском рынке, Московская компания основала свои фактории в Холмогорах, Ярославле, Вологде, Устюге, Пскове и Новгороде.
Джеймс, Ланкастер, меховщик, долгое время был торговым агентом в Севилье. В 1587 г. участвовал в экспедиции Ф. Дрейка в Кадикс. Впоследствии возглавил ряд пиратских экспедиций. В 1592 г. он обогнул мыс Доброй Надежды и достиг Ост-Индии.
Джордж Камберленд (1558–1605), отпрыск знатной фамилии, командовал одним из кораблей в сражении с испанской «Непобедимой Армадой» и с этого времени возглавлял многочисленные пиратские экспедиции.
Звездная палата, занимавшая особое место в системе судопроизводства, была учреждена Генрихом VII для борьбы с оппозицией феодальной знати и рассматривала дела о государственной измене.
Квартер — мера веса, равная 12,7 кг.
Эндрю Обри был олдерменом Лондона в 1333–1355 гг., т. е., в 1352–1355 гг. он и Адам Фрэнси вместе заседали в муниципалитете (см.: Beaven A.B. Aldermen of the City of London. Vol. 1. P. 384).
Джон Стоди был олдерменом в 1352–1376 гг. (см.: Beaven A.B. Aldermen of the City of London. Vol. 1. P. 387).
Эдуард, принц Уэльский (1330–1376), старший сын Эдуарда III (1312–1377, король с 1327 г.).
Напомним, что «Черная смерть» пришла в Лондон в сентябре 1348 г. сразу с трех сторон: с запада из Бристоля (где чума особенно свирепствовала весной 1349 г., смертность составила 35–40%), с юга из Саутгемптона и с кораблей по Темзе. Разгар эпидемии наступил летом 1349 г.: ежедневные потери составляли, в среднем, 290 человек. Смерть продолжала косить людей до поздней весны 1350 г. Результаты эпидемии историки оценивают по-разному — от 35 до 50%. Смертность в городах Англии в период эпидемий 1438–1439 гг. подошла вплотную к 30% (см.: Репина Л.П. Демографические характеристики средневекового города // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 1. С. 196–197). В целом, по разным подсчетам, чума унесла от трети до половины европейского населения, что привело регион в состояние демографической катастрофы. За несколько лет пандемии в Европе существенно сменился состав населения: вымирали семьями, родами, городами и селениями (см.: Бергер Е.Е. Черная смерть // Всемирная история: в 6 т. Т. 2: Средневековые цивилизации Запада и Востока. С. 639).
Для сравнения: в середине XIV в. в Венеции коммерческий кредит находился на уровне 8%, а ростовщический — 24%. (см.: Карпов С.П. Кредит в системе итальянской торговли в Южном Причерноморье XIII–XV вв. // Византийский временник. М., 1988. Т. 49. С. 40–49). В.И. Рутенбург показал, что в среднем уровень процентов по ссудам и прибылям флорентийских компаний в XIV в. составлял 15%. (см.: Рутенбург В.И. Очерк из истории раннего капитализма в Италии. Флорентийские компании XIV в. С. 69).
Здание Королевской биржи было разрушено Великим пожаром 1666 г. В дальнейшем его вторично постигла та же участь в 1844 г. А вот улица, названная именем Томаса Грэшема, существует в Лондоне до сих пор, располагаясь в самом центре Сити, недалеко от Гилдхолла.
По всей видимости, имеется в виду бургундский грот — бургундская серебряная монета, равная 4 пенсам.
Эту улицу населяли в основном ремесленники, производившие грубую шерстяную пряжу.
Анализ налоговых списков 1319 и 1412 гг. показывает, что в начале XIV в. в столице проживало не менее 36 аббатов, а в начале XV столетия — архиепископ Йоркский, 27 аббатов и приоров, викарий, два ректора и насчитывалось 28 церковных учреждений (см.: Ноте G. Medieval London. P. 274). Реальное число духовных лиц было большим, так как в налогоплательщики попадали далеко не все клирики, см.: Репина Л.П. Лондонские землевладельцы в начале XV века (по данным налогового списка 1412 г.). С. 201, 221.
До настоящего времени сохранились 39 церквей. Еще о 9 церквах напоминают сохранившиеся башни, см.: Betjeman J. City of London. Churches. Andover, 2004. P. 14.
Известно, например, что еще с XIII в. лондонская церковь владела более чем половиной мукомольных мельниц в городе и округе. Причем из 26 собственников мельниц, перечисленных в городских отчетах того времени, 16 были духовными лицами, 2 — из числа рыцарей, король и 7 горожан. Получается, что горожане составляли лишь 25% собственников мельниц, см.: Thrupp S. The Merchant Class of the Medieval London (1300–1500). P. 119.
A также 190 акров пашни, 33 акра лугов, 8 домов, ренты на сумму в 43 ф. 8 ш. в сельской местности (см.: Леонова Т.А. Рост церковного землевладения в Англии с 1350 по 1377 гг. С. 61).
Примерно с середины 30-х гг. XVI в. сведения такого характера практически исчезают из источников — и из муниципальной документации, и из завещаний олдерменов. С этого времени церкви и монастыри в них, как правило, не упоминаются в качестве получателей городских имуществ или имущества отдельных олдерменов, что, безусловно, связано с Реформацией и процессом секуляризации церковно-монастырских земель и прочих владений.
О том, что это была очень значительная сумма, можно судить хотя бы по следующему факту: жалование лондонских штукатуров, стекольщиков, кровельщиков составляло в тот период 5–6 пенсов.
Елизавета I только в последние годы своего правления получила от распродажи земель 817359 ф. (см.: Митрофанов В.П. Крестьяне и государство в Англии второй половины XVI — первой трети XVII в. Н. Новгород, 2000. С. 21).
По оценке В.И. Рутенбурга, общая для Европы того времени среднегодовая прибыль от торговой деятельности составляла 17,4%, тогда как прибыль от эксплуатации Земель — от 8 до 15% в год (см.: Рутенбург В.И. Очерк из истории раннего капитализма в Италии. С. 71–72). Но инвестиции в рискованную сферу внешней торговли и финансов, с чем, прежде всего, и были связаны лондонские олдермены, позволяли при благоприятно сложившейся конъюнктуре получить до 65–69% годовых, а в отдельных случаях даже гораздо больше — 200–300% (см.: Краснова И.А. Деловые люди Флоренции. Ч. 1. С. 49). Пайщики предприятия Ф. Дрейка в 1577–1580 гг. получили 4700% (!) на вложенный капитал (см.: Малаховский К.В. Кругосветный бег «Золотой лани». М., 1980. С. 105).
Сын Кетеринга 17 февраля 1367 г. передал Пайелу свои права на эту собственность в обмен на некие строения в Нортхемптоне.
Джону де ла Хэй исполнился всего месяц, когда в 1361 г. умер его отец.
Прошение олдермена было удовлетворено в 1553 г., за год до его кончины (Ibid. Р. 4–5).
Уже в 1295 г. размер дохода, получаемого с земель и в виде рент, был повышен до 40 ф., в 1297 г. королевская власть вновь вернулась к прежним 20 ф., видимо, столкнувшим с острой нехваткой желающих и имевших соответствующую материальную возможность вступить в ряды рыцарства. В 1300 г. размер земельного дохода был увеличен до 40 ф., а в 1316 г. — до 50 ф. (см.: Coss P. Knight in Medieval England 1000–1400. P. 103).
В связи с этим представляется небезынтересным вывод, к которому пришел А.Г. Румянцев, исследовавший английскую титулованную знать XV в. в контексте темпов и характера перемен в ее персональном составе. Можно уверенно утверждать, пишет автор, — что в целом «тезис о вымирании старой знати, так прочно вошедший в историографию и используемый чуть ли не как главное доказательство радикальности перемен в верхах английского позднесредневекового общества, на деле порожден мифом» (Румянцев А.Г. Английская социальная элита в XV веке. Демографические проблемы: автореф. дисс….канд. ист. наук. СПб., 2003. С. 16). В подтверждение данного вывода исследователь приводит следующие данные, которые, как нам кажется, лишь подтверждают устоявшийся в историографии тезис. С 1399 по 1485 гг. вследствие гибели в войнах и смутах XV в. число семей старой знати сократилось с 87 до 40 (на 53%). Из 335 вовлеченных им в подсчеты титулоносителей погибли 88 человек (из них 50 — в период Войн Роз). Однако обрыв по мужской линии или полное вымирание рода по причине насильственной смерти аристократа произошли в 23 семьях, т.е. в каждой четвертой из всех 88 вымерших семей. Убыль в среде высшей знати составила 50% (с 18 до 9 семей). Что касается старых баронских семей, то в течение 1399–1485 гг. их число сократилось с 71 до 29, т.е. на 59%. Из 33 новых баронских фамилий до 1486 г. дожили 16, а из 21 новой семьи грандов (герцогов, маркизов, графов, виконтов) уцелело 13 (Там же. С. 12–15). Все эти цифры являются ярким подтверждением острой необходимости в восполнении английского дворянства на протяжении драматичного XV в.
В течение XIV в. происходила дальнейшая иерархизация структуры земельных собственников, стоявших ниже магнатов. Именно в это время профессионально-военное определение «оруженосец» превратилось в почетный титул «эсквайр», свидетельствовавший о благородном происхождении и богатстве его обладателя и дававший ему право на свой герб. А в XV в. в Коллегии герольдов и джентльмены получили право на титул и герб (см.: Mingay G.E. The Gentry: The Rise and Fall of Ruling Class. P. 4–5).
Аналогичную картину можно было наблюдать и во Флоренции XIV–XV вв. (см.: Краснова И.А. Деловые люди Флоренции. Ч. 2. Гл. III. § 1).
Возможно, именно из какого-то ответвления этой незнатной дворянской семьи Хэмфри Старки произошел Томас Старки (1499–1538) — один из наиболее известных английских гуманистов.
По наблюдениям Л. Стоуна, убедительно показавшем темпы «падения жизненного уровня» английской аристократии, финансовые дела 12-ти английских графов из 18-ти к концу XVI в. находились в крайне расстроенном состоянии. Например, если граф Оксфорд, любимец королевы, в 1575 г. имел в качестве годового дохода 12 тыс. ф., то через два года он обеднел настолько, что был вынужден продавать бревна, камень и свинец с крыш своих замков и домов. Другой английский лорд, барон Во, в 1592 г. был вынужден обратиться к лорду Берли, казначею королевы, с письмом, свидетельствующим о его крайне бедственном положении. Вот только некоторые выдержки из этого письма, переведенного О.В. Дмитриевой. «…Я прибыл (в Парламент) в отрепьях, не годящихся, чтобы почтительно находиться в присутствии Ее Величества. Да, я заявляю Вам по правде и по чести, что у меня нет ни денег, ни кредита, чтобы снарядиться получше или оплачивать мои ежедневные расходы <…> Более того, мои парламентские одежды заложены одному горожанину <…> на несколько дней <…> вчера я писал лорду-мэру Лондона, чтобы он помог мне в этом деле…» // Дмитриева О.В. Английское дворянство в XVI — начале XVII в.: границы сословия. С. 86–87.
Граф Камберленд торговал шерстью, красителями, пряностями; графы Эссекс и Лестер сосредоточили в своих руках торговлю иностранными винами.
Любопытно, что еще в 1363 г. парламент постановил: высшая английская аристократия должна иметь ежегодный доход от земель и рент не менее 400 ф., рыцари — 200 ф., эсквайры и джентльмены — не менее 100 ф. (см.: Coss P. Knight in Medieval England 1000–1400. P. 127–128).
Последний известный на сегодняшний день 14-й баронет Лэмпота, сэр Норман Ишем, родился в 1930 г.
Речь, скорее всего, идет о грамматической школе.
Если за сына лорда следовало внести 10 ш., за сына рыцаря — шесть с половиной, а за сына джентльмена — два с половиной, то за сына горожанина — только четыре пенса (треть шиллинга).
Интересно отметить, что среди олдерменов Лондона конца XV в. был ювелир по имени Томас Вуд, две дочери которого вышли замуж соответственно за ювелира и торговца предметами роскоши (Ibid. P. 19; Ibid. P. 349). Однако, были ли купец из Ковентри (Ричард Вуд) и олдермен из Лондона (Томас Вуд) родственниками, — сказать трудно, поскольку в источниках никакой информации на этот счет не содержится.
Другая его внучка была выдана за влиятельного купца, виноторговца Генри Пикарда, лондонского олдермена и мэра 1356–1357 гг.
Гарантии такого рода были крайне необходимы Брембру в связи с острейшей политической и экономической борьбой между его «партией виктуаллеров» и противостоявшей ей «демократической партией» Джона Норхемптона, основу которой составляли купцы из компаний торговцев предметами роскоши и суконщиков, выступавшие за ликвидацию монополии на торговлю продуктами питания, которой обладали виктуаллеры (см.: Documents Touching John of Northampton and Sir Nicholas Brembre. P. 18).
Джон Филпот вскоре стал надежным и преданным союзником Николаса Брембра, его соратником по «партии виктуаллеров».
Напомним, что шла Столетняя война, и в середине 70-х гг. XIV в. французская армия оттеснила англичан на юге страны к морю, оставив под их властью только Бордо, Байонну и побережье между ними.
Известно, например, что ее тетя, Маргарет Пикард, стала женой лорда Бургерша.
Брембр и Веннер также строили планы в отношении замужества Айдонии Беллингэм, дочери Маргарет, с одним из коллег Веннера по компании виноторговцев.
Немаловажно, что после известного конфликта лондонцев с королем, в результате чего в 1392 г. город был взят «в королевскую руку», именно сэр Болдуин Реддингтон стал подлинным хозяином Лондона (см.: Barron C.M. London in the Later Middle Ages: Government and People 1200–1500. Appendix I: Mayors and Sheriffs. P. 335).
Адам Бамме избирался мэром Лондона дважды — в 1390–1391 и 1396–1397 гг. (см.: Barron C.M. London in the Later Middle Ages: Government and People 1200—1500. Appendix I: Mayors and Sheriffs. P. 335).
Анна Роузон получила от отца 500 марок в качестве приданого, см.: Hanham A. The Celys and Their World. An English Merchant Family of the Fifteenth Century. P. 310.
Согласно общему праву, возраст вступления в брак для мальчиков — 14 лет, для девочек — 12 лет (см.: Rogers C.D., Smith J.H. Local Family History in England, 1538–1914. Manchester; N.Y., 1991. P. 30). П. Флеминг полагает, что в XV–XVI вв. ранние браки были, скорее, исключением в среде городской элиты. Возраст первого брака для девушек из таких семей он определяет в 17–24 года, для юношей — в 21–26 лет (см.: Fleming P. Family and Household in Medieval England. P. 22). В целом это соответствует одному из критериев так называемой северо-западной модели брака, распространенной в Англии со второй половины XIV в.: браки в городах заключались, главным образом, в 24–26 лет с очень небольшой, всего лишь в 2–3 года, разницей в возрасте между супругами, причем зачастую невеста оказывалась старше жениха (см.: Morris T.A. Europe and England in the Sixteenth Century. L..N.Y., 1998. P. 9; Репина Л.П. Тендерная асимметрия в браке и семье // Репина Л.П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого. Очерки. Хрестоматия. М., 2002. Ч. 1. С. 62).
По подсчетам Х. Лейсер, около 50% лондонских вдов XIV–XV вв. снова выходили замуж (см.: Leyser H. Medieval Women: a Social History of Women in England, 450–1500. L., 1995. P. 177).
Институт доверительной собственности (“trust”) является чисто английским институтом вещного права. Возникновение института доверительной собственности связано с особенностями феодального землевладения, к числу которых относится ограничение круга наследников земли и ее продажи церкви, монастырям, религиозным орденам, которые вообще не имели права владеть землей. Суть этого института заключалась в том, что одно лицо — учредитель доверительной собственности (“settler of trust”) передает другому лицу — доверенному собственнику (“trustee”) свое имущество с тем, чтобы получатель управлял имуществом, использовал его как собственник в интересах другого лица, выгодоприобретателя (“beneficiary” — им мог стать и первоначальный собственник) или для осуществления иных целей, например, благотворительных. Первое закрепление института доверительной собственности законом относится к 1375 г. В XV в. уже значительные массивы земель, недвижимости перешли в доверительную собственность.
Практика передачи земли и другого имущества в целевое пользование зародилась еще в XII в. и бурно развилась в период Крестовых походов, когда земля отдавалась на основе доверия родственникам или друзьям до достижения совершеннолетия сыновей или до возвращения прежнего владельца.
Для юношей совершеннолетие наступало с 21 года, для девушек — с 16 лет (см.: Ibid. P. 687).
Правда, этому же сыну он оставил феоды на Уодстрит, Годроунлэйн и Темз-стрит и сад в приходе св. Ботольфа.
Данный институт создан еще в XII в. теоретиками канонического права. Было установлено, что после смерти завещателя вместо принятия наследства наследником назначенное в завещании душеприказчиком лицо брало на себя владение всей собственностью, подлежащей распределению. Не наследник, а душеприказчик осуществлял права завещателя и выполнял его обязательства (см.: Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер. с англ. Н.Р. Никоновой. 2-е изд. М., 1998. С. 226).
Вторым душеприказчиком назначался брат Джона — Генри, архидиакон Нортхемптона.
Генри был оставлен в качестве душеприказчика (скончался спустя шесть недель), а Джоан упоминается совместно с еще четырьмя душеприказчиками и двумя надзирателями.
Галлон — 3,785 литра