Под вопросом

Книга предназначена только для ознакомительного чтения.

Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена.

Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Пожалуйста, уважайте чужой труд.

Джулианна Киз

Колледж Бернема # 1

«Под вопросом»

Оригинальное

название

:

The Undecided (Burnham College #1)

by Julianna Keyes,

April 4th 2016

Джулианна Киз «Под вопросом»

(Колледж Бернема #1), февраль 2017

Количество глав: 21 глава и эпилог

Переводчики: Anastasiya Goncharova и Gaby A .

Редакторы: Nell Jo , Milena Danilova , Вероника Богатырева

Вычитка : Milena Danilova и Gaby A.

Обложка: Milena Danilova

Переведено специально для группы: https://vk.com/nag_books

Аннотация :

На втором курсе у Норы Кинкейд одна цель – быть невидимой. В прошлом году выбранная стратегия «одни-вечеринки-никакой-учебы» привела к трем заваленным предметам и двум уголовным обвинениям, и если она снова сделает ошибку – лишится стипендии. Но в ее плане быть невидимой есть проблема по имени Кросби Лукас. Скандально известный тусовщик, главный нарушитель покоя… и лучший друг ее нового соседа по квартире.

Безбашенный Кросби, известный своими секскападами ¹ , не является частью новой серьезной стратегии Норы, но, как она быстро понимает, этот ее план еще и реально скучный. И когда его неожиданный дружеский жест вытаскивает ее голову из учебников ровно настолько, чтобы глянуть глубже его показной наглости, она с удивлением обнаруживает под всем этим забавного парня со своими недостатками. Ну и мускулы тоже никто не отменял.

Но когда Нора начинает увлекаться Кросби, вес одного неправильно принятого в прошлом году решения становится тяжелее. Потому что три провальных оценки и два правонарушения – ничто по сравнению с секретом, который она скрывает…

Глава первая

На этот раз это не моя вина, честно.

Я ответила на объявление, по которому искали «серьезную, ответственную соседку по комнате», обещая в ответ то же самое. И местоположение было замечательным: тихий старый дом, в котором предпочитали жить пенсионеры, расположенный на одной из множества утопающих в зелени улиц, окружавших по периметру престижный колледж Бернема. Никакого искушения.

Именно эти слова: «серьезная» и «ответственная» – заставили меня надеть серые классические брюки с заутюженными стрелками, застегнутую на все пуговицы блузку и строгий черный кардиган, прежде чем постучаться в дверь дома под номером 203 по Фер-стрит. Я даже стянула свои непослушные каштановые волосы в некое подобие солидного пучка. И именно этот прикид заставляет меня съежиться, когда дверь открывает не мой будущий сосед «носочки-в-сандаликах», «накрахмаленный воротничок», а Кросби Лукас – суперспортсмен, известный на весь кампус тусовщик.

Я делаю шаг назад:

– Думаю, я ошиблась адресом.

Его карие глаза оценивают меня с ног до головы.

– Это уж точно.

Боже. Только я могла перепутать адрес и, постучавшись в дверь, обнаружить за ней Кросби Лукаса. Он приземистый, всего на несколько дюймов выше меня, но достаточно широкий, чтобы представить, как ему приходится боком протискиваться в дверь. Благодаря своим рыжевато-каштановым волосам и россыпи веснушек он не является классическим красавчиком, но каждому на кампусе известно, что для него никогда не было проблемой заполучить девчонку.

Посетив в прошлом году бесчисленное множество вечеринок братства, я видела его в действии. Черт, да если вы бывали хоть где-то в окрестностях колледжа Бернема в течение последних двенадцати месяцев, вы видели Кросби Лукаса. Он – душа каждой вечеринки: энергичный и несносный, вечно зажимающийся с кем-то по углам, приканчивающий кег за кегом, вливающий в себя напиток за напитком. Он отпетый тусовщик, и пусть в прошлом году я и старалась изо всех сил быть его женской версией, для меня все как-то не очень сложилось. Отсюда и кардиган.

Я распечатала мейл с адресом, поэтому немедленно вытаскиваю листок из сумочки и, развернув его, с подозрением смотрю на Кросби, потому что адрес в письме совпадает с адресом рядом с дверью.

– Я не ошиблась.

Он почесывает подбородок.

– Правда? Хмм.

Прищуриваюсь.

– Ты действительно здесь живешь? – Я почти уверена, что Кросби живет в доме братства и всегда будет там жить.

– Технически? Я…

Его перебивает голос из квартиры:

– Крос, что ты?.. Ох, черт. Игнорируй его. Игнорируй его. Пожалуйста, не уходи! – И тогда все становится в миллион раз хуже, потому что еще только услышав топот сбегающих по деревянной лестнице ног в носках, узнаю голос – это Келлан МакВи, лучший друг Кросби, первый кобель на кампусе и мой одноразовый перепих в чулане по пьяни.

Ох, блядские черти.

– Хэй, привет, хэй! – Келлан скользит по полу, прежде чем затормозить передо мной. Его шерстяные носки скатаны на лодыжках под черными футбольными шортами и соответствующей футболкой. Темные волосы вьются за ушами и мило торчат в разные стороны, а когда его голубые глаза встречаются с моими, в них читается искренность и желание, чтобы я не убегала.

– Я… – начинаю я, чувствуя, как горит лицо.

– Пожалуйста, не обращай на него внимания. Мне так жаль. Ты Нора, верно? Нора Кинкейд? Я Келлан. Мы переписывались по почте.

Он протягивает руку, и я автоматически пожимаю ее, несмотря на то, что выражение его лица остается безмятежно радостным, а в его привлекательных чертах нет ни намека на узнавание. Он понятия не имеет, кто я. Ну конечно, ведь прошлой весной во время нашей… интерлюдии на вечеринке братства «Альфа Сигма Фи» на мне был ярко-красный корсет и кожаная мини-юбка, а сейчас на мне кардиган. Не маска.

Он просто не помнит меня.

Я убираю руку, хотя мои пальцы пытаются как можно дольше задержаться в его ладони.

– В письме ты сказал, что тебя зовут Мэтью, – я стараюсь, чтобы мой голос не звучал обвиняюще, хотя это наиболее подходящая интонация в данной ситуации. Если бы я знала, что обменивалась сообщениями в духе «Я стираю по вторникам, а какого распорядка ты придерживаешься?» с Келланом МакВи, то никогда бы не заявилась сюда. Но в первую очередь, я бы никогда не откликнулась на объявление «Серьезный домосед ищет такого же соседа».

– Это мое второе имя, – говорит он, умудряясь выглядеть искренне раскаявшимся. Хотя любой выглядел бы сладенько, стоя рядом с Кросби, который, скрестив свои здоровенные руки на еще более здоровенной груди, самодовольно ухмыляется, наблюдая за неловким обменом репликами. Но Келлану не нужно изображать щенячий взгляд, чтобы выглядеть виноватым и вызывать желание простить, потому что он просто… такой… красавчик.

Ох. Нет. Забыть о красавчике. Я ищу надежности. Ответственности. Не того-с-кем-у-меня-был-секс-а-затем-он-забыл-меня. Черт, он сказал, что сам ищет именно этого. Но даже негодуя на его ложь, я понимаю, почему он так поступил. Если бы он подал объявление «Келлан МакВи ищет соседа по комнате», то получил бы миллион откликов. А на объявление, включавшее фразы «строгий комендантский час», «очень редкие гости», «любит делать домашнее задание!» прельстилась наверно только… я.

– Кросби не живет здесь, – говорит он, пихая друга локтем под ребра. – Он помогал мне перевезти кое-какую мебель, а теперь он уходит. И, возможно, даже вообще никогда не вернется.

– Вообще-то я думал остаться и помочь с собеседованием, – говорит Кросби.

– Ну уж нет. – В этом году я принимаю правильные решения и, столкнувшись с первым испытанием, не горю желанием принимать участие в «собеседовании» с двумя блядунами колледжа Бернема. Несмотря на итоговые отметки за прошлый год и приводы в полицию, у меня есть мозг, и он в состоянии узнать плохую идею, когда она возникает. В прошлом году я сделала все возможное и невозможное, чтобы разрушить свой школьный образ Норы-Боры², но в этом году она возвращается, чтобы остаться. Ну или, по крайней мере, чтобы окончить колледж и не загреметь снова в полицию.

– Исчезни, – приказывает Келлан, подталкивая друга к двери. Я шагаю в сторону, когда Кросби со смехом вываливается наружу. Он пахнет потом и стиральным порошком с ароматом лимона, а когда врезается в мое плечо, ухватывается за мое бедро, чтобы придержать, слишком сильно впиваясь своими большими пальцами, прежде чем отпустить.

– Извини, – говорит он, строя гримасу своему другу. – Это он виноват. Наверно, ты должна пересмотреть свое решение жить здесь. Он придурок.

Я не знаю, что сказать, поэтому не говорю ничего. Затем Кросби уходит, и остаемся только мы с Келланом.

– Прости за это, – говорит он. – Хочешь войти? Пожалуйста, заходи.

Я должна уйти. Он лгал мне, у него друг-тупица и он не помнит, что у нас был секс. А если у меня и были какие-то сомнения по поводу здравомыслия того перепиха, сорок пять минут спустя они укрепились, когда я обнаружила его с крайне усердной блондинкой за ну очень публичным минетом.

Того унижения должно быть достаточно, чтобы заставить меня пуститься наутек. Клянусь, я бы так и сделала, если бы только не встретилась вчера с четырьмя другими потенциальными соседями и не смогла сойтись ни с кем из них.

И если бы только мне не нужно было съезжать из моей тесной комнатки в летней резиденции к концу недели.

– Конечно, – говорю я.

Это предсказуемо милое жилище, выдержанное в том же стиле, что и остальные по соседству. Парадная дверь открывается перед крошечным холлом и лестницей, ведущей наверх в жилое помещение. Основное пространство занимает открытая кухня с барной стойкой, а в одной стене три двери, ведущие в две спальни и ванную, согласно объявлению Келлана.

Квартира светлая и просторная с паркетным полом и большими окнами. Никаких особенных наворотов, только стандартный набор бытовой техники, белые стены, и сейчас она обставляется мебелью, как Мэтью – Келлан – объяснил в своем электронном письме. Его родители согласились платить за это место в попытке удержать его подальше от вечеринок и с условием хороших оценок, но больше они ни за что не платят, вот он и берет соседа, чтобы покрыть текущие расходы. До сегодняшнего дня я считала, что максимум, на что тратится «Мэтью» – это корм для кота и новые настольные игры. Но теперь…

– Присаживайся, – говорит Келлан, жестом указывая на маленький деревянный столик, в данный момент стоящий на нейтральной территории между дверью, гостиной и кухней. Скорее похожей на коридор, если честно. А по мнению Келлана и Кросби – в столовой.

Я усаживаюсь, чопорно закидывая ногу на ногу, затем выпрямляю их и скрещиваю в лодыжках. Дергаю свой воротник, уверенная, что моя рубашка пытается меня задушить. В последний раз я надевала ее в период тусовок с пурпурным ажурным лифчиком, расстегнув четыре верхние пуговицы. Сегодня, однако, мне пришлось надеть ее со спортивным топом, чтобы пуговицы сошлись на груди. Четвёртый размер при миниатюрном строении усложняет процесс одевания.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашивает Келлан. Дождавшись, когда я покачаю головой, он садится и кладет руки на стол. Смущенная улыбка открывает его белые и ровные зубы, уголок рта чуть насмешливо изогнут с одной стороны, являя ямочку на левой щеке. Да, я знаю, что у Келлана МакВи есть ямочка на левой щеке. Все знают. Как и то, что он жмет двести восемьдесят, пробегает милю за пять минут, в прошлом году пришел третьим на национальных соревнованиях по легкой атлетике и учится на втором курсе, получая степень по социологии. Попросту говоря, он представитель элиты Бернема, и вот она я, в его гостиной. Столовой.

Нашей столовой.

Нет. Я не могу даже рассматривать такой вариант. Это заведомо провальная затея – в прошлом году у меня было столько неудач, что на всю жизнь хватит. По сути, у меня даже не будет жизни или будущего, если я повторю слабые показатели прошлого года, отсюда и выбор нового чопорного и правильного образа жизни. Нора-Бора – Обновленная версия. С особым акцентом на скучности.

Заставляю себя улыбнуться в ответ, затем изучаю свои не накрашенные ногти, стараясь сообразить, что именно сказать в подобной ситуации.

– Ты сказал… – начинаю я, и в этот же самый момент Келлан говорит:

– Я знаю…

Мы оба прерываемся, а затем неловко смеемся.

– Ты первая, – говорит он.

– В твоем объявлении было сказано, что ты серьезный и ответственный, – говорю я, ненавидя себя за то, как неубедительно это звучит. – Я на самом деле не представляла себе, ну, понимаешь… тебя.

Он вздрагивает.

– Знаю. Прости. Но это на сто процентов правда. По крайней мере будет. В прошлом году меня слегка занесло, чересчур много веселился, и это дорого мне обошлось. И не только в оценках, но и в соревнованиях. Я должен был победить и… – он обрывает себя, качая головой. – Это не важно. Смысл в том, что этот год станет новым стартом. Я переехал из дома братства и хочу жить с кем-то, кто стремится к тому же. Можешь смело отрываться на вечеринках – лишь бы не здесь, – он смеется, и я осознаю, что он находит забавной мысль обо мне на вечеринке.

Ха-ха, Келлан, это долбаный кардиган, не пояс целомудрия.

– Прости, – говорит он, читая досаду на моем лице. – Я, э… Я просто подумал, что для меня и моей соседки было бы гораздо проще, если бы не было… соблазна. Чтобы не усложнять все.

Стараюсь не уронить челюсть на пол. Он только что назвал меня уродиной? Или как минимум непривлекательной?

– В смысле… – Он морщится и пробегает рукой по волосам. – Дерьмо. Я не силен в этом. Просто послушай меня. В смысле, я искал кого-то серьезного и ответственного, чтобы мы могли удержать друг друга на правильном пути, понимаешь? Если ты не приводишь народ сюда повеселиться, то и я не привожу, а значит мы просто… учимся, верно? И, я не знаю, смотрим новости и… читаем. Уф. – Он откидывает голову назад. – Я такой идиот. Прости, Нора, это, должно быть, прозвучало так же привлекательно, как проживание в тюрьме. По правде говоря, я переписывался с полудюжиной людей, и ты единственная подошла по всем параметрам. Типа, нормальная, умная и с чувством юмора. И со строгой позицией по утилизации отходов.

Я нехотя улыбаюсь, и напряжение отпускает его.

– Ладно, – говорит он, вставая. – Позволь мне провести экскурсию по дому – может, так я смогу выбраться из лужи, в которую уселся.

Я тоже встаю, но никто из нас не двигается.

– Что ж, – он прочищает горло. – Это столовая.

Я киваю, стараясь не рассмеяться. Вся ситуация такая дурацкая и странная. Я не собираюсь становиться соседкой Келлана МакВи.

Не только потому, что он полная противоположность моему представлению об идеальным соседе, – у нас был секс.

И он не помнит этого.

– Это гостиная, – продолжает он, жестом указывая себе за спину. Из-за того, что мы уже довольно долго находимся в ней, никто из нас не двигается. Я просто заглядываю за его плечо. У одной стены стоит деревянная тумба с громадным плоским телевизором посередине.

– Полный пакет кабельного, – добавляет Келлан, когда я не реагирую. – Включая Эйч-Би-Оу.

Я киваю.

– Эм… – он почесывает плечо, а затем указывает за меня. – Это кухня. Я также умею готовить и наводить порядок. Моя мама была домработницей, и последнее, чего ей хотелось, приходя домой, – убирать за четырьмя мальчишками, так что я умею мыть посуду и выносить мусор. Это было правдой в письме. Я не пытался просто заманить тебя сюда.

– В этом и заключалась по большей части твоя привлекательность.

Он улыбается, и снова появляется ямочка.

– Видит бог, я опрятный. Давай покажу тебе комнаты. – Он направляется к ближайшей к кухне двери. – Они одинакового размера, одинаковой планировки. Я уже расположился в одной, но, если ты предпочла бы жить в ней, я перееду в другую. Честно говоря, думаю, Кросби просто не хотел нести матрас лишние три фута.

Я заглядываю в комнату вслед за ним. Она приличного размера, в ней легко помещается двуспальная кровать, письменный стол, шкаф и куча коробок, которые еще предстоит распаковать. Учитывая репутацию Келлана, я вроде как ожидала увидеть красные стены, зеркальные потолки и подушки под зебру, но, может, он серьезен на счет того, чтобы начать все с нового листа. А может, он просто оформил комнату как обычный человек, а не как порно король.

– Следующая, – говорит он, открывая другую дверь и показывая мне идентичную комнату без мебели. Много дерева, большое окно с видом на заднюю парковку и голые белые стены. Полно места для моих вещей и заниматься удобно… Нет, нет. Что я делаю? Я не могу думать о том, чтобы переехать сюда, даже если ванная на удивление просторная. Я выдержу экскурсию, скажу, что подумаю, затем пойду домой и напишу вежливое электронное письмо с отказом. Те, другие соседи, были не так уж плохи, не так ли? Даже если двое находились в получасе отсюда, один был заядлым курильщиком, а у другого было четыре кошки.

Это место еще и самое дешевое, учитывая, что аренду оплачивают родители Келлана. И у него нет кошек, и он не курит, что я ценю, и он говорит, что моет за собой посуду, что… Нет. Нет никакого списка доводов в пользу этого места. Сплошные недостатки.

– Ну, вот и все. – Келлан делает шаг назад и садится на подлокотник коричневого кожаного дивана, расположенного напротив телевизора. – А это я. Клянусь, я вовремя оплачиваю счета и буду использовать это место только для сна и учебы, никаких вечеринок. Никаких девчонок. Знаю, я говорил это в своем письме, и ты, вероятно, подумала, что я лгал...

Скорее, я подумала, что девчонки не придут, так как не польстятся на Мэтью, который говорил, что его любимая еда – макароны с сыром…

– … но я абсолютно серьезен. Это будет наш дом, и я уважаю твои границы. Черт. Границы? Я только что сказал это? Ты поняла, о чем я. И пожалуйста, не беспокойся из-за Кросби. На самом деле он не так уж плох, но я не подпущу его близко, если он досаждает тебе.

Выдавливаю улыбку. Это место замечательное. И если бы не Келлан, я бы с радостью согласилась. Но говорить людям, что я живу с Келланом МакВи, это как сказать им, что я живу в кондитерской или в банковском хранилище – они будут дружить со мной по незавидным причинам. Не говоря уж о моем собственном… искушении. Я бы хотела сказать, что выше всего этого и являюсь единственной девчонкой на кампусе, кто не томится от желания встречаться с Келланом МакВи, но это не так. Даже учитывая крайне оскорбительный я-не-помню-о-сексе-с-тобой момент, он все равно супергоряч. И кажется милым. И вроде как придурковатым, что делает его неожиданно простецким, и...

Нет. Что я делаю? Я не могу основываться на этом. Нет ничего, что он может сказать…

– А еще я могу отсрочить оплату аренды, – поспешно предлагает он. – Как насчет отсутствия арендной платы до января? Я уже говорил тебе, мои родители платят за это место, и у меня есть кое-какие сбережения. В письме ты говорила, что работаешь в кофейне, верно? Ты можешь потратить те деньги на учебники, или рождественские подарки, или еще что-то, а платить можешь начать потом, в январе, если все еще захочешь остаться здесь. Если нет, я не обижусь. Это будет как пробный заезд.

Я не ослышалась? Без арендной платы?

– Дело в спальнях? – спрашивает он, неверно истолковывая мою нерешительность. – Ты можешь свободно выбрать…

– Со спальнями все в порядке, – говорю я.

Не делай этого.

– Все выглядит здорово, – слышу, как добавляю.

Милая квартира, отсутствие арендной платы, горячий сосед?

Я не могу.

– Так… Мы делаем это? – он посылает мне робкую улыбку, сверкая ямочкой.

Не пялься на ямочку.

Я смотрю на его грудь, протягивая руку.

– Мы делаем это.

Глава вторая

Итак, ладно, сегодняшний день пошел немного не так, как планировалось. По большей части все шло по плану: мне нужно съехать с моего текущего жилья до выходных, и я нашла отличную бесплатную квартиру, но ясно, что мой сосед не книжный червь, которого я ожидала увидеть. И однажды у нас был секс в чулане, а затем он забыл об этом.

Я падаю на край матраса в своей комнатке размером с обувную коробку, стараясь убедить себя, что приняла верное решение. То есть, если бы я составила список «за» и «против», то аргументы «за» несомненно перевесили бы «против». Что такого страшного может случиться? Временно потеряю голову от своего соседа? Подумаешь. Люди все время переживают влюбленности.

Крошечное окно общежития уже открыто, но я все равно стараюсь дернуть его еще на полдюйма, будто это облегчит дыхание. После прошлогоднего сокрушительного провала мне пришлось записаться на летние занятия и переехать в Хенли – летнюю резиденцию для студентов, остающихся на лето. Комнаты едва вмещают кровать и человека среднего размера, а здание практически пустует. Из имеющихся десяти этажей используются только пять. На моем еще четверо человек. Не то чтобы у меня было много времени на общение с тремя предметами и полным рабочим днем, вдобавок к тремстам часам общественных работ.

Летние курсы и общественные работы окончились на прошлой неделе, сейчас осталась только работа в «Бинс» – в городской кофейне. В прошлом году я любила работать там, но сейчас это мучительно неловко. Эта неловкость – полностью моя вина, но после того, как меня чуть не исключили и арестовали, мне пришлось кое-что поменять. Одной из тех перемен стал разрыв с моей лучшей подругой и коллегой, Марселой Лопез. Получив выговор в кабинете декана, я исключила из своей жизни любое веселье и легкомыслие, что означало – избавиться от дурного влияния. К сожалению, Марсела однозначно попадала под эту категорию, но она не слишком хорошо приняла то, что я стала сторониться ее.

Я знаю, что сделала правильный выбор, сменив круг друзей, – или, точнее, уничтожив свой круг друзей и решив не иметь их – но я правда скучаю по Марселе. Она умная, забавная и немного сумасшедшая и она единственная во всем мире знает о перепихе с Келланом. Она бы умирала со смеху, если б услышала о нынешних событиях, но я не могу позвонить ей. А когда завтра приду на работу, то и рассказать не смогу. Она не разговаривает со мной, и это к лучшему.

Я вполне уверена в этом.

Я снимаю тесную одежду для собеседования и накидываю джинсы и рубашку с длинным рукавом. Распускаю волосы из пучка, испытывая облегчение, когда они падают красивыми локонами на спину вместо обычного вороньего гнезда на голове. И хотя, технически, на нашем этаже есть маленькая кухня, это просто замусоленная микроволновка и плита с одной рабочей конфоркой, поэтому я отказываюсь есть там, хватаю пиджак и направляюсь в маленький торговый комплекс при кампусе, который был городом-призраком все лето.

В августе осталось два дня, но никто не сообщил об этом Матери Природе, и деревья северного Орегона уже начинают меняться: зеленые листья сменяются неброскими желтыми и красными, в бодрящем воздухе чувствуется приближение осени.

Занятия официально возобновляются пятого сентября, сразу после Дня Труда, а студентам позволено заехать третьего. А пока только я и кучка других летних студентов стоят в очереди за бургерами и фри у «Хеджхог Грил», одного из нескольких ресторанов кампуса, что остаются открытыми круглый год.

– Привет, Нора, – окликает меня Франко, владелец этого места. – Дай угадаю. Бургер. Грибы. Бекон. Маринад для фри. И… апельсиновая газировка?

– Звучит здорово, – говорю я и достаю бумажник. Это всегда звучит здорово, поэтому я всегда беру одно и то же, приходя сюда. Расплачиваюсь и, найдя кабинку поближе к стене, достаю из сумки учебник по археологии, приняв твердое решение к концу ужина втиснуть в свой мозг каждую мелочь о материнской породе и процессе раскопок. И хотя у меня нет намерения стать археологом, я завалила этот курс в прошлом году, а единственный способ ослабить боль от этого синяка в виде F³ – снова взять этот курс.

Прочитав полстраницы о толще пород, я слышу свое имя. Поднимаю взгляд, однако не Франко зовет меня забрать еду, это Кросби Лукас подходит со своим подносом.

– Пытаешься остаться инкогнито? – спрашивает он, жестом указывая на распущенные волосы и отсутствие кардигана. – Выглядеть как студентка, а не гувернантка?

– Полагаю, это не сработало.

– Меня нельзя одурачить. – Не дожидаясь приглашения, он проскальзывает в противоположную сторону кабинки и жадно набрасывается на фри. – Что читаешь?

– Я учу.

– Я понял. Что?

– Археологию.

– Ты хочешь быть Индианой Джонсом?

– Хочу всего лишь сдать.

Он пожимает плечами.

– Конечно. Достаточно честно.

Стремительно оглядываюсь и замечаю, что несколько человек смотрят в нашу сторону. Несмотря на прошлогодние безответственные выходки, я лишь маленькая рыбка в большом пруду и не имею особой репутации. У Кросби Лукаса, однако, она есть, и хоть я и согласилась переехать к его лучшему другу, из этого не следует, что я согласна дружить с Кросби. Каждая девчонка, с которой он спал, добавляется в список под названием «Кросбабы», и я ни за что не захочу вступить в их ряды ни по слухам, ни по-настоящему.

Прежде чем я успеваю придумать, как вежливо отшить его, Франко кричит, что моя еда готова. Я отправляюсь за ней, затем возвращаюсь к столику и вздыхаю, когда Кросби не выказывает никакого желания уйти.

– Что ты делаешь на кампусе? – задаю вопрос. – Я думала, ты жил на Ферме Братств. – Короткая улица со старинными домами викторианской эпохи, превращенными в дома братств Бернема на западной стороне кампуса более чем заслужила свое название, благодаря отвязным вечеринкам и слухам о сумасшедших выходках, которые скорее факт, чем выдумка. Уж я-то знаю, раз была там частым гостем в прошлом году.

Кросби говорит с набитым ртом:

– Тренируюсь. Зал «Ларсон» остается открытым все лето.

– Я думала, в домах братств есть гантели.

– Да? Проводишь там много времени?

– Нет, – лгу я. – Только догадываюсь. – Хотя мы с Кросби так и не были официально представлены друг другу, много раз были на одних и тех же вечеринках, и более чем обидно, что он не помнит меня.

Он закидывает пару ломтиков картошки в рот.

– У меня в комнате есть эллиптический тренажер и несколько гантелей, но этого недостаточно. И в этом тренажерном зале летом тихо, поэтому мне нравится пользоваться им, когда есть возможность.

– В этом есть смысл.

– Ты остаешься на кампусе?

– Да. Я была на летних курсах.

– Стараешься получить преимущество, а?

Ха.

– Ага, – снова лгу я.

– Келл говорит, ты переезжаешь к нему.

Молчу. Я уже знаю, что это так, но странно слышать такое от кого-то еще. Словно это становится более реальным, необратимым и почему-то неправильным. Также как когда ты знаешь, что бег нагишом по Мэйн-Стрит – плохая идея, но когда слышишь, как родители говорят: «Ты бегала голышом по Мэйн-Стрит, Нора?!» – то звучит гораздо хуже.

– Третьего сентября.

– Это должно быть интересно.

– И что это значит?

Он пожимает плечами.

– Это означает, что у Келлана благие намерения насчет того, чтобы быть в этом году примерным студентом, но я не думаю, что подобное случится. И что-то подсказывает мне, ты из тех девчонок, кто не хочет быть испорченной.

Я едва не давлюсь своим бургером:

– Испорченной?

– Да. Ты вообще ходишь на вечеринки? Выпиваешь? Тусуешься? Вот, что привлекает Келлана. Черт, ты даже носа из книги не высовываешь, но все равно должна знать. Просто мне кажется, что, возможно, ты будешь немного… возмущена. Поэтому сказал, что ты ошиблась адресом. Чтобы ты не совершила ошибку.

Я стараюсь сохранить невозмутимое лицо:

– Спасибо за заботу.

Он указывает на меня картофельным ломтиком:

– Вижу, ты не воспринимаешь это всерьез. Я просто говорю, не стоит обнадеживаться.

– И на что, по-твоему, я надеюсь, Кросби?

Он ухмыляется:

– На то же, что и каждая девчонка. Жили они долго и счастливо с Келланом МакВи.

– Я просто пытаюсь окончить колледж.

– Та же фигня, – отвечает он, отвлекаясь на шум за моим плечом. – Но иногда… мы слегка сбиваемся с пути.

– Привет, Кросби! – ковыляя на каблучищах, мимо проходит компания девчонок, одетых в крошечные летние платья, и каждая стреляет в Кросби своей самой завлекающей улыбкой.

Он кивает им:

– Леди.

– Присоединишься к нам? – спрашивает одна, словно я невидима, а Кросби ужинает в одиночестве. Кажется, это станет темой сегодняшнего дня.

– Само собой, – отвечает он, наблюдая, как они, хихикая, идут к угловой кабинке.

– Ты только что довольно легко сбился с пути.

Он смеется и стаскивает у меня кусочек фри, потому как его закончились.

– Я вернусь на него завтра. Приятно было поболтать с тобой, Нора.

– Да, – соглашаюсь я. – Это было потрясающе.

* * *

Большинство людей ненавидят переезды, но для меня это легче легкого. Все мои пожитки помещаются в пару больших спортивных сумок и два сворованных деревянных ящика для молока, и, привязав все это к своему велосипеду, я усердно кручу педали к Фер-Стрит за день до Дня Труда.

Непривычно снова видеть суету в Бернеме, после того как все лето он был мертвой зоной, но сегодня официально первый день переезда, и кампус гудит от новых и вернувшихся студентов. Повсюду, куда ни упадет мой взгляд, чуть ли не плачущие родители и встревоженные второкурсники, и все изо всех сил стараются казаться храбрыми. Руководители первокурсников, одетые в уродливые неоновые футболки, носят мегафоны, поддерживая своих нервных молодых подопечных обещаниями лучших лет в их жизнях.

Я держу голову опущенной и маневрирую сквозь толпу со своей громоздкой поклажей. Облегченно вздыхаю, добравшись до тенистых дорожек, что идут по краю кампуса. Здесь спокойно, и на тротуаре свет чередуется с тенью благодаря навесу из старых деревьев. Солнце снова пробралось в Орегон, и стало настолько тепло, что даже в джинсах и топе я вся потею, пока добираюсь до квартиры.

Останавливаюсь на пешеходной дорожке и разглядываю свой новый дом. Квартиры скорее похожи на небольшие таунхаусы: каждая со своей дверью, которая выходит на крошечный газон. Фасад из красного кирпича, зеленые двери и по одному окну на втором этаже. Это… так по-домашнему.

Дом, который я буду делить с Келланом МакВи.

Парадная дверь распахивается, и, пихая друг друга локтями, наружу вываливаются Келлан с Кросби, одетые в кроссовки, шорты и одинаковые футболки команды легкоатлетов Бернема. Они останавливаются, когда видят меня, и я, неловко улыбаясь, качу велосипед по короткой тропинке к двери.

– Есть что-то еще? – спрашивает Келлан, забирая мои пожитки.

– Это все.

– Все? – Кросби выглядит озадаченным. – Где твоя кровать? Письменный стол?

– Они в пути, – говорю я. – В прошлом году я жила в резиденции, поэтому у меня нет мебели. Она должна прибыть во вторник. – Сегодня воскресенье, а завтра День Труда, так что это самое раннее, когда мебель может попасть сюда. Я не упоминаю, что она прибудет из IKEA, поэтому очень может быть, что не соображу, как собрать ее и до следующих выходных, если вообще когда-нибудь пойму.

Я отмахиваюсь от их предложения помочь занести вещи внутрь, но они настаивают, и после одного короткого захода, моя спальня полностью укомплектована двумя ящиками с учебниками и двумя спортивными сумками с одеждой и туалетными принадлежностями.

– Дом, милый дом, – говорю я, когда они медлят с уходом.

– Ты, э, хочешь пойти на пробежку? – спрашивает Келлан. – Мы только собрались.

Определенно не хочу. Спорт не является моей сильной стороной.

– Спасибо, – говорю я, – но через час мне нужно быть на работе. Я только повешу кое-какие вещи в шкаф и уйду.

– Даже так? – говорит Кросби. – И где ты работаешь?

Хотя Келлан уже знает об этом из нашей переписки, я рассказываю им про «Бинс», который находится в центре Бернема.

– Я кучу раз бывал там, – говорит Келлан. – Не думаю, что видел тебя.

Изо всех сил стараюсь не закатить глаза. Я невидима. Понимаю.

– Должно быть, тогда я не работала.

– У них бывают вечера живого микрофона⁴, верно? – заинтересованно спрашивает Кросби. – Типа, для любого вида таланта?

Келлан не пытается сдерживаться, в свою очередь закатывая глаза.

– Чувак. Нет.

Я ожидаю, что он пошутит о своем таланте в исполнении приватного танца, или чего-то в этом духе, и абсолютно удивлена, когда Кросби говорит:

– У вас когда-нибудь давали представление фокусники?

Мои брови взлетают:

– Фокусники? Э, нет, не видела такого.

– Ха.

– Ни у кого нет времени на твои трюки, – ворчит Келлан, явно испытывая неловкость за своего друга. Но Кросби, похоже, плевать.

– Иллюзии, – говорит он. – У тебя нет времени на мои иллюзии.

Я слишком удивлена, чтобы смеяться, но издаю странный звук – нечто между фырканьем и хихиканьем. Келлан в смущении смотрит на меня, но Кросби ухмыляется, и я чувствую, как мой рот подергивается. Тот, кто может процитировать «Замедленное развитие»⁵ не может быть слишком плох.

– Есть специальная книга записей, – рассказываю ему. – Приходи в любое время и впиши свое имя.

– Может, так и сделаю.

– Не поощряй его, – просит Келлан, вытаскивая Кросби из комнаты.

– В поощрении нет необходимости, – говорит Кросби. И перед тем, как позволить Келлану победить в упорной схватке, добавляет: – Увидимся.

«Это было бы впервые», – думаю я, наблюдая, как они уходят.

* * *

К разговору о невидимости, хотела бы я, чтобы так было в «Бинс». Из-за того, что почти все, кто работают здесь – студенты, у нас довольно устойчивое расписание, и обычно я работаю с Марселой и нашим боссом, Нэйтом.

Нэйт с Марселой – полные противоположности. Нэйт – высокий блондин, хипстер в обтягивающих джинсах и очках в темной оправе, а Марсела – из тех девчонок, кто задаст трепку любому хипстеру. У нее пристрастие к сапогам-чулкам, коротким юбкам и чересчур обтягивающим топам. В комплекте с ее обесцвеченными волосами и фирменной красной помадой, она похожа на кинозвезду пятидесятых и одновременно на дерзкую школьницу, которая ненавидит меня. После ареста в мае я оборвала все связи, и вроде как надеялась, что лето вдали от Бернема поможет ей обуздать свою злость, но нет. Две недели назад она вернулась с той же жгучей неприязнью, с какой уезжала.

– Хэй, – говорит Нэйт, когда я влетаю на кухню, завязывая фартук на талии. Я припарковала свой велосипед в переулке и теперь мою руки, притворяясь, будто не замечаю, что Марсела игнорирует меня, вытаскивая противень с маффинами из духовки. – Ты опоздала, – добавляет он, опираясь о стол.

– На три минуты, – показываю я, вытирая руки. – Не рассчитала время поездки.

– Ты весь год проделывала один и тот же путь.

– Не сегодня. Я пе…– пытаюсь остановиться, но слишком поздно. Не то чтобы это стало проблемой, если бы Нэйт узнал, где я живу, но совершенно ясно, что я не могу позволить себе одну из тех квартир, поэтому очевидно, что следующий вопрос будет о соседях, а сейчас я не хочу об этом говорить.

И вообще когда-либо.

Нэйт может и не знать о Келлане, а вот Марсела знает.

– Погоди-ка, – говорит он, когда я пытаюсь проскользнуть вперед. – Ты переехала?

– Да, – бросаю через плечо. – Думаю, я слышала звонок. Пора за работу!

Локтем толкаю створку дверей в зал кофейни, вдыхая знакомый запах кофе, ванили и выпечки. Владелец «Бинс» – большой меценат, и каждый квадратный дюйм кофейни, не занятый кофе, закусками или сиденьями, предназначен для демонстрации произведений искусства. У нас есть все: от картин на стенах, до вручную сделанной мебели, скульптур, бижутерии и очень популярной коллекции русских матрешек, разрисованных под известных персонажей из фильмов.

Я узнаю женщину, ожидающую у стойки. Она часто заходит и довольно мила, но в последнее время ее заказы становятся все замысловатей, и, хотя она выглядит всего на пару лет старше меня, упорно носит шубы круглый год. Марсела назвала ее Норковая Шубка, и прозвище приклеилась.

– Готовы сделать заказ? – спрашиваю я.

– Да, пожалуйста. Я буду кофе со льдом с двойной порцией обезжиренного мятного мокко и кокосовым молоком. Без пенки.

Нэйт задерживается возле меня, и она посылает ему смущенную улыбку, которую он едва замечает. В кои-то веки я благодарна за ее мудреный заказ. Радуясь возможности избежать дальнейших расспросов, я абсурдно долго вожусь с заказом, убеждаясь, что чашка идеально наполнена, прежде чем передвинуть ее по стойке.

– Спасибо, – она бросает очередной взгляд на Нэйта, который осторожно наполняет поднос брауни, и уходит.

– Итак, – говорит он, когда Норковая Шубка отходит, – ты переехала?

– Да. – Я добавляю мелочь в нашу коробку с чаевыми. – Просто на край кампуса. За кампус. Чуток.

Он хмурится:

– Прямо за кампусом довольно хороший район.

– Безопасно и настраивает на серьезный лад.

Он закатывает глаза. Нэйт знает все о переменах в моей жизни, и при том, что не испытывал особого восторга, когда меня арестовали, думает, что я воспринимаю все чересчур серьезно. И все же я такая, какая есть. Всегда была. Либо горячая, либо холодная, и никогда между. Либо невидима, либо под арестом.

Я начала формироваться, когда мне было тринадцать, испытывая неловкость от нежелательного внимания к своей груди. Без всякого перехода превратившись из неуклюжего, нескладного подростка в объект для улюлюканий и вожделеющих взглядов, я как могла противилась этому: мешковатые свитера, джинсы, кроссовки и отсутствие макияжа. И по большей части добилась желаемого результата. Я не получала внимания. И свиданий тоже. Никто не приглашал меня на Рождество, вечер встречи выпускников и даже на танцы. Мне приходилось ходить с соседом Чарли, который был на год младше меня. Когда приехала в Бернем из Вашингтона, то решила, что пора сменить темп жизни. Я не собиралась прятаться за безразмерной одеждой, найденной на распродажах, хотела выбраться из мною же созданной скорлупы и жить своей жизнью. Встретив Марселу на второй день в колледже, я поняла, что она была идеальной сообщницей и отличным гидом по тусовкам Бернема. Не было такого, чтоб я особо стеснялась или испытывала неудобство – я просто никогда не использовала отвязную, сексуальную сторону своей натуры.

До прошлого года.

Систематически. Бесконечно. А иногда и незаконно.

Я разогналась от нуля до шестидесяти, ни разу не нажав на тормоза, и в конце концов оказалась на обочине. Ну и вот она я. Снова вернулась к нулю, затянув пояс, расплачиваюсь за все свое веселье. Стоило ли оно того? Я бы сказала, да. Полностью ли я осознаю, что откатилась назад от шестидесяти к нулю, не пытаясь найти приемлемую золотую середину? Опять же да.

Я получала хорошие отметки в старшей школе, но там это было несложно. А в колледже трудно. Бернем – альма-матер моего папы, что является единственной причиной того, почему я здесь, и он небезосновательно считается престижным. Среди выпускников, которыми они бахвалятся, два президента, лауреат Нобелевской премии и Верховный судья. Профессора завалят тебя, если посчитают, что ты не особо стараешься или халтуришь. Недостаточно просто посещать занятия и выполнять все задания – они хотят знать, что ты прилагаешь усилия. А в прошлом году я этого не делала. Как следствие, моя стипендия урезана наполовину, в этом году родители оплачивают недостающую сумму, а я переезжаю к Келлану МакВи, своему новому аддераллу⁶.

Пусть в прошлом году я и получила С⁷ по Статистике, но все равно понимаю провальность этого плана.

Глава третья

Окей, возможно, я придавала всей этой фигне «Келлан МакВи мой сосед» большее значение, чем, собственно, необходимо. Ведь он всего лишь парень. Парень, который приходит домой после утренней игры в футбол под дождем, снимает промокшую толстовку, проходя через гостиную, и улыбается мне, прежде чем исчезнуть в ванной.

Я упоминала, что Келлан мускулистый? Типа как-это-бывает-по-настоящему мускулистый? Потому что так и есть. И как бы я не хотела притвориться, что мой рот наполняется слюной из-за бутерброда с арахисовым маслом, это не так. И то жаркое чувство, что распространяется по моему животу, тоже не имеет ничего общего с едой, а полностью связано с тем фактом, что я ни с кем не была с того раза в чулане с Келланом.

Долгих четыре месяца назад.

Я решительно закрываю и запираю на замок дверь перед грязными мыслишками, старающимися проникнуть сквозь дымку серьезности в моей голове, и сосредотачиваюсь на том, чтобы отнести свою тарелку в раковину, когда Келлан выходит из ванной в шортах и… и все. Только в шортах. Его темные локоны мокрые и блестящие, капельки воды скатываются между грудными мышцами и ниже, по кубикам его пресса и...

– Какие планы на сегодня? – спрашивает Келлан, присоединяясь ко мне на крошечной кухне и вытаскивая из холодильника миску макарон с сыром. Он ставит ее в микроволновку, нажимает несколько кнопок, и воздух наполняется мягким жужжанием.

– А, только работа, – говорю я. – Начинаю в два.

– И никакой последней бунтарской выходки перед началом учебы? – Сегодня День Труда, и занятия официально начинаются завтра. У меня пять предметов и две встречи с руководителем, а совмещение школы и работы должно быть более чем достаточно, чтобы держать меня подальше от неприятностей.

Качаю головой, так как подобрать слова кажется более сложной задачей, чем предполагала. Я уже видела мыло Келлана в ванной, но ощущение этого запаха на его свежевымытом теле – его собственный способ обонятельной пытки. Я заставляю свой мозг придумать, что бы такое сказать остроумное или глубокомысленное, но выходит лишь:

– Что собираешься делать?

– Есть, – тут же говорит он, и микроволновка подчиняется команде, любезно пикая. Келлан достает миску, перемешивает, пробует и удовлетворенно кивает. Если я что и узнала о Келлане за те три дня, что мы были соседями, так это то, что он не лгал, когда говорил, что любит макароны с сыром. Он закупает их в огромных количествах, и один из наших четырех кухонных шкафов забит коробками с ними. В смысле, мне так же нравится тарелка макарон с сыром, как и любой девчонке, но употреблять их в таких количествах это вроде как противно. И все же сложно не думать о макаронах с сыром как о чем-то сексуальном и аппетитном, когда их подносит ко рту обнаженный до пояса Келлан МакВи.

– Что ж, – начинаю я, готовясь сбежать и, даст бог, не поставить себя в неловкое положение, начав пускать слюни.

– На кого ты, говоришь, учишься? – спрашивает Келлан, подтягиваясь и усаживаясь на столешницу.

Это происходит? Мы… разговариваем? Только я и Келлан МакВи?

– Пока под вопросом, – слышу собственный голос, к счастью, звучащий как обычно. – В этом году изучаю всего понемногу. А ты специализируешься в социологии, верно?

– Да, – он беззаботно пожимает плечами. – Это кажется беспроигрышным вариантом. После можно двигаться во множестве направлений.

– Конечно. – Делаю глоток воды и стараюсь не выглядеть так, словно тяну время в собственном доме. Я хочу разговаривать с Келланом. Хочу, чтобы так было и дальше. Я забросила кардиган подальше в свой шкаф в ту же секунду, как распаковала вещи, и, хотя корсеты и кожаные мини-юбки полетели туда же, не хочу, чтобы он видел во мне чопорную начинающую библиотекаршу, с которой познакомился в нашу первую встречу.

Из уважения к дождливой погоде, я надела джинсы и бирюзовую фланелевую рубашку, которая хорошо сидит и подчеркивает мою фигуру – не то чтобы он заметил это. После затянувшегося мгновения неловкой тишины я вздыхаю и разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Хэй, – говорит он.

Я останавливаюсь:

– Да?

– Ты минуешь Ферму Братств, когда едешь в город, верно? На работу?

Я притворяюсь, что мне нужно подумать об этом, будто я не проводила много времени на той улице.

– Полагаю, да.

– Ты, случайно, не могла бы завести кое-что Кросби? Ему нужно это завтра, а сегодня я туда не пойду.

Ферма Братств примерно в пятнадцати минутах отсюда, но да ладно. Мне по пути.

– Конечно, – говорю я. – Но тебе придется дать мне адрес. – А вот это правда – я знаю, что Кросби живет в доме братства, но не знаю в котором. В темноте они все одинаковые.

– Спасибо. – Он спрыгивает со стола и бежит в свою комнату, а я стараюсь не пожирать взглядом его спину с перекатывающимися мышцами. Секунду спустя он возвращается с коробкой со знакомым логотипом обувной компании. – Кроссовки, – поясняет он. – Специальный заказ. Я знаю парня, который работает в магазине, и Кросби ждал их целую вечность.

– Любитель обуви, – говорю я, изучая коробку. – Кто бы мог подумать? – Когда я думаю о Кросби Лукасе – не то чтобы я часто это делала, – то на ум приходят три вещи: развязный, мускулистый и «Кросбабы». Только одна вызывает мой интерес, но этого недостаточно, чтобы компенсировать две другие.

Келлан трясет головой:

– Не давай ему заговорить об обуви, иначе он никогда не остановится. И ни при каких обстоятельствах не позволяй уговорить себя участвовать в его магических трюках. Ты ни за что не выберешься оттуда живой.

В иллюзиях, думаю я. Не участвовать в иллюзиях.

– Принято к сведению, – говорю я. После чего зачем-то салютую.

Келлан с секунду пялится на меня, затем морщит нос и разражается искренним хохотом до колик в животе. И говоря это, я имею в виду смех до колик в прессе из шести кубиков, потому что они так сжимаются и подрагивают, что делают то же самое с моим собственным животом и тайным местечком под ним.

* * *

Двадцать минут спустя я прислоняю велосипед к парадному крыльцу обители братства «Альфа Сигма Фи». Этот викторианский дом с отслаивающейся зеленой краской находится на тенистой засаженной деревьями улице с похожими домами, окрашенными в приглушенные и респектабельные тона. Занятия начинаются через день, поэтому на Ферме Братств относительно спокойно – парни заезжают в дома, по округе болтаются немногочисленные родители, и все по-прежнему ведут себя примерно.

В «Альфа Сигма Фи» тихо, парадная дверь закрыта, под почтовым ящиком стоят горшки с большими, жизнерадостно цветущими растениями, которые словно говорят: «Доверяй нам, мама, твой сын в хороших руках!» Которые через неделю зачахнут.

Нажимаю на звонок и слышу колокольчик внутри, а через несколько секунд дверь открывается и появляется высокий, худой темнокожий парень в костюме и галстуке, с бейджиком, гласящим: «Меня зовут Дэйн». Он внимательно меня оглядывает, и я понимаю, что они ожидают новеньких и рассчитывают произвести хорошее впечатление на родителей. Это хорошая новость. У «Альфа Сигма Фи» удачное название: все парни – спортсмены, и они очень серьезно воспринимают часть «Альфа» в их названии – каждый доказывает, что он мужик. А раз они все еще в режиме «впечатли маму», я вряд ли наткнусь на оргию.

– Привет, – говорю я.

– Привет. – Он бросает взгляд на коробку в моих руках.

– Кросби Лукас здесь живет?

– Оу, – Дэйн улыбается и понимающе кивает. – Да, да. Он живет здесь. Тебе наверх. – Он шагает в сторону, а за ним оказывается большая лестница, ведущая на второй этаж. – Вперед. Делай, что нужно.

Я моргаю. Рубашка, джинсы, час дня в понедельник? Во мне нет ничего сексуального или непристойного.

– Мне не нужно идти наверх, – говорю я, внезапно испытывая чуть меньшую уверенность, что не увижу чего-то, что не смогу потом выкинуть из памяти. Последнее, что мне нужно, – застукать Кросби с новой «Кросбабой». Я резко протягиваю бумажный пакет с коробкой Дэйну.

– Не мог бы ты передать ему? Это от…

– Скажи ему сама, – говорит он. – Какой бы «подарок» ты не принесла парню, я не хочу нести за него ответственность.

– Это не подарок…

Но Дэйн уже уходит. Ну просто верх приличия.

Я решаю просто оставить пакет внутри и попросить Келлана позвонить Кросби и сказать ему, что он здесь, но, зная, как безответственны члены братства, представляю, как быстренько поднимусь по лестнице, найду его комнату, закрою глаза и постучусь в дверь, не оставляя никакой возможности для непонимания или неловкости при встрече.

Ладно. Хватит тянуть время. Я должна быть на работе через сорок минут и вышла пораньше, чтобы у меня было время покататься по городу, пока его покой еще никем не нарушен. Из-за Дня Труда каждый занят переездом и подготовкой к занятиям, поэтому небольшой центр города будет практически пуст: лишь несколько магазинов и ресторанов открыты для местных жителей. Тихие прогулки в одиночестве – ты против этого, Келлан?

Я вытираю кроссовки о коврик у двери – думаю, его ждет та же участь, что и растения – и взбираюсь по старой деревянной лестнице на верхний этаж. В прошлом году на комнатах парней, живших здесь, были имена, и в этом году так же. Несмотря на отсутствие рева танцевальной музыки, сотни извивающихся тел и липких пятен алкоголя на полу, ничего здесь не напоминает мой прошлый опыт.

Длинный коридор с дверьми по обеим сторонам тянется через весь этаж. Некоторые открыты, но большинство закрыты, и сквозь тонкие стены до меня доносятся музыка и голоса. Иду по коридору, разглядывая имена, пока не нахожу комнату Кросби – вторую с конца.

Я медленно подхожу ближе, прислушиваясь к предупреждающим звукам – скрип пружин матраса, тяжелое дыхание, дешевая порно музыка, – но раздавались лишь странные ритмичные глухие удары и жужжание. Я на полном серьезе думаю о том, чтобы повесить пакет на ручку и убраться отсюда, но затем говорю себе подобрать сопли и постучать. Он ведь не откроет дверь голым – я почти уверена. Ну, на пятьдесят процентов. Тридцать.

Я стучу. Комбо из стука и жужжания замедляется, а затем затихает, и через мгновение дверь рывком распахивается, являя Кросби с маленьким полотенцем в одной руке, которым он вытирает шею. Он в белой майке с большим v-образным пятном пота спереди и серых тренировочных штанах. Его лоб лоснится и блестит, и каждая перекаченная мышца выставлена на показ.

Он один.

И крайне удивлен увидеть меня.

– Нора, – говорит он, комично округлив глаза. По правде говоря, это вроде как мило, особенно теперь, когда я могу вздохнуть с облегчением, зная, что не близка к тому, чтобы столкнуться с чем-то, что обеспечит меня ночными кошмарами.

– Привет, – говорю я.

С секунду мы просто пялимся друг на друга. Это так странно – словно смотришь на дикое животное, которое до этого видел только в зоопарке.

– Эм, – я качаю головой и протягиваю пакет. – Келлан попросил меня передать тебе это. Там кроссовки.

– Верно. Ладно. Спасибо. – Он берет пакет, а затем мы еще недолго пялимся. – Что ты сейчас делаешь?

Мое сердце бухает в груди. Стыдно признать, но в прошлом году такой подкат срабатывал со мной пару раз с другими парнями. Но сегодня у меня другой ответ:

– Я иду на работу. Начинаю в два.

– Да? В два? – У него mp3-плеер в кармане, и теперь он вытаскивает его, чтобы посмотреть время. Он приоткрывает локтем дверь пошире и оглядывается себе за спину, где я вижу его небрежно заправленную кровать. – Зайди на минутку.

– Прошу прощения?

Через мгновение его лицо меняется – замешательство переходит в удивление, а затем в веселье.

– Просто приляг на кровать ненадолго, – говорит он, стараясь сохранить невозмутимый вид. – Это не займет много времени.

Я закатываю глаза, чувствуя себя глупо:

– Заткнись.

Он смеется:

– Серьезно, зайди. Мне нужен кто-то, чтобы опросить меня, а те придурки не сделают этого.

– Для чего тебе нужно, чтобы с тобой занимались? Занятия еще даже не начались.

– У меня завтра биология у МакГрегора. – Он распахивает дверь и жестом приглашает меня войти. И я зачем-то это делаю. – Все знают, что он устраивает неожиданные проверки в первый день, и я хочу быть готов к этому.

Я стараюсь слушать, но по большей части осматриваю спальню Кросби Лукаса. Она маленькая и тесная, справа у стены стоит двуспальная кровать, небрежно заправленная голубым покрывалом в клетку. На столе примостились ноутбук, стопка книг и учебные принадлежности, а вся остальная комната посвящена спорту. Источником стуко-жужжания оказался эллиптический тренажер, установленный у левой стены комнаты, рядом с небольшим набором гантелей. Несмотря на то, что Кросби, как и Келлан, является лишь членом команды по легкой атлетике, в комнате есть клюшки, бейсбольные биты, волейбольные и футбольные мячи… почти все, что нужно, чтобы играть в любую игру на планете.

Дверцы шкафа раскрыты, и в нем виден взрыв из одежды, большая часть которой свалена в углу, на стуле и на полу возле кровати. В мусорке пара пустых пивных бутылок, но открытое окно с видом на лужайку подперто линейкой, поэтому комната не пахнет так же плохо, как выглядит.

– Вот. – Кросби хватает учебник с эллиптического тренажера и всовывает его мне в руку. – Садись и начинай задавать мне вопросы по первой главе.

Свободное место, куда можно сесть, только на кровати, и когда я стреляю тоскливым взгляд на покрытый одеждой стул, Кросби смеется. Учитывая нашу первую «кардиганную» встречу, он, должно быть, думает, что я перепуганная скромница.

– Просто садись на кровать, – говорит он. – Не то чтобы я знал, что ты придешь. Я не так уж и часто привожу сюда девчонок, чтобы «позаниматься».

– Тебе не нужны кавычки, – говорю я, садясь на самый краешек матраса. – Я и вправду буду только заниматься с тобой.

Он изображает пальцами пистолет и стреляет в меня.

– Я знал, что ты умная. – Он хватает бутылку воды из держателя на эллиптическом тренажере, осушает половину и взбирается обратно. – Окей. Начали.

Я открываю учебник и просматриваю первую страницу, стараюсь, чтобы мой голос было слышно через стуко-жужжание:

– Готов?

– Давай.

– Первый вопрос: голова и плечи, колени и?..

– Пальцы ног! – он выкидывает в воздух кулак.

– Это было просто для разогрева. Второй вопрос: фаланга пальца стопы соединяется с основанием, а оно в свою очередь соединяется с?..

– Таранной костью.

Я смеюсь и уворачиваюсь от пробки, которую он бросает мне в голову.

– А теперь задай мне какой-нибудь реальный вопрос, – говорит он. – Если все так и будет продолжаться, я буду самым умным парнем в классе.

– Не знала, что ты так любишь учиться.

– Я полон сюрпризов. – Он делает подъемы на бицепс, используя небольшие гантели, пока бежит на эллиптическом тренажере спиной вперед. Я стараюсь не смотреть на то, как двигаются его мышцы. Он намного больше, чем Келлан. У того классическая фигура бегуна – он высокий и подтянутый. Кросби скорее похож на рестлера – он приземистый, мощный и коренастый.

– Хорошо, – заставляю себя сконцентрироваться. Я должна заниматься с Кросби биологией, а не зацикливаться на его теле. Меня даже не волнует его тело. Но как только я начинаю задавать ему настоящие вопросы, он изо всех сил старается отвечать верно, и это начинает меня волновать, всего лишь чуточку. Потому что он целиком и полностью настоящий – никаких намеков на его обычную дерзкую браваду. Никаких признаков парня, который танцует на столах и пополняет «Кросбабами» список на стене туалета на четвертом этаже здания Союза Студентов.

Он не гений, но очень старается и явно сосредоточен, потому что без всяких подсказок дает около семидесяти процентов верных ответов. Иногда я помогаю ему, и он хмурится, обдумывая, а затем резко, надменно кивает, когда вспоминает ответ, и все это не прекращая шагать на тренажере. Единственный раз он опускает гантели, чтобы попить воды, и сразу возвращается к ним. Он, несомненно, целеустремленный.

Кстати о целеустремленности – мне нужно идти на работу, и у меня есть только девять минут на десятиминутную поездку.

– Работа, – заявляю я, захлопывая книгу и вставая. – Мне нужно идти.

– Ах, да. – Кросби выключает тренажер и спрыгивает с него, хватая полотенце и вытираясь. Ручейки пота текут по его шее, футболка вся промокшая, и я напоминаю себе не отрывать глаз от его лица. – Я спущусь с тобой. – Он тянется за меня, чтобы открыть дверь. Эллиптический тренажер хорошо заглушал шум, но без него я слышу внизу возбужденные голоса – там явно не только Дэйн, и очевидно веселее, чем полчаса назад.

– Ты не обязан делать это, – поспешно говорю я. Ведь несмотря на то, что мы только «занимались», абсолютно никто не поверит в это, и как было бы несправедливо, если бы мой «правильный» год был запятнан, даже не начавшись?

– Мне несложно. – Он слишком близко ко мне, держит дверь и ждет, когда я выйду. Он пахнет потом и… мужчиной, и такое должно бы отталкивать, но нет. Это настолько сбивает с толку, что я вылетаю за дверь.

– Правда, – говорю я, поднимая руку, чтобы остановить его, когда он пытается последовать за мной. – Не надо. Это один лестничный пролет. Я в состоянии одолеть его.

– Думаю, парни могут сказать…

Коротко улыбаюсь.

– Я тоже думаю, что они «могут», – многозначительно говорю, перебивая его. Он беспокоится, что они могут как обычно ляпнуть что-то неуместное; я же волнуюсь о более специфических слухах. И вижу его мрачный и раздраженный взгляд, когда до него доходит, о чем я.

– Верно, – говорит он, делая шаг назад и скрещивая руки на груди. – Как хочешь.

Мне неловко, но я не передумаю.

– Удачи на тесте завтра.

– Да. Спасибо. – После чего он закрывает дверь перед моим носом.

Глава четвертая

Я приезжаю на смену в «Бинс» и захожу на кухню как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нэйт с Марселой смеются, раскладывая на противне подготовленное тесто для печенья. Это само по себе не преступление. Подозрительно то, как Нэйт отскочил, будто печенье радиоактивное и он только об этом вспомнил.

Я всегда знала, что Нэйт влюблен в Марселу. Мы все трое одного возраста – нам по двадцать один год – но Нэйт наш босс и часто ведет себя как старичок. Он старается быть профессиональным и взрослым, и за исключением двух месяцев прошлой весны, когда слал ей подарки от «тайного поклонника», не думаю, что он вел себя как-то по-другому. Думаю, он довольно-таки сильно разочаровался, что она так и не поняла, что это был он, и с той поры, кажется, махнул рукой на мечту.

– Привет, – говорю я, замирая в полушаге от них и всматриваясь в их лица.

– Привет, – говорит Нэйт, потирая рукой затылок. У него красивое лицо модели – слишком привлекательное, как, бывало, говорила Марсела – и суперголубые глаза. А сейчас эти глаза с трудом встречаются с моими, хотя Марсела, кажется, ни на что не обращает внимания. Но это может быть ее сознательной попыткой игнорировать меня.

Я приподнимаю бровь, глядя на Нэйта, затем направляюсь в зал. Кофейня довольно спокойное место, и в зале тут и там сидит с полдюжины постоянных посетителей, читая, переписываясь и попивая кофе.

Хватаю лоток и передвигаюсь по кругу, убирая со столов, а когда возвращаюсь к стойке, Нэйт с неловким видом стоит у книги записей.

– Я помешала чему-то?

– Нет, – быстро говорит он.

– Нет?

Мы оба смотрим, как Марсела выходит с подносом чистых чашек и начинает расставлять их к остальным. Нэйт на секунду задерживает на ней взгляд, и я, хмыкнув, возвращаюсь на кухню с грязной посудой. Чтобы потянуть время, хватаю оставшийся круассан и пока ем, пересчитываю инвентарь. Когда в конце концов возвращаюсь обратно в зал, вижу, как Нэйт со строгим выражением на лице говорит что-то Марселе, а та плотно сжимает рот, стоя рядом с ним. Она выглядит как ребенок, которого отчитывают и заставляют извиниться.

– Что происходит? – Быстрый осмотр помещения говорит, что у нас три посетителя, и все полностью поглощены своими собственными делами.

– Сегодня вечером мне нужно уйти пораньше, – говорит Нэйт. – Вам придется закрыться и сделать банковский депозит. Вместе.

– Во всем городе сейчас человек восемь, – спорит Марсела, явно не в первый раз. – И здесь все словно вымерли. С этим справится и одна из нас.

– Ты останешься, и вы сделаете это вместе, – говорит он удивительно твердым голосом. – Я ухожу в шесть, а вы закроете двери в полдесятого, а выйдете отсюда в десять. Вместе.

Марсела закатывает глаза, но перестает спорить. Получив наше негласное согласие, Нэйт исчезает в маленьком офисе, Марсела уходит на перерыв, чтобы поработать с платежными ведомостями, а я следующие пару часов обслуживаю случайных посетителей. Марсела по-прежнему занята на кухне, и я даже не думаю о ней, пока Нэйт не выходит в куртке и с ключами от машины в руке.

– Как думаешь, вы сможете пару часов вести себя цивилизованно?

– Мы всегда такие.

– Как гражданская война, – сухо отвечает он. – Не спалите это место.

– Я? Никогда.

– И пусть вся твоя одежда останется на тебе.

– Говорила же. Я начала новую жизнь.

– Новая жизнь с Келланом МакВи?

– Как ты… – я прерываюсь, когда замечаю за его плечом Марселу на полпути к кухонным дверям и, судя по ошеломленному выражению ее лица, вероятнее всего, она слышала последнюю реплику о Келлане.

Нэйт подмигивает мне:

– В этом городе нет секретов.

Я стреляю в него предупреждающим взглядом:

– Есть.

Он указывает на нас с Марселой, пятясь назад:

– Ведите себя хорошо.

– Конечно, – отвечает Марсела скучающим голосом.

Я поднимаю большой палец, наблюдая, как Марсела отступает на кухню, и в моем животе разрастается мучительное чувство вины. Знаю, что это нечестно – сначала прервать нашу дружбу, а потом негодовать из-за того факта, что мы больше не друзья, – но так и есть. Не то чтобы ей приходилось особо стараться, чтобы уговорить меня делать всю ту фигню, что мы творили, но она – «стартовый» наркотик⁸. Супервеселый, верный и чувствительный «стартовый» наркотик в черном платье-свитере и на красной платформе.

Я нелегко пришла к решению свести все на нет. Но за нагоняем в кабинете декана последовало с полдюжины гневных звонков от моих родителей и очень суровый выговор от судьи, когда меня вызвали, чтобы наложить дисциплинарное взыскание за то, что я пьяная и голая бегала по городу. Не так уж много девушка может вынести. Лишь бы все отстали от меня, я клялась и божилась, что исправлюсь, и «исправление» включало в себя прекращение моей дружбы с Марселой. Не то чтобы она была Мисс Идеальность – в конце концов, бег нагишом был ее идеей. Просто она бегает быстрее. И прячется лучше. Потому что меня поймали, когда я сидела голая, согнувшись за компостным баком, а ее так и не нашли, хоть я знала, где она пряталась. И я отказалась назвать ее имя, что вылилось в дополнительные пятьдесят часов общественных работ.

Марсела была очень веселой, но по-прежнему дружить с ней и не посещать вечеринки – это как наркоману в завязке сказать, что просто идет в кино со своим бывшим поставщиком наркотиков – никто не будет смотреть фильм. Если я завалю еще один предмет, то лишусь стипендии и вылечу отсюда. Мои родители не могут позволить себе оплатить еще один год обучения, а заработка в кофейне едва хватает, чтобы покрывать минимальную аренду и продукты. Вот такая ситуация, и это больше, чем что-либо другое заставляет меня взять тряпку и отправиться вытирать столы, вместо того чтобы последовать за Марселой на кухню и выяснить отношения.

* * *

К восьми в кофейне мертвая тишина. Я решаю судоку во вчерашнем «Portland Press Herald», а Марсела, сидя за одним из столов, красит ногти лаком с блестками. Нэйта не так уж волнует судоку, но лак для ногтей точно под запретом, и я знаю, что Марсела делает это, чтобы отомстить ему за то, что оставил ее со мной. Ну и ладно – если ее гнев направлен на кого-то еще, надеюсь, она в кои-то веки забудет нацелить его на меня.

Наконец понимаю, какая цифра должна быть в правом верхнем углу, когда дверь распахивается и заходят Келлан с Кросби. Несмотря на прохладный вечерний ветерок, они одеты в футболки, шорты и кроссовки, и оба в поту.

– Привет, – широко улыбаясь, говорит Келлан, когда они подходят.

Кросби следует за ним, и что плохого в том, что я замечаю, как сильно его футболка натянута на груди? Сильнее, чем у Келлана. Что его бицепсы выглядят так, словно могут разорвать по шву рукава, если он хоть немного напряжет их.

Сконцентрируйся, Нора.

– Привет, – говорю я. Сверкаю глазами Кросби, а он слегка кивает мне. С ним и Марселой я официально выбесила половину людей в этом помещении. – Что вы здесь делаете, парни?

Келлан сцепляет пальцы за спиной и тянется.

– Решили, что нам нужно сделать несколько забегов, пока есть возможность, и вот мы здесь. Мне нужно совершенствовать свои навыки. На национальных соревнованиях в прошлом году я пришел третьим и не могу позволить этому случиться вновь.

– Третий в стране – звучит довольно хорошо.

– Нет.

Ну…

– Это лучше, чем четвертым?

Келлан тыкает большим пальцем через плечо:

– Кросби пришел четвертым.

Кросби кивает мне:

– Ну.

Идиотка.

– Есть хотите, ребят?

К счастью, разговор о еде – легкий способ отвлечь Келлана:

– Может, немного.

– У нас нет макарон с сыром, – предупреждаю я и слышу, как Кросби посмеивается.

– Ха-ха, – говорит Келлан. – Я здесь из-за брауни.

– А ты? – спрашиваю Кросби.

– Да, – говорит он, глядя на судоку. – То же самое.

Открываю витрину.

– У нас есть тройной шоколад и шоколад с бананом. Вы какой предпочитаете?

– Тройной шоколад, – говорит Келлан. – Обоим.

Я смотрю на Кросби в ожидании подтверждения, и он кивает. Увидев мой взгляд, Келлан объясняет, что Кросби ненавидит бананы. Я стараюсь не смеяться:

– Что? Кто вообще ненавидит бананы?

– Они отвратительны, – серьезно отвечает Кросби. – Они на вкус как грязь и их невозможно очистить. Это знак.

Почти уверена, что просто рассмеюсь, если отвечу, поэтому вместо этого, прикусив язык, кладу на тарелки два безобидных шоколадных брауни. Я в полной мере осознаю, что Марсела перестала красить ногти и в открытую наблюдает за нами, и от понимания того, что ни Келлан, ни Кросби не пялятся на нее, как делают многие парни, легкая дрожь проходит сквозь меня. Они разговаривают со мной.

– Как часто ты работаешь здесь? – спрашивает Келлан, за раз откусывая половину брауни.

– Теперь, когда занятия начались, три смены в неделю.

– Это книга записей? – говорит Кросби с набитым ртом и облизывает палец, прежде чем открыть папку с пометкой «Вечер живого микрофона».

– Да, – говорю я, все еще чувствуя вину из-за того, что обидела его ранее, даже если все это было правдой. – Хочешь записаться? Это бывает лишь четыре раза в год, и следующий раз состоится через несколько недель...

– Чувак, нет, – вмешивается Келлан. – Ради всего святого, не надо.

Кросби ухмыляется ему:

– Почему бы нет? У меня волшебные пальцы, мужик. Все девчонки так говорят.

Мы с Келланом закатываем глаза.

– Говорю тебе это как друг, – добавляет Келлан. – Избавь себя от позора.

Кросби лишь смеется и пихает его локтем в бок, но, клянусь, на его лице мелькает вспышка боли, прежде чем он снова принимает невозмутимый вид. Он открывает страницу предстоящего шоу, которая заполнена лишь наполовину, хотя у нас всегда битком народу, когда наступает тот вечер.

– Она довольно быстро заполняется. Ты можешь сейчас вписать свое имя, – предлагаю я, – а если передумаешь, просто дашь мне знать, и я вычеркну его. В противном случае ты не сможешь попасть сюда.

Он наконец встречается со мной взглядом, и между нами возникает какая-то странная энергия. Словно ему известно, я в курсе того, что он хочет это сделать, равно как и в курсе того, что он не желает, чтобы Келлан узнал, насколько сильно.

– Ладно, – говорит он, качая головой. – В другой раз.

Я посылаю ему примирительную улыбку и закрываю книгу.

– Когда будешь готов.

– Хэй, – Келлан наклоняется и понижает голос. – Это Марсела Лопез, верно? – Он кивает в том направлении, где она закончила делать маникюр и теперь поправляет стенд с вручную раскрашенными деревянными ложками.

– А… – Тошнотворное чувство разочарования разливается во мне, но я не могу притвориться, что это не она. – Да, – говорю я. – Это она.

– Не знал, что она работает здесь.

Я вымучиваю очередную улыбку.

– Ага.

– Я частенько видел ее в прошлом году. – Он выглядит задумчивым, и мне хочется толкнуть его. Ты видел ее? – хочу закричать. – Я была рядом с ней! Ты не видел меня! По-видимому, даже тогда, когда мы были наедине в чулане, подонок.

– Ну, она учится здесь. – Я тереблю фартук и когда, наконец, поднимаю взгляд, не Келлан смотрит на меня, а Кросби. И снова эта энергия. Но в этот раз он тот, кто понимает мой секрет.

– Пойдем, – говорит Кросби. Слова предназначены Келлану, но смотрит он на меня. – Еще три мили.

Келлан в очередной раз стреляет взглядом в Марселу, затем вытаскивает бумажник и кладет пять долларов на стойку.

– Сдачи не надо, – говорит он. – Увидимся дома. – Он улыбается и машет, а я пялюсь на деньги, которые они оставили. Брауни, вообще-то, стоят по три доллара каждый, и, вздохнув, я вылавливаю доллар из коробки с чаевыми.

* * *

Легкий дождик, начавшийся в начале моей поездки домой на велосипеде, быстро превращается в ливень, так что я вся промокшая и в ужасном настроении, когда вваливаюсь в парадную дверь, джинсы же больно натирают ляжки при ходьбе.

Келлан с Кросби сидя на диване, играют в видеоигры, а между ними ведерко с жареным цыпленком. Сейчас четверть одиннадцатого, мое первое занятие завтра в девять, и все, чего я хочу – принять душ и пойти спать, а не слушать выкрики «пристрели их» через тонкую, словно бумага, стену.

– Хэй. – Келлан окидывает меня взглядом, когда я вхожу босая с мокрыми носками в руке.

– Хэй.

Мы с Кросби смотрим друг на друга, но молчим, и я направляюсь в свою комнату, чтобы сменить мокрую насквозь одежду на халат и полотенце. Мне не нравится, что придется пройти между парнями и телевизором, чтобы попасть в ванную, но у меня нет иного выбора, поэтому я быстро проныриваю мимо, стыдливо сжимая халат на груди. Забираюсь в душ и пускаю горячую воду, передергиваясь, когда она бьет по моим плечам.

Мою голову, пальцами распутывая колтуны с помощью кондиционера, затем умываюсь, желая, чтобы горячая вода смыла мое плохое настроение. Меня вообще не должно волновать, считает ли Келлан Марселу горячей – каждый так думает. Черт, даже я так думаю. Это просто… больно. Переживу.

Через какое-то время я вылезаю и вытираюсь, провожу рукой по запотевшему зеркалу и смотрю на себя, когда чищу зубы. Наношу увлажняющий лосьон, затем затягиваю потуже пояс на халате и бросаюсь обратно в комнату, в то время как парни продолжают играть в свою игру.

Обычно я принимаю душ по утрам, так что, как правило, у меня не бывает нежелательных зрителей моего выхода из ванной. Сегодня, однако, клянусь, я чувствовала горячий пристальный взгляд на своих голых ногах, прослеживающий мой путь обратно в комнату.

Закрыв за собой дверь, чувствую странную беззащитность, и, полагаю, так и есть. Кто на самом деле захочет, чтобы Келлан МакВи – или Кросби Лукас – увидел их выходящими из душа с мокрыми волосами, без макияжа и в старом потрепанном халате с рисунком в виде разноцветных сов? Затем смеюсь. До сих пор я хандрила, что Келлан не замечает меня, а теперь вдруг забеспокоилась, что это произойдет.

Я меняю халат на шорты и толстовку, затем сажусь на коврик для йоги, который еще одну ночь послужит мне кроватью. У меня завтра две пары, и обе утром, так что я буду поблизости, когда днем привезут кровать и стол.

Убиваю пару часов за ноутбуком, и в конце концов звуки взрывов, доносящиеся через стену, становятся фоновым шумом. И только когда они прекращаются сразу после полуночи, я вспоминаю о них.

Я зеваю в изгиб локтя и закрываю компьютер, затем ложусь и стараюсь устроиться поудобней, что является не самым легким делом, учитывая, что коврик лишь четверть дюйма толщиной. И только мои глаза закрываются, раздается тихий стук в дверь. Я сажусь, включаю настольную лампу – в данный момент напольную лампу – и откидываю одеяло в сторону. Я ожидаю, что там Келлан, но, открыв дверь, вижу Кросби.

– Хэй, – шепчет он, внимательно разглядывая мои все еще влажные волосы, разметавшиеся по плечам.

– Что случилось?

– Можешь уделить мне секунду?

– Эм, да. – Я отчасти ожидала, что он попросит меня тайком записать его на вечер живого микрофона.

Он кивает на комнату за моим плечом:

– Там?

Я сомневаюсь:

– За...

– Расслабься. – Он кривится: – Келлан не станет распространять слухи о тебе.

– Это не то, что я… – я шумно выдыхаю. – Ладно. Входи.

Я отступаю на шаг, и он заходит, закрывая за собой дверь. Выражение его лица в равной степени шокированное и изумлённое, когда он разглядывает мою скудную обстановку: шкаф наполовину заполнен, вся одежда, что у меня есть, либо висит внутри или по-прежнему сложена в открытой спортивной сумке на полу, потому как у меня нет комода. Ноутбук лежит на одном из перевернутых ящиков для молока, другой – все еще заполнен книгами, а коврик для йоги раскатан в углу, скомканное одеяло и подушка брошены у стены.

– Что за хрень? – шепчет он.

– Мебель прибудет завтра. – Сконфуженно почесываю локоть. – Я жила в резиденции, помнишь? Мне не нужен был стол.

– Или кровать.

Я скрещиваю руки:

– Чем могу тебе помочь?

– Отличный рисунок.

Я оборачиваюсь через плечо и прослеживаю за его взглядом на лист бумаги в рамке с надписью: «Стив Холт!», выполненной лучшим почерком Марселы. Это персонаж из «Замедленного развития», и никто не знает, что это значит. Ей потребовалось, наверно, минут пять, чтобы сделать это, но я люблю его.

– Спасибо. Итак?..

Он становится серьезным.

– Верно. Так. Не знаю, в курсе ли ты, но в пятницу Келлану исполняется двадцать один, и мы хотим устроить для него вечеринку.

– Ах-ха. – После бесчисленных референций в духе «ты легко забываема», я даже мысли не допускаю, что меня пригласят, даже если я – как и каждый на кампусе – знаю о дне рождения Келлана МакВи. Не то чтобы я в принципе могла туда пойти, раз уж я теперь встала на путь праведности.

– Но… – Он смотрит на меня из-под ресниц, видимо, стараясь быть милым, и лишь отчасти достигает успеха. – В нашей компании не все совершеннолетние, так что мы не можем пойти в бар… или стрип-клуб.

Чувствую, как мой глаз подергивается.

– Ах-ха...

– И раз в сентябре в Бернеме полиция довольно серьезно патрулирует Ферму Братств, мы надеялись, что сможем устроить вечеринку здесь.

– Здесь? В квартире?

– Да, – быстро говорит он. – Это был бы один-единственный раз, обещаю.

– Ты хочешь притащить сюда, в мою квартиру, кучу пьяных парней из братства и стриптизерш? Туда, куда я переехала в полной уверенности, что она только для занятых учебой домоседов?

Он старается не рассмеяться:

– Да.

– Нет, Кросби. Выметайся.

– Это будет только один раз, Нора. Клянусь. Я никогда не попрошу тебя об этом снова.

– Перестань на меня так смотреть. Это не сработает. – Думаю о том, как неловко мне было пробегать мимо Кросби и Келлана по пути из ванны, и что бы я делала с кучей пьяных парней и стриптизерш? Затаилась в комнате и не писала всю ночь?

– В чем проблема? – спрашивает он. – Прости, мы не можем пригласить тебя, вечеринка лишь для парней, если только ты не будешь там для стриптиза.

– Так мило.

– Обещаю, никого не пущу в твою комнату, – говорит он. – Все это… – Он жестом указывает на мое скромное имущество. – Будет в безопасности.

– А что мне прикажешь делать во время этой вечеринки, Кросби? У меня… – Останавливаю себя, пока не выпалила, что у меня нет друзей или места, где можно переночевать. Я могла бы пойти на работу или зависать в библиотеке, пока она не закроется в одиннадцать, но после этого я бы бродила сама по себе, потому как трудно представить, что вечеринка окончится рано. Скорее всего продлится до рассвета.

– Ты можешь… можешь остаться в моей комнате, – заявляет он, и его голос звучит так, будто он очень доволен собой. – Дверь запирается, я останусь здесь на всю ночь, большинство парней тоже будут здесь, и никто не узнает, что ты там. Я даже сменю для тебя простыни.

Я качаю головой:

– Это не...

– Одна ночь, – говорит он. – И я буду у тебя в долгу.

Как, нафиг, мой план держаться подальше от Фермы Братств так быстро рассыпался на кусочки? Сейчас я близка к тому, чтобы согласиться не только на то, чтобы провести там ночь, но и провести ее в комнате Кросби Лукаса.

– Если это из-за «Кросбаб», клянусь богом, я убью любого, кто скажет так о тебе. Никто не подумает, что мы… что бы ни было.

Я пробегаю рукой по лбу.

– Не из-за этого.

– Тогда...

– Покажи мне фокус.

Его улыбка застывает:

– Что?

– Прямо сейчас. Покажи фокус.

Долгое мгновение он пялится на меня:

– Зачем?

– Потому что я хочу увидеть его.

– И что тогда?

– Тогда я позволю тебе провести вечеринку здесь.

Он внимательно рассматривает мое лицо, и мне по-настоящему хочется, чтобы я не стояла тут растрепанная и без макияжа, готовая ко сну, в восьми дюймах от Кросби Лукаса, который с таким сомнением разглядывает меня, что мне понятно, никто никогда не просил его показать фокусы, не намереваясь впоследствии сделать его объектом для насмешек.

– Я не буду смеяться, – обещаю я.

Его грудью слегка раздувается:

– Мне плевать, будешь ли ты смеяться.

– Тогда я...

– Тебе нужны наличные для этого. Две купюры.

Я слышу решительность в его голосе, нежелание отступать от трудностей. Этот парень изучает материал по предмету, который еще даже не начался, затем проводит час на эллиптическом тренажере и тем же вечером бежит десять миль. Мне без разницы, даже если трюк окажется глупым или катастрофическим, я не буду смеяться над ним, ведь он старается. Вместо этого наклоняюсь к своей «кровати» и роюсь в сумочке, бросая взгляд на Кросби, когда он садится на коврик лицом ко мне.

– Пятерка и доллар пойдет?

– Да. Отлично.

Я передаю ему купюры и тоже сажусь, скрестив ноги, чтобы иметь возможность наблюдать. Он кладет пятерку на свое колено, затем сгибает один доллар вдоль и показывает мне.

– Обычная долларовая купюра, сложенная пополам. Есть вопросы?

– Нет.

– Хорошо. Сделай то же самое с пятеркой. – Он протягивает мне купюру, и я аккуратно складываю ее по длине. Он терпеливо ждет, когда я закончу, по-прежнему держа купюру между пальцами. – Хорошо. Снова сверни ее пополам в другую сторону.

Я так и делаю, и он берет сложенную пятерку и помещает ее за доллар. Переворачивает купюры вперед-назад, чтобы мне было видно, что доллар прижат к пятерке в форме строчной t.

– Все очень просто, – говорит он. – Теперь считай до трех.

Я знаю, что происходит что-то подозрительное, но что бы это ни было, я не вижу этого.

– Раз… Два… Три…

Пока я считаю, он слегка встряхивает рукой, и на счет три один доллар внезапно проскальзывает сквозь свернутые половинки пятерки так, что она скрещивается посередине.

– Как ты...

– Ш-ш. Я не закончил. Теперь смотри. – Он дергает доллар так, что он проваливается к краю пятерки, застряв внутри.

– Кросби, серьезно, как...

Он игнорирует меня:

– Смотри.

Я всматриваюсь, когда он дергает доллар за сплошной свернутый край.

– Раз, – говорит он. – Два. Три. – На счет три долларовая купюра проскальзывает сквозь пятерку и высвобождается в его руке.

Я только умудрилась захлопнуть рот, как он снова раскрывается. Мои глаза метнулись к его.

– Расскажи мне, как ты это сделал.

Он определенно выглядит довольным моей реакцией.

– Ты хотела фокус – ты его получила. В пятницу я дам тебе ключ от моей комнаты, и ты сможешь переночевать там. А я буду защищать твой верный коврик для йоги в твое отсутствие.

– Я даже не занимаюсь йогой.

– Нет? – Он бросает взгляд на мои голые ноги, бледные на фоне темно-синих шорт. – Меня одурачили.

Он возвращает деньги и встает, и я вместе с ним. Если бы он был повыше, был бы слишком большим, но я ростом пять футов и пять дюймов, а в нем нет даже шести. Мне нравится его рост. Он такой мощный, что будь он чуть выше, был бы огромным. Чудовищным. Сейчас кажется, что он занимает слишком много места. Внезапно мне становится слишком жарко в моей толстовке. И сна у меня ни в одном глазу, хоть я должна уже спать.

Он хочет что-то сказать, когда легкий стук в дверь заставляет нас вздрогнуть, и мы оба поворачиваемся, чтобы увидеть Келлана, который заглядывает в комнату.

– Крос, – говорит он, глядя на нас. – Что ты?..

– Просто показываю Норе фокус, – говорит он.

Келлан выглядит так, словно подозревает что-то.

– Что за фокус? Я обещал Норе, что ты не побеспокоишь ее.

– Он и не делал этого, – быстро говорю я. – И это был довольно хороший фокус. Ты должен как-нибудь увидеть его.

Подозрительность сменяется удивлением:

– Даа?

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно:

– Если захочешь.

– Может, так и сделаю.

Он отступает на шаг, когда Кросби выходит.

– Спокойной ночи, Нора, – говорит он, и Келлан закрывает за ним дверь.

– Спокойной ночи, Кросби, – говорю я в пустоту.

Глава пятая

Благодаря учебе с полной нагрузкой и сменам в «Бинс» я занята, но настоящая причина, по которой я не открыла коробки с деталями моей кровати и стола – просто не хочу. Я установила пружинную сетку и матрас в углу комнаты, добросовестно застелила их соответствующей простыней и одеялом, и когда Келлан поблизости, осторожно выбираюсь из комнаты, чтобы он не увидел, что у меня нет ни склонности, ни знаний собрать все это.

Сейчас вечер пятницы и ночь двадцать первого дня рождения Келлана, а на работе мне нужно быть к пяти. Чуть раньше я встретилась с Кросби на кампусе, и он дал мне ключи от дома, пообещав, что к десяти все парни из братства разойдутся. Меня это вполне устраивает, потому как после работы последнее, что мне будет нужно – оказаться в пятницу вечером единственной девчонкой среди перевозбужденных парней из братства.

По крайней мере, не в этом году.

В любом случае Кросби сказал Келлану, что приедут его родители, чтобы забрать их на ужин, а после они отправятся обратно в дом братства на вечеринку, поэтому Келлан сидит в костюме и галстуке, с открытым учебником на коленях и джойстиком от видеоигры в руке, стараясь балансировать между студентом и примерным сыном.

– Привет, – говорю я, надевая пиджак. Закрываю за собой дверь, уже не впервые желая, чтобы на ней был замок. А раз его нет, придется довериться Кросби, что он никого туда не впустит. Не то чтобы у меня было что-то ценное, чтобы украсть – ноутбук в сумке, а больше ничего стоящего и нет. Или собранного.

Келлан ставит игру на паузу:

– Идешь на работу?

– Как всегда.

– Знаешь, для соседей мы нечасто видим друг друга.

Это правда. Большинство моих пар с утра, чтобы я могла работать после обеда и по вечерам, а Келлан выбрал дневные пары, чтобы иметь возможность поспать или побегать утром. Если я не работаю, то провожу вечера в библиотеке, занимаясь – я правда не думала, что «усердно заниматься» будет так трудно, но это так, – и когда прихожу домой, Келлан либо гуляет, либо спит.

К его чести, он придерживался нашей договоренности не приводить народ домой. Он реализовывал свою потребность в общении за пределами квартиры, исключение составлял Кросби. Я притворяюсь, что делаю тоже самое, но по большей части провожу время сама с собой. Марсела не затрагивает тему «соседи с Келланом МакВи», хотя точно знаю, что ее это, должно быть, убивает, а Нэйт слишком милый, чтобы по-настоящему подтрунивать надо мной из-за этого.

Это довольно странно, но больше всех я разговариваю с… Кросби.

Не буду думать об этом.

Посылаю ему улыбку:

– С днем рождения. Наслаждайся своим ужином. – Что на самом деле означает: «Обработай здесь все хлоркой, когда стриптизерши уйдут», но, когда он с широкой улыбкой благодарит меня, я просто машу в ответ и отправляюсь вниз за велосипедом.

Когда я приезжаю, в «Бинс» царит суета. С пяти до восьми мы сбиваемся с ног. Можно было бы взять еще персонал, но это местечко настолько маленькое, что большему количеству людей за стойкой просто не хватило бы места. И сейчас-то мы с Марселой и Нэйтом с такой регулярностью бьемся бедрами, локтями и отдавливаем друг другу ноги, что уже не заморачиваемся всякими там «ауч» и «прости».

Когда наконец наступает временное затишье, мы сползаем по стойке, пока Нэйт делает всем нам эспрессо. Тишина усугубляет нашу усталость сильнее, чем любая затянувшаяся неловкость, но Нэйт меняет ситуацию, говоря:

– Итак, день рождения Келлана МакВи.

Я бросаю на него взгляд:

– Ах-ха.

– Большие планы?

Я жестом указываю на кофейню:

– Это мой план.

– Ему двадцать один и он не отмечает?

– Я не сказала, что он ничего не устраивает. Это я ничем не занята. С чистого листа, помнишь?

Марсела фыркает в свой эспрессо, но умудряется прикусить язык. Я предполагала, что после всех этих недель ей есть что сказать, но она была удивительно сдержана. Или просто замкнулась в себе, готовая взорваться в любой момент.

– Я вот что видел… – начинает Нэйт, доставая телефон из заднего кармана и открывая страницу в Facebook. Каким-то образом он умудряется быть приглашенным повсюду, хотя никогда никуда не ходит. Думаю, из-за этого его сочетания он кажется старше нас, и, следовательно, спокойней, но на самом деле мы одного возраста, поэтому могу сказать, что он не такой. И хотя я не должна смотреть, мы с Марселой обе придвигаемся ближе и встаем по сторонам от Нэйта, глядя в его телефон.

Это приглашение на вечеринку только для членов группы в квартире Келлана – в нашей квартире, – чтобы праздновать ДВАДЦАТЬ ОДИН ПОТРЯСАЮЩИЙ ГОД. Обещают стриптизёрш, пиво и, ах, да, стриптизерш. Вообще-то, в приглашении стриптизерши упомянуты семь раз.

Марсела с Нэйтом смотрят на меня с обвиняющим выражением на лицах.

– Что? – протестую я. – Посмотрите на список контактов – я даже не приглашена.

– Это у тебя дома, – указывает Марсела.

– Только для парней, если, конечно, ты не стриптизерша.

Нэйт неодобрительно смотрит на меня:

– Так что ты делаешь сегодня вечером?

Я неловко пожимаю плечами:

– Просто… пойду куда-нибудь еще.

Марсела на секунду забывает, что злится на меня:

– Где это «куда-нибудь»?

– Просто дом друга.

Ее глаза вспыхивают:

– Ты смогла завести каких-то «приличных» новых друзей? – Она жестом показывает кавычки, хотя я ни разу не воспользовалась этим словом, разрывая с ней отношения.

– Я не говорила, что мне нужны «приличные» друзья, я сказала, что мне нужны были другие друзья.

– Друзья, которые будут лучше.

Я пытаюсь сделать успокаивающий вдох.

– Друзья, которые не любят вечеринки. Которые не прячутся на задворках, пока меня арестовывают.

Она слегка отшатывается, и я вижу вспышку боли на ее лице, но затем оно снова разглаживается в настоящую злую личину:

– Ты не должна была прятаться за гребаным компостным баком.

– Да ладно!

– И кто этот «друг»?

– Никто.

– Это Келлан МакВи?

– Нет!

Она прищуривается:

– Это Кросби Лукас.

– Нет, – чересчур поспешно говорю я. – Это не он.

– Ты трахаешь его?

– Говорите тише! – в конце концов рявкает Нэйт.

– Не твое дело, кто мои друзья.

– Сложно сделать «никого» моим делом, – парирует Марсела.

– Вот и не лезь.

– Девочки… – пытается вклиниться Нэйт.

– Я буду делать инвентаризацию, – говорит Марсела, разворачиваясь на каблуках своих кожаных сапог и бросаясь на кухню.

Я чувствую жар и головокружение от злости, забытый эспрессо остывает в моей руке. Со стуком ставлю его на стойку и пытаюсь успокоиться.

– Прости, – говорит Нэйт через мгновение. – Я просто думал…

– Это не твоя вина, – сухо говорю я. Посетитель храбро подошел к кассе и заказал обезжиренный латте. Я приклеиваю улыбку, пока делаю кофе и двигаю его по стойке.

– Как ты? – спрашивает Нэйт, задерживаясь рядом и явно испытывая неловкость.

– Просто прекрасно.

– Я не про стычку. Я про то, что ты живешь там. И о том, что тебе предстоит сегодня вечером, что бы это ни было.

– Все прекрасно. – Но затем мне приходится зажмуриться, прогоняя слезы, и слова звучат менее чем убедительно.

* * *

Я просыпаюсь в замешательстве, плохо понимая, что происходит. Теплый яркий свет льется из окна, а когда я тянусь за телефоном, чтобы посмотреть время, он лежит на столе, а не на перевернутом ящике из-под молока.

В прошлом году я слишком много раз просыпалась в очень похожей ситуации, но сегодня, когда я с опаской поворачиваю голову, чтобы посмотреть, кто рядом со мной, незнакомая кровать пуста.

Кровать Кросби Лукаса.

Как он и сказал, когда я приехала прошлым вечером, дом был пуст, и я затащилась наверх по лестнице, сменила рабочую одежду на пижаму и заползла в кровать.

Он постирал простыни, как обещал, и они мягкие и пахнут лимоном, матрас ни жесткий, ни мягкий – то что надо.

Я не собираюсь осваиваться в кровати Кросби Лукаса. Если верить слухам, здесь было множество девчонок, но очень немногие удостоились повторного приглашения. И у него никогда не было подружки. Он серьезно относится к учебе и бегу, и, хотя он и находит время для забав, это всегда несерьезно. Что просто замечательно, потому что это не та дорога, по которой я намерена идти. Не то чтобы такой вариант вообще существовал.

Я переодеваюсь в джинсы и футболку, тороплюсь через холл, чтобы сполоснуть лицо и почистить зубы, наношу тушь и блеск для губ и собираю свои вещи. Замираю на верхней ступени, прислушиваясь к голосам, но в этот час дом по-прежнему тих. Как можно быстрее спускаюсь на цыпочках, и сердце колотится в груди, когда я никем не замеченная выбираюсь на улицу. Две другие девчонки с тем же сочетанием наспех собранной сумки для ночевки и моих обычно буйных волос, крадущиеся из других домов братства, кивают мне словно сообщнице по преступлению. Я киваю в ответ, несмотря на то что внутренне съеживаюсь. Потому что в прошлом году это была я. Кучу раз.

Я еду домой, но затем меняю маршрут, уверенная, что какой бы бардак они не сотворили прошлой ночью, он до сих пор не убран. Вместо этого я разворачиваюсь и еду в город, паркую велосипед у небольшого кафе и направляюсь внутрь, чтобы заказать омлет. Сочетание отличного сна и всепоглощающей жалости к себе сделало меня голодной. Достаю ноутбук и погружаюсь в изучение английской литературы, и выныриваю в мир только когда официант спрашивает, не нужна ли мне четвертая чашка кофе. Уже почти полдень, а я обещала себе, что соберу сегодня стол и кровать. Отказываюсь от кофе. Какой бы ужас не ждал меня дома, время встретиться с ним лицом к лицу.

Оплачиваю счет и еду домой, воздух позднего лета свеж и чист. Обычно по утрам выходных на кампусе Бернема безлюдно, студенты отсыпаются после вчерашних загулов, и я миную всего горстку людей, когда кручу педали вдоль покрытой листвой обочины.

Когда я приезжаю, в квартире тихо. Пристегиваю велосипед к перилам, прежде чем устало затащиться по ступеням и скользнуть ключом в замок. У парадной двери опрятно: изобилие обуви для бега, принадлежащей Келлану, расставлено в ряд у одной стены, а две моих пары с другой. Пристраиваю к ним свои ботинки и взбираюсь по ступеням в гостиную, ожидая обнаружить дюжину незнакомцев, спящих на полу, но там только Кросби, с тряпкой для пыли в одной руке, вытирает кофейный столик.

– Привет, – говорю я. В ответ тишина. Понимаю, что он в наушниках, и говорю еще раз, громче. По-прежнему ничего. Я подхожу и похлопываю его по плечу. Он подпрыгивает и так быстро разворачивается, что мы оба вскрикиваем и, споткнувшись, отлетаем назад. Я к телевизору, шлепнувшись о него лопаткой, а он хватается за диван, удерживая равновесие.

– Черт, Нора! – со смехом сконфуженно восклицает он, выключая mp3 плеер и засовывая его в карман. Он в джинсах и расстегнутой белой рубашке поверх майки, босой, короткие волосы взъерошены, а щеки розовые из-за недавней встряски.

– Ты напугала меня.

– Прости. – Я стараюсь не рассмеяться, но все же не могу сдержать смешок. – Я сказала «привет».

Он приподнимает бровь.

– Я не слышал тебя.

Оглядываюсь на пустоту вокруг. Двери в обе спальни закрыты.

– Все ушли?

– Да. Недавно.

– Как вечеринка?

– Довольно грандиозно.

Я медленно разворачиваюсь, осматривая комнату. За исключением двух полных мешков с мусором, ожидающих на лестнице, мусорной корзины, переполненной бутылками, и известного фото Памелы Андерсен на развороте «Плейбой», прикрепленного к стене, квартира выглядела как обычно. И пахла чистящим средством.

– Что ты сделал такого, что на тебя свалили уборку?

Он пожимает плечами.

– Так получилось. – Он замечает Пэм. – Дерьмо. – Торопится к стене и срывает изображение в натуральную величину.

– Ты и за декор отвечал?

Он краснеет:

– Типа того.

Я передаю ему ключи.

– Спасибо. Я сфотографировала все твои вещи, чтобы выложить на eBay.

– Здорово. А я сдержал свое обещание – никто не заходил в твою комнату кроме меня и парочки стриптизёрш. – Я свирепо смотрю на него, а он мило улыбается. – Тебе нужны новые простыни.

Я направляюсь к своей двери.

– Знаю, что ты разыгрываешь меня, но все равно проверю.

Делаю вдох и поворачиваю ручку. Комната в том же состоянии, в каком я ее оставила.

– Кстати, об этом.

Я подпрыгиваю. Кросби прямо за мной. Так близко, что я чувствую его дыхание на своих волосах, когда он говорит. Не шевелю ни одним мускулом, и каждая вероломная клетка моего тела не желает отходить, хоть я и знаю, что должна.

– О чем? – слышу себя, застыв, как вкопанная...

– Об этом. – Он распахивает дверь и жестом указывает на мою жалкую обстановку. – Почему ты до сих пор не собрала мебель?

Я слегка сникаю, разочарованная. Не знаю, что я ожидала услышать. «Об этой странной химии, которая, кажется, есть между нами. О том факте, что только я остался в твоей квартире, а ты прошлой ночью спала в моей постели. Что мы будем делать с этим?»

Я прочищаю горло.

– Это в списке моих ближайших дел?

– Тебе требуется мужская рука?

Странное покалывание начинается в моих ступнях, поднимается по ногам и сходится в одной точке между бедер. Есть кое-что, где мне понадобилась бы рука, Кросби...

И в прошлом году я бы так и сказала. Но в этом году? Обновленная версия Нора-Боры? Даже после трех месяцев воздержания? Она скажет нет.

– Если ты не возражаешь.

Он хлопает ладонями по бедрам.

– Я не возражаю. Мне нравятся такие штуки.

Я душу на корню странное теплое чувство, которое норовит расцвести, словно оно сорняк, который нужно вывести. Это нелегко, и, может, один или два побега останутся, но я работаю в этом направлении. Особенно когда Кросби снимает рубашку и остается в джинсах и белой майке, а его мышцы напрягаются, когда он хватает коробку с деталями моего будущего стола и кладет на пол.

– У тебя есть канцелярский нож?

– Конечно. Я держу один такой под подушкой.

У него уходит несколько секунд, чтобы понять, что это сарказм.

– Зануда. – Он корчит мне рожу. – У Келлана есть ящик с инструментами под раковиной. Не хочешь принести?

Я возвращаюсь с ящиком, а затем присоединяюсь к Кросби на полу, когда он открывает коробку и находит инструкцию. К моему удивлению, он читает ее. Или, правильнее сказать, рассматривает, потому как на ней нет слов. В любом случае он не старается притвориться, что знает все, словно он мастер-сборщик столов. Закончив с инструкцией, откладывает ее в сторону и начинает собирать детали, говоря мне, что подать, что найти, что делать. Я должна бы быть раздражена, но мне очень не хотелось делать этого самой, поэтому совсем не возражаю. И после целого лета одиночества вроде как приятно с кем-то пообщаться.

– Чем занималась прошлым вечером? – спрашивает он, губами сжимая два шурупа, которые положил в рот, пока вкручивал в дерево третий.

– Особ ничем. – Я концентрируюсь на том, чтобы держать доску под углом в девяносто градусов, чтобы мой стол не кренился. – Просто работала, а затем отправилась спать.

– В пятницу?

– Я не слишком интересный человек.

Он бросает на меня взгляд.

– Уверен, ты очень интересная, Нора.

Я смеюсь, а он улыбается с шурупами во рту, выуживая один и засовывая в следующее отверстие.

– Как ты справился с материалом?

– Что? А, биология? Справился на отлично.

– Молодец.

Он пожимает плечами и берет последний шуруп.

– Знаешь, что странно?

Вся эта ситуация?

– Что странно?

– Я ненавижу колледж.

– Да? Я думала, ты хотел преподавать.

– Да, я хочу быть учителем. Глупо, верно?

– Не совсем.

– Нет? Почему?

– Если это то, чем ты хочешь заниматься, то не вижу в этом ничего глупого.

– Но ведь я ненавижу учиться, – повторяет он. – И у меня отстойно это получается. Почему, ты думаешь, мне приходится часами учить то, что другие усваивают за пять минут?

Я наблюдаю, как он собирает выдвижной ящик, словно хлеб маслом мажет. В нем нет ничего глупого.

– Потому что ты знаешь, какого это – усердно трудиться? – предлагаю я. – В старании нет ничего неправильного.

Он сосредоточен на своем занятии, но я вижу, как его рот изгибается.

– Полагаю, тебе лучше знать.

– Что ты имеешь в виду?

– Я о том, что ты всегда в библиотеке. У тебя пять предметов и работа. Ты тоже усердно трудишься.

Думаю о том, как в прошлом году я делала совсем противоположное и загнала себя в эту ситуацию.

– Ну, мне приходится.

– Да? Почему?

– Чтобы жить хорошо. Разве не этого все хотят?

– Полагаю, так.

– Ты хочешь плохо жить, Кросби?

Теперь он улыбается.

– Да, Нора. Я хочу жить ужасно.

Я смеюсь и подаю ему деталь, на которую он указывает.

– Что ты хочешь преподавать?

Он шумно выдыхает и начинает собирать второй ящик.

– Может, историю.

– Я думала, ты скажешь физкультуру.

– Почему?

Я закатываю глаза.

– Ох, ну не знаю, Кросби. Просто догадка.

– Из-за этого? – спрашивает он, напрягая бицепс. И хотя я изо всех сил стараюсь выглядеть не впечатлённой, легкий трепет сексуального узнавания пробегают по позвоночнику. Он очень… большой.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Он смеется и жестом показывает мне отодвинуться, чтобы он мог собрать другую ножку стола.

– Что насчет тебя? Что сделает твою жизнь такой замечательной?

– Не знаю. Но степень кажется первым шагом.

– Степень в чем?

– Я еще не решила.

– Правда? Я думал, что девушка, которая проводит все лето в колледже, должна работать в направлении определенной цели.

Моей целью было поднять отметки с D- до C+ и отработать два с половиной месяца общественных работ, не привлекая особого внимания.

– Просто стараюсь держаться на высоте.

– Чем ты занималась, когда кампус пустовал?

Сглатываю. Не хочется лгать, но я не готова к тому, чтобы кто-то узнал, насколько я все испоганила.

– В основном просто работала. Училась и работала. Ходила на… прогулки. – И по пути вляпывалась в неприятности.

– Одна?

– На моем этаже жили четыре человека, – говорю я. Восемь в моей уборочной бригаде. – Двое не разговаривали по-английски, а другая девушка проводила двадцать часов в день играя на пианино. Ее пальцы прямо-таки кровоточили.

Он морщится:

– Это отвратительно.

– Расскажи мне о вечеринке.

Он кряхтит.

– Ты не хочешь об этом знать.

– Почему нет? – Если я не могу присутствовать на вечеринках, может, я могу жить опосредованно, через Кросби. Но даже когда я думаю об этом, ловлю себя на том, что надеюсь, он не расскажет о перепихе со стриптизершей – или любой другой девчонкой.

– Ты когда-нибудь бывала на вечеринках братства, Нора?

Избегаю его взгляда. Он наверно думает, что я слишком застенчива, но мне просто сложно встретиться с ним глазами, пока лгу:

– Нет.

– Что ж, держись от них подальше. Они частенько выходят из-под контроля.

– Но ты можешь справляться с этим?

Опять смеется:

– Я вроде как люблю это. Благодаря им я могу выносить все остальное дерьмо. Это единственное, что мне легко дается.

– Тусоваться?

– Да.

Думаю о событиях прошедшего года. Как безрассудно я бросилась в тот мир. Как это было здорово. А потом перестало.

– Как ты развлекаешься? – спрашивает он. Я понимаю, что он старается быть любезным. Представить мои предполагаемые хобби – вязание и наблюдение за звездами – интересными.

– Охочусь на привидений, – говорю я.

– Ты чертова лгунья, Нора.

Я не могу удержать невозмутимое выражение лица.

– Я не развлекаюсь, – говорю ему. И теперь мне легко смотреть ему в глаза. – Я вроде как… не могу.

– Не можешь развлекаться?

– Не могу найти в этом баланс, – поясняю я. – Я не могу как ты – бегать, учиться и тусоваться. Всегда так было. Не знаю, почему.

– Так ты только учишься? Никогда не веселишься?

– Учеба – не самая худшая вещь в мире.

– Ну, похоже на то. Ладно, вставай. – Стол собран, мы оба поднимаемся, когда он ставит его вертикально и двигает к стене. Он немного сдвигает его, взявшись одной большой рукой за край, и я сейчас же хочу сделать что-то «веселое». Почувствовать эту руку на себе. – Нормально смотрится? – спрашивает он.

– Да, – чересчур поспешно говорю я. Слегка задыхаясь.

Он одаривает меня странным взглядом.

– Ты в порядке?

– В абсолютном.

– Кто-нибудь беспокоил тебя прошлой ночью?

– Нет. Я даже не видела никого.

Его нахмуренный лоб медленно расслабляется.

– Хорошо.

Из-за того, что моя кровать занимает слишком много места, мы собираем деревянный каркас в гостиной, где едва хватает места. Как и прежде, Кросби делает всю работу. Я в основном наблюдаю и передаю ему детали. Не знаю, чувствует ли он, что в моей комнате происходило что-то странное, или просто хочет сменить тему, но он снова спрашивает о рисунке «Стив Холт», и мы начинаем говорить о телевидении.

Когда каркас собран, он аккуратно проносит его сквозь дверной проем обратно в комнату. Я стою у края, который ближе к двери и приподнимаю его, затем он поднимает матрас, и я подталкиваю каркас под него. В теории все звучало проще, но в итоге мы ставим все на место, и когда я начинаю расправлять скомканное одеяло, Кросби останавливает меня.

– Что?

– Ты должна убедиться, что она крепкая, – говорит он.

– Прошу прощения?

– Залезай. – Он сжимает мою руку и затягивает на кровать, чтобы я стояла по центру. – Прыгай, – говорит он.

– Я не буду… – чувствую себя абсолютно нелепо.

– Прыгай, Нора. Ради моего душевного спокойствия.

– Я не планирую много прыгать на этой кровати, Кросби. Если каркас сломается, то падать всего шесть дюймов. Я выживу.

Он складывает руки на груди.

– Прыгай.

– Отвали. – Я пытаюсь слезть, но он преграждает мне путь. – Кросби...

– Повеселись, – говорит он. – Хотя бы минутку. Я хочу знать, что ты можешь это.

– Ладно, знаешь что? – Вот теперь я рассердилась. – Я ценю твою помощь, но ты заставляешь меня чувствовать себя по-настоящему глупо. Я умею веселиться, просто сейчас мой выбор – не делать этого. Мне нет нужды развлекать тебя, чтобы быть веселой.

Он выглядит удивленным.

– Это не развлечение. – Затем он бросает взгляд на кровать. – Хотя понимаю, что это можно понять неправильно.

Он не останавливает меня, когда я слезаю, отчего чувствую себя слегка обделенной. Словно это был мой шанс, и я упустила его. И если бы позже я попрыгала на кровати одна, то даже близко не было бы так весело, как при Кросби.

– Окей, – говорит он, наступая на кровать. – Я давал тебе шанс. Но если каркас сломается, виновата в этом будешь ты.

– Что ты…

Он начинает прыгать. Матрас скрипит, подушка подлетает, но ничего не ломается. А он все равно прыгает.

– Это ужасно весело, Нора! – он подражает девчачьему визгу.

– Заткнись и слезай.

– Поверить не могу, что ты пропускаешь все веселье!

– Прекрати.

– Один прыжок.

– Ты сломаешь что-нибудь.

– Кого волнует? Ты же платишь за это.

– Кросби… – Невозможно сохранять невозмутимое лицо. Может, это и начиналось как шутка, но, думаю, сейчас он действительно наслаждается процессом. И когда он протягивает руку, я принимаю ее и взбираюсь на кровать.

– Только один раз, – говорю я.

– Конечно, – соглашается он.

Я подпрыгиваю и каркас ломается.

Нижний левый угол опускается, и матрас соскальзывает к краю. Мы с Кросби падаем, трескаясь лбами и громко вскрикивая от удивления и страха. Когда мы наконец приземляемся, я наполовину свисаю с края кровати, и меня удерживает лишь большая рука Кросби, обхватившая мою талию. Его глаза широко распахнуты от шока, а затем он прищуривается и начинает хохотать. Я выползаю из его хватки, шлепаюсь на пол и тоже смеюсь.

– Блин, – задыхается он. – Нора, мне так жаль.

– Вот, что случается, когда люди веселятся! – говорю я, назидательно поднимая указательный палец. – Больше никогда.

Он шлепает меня по руке.

– Это твоя вина, – говорит он. – Знаю, я не должен говорить этого женщине, но думаю, ты слишком тяжелая. Из-за твоего веса кровать сломалась.

Я вешу сорок пять килограмм, и, как нравилось говорить Марселе, весь мой вес был в моей груди. Я знаю, что нетолстая, и Кросби знает это, поэтому не злюсь по-настоящему, когда подхватываю упавшую подушку и бью его ей.

– Прости, – он смеется и откатывается, его лицо красное. – Я должен был сказать, что у тебя «широкая кость»?

– Иди к черту, Кросби. Отремонтируй мою кровать. – Я чувствую возбуждение и радость, несмотря на бардак. Несмотря на тот факт, что дерево разлетелось на щепки и вряд ли его можно починить.

Он соскальзывает по накренившемуся матрасу и присоединяется ко мне на полу, чтобы обследовать повреждение:

– Мне нужно идти.

– Кросби Лукас.

– Пока, Нора. Береги себя. – Он встает, но на самом деле никуда не уходит, а пялится на сломанную кровать.

Я тоже встаю.

– Заводской брак? – предлагаю я.

– Определенно.

– Полагаю, теперь ее нужно разобрать.

Он смотрит на часы:

– Вау. Уже пора?

Я слегка улыбаюсь.

– Спасибо, Кросби.

– За то, что сломал твою кровать? Нет проблем. Где угодно, когда угодно.

Я смеюсь.

– За первую часть. Это… ничего страшного.

– Я помогу тебе снова упаковать и отвезти ее в магазин. Ты не должна ждать доставку. Мы можем сделать это сегодня.

– Уверена, у тебя есть занятия и получше.

– Есть, но я стараюсь быть джентльменом.

– У тебя получается.

– У кого что получается?

Мы разворачиваемся и видим Келлана – он стоит в дверном проеме, скрестив руки и удивленно подняв одну темную бровь. Предполагаю, что сломанная кровать, разбросанные подушки, постельные принадлежности и сброшенная рубашка Кросби могут навести на мысль, что кто-то на чем-то попался, но… это не так. К сожалению.

– Я купила кровать с дефектным каркасом, – говорю я, указывая на искореженный угол.

– Оу. – Он хмурится и заходит в комнату, чтобы разглядеть получше. – Что ты делала, чтобы сломать кровать?

Так тяжело сохранить невозмутимое лицо.

– Прыгала на ней.

– Ты прыгала на своей кровати?

Кросби кашляет в сгиб руки, стараясь замаскировать смех.

– Да.

– Я удивлен, Нора. Это непохоже на тебя.

– Я подумала, что это должно быть весело.

– Ну, они могут не возместить тебе ущерб, если узнают, что ты прыгала на ней. Это безответственно.

Кросби снова кашляет и вылетает из комнаты. Через мгновение мы слышим, как включается вода на кухне, и я представляю, как он заглушает шумом свой смех.