Поденка

Глава 6

Офисы юридической фирмы «Прист энд компани» занимали четыре этажа узкого сегмента старинного здания, находящегося под охраной государства и стоящего менее чем в пятнадцати минутах ходьбы от Королевского суда Лондона на улочке с говорящим названием Нук [6]. Это был всего-навсего небольшой придаток Стрэнда [7], и интерес здесь представляли только офисы компании Чарли Приста и до смешного маленькое кафе напротив, известное как «Кафе Пикколо», где Прист был постоянным клиентом. Правда, он обычно заказывал только чай, к великому неудовольствию здешнего бармена.

Прист торопливо прошагал мимо бронзовой таблички на стене здания, на которой были перечислены все расположенные в нем организации, и, перескакивая через ступеньку, взбежал в роскошную приемную своей фирмы. Воздух здесь пропитался ароматом натуральной кожи, вся мебель была выполнена из темного красного дерева или дуба. Одну стену сплошь увешивали выполненные тушью карикатуры на известных адвокатов и судей, другую от пола до потолка занимал старинный книжный шкаф, заполненный сборниками судебных решений.

У Чарли вызывало отвращение абсолютно все – вплоть до искусственных цветов на каминной полке, но здешний интерьер предназначался для того, чтобы производить впечатление на клиентов, а вовсе не для того, чтобы соответствовать его собственному вкусу.

Сидящая за столом секретарша Морин подняла глаза и посмотрела на него, словно спрашивая: «Где, черт возьми, вас носит?» У Приста на сегодняшнее утро была назначена деловая встреча с менеджером банка, который вел счета его фирмы, но он попросил Морин перенести ее на другое время. Похоже, банку это не понравилось. Однако Прист не имел перед ним долгов, поскольку не брал кредитов под залог своей части офисного здания, никогда не допускал перерасхода денег на текущем счете фирмы, а ее клиентский счет был весьма небольшим. Так что едва ли банк мог питать к нему какой-то особый интерес.

Он бросил на Морин взгляд, подразумевающий: «Извините, но утро у меня сегодня выдалось непростым», и, прежде чем она успела заговорить, быстро поднялся по лестнице в кабинет и закрыл за собой дверь.

Кабинет Приста занимал самое большое помещение, но это не потому, что он так хотел, а просто потому, что на его долю приходилось наибольшее количество папок с материалами дел, которые следовало хранить. Чарли повалился в кресло, стоящее за просторным современным письменным столом, на котором располагались два компьютерных монитора и ворох бумаг. На стене слева от стола висел плоский телеэкран, показывающий новостной выпуск канала «Скай-ньюз» с выключенным звуком. Прист взял чайную чашку, прятавшуюся между мониторами, и обнаружил, что ее дно успело покрыться слоем какой-то пушистой плесени.

Надо будет поговорить с уборщицей. И, возможно, внедрить систему оплаты труда в зависимости от качества работы.

Он щелкнул мышью, оба монитора включились, тихо загудели, и на них появились окна блокировки. Чарли набрал пароль, пальцы действовали на автопилоте. Ему требовалось время, чтобы как следует все обдумать.

Минувшей ночью какой-то малый приложил прорву усилий, пытаясь убить его, чтобы вернуть некую флешку, которой у него не было и нет. Или же она у него все-таки есть, но он пока об этом не знает. Так что ночью ему пришлось несладко. К тому же напавший на него тип все еще прячется где-то в городе, дожидаясь своего часа. Приста пробрала дрожь. Он едва мог двигать своим обожженным запястьем.

Конечно, необходимо обратиться в полицию. Он это знал. Но не станет этого делать. Он провел восемь лет своей жизни, служа в полиции и добиваясь на этом поприще превосходных успехов, прежде чем совершить то, что прежние коллеги сочли самым худшим из предательств, – стать адвокатом. И как будто естественного недоверия между теми, кто следит за соблюдением законов, и теми, кто ими манипулирует, недостаточно, Прист еще и сыпал соль на раны бывших коллег, вдобавок ко всему прочему зарабатывая на адвокатском поприще прорву денег.

К счастью, мне плевать, что обо мне думают люди. Во всяком случае, те из них, которые не пытаются меня убить.

Прист сомневался, что регистрация совершенного против него преступления и открытие уголовного дела могут хоть как-то помочь. К тому же в его распоряжении имелись такие ресурсы, которые значительно превосходили возможности местной полиции. Если ему понадобится кого-то разыскать, он сделает это сам.

Вот только решению этого вопроса сильно мешает боль в моей голове, хотя горячий чай, выпитый из чистой чашки, мог бы стать хорошей отправной точкой, чтобы начать его решать.

Послышался короткий стук в дверь, после чего она сразу же открылась. Дверной проем заполнил огромный темнокожий мужчина. Переливающийся на свету серый костюм, галстука нет. Сшитая на заказ салатовая рубашка и такого же цвета носовой платок, слегка выглядывающий из нагрудного кармана пиджака. На левой руке великана поблескивал «ролекс».

Карьера Винсента Окоро, штатного юриста, представляющего в судах фирму «Прист и компания» и занимающегося защитой ее интересов, производила такое же внушительное впечатление, как и он сам. Этот родившийся в Нигерии барристер [8], принятый в английскую адвокатуру в 1995 году, как и Прист, стал юристом довольно поздно, лишь после того, как в течение десяти лет возглавлял свою собственную строительную компанию. Затем, оставив бизнес, он поменял квалификацию и в конце концов стал преуспевающим членом одной из лондонских корпораций барристеров. Специализируясь на хозяйственных спорах, он заработал репутацию блестящего мастера беспощадных перекрестных допросов и выдающегося тактика.

Окоро закрыл за собой дверь и уселся напротив Приста. Стул жалобно заскрипел под его крупным телом, состоящим не из жира, а из мышц – горы мышц. Чарли часто казалось, что Винсент представляет собой один огромный мощный мускул. И сегодня утром у этого огромного мускула был мрачный вид.

– Весь последний час я провел, общаясь по телефону с Монро, – сказал Окоро.

Его голос был таким же роскошным, как и его костюм, – величественный бас, четко произносящий каждое слово с мягким нигерийским акцентом.

– С кем, с кем?

– С Монро. Это менеджер, занимающийся нашими делами в банке.

– А, с этим малым.

– Они хотят получить от вас другой прогноз движения наших денежных средств.

– А чем был плох последний прогноз, который я для них сделал?

– Вы его не делали, Прист. По правде говоря, за все те годы, что я вас знаю, вы не составили ни одного такого прогноза.

– Тогда банк хочет получить от нашей фирмы не другой прогноз движения денежных средств на счетах, а просто… хоть какой-то.

Окоро улыбнулся и медленно кивнул, словно прислушиваясь к какой-то тихой музыке, ласкающей его слух.

– Вы сегодня дерьмово выглядите, Прист.

– У меня выдалась тяжелая ночь.

– И это в буднее-то время? Ничего себе. Как же вы дошли до жизни такой?

– Уже есть двенадцать часов? – спросил Прист и, взглянув на свое правое запястье, в очередной раз увидел покрывающие его жуткие ожоги.

Он поспешно прикрыл их рукавом пиджака.

– А что?

Прист пошарил в нижнем ящике стола и в конце концов нашел бутылку купажного шотландского виски. Он точно не знал, как она там оказалась: возможно, ее подарил какой-то благодарный клиент, но Чарли был рад, что вспомнил о ее наличии. Он плеснул виски в два бокала и пододвинул один из них к Окоро. Потом залпом осушил свой собственный и налил себе опять. Снова залпом проглотил виски, после чего выжидающе взглянул на собеседника.

Окоро подозрительно посмотрел на свой бокал:

– Это что, новая политика фирмы? Пьянство в разгар рабочего дня?

Прист налил себе еще бокал и выпил и его. У него не было пристрастия к спиртному, и его могла бы с легкостью перепить и тринадцатилетняя девчонка, но сейчас он чувствовал, что ему необходимо выпить, чтобы притупить гложущую его тревогу.

– Вас что-то беспокоит, Прист?

Чарли покачал головой, но не перестал сжимать в руке горлышко бутылки.

– Что именно случилось минувшей ночью?

– Ничего особенного. Посмотрел по телевизору повтор нескольких серий «Святого», заказал ужин из «Бургер-кинг», покормил рыбок, поиграл на пианино. Затем какой-то тип попытался раскроить мне череп. Я вырубился, а когда пришел в себя, оказалось, что я пристегнут к своему собственному гребаному стулу и он машет перед моим лицом электродрелью.

Последовала недолгая пауза. Прист потер затылок, на который пришелся удар дубинкой. На голове торчало две шишки величиной с мячик для гольфа – чудо, что она вообще осталась цела.

– Вы же не умеете играть на пианино, Прист.

– А что, эта деталь так важна?

– Может быть, вместо этого невразумительного лепета я услышу связный и подробный рассказ? Ведь на следующей неделе меня здесь уже не будет, я проведу ее в суде.

Прист вздохнул и выпил еще виски. Янтарная жидкость обожгла горло, и его вдруг осенило: «Я ненавижу виски». Он выбросил из головы эту мысль и начал эпизод за эпизодом рассказывать о том, что произошло, стараясь не упустить ни одной детали. Когда он завершил свой рассказ, возникла еще одна пауза.

Окоро тяжело вздохнул:

– И вы не знаете этого господина?

– Нет, не знаю.

– И никогда не видели прежде?

Прист покачал головой:

– Нет, не видел.

– И вам неизвестно, чего он от вас хотел?

– Он хотел получить флешку.

– С данными о чем?

– Без понятия.

– Ясно. А почему он думал, что она у вас? – Окоро потер свою лысую макушку, как будто его мучила головная боль.

– Он промямлил что-то насчет того, что ему кто-то об этом сказал, но не сообщил, кто именно.

– Значит, вы его не узнали?

– Нет.

Барристер продолжал медленно кивать.

Звездный час Окоро настал в 2003 году. Ему предложили занять должность заместителя прокурора в недавно созданном Международном уголовном суде, который был учрежден в Гааге для рассмотрения дел о геноциде, военных преступлениях и преступлениях против человечности в тех случаях, когда национальные суды не обладали соответствующей юрисдикцией или же, что больше походило на правду, просто не решались рассматривать их. Тогда Окоро оказался среди элиты мирового юридического сообщества, поставившего себе задачу обеспечивать верховенство права на территориях, где этот принцип не признавался, и привлекать к ответственности тех субъектов, которые не питали ко всему остальному человечеству никаких чувств, кроме глубочайшего презрения.

Так что в своей практике он не раз сталкивался с жестокостью.

– Вы в порядке? – спросил наконец Винсент.

– Я почти не могу согнуть правое запястье, и у меня раскалывается голова. Еще болят глаза, а кроме того, сегодня утром у меня было два носовых кровотечения. И нарушены вкусовые ощущения.

– Но вы в порядке? – не унимался Окоро.

Прист несколько секунд молча смотрел на него. За полуулыбкой нигерийца скрывалось искреннее беспокойство – Прист видел это по его глазам. Окоро пытался скрыть свои чувства: он казался спокойным, все время пристально смотрел на хозяина кабинета и продолжал сидеть почти неподвижно. Прист всегда находил общество этого кроткого гиганта до странности успокаивающим, а сегодня был особенно благодарен ему за поддержку.

– Да, я в порядке, – ответил он. – Только немного зол на себя самого из-за того, что не смог сразу понять ситуацию. Ведь его предлог для визита ко мне был полнейшей лажей. Правда, его полицейская форма выглядела совсем как настоящая. Интересно, где он ее раздобыл.

– Если знаешь нужных людей, можно раздобыть все, что угодно, Прист. Уж кто-кто, а вы должны это знать. Но это говорит о том, что напавший на вас тип – человек со связями. А стало быть, вам следует соблюдать осторожность. Может, все-таки передумаете и обратитесь в полицию?

– Откуда вам известно, что я решил к ним не обращаться?

– Просто я знаю великого Чарли Приста лучше, чем он знает себя сам.

– Хм. – Прист сделал вид, что обдумывает это предложение, но на самом деле он вовсе не собирался менять своего решения. – Я над этим поразмыслю.

Окоро вновь кивнул.

Компьютер выдал отрывистый звуковой сигнал – значит на электронную почту пришло очередное письмо. К счастью, эта неделя выдалась спокойной. Юридическая фирма «Прист энд компани» работала только с теми немногочисленными избранными клиентами, которые могли хорошо платить: с транснациональными корпорациями, желающими выявить случаи коррупции среди своих менеджеров среднего звена, с интернет-компаниями, в которых имелись жуликоватые директора, берущие взятки, с фирмами, обвиняющими своих конкурентов в незаконных приемах ведения бизнеса, подкупе и создании картелей, подрывающих конкуренцию. Время от времени объектами расследований становились и коррумпированные парламентарии.

Главным в работе фирмы была нацеленность на результат. Ее юристы неизменно добивались того, что обещали своим клиентам, и делали это в обещанные сроки. А ключом к успеху во всех ста процентах случаев являлся тщательный отбор дел, за которые фирма бралась. Основное правило – вести не более двух дел одновременно, и вопрос правильного распределения ресурсов играл в практике важнейшую роль. Поэтому Прист брался только за те дела, которые, по его мнению, его компания могла выиграть.

Прист считал, что в каком-то смысле ему повезло. Визит липового полицейского в квартиру совпал с затишьем, которое всегда наступает после того, как проведены все процедуры, вытекающие из успешного завершения судебного процесса по крупному иску, а следующий подобный процесс еще не начался. Так сказать, время, чтобы набрать в легкие воздуха перед очередным погружением на глубину.

Последним успехом фирмы было удовлетворение исковых требований акционерной компании «Тирамир интернешнл», входящей в лондонский биржевой индекс. Она занималась продажей комплексов услуг, таких как катание по известным гоночным трассам, путешествия на воздушных шарах, ужины, приготовленные знаменитыми поварами. Бизнес компании рос и видоизменялся так быстро, что на каком-то этапе ее учредители совершили кадровую ошибку, переманив у конкурента и назначив на должность президента жулика, а потом начали гадать, почему его богатство значительно превышает ту сумму, которую выплатили ему они. За три недели рассмотрения этого уголовного дела в Высоком суде Англии и Уэльса барристеры фирмы «Прист энд компани» сумели доказать следующее. Причиной быстрого обогащения этого менеджера высшего звена было то, что, занимая должность президента «Тирамир интернешнл», он одновременно контролировал три другие компании, предлагающие аналогичные услуги в Марокко, Германии и Голландии, и стравливал их друг с другом ради собственной корысти. Теперь он должен вернуть «Тирамир интернешнл» все тайно полученные доходы, так что ему придется платить им всю оставшуюся жизнь.

Окоро пошевелился на стуле, и под его немалым весом тот опять жалобно заскрипел.

– Стало быть, этот малый потратил кучу денег и времени, – задумчиво проговорил он, – на подготовку операции, целью которой было забрать у вас электронный носитель с какими-то не известными вам данными. И он осуществил свой план, но так и не получил того, чего хотел…

– Вот именно, – закончил за Окоро Прист. – Значит, он попытается снова.

– Вам надо будет вести себя осторожно.

– Нам надо будет вести себя осторожно, – поправил нигерийца Прист.

– Что вы имеете в виду, говоря «нам»?

– Он много знает обо мне, Окоро. Вероятно, ему известно что-то и о вас.

Окоро усмехнулся:

– Я могу о себе позаботиться. Но я беспокоюсь о вас. Вы собираетесь рассказать об этой истории остальным?

Прист ответил не сразу. Под остальными Окоро подразумевал еще двух сотрудников фирмы: Саймона Соломона, которого все звали Солли, и Джорджи Самдей. Прист уже решил, что расскажет обо всем Джорджи. Ей было всего двадцать пять лет – самый молодой член команды, но этот ее недостаток – молодость с лихвой искупался присущей ей живостью ума. Чарли редко доводилось встречать столь блестящих юристов.

Говорить или не говорить Солли, штатному бухгалтеру фирмы, – это более сложный вопрос. Беспомощный в социальном плане, безнадежно слабый собеседник и, вполне вероятно, аутист, Солли отлично справлялся с цифрами. В редкие моменты просветления он любил повторять: «Люди – это вам не цифры, Прист». И хорошо, что так оно и есть, потому что Солли мог проследить за всеми передвижениями любой, пусть самой незначительной суммы денег, между восемью различными банковскими счетами, находящимися в четырех юрисдикциях, даже если сведения о ней были спрятаны в недрах аудиторского заключения, занимающего шестьсот страниц.

Если бы люди все-таки были цифрами, Саймон Соломон был бы самым великим психологом на Земле, но поскольку они ими не были, Прист предпочитал не беспокоить его такими вещами, как история с маньяком, вооруженным электродрелью.

– Я скажу Джорджи. А стоит ли говорить Солли, мы решим потом.

– Просто скажете? Так, словно речь идет о новом рецепте лимонного торта, который пришел вам на ум?

Прист пожал плечами. Окоро встал на ноги, напоминая огромную грозовую тучу, вдруг заполнившую кабинет.

– Я сейчас же начну наводить справки и постараюсь выяснить, что к чему. А пока, если вы решите на время съехать с вашей квартиры, то можете поселиться у меня.

Прист отмахнулся от этого приглашения:

– Нет-нет. Со мной все будет в порядке. К тому же ваша жена меня ненавидит.

– Она ненавидит ваше неумение нормально общаться и вести себя за столом, а также ваше интеллектуальное высокомерие. Но она не испытывает ненависти к вам лично.

– Как бы то ни было, перечень всего того, что она во мне ненавидит, несколько длинноват.

– У меня он такой же. Будьте предельно осмотрительны, Прист. – И Окоро, широко шагая, вышел из кабинета.

Чарли повернулся к находящемуся за спиной окну и уставился на дверь кафе Пикколо. Все это утро он думал о том, что ему нужно уехать куда-нибудь в отпуск. Куда-нибудь, где тепло, но нет чрезмерной жары. Золотой пляж, кристально чистый океан. Коктейли, подаваемые полуголыми красотками. Возможно, после того как Чарли каким-то образом удастся сделать так, чтобы ночной посетитель не явился к нему опять, он заскочит в туристическое агентство и прихватит несколько буклетов. Так всегда бывает после того, как едва не погиб. Начинаешь думать обо всех тех вещах, которые ты в своей жизни пропустил.

Голова кружилась от виски. Он не чувствовал такого раздрая в сознании с тех самых пор, как развелся с Ди Окленд. Теперь ему казалось, что после этого минула целая вечность и развод пошел ему на пользу. В основном потому, что он не умеет вести себя в компании, а она вообще чокнутая.

Не сказать, что в кабинете холодно, но Прист вдруг ощутил дрожь во всем теле.

Из-под кипы бумаг, лежащих в том же ящике стола, в котором была припрятана бутылка, он вытащил старую фотографию с надорванными краями и помятой серединой. Надо бы осторожнее с ней обращаться. На снимке были изображены все трое Пристов: Уильям, сам Чарли и Сара. Такой огромный потенциал, молодые лица, полные простодушного любопытства: что принесет им жизнь? Всему этому пришел конец, когда Уильям признался в серии убийств и на следующий день после суда над ним Чарли с Сарой прочли заголовки газет: «Брат офицера полиции – новый Джек-потрошитель».

Потом последовали вопросы. Как вышло, что Уильям со своей докторской степенью по психологии превратился в жестокого серийного убийцу? Каким образом ему удавалось так долго избегать разоблачения? Почему он убивал своих жертв? Почему не подходил ни под один из возможных профилей, составленных специалистами по созданию психологических портретов серийных убийц? Что именно довело его до безумия? Может быть, с ним жестоко обращались в детстве? Или он получил серьезную травму головы?

А может, зло содержалось в самой его крови?

Прист посмотрел на свое обожженное запястье. Черное, гноящееся, покрытое волдырями, оно начинало болеть еще сильнее всякий раз, когда он двигал рукой. Но под ожогами располагалась сетка вен, по которым текла кровь – та же самая кровь, что и…

В дверь постучали опять, и Прист тут же убрал фотографию обратно в ящик стола. В кабинет просунулась лысая голова Окоро.

– Прист, к вам посетитель, он желает с вами поговорить.

– Кто он такой?

– Не знаю, как его зовут, но он показал мне полицейский жетон.