Подкова на удачу

6

Глава 6

Заняться было нечем, послонялась по квартире, посмотрела телевизор, полежала. Хотела приготовить что-нибудь к ужину, но в холодильнике было пусто, лишь одинокая морковка соседствовала с не менее одиноким хвостиком колбасы сырого копчения. Еще пара яиц восседала в ячейке на дверце. В морозилке вообще пусто. Чем же Тимур питается? Он ведь взрослый мужчина, ему нужно хорошо кушать. Интересно сколько ему лет? Если мне было пять, а ему лет двенадцать-тринадцать… мне сейчас двадцать один, значит ему почти тридцать. У него, наверное, девушка есть, а он все бросил и приехал ко мне… Мысли о возможной девушке Тимоши мне очень не понравились, вдруг настроение испортилось совсем. Пришла в гостиную, села на диван, злясь на себя. Влюбилась все-таки! Да еще за такой короткий срок!

— Ну и дура ты Ева, кому ты нужна? — сказала я сама себе. — Такая как ты, не имеет права влюбляться… Не нужно портить никому жизнь! Особенно такому хорошему, доброму человеку…

Мой взгляд упал на ноутбук Тимура. Сразу захотелось порыться в нем, если у него кто-то есть, значит должны быть фото. Но тут же одернула себя, кому понравится, если кто-то будет лезть в твою жизнь, нужно будет, Тимур сам все расскажет.

Решила прогуляться по магазинам, прикупить продуктов к ужину, да и сменное белье нужно, на всякий случай, вдруг у Тимура не получится забрать мою одежду. На зеркале у двери висели ключи от квартиры, я собралась и вышла. Несмотря на раннее утро, еще девяти не было, у подъезда на лавочке сидели три пенсионерки, о чем-то громко судачили. Увидев меня, сразу замолчали, видно гадая, кто я и к кому такое счастье привалило. Я поздоровалась и неспешно прошла мимо, стараясь поменьше качаться. Вроде взрослые женщины, прожили долгую жизнь, а вот любят посплетничать и поиздеваться за спиной! Благодаря двум таким дамам преклонного возраста я поняла, кто я и что зря копчу небо и топчу эту бренную землю…

Я не торопясь шла и прямо спиной чувствовала сверлящие взгляды трех пар глаз. Сразу вспомнился разговор двух вахтерш из общаги, где я проживала, когда училась в академии. Случилось это года полтора назад, зима была, декабрь только начался. Накануне засиделась за докладом далеко за полночь, поэтому утром проспала, и почти бегом понеслась на пары. Уже выскочила за дверь общежития, как вспомнила о забытой тетради, пришлось возвращаться… плохая примета, говорят. Едва переступила порог, как услышала свое имя и остановилась, не зная, как поступить — пройти мимо сплетниц или выйти обратно на улицу.

— Да, Лидусь, жалко девочку. А имя-то какое — Ева!

— А что имя, Танюша? Бедные родители, такая ноша на всю жизнь… а если полюбит ее кто-нибудь? Девка-то красавица! Страсть пройдет, а бросить ее стыдно будет.

— Ага! Приведет вот твой сынок, к примеру, такую обузу!

— Тьфу-тьфу-тьфу! Господи упаси!

— Вот и я говорю, хорош подарочек будущим родственничкам! А если родит? Детям стыдно с такой мамой рядом-то идти будет! Интересно, родилась такая или может в аварии побывала, бедолага?

— Да, Лидусь, интересно. Но она ни с кем не общается, зачем только учится, сидела бы себе дома потихонечку…

Я развернулась и вышла из подъезда, глотая слезы, потрясенная и оскорбленная. И одно я поняла тогда — ведь правы эти злые женщины, во всем правы! Помню, просидела тогда в парке на лавке почти до обеда, пока Макс не вызвонил, понял, что случилось что-то. Ведь я никогда не прогуливала занятия. Потом нашел меня, привел в кафе, отпоил горячим чаем и часа два слушал мои стенания, уговаривая не верить в россказни старух-бездельниц. Но я решила, что не будет в моей жизни места любви, семье и детям. Запретила себе даже мечтать об этом. И вот, стоило Тимуру появиться рядом, стена моих запретов рухнула, я готова кинуться к нему в объятия, целовать и даже… все, больше не думаю об этом! Мама предупреждала меня, говорила, что никто не может противостоять страсти и любви, что когда это чувство придет, не удержишь его в душе. Как шампанское в бутылке.

Я побродила по магазинам, купила комплект нижнего белья, ловя себя на том, что выбираю красивее, ажурнее. Разозлилась и купила самые обыкновенные, правда симпатичные трусики-шортики, и под цвет бюстгальтер. Продавщица сначала уговаривала приобрести более открытый комплект из кружев, потом увидела мою походку и отвязалась. В аптеке купила специальные стельки, зашла за тапочками на рынок. Мне подходят только с закрытыми пятками, чтоб не слетали. На овощном рынке, куда я зашла за овощами для борща, вдруг столкнулась с тетей Леной. Неожиданно. Обнялись, будто расстались не вчера, а месяц назад.

— Евочка! Ты куда пропала? Я думала ты к нам приедешь, ждали тебя. Ты где? Как ты, девочка? — тормошила она меня.

— Да все нормально, теть Лен. Я здесь, у Тимура. Вот, вышла за покупками…

— Да он же мужчина! Неудобно…

— Нормально. Он хороший, добрый. Так что не переживайте, не обидит он меня.

— Но он же чужой, вы мало знакомы.

— Нет, оказалось, мы с детства знакомы. И в последнее время он был рядом всегда, помог мне пережить все это… Я так благодарна ему!

— Ладно, ты взрослая уже, думай сама. Но если что, знай, мы тебе всегда рады. А знаешь что? Пойдем в кафе, посидим, поговорим. Да время уже к обеду. У меня часа два свободных, все равно заказ ждать.

Мы отправились в маленькое кафе, заказали чаю, пирожные и мороженое. Я видела, что женщину гложет что-то, не решается сказать.

— Что? Что еще случилось? Говорите, ничего не утаивайте, — я погладила ее руку, тетя Лена смотрела на меня настороженно.

— Прости меня… я так виновата перед тобой… Понимаешь, Митя вчера сказал, что вещи твои не отдали тебе, ну я решила помочь… и вот… — она замолчала, на глазах женщины блеснули слезы. У меня недобро сжалось сердце. Что еще могло произойти?

— Что случилось?

— Боюсь ты осталась без всего… Я рано утром подошла к банкиру и попросила разрешения забрать все. Он приказал принести твои вещи во двор. Ну, думаю, сейчас я Павлушке позвоню, чтоб отвез к нам… Во дворе мусор жгли, бумаги какие-то, личные вещи твоих родителей. Сироткин подошел и покидал все твои сумки в огонь… и даже ноутбук… Тимур кинулся спасать твое добро, но его скрутили. Он вырвался, чуть не сцепился с банкиром… боюсь его теперь уволят…

Я ошарашенно уставилась на Елену Васильевну. Что происходит? Почему? Что я сделала этому банкиру? А как я теперь докажу, что Султан мой? И фотографии моих родителей! У меня не осталось ничего на память о них? Карточка с деньгами, которые оставил мой отец, документы, мои курсовые и книги по учебе?

— Ева, Евушка! Не расстраивайся так, побелела прям…

— Почему? Зачем он сделал это? — я вцепилась в столешницу, пытаясь пережить еще одно потрясение. — Что я ему сделала? А Султан, как теперь…

— Я не знаю, он только дико смеялся, кричал, что изничтожит все Шатиловское отрепье на корню… так что не ходи больше туда, нету там ничего.

— Есть! Там мой конь! Я не оставлю его там! — я стала рассеянно помешивать подтаявшее мороженое, аппетит совсем пропал.

— Если банкир не продаст Султана… или еще чего похуже…

— Зачем продаст?

— Сбесился твой конь, не подпускает никого, кроме Мити моего, пинается, на дыбы встает. Новый хозяин велел его кормить лучше, чистить, чтоб блестел, видно к продаже готовит. Сказал, чтоб за десять дней Митя ему товарный вид придал. Так что не собирается он его у себя оставлять. Вот такие дела…

Да, дела! Я уж думала, что хуже некуда. Ладно, паспорт случайно со мной остался. И у меня меньше десяти дней, чтобы вырвать своего любимого коня из лап негодяя. Я ни за что не оставлю его в беде, мы с Султаном одно целое, я не дам продать его… я украду его, если по-другому не получится. А завтра все-таки попытаюсь поговорить с Сироткиным, и пусть Тимур даже не пытается отговорить меня не соваться в осиное гнездо. Пришло время поворошить там палкой хорошенько!

Попрощавшись с Еленой Васильевной, я прикупила продукты и вернулась в квартиру Тимура. Замесила тесто на курник, поставила вариться мясо на борщ, прибралась в квартире, даже вымыла окно. Снова переоделась в футболку друга, выстирала свою единственную одежду — черную водолазку и брюки, нижнее белье. Потом долго возилась с ужином, поставила в духовку курник так, чтоб он был готов к приходу Тимоши. Готовый уже борщ укутала пледом, настаиваться. Устала даже.

Присела на диван, снова, как утром внимание привлек ноутбук. Соблазн был так велик, но я не смогла без разрешения включить его. По телевизору показывали хиты, попавшие в десятку лучших. Вдруг послышалась любимая песня моей мамы, она всегда напевала ее. Пели дуэт «Не пара», песня называется «Милая». Я слушала как завороженная, не в силах даже пошевелиться, даже смахнуть слезы, катившиеся по моим щекам. Мамочка, мамочка моя! Я никогда больше не увижу тебя, даже ни одной фотографии не осталось на память… и папу тоже… только в памяти моей вы остались…

Песня закончилась, но не закончились слезы, рыдания душили меня, душа болела невыносимо. Я повалилась на подушки и разрыдалась. Даже не слышала, как открылась входная дверь и в комнату вошел Тимур, только почувствовала, как он поднял меня с подушек и крепко прижал к себе.

— Ну, ну! Ты чего? Тише, моя девочка! Что случилось? — он отодвинул меня, вытирая слезы, смотрел в глаза.

— Песня… песня… мамина… любимая… Тимоша, этот гад не оставил мне ничего, все сжег… даже ни одной фотографии не оставил…. будь он проклят, сволочь он… ни одного снимка… — рыдала я на груди у друга. Тимур зашуршал пакетом и положил что-то тяжелое мне на колени.

— Смотри Ева! Не плачь, посмотри, что я тебе принес!

Я посмотрела на вещь и не поверила своим глазам. У меня на коленях лежал наш семейный фотоальбом!

— Как? Как тебе удалось спасти его? — я, все еще не веря листала картонные листки, перебирая отдельные фотографии. Такое счастье обуяло меня, будто исполнилась моя самая заветная мечта. Всхлипывая, но теперь уже от радости я кинулась парню на шею, прижалась щекой к его щеке. — Тимоша, я люблю тебя! Ты мой волшебник!

Тут до меня дошло, что я ляпнула на радостях, и что подумает Тимур. На смену радости пришло смущение. Я отодвинулась от него и, уставившись на пуговицу на белой рубашке начала оправдываться.

— То есть… я хотела сказать спасибо, а не… извини, вырвалось как-то… я имела ввиду…

— Все правильно ты сказала, ты имела в виду, что любишь меня как друга, — смеясь, подсказал Тимур. — Я понял. И рад, что осчастливил тебя. Все, перестань плакать. А что у нас так вкусно пахнет из кухни? Я голоден, как волк!

— Ой! Курник! Совсем забыла, выключать пора уже… — я подхватилась с дивана и почти бегом кинулась в кухню. Хорошо не подгорел! Я вытащила курник из духовки, поставила на стол, накрыла чистым полотенцем.

— Хозяюшка моя! — послышалось от двери. Я обернулась, в проеме стоял Тимур, улыбаясь, глядел на меня. Невольно залюбовалась им, такой красавец в черном костюме, в белой, правда грязной почему-то, рубашке. — А я хотел тебя в кафешку на ужин пригласить, дома-то нечего поесть. Было.

— Зачем в кафешку? Я борщ сварила, курник вот… умывайся, кормить тебя буду, — тут я увидела ссадину на его брови, подошла к нему, протянула руку:

— Это что? Тебя били? Больно?

Тимур поймал мою руку и прижал ее к своим губам. Вмиг стал серьезен, глаза потемнели и его взгляд устремился к моим губам. Я поняла, что сейчас случится, могла бы оттолкнуть его, но не захотела. И получила свой первый поцелуй, такой прекрасный, нежный и сладкий…

— Прости… не удержался. Ты такая нежная и домашняя… — прошептал Тимур, все еще обнимая меня.

— Ладно… не извиняйся, это просто дружеский поцелуй. Иди уже, переоденься и умойся, а то будто в мусорке рылся, — засмеялась я.

— Ты не далека от истины. Откуда думаешь я вытащил альбом?

У меня сразу пропало настроение. Да-а, вся моя жизнь полетела в мусорку…

— Ну чего опять загрустила? Все хорошо будет! — Тимур прижал меня к себе, и я обняла его с удовольствием. Мне подумалось, что нет ничего плохого в том, чтобы попробовать все, что испытывает женщина к мужчине. Первый поцелуй, объятия, нежность и страсть… откровенные ласки, слияние тел… испытать хотя бы раз в жизни, а потом я пойду своей дорогой, он своей, я не собираюсь обременять парня, привязываться к нему на всю жизнь. Один раз только.

За ужином Тимур рассказал про свой прошедший день, я ему про свой. Он сожалел, что не смог отвоевать мои вещи, я успокаивала его. Мой борщ и курник так понравились моему другу, что он не переставая расхваливал меня, будто я приготовила что-то грандиозное.

— Вот такие дела… значит, я заказываю билеты? Ты как предпочитаешь, на самолете или на поезде ехать? — он сидел напротив меня, в черной майке-борцовке, которая шла ему просто удивительно, я рассеянно блуждала взглядом по его сильным красивым плечам, не замечая, что Тимур наблюдает за мной.

— Какие билеты? Я не собираюсь никуда ехать! Ты уезжай, у тебя своя жизнь…

— Ева, тебя ничего здесь уже не держит! И я тебя не брошу, никуда не уеду!

— Ошибаешься! У меня чуть больше недели, чтоб придумать как выручить Султана. И куда я поеду, у меня нет денег на лечение, карточка сожжена, я нищая, Тимур, и я не дура, знаю, что лечение и реабилитация бешеных денег стоит.

Тимур вскочил с места, навис надо мной, похоже, очень разозлился.

— Ты снова? Какой конь, Ева? Тебе нужно о себе подумать. И я тебе хоть слово о деньгах сказал? Я вылечу тебя, и не возьму с тебя ни копейки! Поехали! Даже если не хочешь принимать помощь от меня лично, у нас в клинике есть программа благотворительная, у нас проводят операции бесплатно, а не только за деньги…

— Я не собираюсь отнимать шанс на счастливую жизнь у какого-нибудь бедолаги! Знаю, что там огромная очередь, мне не выстоять ее до конца моих дней. А без очереди лезть не собираюсь! И козырять дружбой с тобой тоже не собираюсь. Так что закрыли тему. Уезжай! Я остаюсь, а как разбогатею, так обращусь в твою клинику! — я тоже вскочила и воззрилась на Тимура. Мы буравили друг друга взглядами, отстаивая каждый свою точку зрения.

— Почему ты упрямая такая?

— Какая есть! А ты почему так настаиваешь?

— Да потому что я… ни почему… — Тимур тяжело вздохнул и сел на табурет.

— Ну, вот и хорошо! Ты с работы пришел, устал. Вот иди и отдохни. А я пока приберу после ужина. И Султана я не оставлю в лапах у этого, пока жива! Он мой! И у меня только он единственная родная душа осталась, на всем белом свете, — я стала мыть посуду, Тим ушел в комнату, обиделся будто.

Он сидел на диване и разглядывал фотоальбом. Я присоединилась к нему, стала рассказывать истории появления снимков.

— А это Султанчик, совсем малыш. Он тогда только встал на ножки, качался еще. А теперь не узнаешь, такой вымахал… — я взяла другой снимок. — Мамочка… мне лет десять тогда было, мы в первый раз топили новую баню, она как раз искупалась, волосы мокрые еще… мне так не хватает ее, кажется, что мама и папа ждут меня дома…

— Ты очень похожа на нее, просто копия…

— Да, копия… теперь никому не нужная, раньше хоть им нужна была, — я горестно вздохнула, слезы снова наворачивались на глаза.

— Ну, не надо так думать, выйдешь замуж…

— Нет! — прервала я друга. — Никогда! Я вчера тебе уже говорила.

— Ладно, ладно. Я помню, что тебя не привлекает противоположный пол. Хочешь небольшой тест? Называется «я вижу», — Тим хитро прищурил глаза.

— Нет, не хочу я никаких тестов.

— Боишься? Там ничего сложного. Нужно только говорить, что видишь, не скупясь на прилагательные.

— Вот еще! Ничего я не боюсь… ладно, давай свой тест, господин психолог.

Тимур убрал фотографии, сел напротив меня. Я думала надо описывать комнату, но ошиблась, почувствовала подвох, но повернуть назад и отказаться от теста гордость не позволила, подумает, что испугалась.

— Раз ты убеждаешь себя, что тебя не интересуют мужчины, значит, будем разглядывать мужчину. В данном случае меня, за неимением другого экспоната. Смотри на меня и говори, что видишь.

Я посмотрела на Тимура, не совсем понимая, что он хочет от меня.

— Тебя вижу…

— Нет, говори — я вижу глаза. И описывай какие они, подбирай прилагательные. И так далее.

— Ну, глаза твои вижу… — неуверенно начала я, смотря в его глаза, — они карие…

— Что, только карие? Какими они тебе кажутся?

— Темные, словно бархатистые, добрые, теплые, смеющиеся… красивые… согревающие мою душу, ласковые, огромные, мерцающие… хватит? — мое сердце участилось от разглядывания. Тимур серьезно смотрел на меня, будто удивляясь чему-то.

— Да, пожалуй…. еще что видишь? — спросил он.

— Вижу волосы. Они мягкие, темные и шелковистые, пахнущие лесным дождем. Чуть волнистые. Брови почти черные, с красивым изгибом, удивленные. Пушистые, длинные ресницы, темного цвета… — я перевела взгляд на его губы, облизнула свои, почему-то вдруг пересохшие. — Вижу красивый овал лица, прямой симпатичный нос… губы… такие… полноватые, красиво и четко очерченные, привлекают взгляд… так и тянет прикоснуться к ним… ой, чет я уже… — спохватилась я, поняв, что уже лишнего наговорила.

Мой взгляд скользнул по плечам парня, по груди. Тимур усмехнулся и вдруг стал снимать майку. Меня обдало его ароматом, от которого сразу как-то потяжелело внизу живота, запульсировало и стало горячо. У меня вырвался судорожный вздох, а по рукам пробежали мурашки. Я подняла глаза и встретила серьезный темный бархатистый взгляд.

— Ева, ты все еще думаешь, что тебя не привлекают мужчины? Ты завалила тест. Я тебя привлекаю, и я мужчина. Когда ты стала описывать меня твои зрачки расширились, глаза потемнели и заискрились, по щекам разлился нежный румянец, сердечко ускорилось… вон как бьется жилка на шее, — при этих его словах я инстинктивно положила руку на шею, Тим усмехнулся, продолжая:

— Ты облизывала и прикусывала губу, а когда я снял майку, твои ноздри затрепетали…

— Зачем? Снял майку зачем? — спросила я его прерывающимся голосом, коря себя за то, что согласилась на этот, весьма интригующий тест.

— Меня ты попросила, взглядом. Ты хочешь меня… посмотри на свою грудь…

Я глянула вниз и ужаснулась. Моя грудь будто стала больше и соски так набухли, что даже футболка не могла скрыть этого. Я охнула, и прикрыв руками груди, отодвинулась подальше от Тима.

— Нечестные у тебя методы… знала бы… — я легла на подушку и отвернулась к стене, завернулась в простыню. Да, хочу… но права не имею. Я чувствовала себя действительно бутылкой шампанского, которую еще и взболтали хорошенько. Вот-вот пробку сорвет.

— Ева… ну ты чего, обиделась? — послышался тихий голос, на мое плечо опустилась рука, я повела плечом, пытаясь сбросить ее. — Ну не обижайся, посмотри на меня… Ева! Это же очень хорошо… ты страстная, чувственная… Ева… — горячая рука проникла под простынь и охватила меня за пояс, пытаясь повернуть на спину. Она попала как раз на мой оголенный живот, майка задралась. Меня будто током пронзило, по телу прошла мучительно-сладкая судорога. Я повернулась к Тиму.

— Лучше бы я к Зябликовым поехала… — прошептала я, смотря в такие красивые бархатистые и манящие глаза.

— Почему? Что нам мешает, Ева? — он склонил голову и поцеловал мою руку, но я отобрала ее у него.

— Я калека, не надо… я не имею права… у тебя должна быть здоровая девушка…

— С чего ты взяла? Ты меня привлекаешь, очень… не другая…

— Но я хромая…

— И что? А душа у тебя тоже хромая? А сердце? Мне все равно, хромая ты или нет. Иди ко мне, — он протягивал ко мне руки, но я никак не могла решиться, глядя на них. Тут у Тимура зазвонил телефон. Он что-то пробурчал и взял мобильник со стола. Глянул на номер.

— Батя… — посмотрел на меня, будто с сожалением. — Да, отец привет! Ты как? Тебя уже перевели из реанимации? А телефон разрешили?

Я с интересом слушала разговор, до меня дошло, что Тимур-то не один, у него есть отец, и мама, наверное. А может братья и сестры. Сразу вспомнились те две вахтерши. Тимур вышел на балкон, сел в кресло, стоящее там. Он снова надел майку, когда успел только. А который час? Я посмотрела на часы, висевшие на стене. Они показывали начало одиннадцатого.

— Да, осмотрел… ну да, как мы и предполагали, диагноз неверен… нет, этот метод не подойдет, поздно… да шесть лет прошло уже! — Тимур посмотрел на меня через окно. Мне хорошо был слышен разговор, и я понимала, что речь обо мне. — Где… у меня… да и вчера тоже. Нет, не заказывал, Ева отказывается ехать… да проблемы… постараюсь. Ладно, отец, отдыхай. Позвоню завтра. Лечись давай!