Под вопросом

– Почему?

Он пожимает плечами, оставляя их приподнятыми, чтобы защититься от холода.

– Просто не в настроении.

Я задумываюсь о его странно асексуальных отношениях с Марселой. Интересно, для каких еще других вещей он «не в настроении»? Я задаюсь вопросом, но не осмеливаюсь спросить, неуверенная что буду делать, узнав ответ.

Десять минут спустя мы оказываемся в своей квартире, по-прежнему дрожа, когда направляемся каждый в свою комнату, чтобы приготовиться ко сну. Я наконец оказываюсь в постели и тянусь, чтобы выключить свет, когда раздается вибрация моего телефона. Еще не взяв его в руки, я уже знаю кто это. Чего я не могу предугадать, так это содержания сообщения.

Я нажимаю на смс и таращусь на два коротких слова на экране.

Я скучаю.

Глава пятнадцатая

На следующий день я возвращаюсь домой из библиотеки, дрожа от морозной погоды на улице. Келлана обычно никогда не бывает в это время, поэтому стало сюрпризом обнаружить его лежащим на диване с накрытой на глаза влажной салфеткой и прижатой к груди тетрадью. Если представить себе мужчину-модель, пытающегося выглядеть одновременно обеспокоенным и задумчивым и у которого это ужасно получается, то Келлан именно такой парень. За исключением того, что он совершенно искренен.

Я разматываю свой толстый шерстяной шарф и вешаю его вместе с курткой на спинку одного из обеденных стульев. После чего сбрасываю рюкзак и направляюсь в гостиную.

– Хэй, – тихо произношу я. – Ты заболел?

Мгновение он остается абсолютно неподвижен, затем медленно качает головой.

– Ты… что-то обдумываешь?

Его губы искривляются, и он снова качает головой. Он не особо двигается, но я замечаю, что его пальцы усиливают хватку на тетради, будто в ней есть что-то, отчего у меня может возникнуть соблазн украсть ее.

– Хочешь побыть в одиночестве?

Продолжительная пауза, затем очередное качание головой. В итоге он тянется и убирает с глаз салфетку. Его глаза слегка покрасневшие, а в остальном он выглядит как всегда прекрасно.

Я сажусь на краешек кофейного столика.

– Что происходит?

Он тяжело вздыхает и старается встретиться со мной глазами, но не может, поэтому вместо этого фокусируется на потолке.

– Ты когда-нибудь… – он замолкает, вновь вздыхает и повторяет попытку. – Ты когда-нибудь задумывалась о своей жизни и понимала, что была реально дурой?

Я вспоминаю весь прошлый год.

– Да.

Он выглядит удивленным.

– Правда?

– Да. Почему, по-твоему, я провожу все время в библиотеке, занимаясь до потери пульса? Предпочитая проводить вечера пятницы дома, вместо того чтобы гулять с друзьями?

– Я думал, у тебя вообще нет друзей.

Я пинаю его в коленку.

– Задница.

Он улыбается и медленно садится.

– Я просто думал, ты книжный червь. Не то чтобы это было плохо, – быстро добавляет он. – Именно поэтому я попросил тебя переехать сюда. Так твое хорошее поведение сказалось бы и на мне. – Он резко вздрагивает и пытается это скрыть.

– Сработало? – спрашиваю я. – Ты провалил предмет? Все дело в этом? – я киваю на тетрадь, и он еще сильнее за нее хватается.

– Не совсем.

– Тогда в чем?

– Ты была счастлива?

– Когда? В прошлом году? – я пожимаю плечами. – Да. У меня были и хорошие времена.

Но он качает головой.

– Нет, в этом году. Когда ты «была хорошей». До встречи с этим загадочным парнем. Была ли ты счастлива не… занимаясь разными вещами?

Чувствую себя участником одного из тех телешоу, где нужно собрать все картинки, чтобы медленно раскрыть тайную загадку. Я переворачиваю дощечки, но ни у одной из подсказок нет смысла. Не спит с Марселой. Не пил прошлой ночью. Защищает эту тетрадь. Тем не менее я продолжаю подыгрывать и морщу лоб, вспоминая дни без Кросби между моим переездом и Хэллоуином.

– Я была счастливой, – отвечаю я, стараясь быть честной. – Но также и скучной.

Он сглатывает и кивает, будто пытается убедить себя.

– Есть же вещи и похуже, верно? Чем быть скучным?

– Конечно есть. Келлан, что происходит?

Он издает стон и пробегает рукой по своим волосам.

– Нора, я облажался.

– Что-то с твоими оценками?

– Нет.

– С Марселой?

– Что? Нет.

Я ломаю голову.

– Проблемы в команде по легкой атлетике?

– Нет.

– Келлан, я правда не…

– Не суди меня, – прерывает он. – Пожалуйста. – Он выглядит не на шутку встревоженным, отчего сама начинаю переживать. Келлан живая мечта всего колледжа: каждая девчонка его хочет, а каждый парень хочет быть им. Если что-то в его мире не так, нам всем кранты.

– Не буду, – обещаю я, надеясь, что так и будет.

– У меня… – он делает глубокий вдох. – В смысле ее уже нет, но у меня была… была… гонорея. – Он выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок.

– У тебя ИППП¹⁵? – эхом переспрашиваю я, всполошившись.

– Была, – быстро исправляет он. – Я начал странно себя чувствовать, поэтому пошел к врачу, он выписал мне антибиотики, и теперь все прошло. Она была, а сейчас ее нет. – У него такие широко распахнутые глаза, а слова вылетают так быстро, что он мог бы запросто вещать о заговоре правительства, надев шапочку из фольги.

Медленно всплывают еще несколько кусочков головоломки, и неожиданная загадка проясняется.

– Так поэтому ты и Марсела не…

Он отмахивается рукой, будто это лишь часть проблемы.

– Ага.

– И поэтому не пил прошлой ночью?

Кивок.

– А Кросби знает?

Он хмурится.

– Нет. Сначала мне было стыдно, а потом он был так озабочен этим вечером живого микрофона, что мне не хотелось добавлять ему проблем.

– Так для чего тетрадь?

Он вздыхает и смотрит на нее.

– Там список.

– Чего? – я задаюсь вопросов, сколько переносчиков ИППП у него могло быть.

– Девушек, – отвечает он, покончив с этой теорией. – Доктор сказал, что симптомы обычно проявляются в течение пары недель, но иногда могут занимать месяцы. А так как у меня было несколько… партнерш, то не знаю, где и когда я заразился. Мне нужно связаться со всеми девушками, с которыми я был, и сообщить, что им нужно провериться.

Я думаю об очень длинных списках на стенах в туалете здания Союза Студентов.

– Это неловко.

Он разворачивает ко мне тетрадь. Список состоит из двух колонок и в нем приблизительно пятьдесят имен. И четыре пропущенных места.

Теперь уже мне нужен горячий компресс.

– Несколько месяцев, – произношу я, стараясь звучать буднично. – Ты перебывал со всеми этими девушками с сентября?

– Я проверяю с января, – говорит он решительно. – Просто чтобы подстраховаться.

– Не думаешь, что это немного перебор? – я отчаянно стараюсь не звучать, так сказать, отчаянно. Потому что даже если мы пользовались презервативом во время нашей злосчастной, бездумной сессии в чулане, мое имя – или вернее, мое пустое место – есть в том списке. Я уверена, что у меня ничего нет, но меня определенно лихорадит. И тошнит. Какие симптомы у гонореи?

– Нора?

Я моргаю и понимаю, что он несколько раз меня окликнул.

– Прости, – качаю головой. – Я просто… рада, что ты в порядке.

– Я тоже. Хотя мне предстоит сделать множество неловких телефонных звонков. И немного усиленных поисков в Facebook. То есть, я даже не помню многих из этих девушек. Это ужасно, не так ли?

Судя по моему опыту, определенно да. Пока это работает в твою пользу. Я щурюсь на список и понимаю, что у некоторых записей даже не стоят имена, а лишь заметки. Кухня на вечеринке в доме «Бета Трета Пи». Бассейн в общественном центре. Рыжая из научной лаборатории.

Келлан трет ладонями лицо и умоляюще смотрит на меня.

– Когда доктор спросил со сколькими девушками я был, и у меня ушла минута на подсчеты, он одарил меня таким взглядом.

– Взглядом?

– Да. Неодобрительным взглядом, – в данный момент он смотрит именно так, демонстрируя его мне. Он больше забавный, но также неодобрительный.

– Оу.

– Он пристыдил меня!

Стараюсь не рассмеяться. Он ведь волен делать что угодно и с кем угодно, но в данном случае этот список точно не для повышения его самоуверенности. Вместо ответа я оседаю на пол, обхватив полусогнутые ноги руками. Сейчас я испытываю слишком много чувств. Удивлена, что он признался мне, и не удивлена, что он подхватил что-то после более пятидесяти случайных перепихов. Переживаю, что могла чем-то заразиться, и с облегчением понимаю, что он никогда не сможет выяснить, что именно я являюсь одним из пробелов в его списке. Нервничаю, что он может попытаться это узнать, и уверена, что он никогда не станет этого делать.

– Я рада, что ты мне сказал, – говорю, когда понимаю, что он ждет, чтобы я что-то сказала. – И тебе нечего стыдиться. – Я не очень хорошая актриса, поэтому у меня уходят все силы на то, чтобы произнести эти слова с каменным лицом. – Если я чем-то могу помочь, просто дай знать.

– Никому не рассказывай, – быстро произносит он. – Прошу только об этом. Я собираюсь выяснить как найти этих девушек, а затем… все закончится.

– Закончится, – повторяю я. – Великолепно.

Я не указываю на тот факт, что в ходе этих более чем пятидесяти уведомлений вероятность того, что данный секрет раскроется, растет в геометрической прогрессии.

Похоже, признание скинуло огромную тяжесть с его плеч, потому что в итоге он наконец мне улыбается широкой, облегченной улыбкой.

– Спасибо, Нора, – говорит он. – Рад, что ты тут. Жаль, что мы не встретились раньше, да? Может, тогда я бы не попал в такую переделку.

* * *

Обычно я работаю по вторникам во второй половине дня, но у меня доклад по археологии в пятницу, поэтому взяла отгул, чтобы было время подготовиться. Вместо того чтобы после утренних занятий пойти прямиком домой, я отправляюсь на велосипеде в студенческий медицинский центр на спешно назначенную консультацию. Хоть и знаю, что вероятность наличия у меня ИППП невелика – я была с шестью парнями и всегда пользовалась презервативами – все же трясусь, пока писаю в стаканчик и протягиваю его медсестре, которая обещает сообщить мне результаты по телефону в ближайшие пару дней.

К моменту возвращения домой я лишь отчасти спокойней, чем была, и последнее что мне хочется там обнаружить это Келлана и Кросби, сгорбившихся над обеденным столом и корпящими над тетрадью Келлана с секс-партнершами. Блин. Еще одна вещь из-за которой мне не стоит волноваться, но скорее всего придется. Потому что за исключением положительного результата теста, последнее, что мне хочется – это чтобы Кросби помог Келлану вычеркивать имена из длинного списка его сексападов, зная, что в нем должно быть и мое.

– Все еще возитесь с этим, да? – говорю я, скидывая свои вещи у себя в комнате, прежде чем присоединиться к ним за столом, и надеясь, что это прозвучало непринужденно, а не резко. Слышала, как Келлан звонил Кросби прошлой ночью, и верно предположила, что он все ему рассказал, а теперь он здесь, как замечательный лучший друг, сравнивает имена/описания, сделанные Келанном, с чем-то в своем телефоне. – Чем именно вы занимаетесь?

Мы с Келланом находимся на противоположных концах стола, Кросби же сидит между нами и в данный момент разворачивает свой телефон так, чтобы я могла видеть экран: на нем снятый вблизи снимок стены в туалете здания Союза Студентов. Список Келлана.

Я стараюсь сохранять нейтральное выражение лица, но Кросби наблюдает за мной и без сомнения ожидает какой-нибудь тирады по поводу «Кросбаб». Вместо этого я спрашиваю:

– Ты уже кому-нибудь звонил?

Келлан кивает.

– Прошло так неловко, как ты и предсказывала.

– Он идет с конца, – объясняет Кросби. – Начинает с самых последних девушек и просит их позвонить в случае положительного результата.

– Я пользуюсь презервативами, – вклинивается Келлан. – Клянусь. А значит, как бы ни заразился сам, я не распространял это повсеместно.

Я киваю, словно полностью с ним согласна. Когда я сдавала тест, медсестра спросила занималась ли я оральным или анальным сексом с инфицированным человеком, что потребовало бы взятие мазка. Мы с Келланом ничем подобным не занимались, но так как я была свидетельницей как ему делали минет без презерватива – через сорок пять минут после нашего перепиха в чулане – я знаю о еще одной вероятности, где он мог ее подцепить. А если это произошло однажды, то могло бы произойти и дважды. Или – я щурюсь на тетрадь – шестьдесят два раза. Ну, шестьдесят один, ведь я могу исключить себя из возможных оральных переносчиков гонореи.

Я хмурюсь и беру в руки тетрадь. В туалете указаны фактические имена, ведь их обновляет не Келлан. Однако, заметки Келлана совершенно другие. В них записи в стиле: начинается на С или К, блондинка в голубом платье, официантка из закусочной Тапас, девушка с автобусной остановки, и девушка, похожая на Кейт Миддлтон.

– Ты никогда не спрашиваешь у них имен? – задаю я вопрос. – Хоть раз? – Это не очень утешительный приз, но по крайней мере я не единственная безымянная запись в этом бардаке. Хотя меня, кажется, тоже нельзя описать подробней.

– Эй, – говорит Кросби, стреляя в меня острым взглядом, когда Келлан морщится. – Никакого осуждения.

Я закатываю глаза. Он тоже есть на той стене в туалете, и мы все это знаем. Он пытается защитить не только честь Келлана.

– Никаких осуждений, – говорю я, поднимая руки вверх словно сдаваясь. – Это просто немного бы все… облегчило.

Келлан вздыхает.

– Знаю. Урок выучен.

Я тыкаю в верхнюю часть списка.

– Так это самые последние девушки? – Там порядка десяти кандидаток, охватывающих период с октября по ноябрь.

– Да. Сегодня я поговорил с тремя из них, так как они из моей научной лаборатории, и у нас в классе есть список контактов. – О, Боже. – А эти две работают в баре рядом с библиотекой, так что скорее всего я могу найти их довольно легко. Эта – он указывает на номер шесть, обозначенную как Розовые шорты с полоской – по четвергам бегает тем же маршрутом, что и я, значит можно поговорить с ней тогда. Номер семь сестра Дэйна, а восьмая – его кузина...

– Дэйна? – перебивает Кросби, выглядя встревоженным. – Дэйна, который живет от меня дальше по коридору? Дэйна, который думает, что его сестра собирается стать монахиней?

Келлан присвистывает:

– Она определенно не собирается быть монашкой.

– О, Господи.

– Ты можешь попросить у Дэйна их телефоны? Эм, и узнать их имена?

– Убей меня. – Кросби смотрит на меня. – Пожалуйста, Нора. Просто избавь меня от страданий, прежде чем это сделает Дэйн. – Он разворачивается к Келлану. – Как ты с ними познакомился? Они даже не бывают в Бернеме.

– Они были на вечеринке по случаю Хэллоуина.

– Ты сказал, что не спал ни с кем в ту ночь!

– Я не говорил, что не раздобыл тогда парочку номеров и не перезвонил им на следующей неделе!

– А что на счет Мисс Луизиана?

– Ее номер я тоже заполучил, – и он гордо вскидывает вверх руку. – И ее зовут Дана, – пауза. – Или Дарла.

– Ты все только усугубляешь.

– Парни! – восклицаю я. – Давайте сосредоточимся. – Чем быстрее мы найдем ту девушку, тем скорее закончим охоту. Учитывая временные рамки, я наверно пробел под номером сорок один или сорок два, что дает мне двадцать шансов закончить поиски, прежде чем они начнут пытаться вычислить меня. – Что насчет номера восемь? Мега горячая любительница специфического секса?

Кросби выглядит заинтригованным.

– Любительница специфического, да? Насколько специфического ты имеешь в виду?

Я забываю о том, чтобы поморщиться и пинаю его в голень. Он корчится и хмурится на меня, но Келлан этого даже не замечает.

– Очень, – уверяет он мечтательно. – Помнишь, когда мы пошли в тот клуб в начале этого года во время поездки команды по легкой атлетике? – это обращено к Кросби.

– С пеной или змеями?

– С пеной.

– Да.

– Она работала официанткой и была одета в белое кожаное платье – самое крошечное, что я когда-либо видел, несмотря на ее массивную… – Келлан прерывается, вспомнив, что я сижу от него в трех футах. – Ох, у нее было роскошное тело. В общем, мы танцевали, а пена все собиралась, и она продолжала тереться об меня, поднимая платье дюйм за дюймом, пока не показалась вся ее задница, разделенная пополам лишь маленькой тесемочкой красных стрингов. Ну и я типа «Твое платье задралось», а она типа «Знаю», а я типа «Хочешь пойдем куда-нибудь?», а она типа «И здесь хорошо». И следующее, что я помню, мы уже трахаемся прямо там, на танцполе. Было горячо. – Он подпирает рукой подбородок. – Я скучаю по ней.

Я знаю, что должна быть возмущена или обижена, или как-то среагировать на эту историю, но эти последние слова – я скучаю по ней – заставляют меня думать лишь о Кросби. Его сообщении. Его пальцах. Его теле. И о том, как сильно его хочу. Я бросаю на него взгляд, и он смотрит на меня, в его глазах отражаются те же мысли.

Кросби прочищает горло.

– Ладно, – говорит он, ерзая на своем стуле. – Ты знаешь, где она работает. Вероятно, можно позвонить в клуб и оставить свои контактные данные. Будем надеяться, она тебе перезвонит.

Келлан кивает.

– Хорошая мысль, так и сделаю.

Я перевожу дыхание.

– Номер девять? Лин с лестничной клетки в тренажерном зале? Ты встречаешься с девушками на лестничных пролетах? – есть ли такое место, где он не может встретиться с женщинами?

– Мы не «встретились» там, если ты понимаешь, о чем я, – задумчиво усмехается Келлан. – Или вернее, мы встретились там с целью быстрого…

– Думаю, я поняла.

– Она волейболистка, – добавляет он, хоть я и не спрашивала. – Мы трахали друг друга глазами некоторое время, а после одного из ее матчей мы столкнулись и решили пойти заняться этим. Она не снимала наколенники, если ты понимаешь, о чем я.

Я потираю свое покрасневшее лицо. Возмутись, – говорю я себе. – Негодуй! Но все что я делаю – это представляю себя в колено-локтевой позе, а Кросби за мной, передо мной, подо мной вытворяет множество грязных штучек.

Я сбилась со счета, сколько раз мы занимались сексом с той ночи на переднем сиденье его машины. Он регулярно забирает меня после работы, и мы едем куда-нибудь, чтобы пошалить по возможности. Из-за того, что на улице холодно, а я не хочу, чтобы меня арестовали за непристойное поведение в общественном месте – снова – нам приходится быть креативными. Работа ручкой на заднем ряду почти пустого кинозала, по-быстрому у стены в подсобке «Бинс», после того как я впускаю его через черный ход, одна мучительная попытка протиснуться на заднее сиденье его машины, которая закончилась синяками от ремней безопасности на наших телах и клятвой больше никогда не пытаться это повторить.

В итоге мы дошли до такого состояния неудовлетворенности, что я натянула на голову капюшон своей куртки и скрыла лицо, пока мы неслись вверх по лестнице в его комнату в доме братства, так отчаянно желая заняться полностью обнаженным, нормальным сексом, что была готова не обращать внимания на последствия. К несчастью мы оказались не единственными, у кого на уме был секс, и его сосед за стенкой вместе со своей очень звучной партнершей старались изо всех сил наполнить дом звуками своего секса. Когда стена задрожала так, что затряслась кровать Кросби, он накинул джинсы и рубашку и вылетел из комнаты, грозя парню кастрацией, если тот не притихнет. По его возвращению ни у кого из нас уже не было настроения.

К том моменту, как Келлан ознакомил нас с деталями своих шалостей с номером десять (либо Тиффани или Бриттани, но точно с «и» на конце), я уже готова воспламениться. Мне едва удается усидеть на месте, бедра сводит от нужды, и я достаточно знакома с раскрасневшимися щеками и потемневшим взглядом Кросби, чтобы понять, он на аналогичной «грязной странице». Проблема в том, что нам некуда пойти, чтобы ее «прочесть».

Неожиданно звонит телефон Келлана, вырывая всех нас из этого странного сексуального дурмана.

– Это Дэйн, – шепчет он, прежде чем ответить на звонок и поздороваться.

– Хорошо, – отвечает он. – А у тебя? – он кивает и слушает, кивает и слушает, затем почему-то поднимает вверх большой палец. – Он тут, – говорит он. – Конечно, я ему скажу. Круто. Скоро увидимся. – Он вешает трубку и расплывается в улыбке, будто не может поверить в свою удачу. – Это здорово!

Мы с Кросби обмениваемся настороженными взглядами.

– Правда?

Он разворачивается к Кросби.

– Дэйн сказал, что сегодня они собираются прикольнуться над «Каппа Дельтой» и нам нужно там быть. Вообще-то, нужно отправляться прямо сейчас, чтобы помочь с приготовлениями. Давай же. Ты же пришел сюда пешком, верно? Я отвезу тебя.

Румянец Кросби усиливается, и я вижу, как вздымается и опадает его грудь, когда он пытается успокоить дыхание.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Ты сможешь поговорить с Дэйном и раздобыть мне те телефончики. Пошли, – он хватает тетрадь и швыряет ее в свою комнату, где та опускается на пол словно птица, умирающая от сексуальной неудовлетворенности.

Я раздосадовано упираюсь взглядом в свои руки, сцепленные на столе, в стремлении удержаться от того, чтобы заграбастать Кросби и утащить его в свою комнату, крича Келлану, что уговор отменяется и он может вновь спокойно приводить в квартиру любую девушку, которую ему заблагорассудится.

– Вообще-то, – напряженно произносит Кросби. – Я присоединюсь к тебе чуть позже. Я хотел попросить Нору просмотреть мой доклад по английскому. Она сказала, что не против проверить его перед сдачей. Это всего пару страниц.

Я никогда не соглашалась проверять его доклад, ведь его не существует. Но Келлан этого не знает, а я более чем желаю подыграть.

– Ты его закончил? – спрашиваю я. – Здорово. Конечно, я просмотрю.

Келлан хмурится.

– А ты не можешь просто отправить его на мыло?

– Я принес распечатку, – говорит Кросби. Он тянется к своей сумке и передает мне скрепленную кипу листов. Это куча рецептов протеиновых коктейлей, способствующих быстрому наращиванию мышц.

Келлан берет с дивана свою куртку и надевает ее.

– Что ж, ладно. Это займет больше пятнадцати минут? Мне нужно заправить машину, так что мы просто смотаемся, заправим ее и вернемся за бумагами – хватит времени? Знаю, что вы оба стараетесь получать хорошие оценки, но сегодняшняя ночь реально важна. В прошлом году «Каппа Дельта» обернули дом «Альфа Сигма Фи» в туалетную бумагу. Использованную туалетную бумагу. Помните?

– Да… – Кросби и я обмениваемся вымученными взглядами.

– А почему бы тебе не заправить машину и прихватить меня уже на обратном пути? – предлагает Кросби. – Я не хочу на заправку.

– Почему не хочешь?

– Там, э-э, угар. От него меня тошнит.

– Правда? С каких пор?

– Всегда.

– Блин, мужик, а я и не знал. – Келлан смотрит слегка скептически, но затем просто качает головой. – Ладно. Я заправлюсь и вернусь за тобой. Думаете, к тому времени вы закончите?

Мы оба замираем. Я первой прерываю молчание.

– Если я буду действовать быстро.

– Не думаю, что это займет так много времени, – добавляет Кросби. – Доклад полностью готов к работе.

Келлан пялится на нас словно мы чудики, затем пожимает плечами.

– Окей, ладно. В общем я пришлю сообщение, когда вернусь. – Наконец он надевает кроссовки, берет ключи и уходит.

Через полсекунды после того как дверь за ним закрывается, Кросби оказывается на мне.

– Ох, слава богу, – бормочет он. Он вырывает у меня из рук бумаги и сметает их на пол, после чего впивается в меня неистовым поцелуем.

– Наконец, – вновь бормочет он мне в губы. – Я умираю.

– Ты умираешь? Я уже несколько дней умираю.

– Держу пари, я больше.

– Держу пари, я сильнее.

С трудом мы встаем на ноги, и я чувствую, как его эрекция упирается мне в живот. Сильно – это подходящее прилагательное.

– Ты выиграл.

– Если мы сделаем это правильно, то оба выиграем.

Я стону в его рот, пока его пальцы расстегивают пуговицы моей блузки. Он даже не заморачивается на то, чтобы расстегнуть мой бра, просто стягивает вниз чашечки и накрывает мои груди руками.

– Кросби, – задыхаюсь я. – Быстрее.

– Мне все время хочется это сделать, – говорит он, отстраняясь на некоторое время, чтобы взглянуть на меня, его пальцы легонько теребят мои соски. – Я думаю о тебе каждый день.

На нем старая концертная майка поверх футболки с длинным рукавом, через голову я стягиваю с него верхний слой и бросаю на пол.

– Я тоже, – встаю на цыпочки, чтобы снова его поцеловать. – Этого недостаточно.

– Нет, – стонет он. – Недостаточно.

Заслышав скрежет ключа, мы отскакиваем друг от друга. Я запахиваю полы блузки и ныряю в свою комнату, пытаясь поправить бра. Слышу проклятия Кросби, затем его майка пролетает мимо меня и опускается на мою кровать – очень слабая попытка скрыть улику.

Я стою спиной к комнате, когда до меня доносится топот ног Келлана, поднимающегося по ступенькам.

– Я забыл телефон.

– Ах, верно, – голос Кросби звучит хрипло и раздраженно.

– Ребята, вы уже закончили?

Мое тело скручивают спазмы сожаления, что все закончилось еще даже не начавшись.

Оборачиваюсь и вижу, что Келлан смотрит на пол, где лежит сметенный со стола «доклад» Кросби. Не задумываясь, я хватаю со своего стола какие-то бумаги и машу ими, чтобы его отвлечь.

– Я подумала, что здесь мне будет проще прочесть, – лгу я. – Так Кросби бы не дышал мне все время в затылок.

Кросби скрещивает руки на груди, отчего его бицепсы бугрятся.

– Я просто хочу убедиться, что ты хорошо потрудилась.

– Нора всегда хорошо трудится, – отвечает Келлан рассеяно. – К тому же она быстрая.

О, боже.

– Вернусь-ка я к работе.

– Точно. Я скоро вернусь. Не напрягай ее слишком сильно, – добавляет Келлан, тыкая в Кросби. – Она делает тебе одолжение.

– Я очень благодарен, – отвечает Кросби, не моргнув и глазом.

– Вот и правильно. Я скоро, – Келлан сбегает по лестнице вниз и исчезает за дверью. На этот раз мы подбегаем к фасадному окну и прячемся за занавесками, наблюдая за тем, как он садится в машину и уезжает вниз по улице.

– Трахни меня, – бормочет Кросби, хватая меня за талию и прижимая спиной к стене.

– Таков план, – говорю я.

Он смеется.

– Ну же, давай. Покажу тебе как сильно я на самом деле благодарен.

Мы в рекордное время раздеваемся до нижнего белья, Кросби подхватывает меня под попу и приподнимает, в итоге я зажата между его грудью и стеной. Обхватываю его ногами и чувствую, как член упирается в ткань моих трусиков. Я задыхаюсь и вращаю бедрами, отчаянно нуждаясь в большем трении. Просто отчаянно, в прямом смысле этого слова.

– Хотелось бы, чтобы у нас было больше времени, – шепчет он, проводя языком по моей шее, легонько покусывая мои соски. – И дверь с замком, от которой у него бы не было ключей.

– Знаю. Знаю, – мне не особо удается думать, когда его рука скользит мне в трусики, проводит по моей попке и опускается ниже, мне между ног, находя ожидающую его влагу.

– Ох, блин.

Я поддерживаю его мнение, когда один из его толстых пальцев проникает в меня. А пару секунд спустя уже цепляюсь за его шею, мои короткие ногти впиваются в мышцы его спины, в то время как я разрываюсь между мольбой о большем и заверениями, что больше не могу ждать.

– Нора, я… Вот, блин, Нора, думаю, что я… – он опускает меня и теперь я уже стою на ногах, пока он торопится к своим брюкам, чтобы достать презерватив. Он дрожит, надевая его, и я понимаю, что в таком состоянии он уже не сможет снова меня приподнять. Говоря по правде, пока он меня трахает, меня не заботит каким именно способом он это делает.

Нет времени дискутировать, так что я просто скидываю с себя трусики и перекидываюсь через подлокотник дивана.

– Давай так, – говорю ему.

Он приподнимает брови.

– Ты уверена?

– Да.

Наши предыдущие встречи не давали особой возможности разгуляться, разве что делать все лицом к лицу и пару раз при случае нырять руками друг другу в трусы. Мы никогда не занимались этим в позе сзади и не пробовали орал, поэтому, когда он входит в меня, я думаю о том, как много раз нам предстоит еще встретиться, чтобы опробовать все, чего мы не делали. Все, что мы хотим сделать. Абсолютно все, на самом деле.

В рекордное время я толкаюсь назад и прикусываю губу, чтобы заглушить крики. Его пальцы крепко впиваются в мои бедра, моя плоть горит, но я даже не пытаюсь его остановить. Следующее, что понимаю – я кончаю, пальцы цепляются за диван, мышцы напрягаются, обхватывают, сжимают. Кросби кряхтит позади меня, ощущая силу моих судорог, и вскоре я слышу, как и он кончает, сгорбившись надо мной и зарывшись одной рукой в моих волосах, словно удерживая себя на якоре.

– Нора, – стонет он, рвано дыша, его бедра грубо врезаются в мои, когда он забывает об утонченности и просто откликается на потребности своего тела. – Нора, Нора, Нора.

Я еле поднимаюсь и кладу ладонь на его затылок – единственное на что у меня хватает сил.

– Кросби.

Глава шестнадцатая

Две ночи спустя я бреду по тротуару в сторону нашей квартиры. Сейчас без четверти восемь, а Келлан днем прислал сообщение с просьбой, если не сложно, вернуться домой только после семи. Я полагала, что прошло достаточно времени между известием о гонорее и ее лечением, чтобы он мог вновь включиться в игру, и если не ошибаюсь, он планировал что-то вроде свидания для Марселы. Нэйт по-прежнему приводит Селестию в кофейню, а Марсела все еще злится, и хотя я могу придумать для них миллион дел, или людей, которыми они могут заняться, это их право на ошибку. Все совершают ошибки, уж кому как не мне это знать.

Подглядываю в окно нашей гостиной, оттуда виден слабый свет, будто в одной из спален оставили включенной лампу. Не горю желанием нарушить уединение своего соседа с моей лучшей подругой, но я замерзла и проголодалась, только что провела два часа, зубря неправильные французские глаголы, и мне хочется домой. Если потребуется, я тихонько проскочу в свою спальню, закрыв глаза и прикрыв уши, и даже посплю в наушниках.

Заходя в квартиру, издаю максимально много шума, но меня не встречает картина обнаженных, извивающихся тел. Вместо этого вдыхаю приятный желудку запах чеснока, томата и горячего хлеба. Торопливо стягиваю сапоги и вешаю куртку на вешалку, после чего поднимаюсь по ступенькам, молясь, чтобы там осталось немного еды.

На верхней ступеньке я резко останавливаюсь.

Там Келлан. Зажженные свечи. Стол, накрытый на двоих.

И ни следа Марселы.

Мой взгляд шарит по комнате, подмечая удивительно романтичное оформление.

– Э-э… что происходит?

Он стоит на кухне в темных брюках и белой сорочке с закатанными рукавами, обнажающими его сильные руки. Ноги босые и на нем фартук, если не ошибаюсь, «одолженный» в «Бинс». Он помешивает горшочек, судя по запаху, с томатным соусом и, кажется, ждет. Меня.

Надеюсь, что нет.

– Ты кого-то ждешь?

Он ухмыляется, как дьявольски красивый парень в любой романтической комедии, которого, как ты знаешь, не существует в реальной жизни. За исключением того, что он есть. И он прямо здесь.

– Ждал, – говорит он. – Присаживайся. Надеюсь, ты голодна.

Я таращусь на стол, как на бомбу.

– Что происходит?

Он пробует соус и одобрительно кивает.

– Я думал о том, какая ты замечательная, – говорит он. – Как хорошо ты отнеслась ко всей этой ситуации, происходящей в последнее время, и просто какой отличной соседкой была. Затем я вспомнил, что мы должны были как-то сходить на ужин, а я полностью забыл о нем, поэтому решил подготовить что-то особенное.

Я не могу заставить себя сдвинуться с места. Атмосфера тут не особенная, она – странная. Он передвинул стол в гостиную, так как там больше места, и накрыл его чем-то похожим на сложенную вдвое белую простыню. На столе стоят тарелки, бокалы для вина и свечи. Еще с полдюжины свечей расставлены по комнате, создавая очень уютную – и неловкую – атмосферу.

Таймер на духовке звенит и Келлан достает противень с горячим и восхитительным чесночным хлебом, масло все еще шипит, когда он ставит его на разделочную доску. Желудок призывает меня поместить попу на стул, а сердце говорит, что кое-кто очень неправильно это расценит. Голова же твердит, что все это плохо кончится.

– Ну же, – говорит Келлан, держа в руке чесночный хлеб. Я чувствую легкий нажим его пальцев на мою поясницу, пока он подводит меня к столу и ставит на него хлеб, затем выдвигает для меня стул и кладет руки мне на плечи, призывая сесть. Конечно же, именно в этот момент Кросби входит в парадную дверь.

Мы все трое замираем, являя собой сложную, определенно неромантичную, чесночную картину. Кросби все еще в куртке с видеоигрой в руках и открытым от удивления ртом. Он таращится на нас, взгляд сфокусирован на руках Келлана лежащих на моих плечах, затем он переводит его на свечи, бокалы для вина, охватывая все до чертовых мелочей.

– Кросби… – начинаю я.

– Хэй, – говорит Келлан.

Рот Кросби приходит в движение, но пару секунд он не произносит ни слова.

– Я хотел вернуть твою игру, – наконец говорит он. Очень медленно он тянется, чтобы положить игру на шкафчик, и даже Келлан – восхитительно тупой Келлан – понимает, что что-то не так.

– Ты в порядке? – спрашивает он, опуская руки и делая шаг к другу. – Крос?

Но Кросби сейчас смотрит лишь на меня, в его карих глазах одновременно боль и недоумение. Я знаю, что у него никогда раньше не было подружки – не то чтобы я его девушка – поэтому он определенно не был в ситуации, когда ему изменяли. Но также я знаю, что он кореш в истории Келлана: Келлан получает Мисс Луизиану, Кросби достается Вице-мисс. Все эти вопросы на тему была ли я влюблена в Келлана или нет, наконец мне удалось их прояснить с ним, а теперь вот это.

– Кросби, – снова говорю я, но он лишь качает головой и сбегает вниз по лестнице, а секунду спустя дверь с грохотом хлопает, от ледяного ветра пламя свечей трепещет.

– Что, черт побери, это было? – спрашивает Келлан, пробегая рукой по своим волосам. – Я же сказал, что если он очень хочет, то может оставить у себя игру до завтра.

Я качаю головой и смаргиваю щиплющие глаза слезы вины. Наверно, мне следует отпустить его. Наверно, мне не следует гнаться за ним по морозу и умолять меня выслушать. Да и вообще в первую очередь не стоило все это затевать.

Но я это делаю.

Я мчусь вниз по ступенькам, замешкавшись лишь, чтобы втиснуть ноги в сапоги, и распахиваю дверь. От холодного воздуха перехватывает дыхание, но я замечаю его в полуквартале вниз по улице. Даже не думая, я перехожу на бег. Воздух кажется таким морозным, будто потрескивает. С голых деревьев осыпается легкий налет инея, блестя в свете уличных фонарей, прежде чем растаять на моих волосах.

– Кросби! – кричу я.

Вокруг никого, ни звука, ничего. Я знаю, он меня слышит, но не останавливается, даже наоборот еще больше сутулит плечи и ускоряет шаг.

– Кросби! – я увеличиваю скорость. Легкие горят от холода, и я не в форме, к тому же дрожу в своей тонкой кофте и леггинсах, чувствую, как волосы выбиваются из собранного хвостика и бьются о шею.

– Кросби! – кричу я. – Стой! – я нахожусь от него на расстоянии трех машин, когда он, наконец, останавливается, однако не поворачивается. Его руки засунуты в карманы джинсов, и я вижу, как его учащенное дыхание выбивается частыми белыми облачками пара. Я задыхаюсь, когда, наконец, добегаю до него, хватаю его за руку, чтобы удержать равновесие и почти что падаю, когда он одергивает ее.

Я готова к его обиде, но не откровенной ярости на его лице.

– Кросби, – мой голос срывается на полуслове. – Это не…

– Не утруждай себя, Нора. – Он смотрит мимо меня, просто вдаль улицы.

– Я вернулась домой лишь две минуты назад, – говорю я. – И не знала, что он это планирует.

– Верно.

– Я думала у него свидание с Марселой.

– Ты говорила, тебе известно, что они не влюблены друг в друга.

– Так и есть. Они… Я не знаю. Я не знаю, Кросби. Но я не влюблена в него. И никогда не буду. Это правда просто неудачное стечение обстоятельств.

Он качает головой, но не двигается с места.

– Почему-то ты хотела держать нас в секрете. Это никак не было связано со мной или тем дурацким списком перепихов.

– Было, но теперь уже нет.

Его челюсть двигается, а ноздри шевелятся, когда он вздыхает. Он зол, но все еще стоит тут. Он слушает и хочет мне верить.

– Клянусь, – добавляю я. – Клянусь. Пожалуйста, не надо… – я осекаюсь, чтобы перевести дыхание и не начать плакать, что еще больше бы усугубило ситуацию. – Пожалуйста, возвращайся со мной.

– Зачем?

– Потому что больше нет никаких секретов. Чтобы мы все вместе поели спагетти. Это будет ужасно, но давай просто сделаем это.

Наконец он переводит на меня взгляд.

– Я никому не скажу, – говорит он.

– Что?

– Если ты делаешь это, потому что думаешь, я всем расскажу о том, что мы спали вместе, то я так не поступлю. Если ты хочешь быть с ним, если ты уже с ним, я не буду распространять слухи. Я это на хрен переживу. Не ври мне.

– Я никогда тебе не врала. – Я сглатываю комок вины. Недоговаривать это же не совсем ложь, верно? – И я не опасаюсь тебя. Ты мне нравишься. Только ты.

Он потирает рукой лицо и, наконец, замечает, что я морожу себе задницу. Руками я обхватила по-прежнему урчащий живот и подпрыгиваю на месте, чтобы согреться.

– Где твое пальто?

– Я не остановилась, чтобы прихватить его.

– Ну, а надо было. На улице холодно.

– Что ж, если выбор стоит между пальто и тобой, я выбираю тебя.

Это конечно мега банально, однако его лицо смягчается, а губы нехотя изгибаются. Он смотрит на меня сверху вниз и верит тому, что видит.

– Ладно, Нора. Пошли.

* * *

Пять минут спустя мы сидим за обеденным столом, чтобы принять участие в самом ужасном званом ужине в мире. Я вынесла для Кросби стул из своей комнаты, пока Келлан молча задул все свечи и поставил на стол третий прибор. Мы сидим перед тремя нетронутыми тарелками со спагетти и чесночным хлебом, не желая или не в состоянии встретиться друг с другом взглядом.

Келлан заговаривает первым.

– Серьезно? – бормочет он, качая головой. Хватает свой чесночный хлеб и откусывает большой кусок. – Вы вместе?

Мы с Кросби переглядываемся.

– Да, – наконец отвечает Кросби.

– Как давно?

Я грызу свой чесночный хлеб, как провинившийся кролик.

– С Хэллоуина.

– Хэллоу… – глаза Келлана округляются. Он пялится на меня, но указывает на Кросби. – Так это тот?..

Я знаю, что он говорит о презервативе, поэтому обрываю его.

– Да.

Он переводит взгляд на Кросби.

– Ты сказал, что трахнул Мисс Вашингтон!

– Ну, она из Вашингтона.

– Не могу в это поверить. У меня под носом.

Я тоже не могу поверить и в итоге начинаю смеяться. Так сильно смеюсь, что плечи сковывает, а глаза слезятся, и я даже немного пофыркиваю. Откидываюсь на спинку стула, запрокидываю голову и просто искренне, черт побери, смеюсь.

– Вы просто трахаетесь или все серьезно? По-настоящему парочка?

Вопрос очень быстро меня отрезвляет. Я выпрямляюсь на своем стуле, и мы с Кросби обмениваемся взглядом.

– Все серьезно, – говорит он тихо, беря в руки вилку и накручивая спагетти. От этих слов мое сердце сжимается, ведь я знаю, что он никогда раньше ни о ком такого не говорил. Как, впрочем, и я.

Келлан снова кусает свой хлеб и жует, изучая нас.

– Я знал.

– Ты знал? – переспрашивает Кросби с сомнением в голосе.

– Ага. Ты изменился в этом году. Я знал, что что-то происходит. – Он опускает голову, неохотно соглашаясь. – Я не знал, что дело в Норе, но понимал, что что-то было.

Челюсть Кросби дергается.

– Понятно.

– Сначала ты начал обращать внимание на цыпочек в очках, после того как Нора впервые пришла осматривать квартиру. Я решил, что у тебя просто новый фетиш, но это было из-за того наряда, в котором она заявилась. Из-за него она выглядела ботаном. – Он кивает на меня. – Без обид.

Я закатываю глаза.

– Я не…

– И то, как ты продолжал менять маршруты наших пробежек, чтобы они проходили мимо «Бинс», а потом заговаривал о брауни, чтобы я предложил зайти.

– Вовсе нет…

Келлан смотрит на меня.

– Это была его идея пригласить тебя на вечеринку Хэллоуина. То есть, я был не против, но это он предложил.

Кросби пялится на него.

– Что бы…

Келлан невинно пожимает плечами, хотя все мы знаем, что он далек от этого. И в то время как Кросби выглядит немного растерянным из-за того, что раскрылась его стратегия соблазнения уровня восьмого класса, мое сердце несется со скоростью миля в минуту. Не знаю никого, кто бы вкладывал во что-либо столько сил, как он. Особенно в отношении меня.

– Спасибо, – говорю я.

Судя по всему, ему требуется небольшое усилие, но все же он переносит свое внимание от Келлана и фокусируется на мне.

– Спасибо?

– Да, – я слегка пихаю его ногу под столом. – Если все, что он говорит, правда, то спасибо тебе.

Он краснеет, когда улыбается.

– Всегда пожалуйста.

Остальная часть ужина лишь чуть менее неловкая, хотя, должна признать, весьма странно, когда Келлан прибирается на кухне, пока Кросби играет в видеоигры, а я работаю над конспектами по археологии. Никто особо не разговаривает, в итоге Келлан присоединяется к Кросби, и они некоторое время заняты стрелялками. Около одиннадцати мне надоедает анализировать пещерные раскопки в несуществующем регионе Маларуху, я отключаю свой ноутбук и отправляюсь в ванную почистить зубы и умыться. Когда я выхожу, звук взрывов резко прекращается и Кросби переводит взгляд с меня на Келлана и обратно, а затем медленно встает.

Он нерешительно потирает руки о свои джинсы, и я понимаю, что мы на переломном этапе. Если он останется на ночь, все условия моей договоренности с Келланом отправятся к чертям. Если же он пойдет домой, вся видимость наших отношений попадет под сомнения. Мы находимся в одной комнате с самым популярным парнем на кампусе и все же выбираем друг друга.

– В ванной есть дополнительная зубная щетка, – предлагаю я. – Если хочешь почистить зубы, прежде чем лечь в постель.

Я вижу, как в его глазах вспыхивает огонь, и очень медленно он кивает.

– Так и сделаю.

– Блин, – стонет Келлан. – Отныне что, всегда так будет?

– Я знаю, что мы не об этом договаривались, – говорю я, балансируя на подлокотнике дивана, когда Кросби уходит готовиться ко сну. – Прости, что все так обернулось.

Он качает головой.

– В прошлом году я жил в общаге, – говорит он. – Ты, правда, думаешь, что я не слышал, как Кросби трахается… – он слишком поздно осекается.

Я скрещиваю на груди руки.

– Да?

– Чувак! – восклицает Кросби позади меня.

Келлан колеблется, затем снимает игру с паузы, очень сильно увеличивает звук и старательно нас игнорирует. Медленно я оборачиваюсь к Кросби.

– Это было в прошлом году, – быстро говорит он. – Теперь я другой.

С вызовом смотрю на него, а затем смягчаюсь.

– Я тоже.

Он явно вздыхает с облегчением, следуя за мной в спальню, закрывая дверь и ожидая, пока я не включу ночник, прежде чем выключить верхний свет.

– Не сердись, – говорит он.

– Я не сержусь. – Выскальзываю из джинсов и свитера и натягиваю топик, потянувшись за шортиками, я замираю. Оглядываюсь через плечо и обнаруживаю, что он пялится на мой зад.

– Мне заморачиваться их надеванием?

Он скидывает рубашку и штаны так быстро, что чуть не падает.

– Нет, – говорит он, утягивая меня на кровать. – Тебе они не понадобятся.

* * *

Кросби Лукас – мой парень.

Я не единственная, кто ошарашен этим известием, но мне действительно плевать, что говорят другие. Ну, кроме Марселы, которая устроила мне нагоняй за то, что хранила от нее секреты.

Спустя два дня после провального ужина со спагетти превратившегося в разоблачение отношений, во время своего пятнадцатиминутного перерыва я сижу напротив Кросби за одним из крошечных столиков в «Бинс» и уплетаю булочку с корицей. Нэйт относит мое превосходное настроение к куче получаемых мной оргазмов, и я правда наслаждаюсь ими, но мое воодушевление в неменьшей степени вызвано утренним телефонным звонком из медклиники кампуса, в ходе которого меня проинформировали, что мои анализы чистые. Я этого и ожидала, но все же приятно получить подтверждение.

Под фартуком на мне водолазка, но я все еще дрожу от ворвавшихся в помещение вслед за вошедшим посетителем ноябрьских ветров.

– Брр, – говорю я, проводя пальцем по оставшейся на тарелке сливочно-сырной глазури. – Ненавижу холод.

– Серьезно? – Кросби кладет себе в рот последний кусочек булочки с корицей. – А я люблю зиму. С ней связан снег, День Благодарения, Рождество и Новый Год – это здорово.

– День Благодарения – осенью.

– Почти зимой. Главное, что зима – это классно, а ты не права.

– Ха, вздор.

Он ухмыляется.

– Ты собираешься домой на День Благодарения?

Этот праздник во вторник, и я планирую поработать сверхурочно, чтобы подсобрать деньги на рождественские подарки. По моим размышлениям, если я куплю дорогие подарки, никто не будет слишком сильно ворчать, когда я появлюсь поздно в Сочельник и смоюсь в полдень Рождества. Я люблю свою семью, но терпеть не могу рождественские традиции семейства Кинкейд в виде безостановочных перебранок, небольшого пожара и пиццы по переплаченной доставке, когда индейка неизбежно либо сгорает, либо исчезает.

– Нет, – отвечаю я, когда осознаю, что Кросби ждет ответа. – А ты?

– Да. Я поеду, а сразу после присоединюсь к парням на «тренировочных встречах».

– Это на следующей неделе?

– Я говорил тебе об этом.

Так и есть, он объяснил, что они делали это каждый год перед Рождеством, чтобы проверить свои успехи и лишний раз напомнить себе, не расслабляться во время праздников. Видимо они ничему не учатся, так как каждый возвращается в январе, прибавив десять фунтов в весе и страдая от похмелья, но из-за трехдневного турне по соседним колледжам они возвращаются в Бернем лишь в пятницу.

– Помню.

– Я бы пригласил тебя на ужин, если бы мог вернуться, – говорит он, неверно истолковав мою отстраненность. – Я имею в виду, если ты правда этого хочешь, то все еще можешь поехать. Я отвезу тебя обратно на кампус и снова вернусь. Это займет лишь час, так что…

– Кросби, – прижимаю пальцы к его губам. – Это не проблема. Я просто думаю, как здорово было бы иметь собственную квартиру. Каково бы было не чувствовать каждый день запах тертого сыра?

Он с облегчением ухмыляется.

– Я привезу тебе объедки.

– Объедки, которые переживут ваши «тренировочные встречи»? Спасибо, но я пас.

– Что не так с Днем Благодарения? Если ты ненавидишь зиму, а День Благодарения отмечают осенью, то это должен быть безопасный праздник.

Я закатываю глаза.

– Ничто с моей семьей небезопасно. – Мои родители, как они любят выражаться «благополучные, дружные и бывшие». По сути, они – разведенная пара, в которой каждый проживает на своей половине дуплекса, они всем говорят, что ладят, но на самом деле ненавидят друг друга. Они развелись, когда мне было десять, и никто из них так повторно и не женился, но на каждый праздник оба приводят разных «половинок» в отчаянной попытке показать, какие они зрелые. Как единственный ребенок, марширующий на этом неблагополучном параде, я бы предпочла спрятаться в сарае и поедать червей, чем сидеть на ужине с какими-нибудь ничего не подозревающими «половинками», которым не повезло показаться на празднике в тот день.

Я поделилась этим с Кросби, глаза которого округлялись по мере моего рассказа.

– Это пытка, – говорю я. – В девяти случаях из десяти на столе даже не оказывается индейки. Если не…

– Привет, Кросби.

Мы поднимаем взгляд и видим трех девушек, которые выглядят так, будто только что сошли со страниц зимнего каталога. Они машут Кросби, держа в одной руке чашки с дымящимся горячим латте и присаживаясь за соседним столиком. Непроизвольно я мысленно переношусь в день нашего знакомства, когда Кросби сам пригласил себя присоединиться ко мне за ужином, но покинул меня, когда появился кто-то получше.

Тем не менее сейчас он лишь поднимает руку в неясном подобии приветствия и пьет свою воду, сфокусировавшись на мне.

– Если не что? – напоминает он.

Я качаю головой.

– Что если не что?

– Ты говорила, что на столе никогда не бывает индейки. Если не?..

– А-а. Эм… если она не оказывается жженой до углей, то совершенно сырой. Вообще-то они довели троих человек до больницы.

– Ты шутишь.

– Неа. А однажды мама так рассердилась на папу, что выкинула индейку на улицу, и ту переехал автобус.

– Скажи, что ты засняла это на камеру.

– Хотела бы. Но мои любимые – это два случая, когда индейка просто исчезла.

– Исчезла?

– Ага. В духовке был лишь пустой противень, а на столешнице лежала вилочка от птицы¹⁶. Я загадала желание, чтобы у нас была индейка.

– Дважды?

Я пожала плечом.

– Суть в том, что поездка того не стоит.

– А что на счет Рождества?

– Я поеду на автобусе в Сочельник и придумаю оправдание, почему должна вернуться на Рождество. Они знают, что я работаю, и обычно сами очень хотят мне верить. Ведь так им не приходится изображать «благополучных, дружных, бывших» дольше, чем требуется.

– Это очень печально, Нора.

– Расстояние спасает.

– Я не могла не подслушать твою слезливую историю об индейке, – говорит Марсела, подлетая и собирая пустые тарелки.

– Ты уже слышала ее раньше, – отвечаю я, узнавая в ее глазах знакомый блеск и надеясь пресечь в зародыше, что бы она там не замышляла.

Она наклоняется к нам.

– Так как на День Благодарения я буду в Мехико, почему бы нам не устроить собственный ужин Дня Благодарения с индейкой задним числом? Ты и Кросби, я и Келлан. Двойное свидание.

Она произносит «двойное свидание» излишне громко и явно, чтобы услышал Нэйт. Хотя необходимости в повышении голоса нет, ведь он в любом случае явно ловит каждое ее слово.

Я качаю головой и начинаю вставать с места. Перерыв окончен.

– Я не…

– Чем больше индейки, тем лучше, – говорит Кросби, не замечая моего убийственного взгляда. – Почему бы не сделать это прямо перед рождественскими каникулами? Таким образом, каждый поест немного индейки. – Он смотрит на меня и, должно быть, интерпретирует мой взгляд как очередные мучения с индейкой, поскольку начинает гладить мою руку, желая успокоить. – Не волнуйся, Нора. Я не спущу с нее глаз. Эта индейка никуда не денется.

Видя, что он невосприимчив, я перевожу взгляд на Марселу, которая самодовольно улыбается.

Пришло время закончить эту небольшую эмоциональную долгоиграющую войну, которую ведут они с Нэйтом.

– Знаешь, – говорю я, задумчиво постукивая по подбородку. – Целая индейка – это много для четверых. Почему бы нам не пригласить еще кого-нибудь?

Ее брови взлетают вверх, когда она понимает, к чему я клоню.

– Нет… – начинает она.

– Нэйт! – окликаю я. – Ужин с индейкой у меня дома. Вы с Селестией приглашены.

Он как раз полирует серебро, и я вижу, как изгибаются уголки его губ.

– Ни за что это не пропущу, – отвечает он.

Я широко улыбаюсь Марселе.

– Дело решенное. – Я максимально стараюсь притвориться, что меня не пугает ее убийственный взгляд. – Ты обслужишь их? Моя смена закончилась.

Она бежит за мной на кухню, когда я надеваю куртку.

– Зачем ты это сделала? – вопрошает она. – Пытаешься стать королевой ужасных ужинов?

– Может, я пытаюсь повзрослеть, – отчеканиваю я, меняя балетки на резиновые сапоги. Погода, наконец, потеплела на пару градусов, снег быстро превращается в слякоть, лужи и мокрую траву. – Если через три недели ты на пару часов не сможешь сымитировать отношения с Келланом, то почему бы просто не отказаться от них?

– Это не липовые отношения!

– Невероятно липовые. Если бы это он встречался с Селестией, ты бы и глазом не повела.

Она гримасничает.

– Он никогда бы не встречался с ней.

– Да, потому что запомнил ее имя.

– Что?

Я качаю головой.

– Не обращай внимания. Делай заметки, пока будешь в Мехико, ведь скоро тебе придется начинять индейку.

Она закатывает глаза и фыркает, когда я ухожу, направляясь к Кросби, ждущему у входа, и прощаюсь с Нэйтом. Утренний дождь утих, хотя облака по-прежнему серые и тяжелые, отчего кажется, что сейчас не три часа дня, а гораздо позднее.

– Готов к завтрашней лабораторной по химии? – спрашиваю Кросби, переступая через особенно большую лужу. Он пришел ко мне прямо после занятий, так что без машины.

– Надо будет поработать над ней еще пару часов.

– Серьезно? Так много?

Он пожимает плечами.

– Хочу сделать ее хорошо. – Он занимался в «Бинс» последние три часа, пока я работала, заставляя Нэйта, Марселу и меня опрашивать его по каждому просмотренному им разделу.

– Ты справишься, – заверяю его. – У меня такое чувство, что теперь даже я знаю все о делении клеток.

– Да, – говорит он, поддевая меня локтем. – Но ты – ботан.

– Уж лучше это, чем быть девушкой, которая лишилась стипендии и вынуждена была вернуться домой, чтобы работать на бензоколонке всю оставшуюся жизнь.

– Быть не может, чтобы ты была так плоха.

– Было не очень хорошо.

– Расскажи.

Я шумно выдыхаю.

– Ну это с какой стороны посмотреть. У меня все было нерадужно. – Вспоминаю тот момент, когда мои оголенные коленки освещает свет фонарика, в то время как я голая присела за баком с компостом. Момент нестерпимого стыда, когда я подняла глаза на обнаружившего меня полицейского.

– Что плохого? – напирает он. – Получила В-? Потому что я могу получить эту оценку в любой момент.

– Ха, – хмыкаю я. – О В- можно было мечтать. Я пропустила много занятий, очень много пила, делала дурацкие вещи.

– Да? – он выглядит заинтригованным. – Например?

Пытаюсь скрыть свое передергивание. Мы ходили на одни и те же вечеринки.

– Просто… – Я не хочу говорить о студенческих вечеринках. Не хочу говорить о совершенных там ошибках, об одной в частности. – Меня арестовали, – брякаю я. Если у меня будет виноватый голос, он решит, что это из-за того, что я стыжусь ареста – и это правда. Но делаю я это с единственной целью отвлечь его от истинной причины моего чувства вины.

Кросби замирает как вкопанный.

– Повтори?

Я потираю рукавицей подбородок.

– Ты меня слышал.

– Нору Кинкейд арестовывали? За что? Подожди. – Он вскидывает руку, когда я начинаю отвечать. – Дай угадаю. Хм. Воровство в магазине?

– Нет.

Мы продолжаем путь, а он задумывается.

– Вандализм?

– Нет.

– Похищение собаки?

– Ты правда обо мне такого мнения?

– Сказать по правде, Нора, мне плевать, что ты сделала, я завожусь от одной мысли о тебе в оранжевом комбинезоне.

Я неволей смеюсь.

– Замолкни.

– Ладно. Что ты сделала?

Я вздыхаю и поднимаю два пальца.

Он ахает.

– Тебе арестовывали дважды?

– Один раз. Два обвинения.

Он закрывает лицо ладонями.

– Нора! – он буквально визжит от радости.

– Не говори Келлану, – сурово говорю я. – Никому не рассказывай.

– А кто знает?

– Мои родители. Декан. Офицер пробации, который мониторил мои общественные работы.

– Становится все интереснее.

– Однажды ночью в мае… – я стараюсь не рассмеяться, глядя на энтузиазм Кросби. Сколько бы ни проигрывала в голове ту страшную ночь, я ни разу не считала ее забавной. Но полагаю сейчас я могу посмотреть на нее с его позиции. Я прочищаю горло.

– Утром я узнала, что провалила два из пяти предметов и была на грани провала остальных трех. Чтобы подбодрить меня, Марсела предложила отправиться на вечеринку, о которой она слышала. Конечно, целью была не сама вечеринка, а бесплатная выпивка. Мы пили всё, до чего дотягивались, танцевали и вели себя как идиотки.

– Или студенты колледжа.

Я печально улыбаюсь. Мои родители определенно не рассматривали это в таком ракурсе.

– В общем, мы решили, что нам просто позарез нужно съесть пончики, и ушли с вечеринки, чтобы отправиться в «Бинс». У Марселы были ключи, и мы знали, что к тому времени Нэйт уже все закрыл, так что мы отправились в город. Потом осознали, что Мэйн-Стрит была абсолютно безлюдной. Еще не было и одиннадцати часов, но на улице никого не было. Вот мы и решили заняться стрикингом¹⁷.

У Кросби отваливается челюсть.

– Нагишом?

– Да. Мы прямо там же скинули всю одежду… – я указываю на парикмахерскую в углу позади нас, – и побежали на другой конец улицы так быстро как могли.

– И вы были голышом? Обе вместе?

– Ну вместе мы были лишь первые пару кварталов, а потом Марсела наступила на камень и остановилась, а я побежала дальше. – Я делаю паузу. – Затем приехала полиция. Мы обе спрятались, но нашли они только меня. Я пряталась за баком с компостом у магазина бытовой техники…

Кросби смеется так громко, что не уверена, в состоянии ли он меня слышать.

– Полицейскому пришлось достать одеяло из багажника, чтобы я могла устроиться в нем на заднем сиденье. Они нашли нашу одежду, тем самым поняли, что нас было двое, и он продолжал спрашивать, где пряталась моя «подруга». Я сказала, что не знаю, и в итоге меня отвезли в полицейский участок.

– И тебе предъявили обвинения?

– Я была единственным человеком в камере! Им ничего больше не оставалось.

Он перестает имитировать, будто просто гуляет, складывается вдвое, опираясь на бедра, и громко хохочет до слез. У моих родителей была совершенно другая реакция.

– В общем, – чопорно продолжаю я, – они обвинили меня по двум статьям: пребывание в состоянии опьянения в общественном месте и непристойном поведении.

Теперь уже он опускается на колени на мокрый тротуар и ржет до усрачки.

– Мне присудили триста часов общественных работ, и я была вынуждена собирать мусор по обочине шоссе все лето. Именно поэтому я осталась в Бернеме.

Я пинаю его, когда он не прекращает смеяться, наконец он приходит в себя и смотрит на меня почти с обожанием.

– Теперь ты мне нравишься еще больше, – говорит он, медленно поднимаясь на ноги.

– Забавно, а ты мне нравишься гораздо меньше.

– Я хочу сказать, только не пойми меня превратно – мне правда нравится Нора, одетая в кардиган и одержимая библиотекой, которая не прыгает на кровати, но эта… Что ж, мне нравится преступная часть тебя. Это горячо.

– Прекрати.

– Я серьезно, и ее также лицезрел полицейский департамент Бернема…

– Кросби!

Он дразнит меня весь оставшийся путь до квартиры, даже если это означает пройти мимо дома братства, куда он должен был позже вернуться. Мы еще не на той стадии, чтобы проводить вместе каждую ночь, а я в любом случае не готова оставаться на ночь в его общаге.

– Помни, – говорю я, вставляя ключ в замок. – Ни слова Келлану. Это секрет.

– Понял. – Он изображает, как застегивает рот на замок. – Сверхсекретно.

Неожиданно дверь распахивается и появляется Келлан.

– Что за секрет?

– Как долго ты ждешь? – восклицаю я.

– Я увидел вас в окно. Входите, хочу вам кое-что показать.

Мы с Кросби обмениваемся недоумевающими взглядами, но входим вслед за ним, разуваемся и поднимаемся по ступенькам в гостиную… в которой Келлан установил гигантский мольберт с огромным листом бумаги, на котором напечатаны числа от сорока до пятидесяти и соответственно одиннадцать строк для записи: семь с фактическими именами и четыре, с описанием. У меня в мозгу вспыхивает стена в том туалете, последний раз, когда я ее видела строчки сорок один и сорок два были пусты. А сейчас сорок два значилось Минет на вечеринке «Майское Сумасшествие», а сорок один –Красный корсет.

Блин. Я. Красный Корсет.

– Что это? – спрашиваю я, стараясь скрыть свой ужас.

– Я отсеял с шестьдесят второй по пятьдесят первую, – отвечает Келлан. – Они все чисты. Это следующая десятка.

– Хорошая работа, – говорит Кросби, изучая список. – Ты делаешь успехи. – Он тыкает на надпись с минетом. – Я забыл об этом.

– Я тоже, – отвечает Келлан, будто это что-то совершенно обычное. Будто минет на глазах у кучки твоих друзей – это нечто в порядке вещей. – Я бы и не вспомнил, если бы она… – номер сорок три, Карина (брюнетка), – не напомнила о нем, когда мы перепихнулись через неделю. Тогда-то я и вспомнил, что как раз до минета была цыпочка в чулане.

Я хочу умереть.

– В чулане или в корсете? – спрашивает Кросби, щурясь на надпись.

– Оба. Я трахнул ее в чулане и на ней был красный корсет. Помню, что смотрел, как прыгают ее сиськи, пока мы трахались.

– Это горячо.

– Было бы еще жарче, если бы я мог вспомнить ее лицо. Я был так пьян, чувак. Продул в финале, и тренер назначил мне испытательный срок в команде… Я просто делал все возможное, чтобы забыться.

Кросби, кажется, совершенно не волнуют его объяснения.

– Похоже, это сработало.

Я стараюсь не блевануть. Ужасно тошнотворно наблюдать как твой сосед и бойфренд обсуждают твой самый прискорбный половой акт, будто он ничего не значит. Будто ты ничего не значишь. Что, если судить по Красному Корсету, совершенно справедливо.

Кросби достает свой телефон и, бормоча, пролистывает список.

– У тебя есть контактная информация кого-нибудь из них? У меня где-то здесь может быть телефон Карины.

Я резко вскидываю на него взгляд.

– Чувак, – шепотом окликает Келлан.

– Что? – до него наконец доходит. – У нас общая лаборатория по химии, – поспешно произносит он. – Вот и все.

– Ну да.

Келлан пытается сменить тему.

– Я почти уверен, что Сюзанна по-прежнему работает в «Слинг». Завтра могу заскочить туда.

Имя Сюзанны фигурировало с приписанной пометкой: Пахнет как картошка фри. «Слинг» – грязноватая забегаловка на кампусе, известная тем, что подает ночной завтрак пьяным гулякам. И, возможно, ИППП. Некрасиво конечно с моей стороны, но надеюсь, что это она. Тогда розыск закончен, и Красный Корсет останется в чулане в прямом и переносном смысле, потому что сейчас, когда я думаю о нем, то точно знаю, где находится эта безвкусная вещичка.

– А у Фиолетовые Волосы все еще такие волосы, и она сидит на передней парте в моем классе английской литературы, так что я могу поговорить с ней в пятницу, – размышляет Келлан. – Если конечно это не другая девушка с фиолетовыми волосами. Я никогда по-настоящему не смотрел на ее лицо.

– О, боже мой, – бормочу я, проводя руками по пылающим щекам. – О, боже мой, Келлан. Ты хоть когда-нибудь смотришь на их лица? Когда-нибудь спрашиваешь их имена? Хоть раз? Это что, не важно? Неужели они на самом деле так мало значат, что ты не можешь вспомнить больше чем цвет их волос, или что они пахнут жиром, или что делали тебе минет на вечеринке? Для тебя действительно все так примитивно?

Он выглядит испуганным.

– Нора, – Кросби кладет ладонь на мое предплечье. – Успокойся. Это…

Я отшатываюсь.

– Почему ты не замечаешь, сколько их номеров у тебя в телефоне, Кросби? У тебя есть номер Блестящей зеленой блузки или Парковки у Продуктового магазина или Ходит чуть прихрамывая?

– У меня нет…

– Я имею в виду, они же люди, вы козлины! Минет на вечеринке «Майское Сумасшествие»? Это человек! Красный Корсет? Это тоже человек. У них есть имена и чувства, а еще чертовски бесит слушать, как вы говорите о них, будто они не имеют значения.

– Это…

Я смахиваю с глаз злые слезы.

– Может, для них это важно. Может, им это понравилось. Может, они ненавидели это. Может, они об этом сожалеют. А, возможно, это намного больше, чем какая-то тупая игра или стена в туалете или какой-то список в моей гостиной.

– Нора, мы…

– Я не могу, – говорю я. – Не могу на это смотреть. Не могу смотреть на вас. – Я влетаю в свою комнату и закрываю дверь, прижавшись к ней спиной, прежде чем осесть на ковер. Это слишком, чтобы сохранить спокойствие. Слишком, чтобы оставить прошлый год позади. Я так старалась не быть той безымянной, что была в старшей школе, той незаметной девчонкой, прячущейся за мешковатой одеждой и спутанными волосами. И вот к чему пришла – прячусь за кардиганами и библиотечными книгами, даже близко не приблизившись к тому, чтобы узнать, кто, черт побери, я на самом деле. Красный Корсет – самая восхитительная девушка, которой я когда-либо была, и все что я получила – встречи с деканом дважды в месяц, триста часов общественных работ и нахождение в нелестном списке сексуальных похождений Келлана МакВи «Не она ли осчастливила меня гонореей?».

Потираю ладошками глаза, заставляя взять себя в руки. Едва мне это удается, как раздается робкий стук в дверь. Она медленно приотворяется и в проеме показывается голова Кросби, обнаруживающего меня на полу.

– Хэй, – тихо говорит он.

– Мне жаль, – бурчу я, сцепляя пальцы. Жаль, что ты думаешь, будто «смотреть, как трясутся ее сиськи, пока мы трахаемся» – это горячо. Жаль, что я Красный Корсет. Жаль, жаль, жаль.

Он подсаживается ко мне на полу.

– Тебе не нужно извиняться. Все, что ты мне рассказала на улице – имею в виду, я думал, что это забавно, но если это на самом деле тебя огорчает, то я больше не буду об этом шутить. Ты ведь явно коришь себя за те вещи и, возможно, ты права. Вероятно, все девчонки в том списке сожалеют, что попали в него. Уверен, одна уж точно сожалеет.

У меня спирает в горле, пока он не поясняет:

– Девушка с гонореей.

Чуть не хвативший меня сердечный приступ отступает.

– Ой. Верно. Она.

– Я также собираюсь попросить закрасить мое имя в здании Союза Студентов. Вся эта бессмысленная хрень не стоит того, чтобы ей хвастаться. Лучшая девушка, которую я когда-либо знал, сидит сейчас рядом со мной, и я скорее умру, чем увижу ее имя в каком-то из подобных списков.

Я готова вновь расплакаться.

– В моем списке, – добавляет он, делая только хуже. – Как плохо это будет?

Я не могу говорить, поэтому просто качаю головой.

– У нас все в порядке? – спрашивает он. – Я не хочу уходить, если это не так.

– У нас все в порядке, – бормочу я. – Я просто устала.

– Конечно. От этой серости в погоде люди впадают в депрессию. Я видел об этом сюжет. Ты знаешь, что продаются специально разработанные лампы, чтобы восполнять в организме витамин Д?

– Знаю.

– Нам нужно купить тебе такую?

Я непроизвольно смеюсь.

– Завтра я буду в порядке. Мне нужно просто поспать.

– Конечно. – Он склоняется и целует меня в лоб. – Поправляйся.

– Спасибо.

Он встает, чтобы уйти, но, уже положив руку на ручку двери, произносит:

– И пожалуйста, не убей Келлана во сне. Порой он придурок, но он мой лучший друг. Мне бы не хотелось помогать закапывать его труп.

– Я тебя слышу, – доносится голос Келлана из гостиной. – И просто для сведения, я держу булаву под подушкой.

* * *

Два тридцать ночи, а мне все не спится. В какой-то момент я решаю выйти из комнаты и извиниться перед Келланом, который пообещал держать мольберт повернутым к стене в углу гостиной, словно тот наказан. Однако сейчас меня гложет и не дает заснуть вина совершенно другого рода.

Как ни стараюсь, но стоит мне закрыть глаза, каждый раз вижу дурацкий красный атласный корсет, который затянут так туго, что я не могу вдохнуть полной грудью. В сочетании с кожаной мини-юбкой и скелетонами Марселы, я думала, что представляю собой эталон высокой моды. Уж определенно не невидимку, чья фотография в ежегоднике старшей школы – это большой знак вопроса, после того как в школе случайно потеряли мое фото и обнаружили это лишь за час до отправки ежегодника в печать.

Я клялась себе, что это неважно. Что я проявлю себя в колледже, буду кем-то, кого люди запомнят. Потому что сказать по правде, уверена, что лишь немногие из моих одноклассников узнали бы меня по фото, даже если бы я появилась в ежегоднике.

Оказывается, быть запоминающейся не так уж просто.

Переворачиваюсь на бок и таращусь на погруженный в темноту шкаф. Знаю, это все мои выдумки, но готова поклясться, что вижу, как этот красный корсет подмигивает мне, отражаясь в отсвете лунного света, пробивающегося через щелочку в занавесках. На улице завывает ветер, пророча очередную бурю. Несмотря на дрожь, я сажусь в кровати и свешиваю ноги на пол, включаю прикроватный ночник и спешу к шкафу. При переезде я закинула все свои… самые безвкусные наряды в дальний угол, надежно похоронив за скучным новым гардеробом из джинсов, маечек и кардиганов. Теперь же я роюсь в этой кипе, находя мини-юбки и блестящие топы, убийственно крошечные обрезанные шортики в паре с неоново-розовым бикини, надетых мной на вечеринку у бассейна, где мое присутствие, скорее всего, никто не помнит.

И там, в самой глубине шкафа, лежит корсет. Ярко-красный маяк вины, который нельзя позволить найти ни Кросби, ни Келлану. Я раздумываю над тем, чтобы оставить его там, где он есть, ведь никогда в жизни никто не будет копаться в моем шкафу. Затем решаю вооружиться ножницами и разрезать его на такие крошечные кусочки, что даже если их кто-нибудь найдет, то не сможет понять, что это было. Но в итоге останавливаюсь на гораздо более смешном варианте и кладу корсет в продуктовый мешок, натягиваю сапоги и куртку и бегу два квартала вверх и два квартала влево от дома на совершенно случайную улицу, пока не дохожу до мусорного бака. Приподнимаю ранее кем-то выброшенный мусорный пакет и засовываю корсет под него, надежно замаскировав и накрыв сверху крышкой.

Глядя на бак, я тяжело дышу, гадая, так ли себя чувствуют люди, пряча тело: чуть спокойно, немного гадливо и безмерно виновато.

Глава семнадцатая

День Благодарения проходит на удивление спокойно. Покупаю себе бургер с индейкой в «Хеджхог» и съедаю его за просмотром реалити-шоу по ТВ, упиваясь осознанием того, что следующие пару дней квартира будет полностью в моем распоряжении. Я с этим дурацким мольбертом. Периодически я поглядываю на него, задаваясь вопросом, могу ли что-нибудь сделать, чтобы посодействовать. Может, поменять Красный корсет на Красные волосы или оторвать нижний край листов, срезав тем самым номер сорок один, и тогда некого будет идентифицировать. Или, может, сжечь его до основания и сказать, что мы подверглись акту вандализма.

В текущей группе мы сузили количество имен до пяти оставшихся. Келлан определил всех от сорока до пятидесяти за исключением загадочного и абсолютно забытого Красного Корсета и работает над тем, чтобы придумать, как связаться с оставшимися счастливицами. Две из них – канадские туристки, которых он повстречал летом. Он полагает, что взял у одной из них мейл, пока проводил им «тур» по южной Калифорнии, а сейчас, находясь дома на День Благодарения, планирует покопаться в своих вещах и постараться найти еще какие-нибудь зацепки.

Как бы ни хорошо находиться в тишине, мне одиноко. Я не скучаю по запаху сыра или непрекращающимся взрывам из телевизора, но скучаю по соседу, и мне не хватает бойфренда. Моего первого бойфренда. Мы с Келланом друзья на Facebook, и я улыбаюсь, глядя на фотографии из поездки команды, в основном на них изображены парни, дурачащиеся и строящие рожи в автобусе, бегущие с голым задом к ледяному океану или творящие неприличные вещи со взбитыми сливками. У Кросби нет своего аккаунта, но его фотки там тоже присутствуют, выглядит он на них таким же красавцем, как всегда.

Добираясь в пятницу вечером домой после работы, я более чем готова к возвращению парней. Я улыбаюсь, крутя педали вверх по нашей улице и замечая свет в нашей гостиной. Подняв велосипед по ступенькам и затащив внутрь, обнаруживаю сидящего на диване в одиночестве Кросби.

– Хэй, – приветствую я, оглядываясь по сторонам. В комнате Келлана темно. – Где Келлан?

Кросби встает и направляется ко мне.

– Это важно?

– Он… уфф! – я забываю свой вопрос, когда Кросби прижимает меня к стене и целует, будто я не единственная кто соскучился на этой неделе.

– Что ты говорила? – переспрашивает он, отстранившись, чтобы перевести дыхание.

Я вожусь с молнией на моей куртке, пытаясь ее снять. Пытаясь снять всю свою одежду.

– Нас… могут… прервать?

Кросби приседает и упирается плечом мне в живот, вскидывает и уносит в мою спальню под аккомпанемент моего визга. Я ему не ровня в любом положении, а уж в таком и подавно. К счастью мне недолго приходится находиться в таком положении, так как он бросает меня на кровать и быстро накрывает своим телом.

– Это все, что ты хочешь сказать? – спрашивает он, стягивая мои леггинсы и помогая освободиться от обуви. – Меня не было целую неделю, а ты хочешь спросить о Келлане и помехах?

– Эм… – Я занята расстегиванием пуговиц на его рубашке и параллельно ломаю голову, стараясь придумать правильный ответ. Наконец я решаюсь: – Ты победил?

Он роняет голову на изгиб моей шеи и смеется. Я ощущаю, как его торс трясется на мне.

– Ты должна бы сказать: «Кросби, мне тебя не хватало. Жизнь без тебя была совсем другой. Я испытываю такую нужду, Кросби».

Теперь смеюсь я.

– Я испытываю такую нужду?

Он скидывает с себя рубашку.

– Ладно, Кинкейд, ты этого не заслуживаешь, но я думал об этом всю неделю и собираюсь показать тебе фокус.

Все разогнавшиеся было в моей крови гормоны пришли в ступор. Я поддерживаю интерес Кросби к магии и даже получаю удовольствие от его иллюзий, но в данный момент мне совершенно не хочется их наблюдать.

– Э-э… прямо сейчас?

– Да, сейчас.

Я вздыхаю.

– Это включает в себя твой пенис?

– Типа как я сделаю так, что он исчезнет в тебе?

Я улыбаюсь, хотя и закатываю глаза.

– Да.

– Нет, Нора, – говорит он сурово. – Это биология, а не магия. Зато это может объяснить, почему ты чуть не вылетела в прошлом году.

Я смеюсь.

– Замолчи.

Он опускается на колени у меня между ног и снимает свои боксеры, теперь мы оба полностью обнажены. Мы занимались этим уже несчетное количество раз, но лицезреть его широкие плечи, рельефные мышцы его груди и живота, и да, его член с каждым разом все приятнее.

Его взгляд проходит по каждому оголенному дюйму моего тела, оставляя за собой полоску охваченной мурашками кожи.

– Иди сюда, – я тяну его за руку. – Я хочу тебя.

– Я серьезно говорил о фокусе, – мурлычет он и позволяет притянуть себя для поцелуя, но задерживается у моего рта лишь на мгновение, прежде чем его пальцы переплетаются с моими, и он поднимает руки мне над головой. – Держи их там, – велит он, медленно оставляя дорожку из поцелуев вниз к моей шее, минует ключицу и спускается ниже. Готова поклясться, что он ощущает резкий удар моего сердца в момент, когда я осознаю, что он задумал сделать, и извиваюсь от волнения и возбуждения. В прошлом году у меня было два непримечательных опыта с этим, оба длились по ощущениям десять очень неудовлетворительных секунд.

– Знаешь, – говорит Кросби непринужденно, погружая свой язык в мой пупочек, прежде чем скользнуть еще ниже, – когда мы впервые занимались этим, ты сказала, что все было странно.

– Мы никогда этого не делали. – Отвечаю я, затаив дыхание, мои ноги разводятся сами собой по настоянию его больших рук.

– В смысле, сексом, – поясняет он. – В первый раз, когда я взглянул на тебя прямо сюда. – Он проводит пальцем прямо к моим складочкам, а затем ныряет внутрь.

Теперь я вспомнила. От этого все еще немного стыдно, но совсем другое, когда это кто-то знакомый. Кто-то тебе не безразличный и кому не безразлична ты.

– Все еще странно? – спрашивает он. Я ощущаю, как его дыхание касается чувствительной кожи, горячей, влажной и сжимающейся вокруг его нежно поглаживающего пальца.

– Поспеши.

Он смеется.

– Ответь.

– Только что это сделала. Поспеши.

– Что тебе нравится?

Я стону.

– Кросби.

– Что?

– Я не знаю. Просто сделай что-нибудь.

Проходит секунда, прежде чем до него доходит.

– Ты делала это раньше?

Я сглатываю и пялюсь в потолок, гадая как бы получше сформулировать ответ. Едва ли мне хочется говорить о других парнях, когда голова Кросби склонена у меня между ног.

– Не особо успешно, – наконец выдаю я.

– Ах. Что ж, Нора, давай посмотрим, ждет ли меня успех там, где другие потерпели неудачу, ладно?

Я так сильно смеюсь, что задеваю его по подбородку.

– Ты такой дуралей.

Он отвечает тем, что вытягивает палец, разделяя мои складочки, зарывается языком прямо в сердцевину и кружит им вокруг моего клитора. Я сразу же перестаю смеяться.

– Что ты там говорила? – небрежно спрашивает он. – Поспешить? – Он ласкает меня языком быстро и с нажимом, а я извиваюсь, пока не достигаю момента, когда больше не могу этого терпеть и тогда отталкиваю его голову.

– Помедленнее, – выдыхаю я. – Теперь помедленнее.

– Хмм… – Он снова ласкает меня, на этот раз убийственно медленно. Ласкает везде. Внутри, снаружи и повсюду вокруг.

Я приподнимаю голову и наблюдаю, как он стоит на коленях, мои ноги закинуты ему на плечи, а его взъерошенные волосы отливают темным, контрастируя с бледной кожей моего живота.

– Кросби, – шепчу я.

Он поднимает голову, его рот влажный, а глаза сверкают, когда встречаются с моими.

– Еще какие-нибудь пожелания?

Моя голова откидывается на подушку.

– Пожалуйста, больше не останавливайся.

Он посмеивается и целует меня, чуть прикусывая мою самую деликатную плоть.

– Хочу, чтобы ты кое-что сказала, – говорит он.

Я нарочито вздыхаю и тянусь, чтобы погладить его по плечу.

– Спасибо, что показал свой «фокус», – покорно произношу я.

Он опять смеется и вводит в меня два пальца, действуя ими на ощупь, пока не находит то, чего искал. Мои бедра непроизвольно дергаются, но он к этому готов, свободной рукой он давит на мой живот и удерживает на месте.

Я пищу.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала? – молю я, извиваясь под его коварными пальцами.

– Скажи «Кросби, отведай мою киску».

Я вскидываю голову.

– Я не могу этого сказать!

– Почему нет? – Он удерживает мой взгляд, в то время как медленно ласкает языком мой клитор.

У меня в глазах мольба.

– Это… Это не…

– Это не то, чего ты хочешь? – Он останавливается, моргая с наигранным беспокойством.

– Ты знаешь, что это именно то, чего я хочу!

Он переводит взгляд на мою киску, его пальцы все еще терзают меня.

– Да, знаю. И хочу услышать это от тебя. Ну же, Нора. Это меня заводит.

Я приподнимаю ногу, чтобы слегка пнуть его по руке.

– Ты уже заведен.

– Хорошая попытка.

– Кросби. Пожалуйста…

– Еще три слова, – говорит он, перемежая каждое слово очередным мучительным поцелуем. – Ты очень близка. – Я настолько близка, что если бы он произнес шесть слов, то вероятнее всего бы кончила.

Я прикрываю глаза руками, чувствуя ладонями свою разгоряченную кожу.

– Отведай мою киску, – поспешно говорю я.

– Нора, – стонет он, вновь приступая к работе своим одаренным ртом. – С удовольствием.

* * *

– Так все серьезно? – спрашивает Марсела, когда мы делаем пончики в среду. – Вы влюблены?

– Что? – я сконцентрирована на том, чтобы опустить тесто в жаровню, не обрызгавшись при этом. – Нет, мы не влюблены. Прошел всего лишь месяц.

– Ты кажешься счастливой.

– Так и есть.

– И он тоже.

– Конечно, ведь он со мной.

Я устанавливаю таймер и разворачиваюсь к Марселе, которая пристроилась у дезинфектора, прихлебывая кофе со льдом.

– А что насчет тебя? – спрашиваю я.

– А что насчет меня?

– Как Келлан?

Она пожимает плечами.

– Хорошо.

– А Нэйт?

Она хмурится и прикусывает соломинку.

– Они с Селестией отправились срубать Рождественское дерево для ее квартиры. Поэтому он не работает.

– Они выбрали подходящий день. Уже и не припомню, когда последний раз мы видели солнце.

Она еще сильнее мрачнеет.

– Знаешь, чем мы занимались с Келланом прошлой ночью?

– Пожалуйста, не рассказывай.

– Два часа искали в Facebook незнакомцев, пытаясь найти туристок, с которыми он перепихнулся этим летом.

– Это так романтично?

– Мне не нужна романтика.

– Тогда ты с нужным парнем.

– В прошлом году и тебе она не была нужна. Ты просто хотела веселиться и ни о чем не заморачиваться.

– Да. Но всему пришел конец, когда меня арестовали.

Она старается не рассмеяться, но безуспешно.

– Я знала, – произносит она через секунду.

Я начинаю вылавливать пончики и выкладывать их на металлический противень.

– Что меня арестуют?

– Что это был Нэйт.

– Ты о чем?

– В прошлом году. Тайный поклонник. Я сразу поняла, что это был он.

Я останавливаюсь и с удивлением смотрю на нее.

– Правда?

– Да. Я просто… не хотела этого. В смысле, это было мило, но никто не мечтает приехать в колледж и остепениться, понимаешь? А Нэйт именно такой парень. Он из тех парней, кто рубит собственное Рождественское дерево.

– Ты сказала, что не хотела этого, – говорю я спустя мгновение. – В прошедшем времени. А как насчет сейчас?

Она вздыхает и допивает свой напиток, затем убирает пустой стакан в раковину.

– А теперь уже слишком поздно.

– Для чего слишком поздно?

Мы обе резко разворачиваемся и видим Нэйта, стоящего у черного входа и одетого для рубки дерева в приталенное клетчатое пальто, тяжелые ботинки и узкие джинсы. Ну, наряд вполне подходящий для рубки деревьев. Он подходит к раковине и совершенно непринужденно начинает мыть руки.

Мы с Марселой переглядываемся, и я медленно качаю головой. Он не расслышал нас.

– Пончики, – в конце концов произносит Марсела. – Мы забыли о двух, и они подгорели.

– А-а, – Нэйт вытирает руки бумажным полотенцем и подходит проверить жаровню, в которой у меня на самом деле остались погибать два пончика. – Ну же, Нора, – упрекает он. – Еда стоит денег.

– Прости, босс. Что ты тут делаешь?

– Мы раздобыли дерево. Я просто заскочил прихватить напиток для Селестии.

Мы с Марселой обе закатываем глаза.

– Все не так уж и плохо, – протестует он, пока мы провожаем его взглядами в зал. В кафе никого, так что мы устраиваемся за стойкой, когда он начинает готовить пену из низкокалорийного молока.

– А почему она не зашла? – спрашиваю я. – Боится, что кто-то сопрет ваше дерево?

Его губы изгибаются в усмешке.

– Вряд ли.

– Тогда в чем проблема?

Он многозначительно смотрит на Марселу.

– Ты действительно хочешь знать?

Марсела скрещивает на груди руки, обидевшись.

– Из-за меня? Я любезна с ней!

– Никто никогда и ни за что не скажет, что ты «любезная» с Селестией, – отвечает он. – Едва сдерживаемое кипящее негодование – будет более точным определением.

– Она носит мех круглый год! Это подозрительно.

– Или, может… – Он аккуратно переливает напиток в стаканчик «на вынос». – Может, она хочет носить мех, поэтому просто его носит.

– В этом даже нет смысла.

Нэйт ничего не отвечает, проходит через вращающиеся двери в кухню, подняв руку в прощальном жесте.

Марсела разворачивается ко мне.

– Он все слышал.

– О чем ты?

– «Она просто его носит?» Это явно шпилька в мой адрес, ведь я не «ношу мех»!

– Тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь, совсем чуть-чуть?

Центральная дверь распахивается и в зал вплывает та же группа моделей из каталога, которая зачастила в кофейню с тех пор, как Кросби стал проводить тут время. На них восхитительные полупальто пастельных тонов и крошечные шапочки с помпонами, а их мудреные заказы на напитки вгонят в краску даже Селестию. Уже и Марсела ворчит, приступая к работе.

– Здесь что-то тихо, – отмечает одна из девушек. У нее невероятно прямые волосы платинового цвета, которые буквально мерцают на фоне лимонно-желтого пальто.

– Спокойный день, – соглашаюсь я, передавая ей полусладкий молочный мокко с миндалем.

– Где Кросби?

Я отдаю ей сдачу, и она бросает доллар в банку с чаевыми.

– Не знаю.

– Хммм. – С мгновение она изучает меня, затем возвращается к своим подругам за столиком в углу.

– Что это было? – Марсела спрашивает себе под нос.

– Такое бывает, – отвечаю я, стараясь не звучать обеспокоенной.

– Что бывает?

– Люди. Даже после того как мы стали встречаться с Кросби в открытую, похоже, люди наблюдают за нами, сплетничают и все такое.

– А декан знает?

– У нас встреча на следующей неделе. Если у меня хорошие оценки и ни за что не арестовали, то проблем возникнуть не должно.

– Верно. До тех пор, пока он не продемонстрирует тебе фотографию твоего имени на стене в туалете здания Союза Студентов и не спросит, какую часть бесед о сексе ты не поняла.

У меня замирает сердце.

– Ты о чем? Мое имя…

– Эй, – она вскидывает руки, сдаваясь. – Это была шутка. Прости.

Я делаю глубокий вдох.

– Это неважно, – говорю я твердо. – Потому что это другое. У нас по-другому. Я не «Кросбаба».

Она гладит меня по предплечью.

– Я знаю.

Но мое отрицание звучит неубедительно даже для меня, и слова все еще крутятся в моей голове, когда в восемь часов мы закрываем кофейню и я обещаю себе, что покачу прямо домой, хотя и выбираю маршрут, который через полчаса приведет меня к зданию Союза Студентов.

Пристегнув свой велосипед, я быстрой походкой пересекаю практически пустой вестибюль, стараясь вести себя непринужденно. Пока поднимаюсь на лифте, пульс стучит у меня в висках, и я думаю только о том, что увижу свое имя в списке, чем по дурости гордилась бы в прошлом году и что ужасает меня сейчас. Потому что мое заявление было правдой: я изменилась. У нас по-другому.

Толкнув дверь в туалет и никого там не обнаружив, я шмыгаю прямо в кабинку, в которой отслеживаются списки команды. Мои пламенные молитвы о том, чтобы стену закрасили, не были услышаны и стена предстает в том виде, какой я ее помню.

Я выдыхаю и через силу пробегаю взглядом по именам в списке Кросби, пока не дохожу до самого конца. Никакой Норы Кинкейд.

Затем я пересматриваю еще раз.

Может, моего имени там и нет, но в мое последнее посещение список Кросби насчитывал двадцать пять имен. А теперь в нем двадцать восемь. И все они совпадают с датами их недельной групповой поездки.

Я отшатываюсь, шокировано глядя на список. Часть меня считает, что он не мог бы такого сделать, а другая часть полагает, что определенно сделал бы. Особенно после моего эмоционального взрыва за два дня до его отъезда. Я мысленно возвращаюсь к ночи, когда он приехал и показал мне тот «фокус» – было ли это извинением?

У меня начинает дрожать нижняя губа, и я стараюсь сдержать слезы. «Он бы этого не сделал», говорю я себе, выбегая из туалета и несясь вниз по лестнице, слишком разгневанная и сбитая с толку, чтобы дожидаться лифта. Я вспоминаю его реакцию в тот вечер, когда он пришел и увидел, как мы с Келланом садимся ужинать – он бы не сделал ничего такого, чтобы я чувствовала себя подобным образом. Не сделал. Мы не влюблены, но и не чужие друг другу.

Мы находимся, или находились, на пути к чему-то лучшему.

Мой мозг вновь пытается направить меня домой, но сердце и ноги несут прямо к дому братства. Я бросаю велик на лужайке перед зданием, несусь вверх по ступенькам и громко стучу. Без солнечного тепла ночи темные и холодные, я дрожу и переминаюсь с ноги на ногу, пока ожидаю. Наконец Дэйн открывает дверь и, увидев меня, расплывается в улыбке. Я никогда не ночевала тут, но бывала пару раз с тех пор, как мы с Кросби начали встречаться, и парней, похоже, скорее забавляли наши отношения, чем докучали.

– Хэй, Нора, – приветствует он.

– Привет, Дэйн. Он тут?

– Да. У себя.

– Спасибо, – коврик перед дверью, конечно же, отсутствует, так что я вытираю ноги, как могу, и спешу вверх по лестнице, стараясь успокоиться. Я буду рациональной. Буду терпеливой. И если он не изменил мне с тремя девчонками на прошлой неделе, то буду в полном порядке. Потому что в противном случае…

Тогда я ничего не понимаю.

Все двери на втором этаже затворены, и когда я дергаю дверную ручку в комнату Кросби, та заперта. Я слышу знакомый стрекот эллиптического тренажера и стучу громче, чтобы он мог услышать меня, даже если на нем наушники. Спустя мгновение шум прекращается и открывается дверь, он удивлен меня видеть. На нем старая, мокрая от пота футболка, зеленые баскетбольные шорты, и он босиком. Волосы торчат в разные стороны, будто он провел по ним руками, прежде чем открыть.

Вот идиотка, чувствую, что глаза начинает жечь от слез, и пару секунд я пялюсь на него, а в голове вертится куча бессвязных мыслей. Наконец я беру себя в руки.

– Почему?

Он вытирает рот тыльной стороной ладони.

– Что почему?

– Почему… – Я переступаю порог, когда он отходит в сторону и жестом приглашает войти. Закрываю дверь и перевожу дух. – Почему ты… Почему там… – я судорожно озираюсь в поисках слов или доказательств, или чего-нибудь, чего и сама не знаю. – В твоем списке три новых имени, – говорю я, стараясь звучать ровно, но выходит холодно, это даже лучше, чем если бы получилось пронзительно и отчаянно. – И все на прошлой неделе. Когда ты отправился в ту поездку.

Ему потребовалось целых десять секунд, после чего выражение его лица с недоумевающего становится шокированным.

– Ты говоришь о туалете в Союзе Студентов?

– Конечно.

– И мой список пополнился?

– Да.

– Чье там имя? Твое?

– Нет, Кросби, не мое, а девчонок, которых я не знаю. Троих.

Он приподнимает бровь.

– И о чем ты спрашиваешь у меня?

– Я спрашиваю почему.

Он приканчивает бутылку с водой и как обычно ставит ее на стол позади себя.

– Почему пополнился список? Я не знаю. Я же говорил тебе, что не лазаю туда с маркером и не вписываю имена.

– Тогда кто?

– Не знаю.

– Зачем им это делать?

– Я и этого не знаю.

– Это точно? – я провожу рукой по глазам, не позволяя себе расплакаться.

Его щеки теперь пунцовые, и это никак не связано с прерванной тренировкой. Не желая выказывать свой гнев, он так крепко хватается за край стола, что белеют костяшки.

– Ты серьезно спрашиваешь, не трахнул ли я трех девчонок во время поездки? Нет, Нора, я этого не делал. Я был занят и полагал, что у меня есть девушка.

Я трясу головой. Его открытое окно подпирает учебник, но в помещении все равно слишком жарко. Мою кожу покалывает, и я чувствую, словно мне не хватает воздуха. Словно моя единственная цель в этом году – не облажаться – только что провалилась невероятно обидным и болезненным образом.

– Скажи мне правду.

– Это и есть правда.

Он удерживает мой взгляд, но мне тяжело ответить на него, поэтому я бегаю глазами по комнате. Эллиптический тренажер, календарь со спортивной статистикой за каждый месяц, аккуратно организованный письменный стол, вечно неприбранная постель. А в центре всего этого – мужчина, который казался в прошлом году таким недосягаемым, но на деле просто парень. С достоинствами и недостатками как у всех нас.

Он выдыхает и разжимает пальцы.

– Я не знаю, как это доказать, Нора. Ты же слышала, что в тот вечер сказал Келлан, я хотел тебя с первого дня, как увидел. Я бы не испоганил все, наконец добившись этого.

– А как же… – Чувствую себя круглой дурой. Дурой, если ошибаюсь, и дурой, если я права. – А как же тот раз, когда я взбесилась из-за списка Келлана?

Он пожимает плечами.

– И что?

– Может, ты пересмотрел свои взгляды.

– Из-за того, что девушку расстроил секс-список ее соседа, в котором у девчонок имена значатся как Фиолетовые волосы и Пахнет как картошка фри? Нет, я это понимаю. А также я понимаю Келлана. Порой ты трахаешься напропалую, и это ничего не значит, лишь развлечение на час или два, а потом ты просто об этом забываешь. Но порой… – Он подходит ближе, но недостаточно, чтобы прикоснуться. – Порой ты мутишь с кем-то и не можешь перестать об этом думать. А после оказывается, что ты вовсе не мутишь. – Он подхватывает мой подбородок пальцами и заставляет посмотреть в глаза. – Мы не просто мутим, Нора. По крайней мере, не я. И я не сплю с кем попало. С тех пор как увидел тебя и до сегодняшнего дня – никакой другой не было. Я не могу выразиться лучше.

Полагаю, он вообще не обязан был это говорить. Он мог просто открыть дверь и выставить меня, шлепнув по заднице и поблагодарив за приятные воспоминания. Но он этого не делает. Он не срывается на меня за то, что вот так заявилась и обвиняю его, не особо протестует и не оправдывается, он ничего не делает, разве что остается парнем, которого я узнала за прошедшие три месяца. Он настоящий и он старается.

– Прости, – жалобно бормочу я. – Я просто…

Он ждет, но когда я не заканчиваю фразы, спрашивает:

– Зачем вообще ты туда ходила? Что искала?

Я неловко кошусь на потолок.

– Свое имя.

– И?

– Его там не было. Но порой люди пялятся на меня или перешептываются, и я начинаю беспокоиться, что декан снова заведет беседу о сексе или просто… – перевожу дыхание. – Думаю, в прошлом году мне было бы плевать, если бы оказалась в том списке, я была бы просто счастлива, что меня приметили. А теперь меня это волнует. Я сказала, что изменюсь в этом году, и на самом деле даже не полагала, что у меня особо получается, однако это так.

– Я знаю, что ты не хочешь быть «Кросбабой». Я тоже этого не хочу. Мне не нравится это прозвище, и я им не пользуюсь, хотел бы даже чтобы его вообще не существовало. Но я не могу стереть прошлый год, впрочем, как и ты, как бы сильно ни старался. Я просто фокусируюсь на том, чтобы в этом году все делать лучше. И полагал, что мне это удавалось.

Я встречаюсь с ним взглядом.

– Так и есть. Прости меня.

С мгновение он молчит, а затем кивает.

– Хорошо. Побудь тут чуток. Мне надо принять душ, а потом нужно, чтобы ты погоняла меня по экзаменационным вопросам по химии.

– Я думала, его не будет в ближайшие две недели.

– Верно, но это самый паршивый предмет, что я когда-либо выбирал, и мне нужно включить голову. – Он подхватывает полотенце и сменную одежды, после чего открывает входную дверь. – Никуда не уходи. Буду через пять минут.

– Ладно.

Я делаю вдох и медленно выдыхаю, заставляя себя расслабиться. Все могло пройти и лучше, но могло быть и гораздо, гораздо хуже. Хотя вроде как унизительно сознавать, что мне преподает уроки зрелости парень, чье представление о сокрытии порядком зачитанного экземпляра «Хастлера»¹⁸ – это сунуть его в собственную наволочку.

Я прибираю постель, усаживаюсь у стены и в ожидании играю игру на своем телефоне. Когда пару минут спустя возвращается Кросби, его волосы еще мокрые после душа, и он переоделся в спортивные штаны и футболку. От него пахнет мылом.

– Тебе не холодно от открытого окна? – спрашивает он, бросая полотенце в направлении своей бельевой корзины и кивая в сторону окна.

– Нет, все в порядке.

– Ладно. – Он берет с эллиптического тренажера свой учебник по химии и присоединяется ко мне, скидывая в сторону недавно взбитые подушки и садясь у изголовья кровати.

– Откуда хочешь начать? – спрашиваю я, листая страницы, которые он отметил неоново-зелеными закладками. – Без разницы?

– Конечно.

– Хорошо. Давай начнем с чего-то полегче. Назови десять самых распространенных элементов во Вселенной.

– Э-э, гелий, водород, кислород… азот… углерод… – Он дергает заусенец. – Кальций?

– Нет.

– Гелий я уже называл?

– Хммм.

– Подскажи.

Я указываю жестом на лежащие в углу гантели.

– Ты любишь тягать…

– Железо.

Я отклеиваю одну из закладок в книге.

– Какого она цвета?

– Зеленая.

– Более конкретно.

Он насупил брови.

– Ярко-зеленая.

– Я подразумевала неоновая.

– Напомни, что такое неон, черт бы его побрал?

– Благородный газ. – Сейчас у меня нет уроков химии, но она мне очень нравилась в старшей школе, я выбрала тогда усиленный класс по этому предмету просто так. – А ты в курсе, что тот, кто составил периодическую таблицу, отрицал существование благородных газов…

Я прерываюсь, когда вижу, как Кросби зажимает себе переносицу, будто ему больно.

– Ты в порядке? – спрашиваю я и тянусь, чтобы прикоснуться к его ноге. – Химия не такая уж сложная. А эта история довольно занимательная.

– Знаешь, во что мне не верится? – он отводит ногу, и теперь я не могу до нее дотянуться, с мгновение я просто таращусь на опустевшее место на одеяле.

– Что?

– Когда ты пришла сюда в первый раз и гоняла меня по предмету, я поклялся, что в следующее твое появление здесь мы займемся далеко не «вопросником». И вот она ты, моя девушка, на моей кровати, а я просто…

Я закусываю губу.

– Взбешен?

– Да, Нора! – Он хлопает рукой по подушке, и мы оба притворяемся, что не слышим шорох журнала внутри. – Какого черта?

Я дергаю нитку на подоле моей майки.

– Я же попросила прощения.

– Ну, тебе и следовало. Открыть дверь и увидеть тебя за ней это сродни пробуждению в рождественское утро, когда под елкой находишь огромный подарок, а после ты открываешь его и там просто… банан.

Я очень стараюсь не рассмеяться.

– Банан?

– Да, банан. Разочарование.

Я ахаю. Конечно мои обвинения по поводу того, что он спал направо и налево во время поездки не были лучшей частью его дня, но называть меня разочарованием? Я наслушалась этого определения в прошлом мае столько, что хватит мне до конца жизни.

– Кросби, – произношу я с нажимом. – Я сожалею. Я старалась быть цивильной, когда пришла сюда, ну а что мне еще было делать? Надпись на стене говорила сама за себя, и нравится тебе твоя репутация или нет, но нельзя сказать, что ты ее не заслужил.

– Ты шутишь? – он сдвигается и садится на колени, будто стена не может выдержать веса его раздражения. – Во-первых, я даже не знаю, чьи имена находятся в том списке, но в любом случае никто из них не был моей девушкой. Знаешь, откуда мне это известно? Потому что у меня не было девушки. Может, список на стене и «говорит за себя», но я ничего плохого не делал. Я никогда никому не лгал и не обманывал тебя.

– Я же сказала, что сожалею!

– Кто это был? – резко спрашивает он.

Я замираю в замешательстве.

– Кто был?

– Парень. Ты сказала, что в прошлом году был какой-то парень. Он явно сделал что-то, отчего ты такая.

Я таращусь на него, разинув рот. Такая? Какая именно такая? Такая кто видит, что ее парень якобы переспал с тремя девушками и осмеливается спросить его об этом? Вот какая? Я швыряю в него книгой и опускаю ноги на пол, но меня удерживает его хватка на моей руке.

– Серьезно? – вопрошает он. – Собираешься смыться? После того как сначала примчалась сюда? Разве только ты можешь задавать личные вопросы?

– Никто не «сделал меня» такой, – говорю я сквозь сжатые зубы, вырывая руку и вставая. – Это мой выбор. Я сама решаю спросить, изменял ли ты мне. Сама решаю, верить ли тебе, когда ты ответил, что не делал этого.

Он тяжело дышит, его грудь вздымается и опадает под футболкой, наконец он вскакивает на ноги.

– Знаешь что? – раздраженно произносит он. – Ладно. Пошли.

– Куда?

– Избавимся от списка раз и навсегда. У нас тут где-то было немного краски. Может, список Келлана и сослужил службу, но мой уж точно нет.

Я смотрю, как он надевает кроссовки и хватает куртку с кресла, протягивая мне мою. Не веря, что мы и впрямь это делаем, я следую за ним вниз по лестнице, и жду, пока он беседует в гостиной с Дэйном, выясняя, где у них лежит краска. Понятия не имею, зачем она им, но на минуту он исчезает в подвале и возвращается с двумя кистями и старой банкой с голубой краской.

– Ну все, – изрекает он, хватая шерстяную шапку с логотипом хоккейной команды и натягивая себе на голову. – Пошли.

– Пошли, – эхом вторю я. – В здание Союза Студентов.

– Угу.

Он начинает шагать вниз по дорожке к улице, но передумывает, когда замечает на траве мой велик. Вместо этого он поднимает его и жестом подзывает сесть сзади.

– Кросби…

– Ты идешь или нет, Нора?

Я вздыхаю и перекидываю ногу на сиденье. Это даже отдаленно не комфортная езда и в первое время мне кажется, что мы опрокинемся в неуклюжий клубок ушибленных конечностей. Но наконец Кросби удается удержать равновесие, и он крутит педали в сторону кампуса, банка с краской свисает с рукоятки руля и бьется о его колено.

– Нам не обязательно это делать, – говорю я, когда мы останавливаемся у здания и несуразно слезаем с велосипеда. Размалевывание школьной собственности кажется довольно верным способом вновь вляпаться в неприятности, а Кросби даже не пытается скрыть улики нашего плохо продуманного плана. К счастью, вестибюль еще более пуст, чем когда я была тут ранее, и охранников не видать. Кросби тяжело дышит от напряжения, а я дрожу от холода и то, что в помещении тепло, не имеет для меня никакого существенного значения.

Однако я должна вести себя хорошо.

– Кросби, – шиплю я, вырывая руку из его, пока он нажимает кнопку вызова лифта. – Это похоже на нечто, что явно противоречит правилам.

– Это мое имя, – говорит он упрямо, подталкивая меня в прибывший лифт. – И я хочу его удалить. Если они его не закрасят, то это сделаю я.

Остаток пути мы не произносим ни слова, также молча заходим в женский туалет. Кросби снимает свою куртку, чтобы не вымазать ее в краске и, поколебавшись секунду, я поступаю также.

– Похоже, ты чувствуешь себя здесь вполне комфортно, – комментирую я и заслуживаю убийственный взгляд, а мне в руку не слишком нежно шлепается кисть.

Он встряхивает банку и открывает крышку, сбросив ее в одну из раковин.

– Которая кабинка? – спрашивает он.

Я вздыхаю и указываю на нужную, провожая его взглядом самого несчастного сообщника в мире. Он просматривает стену, пока не замечает своего имени, и я верю, что он никогда его раньше не видел. По тому, как округлились его глаза, не думаю, что он вообще видел какой-нибудь из этих списков.

– Ты никогда здесь не бывал? – утверждаю я. Знаю, что списки дублируются и в туалете у парней, так что он мог их видеть.

Он рассеяно качает головой и проводит пальцем по своему списку, чтобы узнать три последних записи. Они кажутся настоящими, аккуратно указаны даты, фамилии и имена.

– Я их не знаю, – произносит он, глядя на меня. – В отличие от плохого примера Келлана, я спрашиваю имена.

– Ладно, Кросби.

Он макает свою кисть в краску и прокручивает ее, после чего аккуратно проводит по своему имени. Видеть, как оно исчезает неожиданно печально и вместе с тем приятно.

Я завидую. Хотелось бы мне, чтобы можно было так же легко стереть мои ошибки. Куча проваленных предметов? Исчезли. Арест? Никогда не производился. Перепих с лучшим другом твоего будущего парня? Точно не было.

Я уже максимально стараюсь устранить свои ошибки, так что наклоняюсь, макаю свою кисточку в банку и помогаю Кросби избавиться от его. Все занимает не больше пары минут, но вызывает неожиданную радость, и вскоре мы перемещаемся в мужской туалет и проделываем аналогичное там. Здесь список идентичный, за исключением того, что в нем двадцать пять позиций, имена трех таинственных женщин тут явно отсутствуют. Хотя он никак это не комментирует, и мы молча красим, пока список вконец не исчезает под бледно-голубым квадратом на испещренной граффити стене.

Некоторое время мы просто таращимся на опустевшее место, и я задаюсь вопросом, не сожалеет ли он об этом. Был ли этот список как бы визуальным поводом для своего рода гордости, явным подтверждением того, какой он жеребец.

– О чем ты думаешь? – в конце концов спрашиваю я.

С мгновение он молчит.

– Мне нравится.

– Да?

Он переводит взгляд на меня.

– Да.

Мы выходим из кабинки и промываем кисточки, затем надеваем куртки и спускаемся в вестибюль. Чуть избавившись от гнева, Кросби прикладывает больше усилий, чтобы скрыть банку с краской, хотя теперь уже охранник оказывается на своем посту и с подозрением наблюдает за нами.

– Добрый вечер, – приветствует он.

– Добрый вечер, – отвечаем мы, спеша прочь. Одна из кистей выпадает из кармана Кросби, оставляя мокрый след на отполированном полу, и я быстро ее подхватываю.

– Что вы делали наверху? – спрашивает охранник, вставая. Он здоровяк, вооружен лишь фонариком и рацией, и не является для нас угрозой, когда мы выбегаем в двери и заскакиваем на мой велосипед.

Охранник не гонится за нами, но Кросби все равно жмет на педали как сумасшедший. Я цепляюсь за его торс, ощущая, как банка с краской прижимается к его животу, а его грудная клетка расширяется после каждого вздоха. От прохладного воздуха пощипывает кожу, и, прикрыв глаза, я зарываюсь лицом в его дутую куртку. Прежде чем сама это осознаю, я начинаю смеяться. Я так сильно смеюсь, что весь велик трясется, и Кросби бросает на меня взгляд через плечо, пытаясь понять, что происходит.

– Нора! – восклицает он, слова растворяются в ледяном ветру. – Что ты делаешь?

– Ничего, – бормочу я в ткань, понимая, что он не может услышать. – Не останавливайся.

Хотя он и не может разобрать моих слов, но не останавливается, пока мы не возвращаемся к дому братства и не тормозим на лужайке.

– Ты смеешься или плачешь? – уточняет он, позволяя банке с краской выпасть из его куртки и подскочить на замерзшей земле. – Я не могу понять.

– Смеюсь, – признаюсь я. – Сама не знаю почему.

На улице слишком темно, чтобы я могла различить блеск, который обычно появляется в его глазах в такой ситуации, но я не останавливаю его, когда он прижимает меня спиной к стволу древнего дуба и накрывает мой рот своим. Его пальцы зарываются в мои волосы и тянут почти до боли, но и тут я его не останавливаю. Просто целую в ответ со всей злостью, облегчением, радостью и скорее с неожиданной горячностью, чем холодностью.

– В доме, – выдыхаю я, отстраняясь, чтобы перевести дух.

– Здесь? – спрашивает он. – Ты уверена?

Я толкаю его к зданию.

– Да.

Он хватает меня за руку и тащит вверх по лестнице. Я слышу парочку мяуканий из гостиной, но не обращаю на них внимания, расстегиваю свою куртку и следую за Кросби в его комнату. Мы целуемся, обжимаемся и раздеваемся, но когда мы уже наполовину лишаемся одежды, он вдруг останавливается и отстраняется на шаг.

– Черт, – бормочет он. – Нора, у меня нет презервативов.

Несколько секунд мой рот лишь беззвучно открывается и закрывается.

– А ты не можешь… одолжить парочку?

– Могу, но ты правда хочешь, чтобы я спустился и попросил их? В смысле, они наверняка уже обо всем догадываются, но я знаю, как ты относишься к тому, что треплют твое имя.

По идее этого не должно было произойти, однако эти слова сбили весь настрой. Моя рубашка распахнута до пупка, и я медленно застегиваю ее, чтобы скрыть кружевной розовый бра. Кросби стонет и подхватывает свою футболку с пола.

У меня все внутри сжимается, когда я замечаю, как от эрекции у него топорщатся спортивки. Он прослеживает мой взгляд и отмахивается от моих немых извинений.

– Это не твоя вина, – говорит он. – Я вкладывал их в свой бумажник, чтобы принести к тебе в квартиру и забыл пополнить запасы.

– Мне нужно было прикупить для своей комнаты, чтобы ты был не единственным, кто вечно их приносит.

– Ты права. Это все твоя вина.

Я улыбаюсь его попытке ослабить возникшее было между нами напряжение. Это уже не совсем гнев, но тем не менее не похоже, что все уже закончилось.

– Знаешь… – начинаю я, кладя ладонь ему на грудь и толкая его на кровать. – Прошлый раз ты продемонстрировал свой «фокус», а я свой – нет.

Его брови взлетают до комичного высоко. Я никогда не делала ему минета и, хотя в первую нашу совместную ночь предлагала ему, а он сказал «не в этот раз», однако ни разу не пытался заставить меня это сделать. Но теперь я сама хочу. Мой опыт в этом вопросе довольно ограничен и неприятен, но также было и с получением подобных ласк самой, а на деле это оказалось очень приятным занятием.

Он останавливается, когда касается кровати подколенной ямкой, но не присаживается. Тяжело выдыхает, когда я опускаю руку и глажу его, твердого и горячего, через хлопчатобумажную ткань.

– Это я тоже не часто делала, – шепчу ему на ухо, держа лицо так, чтобы он не мог видеть, как меня смутило это признание. – Поэтому скажи, что тебе нравится.

– Нора, – выдыхает он хрипло и страдальчески, и это так заводит.

Я начинаю опускаться на колени, но он останавливает меня.