Тетушка разрешила нам пропустить несколько балов, в освободившиеся дни мы с детьми осмотрели столицу, побывали на ярмарке, где на открытой площадке выступали гимнасты и акробаты. Мы с Мэри и Гертой обошли множество магазинов, выбирая новые ткани и накупив кучу необходимых безделушек.
В один из таких дней Ален попросил меня прийти в кабинет вместе с Вилсоном, там был пожилой мужчина.
— Это господин Трокт, художник, — познакомил он нас с гостем.
Ален представил меня, затем подошел к стоящему возле кресла, в котором я сидела, Вилсону, положил руку ему на плечо и сказал, обращаясь к Трокту:
— А это, на мой взгляд, очень талантливый молодой человек. Я хочу, чтобы Вы, господин Трокт, позанимались с ним живописью, пока мы находимся в столице. Присмотритесь к мальчику, нам будет интересно услышать Ваше мнение о его способностях. И помните, пожалуйста, это очень близкий мне человек.
Художник внимательно посмотрел на Алена, потом на Вилсона и, поклонившись, сказал:
— Мне будет интересно позаниматься с Вилсоном и, если Вы не возражаете, мы приступим завтра и начнем с пейзажей.
Попрощавшись, художник ушел, а Вилсон, покрасневший от слов Алена, не решался поднять на нас свой взгляд.
Ален встал прямо перед мальчиком и произнес:
— Посмотри на меня, Вилсон, — тот выполнил просьбу, — я сказал ему правду.
Мальчик не мог произнести ни слова, только смотрел на моего мужа блестящими от слез глазами.
— Тебе понравился художник? — спросил меня Ален.
— Мне он показался умным человеком, — ответила я и обратилась уже к ребенку: — Вилсон, если он будет неуважительно к тебе относиться, обязательно скажи, потому что это недопустимо.
Вилсон мог только кивнуть. Я подошла, потрепала его по голове и чмокнула в лоб. Посмотрела на Алена и благодарно улыбнулась ему: я очень гордилась своим мужем.
В один из этих свободных от балов дней, мы гуляли с тетушкой по парку, окружающему дом. Я медленно катила коляску, в которой сидел Ажан и вертел головой в разные стороны, пытаясь дотянуться то до растущих вдоль аллей цветов, то до порхающих бабочек, то до пролетающих в небе птиц. Тетушка шла рядом, также как и я, любуясь малышом. Вдруг она сказала:
— Знаете, Ира, я все время вспоминаю первый бал, и поведение Его Величества. Осуждать поступки короля не то, что не допустимо, а карается законом, но я все-таки скажу, что то, как он вел себя по отношению к Вам и Алену просто возмутительно. Я очень давно не была при дворе, но хорошо помню, что раньше Его Величество не позволял себе ничего подобного.
Я молчала, не зная, как можно успокоить тетушку, и тут она выдала, почти как в «Гамлете»:
— Да, неладно что-то в нашем королевстве.
Я закашлялась, чтобы не рассмеяться, и, когда она вопросительно взглянула на меня, я как можно более серьезно подтвердила:
— Совершенно с Вами согласна, какая-то в Картаре нашем гниль.
Я не стала просить у Алена вернуть нож, который он забрал после моей встречи с виконтом, просто взяла у Артура запасной.
— Леди Ира, Вы потеряли нож? — спросил меня Артур.
— Нет, его взял Ален, но я ему не сказала, откуда он у меня, — ответила я.
— А тот нож Вам пригодился? — не унимался мальчишка.
— Да, Артур, пригодился, и скажу тебе по секрету, что я использовала его не в качестве защиты, — сообщила я ему заговорщически.
— Неужели Вы на кого-то напали? — шепотом с ноткой восхищения в голосе допытывался он.
— Не совсем, но это ближе к истине. Извини, больше сказать не могу, — свернула я разговор.
На бал я шла с двумя ножами: в кармане платья и у колена. И не потому, что сомневалась в том, что Ален сумеет защитить меня, а просто привычка надеяться только на себя никуда не исчезла.
В этот раз король с королевой отсутствовали. У меня сразу поднялось настроение, я даже стала получать удовольствие от танцев. Меня приглашали незнакомые мужчины, я косилась на тетушку, та незаметным кивком давала «добро» на танец. Если по каким-то причинам мужчина ей не нравился, она начинала заговаривать с ним, не давая тому возможности произнести слова приглашения. Во время танца я обменивалась с партнерами дежурными фразами, типа: как Вам столица, какие приемы Вы посещали, и о потенциальных знакомых.
На вальс меня пригласил высокий молодой мужчина довольно крепкого телосложения, представившийся графом Марвитом, я неохотно пошла после разрешительного кивка тетушки. Надо признать, он был красив, синеглазый брюнет с забранными в хвост длинными волосами. Он отличался от остальных: не был вальяжным, как большинство присутствующих. Его движения мне показались выверенными и четкими, как у Алена. Он старался произвести на меня впечатление, бросая восхищенные взгляды, его улыбку вполне можно было отнести к обаятельным. Вот только она никак не гармонировала с быстрым внимательным взглядом, будто фиксирующим обстановку, когда он смотрел поверх моей головы.
— Графиня, ходят слухи, будто Вы сумели покорить сердце, как короля, так и принца, — улыбаясь во все тридцать два зуба, проговорил он.
Любопытно, это он мне комплимент делает или обвинение предъявляет?
— Уверена, Вы меня с кем-то путаете, — холодно произнесла я.
— Это исключено, — отрезал он с той же улыбкой.
— В Вашем вопросе мне послышались нотки зависти, но если Вы, граф, сами решили покорить их сердца, то неправильный наряд для этого выбрали.
Граф засмеялся, причем он не притворялся, а старался сдержать смех, чтобы не привлекать к нам внимание.
— И потом Вам не пристало пользоваться слухами. Вы ведь военный? — припечатала я.
Смех оборвался, сразу почувствовала, как его руки сильнее сжали мою талию. Он легко и грациозно лавировал между танцующими парами, все дальше уводя меня от тетушки.
— Угадали, я — действительно военный, а Вы, как мне и говорили, остры на язык, — продолжал улыбаться граф, как-то странно всматриваясь в меня. В его взгляде были то ли симпатия, то ли удивление.
— И кто же Вам сообщил об особенностях моего языка? — не теряла я бдительности.
— Торин, мой друг, — продолжая улыбаться, ответил Марвит, — он ведь и Ваш друг, не так ли?
— Да, — осторожно ответила я.
Граф посмотрел поверх моей головы, улыбнулся и сказал:
— Да вот же он, — и помахал при этом рукой.
Непроизвольно оглянувшись, я почувствовала, как граф развернулся и буквально понес меня, потому что пола я едва касалась кончиками туфель. Еще искала взглядом Торина, когда мы резко свернули за колонну, и меня внесли в комнату через уже приоткрытую панель. Опять на те же грабли! Я набрала в грудь воздуха, чтобы закричать, но граф успел мне зажать рот одной рукой, а другой обхватил меня так, что обе руки были прижаты к моему телу, а оно, в свою очередь, к телу графа. Я ударила его коленом, он зашипел, но не остановился, нырнув в другую комнату. «Ноги свяжи», — тихо скомандовал он кому-то, поставив меня на пол. Мои лодыжки моментально стянули веревкой.
— Графиня, не пытайтесь сопротивляться и с Вами ничего не случиться, — сказал граф, глядя на меня сверху вниз и по-прежнему зажимая мне рот своей рукой.
От обиды я зубами вцепилась в его ладонь. Граф поморщился, но сразу руку не отдернул. Секундой позже он убрал ее, чтобы тут же засунуть в мой рот протянутую ему кем-то тряпицу. Обхватив меня уже двумя руками, он спускался по плохо освещенной лестнице, потом опять бежал по длинному коридору, время от времени куда-то сворачивая. Я отчаянно извивалась, пытаясь достать нож из кармана, но пока не получалось.
— Графиня, чего Вы добиваетесь, продолжая так настойчиво тереться об меня? — услышала у самого уха даже не запыхавшийся голос похитителя.
Я возмущенно уставилась на него, он мельком взглянул на меня, видимо, с кляпом во рту я представляла собой жалкое зрелище, потому что он не мог сдержать усмешки. Стало так обидно! Я вспомнила, как в фильмах, когда дрались, один бил своим лбом другого по носу, и тот хватался за разбитый нос, а первому — хоть бы хны. Решила ударить, примерилась и ударила. Но вот то ли он неудачно для меня повернул голову, то ли я ошиблась в расчетах, а только получилось не совсем так, как задумывалось. Вместо: заехать моим лбом ему по носу, получилось удариться моим виском о его подбородок. Но об этом я узнала не сразу.