Под угрозой жантажа

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– Нет! – Селина задохнулась, дернувшись в сторону и пытаясь вскочить на ноги. Но Адам перевернулся; его сильные руки захватили ее в плен, потянули назад и прижали к полу.

– А я говорю – да! – возразил он насмешливо, глядя в ее пылающие золотистые глаза. Его глаза сверкали. – Ты не можешь делать подобных заявлений и ожидать, что вызов не будет принят.

Зеленые глаза потемнели от страсти. Она всхлипнула; ее руки отталкивали непробиваемую стену его груди. В камине ярко вспыхнуло пламя и осветило прекрасные мужественные черты его лица.

– Как ты можешь утверждать, будто я не хочу тебя? – Его губы сжались плотнее; она слышала его затрудненное дыхание и судорожно глотнула воздух, опять оказавшись в смертельной опасности забыть всех и вся. – И все время пытаешься ускользнуть, убежать.

Блеск понимания яркой точкой сиял в бездонных зеленых глубинах его глаз – последнее, что она видела, поскольку он поочередно закрыл ей глаза поцелуями. Его губы легли на ее губы, и он тихо прошептал:

– Это было не просто, милая. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы отступить, когда все, чего я хочу, – это взять то, что ты предлагаешь.

– О-о-о! – Крошечная струйка негодования Селины прорвалась, подыскивая подходящий ответ, шелковистый жар губ Адама укротил ее. Селина тихо застонала, отчаянно желая близости с ним.

Кончик его языка исследовал уголок ее рта, сначала один, потом отыскал другой. Его острая потребность в ней угадывалась по вязкости бормочущего голоса:

– Я хотел, чтобы ты хоть немного полюбила меня, прежде чем мы займемся любовью. Мне это необходимо. Эгоизм, да?

Его язык проник в глубь ее рта – и неожиданно исчез. Его зубы стали покусывать ее нижнюю губу.

– До сего дня я считал, что все твои действия продиктованы стремлением досадить мне. Думаю, сейчас все иначе.

Сердце Селины вспорхнуло и заныло: он не знал, насколько иначе. Последствия шокирующего внезапного столкновения с ним наполнили ее безысходной грустью. Она любила его.

Сколь долго она будет отрицать собственное поражение?

Горячие слезы покатились из-под закрытых век, Адам слизнул их. Интимность, близость, полная безнадежность наступившего печального момента совершенно опустошили ее. Сердце болело невыносимо.

– Не плачь, – скомандовал он. – Все будет хорошо. Поверь мне.

Поверить ему? Как могла она верить, зная его? Сближение с ним погубило ее. Но как растолковать это ему, не выдавая себя? Плаксивое дамское блеяние о любви нужно ему меньше всего! Ведь любовь для него – глупая иллюзия, которой он не хотел.

Селина слабо оттолкнула Адама. Его напрягшиеся мускулы дрожали от желания, да и ее собственное всепоглощающее желание затмило все остальное. Здравый смысл, чувство опасности и самосохранения больше не существовали. Она отдастся ему, и вспоминать о своем падении ей придется всю дальнейшую жизнь.

Однако он не внял порывистому требованию ее впивчивых рук, взяв их в плен. Адам перевернул каждую ее ладонь и поцеловал. А после снова потянулся к губам. И целовал так долго, что она не могла думать ни о чем другом, кроме этой вневременной наркотической ласки.

Но поцелуя Адама оказалось недостаточно, совершенно недостаточно. Когда Селина запустила пальцы в волосы Адама, его глаза заблестели еще ярче. Все ее тело трепетало. Оба хотели большего.

Если влечение испытывают они оба, она смирится с его дьявольской необъяснимой шарадой. Тогда она позволит ему думать, что его шантаж женитьбой на ней удался. Союза, в котором есть место для оглушительной, необузданной обоюдной страсти, сердечности, душевности и симпатии, ей, пожалуй, хватит. Она любила его… Последняя попытка спасти свои принципы и уважение к себе почти лишила Селину дара речи. Она с трудом выдавила из себя:

– Ты никогда бы не привел в исполнение свои угрозы в адрес Мартина. Даже если бы я отказалась выходить за тебя замуж, ты не сумел бы навредить ему.

Он неторопливо раздевал ее вперемешку с поцелуями и ласками. Она допустила такое, ибо сказала ему: сегодняшняя их встреча – последняя. А он бормотал в угаре страсти:

– Любопытно, сколько тебе понадобится времени, чтобы разобраться в ситуации? – Его рот приник к ее набухшему соску. Она задыхалась от острого, мучительного удовольствия. Он стал хрипло умолять ее: – Коснись меня! Ну пожалуйста, дорогая, коснись меня!

Она не нуждалась в повторном приглашении.

Нечто среднее между рыданием и стоном вырвалось из ее груди, когда она помогала ему раздеваться. Селина выгнула шею, покрывая ожившие мускулы его потрясающей груди жадными поцелуями – до тех пор, пока его руки не сжали ее обнаженные плечи, в спазме желания напоминая ей, чтоб раздевала.

И когда, дрожа, они добрались до последней части его туалета, он стал так же бесстыдно наг, как и она.

Селина тонула, тонула, задыхаясь и погружаясь все глубже в водоворот желания и любви. Адам склонился, накрывая ее разгоряченное тело своим и раздвигая ее чресла…

Какое-то мгновение она не впускала его, а затем он рывком устремился в нее, унося все дальше и дальше за пределы пространства, времени и реальности, доводя до бесподобного, ошеломляющего финала…

Селина смаковала ощущения от близости с Адамом. Ее мечта сбылась. Она испытала полное удовлетворение, хотя знала: предстоит взвешивать все «за» и «против», причем трезво и быстро. Но пока у нее еще есть время. Ее переполняло радостное изумление, счастливейшее воспоминание об изведанном блаженстве.

Автомобильные часы показывали чуть больше полуночи. Шуршание шин по дороге все сильнее гипнотизировало, погружая в мечтательную дремоту.

Они покинули коттедж около часа назад, и ее снедала тоска – ведь она оставила в прошлом нечто ценное. Селина сознавала, что никогда не обретет вновь земного рая: она захлопнула туда дверь, навсегда расходясь с Адамом.

Тем не менее сейчас девушка не собиралась думать о неизбежном расставании с возлюбленным. Селина и вправду была не в силах вынести это. Она была благодарна ему за то, что он не испытывал тривиальной потребности в болтовне, предпочитая оставаться наедине со своими мыслями.

На миг ей стало интересно, что произойдет дальше и о чем он думает. А потом она решила не торопить события.

Вздохнув, Селина позволила себе роскошь взглянуть на Адама. Огоньки на приборной доске мягко освещали его чеканный профиль. И ее пронзила острая боль от любви: она увидела, как чувственность красивого рта Адама пригасила резкость самоуверенного облика.

Селина опять вздохнула, удобнее устраиваясь на комфортном кожаном сиденье, и забылась сном.

Она проснулась, ее руки крепко обхватили его за шею. Лицо пряталось в мягкой шерсти его рубахи. Ноздри щекотал его запах. На секунду утратив чувство реальности, Селина едва не придушила Адама, и у него оборвалось дыхание – но лишь на секунду. А затем его хриплый и мягкий баритон заставил ее вздрогнуть.

– Я думал, ты никогда не проснешься.

Он нес ее вверх по лестнице своего городского дома. Глаза Селины узнали окружающую обстановку. Ее сердце затрепыхалось и почти остановилось, когда он ногой толкнул дверь своей спальни, открывая ее, и положил невесту на свою кровать.

Укладывая ее на покрывале будто драгоценную вещь, бесконечно дорогую и очень хрупкую, он посмотрел на нее искушающим взором и спросил:

– Мне раздеться теперь или потом – когда я принесу шампанское?

Что-то злобное вползло в ее ноющее сердце, и она глупо повторила, превозмогая боль:

– Шампанское?

– Чтобы отпраздновать. – Одной рукой он ласково отвел назад взъерошенные волосы с ее мертвенно-бледного лица. Теплота его улыбки наводила на мысль о весеннем солнечном свете после зимы.

Но его улыбка не согрела и не тронула ее. Она не должна допустить продолжения их отношений. И не допустит!

– Я держу шампанское во льду с тех пор, как встретил тебя: ждал этого момента, хрипло объявил он.

Момента собственного триумфа – оттого, что она приняла его предложение? Селина не знала. По-прежнему существовало чересчур много такого, о чем она не знала. Но она и не спрашивала. Вопросы останутся незаданными и неразрешенными. Неужто все его угрозы – блеф?

Разумеется, нет, ответила она себе. Как она могла думать о браке, если сейчас ее волнует лишь то, как порвать с ним связь, которая окончательно подавит ее как личность?

Селина стерпела последнюю ласку рук Адама и последнюю боль от подаренной нежности. Сквозь опущенные ресницы она смотрела, как он вышел за дверь, повелев не вставать с кровати.

А потом она была вынуждена сдвинуться с места и заставить себя подняться. Ее ноги подкашивались. Она не сможет провести отпущенные ей дни с ним. Ведь ей известно: он женится на ней, поскольку они подошли друг другу в постели, а его детям нужна мать.

Если она уступит ему, любовь обернется для нее мукой и горечью. Она начнет ненавидеть его за то, что он одержал над ней верх; ненавидеть себя за собственную слабость и презирать себя, польстившуюся на позолоту его похоти взамен ожидания чистого золота любви. Почему она вела себя так глупо? Но она все равно станет его женой на его условиях. Поскольку они будут и ее условиями: хорошее сексуальное партнерство, взаимная симпатия плюс уважение, дети. Паритет – четко определенный и простой. Многие удачные браки базируются на меньшем.

Но близость с ним сделала их партнерство неравным – чаша весов перевесила на его сторону. Селина не сумела изменить себя: гордость и то, что осталось от самоуважения и инстинктивная потребность в самозащите, – не отпустят ее.

Скоро он вернется со своим шампанским и обнаружит мое исчезновение, сказала она себе, пытаясь организовать свои движения в подобие какого-то порядка. Селина кидала вещи, попадающиеся под руку, в чемодан.

Лихорадочные сборы заняли немного времени, совсем немного, подумала она, внутренне содрогнувшись под холодной вопросительностью его взора: он вошел, обозревая хаос и понимая его причины.

– Едешь куда-то? – Чувственный рот осклабился с неприкрытым сарказмом. Она взглянула на него, сознавая: придется ответить, если хочет, чтобы он отпустил ее.

Предстоит нелегкое объяснение, подумала она. Ее охватило смятение. Это будет самым трудным, самым противным из того, что ей приходилось делать.

– Как ты догадался? – Ей достанет сил состязаться с его язвительностью в любой день недели, стойко уверила она себя и отвернулась, бросая скомканное белье в чемодан. А он произнес так, будто ничего не понял:

– Что случилось? – Адам перевел дыхание. – Селина, какого черта ты это делаешь? Что произошло? Посмотри на меня, черт подери, и скажи, в чем дело!

Она молчала. По-прежнему стояла к нему спиной, боясь поднять глаза, чтобы чувства не нахлынули вновь. Она любила его. Расставание с ним было подобно тому, как если бы у нее отсекли половину души. Страх за свою любовь спустя годы трансформируется в ярую неприязнь, ведь, кроме сексуального влечения, ничто больше не будет их связывать. Она станет презирать себя и ненавидеть его.

А пока она не могла вымолвить слова, которые повлекут за собой разрыв с ним. Стремясь скрыть слабую дрожь в ногах, Селина опустилась на колени перед нижним ящиком комода и вытащила охапку свитеров. Ее сердце грохотало, и она не услышала быстрого и бесшумного приближения Адама. Сильные руки схватили ее, подняли на ноги и развернули кругом, лицом к нему.

– Объясни же мне, черт побери! – проскрежетал он сквозь зубы. – Из-за чего ты решила уйти от меня? Именно теперь?!

Почему, действительно? – мрачно спросила она себя и сказала вслух:

– Не спрашивай. Тебе вряд ли понравится ответ. – Он был так близко – мужчина, слишком дорогой для нее. Его руки медленно ослабляли неумолимую хватку, начиная успокаивающе поглаживать ее. Она не вынесет этого, не вынесет мысли о том, что теряет.

Усилием воли заставив себя твердо взглянуть на Адама, она потребовала:

– Убери свои руки. Не прикасайся ко мне. – И различила насмешку в его глазах, прежде чем быстро отвела взор. Ее сердце болезненно билось, в то время как он продолжал свою вкрадчивую гипнотическую ласку. Его голос был сексуальнее ночи, когда он мягко напомнил ей:

– Несколько часов назад ты говорила совсем другое.

Если бы Селина слушала его неотразимый голос чуть дольше, она бы отступила и согласилась со всем, что он хотел, и раскаивалась бы в содеянном до конца жизни. Он стоял рядом, и кровь быстрее побежала по ее жилам.

Селина стиснула зубы, отчаянно пытаясь контролировать себя. Она гордо вскинула голову; ее золотистые глаза смотрели мимо него.

– Все правильно. Но тогда мы еще не были близки, верно? А я хотела тебя, о чем ты, безусловно, знал. Теперь же я удовлетворила собственное любопытство – и все, конец истории.

Она увидела, как напряглось его лицо, как заострились скулы, – он все еще недоумевал. И добавила, взвешивая каждое слово:

– Надеюсь, ты не думаешь, что я стану твоей женой, не так ли? Тебе не запугать меня. Меня не заставить пройти под свадебный марш с человеком, которого я не люблю и который не любит меня.

Ей пришло в голову, что сейчас он вполне способен убить ее. Впрочем, данное обстоятельство ничуть не заботило ее. Тем не менее после нескольких напряженных секунд резкий крик всколыхнул неподвижный воздух: Адам оттолкнул Селину с грубым непечатным эпитетом, не оставившим у нее сомнений в том, за кого он ее принимает.

Селина закрыла глаза, скрывая боль, а когда собралась с силами, чтобы снова открыть их, сквозь жгучие слезы обнаружила: теперь она одна.

Если бы он опять возник на пороге, она бы бросилась в его объятия и выплакала бы ему всю правду. Придя в себя, она призналась, растравляя свою боль: разрыв с Адамом ударил рикошетом по ней самой.

Он не вернулся.

И она знала, что он никогда не вернется.

– Конечно, ты можешь приехать, – вкрадчиво перебила Ванесса спутанные извинения племянницы. – И подготовиться время есть, целых десять дней впереди. Тебе понравится Таня: она прелестная девушка. Ничего общего с его прежними Дианами-охотницами. Естественно, все ее близкие – в Тасмании. Ее мать рано овдовела и уехала из наших мест – полагаю, чтобы быть поближе к родственникам. Тем не менее потом вышла замуж – и представь, очень удачно, – из чего я могу заключить: денег у нее достаточно.

Тетя верещала. Между тем Селина закрыла глаза. Лучше бы она не подходила к звонящему телефону. Но сердце бешено стучало: а вдруг это Адам?

Разумеется, это был не Адам. Она живет в городской квартире уже целых два месяца – с тех самых пор, как вышла из его дома той ночью. И он не может не знать, что она здесь, квартира ведь его. Селина подумала, он вполне может прийти или позвонить и недвусмысленно приказать ей убраться отсюда.

Настанет день, когда ей придется подыскивать себе собственное жилье, не принадлежащее ему. Между тем вся энергия Селины уходила в работу, а на что-либо другое оставалась самая малость. И мысль об участии в тетином сабантуе вгоняла девушку в тоску.

– Как Мартин? – прервала она монолог Ванессы.

– Откопай свой лучший наряд – для тебя это будет хорошая встряска.

Интересно, как дядя выдержит намечаемое торжество?

– Он чувствует себя прекрасно.

Тем не менее одной вечеринки Ванессы достаточно для того, чтобы свалить и абсолютно здорового – не то что только-только оправившегося от сердечного приступа человека. Однако тетя надменно заверила ее:

– Я знаю, что делаю. Доминик, Таня и я поприветствуем наших гостей, а он побудет немного внизу, а потом удалится в свою комнату для партии в шахматы с доктором Хиллом.

Ванесса все продумала. К счастью для девушки, она вскоре попрощалась. Селина положила трубку и снова усилила звук в телевизоре.

Она инстинктивно стремилась избежать прилюдного веселья в связи с помолвкой кузена. Селина чуждалась встреч с кем бы то ни было с того времени, как порвала с Адамом. Здесь, в квартире, она проводила все свободное время. Занимала себя работой – той, что не успела сделать в офисе. Либо пялилась непонимающими и печальными глазами на экран телевизора.

Сейчас она выключила телевизор. Надо прекратить вести себя столь неумно. Когда бы она ни вспоминала, как заполучила Адама, чтобы бросить его, она испытывала унижение и все внутри у нее переворачивалось от отвращения. Но это было необходимо. И Селина уныло напоминала себе: близость с Адамом осталась в прошлом. Он никогда не захочет вновь увидеть ее, и у нее не будет возможности обвинить его. Он никогда не придет сюда, в свою квартиру, пока она здесь. Вероятно, он и думать о ней забыл.

А ведь главное, о чем она мечтала, – увидеть его! Ничего не изменилось; он никогда не полюбит ее, просто не позволит себе. Новая встреча с ним не принесет ей ничего, кроме горя, С завтрашнего дня она займется поиском квартиры всерьез.

Возвращаться в дом дяди нельзя. До тех пор пока поручительство за выплату долга берет на себя Адам, дом тоже принадлежит ему. Или его банку – что одно и то же. Кроме того, Селина действительно нуждается в собственной крыше над головой: ей стало тесно в своей суррогатной семье с тех пор, как она встретила Адама.

Не то чтобы Селина любила Кингов меньше – конечно же, нет. Но душой она отдалилась от них. Ей по-прежнему нравилось навещать родных по выходным. Селину переполняло чувство благодарности за проявленный ими такт. После первого удивления никто (за исключением Мартина) не произнес ни слова о разрыве с ее так называемым женихом Адамом Тюдором. А Мартин только заметил:

– Не знаю, что произошло между вами, и не стану задавать тебе вопросов. Однако имей в виду: Адам не позволит так легко уйти от него.

Как мало известно Мартину! Адам Тюдор вовсе не желает ее возвращения. Она сказала всем это ради того, чтобы самой поверить в их разрыв.

Вздыхая, Селина двинулась в кухню приготовить себе что-нибудь на ужин. Однако решила обойтись без кулинарных фантазий, ограничившись чашкой кофе. Она стоя выпила кофе, а потом, не зажигая света, прошла в спальню и упала на кровать с мыслью: вот таким и будет мое будущее. Больше всего надо радоваться тому, что Адама Тюдора не будет в моей жизни.

Селина твердо решила, что следующую неделю посвятит поиску квартиры. Те, что пришлись ей по вкусу, были не по карману. А те, что оказались доступны по цене, – не устраивали. Надо еще посмотреть, убеждала она себя. Что-то могло подвернуться на предстоящей неделе. Кроме того, необходимо подыскать что-либо из одежды – для вечеринки по поводу помолвки Доминика. Она так похудела за последнее время, что ни одно из прежних платьев не подходило.

Желая встряхнуться, Селина купила чрезмерно дерзкое, открытое платье для коктейлей и массу новых косметических средств. А затем провела остаток дня, раскаиваясь в безрассудстве. Ей бы следовало экономить, если она и в самом деле хочет квартиру, которая бы ей подошла.

Неожиданный наплыв работы и град телефонных звонков от поставщиков с Европейского континента о каких-то неувязках означали, что ей придется выйти на работу в субботу.

…Селина опоздала на торжество по поводу помолвки. Поздоровавшись с Таней, она влетела в свою старую спальню переодеться.

Доминик выглядит значительно спокойнее, констатировала она, принимая душ. Его обычное вздорное высокомерие уступило место трогательной умиротворенности. Одеяние невесты Доминика было небесно-голубым. Высокая стройная блондинка, она смотрелась в нем великолепно. Доминик казался притихшим, видимо, оттого, что отец и брат устроили ему головомойку. Селина на это надеялась.

Хотя с Таней она перебросилась всего парой слов, но успела понять, почему Ванесса сочла девушку исключительно подходящей ее бесценному отпрыску – она была болезненно застенчива и потому стремилась всем понравиться и явно обожала Доминика. Разумеется, она богата, что тоже было нелишним, с циничной ухмылкой думала Селина, втирая в кожу масло.

Страдания от разрыва с единственным человеком, которого она смогла бы когда-нибудь полюбить, опустошили ее, уныло призналась она себе, высушивая феном рыжевато-каштановый водопад волос. Новый ополаскиватель, который она купила, придал волосам пышность и блеск. Естественно, помогла улучшить внешний вид и новая косметика, и – разумеется – платье. Хотя, пожалуй, коротенькое золотое платье с глубокими вырезами на груди и спине было чересчур откровенным.

Но от мысли подыскать что-то другое пришлось отказаться. У нее не оставалось на это времени. Она уже слышала, как внизу шумели гости. Если будет тянуть и дальше, тетя обвинит ее в стремлении уклониться от чествования Доминика.

Гостиные превратились в буфеты и бары, где были расставлены столы с замечательными закусками – творениями Мэг (на подготовку которых она, по-видимому, потратила целую неделю). Медленно спускаясь по центральной лестнице, Селина обратила внимание на то, что огромный холл освободили для танцев.

Музыка гремела, и несколько пар уже танцевало. Впрочем, вечер еще только начинался, и большинство приглашенных наслаждались изысканной едой, напитками и светской болтовней. Гости оживятся позже, Селина знала, в разгар празднества. Она ума не могла приложить: как ей найти силы, чтобы вынести этот вечер. И тут вдруг почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд. Кровь заледенела в жилах, когда она встретилась с холодными зелеными глазами Адама.

Он стоял у горящего камина. Адам выглядел столь потрясающе в вечернем костюме, что сердце Селины упало.

Точно загипнотизированная, Селина увидела, как он повернулся к своей спутнице – жгучей брюнетке в малиновом шелковом платье. Промолвил что-то с улыбкой, повернулся и зашагал к лестнице.

Ей бы вернуться, убежать от Адама. Но она стояла на месте. Сердце бешено стучало в груди. Но обтягивающее платье и столь любимые ею высоченные каблуки все равно не дали бы возможности быстро ретироваться. Безрассудная паника усугубляла положение. Селина задохнулась, увидев Адама прямо перед собой. Сердце подпрыгнуло, и стало совсем нечем дышать.

Его рука сдавила ее локоть. Селину будто парализовало, ноги подкосились; если б не рука Адама, она бы упала.

– Взгляни на меня, сделай вид, что рада, – резко скомандовал он. Она исполнила его требование. – А теперь иди вперед. – Он улыбался ей деланной улыбкой. Его рука тянула ее за локоть, увлекая наверх. – Мартин сказал, что, похоже, уже все говорят о нашей помолвке. Если закатишь мне скандал, мы станем предметом озлобленных пересудов.

– Убирайся! – прошипела она и бросила на него свирепый взор. Селина чувствовала себя как в чистилище. Она так любила, так хотела его! Все вокруг заполнилось его присутствием. Она пыталась совладать с накатившей болью, но тщетно.

– Ты будешь делать, что я говорю? Или тебе на все наплевать? – На его лице застыла дежурная улыбка – в угоду тем, кто смотрел на них. Но в словах его звучало отвращение.

– Наша помолвка расторгнута, что еще нужно?

– Мне ничего об этом не известно. – Он обворожительно улыбнулся ей и подтолкнул вперед. Селина с трудом переставляла ноги. – Другие тоже не знают. И ради Мартина следует сохранить достоинство. Драка на виду у людей – не выход из положения.

Все выглядело так, словно им не терпится поскорее остаться наедине.

– Чего ради ты вырядилась? Не иначе как для меня. Вон те молодые люди внизу так и думают. Не стоит разубеждать их.

Мгновение она была слишком ошеломлена его оскорблением, чтобы протестовать, и позволила Адаму увлечь себя в коридор, ведущий в ту часть дома, которая принадлежала ей. Адам остановился, наклонился и снял с нее туфли. На секунду ей почудилось, он близок к тому, чтобы дотронуться до ее лодыжек, пробежать пальцами по икрам в шелковых чулках и бедрам. У Селины закружилась голова, рассудок мутился. Девушка затрепетала.

Между тем он просто отстранился, в одной руке держа ее туфли, а другой подгоняя вперед.

– Вероятно, теперь тебе будет легче идти.

Селина испытала сильнейшее разочарование. Она ведь не хотела, чтобы он касался ее, конечно, нет, твердо уверяла она себя. У них нет будущего – никогда не было и не будет. И хотя непростительное замечание о ее туалете по-прежнему причиняло невыносимую боль – лучше не мешать ему упиваться собой.

– Так что тебе нужно? – чопорно спросила она, желая не уступать ему. Но Адам ушел вперед, она же едва поспевала за ним. Достигнув двери в спальню, Адам вошел со словами:

– Поговорим начистоту. Надо найти обоснованный предлог для завершения нашей связи. Хотя, по мнению Мартина, нам нужно лишь немного времени, чтобы мы помирились. Учти, это его слова, не мои. И все уладится. Он может быть поразительно упрямым, если что вобьет себе в голову. Вот почему он столь долго отказывался обсуждать с кем-либо, кроме Ванессы, новость: свадьба не состоится. Он держал это в строжайшем секрете. Нам придется подумать, как разубедить его. Сомневаюсь, что ему понравится правда, ты так не думаешь?

Он мерил шагами ковер. Его брови сошлись в одну черную линию, когда он коротко приказал:

– Войди и закрой дверь. Не бойся, трогать не буду, хотя наряд у тебя распаляет воображение. Но я смогу сдержаться.

– Будь так добр! – оборвала она, ненавидя Адама за унизительные намеки. – Тебе все равно ничего не получить! В любом случае! – Она подалась вперед, но дверь не закрыла, не желая оставаться с ним наедине. – Когда Ванесса обнаружит, что ты здесь, она выгонит тебя отсюда. Что тогда ты придумаешь? Замаскируешься под официанта, чтобы проникнуть в дом? Или назовешься мальчиком, который опорожняет мусорные баки?

Она открыла для себя, что и ей нетрудно стать такой же гадкой, как он. И если она не позволяет своей любви к нему расцвести – прекрасно сумеет возненавидеть его! Однако Адам не потерял самообладания, о чем свидетельствовал твердый взгляд. Казалось, он игнорировал ее колкости.

– Ванессе известно, что я тут. Она сама послала мне приглашение. Мартин, по всей видимости, сказал ей правду об Эллен: кем она являлась на самом деле и как заботилась обо мне все прошедшие годы. Между нами, слава Богу, больше нет секретов. Ванесса тоже ответила признанием: как неправа она была, вставая между мною и Мартином. Из нашего бракосочетания не следует делать тайны. Отныне и я вхож в избранный семейный круг Ванессы, – сухо констатировал он. – Мы оба должны действовать сообща. Нельзя при каждой встрече перегрызать друг другу горло.

– Я не желаю встречаться с тобой, – заявила она, постукивая ногой по креслу у окна. Селину радовало, что между Мартином и Ванессой больше нет недоговоренностей и что ее тетя оказалась достаточно разумной, чтобы признать свои прошлые ошибки; утешало, что Адам уже не будет кошмаром семьи: он не заслуживал подобного отношения. Но встречаться с ним на вечеринках и семейных торжествах у Ванессы – а она их устраивала достаточно часто – Селина вряд ли смогла бы.

Присев на край большого кресла, девушка одернула золотистую юбку и услышала, как он глухо произнес:

– Почему бы и нет? Или ты сама себя устыдилась, своих поступков и слов? Знаешь, – он прикрыл дверь и направился к ней, – не думаю, что ты неразборчивая в связях девица, за которую себя выдаешь. Меня чересчур задело, будь я проклят, то, что произошло. И слишком уж было противно вылезать из всего этого. Но после той чудесной ночи, – он стоял слишком близко, – я понял: ты – неиспорченная женщина.

Селина с трудом перевела дух, отчаянно желая одного – вышвырнуть его из комнаты. Его вопросы и утверждения слишком близки к истине. И когда она отказалась комментировать его слова, он продолжил:

– Ты пытаешься убедить меня, что ты – из тех, кто станет спать с первым встречным, поразившим воображение? А затем уйдет к следующему? Когда я достаточно успокоился, чтобы мыслить разумно, понял: ты не такая. Я могу только сделать вывод: ты умышленно предлагала себя, чтобы побольнее меня ранить, не знаю, правда, зачем. Ты напрасно лгала, стремясь положить конец нашим отношениям. Правда сказала бы сама за себя. Теперь… – Адам подхватил стул, стоявший перед ее туалетным столиком, и поставил перед нею, садясь и наклоняя голову – так, чтобы его глаза были на уровне ее глаз, – нужно сочинить причину нашего разрыва, которую сумеет переварить публика.

Гнев, боль и унижение смешались в отвратительный коктейль эмоций, однако Селина не собиралась его пить. Он мог говорить о ней что угодно, но назвать лгуньей!..

И она не собиралась сидеть здесь подобно испугавшейся грома мыши и принимать все обвинения, которые он «подавал» ей словно деликатесы на блюде.

Адреналин ударил ей в голову, заставляя вскочить на ноги и отбросить руки Адама, которые неминуемо усадили бы ее обратно.

– Не будь таким жестоким и напыщенным! – взвизгнула она. Ее глаза сузились в злобные золотистые щелки. Все сожаление и сердечная боль от расставания с Адамом переросли в слепую ярость. Селина утратила над собой контроль. – Ты упрекаешь меня во лжи, будто инициатор всего происшедшего я! Лги уж до конца! Именно ты со своей грязной ложью начал всю эту историю! Отпирайся, если сумеешь! – Она была в ударе. Селина не заметила, как тесное золотистое платье лопнуло по швам, давая ей свободу двигаться. Она ходила из конца в конец комнаты, не обращая внимания на то, что его изумрудные глаза сощурились и вспыхнули.

– Все правильно – но с твоей точки зрения. Особенно когда ты кипишь из-за вранья о шантаже. А что, если я откажусь жениться на тебе? Почему именно я, а не кто-то другой? Потому что другого такого мужчину ты не встретишь. Выходи за меня – либо я за себя не ручаюсь! Или мои слова не достигают цели?

Она повернулась к нему лицом. Руки уперлись в стройные бедра. Он взял ее стул, хотя, впрочем, стоит ли беспокоиться о такой мелочи? Он и так уже все у нее забрал. Адам откинулся назад, слегка наклонив голову к плечу и небрежно закинув ногу на ногу. Точно наблюдает за театральным действием, подумала она, обуреваемая новой вспышкой ярости.

– Зачем тебе понадобилось лгать?

Она наклонилась к нему, ее глаза метали молнии.

– Я лгала лишь ради того, чтобы защитить себя. А ты – потому, что тебе доставляло извращенное удовольствие брать меня на пушку, вынудить полюбить тебя и лечь с тобой в постель. Единственными правдивыми словами, которые ты когда-либо произносил, были слова о том, что ты не можешь любить и не хочешь любить никого, ибо любовь – иллюзия!

Вдруг вся краска отхлынула с ее лица. Селину затрясло – слишком поздно до нее дошел смысл собственных слов. Она призналась, что любит его, а он?

Ее била дрожь. Девушка не могла смотреть на Адама и опустилась на стул рядом с ним. Уронила голову на руки. Разумеется, он сообразил, что она имела в виду, кем-кем, а глупцом его назвать нельзя. Теперь ей не остается ничего иного, кроме как выдержать его насмешку, а может, и жалость. И когда он взял ее руки и отвел от лица, она не сопротивлялась.

Заметив наконец, что швы на платье разошлись едва ли не до середины бедра, девушка смешалась. Она попыталась как-то прикрыться, но он держал ее за руки, заставляя встать. Адам скомандовал:

– Повтори. Скажи, что любишь меня!

Селина опустила голову; спутанные волосы прятали ее лицо. Она не станет ничего повторять – не сможет. Одного раза вполне достаточно. Она не собирается больше терпеть унижение из-за его диктата.

– Тебе поможет, если я скажу, что ты прав? Да, я лгала и продолжаю лгать – с тех пор, как ты вынес свой приговор и сделал свой вывод. Но сейчас я говорю правду – так, как я ее понимаю. И знаю, что никогда никого не полюблю, поскольку ты прав, любовь – иллюзия.

Он отбросил с ее глаз копну волос и взял ее подбородок в чашечку руки, гипнотизируя взглядом. Его губы чуть дернулись, когда он увидел страдальческую гримасу ее лица.

Он ушел в сторону, тем самым признавшись в своей неспособности снова полюбить! Ее нижняя губа задрожала, а его взгляд предательски опустился, как и его губы.

– Я понял, насколько глубоко заблуждался. Едва судьба столкнула меня с тобой, я почувствовал, что хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну женщину. И не только в моей постели, но и в моей жизни, на любой ее стадии. Однако я не знал, что полюбил тебя, – пока ты не ушла. – Адам сгреб внезапно ставшее податливым тело Селины в охапку, убаюкивая ее голову на своей груди. – Я не знал, что хуже – боль любить тебя и потерять или боль от твоих слов.

– Ты в самом деле так думаешь? – Селина медленно подняла голову. Она плакала, не ощущая собственных слез. Плакалась, что называется, ему в жилетку. Девушка попробовала было вытереть слезы, но Адам взял ее за руки, поднося их ко рту и целуя каждый пальчик.

– В самом деле.

– Тогда… тогда чем ты занимался с той особой? С той, утонувшей в малиновом шелку?

– Беседовал. Недолго, ожидая твоего появления. – Он бессовестно улыбнулся. – Хм, утонула в собственном платье? Жаль, я был слишком поглощен своими мыслями, чтобы обратить внимание на это. Полагаю, она одна из подруг Тани, манекенщица.

И Адам приник к ней поцелуем, лишающим дыхания. Селина смущенно посмотрела на него, когда он оторвался от нее и сказал:

– Венчание состоится.

Прошла минута или две, прежде чем она нашла в себе силы ответить. Адам был очень привлекательным мужчиной, очень. Она покачала головой, стремясь привести мысли в порядок. Но тут ее глаза расширились: она почувствовала, как его пальцы расстегивают на спине молнию платья. И призналась взволнованно и возбужденно:

– Конечно, я стала бы твоей женой так или иначе – до того, как в конце концов поняла, что люблю тебя. – Она честно поправилась: – Думаю, что сумела бы. Идея соблазнительная, поскольку ты и правда самый будоражащий воображение мужчина, которого я когда-либо встречала. Когда я поняла, что ничего плохого Мартину и членам его семьи ты не желаешь, я осознала, что влюбилась в тебя. Но выйти за тебя замуж не смогу. Ведь ты сказал мне, что не веришь в любовь.

Она не знала, дошел ли до него смысл ее слов, поскольку Адам стащил золотую ткань с ее тела и бросил на спинку кровати. За платьем наверняка последует и белье, подумала Селина. Ее губы вожделенно раскрылись, как бы приглашая его. Однако он, вероятно, услышал ее слова, поскольку тихо ответил:

– Теперь я понимаю. – Адам подошел к гардеробу, достал пару старых джинсов и плащ, видавший лучшие времена, и бросил ей.

Она поймала вещи, прижав к себе. Глаза Селины округлились от изумления, когда он принялся обшаривать выдвижной ящик. Адам поднялся со свитером, бросил его ей в руки.

– Что все это значит? – прошептала она.

Девушка не сомневалась, что секунду назад он собирался заняться с ней любовью, и сейчас испытывала сильнейшее разочарование. Ее сердце забилось от радости, когда он объяснил:

– Помогаю тебе одеться. Не ехать же тебе в коттедж в таком неподходящем виде! Мы спустимся вниз по черному ходу и позвоним, когда доберемся туда, чтобы дать им знать, где мы.

– Мы едем в Котсволдс!

Это был не вопрос, а радостный возглас. Адам же добавил, помогая ей просунуть ноги в джинсы:

– Мы пробудем там до кануна нашей свадьбы. Повторяю: я не собираюсь больше оставлять тебя без присмотра.

Его слова прозвучали для нее музыкой. Но когда она натянула свитер и он пригладил спутанную гриву ее волос, то спросила:

– Почему ты угрожал мне шантажом? Разве нельзя было ухаживать за мной как все обычные люди? – И заметила, как сконфуженно потемнели его глаза.

– Черт возьми! Ты задаешь самые нелицеприятные вопросы! – прорычал он и улыбнулся. – Говорят, нет большего дурака, чем влюбленный, – оправдывался он, помогая ей надеть плащ и застегнуть пуговицы. – Оглянись в прошлое. Готов поклясться, что влюбился в тебя, едва увидев. – Он продел пояс в пряжку и затянул на талии. – Ты похудела. Придется заняться и этим.

– Вот как? – усомнилась она в возможностях его памяти.

– Вот так. – Он притянул Селину ближе к себе. – Ведь я чувствовал, что знал тебя еще до того, как мы встретились. К тому же я видел твои фотографии. Мартин очень гордился тобой. А я общался с тобой по телефону, помнишь? Мне показалось, у тебя сексуальнейший голос…

Она хрипло воскликнула:

– Ах так!

Но он не услышал из-за своей исповеди.

– …а когда я увидел тебя воочию, решил: вот женщина, которую я хочу сделать своей женой, матерью своих детей и партнершей, спутницей жизни. Мне стало любопытно, сколько тебе потребуется времени, чтобы начать думать обо мне. А ты обходилась со мной так, будто я – мафиозный изгой. Я догадывался, что Ванесса не могла не «открыть тебе глаза» на мою «темную» личность, и понимал, что делать она это будет долго-долго. И потому заставил тебя сменить надменный взгляд на взгляд заинтригованной женщины. Я хотел, чтобы ты видела во мне настоящего мужчину, а не подонка.

Она теснее придвинулась к нему, обвивая руками его шею. Пальцы Селины блуждали в коротких черных волосах Адама. Она держалась с ним отвратительно, вспомнила Селина, коря себя. Теперь винить Адама она не могла, особенно тогда, когда он признался:

– Я оставил роль шантажиста потому, что сразу полюбил тебя. Ничем другим не могу объяснить гнев, который чувствовал, понимая, что у меня на руках все козыри. И я все послал к черту. Я сказал себе: сперва ради того, чтобы приручить тебя, нам нужно почаще видеться. Тебе понадобился не один день, чтобы разобраться и понять: все мои угрозы – блеф. Кроме того, за это время мы лучше узнали друг друга. Если бы я поступил иначе, ты не захотела бы слушать меня, не дала бы мне ни одного шанса…

Она прервала его слова поцелуем, а после, чуть дыша, промолвила:

– Можем заночевать здесь. Если запереть дверь и…

Но он покачал головой; в его глазах сквозило веселье.

– Твоя идея соблазнительна, поверь, моя сладкая. Ты – моя женщина. И я буду обладать тобой в собственном доме. Сейчас и всегда. А теперь вперед.

Позднее она долго-долго была слишком счастлива, чтобы говорить. Селина крепко прижималась к Адаму, лежа с ним на широкой двуспальной кровати в доме, притаившемся в самом сердце окруженной холмами долины. Кончиком языка пробуя его солоноватую кожу, она хрипло спросила:

– Как по-твоему, они беспокоятся, где мы? Мы же забыли позвонить.

– Думаю, догадаются. Но сейчас я занят исключительно тобой. Предполагаю, что мы запамятуем о многих делах, не так ли? – Его сильные руки привлекли к себе ее податливое тело. – Интересно, много ли времени мне потребуется на то, чтобы снова разжечь в тебе ответный огонь?

Она захихикала в ответ на его дразнящий вопрос и ответила сразу на оба вопроса, мечтательно вздохнув:

– Не удивлюсь, если мы забудем наши имена, и… о да, совсем немного!