Глава 14: Соблазн и отказ
Бриан де Буагильбер решительным шагом вошел в скромную комнату в башне, служившую темницей для Исаака из Йорка и его прекрасной дочери Ревекки. Рыцарь-тамплиер окинул пленников тяжелым взглядом исподлобья. За его спиной маячили двое стражников с факелами в руках, отбрасывая причудливые тени на каменные стены.
- Оставьте нас, - властно скомандовал Буагильбер, даже не оборачиваясь. Стражники молча поклонились и вышли, притворив за собой дверь.
В комнате воцарился зыбкий полумрак, лишь слегка разбавляемый мерцанием одинокой масляной лампы. Исаак судорожно сглотнул и попятился в угол, заслоняя собой дочь. Ревекка, бледная, но решительная, с вызовом вскинула подбородок.
Бриан неспешно приблизился к пленникам, звеня шпорами по неровному полу. Резким движением он подтащил к себе грубо сколоченный табурет и уселся на него верхом, небрежно закинув ногу на ногу. В обсидиановых глазах тамплиера полыхал зловещий огонь.
- Что ж, почтеннейший Исаак, - промурлыкал он почти ласково, буравя ростовщика немигающим взором, - не передумал ли ты ответить на мои вопросы? Ты ведь догадываешься, наверное, что интересует меня? И это не выкуп. Вернее, не только выкуп. Я желаю знать, где искать беглеца Уилфреда Айвенго и некий манускрипт, что он увез из Палестины. Итак, я слушаю.
Еврей судорожно стиснул края своего роскошного, но несколько помятого, ввиду последних событий, халата. На высоком лбу Исаака выступила испарина, но голос его прозвучал на удивление твердо:
- Клянусь вам, сэр рыцарь, я понятия не имею, о чем вы толкуете. Да, я знаком с молодым Уилфредом Айвенго, не стану отрицать. Но о местонахождении его мне ничего не известно. Равно как и о манускрипте, про который вы говорите. Ей-богу, впервые о нем слышу!
Буагильбер зашелся хриплым смехом, и от этого зловещего звука у Ревекки по спине пробежал холодок. Отсмеявшись, тамплиер подался вперед, пронзая Исаака насквозь пылающим взглядом:
- Вздор, старик! Не морочь мне голову. Я доподлинно знаю, что Айвенго был в твоем доме в Йорке. Неужто станешь отпираться? Говори, куда он направился после вашей встречи? И не вздумай лгать - у меня повсюду глаза и уши.
Ростовщик беспомощно заломил руки.
- Да, сэр рыцарь, вы правы, - пролепетал он, опустив взор долу. - Не стану скрывать, Уилфред Айвенго и впрямь недавно посещал мой дом. Пришел за помощью - ему позарез были нужны деньги, дабы справить новые доспехи и оружие. Вот я и ссудил молодого господина некоторой суммой, по старому знакомству с отцом его, таном Седриком... Но куда он направился после - ей-богу, не ведаю! И ни о каком манускрипте Айвенго мне не говорил, клянусь!
Бриан стиснул зубы, желваки заходили на скулах. В два шага он пересек комнату и навис над съежившимся Исааком, будто коршун над добычей.
- Лжешь, иудейский пес! - прорычал храмовник, выхватывая из ножен кинжал. Лезвие холодно блеснуло, застыв в опасной близости от горла ростовщика. - Лжешь мне в лицо, нечестивец! Думаешь, я поверю, что ты просто так отвалил кучу золота какому-то саксонскому голодранцу? Ты, известный на всю Англию скряга и кровопийца? Ну уж нет, за просто так ты и пенни не даёшь!
Исаак сдавленно всхлипнул, закрывая лицо руками. Из горла его вырвалось сдавленное бульканье:
- Помилуйте, сэр рыцарь! Не губите! Я же все сказал, все как на духу... Мы просто старые знакомые с Уилфредом, вот я ему и помог малость... Ничего такого не было, клянусь Всевышним!
Но тут вперед с криком шагнула Ревекка. Замерев между отцом и разъяренным тамплиером, она вскинула к Буагильберу руки в умоляющем жесте:
- Пощадите! Прошу вас, сэр, не троньте моего отца! Он стар и слаб, на него и так слишком много горя свалилось. Я готова отвечать за нас обоих - только не причиняйте ему вреда!
Бриан застыл, пораженный в самое сердце. В неверных отсветах лампы лицо еврейской девы сияло неземной красотой - грустной, скорбной, чарующей. Что-то дрогнуло в закаленной душе сурового воина. Медленно, словно во сне, тамплиер опустил кинжал. Спрятал его в ножны и с шумом перевел дух. Черные глаза его жадно пожирали хрупкую фигурку Ревекки.
- Какая самоотверженность! - протянул он, криво ухмыляясь. - Поистине, редкая добродетель по нынешним временам. Ты не похожа на прочих иудеек, красавица. В тебе есть сила и отвага. Пожалуй, я готов дать вам обоим еще один шанс.
Бриан приблизился к испуганно сжавшейся девушке. Протянул руку и подцепил пальцем ее подбородок, вынуждая поднять на него полные слез глаза.
- Послушай меня, прелестное создание, - почти нежно проворковал храмовник. - Я мог бы попросту силой вырвать у твоего папаши нужные мне сведения. Да хоть на дыбу его вздернуть - уж поверь, развязало бы ему язык на раз! Но я поступлю иначе. Ради твоих чудных глаз готов дать вам обоим шанс спастись.
Он чуть наклонился, обжигая Ревекку хищным взором. Девушка затрепетала, не смея отстраниться.
- Я предлагаю тебе сделку, прекрасная иудейка. Если ты уговоришь отца открыть мне всю правду о секретах Айвенго - обещаю сохранить вам обоим жизнь. Мало того, я озолочу вас! Подумай - разве твой народ не заслуживает лучшей доли? Грядут большие перемены, Ревекка. Скоро весь мир содрогнется. Старые устои падут, и на их месте возникнет новая держава. Держава, где избранные сердцем и разумом, будь то христианин или иудей, станут вровень с сильными мира сего! Подумай - разве ты не хочешь разделить со мной эту судьбу?
Голос тамплиера завораживал, лишал воли. В черных омутах его глаз Ревекке почудились отблески грядущих невиданных свершений. На миг ее охватило сладкое головокружение, грудь стеснило от предчувствия чего-то запредельного, великого...
Но тут за спиной раздался сдавленный всхлип Исаака - и наваждение развеялось. Ревекка вздрогнула, приходя в себя. Уперлась ладонями в грудь нависшего над ней храмовника, отталкивая прочь.
- Нет! - вскричала она, и чистый голос ее зазвенел от негодования. - Не искушай меня, обольститель! Я не верю твоим лживым посулам. Никогда мой народ не склонится перед тобой и твоими прислужниками. Как бы ни сладки были твои речи - в сердце твоем лишь корысть и лицемерие! Прочь, нечестивец! Я скорее умру, чем предам веру и заветы моих отцов.
Бриан отшатнулся, лицо его исказила гневная судорога. Движение было стремительным, точно взмах плети - тяжелая пощечина обожгла щеку Ревекки.
- Строптивая тварь! - прошипел он, брызжа слюной. - Жалкая иудейка! Да я одним мизинцем раздавлю тебя, как червяка! Ты смеешь мне перечить, смеешь отвергать дар, которого удостоилась по милости моей? Что ж, будь по-твоему. Но знай - я этого так не оставлю. Ты дорого заплатишь за свое упрямство!
С яростным рыком тамплиер развернулся и зашагал к двери. Исаак бросился ему наперерез, хватая за руки:
- Смилуйтесь, господин! Не губите!
Но Буагильбер оттолкнул еврея могучим ударом. Ростовщик отлетел назад и рухнул на пол, корчась и хрипя.
- Проклятый изверг! - всхлипнула Ревекка, прижимая ладонь к пылающей от пощечины щеке. - Чудовище! Да покарает тебя божий гнев!
Глаза Бриана полыхнули адским пламенем. Он застыл на пороге, глядя на плачущую девушку со смесью ярости и вожделения.
- Бог? При чем тут твой жалкий иудейский божок? - процедил тамплиер, кривя губы в зловещей усмешке. - Скоро вам всем воздастся. И тебе, и твоему отцу, и вашему проклятому племени. Пеняйте на себя - вы сами выбрали свою судьбу!
С этими словами Буагильбер вышел вон, с грохотом захлопнув дверь. Тяжелый засов лязгнул, отрезая последнюю надежду на спасение.
Исаак, постанывая, подполз к дочери на коленях. Дрожащими руками он обнял ее, притягивая к груди. Ревекка уткнулась в отцовское плечо, горько рыдая. И казалось ей в этот страшный миг, что весь мир рухнул, погребая под обломками последние искры света и добра.
- Что же будет, отец? - прошептала она, давясь слезами. - Смилуется ли над нами Господь? За что Он посылает нам такие страшные испытания?
Исаак, тяжело дыша, неловко погладил дочь по спутанным волосам. Впервые за долгие часы плена в голосе старого еврея прозвучала твердость:
- Не кори Его, дитя мое. Видно, так угодно Ему - избрать нас орудиями в великой битве добра и зла. Знать, должны мы явить миру силу истинной веры, что крепче стали и железа. Что бы ни случилось, Ревекка, обещай, что не отступишь, не сдашься лживым посулам нечестивцев! Смерть не так страшна, как отречение от своего Бога.
Девушка подняла на отца заплаканное, но преисполненное решимости лицо. В черных глазах ее зажглась искра вечного, негасимого огня.
- Я не отступлю, отец! Клянусь тебе жизнью и честью. Буду верна до последнего вздоха. Пусть Господь ниспошлет нам свою милость и защиту. А если нет - примем страдания и смерть, как верные сыны Израиля!
С этими словами Ревекка поднялась на ноги, увлекая за собой Исаака. В осанке ее, в гордо поднятой голове читалась несгибаемая стойкость и глубокая, спокойная вера.
Рука об руку отец и дочь приблизились к единственному узкому окну. Сквозь решетку в комнату падал тусклый лунный луч - словно посланный с небес тонкий серебряный мостик.
Исаак первым опустился на колени, воздевая к окну морщинистые руки. Губы его зашевелились в беззвучной молитве - той, что с незапамятных времен твердили гонимые и униженные, черпая в древних словах силу и надежду. Ревекка встала на колени рядом. Закрыв глаза, она повторяла вслед за отцом трепетный шепот, рвущийся из самого сердца:
- Шма Исраэль, Адонай Элоэйну, Адонай Эхад! Слушай, Израиль: Господь - Бог наш, Господь един есть!
Лунный свет озарял склоненные еврейские головы, две хрупкие фигурки, застывшие в молитвенном порыве. Казалось, само мироздание затаило дыхание, внимая их страстной мольбе. Страх отступил, гнев и боль потускнели. Осталась лишь чистая, незамутненная вера - якорь и путеводный огонь гонимого народа. Вера, дарующая силы идти до конца и принять любую судьбу из рук Всевышнего. Так и застыл этот скорбный силуэт - отец и дочь, слившиеся в общем молитвенном порыве. Два огонька надежды в мрачных стенах неволи, в самом сердце царства зла и произвола.
Глава 15: Откровение
Ревекка тихо прикрыла за собой тяжелую дубовую дверь, ведущую в тесную комнату, служившую прибежищем для раненого рыцаря. Сердце ее бешено колотилось, мысли путались, а на щеках все еще пылал алый след от жестокой пощечины Бриана де Буагильбера.
Страшное потрясение последних часов - угрозы, шантаж, бесстыдные посулы храмовника - будто тяжелые жернова, перемалывали ее душу. И все же Ревекка усилием воли гнала прочь гнетущие мысли. Сейчас важнее всего было позаботиться о раненом, облегчить его страдания. Робко, почти неслышно ступая по грубым дощатым половицам, девушка приблизилась к узкой койке, на которой в беспамятстве покоился Уилфред Айвенго. Сквозь приоткрытые ставни, покосившиеся от времени и сырости, в комнату просачивался тусклый вечерний свет, ложась неверными тенями на бледное, измученное лицо юноши. Оно казалось высеченным из мрамора - прекрасным и неподвижным, отрешенным от мирских тягот.
Ревекка бережно опустилась на колени подле убогого ложа. Взгляд ее, полный невыразимой нежности, скользнул по точеным чертам Айвенго, по спутанным русым прядям, разметавшимся по подушке. Дрожащими пальцами девушка коснулась горячего лба рыцаря, отвела со взмокших висков слипшиеся от пота волосы. Какой-то трепет пробежал по ее руке от этого прикосновения, сердце сжалось от странной, тоскливой боли.
Даже сейчас, в пучине беспамятства, сжигаемый лихорадкой, Уилфред казался ей самым прекрасным мужчиной на свете. Воплощением доблести и чести, недосягаемой мечтой, о которой грезит в глубине души каждая девица. И пусть сословные предрассудки и клятвы, данные пред лицом разных алтарей, навеки разделили их - разве могла она, еврейская девушка, не тянуться всем существом к этому лучу света, не сгорать в его сиянии подобно ночной бабочке?
Тихо вздохнув, сдерживая подступившие слезы, Ревекка принялась менять пропитанные кровью и сукровицей повязки на ранах Айвенго. Ловкие пальцы осторожно разматывали присохшие к коже льняные бинты, омывали воспаленную плоть настоем целебных трав, принесенных с собой из дому. Знакомая, привычная работа, что не раз уже спасала многих страждущих, будто омывала и истерзанную душу самой Ревекки. Погрузившись в этот почти ритуальный, умиротворяющий процесс, девушка вдруг поймала себя на том, что беззвучно напевает. Старинная колыбельная на иврите, что певала ей мать в детстве, слетала с губ сама собой. Нежный, чуть надтреснутый от волнения голос Ревекки звучал в сумрачных стенах каморки подобно молитве - робкой мольбе об исцелении, покое и утешении.
Внезапно, когда девушка склонилась над Уилфредом, промакивая бисеринки пота с его лица, рука юноши слабо дрогнула. Пальцы рыцаря нашли ладонь Ревекки и бессильно стиснули ее, будто хватаясь за соломинку. Ахнув, девушка вскинула голову - и встретилась взглядом с синими, как весеннее небо, очами. Айвенго смотрел на нее с изумлением, смятением и нарастающей тревогой.
- Ревекка? Что... что происходит? - пробормотал он пересохшими губами, силясь приподняться на ложе. - Где я? Что за мрачные стены вокруг?
Но тут же, застонав от боли, рыцарь бессильно рухнул обратно на подушку. Лоб его покрылся испариной, грудь часто вздымалась под тонким покрывалом.
- Тише, тише, сэр рыцарь, - поспешно прошептала Ревекка, мягко удерживая Уилфреда за плечи. - Не нужно двигаться, вы серьезно ранены. Мы... мы в плену, в замке Реджинальда Фрон де Бефа. Но я здесь, подле вас. Обещаю, я сделаю все, чтобы вы поправились.
Айвенго нахмурился, явно пытаясь воскресить в памяти ускользающие события. Затуманенный болью и жаром взор заметался по унылой келье, по закопченным стенам и убогой обстановке.
- В плену? Но как? Почему? - пробормотал он, силясь сосредоточиться. - Последнее, что я помню... Ристалище, общая сшибка... Боль в груди и плече, удар, от которого потемнело в глазах... А дальше - лишь мрак и беспамятство.
С неизъяснимой нежностью Ревекка стерла капли пота со лба рыцаря краем покрывала. Покачала головой, и в глазах ее заблестели слезы.
- Вы были тяжело ранены на турнире, сэр Уилфред. Мы с отцом подобрали вас на поле брани, почти бездыханного, в луже крови. Хотели спасти, довезти до безопасного места, выходить... Но по дороге на наш отряд напали люди Фрон де Бефа. Схватили всех, притащили сюда, в этот проклятый замок. Не иначе как по наущению Буагильбера, будь он неладен...
При упоминании имени храмовника лицо Ревекки исказилось, будто от зубной боли. Слезы, более не сдерживаемые, покатились по матовым щекам. Уилфред, до того бессильно распластанный на постели, встрепенулся. Приподнялся на локте и пытливо вгляделся в лицо девушки. В голубых глазах вспыхнула тревога пополам с гневом.
- Буагильбер? Тот тамплиер, с которым я сражался в Акре, на Святой земле? Он здесь, в замке?
Ревекка, всхлипывая, кивнула. Утерла слезы кулачком, но новые тут же брызнули на их место.
- Да, милорд. Он совсем недавно приходил ко мне и моему несчастному отцу. Требовал, угрожал, вымогал, чтобы мы сказали ему, где вас искать. Грозился ужасными пытками, если не откроем, куда вы направились из Йорка и что за манускрипт привезли из Палестины...
- Манускрипт? - поразился Уилфред, хмуря брови. - Тот пергамент, что вручил мне король Ричард перед пленением? Но откуда, Господи, Буагильбер мог про него прознать?
Ревекка бессильно развела руками. По щекам ее вновь покатились слезы.
- Не ведаю, сэр. Он будто одержимый - так рвется заполучить сей свиток. Сулил озолотить нас с отцом, если поможем ему в его черных делах. А когда мы отказались - обезумел от ярости. Кричал, что мы еще дорого поплатимся за свое упрямство...
Тут девушка осеклась и, смутившись, потупила взор. Не смогла, не решилась пересказывать раненому рыцарю все гнусные посулы и домогательства развращенного храмовника. К чему бередить и без того истерзанную душу Уилфреда лишними тревогами?
Но Айвенго, хоть и был измучен ранами и долгим беспамятством, сохранял удивительную чуткость. Превозмогая слабость, он медленно приподнялся на локте. Пытливо, даже требовательно заглянул в опухшее от слез лицо еврейки.
- Ревекка, - медленно, веско произнес он. - Этот подлец Буагильбер... Он посмел как-то обидеть тебя? Оскорбить? Умоляю, скажи мне правду без утайки!
Ревекка молчала, комкая пальцами край покрывала. Не смела поднять глаз, боясь окончательно разрыдаться. Но, встретившись взглядом с Уилфредом - ясным, полным тревоги и сострадания - не выдержала.
Слезы хлынули из покрасневших глаз еще пуще прежнего. Всхлипывая, давясь рыданиями, девушка спрятала лицо в ладонях. Плечи ее сотрясались под тонкой тканью платья.
- Он... Он угрожал мне, сэр Уилфред, - выдавила Ревекка сквозь горькие всхлипы. - Обещал ужасные пытки для отца, если тот не расскажет, куда вы направились. А меня... Меня жаждал силой принудить стать своей наложницей! Сулил новый мир, где возвысит таких, как я - если только я покорюсь его мерзостной воле...
С губ Айвенго сорвался яростный возглас - то ли гнева, то ли боли. Позабыв о своей слабости, не думая о ноющих ранах, он рывком привстал на постели. Сгреб в охапку содрогающуюся от рыданий фигурку Ревекки.
Спрятав пылающее лицо в копне черных как смоль кудрей, Уилфред яростно зашептал:
- Ревекка, посмотри на меня! Слышишь? Посмотри! Я клянусь всем святым - этот подлец Буагильбер ответит за каждую твою слезинку! За каждую кощунственную мысль в твой адрес. Я вызову его на поединок, едва встану на ноги - и убью, слышишь? Заколю, как бешеную собаку!
Сквозь пелену слез Ревекка подняла на юношу полные отчаяния глаза. Замотала головой, цепляясь пальцами за ворот его исподней сорочки.
- Что вы, сэр, что вы! Вы еще так слабы, вам нельзя даже думать о бое! И потом - разве я, ничтожная еврейка, достойна, чтобы из-за меня благородный рыцарь рисковал жизнью?
Вместо ответа Айвенго еще крепче прижал к себе хрупкое тело Ревекки. Коснулся губами ее соленых от слез щек и прошептал с неистовой, почти безумной нежностью:
- Ты достойна большего, слышишь? Ты достойна стать королевой - такая, как есть! Твоя красота, твоя доброта, твое бесстрашие, твоя беззаветная преданность - разве знал я что-либо подобное прежде? С той минуты, как увидел тебя впервые в доме твоего отца - сердце мое было отдано тебе без остатка. Не будь я скован клятвами, долгом и предрассудками моих единоверцев - на коленях просил бы тебя стать моей навеки!
У Ревекки перехватило горло. Осознав вдруг, что почти распласталась в объятиях Уилфреда, прижимаясь к его разгоряченной полуобнаженной груди - девушка вспыхнула до корней волос. Робко попыталась высвободиться, отстраниться, спасаясь от нахлынувших чувств.
- Сэр Уилфред, пощадите... Не нужно, прошу вас! Вы не ведаете, что говорите. Меж нами не может быть ничего, кроме дружбы и сострадания! Ваше положение, ваша благородная кровь, клятвы, что вы давали пред алтарем своей веры...
Но Айвенго лишь сильнее сжал ее в кольце рук - почти грубо, почти до боли. Жадно, требовательно заглянул в бархатные черные глаза, тонущие в алмазных слезах.
- К дьяволу положение, кровь и клятвы! - К чертям собачьим все, что стоит между нами! Ревекка, я так долго молчал, так долго таил это в себе. Но сейчас, здесь, перед лицом самой смерти, я вижу ясно как никогда - ты моя единственная любовь, мое сокровище, мой путеводный свет. Без тебя мне не нужны ни жизнь, ни почести, ни корона. Умоляю, скажи только слово - и будь что будет, я навеки твой!
Сердце Ревекки готово было разорваться от острой, невыносимо сладкой боли. Вся ее душа тянулась к этому человеку, сгорала дотла в пламени его признаний. Позабыв обо всем на свете - об отце в соседней келье, о страшном храмовнике, чьи посулы все еще звенели в ушах, о непреодолимой пропасти их вер и сословий - девушка судорожно обвила руками шею Уилфреда.
Спрятав пылающее лицо на его широкой груди, где гулко, часто стучало сердце, Ревекка еле слышно прошептала:
- Люблю... Давно люблю, с первого взгляда, с первого трепета в груди. Ты рыцарь моих снов, Уилфред. Без тебя мне не будет покоя ни в этой жизни, ни в грядущей. Даже если это грех, даже если завтра нас ждет плаха - сейчас я твоя, вся, до последнего вздоха!
Словно только и ожидая этих слов, Айвенго с хриплым стоном припал к нежным, трепещущим устам возлюбленной. Целовал неистово, жадно, упиваясь вкусом ее слез и собственной крови из прокушенной губы.
А Ревекка отвечала с не меньшим пылом, в огненном безумии позабыв о ранах любимого, о стыде, обо всем на свете. Лишь одна мысль пульсировала сейчас в затуманенном блаженством рассудке - "Пусть это длится вечно!".
В эту ночь для двух гонимых миром изгоев, заключенных в мрачных стенах Торкилстона, будто не существовало более ни страха, ни боли, ни завтрашнего дня. Лишь восхитительное, опаляющее безумие вспыхнувшей вопреки всему любви, не знающей ни веры, ни сословий.
Лишь под утро, в блеклых предрассветных сумерках, истомленные страстью любовники заглянули друг другу в глаза - и увидели в них отражение грядущей беды.
- Как же мы будем дальше, Уилфред? - чуть слышно выдохнула Ревекка, прижимаясь щекой к колотящемуся сердцу рыцаря. - То, что было между нами - лишь краткий сон, украденные крохи счастья. Там, за стенами, нас ждут лишь боль, позор и осуждение...
Айвенко глухо застонал - то ли от ноющей боли в ранах, то ли от осознания горькой правды этих слов. Привлек дрожащую девушку еще ближе, будто пытаясь слиться с ней воедино. Невесомо коснулся губами ее пылающего виска.
- Не знаю, любовь моя. Быть может, нам и впрямь не дано быть вместе. Слишком многое нас разделяет в этой жизни. Но здесь и сейчас я снова клянусь тебе - чего бы мне это ни стоило, я найду способ вырвать нас из этого ада. Освободить тебя, твоего отца и увезти далеко-далеко, где никто не посмеет попрекнуть нас родом и богами. Мы будем вместе, Ревекка - в этом мире или ином!
Дрожа всем телом, Ревекка крепче прильнула к любимому. Как чудесно, как упоительно было слушать эти слова - и как страшно понимать, что им едва ли суждено сбыться...
Но сейчас, в объятиях Уилфреда, было так легко поверить в чудо. Забыть хоть на миг о режущей глаза реальности, раствориться без остатка в блаженном мареве несбыточных надежд.
Слившись в новом бесконечно сладком поцелуе, Ревекка и Уилфред откинулись на жесткое узкое ложе. За решетчатым окном брезжил синеватый, зябкий рассвет - но для этих двоих время остановило свой ход.
Лишь безмолвный каменный свидетель - простой крест на стене - взирал на сплетенные в отчаянной страсти тела христианина и иудейки. Двух обреченных душ, бросивших отчаянный вызов законам божеским и человеческим - во имя своей великой, запретной любви...
Глава 16: Ревность и разоблачение
Бриан де Буагильбер проснулся с первыми лучами солнца, как это было принято у храмовников. Ночь прошла на удивление спокойно - ни тревожных сновидений, ни внезапных побудок. Возможно, сказывалась усталость после вчерашнего турнира, ранений и долгой погони.
Потянувшись до хруста в суставах, Бриан поднялся с жесткого ложа и принялся облачаться в свой белоснежный плащ с нашитым алым крестом - знак принадлежности к ордену Храма. Подойдя к узкому стрельчатому окну, он окинул взглядом внутренний двор замка Фрон де Бефа - пока все было тихо, лишь несколько сонных стражников лениво прохаживались вдоль стен.
Что ж, настало время проверить, как там поживают его пленники - старый еврей Исаак из Йорка и его прекрасная дочь. Ради этой строптивой девицы с волосами черными, как вороново крыло, и глазами лани Бриан был готов забыть и свой обет целомудрия, и планы великого магистра ордена. Но сначала - дело.
Решительным шагом храмовник покинул свои покои и направился вниз, в подземелья замка, где в сырых и темных каморках содержались арестанты. Спустившись по крутой винтовой лестнице и кивнув стражнику, он остановился перед массивной дубовой дверью, окованной железом. Лязгнул засов, и Бриан шагнул в полутьму каменного мешка.
- Доброе утро, почтенный Исаак! - произнес он вкрадчивым голосом, остановившись перед скорчившейся на куче прелой соломы фигурой старого еврея. - Надеюсь, ночь в гостеприимных стенах замка Фрон де Бефа пошла вам на пользу? Вы готовы продолжить наш вчерашний разговор о том загадочном манускрипте?
Исаак медленно поднял голову. Даже в полутьме было видно, как он напуган, но в то же время упрям. Облизнув пересохшие губы, старик хрипло произнес:
- Господин мой, я уже сказал вам - я ничего не знаю ни о каком манускрипте. Я всего лишь скромный еврей-ростовщик, я далек от интриг христианского мира. Умоляю, отпустите меня и мою дочь, мы заплатим вам золотом...
- Вздор! - оборвал его Бриан, теряя терпение. Затем еще раз оглядел каморку и добавил: - Кстати, а где твоя дочь?
При этих словах Исаак судорожно сглотнул и весь сжался, обхватив себя руками за плечи. На несколько мгновений в камере повисла напряженная тишина. Наконец, старик глухо произнес:
- Моя дочь ухаживает за раненым воином. Сказала, что это ее долг целительницы - помочь страждущему.
- Вот как? - Бриан резко обернулся к двери и рявкнул стражнику: - Эй ты, болван! Где дочь этого еврея? Куда вы ее дели?
- Так это... - стражник замялся, опасливо косясь на разгневанного храмовника. - Госпожа как велела отвести ее в дальние покои, там, говорит, какого-то раненого положили, а ее к нему вроде как в сиделки приставили. Вот девка с ним там с вечера и сидит, видать...
Перепрыгивая через ступеньки, Бриан взлетел по лестнице и ринулся по коридорам замка, не обращая внимания на попадавшихся ему по пути слуг и оруженосцев. Он знал, где находятся эти покои - не раз бывал здесь, пируя с Фрон де Бефом и другими баронами после очередного грабительского набега под знаменами принца Джона.
Двери комнаты были не заперты. Влетев внутрь, Бриан с изумлением увидел Ревекку, склонившуюся над постелью раненого. Юноша лежал без движения, его лицо было бледным, дыхание слабым, но казалось, что сама хрупкая фигурка девушки, ее лучистые темные глаза, прикосновения нежных рук вливают в него новые силы. Услышав шум, Ревекка вскинулась и с ужасом увидела разгневанное лицо Бриана.
- Так вот как ты отблагодарила меня за заботу и покровительство, неверная! - прорычал храмовник. - Стоило мне уснуть, как ты тут же побежала утешать своего любовника!
- Сэр рыцарь, вы ошибаетесь! - возразила Ревекка, и в голосе ее звучали одновременно страх и негодование. - Этот юноша тяжело ранен, он борется со смертью. Я всего лишь хотела облегчить его страдания, ведь он так самоотверженно бился вчера на турнире. Неужели в этом есть преступление?
- Молчи, дерзкая девчонка! - зарычал Бриан. - Не тебе, жалкой еврейке, рассуждать о самоотверженности и чести! Уж не хочешь ли ты сказать, что провела всю ночь подле его ложа из чистого милосердия? Что между вами ничего не было?
С этими словами Бриан шагнул к постели и, грубо отстранив Ревекку, склонился над раненым. И тут, вглядевшись в его черты, храмовник застыл от изумления. Даже под слоем запекшейся крови и въевшейся пыли и грязи он узнал это лицо, эти русые кудри - это был Уилфред Айвенго, тот самый оруженосец короля Ричарда, которому тот доверил хранение зловещего манускрипта, ради которого затевался весь заговор против Папы! Человек, за которым Бриан гнался через всю Европу и Англию и никак не мог догнать - и вот теперь, в момент триумфа, жертва сама попала к нему в руки, принесенная этой глупой влюбленной девчонкой!
Торжествующе рассмеявшись, Бриан рывком сдернул покрывало с лежащего Айвенго и начал лихорадочно ощупывать и обыскивать его одежду. Ревекка вскрикнула и бросилась вперед, пытаясь помешать ему, но храмовник с силой отшвырнул ее в сторону. Однако нигде - ни в поясе, ни в складках рубахи, ни в высоких сапогах сакса не было и намека на пергаментный свиток.
- Где манускрипт, отвечай, собака?! - прохрипел Бриан, склоняясь над Айвенго и хватая его за горло. - Я знаю, что король передал его тебе! Куда ты его дел?
Но молодой рыцарь, и без того находившийся на грани жизни и смерти от раны и потери крови, похоже был не в силах произнести ни слова. Он лишь слабо шевельнул губами и снова погрузился в беспамятство. Зарычав от ярости, Бриан разжал пальцы. В этот момент из угла комнаты раздался дрожащий, но решительный голос Ревекки:
- Оставьте его, сэр рыцарь! Разве не видите, что он при смерти? Если в вас есть хоть капля рыцарской чести и милосердия, вы не станете терзать умирающего!
Бриан обернулся к ней. Глаза его пылали такой яростью и жаждой убийства, что девушка невольно попятилась. Сделав два шага, храмовник оказался рядом с ней и, схватив за плечи, с силой встряхнул, словно куклу.
- Ты знала, кто он, да? - прошипел он ей в лицо. - Ты, своими колдовскими чарами пыталась спрятать его от меня? Думаешь, я поверю, что дочь Исаака из Йорка, этого богатого еврейского ростовщика, способна на бескорыстное милосердие? Отвечай, если хочешь жить - где манускрипт?
- Я не понимаю, о чем вы, клянусь! - пролепетала Ревекка, из последних сил стараясь не показывать своего страха. - Я впервые увидела этого юношу вчера на турнире и помогла ему только из сострадания! Я понятия не имею, кто он и что за манускрипт вы ищете! Пощадите, умоляю вас!
Какое-то мгновение Бриан пристально смотрел в ее полные слез глаза, словно пытаясь прочесть в них правду. Потом с проклятием отшвырнул Ревекку прочь и снова склонился над Айвенго. Рывком перевернув его безвольное тело, он принялся ощупывать постель, словно надеясь, что проклятый свиток может быть где-то спрятан. Но и там ничего не было.
- Ты можешь убить нас обоих, негодяй, но ты не получишь того, за чем охотишься! - пробормотал Айвенго, пошевелив пересохшими губами. Видно было, каких неимоверных усилий ему стоит говорить. - Ричард доверил мне манускрипт, но я передал его... другому. Он в надежном месте, где тебе его никогда не найти!
- Псы вас обоих побери! - прорычал Бриан. В бессильной ярости он обернулся к Ревекке, следившей за этой сценой с ужасом и состраданием. - Видишь, глупая девчонка, чем обернулась твоя прихоть?! А теперь... вы оба умрете в мучениях, если не скажете мне, где манускрипт!
С этими словами Бриан выхватил из ножен кинжал и занес его над грудью Айвенго. Ревекка, не помня себя, бросилась вперед и повисла на руке храмовника, пытаясь удержать смертоносный удар.
- Нет, пощадите! - закричала она. - Я скажу вам все, только не убивайте его! Айвенго... сэр Уилфред... он отдал манускрипт моему отцу, Исааку из Йорка! Он оставил его у нас дома, в залог за те доспехи и оружие, что мой отец одолжил ему для турнира! Мы должны были вернуть манускрипт, когда он заплатит долг, но потом... потом случилась вся эта страшная история, сэра Уилфреда ранили, нас захватили в плен, и... Клянусь вам, манускрипт в Йорке, в доме моего отца! Только пощадите этого несчастного, умоляю вас!
Несколько мгновений Бриан молча смотрел на рыдающую девушку, опустившуюся перед ним на колени. Потом медленно опустил кинжал и расхохотался - злобно и торжествующе.
- Что ж, маленькая колдунья, похоже, сегодня твои слезы и мольбы спасли и тебя, и твоего дружка, - процедил он. - Будем считать, что на первый раз вы искупили свою вину. Но знай - вы оба останетесь здесь, в замке Фрон де Бефа, пока я не получу манускрипт. И если старый Исаак попробует обмануть меня, вам обоим не сносить головы!
С этими словами Бриан развернулся и направился к двери, но в этот момент снаружи, со двора замка донесся протяжный звук рога, эхом прокатившийся под сводами.
- Мы еще не закончили этот разговор, - процедил Бриан. - Молитесь своим богам, чтобы все прошло гладко. Иначе вы дорого заплатите за свое коварство!
С этими словами грозный храмовник вышел вон, с силой захлопнув дверь. Лязгнул засов - пленники остались одни в полутемной комнате, озаренной лишь слабыми лучами утреннего солнца.
Несколько мгновений Ревекка молча смотрела на дверь, за которой скрылся ее мучитель. Сердце ее колотилось от пережитого страха, но в то же время ее не покидало странное чувство, что все эти угрозы и допросы - лишь начало какой-то неведомой и страшной игры, правил которой она не понимает. Тряхнув головой, чтобы избавиться от этих тревожных мыслей, Ревекка поспешно обернулась к Айвенго. Молодой рыцарь по-прежнему лежал без движения, его дыхание было слабым и прерывистым. Присев на край постели, девушка осторожно коснулась его лба - он был холодным и влажным.
- Сэр Уилфред, - прошептала она, склонившись к самому его лицу, - умоляю вас, не теряйте сознания! Вы должны быть сильным, должны бороться
Ресницы раненого дрогнули, он с усилием приоткрыл глаза. Взгляд его блуждал, словно Айвенго никак не мог сфокусировать зрение.
- Ревекка... - едва слышно выдохнул он пересохшими губами. - Это ты... Прости меня. Я втянул тебя... в эту ужасную историю. Но поверь... у меня не было выбора. Я должен был доставить манускрипт... в надежное место. Должен был защитить тайну...
- Тише, тише, - девушка мягко коснулась пальцами его губ. - Берегите силы, вам нельзя много говорить. Что бы там ни было в этом манускрипте, какие бы тайны он ни содержал - мы должны выбраться отсюда живыми. Иначе все ваши старания будут напрасны.
- Ты не понимаешь, - с неожиданной силой произнес Айвенго и попытался приподняться на постели. Из последних сил он сжал тонкую руку девушки. - Там, в манускрипте - вся суть христианской веры, основа могущества церкви и Папы. Если он попадет не в те руки - это погубит не только меня или тебя. Это погубит Англию - и весь христианский мир! Храмовники... они хотят власти, хотят сами занять место Папы, понимаешь? Мы не можем этого допустить!
Юноша закашлялся, на губах у него выступила кровавая пена. Ревекка в ужасе вскрикнула и попыталась уложить его обратно, но Айвенго упрямо тряхнул головой и продолжил:
- Если я не доживу... если Бог призовет меня к себе раньше, чем я закончу свою миссию - Ревекка, дай мне слово! Дай слово, что ты разыщешь манускрипт в доме своего отца, отвезешь его архиепископу Кентерберийскому и расскажешь ему все, что знаешь! Только он один достаточно мудр и силен, чтобы противостоять козням Бриана и ордена Храма. Обещай мне!
- Обещаю... - пролепетала девушка, не в силах сдержать слез. - Клянусь вам, сэр Уилфред, я сделаю все, что в моих силах, лишь бы защитить эту тайну! Но умоляю, не говорите так, будто уже стоите одной ногой в могиле! С Божьей помощью вы выздоровеете, и мы вместе доставим манускрипт куда нужно! Только не умирайте, прошу вас!
Из последних сил Ревекка обняла Айвенго, пытаясь согреть его своим теплом, удержать на этом свете. Сколько они пробыли так - минуту, час? - девушка не знала. Ей казалось, что время остановилось, что весь мир перестал существовать за стенами этой полутемной комнаты, озаренной светом ее отчаянной надежды.
Дрожа всем телом, Ревекка вознесла короткую молитву своему богу. Она не знала, услышит ли он мольбы еврейской девушки, но другой надежды у нее не было. Что ж, пусть будет что будет. По крайней мере, она выполнит обещание, данное Айвенго - даже если ради этого придется пожертвовать жизнью и честью...
Глава 17: Весть о пленении
В самом сердце дремучего Шервудского леса, куда не рисковали соваться ни королевские егеря, ни тем более ненавистные простому люду шерифы и бейлифы, раскинулся тайный лагерь лихой ватаги Робина Худа. Здесь, среди исполинских вековых дубов и буков, чьи мощные кроны заслоняли небо, на поросшей изумрудным мхом и папоротником земле горели веселые костры, жарились на вертелах туши оленей и кабанов, звенели песни и смех беззаботных удальцов в линкольнских зеленых кафтанах.
В центре лагеря, на возвышении из камней и бревен восседал сам Робин Худ, прозванный за свой неизменный наряд Робином Капюшоном, или Робин Шервудским. Высокий стройный юноша, едва вышедший из отроческого возраста, с копной вьющихся каштановых волос и быстрыми зоркими глазами цвета осеннего неба, он казался воплощением жизнерадостности и удали. На нем красовался расшитый серебром кафтан из тонкого линкольнского сукна, отороченный мехом куний плащ и высокие сапоги из мягкой кордовской кожи - трофеи с недавнего удачного грабежа. На поясе в богато украшенных ножнах висел короткий прямой меч, а за спиной - могучий тисовый лук почти в человеческий рост и колчан, полный длинных стрел с гусиным оперением.
По правую руку от Робина восседал его закадычный друг и первый помощник Маленький Джон. Прозвище его, впрочем, мало соответствовало внешности: ростом этот рыжебородый здоровяк достигал почти семи футов, а могучие руки-бревна и широченные плечи позволяли ему ломать подковы и крушить черепа, как скорлупки. Маленьким его прозвал сам Робин при первой встрече, и с тех пор так и повелось. Сейчас верный Джон покусывал соломинку, лениво ухмыляясь в усы.
Левее примостился рыжий плут Уилл Скарлет, главный заводила всех проказ и каверз. Невысокий, жилистый и юркий, как ласка, он славился острым языком, быстрым умом и не менее быстрым кинжалом, которым владел виртуозно. Лихо заломленный берет с петушиным пером сидел как влитой на его взъерошенных огненных кудрях, а зеленые глаза искрились лукавством.
Чуть поодаль расположились остальные члены лесного братства: крепкие загорелые йомены в простых кожаных курточках, с колчанами и луками за плечами. Тут были и представительный седобородый менестрель Алан-э-Дейл с арфой наготове, и коренастый Мач Мельник, и проворный Артур-э-Блэнд, и краснощекий весельчак Хоббс. Все они уплетали за обе щеки жареную дичь, запивая ее крепким элем и сидром из больших глиняных кружек и оживленно обсуждали события минувшего дня.
А день и впрямь выдался на славу! Робин со товарищи в очередной раз ловко ограбили обоз какого-то аббата-стяжателя, провозившего под видом даров Святой Церкви богатую добычу, награбленную у своей голодающей паствы. Лихие ребята отобрали золото, серебро и провизию, оставив жирному монаху лишь исподнее да молитвенник, и раздали все бедным крестьянам из соседних деревень. Люди со слезами благодарности целовали руки своему заступнику Робину и осыпали проклятиями алчных церковников. Довольные удачей разбойники, посмеиваясь, пересказывали друг другу забавные подробности этой потехи.
- Эх, жаль ты не видел, Робин, как улепетывал этот толстопузый аббат, сверкая пятками и голым задом! - гоготал, давясь элем, Уилл Скарлет. - Такого петуха и на насесте не сыщешь! А давеча я уложил одного из его охранников, мавра чернявого, аккурат меж бровей - стрелой на излете, в самое яблочко! Уж притащит он нашу меточку своему хозяину в преисподнюю, будьте покойны.
- То был не мавр, дурья твоя башка, а сарацин! - поправил его Джон. – Люди бают, прибыла откуда-то из своих песков целая орава этих нечестивцев, и прислуживает теперь при дворе принца Джона, носы задирает.
- Тьфу, мне-то что! - беззаботно отмахнулся Уилл, ковыряя кинжалом в зубах. - Хоть сарацин, хоть мавр - всем одна дорога, коли на нас с мечом попрут. Наши стрелы всякую нечисть победят, будь спокоен!
- Эх, кабы все так просто, Уилл... - вздохнул Робин, задумчиво глядя на пляшущие языки пламени.
Он вспомнил недавно долетевшие до их лесной глуши тревожные вести: добрый король Ричард Львиное Сердце, возвращаясь из Крестового похода домой, угодил в плен к коварному германскому императору, потребовавшему за него огромный выкуп. А тем временем младший брат короля, принц Джон, прибрал бразды правления к рукам, обложил народ непосильными налогами и открыто потворствует насилиям и грабежам своих норманнских прихвостней. Неспокойно нынче в некогда цветущей саксонской земле...
Робин тряхнул головой, отгоняя тоскливые мысли. Теперь уже ничего не попишешь - даже их маленькая, но отважная ватага не в силах тягаться с целой армией иноземных захватчиков и их прислужников. Остается лишь по мере сил помогать простым людям, грабить богатых и защищать бедных, пока хватит сил и стрел в колчане. А там - как Бог рассудит...
- Эй, Алан, спой-ка нам что-нибудь бодрое, развесели честную компанию! - обратился Робин к менестрелю, силясь улыбнуться. - Что-нибудь этакое старинное, про дела давно минувших дней, когда наши предки-сакы умели постоять за себя и свою землю!
- Есть такое дело, благородный Робин! - охотно откликнулся Алан, подкручивая колки на арфе. - Сложу-ка я вам балладу о подвигах славного Хереварда Последнего Сакса, грозы норманнов и данов! Уж он-то никогда не давал спуску лиходеям и чужеземцам!
Перебрав струны, менестрель запел звучным приятным голосом, а вся ватага дружно подхватила знакомый мотив:
"О, был Хереврд удалым,
Врагам заклятым - страшен,
Для слабых - добрый и правдивый,
Друзьям и соратникам - милый.
С мечом он за правду сражался,
С луком - за бедных вставал,
Зазнаек и трусов не жаловал,
Один против многих стоял..."
Но едва отзвучали последние строки, как вдруг с треском кустов на лесную прогалину выскочил запыхавшийся человек в изодранном мужицком платье. Рухнув перед Робином на колени, незнакомец тяжело дышал, хватая ртом воздух. Видно было, что он бежал сюда без остановки много миль, не щадя сил.
- Что случилось, честной человек? - участливо склонился к нему Робин. - Никак, беда приключилась? Говори смело, не тяни, чем можем - поможем!
- Ох, благодетель наш Робин, спасите! - слезно взмолился мужик, подняв заросшее щетиной измученное лицо. - Рыцари лихие напали, порубили моих товарищей, а господина нашего, доброго тана Седрика Сакса, в полон взяли, вместе с домочадцами! Я один чудом спасся, затаился в чаще, а как опомнился - к вам кинулся, помощи просить!
- Так-так, не части, братец, - успокаивающе произнес Робин, подавая знак Уиллу принести гонцу воды и снеди. - Расскажи-ка все по порядку. Где напали на вас? Куда дели пленников? Примет каких не запомнил?
Крестьянин с благодарностью глотнул воды, закусил краюхой и сбивчиво заговорил:
- Было это вчерась на исходе дня, возвращалися мы с хозяином с турнира в Эшби, ничего не чаяли. Глядь, а из засады лесной целый отряд выскочил, рыцари черные с ног до головы, шлемы закрытые на мордах бесовских. Да не одни мы были, с нами еще два путника ехали - старик еврей в богатом кафтане и девица молодая, дочка его, видать. Эту-то парочку они тоже сцапали в охапку, на коней к себе кинули. Ох и рвалася девка, царапалась, да куда ей супротив закованных-то! А тана Седрика и прочих слуг скрутили, на лошадей побросали, да и были таковы. Я как смекнул, что к чему - в кусты кинулся, жизнь свою никчемную спасаючи, простите уж...
- Ладно, об этом опосля, - отмахнулся Робин, мрачнея лицом. Упоминание о похищенных путниках-евреях заставило его насторожиться. Не дядюшку ли Исаака и кузину Ревекку сцапали ненароком ретивые рыцари вместе с Седриком? Исаак-то тоже на турнир в Ашби ездил! Такое совпадение вряд ли случайно... Но своих подозрений он вслух не высказал.
- Дальше говори, братец. Не приметил, в какую сторону злодеи отбыли? Чьи знамена, гербы на щитах были?
- Не многое разглядел я, Робин-молодец, - покаянно развел руками крестьянин. - В сумерках-то оно не очень видать было. Только показалось мне, что у одного гада крест красный на плаще белом, у другого - вроде три черные лисицы на желтом... А увезли их, родимых, в ту сторону, где возвышается проклятая твердыня Торкилстон, логово Реджинальда Фрон де Бефа, чтоб ему пусто было. Известный душегуб и насильник, только на рожон к нему не суйся! Принц Джон и сам его побаивается, говорят...
- Фрон де Беф, сатана норманнский... - процедил Робин сквозь зубы. Немало наслышан он был об этом свирепом бароне, верной ищейке принца Джона и дружке тамплиеров. Помнится, Маленький Джон как-то видел, как Фрон де Беф с гиканьем гнался за девушкой-крестьянкой, словно за дичью, а догнав, изнасиловал и бросил истекать кровью прямо посреди дороги... Робин стиснул кулаки. Значит, теперь этот подонок держит в своих лапах еще и его близких! Ну, теперь так просто ему это с рук не сойдет!
Робин тяжело вздохнул и решительно поднялся на ноги. Взгляд его заледенел, губы сжались в тонкую линию.
- Братья мои верные! - зычно начал он, окидывая соратников пылающим взором. - Пришла беда, откуда не ждали. Черные псы Фрон де Бефа захватили нашего друга, честного сакса Седрика.
- Бей их, гадов! Мочи норманнских свиней! - загремело над прогалиной. - Веди нас, Робин, хоть на край земли - мы своих в обиду не дадим! Нож в глотку Фрон де Бефу и всей его своре!
- Спасибо, орлы мои ясные! - просиял Робин, растроганный горячей поддержкой друзей. - Знал, что не подведете в черный час! Выручим наших, будьте покойны. А коли кого в бою положим - так тому и быть, нам не впервой! За правое дело и помереть не жалко. Но прежде - закусим на дорожку как следует, припасы соберем - и вьюки вперед! Ночь темна, а дорога не ждет!
Получив благословение вожака, ватага с удвоенным рвением принялась собираться в путь-дорогу незнаемую. Менестрель споро упаковал свою арфу, заменив ее на добрый меч, Хоббс с Артуром нагрузили мулов провизией и фуражом. А Джон с Уиллом, отозвав Робина в сторонку, затеяли военный совет.
- Слышь, вожак, - почесал в затылке рыжий балагур. - Мы-то, конечно, люди бывалые, с дубьем да луком не первый год якшаемся. Но замок брать - это тебе не кошель на большаке срезать. Тут, почитай, целая армия нужна, со стенобитными орудиями, да осадными лестницами, да катапультами всякими. А у нас - кот наплакал, три калеки да воробей на сносях. Может, плюнем, пока целы, а? Они ж не будут вечно в замке сидеть? А как выедут – тут и мы в засаде!
- Типун тебе на язык, придурок! - гневно рыкнул Джон, отвешивая приятелю увесистый подзатыльник. - Вона чего брякнул, дуботряс! То ж тан Седрик, а он нам всем - и отец, и мать, и благодетель! Да я за него хоть в драконью пасть вломлюсь, не то что в какой-то замок! Эх ты, стрелок хренов...
- Будет вам, ребята! - примирительно развел их Робин. Он и сам прекрасно понимал всю безнадежность затеи - но отступать не привык. - Уилл дело говорит, силенок у нас - раз-два и обчелся. Но и на месте сидеть нельзя, пропадут пленники-то! Вот что - давайте для начала с разведкой к Торкилстону подберемся, осмотримся, прикинем, что к чему. А там, глядишь, и придумаем чего, Бог не выдаст - свинья не съест. Лиха беда начало!
- Истинно так, Робин! - облегченно выдохнул Маленький Джон и от души хлопнул вожака ручищей промеж лопаток. - Утро вечера мудренее, как говорится. Ты у нас голова, тебе и карты в руки. Прорвемся, не впервой!
И Робин Капюшон со товарищи отправились навстречу неведомой судьбе, готовые с оружием в руках защитить честь и свободу дорогих им людей.
Глава 18: Неожиданный союз
Вечер опускался на густые заросли Шервудского леса, окрашивая небо в багряно-фиолетовые тона. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны исполинских дубов и буков, бросая причудливые тени на узкую лесную тропу. По этой тропе, то и дело спотыкаясь о торчащие из земли корни, ехал одинокий путник. Это был высокий мужчина средних лет, закованный в черные доспехи с ног до головы. Сплошной шлем скрывал его лицо, а грудь скрывалась под черным сюрко - длинной свободной накидкой без рукавов, которую рыцари носили поверх кольчуги.
Устало покачиваясь в седле, рыцарь размышлял о своей нелегкой судьбе. Вот уже несколько недель он странствовал по Англии инкогнито, не раскрывая своего истинного имени и положения. Хотел своими глазами увидеть, как управляются дела в королевстве в отсутствие законного монарха, томящегося в плену у австрийского герцога. Увы, увиденное не радовало - повсюду творились насилие, грабежи и беззаконие, а принц Джон и его присные только усугубляли страдания народа. Черный Рыцарь стиснул зубы. Нет, не для того он сражался за Святую землю и проливал кровь на палестинских песках, чтобы вернуться в разоренную, униженную страну!
Поглощенный этими безрадостными мыслями, Рыцарь не заметил, как начало смеркаться. Надо было подумать о ночлеге. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался сумрачный, неприветливый лес, все тропинки и просеки сливались в неразличимую чащобу. Рыцарь выругался сквозь зубы. Заплутал, как последний олух!
Внезапно до слуха путника донесся едва уловимый аромат дыма и жареного мяса. Человеческое жилье? Здесь, посреди дикой чащи? Черный Рыцарь напряг зрение - и действительно, вдалеке замерцал слабый огонек, пробивающийся сквозь густые заросли терновника. Воспрянув духом, путник устремился на этот спасительный маячок. Продравшись сквозь колючие кусты, он оказался на маленькой полянке, посреди которой приютилась покосившаяся хижина, сложенная из неотесанных бревен. Из крохотного окошка лился теплый свет очага, а из дверного проема доносились аппетитные запахи варева и свежего хлеба.
Решительно шагнув к порогу, Черный Рыцарь постучал железной рукавицей по низкой притолоке. Несколько мгновений ничего не происходило, потом дверь с натугой отворилась, и на пороге показался коренастый седобородый монах в грубой коричневой рясе, подпоясанный веревкой. Выпученные глаза святого отца смешно округлились при виде внушительной фигуры закованного в латы незнакомца.
- Мир этому дому и тебе, святой отец! - вежливо склонил голову Рыцарь, прижимая руку к груди в рыцарском салюте. - Прости, что потревожил твое уединение, но я заплутал в этой глуши и ищу приюта на ночь. Не найдется ли у тебя угла для усталого путника?
- Ми-мир и те-тебе, добрый человек... - пролепетал ошарашенный монах, судорожно цепляясь за дверной косяк. По всему было видно, что он не часто принимает столь колоритных гостей. Однако долг христианского гостеприимства быстро взял свое.
- Заходи, раб божий, не топчись на пороге. Располагайся у очага, обогрейся, травяного отвара испей. Как говорится, чем богаты - тем и рады. Отец Тук меня кличут, келарем тутошним прозываюсь...
С этими словами монах посторонился, пропуская гостя в дом. Черный Рыцарь с трудом протиснулся в низкую дверь, согнувшись чуть ли не вдвое, и с облегчением выпрямился посреди единственной комнаты, служившей одновременно кухней, трапезной и кельей. В очаге весело трещали дрова, на вертеле над огнем что-то аппетитно шкворчало, распространяя чудесный аромат, а на грубо сколоченном столе красовались объемистый кувшин и пара глиняных мисок.
- Спасибо тебе, добрый отец Тук! - искренне поблагодарил Рыцарь, скидывая на лавку тяжеленные железные перчатки. - Твое гостеприимство поистине безгранично. Позволь узнать - часто ли захожие путники беспокоят твое отшельничество в этой лесной глуши?
- Ох, что ты, сын мой, какое там отшельничество! - замахал руками монах, бодро снуя от очага к столу. - Тут, почитай, проходной двор - то лесорубы забредут, то угольщики, а то, прости Господи, и разбойнички местные на огонек заглянут, подкрепиться с дороги. Да вон хоть Робин наш Худ, вожак ихний - золотой души человек, хоть и лиходей отпетый. Частенько меня, грешного, наведывает, то дичинкой разживется, то медку в подарок принесет. А однова, представляешь...
Отец Тук, увлекшись, принялся взахлеб рассказывать о своих приключениях и злоключениях с вольными стрелками Шервуда, то и дело прерываясь, чтобы помешать варево в котелке или подлить эля в кружку гостя. Черный Рыцарь слушал его вполуха, больше интересуясь ароматным рагу, в котором плавали ломти свежего хлеба, нежели россказнями словоохотливого монаха. Вечный пост и скудная трапеза явно не угрожали круглому брюшку отца Тука.
Но вдруг рассказ келаря прервал резкий звук рога, донесшийся снаружи. Отец Тук запнулся на полуслове и встревоженно огляделся.
- Никак, беда какая приключилась, - пробормотал он, торопливо поднимаясь с лавки. - Трубят сигнал тревоги, общий сбор кличут. Видать, стряслось чего у ребятушек, помощь нужна... Прости, сын мой, придется нам трапезу отложить - долг зовет, грешно в такой час в келье отсиживаться!
- Погоди, отче! - Черный Рыцарь тоже поднялся с места, с неудовольствием покидая так и не тронутое угощение. - Ты сказал - тревога? Какая-то беда? Быть может, я могу чем-то помочь? Как-никак, меч и доспехи при мне, кой-какой опыт в ратном деле имеется...
- Вот спасибо, добрый человек! - просиял отец Тук, на ходу подхватывая свой дорожный посох и перекидывая через плечо суму с припасами. - Истинно, сам Бог тебя к нам заслал в такой час! Не побрезгуй разделить со смиренным иноком и его друзьями опасности и тяготы! А по пути я тебе все как есть обскажу...
С этими словами келарь решительно распахнул дверь, впуская в хижину ночной холод, и ринулся в лесную темень. Черный Рыцарь, подхватив шлем, поспешил вслед за ним, гремя доспехами и честя про себя на чем свет стоит чересчур резвого монаха и свое неуемное любопытство...
Спустя четверть часа быстрого бега по буреломам и оврагам, спутники вышли на обширную поляну, окруженную могучими вековыми дубами. В центре поляны ярко пылал большой костер, вокруг которого сгрудилось несколько десятков человек в одинаковых зеленых балахонах с накинутыми на голову капюшонами. При свете пламени зловеще поблескивали длинные луки и колчаны, туго набитые стрелами с гусиным оперением.
- Эй, братья-вольники! - громогласно провозгласил отец Тук, выступая вперед. - Примите в свои ряды достойного мужа, годного на ратное дело! Он готов подставить свое плечо и меч в нашей беде, хоть пока и не назвал своего имени. Прошу любить и жаловать - Черный Рыцарь!
Лесные разбойники дружно загомонили, сомкнув ряды и с подозрением разглядывая закованного в латы незнакомца. Некоторые хватались за оружие, не понимая, как реагировать на столь неожиданного гостя.
Но тут вперед выступил рослый широкоплечий парень. На нем красовался изумрудно-зеленый кафтан с вышитой на груди серебряной стрелой - знак предводителя шайки. Окинув пристальным взором застывшего в ожидании Черного Рыцаря, он решительно шагнул ему навстречу.
- Приветствую тебя, неведомый гость! - звонко произнес вожак, и Рыцарь догадался - то был ни кто иной, как знаменитый Робин Худ, чья слава лихого разбойника и защитника угнетенных давно уже докатилась до королевского двора. - Я - Робин из Локсли, или Робин Шервудский. А это - мои верные друзья и соратники, вольные стрелки Шервуда, грозы богатеев и бесчинствующих рыцарей. Ты явился к нам в недобрый час - но коли ты и впрямь готов помочь нам своим мечом и доблестью, будь нашим гостем и братом!
С этими словами Робин Худ протянул Рыцарю открытую ладонь. Помедлив мгновение, тот крепко пожал протянутую руку, скрепляя союз. По рядам разбойников пробежал приглушенный ропот, но Черный Рыцарь уже не обращал на это внимания.
Итак, благородный Робин, - обратился он к вожаку, когда представления были окончены. - Каков будет наш план? Времени мало, а крепость Фрон де Бефа, как я слыхал, орешек не из легких.
Робин задумчиво пригладил русые кудри, прикидывая расклад.
- План у нас будет простой, но верный, - наконец изрек он. - Основные силы моих ребят займут позиции вокруг замка и всполошат стрелами обороняющихся по всему периметру стен. Пусть думают, что мы полезли на приступ по-дурному, в открытую, без хитростей. А тем временем ты, сэр рыцарь, возьмешь с собой три-четыре десятка лучших бойцов, проберешься к воротам и попробуешь высадить их тараном под шумок. Глядишь, управимся малой кровью!
- Рискованно, но может сработать, - кивнул Черный Рыцарь, прикидывая в уме диспозицию. - Тогда предлагаю начать пораньше, сразу после рассвета - чтобы застать ворога врасплох во время утренней трапезы. Думаю, двух-трех часов подготовки нам вполне хватит. Собирайте людей, проверяйте оружие и припасы. А сейчас всем отбой - сил набираться перед боем!
Разбойники дружно закивали, расходясь по своим шалашам и землянкам. Скоро весь лагерь погрузился в глубокий сон, лишь дозорные стояли на страже, всматриваясь в непроглядный мрак чащи.
Утро выдалось туманным и сырым. Из низин тянуло промозглой моросью, окутывая все вокруг серой пеленой. Но суровым лесным воителям было не привыкать к таким условиям - они лишь поплотнее закутывались в плащи, готовясь выступать.
Главные силы Робина, возглавляемые Маленьким Джоном и Уиллом Скарлетом, скрытно заняли позиции у стен Торкилстона, рассредоточившись небольшими группами вдоль всего периметра. В ожидании сигнала они проверяли тетивы луков, пересчитывали стрелы, шептали воинственные клятвы.
А в это время из леса, прямо напротив главных ворот замка, начал выступать отряд из примерно сорока воинов. Впереди, на могучем вороном жеребце ехал рыцарь в черных доспехах, зловеще поблескивающих в рассветных сумерках. Приподняв забрало, он внимательно оглядел неприступную твердыню Фрон де Бефа, прикидывая, какие шансы на успешный штурм.
Глава 19: Штурм замка
Хмурым утром тяжелые свинцовые тучи затянули небосвод, словно предвещая неминуемое кровопролитие. В туманной дымке, стелющейся над притихшим лесом, то тут, то там мелькали размытые силуэты вооруженных людей, крадущихся к мрачной громаде замка Торкилстон. Это разношерстное воинство под предводительством Робина Худа и его таинственного союзника, Черного Рыцаря, готовилось штурмовать неприступную твердыню Реджинальда Фрон де Бефа.
Медленно, будто нехотя, туман начал редеть, и в его серых клочьях четче проступили очертания массивных каменных стен, увенчанных островерхими башнями. Низкое, набрякшее утро придавало этому мрачному каменному великану зловещий, угрюмый вид. Узкие бойницы, похожие на глазницы в черепе, таращились на пришельцев с немым укором, словно безмолвно вопрошая - как посмели эти жалкие людишки потревожить многовековой сон древних валунов?
Но Робин Худ и его лесные братья не ведали страха. Бесшумно, словно призраки, они скользили меж деревьев, занимая заранее условленные позиции. Зеленые островерхие колпаки удальцов сливались с листвой, делая их практически незаметными. Длинные луки из тиса поблескивали росой, тугие тетивы тихонько звенели от нетерпения. Каждый разбойник нес полный колчан длинных стрел с серым гусиным оперением - верных спутниц лихих налетов и засад.
Вот Робин, в своем неизменном травянисто-зеленом кафтане, перепоясанный мечом, вскинул правую руку. Этот знак означал - всем приготовиться. Маленький Джон, возвышавшийся над товарищами могучей фигурой, коротко кивнул и покрепче стиснул рукоять тяжелого дубового лука. Уилл Скарлет, ухмыльнувшись в рыжую бороду, демонстративно поддернул тетиву и взвесил на ладони пучок стрел. Все вольные стрелки, как один, замерли в напряженном ожидании.
А на противоположном краю прогалины, ощетинившись пиками и алебардами, сгрудился иной отряд – вооруженные копьями и топорами воины под началом Черного Предводителя. Таинственный воин восседал на угольно-черном жеребце, и его вороненые доспехи зловеще поблескивали в скупых утренних лучах. Глухой шлем полностью скрывал лицо, но даже сквозь узкую смотровую щель чувствовался пронизывающий, пылающий взор, не предвещавший пощады врагу.
Плечом к плечу с Рыцарем встали его верные соратники - могучий светловолосый воин с солидным щитом, приземистый краснолицый здоровяк с секирой на длинном древке, юркий смуглый лучник в кольчуге и шлеме сарацинской работы – лучшие бойцы Робина. Все они сжимали оружие, готовые по первому знаку броситься в смертельную схватку.
Робин в последний раз окинул взглядом выстроившиеся отряды и, набрав полную грудь воздуха, издал пронзительный, переливчатый свист. Условный сигнал к началу штурма! В тот же миг, словно повинуясь неслышной команде, разбойники разом вскинули луки и разрядили в сторону замка несметное множество стрел. Первый залп!
Смертоносный рой с шелестом рассек туманный покров, и вот уже со стен донеслись первые крики боли и проклятий - стрелы находили свои мишени, впиваясь в древесину щитов, разя сквозь кольчужные звенья. Но защитники крепости не дрогнули. Наспех организовав отпор, они принялись швырять со стен камни и обломки скал, пока другие занялись кипячением заранее приготовленной смолы.
Только и слышен был звон тетивы да крики раненых - с обеих сторон. Стрелы осаждающих то и дело впивались в кожаные нагрудники и щиты осажденных, поражая не защищенные доспехами руки и ноги, но и ответный огонь защитников стен с каждой минутой усиливался, начиная понемногу выкашивать ряды лесных воинов. Вскоре стало ясно: одними стрелами замок не возьмешь.
И тогда, перекрывая шум битвы, раздался зычный рык боевого рога - то Черный Рыцарь подал знак своему отряду наступать. С гулким грохотом из-за деревьев выдвинулась прикрывшаяся щитами колонна, толкая перед собой огромный таран - толстенное бревно, наскоро подвешенное на опорах. Мерно вышагивая, бойцы двинулись на приступ ворот под несмолкаемый свист стрел и улюлюканье разбойников Шервуда. На вороном жеребце, возвышался среди всех Черный Рыцарь, сжимая в руке тяжелый обоюдоострый меч, прозванный Сарацинской Погибелью. Доспехи его сверкали адовым блеском, и казалось, от одного лишь этого зрелища защитники вот-вот обратятся в бегство.
Увы, то была лишь иллюзия. Реджинальд Фрон де Беф, Бриан де Буагильбер и Морис де Браси, ставшие во главе гарнизона, и не думали сдаваться. Облаченные в боевые доспехи, они метались за зубцами, понукая своих воинов биться до последнего. Команды сыпались непрерывным потоком, то и дело сопровождаясь зычной руганью.
- Смолы! Лейте больше смолы, псы! Обварите этих деревенщин как свиней! - ревел багровый от натуги Фрон де Беф, потрясая палицей. - Де Браси, ко мне! Собери отряд потяжелее и ударь им в тыл, когда полезут на стены! А ты, Буагильбер, запирай ворота, готовь крючья и котлы, встретим гостей как подобает! Сегодня мы покажем наше кровавое гостеприимство! Оруженосцы засуетились, торопливо исполняя приказы. На стены взобрались рыцари в полном вооружении, неся перед собой прочные щиты. Защитники азартно взвыли, предвкушая расправу.
А штурмующие уже подтащили таран к воротам и, раскачав, с маху обрушили тяжелый набалдашник на створки. Плотное дерево жалобно затрещало, но выдержало. Тогда бойцы, налегли плечом, ухватились за канаты и, размеренно крича, принялись таранить ворота снова и снова, вышибая щепу и круша петли. После нескольких десятков ударов ворота не выдержали.
- Вперед, во имя короля и вольной Англии! - взревел Черный Рыцарь, первым врываясь в пролом. За ним, опрокидывая защитников, хлынул живой поток из людей Робин Худа, ощетинившись мечами и копьями. Началась жестокая сеча в тесноте внутреннего двора, среди разрозненных сараев и амбаров.
Фрон де Беф, завидев бегство своих воинов, взъярился пуще прежнего. Спрыгнув со стены прямо в гущу схватки, он принялся крушить и опрокидывать нападающих чудовищных размеров палицей, прокладывая себе дорогу к воротам. Вскоре на пути у него оказался Седрик Сакс - обзаведясь мечом из замковой оружейной, он принялся яростно рубиться, жаждая отомстить за плен и поруганную честь.
- Вот и свиделись, саксонская падаль! - осклабился Фрон де Беф, узнавая своего недавнего пленника. - Я-то думал, ты давно протух в темнице, как тебе и положено! Ан нет, гляди-ка, еще ползаешь! Ничего, сейчас исправим это упущение!
С этими словами тевтонец взмахнул палицей, метя Седрику в голову. Но тот ловко отпрянул и, поднырнув под страшный удар, полоснул Фрон де Бефа мечом по ногам, разрубая крепления наголенника. Тот взвыл от боли и ярости, пошатнулся, хватаясь за раненую ногу - но тут же выпрямился и с удвоенной силой обрушил палицу на меч Седрика.
Клинок жалобно хрустнул и переломился, не выдержав удара. Обезоруженный Седрик рухнул навзничь, все еще сжимая бесполезную рукоять. Фрон де Беф торжествующе захохотал и вскинул палицу для последнего, сокрушительного удара... Но внезапно между ними возникла черная тень, заслонившая собой павшего сакса.
- Ах ты ж паскуда! - прогремел из-под опущенного забрала зычный голос. - А ну, отведай-ка моего гостинца на прощанье!
Сверкнул длинный прямой меч, со свистом рассекая воздух - и в следующий миг Фрон де Беф взвыл от невыносимой боли. Клинок незнакомца пробил его наплечник, разрубил кольчугу и глубоко вонзился в незащищенное плечо, почти отсекая руку. Роняя оружие, тевтонец тяжело осел наземь, заливая все вокруг кровью.
Черный Рыцарь не стал его добивать. Только с силой выдернул меч из стонущей туши и, перешагнув через нее, ринулся на выручку к Робину, которого как раз начали теснить сарацины Буагильбера. Краем глаза он успел заметить, как подбежавшие разбойники оттаскивают в сторону контуженого Седрика.
- Эй, Робин, как ты там? - крикнул рыцарь, врубаясь в гущу схватки. - Держись, я иду на помощь!
Тем временем лучники Локсли, возглавляемые рыжим заводилой Уиллом Скарлетом, сумели-таки взобраться по приставным лестницам на крепостную стену. Смяв редкую цепочку защитников, они принялись поливать оставшийся гарнизон замка градом тяжелых стрел. С земли их поддерживал меткими выстрелами ворвавшийся через сломанные ворота отец Тук, знаменитый монах-расстрига и битый жизнью ветеран Крестовых походов.
- Вон они, голубчики, никак в часовне схоронились! - басовито гаркнул он, указывая луком на приземистое строение в глубине двора. - А ну, Робин, шугани-ка их оттуда! Глядишь, запоют аллилуйю новым голосом, ха-ха!
Робин только ухмыльнулся на шуточки святого отца. Перехватив меч, он ринулся вперед, увлекая за собой верных друзей. Ворвавшись в часовню, они с ходу опрокинули ряды вставших стеной сарацин и, прорубившись к дальней стене, сшиблись в рукопашной с самим Бриаром де Буагильбером. Тот отбивался с отчаянием обреченного, но долго продержаться не мог.
- Сдавайся, храмовник! - прохрипел Робин, сцепляясь с Буагильбером грудь на грудь. - Твой замок пал, твои люди разбиты! Прими поражение с достоинством, и я, так и быть, сохраню тебе жизнь.
- Ха! Скорее ад замерзнет, чем я склонюсь перед разбойником! - прорычал тамплиер, исступленно молотя мечом. - Лучше смерть, чем бесчестье!
С этими словами он нанес подлый удар, метя Худу в пах. Тот едва успел отпрянуть, и лезвие полоснуло его по бедру, окропив алой кровью. Взревев от боли, Робин схватился за рану, пошатнулся...
И тут сзади на Буагильбера обрушился всей тяжестью своего могучего тела Маленький Джон. Не ожидавший подвоха храмовник грянулся оземь, придавленный громадным валлийцем. Робин, превозмогая боль, мигом очутился сверху, приставив острие меча к горлу тамплиера:
- Все кончено, Буагильбер! Замок взят, твои рыцари повержены. Сдавайся, или клянусь, я вырву твое черное сердце и скормлю воронам!
Но коварный храмовник и не думал признавать поражение. Извернувшись под двойным весом, он умудрился извлечь из поножа кинжал и что есть силы всадил его в ногу Джона. Тот взревел раненым медведем и на миг ослабил хватку - чего Бриану и требовалось.
Столкнув с себя обоих противников, он вскочил и кинулся прочь из часовни, петляя меж охваченных огнем строений. Робин и Джон ринулись за ним, но внезапная вспышка боли от раны сбила Худа с ног. Рухнув на колени, он в отчаянии смотрел, как Буагильбер, хромая, ковыляет к полыхающим конюшням - а оттуда уже выводят двух оседланных коней...
Сердце Робина зашлось от дурного предчувствия. Силясь подняться, он поспешил вслед за беглецом, опираясь на верный лук. Но было уже поздно. Достигнув лошадей, Буагильбер с маху вскочил в седло и, пришпорив коня, помчался к воротам. А на втором скакуне, привязанные к луке, трепыхались две человеческие фигуры в богатых, хоть и изодранных одеждах. В одной из них, Робин, к своему ужасу, признал...
- Ревекка! Дядюшка Исаак! Нет!!! - зашептал он, из последних сил кидаясь вперед. Но раненая нога подкосилась, и Худ снова упал, беспомощно царапая землю.
Черный Рыцарь, покончивший с последними защитниками, подоспел на крик. Мгновенно оценив ситуацию, он вихрем взлетел на вороного жеребца и, не тратя времени на разговоры, ринулся в погоню. Но было уже поздно - Буагильбер с пленниками успел миновать полуразрушенные ворота и вскоре скрылся за поворотом лесной дороги.
Робин мог лишь беспомощно смотреть ему вслед, сотрясаясь от боли и бессильной ярости. Как же так?! Столько трудов, столько жертв - и все напрасно? Кузина с дядей остались в лапах у этого чудовища, и неизвестно, что он с ними сотворит! О, если бы Худ только знал, где логово этой твари, он бы ринулся туда хоть сейчас, невзирая на раны!
Тяжело дыша, Робин с трудом поднялся на ноги. Превозмогая боль и усталость, он принялся скликать своих рассыпавшихся по двору стрелков. Следовало срочно убираться отсюда, пока не обрушились подточенные пожаром стены. Уилл и Джон, хромая, бросились выводить освобожденных пленников, вереницей тянущихся к выломанным воротам.
Седрик, все еще пошатываясь от удара Фрон де Бефа, вел под руку бледную, дрожащую Ровену. Позади плелся Ательстан, опираясь на расщепленное древко копья. Замыкали процессию разбойники, волоча какого-то окровавленного малого без сознания - вероятно, одного из узников подземелий...
Выбравшись со двора, Робин тревожно огляделся, ища взглядом Черного Рыцаря. Неужто и этот храбрец пал жертвой подлого тамплиера? Но нет - вскоре из-за полуобвалившейся стены конюшни показался могучий вороной жеребец со знакомой черной фигурой в седле.
Мрачный и подавленный, Рыцарь подъехал к Робину и, спешившись, сокрушенно развел руками:
- Вот чертовщина, упустил я мерзавца... Слишком большую фору успел набрать, пока мы тут с его прихвостнями разбирались. Мне его арабских коней не догнать! Теперь ищи ветра в поле... Ну ничего, найдем!
Черный Рыцарь ободряюще хлопнул Худа по плечу и повернулся к спасенным пленникам:
- Что же, друзья, на сегодня хватит - Торкилстон наш, и слава Господу! Хотя победа и не полная, но чудище Фрон де Беф повержен, и это главное. Предлагаю уходить отсюда, пока его каменная берлога не обрушилась нам на головы. К тому же, раненых надо перевязать, да и отдых нам всем не помешает. Дальше видно будет!
Робин согласно кивнул. Да, сегодня им всем досталось немало. Но зато сколько невинных жизней они спасли!
Под гул и треск рушащихся перекрытий, под рев беснующегося пламени, усталые, но счастливые победители покидали захваченный замок, волоча своих раненых. Впереди ковылял на раненых ногах гордый Седрик, поддерживая трепещущую Ровену. За ними брел понурый Ательстан, то и дело спотыкаясь о разбросанные обломки. Разбойники с песнями тащили разную добычу. А в самом арьергарде, хромая и опираясь на верный лук, плелся погруженный в невеселые думы Робин...
Он все размышлял о Ревекке. И лелеял планы мести подлому Бриану, давая страшные клятвы. О, он еще найдет эту мразь, чего бы это ни стоило! Кровью умоется тамплиер, на куски порвет его Робин за все злодеяния!
Так, погруженный в думы и мечты о возмездии, Робин Капюшон, справедливый разбойник и лихой стрелок, побрел прочь от пылающих руин Торкилстона. Впереди ждала еще долгая борьба. Но он готов был биться до последнего вздоха. Ибо даже самая темная ночь рано или поздно уступает место рассвету.
Глава 20: Разоблачение
Ранняя весна дышала свежестью и прохладой. В лесу, на широкой поляне у подножия холма, вокруг большого костра расположились победители - усталые, израненные, но счастливые. Люди Робина Худа, все еще не веря в удачный исход штурма, перевязывали раны, делились впечатлениями, подбадривали друг друга. Тут же, на расстеленных плащах, сидели освобожденные пленники - Седрик Сакс со своей воспитанницей леди Ровеной и ее нареченный, Ательстан Конингсбургский. Чуть поодаль расположился загадочный Черный Рыцарь, чье лицо по-прежнему скрывал надетый шлем.
В стороне, под охраной двух дюжих лучников с луками наизготовку, сгорбился единственный захваченный в плен норманн - сэр Морис де Браси. Сраженный в схватке могучим Маленьким Джоном, он не сумел ускользнуть вместе с Буагильбером и теперь обреченно ожидал расправы.
- А ну, волоките сюда этого пса! - скомандовал Робин Худ, мрачно поигрывая кинжалом. - Сейчас мы ему покажем, как обижать честной народ и таскать в полон благородных дам! Эй, Джон, Уилл, приготовьте-ка добрую крепкую веревку, сей же час вздернем голубчика на суку!
Де Браси затрясся, рухнул на колени, силясь поймать взгляд Черного Рыцаря:
- Господин, господин, смилуйтесь! Да, я виновен, я не спорю, но я всего лишь исполнял приказ! Это все Фрон де Беф, чтоб ему гореть в аду! Он затеял похищение, ему и отвечать! Пощадите, я не думал, что до этакого дойдет!
- Обождите, славные йомены, не горячитесь! - подал вдруг голос Черный Рыцарь, шагнув вперед. - Отпустите пленника, развяжите его. Не дело - убивать безоружного, сдавшегося на милость. Всякому греху свое воздаяние положено.
Робин Худ с подозрением воззрился на закованного в черненые латы незнакомца:
- Это еще почему? Быть тебе хоть трижды нашим союзником, сэр рыцарь, но разбойников в моем лесу сужу только я! С чего это ты вздумал мне указывать?
- Имею право, - невозмутимо пожал плечами Черный Рыцарь. - Потом объясню. А пока, будь добр, вели развязать мерзавца и подать ему коня. Пусть отправляется на все четыре стороны, да передаст кое-что своему господину, принцу Джону.
Вольные стрелки возмущенно загалдели, не желая выпускать добычу из рук, но Робин жестом призвал их к молчанию. Что-то в голосе таинственного воина подсказывало ему - лучше послушаться.
- Ладно уж, будь по-твоему, - процедил Худ сквозь зубы, кивая Маленькому Джону. - Слышал, что сказано? А ну, живо развязывай этого висельника, да коня ему! И гляди в оба, чтоб не вздумал сигануть в чащу раньше срока!
Здоровяк проворно распутал веревки на запястьях де Браси и, ухватив того за шиворот, поволок к поляне, где под присмотром Мача паслись отбитые у норманнов лошади. Вскоре опальный рыцарь, изумленный внезапным освобождением, вновь предстал перед Черным Рыцарем, нетвердо держась в седле.
- Что ж, сэр Морис, вижу, ты крепко усвоил преподанный тебе урок, - произнес незнакомец, скрестив на груди руки. - Что ж, ступай с миром. Но прежде передай своему покровителю, его высочеству принцу Джону - пусть готовится держать ответ перед братом, нашим добрым королем Ричардом! Скоро он вернется из плена - и спросит с изменников по всей строгости!
Де Браси аж подпрыгнул от изумления, вытаращив глаза:
- По какому такому праву ты говоришь словами короля? Принц Джон - пока законный правитель Англии, и нечего тут...
- Молчать, когда я говорю! - неожиданно громовым голосом рявкнул из-под шлема Черный Рыцарь. Потом, чуть помедлив, он медленно поднял закованные в латы руки и решительно стащил с головы глухой черный шлем.
Раздался дружный вздох изумления, тут же сменившийся гробовой тишиной. Перед собравшимися предстал стройный черноволосый мужчина лет сорока на вид, с пронзительными синими глазами и волевым подбородком. Открытый благородный лоб пересекала тонкая полоска белого шрама.
- Вот те крест, никак это сам епископ Хьюберт! - выдохнул потрясенный до глубины души монах Тук, коему вчера так и не довелось увидеть гостя без шлема. - Хьюберт Уолтер собственной персоной, или я не келарь!
- Он самый, отче, - серьезно кивнул епископ, обводя взглядом ошарашенную толпу. - Хьюберт Уолтер, епископ Солсберийский, королевский юстициарий и канцлер Англии. А также, - он многозначительно воздел палец, - папский легат, имеющий особые полномочия от его святейшества касательно некоторых... деликатных вопросов. В том числе - козней иных псов-храмовников, возомнивших себя выше власти мирской и духовной. Теперь ясно, сэр Морис?
Де Браси, враз сделавшийся белее полотна, судорожно закивал и попятился, силясь поклониться прямо с лошади:
- Ваше преосвященство, ваша милость... Простите нижайше, я не подозревал... Немедленно отправляюсь выполнять ваш приказ! Принцу Джону все передам точнехонько, не извольте гневаться!
С этими словами незадачливый рыцарь стегнул коня и пулей умчался прочь, только пятки засверкали. Должно быть, вообразил, что это сам дьявол пожаловал по его душу, не иначе.
Робин и его стрелки, все как один, ошеломленно воззрились на прославленного иерарха, явившего себя из-под личины Черного Рыцаря. Они и помыслить не могли, что их боевым товарищем окажется столь могущественная персона!
- Вот так номер! - нервно хохотнул рыжий плут Уилл Скарлет, почесывая затылок. - Выходит, мы тут запросто хлеб-соль с самим епископом делили, а? То-то я смекнул, больно уж речист наш гость для простого воина! Ну, удружил так удружил! Что теперь с нами будет-то, а, братцы? Как пить дать - всех на виселицу определят, за компанию с разбойным людом...
- Типун тебе на язык, дурья башка! - вполголоса цыкнул на него отец Тук, украдкой показывая Уиллу увесистый кулак. - Чай, не вор какой - святой человек, епископ! Да такой, что и самому королю Ричарду друг сердечный. Уж он-то в обиду нас не даст, будь покоен! А ну, молчи в тряпочку, не то живо схлопочешь у меня лещей по первое число!
Хьюберт Уолтер тем временем смерил притихших разбойников внимательным, цепким взором, словно пытаясь проникнуть в самую душу. Потом перевел глаза на Робина и, шагнув к нему, протянул для пожатия руку:
- Не робей, сын мой! Уверяю тебя, ни о каких виселицах и речи нет. Напротив - позволь выразить тебе мою глубокую признательность за все, что ты и твои славные ребята совершили здесь во имя добра и справедливости! Знай - о ваших подвигах и благородстве ведают не только в народе, но и при королевском дворе. И пусть вас именуют разбойниками - истинные ваши дела говорят сами за себя. Без вашей помощи я ни за что не сумел бы спасти леди Ровену и ее спутников, и изловить злодеев. А теперь спрошу - могу ли я чем-то отблагодарить тебя, несгибаемый Робин Худ?
Робин, все еще не оправившись от потрясения, медленно пожал протянутую руку и, поклонившись, пробормотал:
- Ваше преосвященство, право слово, нам ничего не нужно! Мы люди простые, нам награды ни к чему. Лишь бы вы на нас зла не держали, да не вешали без разбору, и то ладно! Живем мы в лесу вольной волею, боремся с притеснителями по мере сил своих. А за помощь - какая тут помощь, то наш долг, и всего делов!
- И все же, друг мой, я желаю непременно наградить вас за верную службу Англии и королю! - настаивал Уолтер, хлопнув Робина по плечу. - Проси чего хочешь - в разумных пределах, конечно! Все, что в моих силах - обещаю исполнить.
Робин в замешательстве переступил с ноги на ногу. И, наконец, решился. Обернувшись к своей ватаге, он смерил товарищей многозначительным взглядом и жестом подозвал к себе Маленького Джона и отца Тука. Когда те с готовностью предстали рядом, он вполголоса произнес:
- Владыка, коль желаете вы облагодетельствовать нас, покорнейше прошу - отойдемте в сторонку, потолкуем с глазу на глаз. Дело у меня к вам крайне щекотливое, не для чужих ушей. Надеюсь на ваше благоразумие и понимание...
С этими словами Робин подхватил епископа под локоть и мягко, но настойчиво повлек прочь с поляны, в тенистый лесной сумрак. Маленький Джон и отец Тук, переглянувшись, двинулись следом. В рядах стрелков Шервуда пронесся удивленный ропот - все гадали, какие такие тайны удумал поверять их вожак всесильному прелату.
Отойдя на достаточное расстояние, Робин глубоко вздохнул и, повернувшись к Уолтеру, решительно произнес:
- Ваше преосвященство, то, что я сейчас скажу - прошу сохранить в тайне, иначе мне конец. Только эти двое, - он кивнул на Джона и Тука, - знают мою подноготную, больше - никто. Уж вы меня не выдавайте!
Хьюберт понимающе кивнул, всем своим видом выражая готовность внимать. Тогда Робин, понизив голос до шепота, торопливо заговорил:
- Епископ, я ведь на самом деле не сакс. То есть, сакс, конечно - только не по крови. Отец у меня тоже был добрый йомен Локсли, да только... Приемным отцом он был... В общем, настоящие родители мои - евреи из Йорка. Мать моя - сестра Исаака из Йорка, ростовщика известного. Погибла она, когда мне и двух месяцев не было. В страшном еврейском погроме, учиненном норманнской сволочью.
Уолтер слушал исповедь Робина, не перебивая, лишь в глазах его отражалось безмерное изумление пополам с сочувствием. Когда Худ выдохся и смолк, епископ осторожно взял его за плечи и, глядя прямо в глаза, тихо произнес:
- Сын мой, не бойся. Я никому не выдам твоей тайны, будь покоен. Более того - я глубоко восхищен твоим мужеством и честностью. Знаю, каково приходится евреям в нашем королевстве, сам не раз заступался за них перед Ричардом и баронами. Но, похоже, тебе выпали совсем уж тяжкие испытания... Получается, похищенный Исаак и его дочь...
- Они моя семья, ваше преосвященство, - глухо отозвался Робин, опуская голову. - Дядюшка Исаак и кузина Ревекка. Бриан де Буагильбер, подлая тварь, уволок их с собой, когда бежал из осажденного замка. Страшно подумать, что может сотворить с ними этот зверь в облике человека...
- Вот оно что, - задумчиво протянул Хьюберт, поглаживая подбородок. - Я так и знал, что повсюду торчат поганые уши этих храмовников! Папа как в воду глядел, снаряжая меня сюда расследовать их бесчинства. Что ж…. Не кручинься, Робин. Коль скоро мы с тобой теперь заодно - я вызволю твоих родичей из лап этой своры, будь спокоен. У меня на Бриана и его дружков давно уже крепкий зуб имеется, за прошлые провинности. Вот и сполна им теперь воздам, собакам! А тебе - мое епископское благословение и всяческое содействие, по первому зову. Ну а коли кто прознает про твое еврейство - шепни только, живо рот заткнем! Нынче, считай, все Шервудское братство под моей защитой ходит, и горе любому, кто на вас руку поднимет!
Робин, потрясенный неожиданным покровительством, рухнул перед епископом на колени и порывисто поцеловал край его рясы:
- Спасибо, владыка! Век не забуду доброты вашей! Разрешите же и мне преклонить перед вами колено и дать обет верности - отныне и до самой смерти! Против любого недруга за вас встану горой, лишь свистните!
- Встань, Робин, - улыбнулся Хьюберт. - Благодарю за клятву, хотя, Бог свидетель, в ней нет нужды. Верю я тебе и так, без лишних слов. Ну а теперь пойдем-ка к остальным, что-то мы тут засиделись. Еще, чего доброго, решат, что я тебя тут втихаря грехи отпускаю, ха-ха!
С этими словами епископ приобнял Робина за плечи и, кивнув монаху с Джоном, неспешно зашагал обратно на поляну. Там, у весело пылающего костра, уже вовсю шла пирушка - разбойники из припрятанных запасов соорудили целый пир в честь удачной победы.
На вертелах жарились кабаньи и оленьи туши, из бочонков лился крепкий эль и сидр. Уилл Скарлет с Мачем и Артуром наигрывали на дудках и волынках залихватские мотивчики, а лихие стрелки, привалившись у деревьев, наперебой горланили лесные баллады. Даже чопорный Седрик и томная Ровена, забыв про этикет, лакомились жареным мясом прямо руками, запивая его пенным элем из щербатых кружек.
Увидев приближающегося Уолтера с Робином, гуляки приветственно загомонили, потеснились, освобождая им место в круге. Епископ принял из рук Тука увесистую кружку, отхлебнул добрый глоток и, прокашлявшись, зычно провозгласил:
- Други мои! Подвиг ваш велик и славен - замок Торкилстон взят, злодеи повержены, пленники освобождены! Ваша доблесть и отвага войдут в анналы истории наравне с деяниями славных рыцарей прошлого. Но особо хочу поблагодарить вот этого скромного юношу - несгибаемого Робина из Локсли, чей острый ум и умелое водительство направляли ваши десницы в сегодняшней битве. Ибо не всякому графу или барону дано совладать с разношерстной вольницей - а он сплотил вас и повел к победе, как истинный полководец! Так выпьем же за него, други - за Робина Худа, доблестного предводителя шервудских молодцов!
Лесное воинство отозвалось восторженным ревом, дружно звеня кружками и чарками. Робин зарделся от смущения и гордости, отхлебнул эля, не чуя вкуса. Надо же, сам епископ, первый советник короля - и превозносит его, простого йомена! Такой чести он не удостаивался за всю свою жизнь.
- Благодарствую, ваша милость! - пробормотал Робин, низко кланяясь Уолтеру. - Право слово, не стоит расточать на меня столько похвал. Я лишь исполнял свой долг, защищал угнетенных от произвола сильных мира сего. И вся честь победы - прежде всего вам, сумевшему в одиночку отбить мечом узников у этих псов норманнских. Без вас нам ни за что не совладать бы с такой кучей рыцарей!
- Ну что ты, что ты, - отмахнулся епископ, потчуя Худа куском оленины. - Не будь твоих ребят с луками наготове – мы бы их не сломили сами в воротах. Так что не принижай своих заслуг, друг мой. Я ведь тоже кой-чего в ратоборстве смыслю, сам немало сарацинов на святой земле положил...
С этими словами Уолтер залпом допил свой эль, смахнул рукавом набежавшую слезу и, тряхнув гривой, решительно поднялся на ноги.
А в вышине, сквозь дымные облака, уже посверкивали первые звезды, зажигаясь одна за другой на черном небосводе. Быть может, они предвещали скорое окончание смутных времен и начало новой, светлой эпохи в истории многострадальной английской земли?
Глава 21: Откровения и решения
Ясное весеннее утро окрасило небосвод нежной лазурью, а прогалину, укрытую молодой изумрудной травкой, наводнило щебетание проснувшихся птиц и ароматы первых цветов, робко выглядывающих из-под опавшей листвы. Казалось, сама природа спешила поскорее избавиться от мрачных теней вчерашнего побоища и воздать хвалу новому дню.
На поляне, вкруг еще тлеющих головешек ночного костра, в живописном беспорядке раскинулись шатры и навесы, под которыми досматривали последние сны храбрые йомены Шервуда и их случайные гости - спасенные из застенков Торкилстона узники. Меж сонных тел сновали немногочисленные дежурные, хлопоча над скромной трапезой и бряцая котелками и мисками.
В стороне от этой идиллической суеты, облокотившись на замшелый ствол дуба, восседал хмурый и задумчивый епископ Хьюберт Уолтер. Рассеянно ковыряя ложкой в миске с дымящейся кашей, он пытался собрать воедино разрозненные звенья странной цепи событий, приведшей его в этот разбойный стан. Итак, Ричард в плену, Джон злоумышляет против брата, а проклятые тамплиеры и вовсе затеяли черт знает что в своем гнезде разврата и ереси! Как тут разобраться, за что хвататься в первую очередь?
От тягостных дум прелата отвлек шорох приближающихся шагов. Подняв глаза, Хьюберт увидел высокую фигуру Седрика Сакса, что неспешно прогуливался меж шатров, то и дело окидывая пытливым взором окрестные дебри - должно быть, диковинно было сему степенному тану наблюдать такое сборище, с позволения сказать, удальцов. Уолтер поспешно отставил миску и приветливо помахал рукой:
- Доброе утро, достойный Седрик! Как спалось на вольном воздухе, после душных подземелий треклятого норманна? Я смотрю, ты уже совсем оправился от тягот плена - вон какой бодрый и свежий, прямо глаз радуется!
Тан вздрогнул от неожиданности, но тут же расплылся в ответной улыбке и, приблизившись, отвесил епископу почтительный поклон:
- И вам доброго здравия, ваше преосвященство! Премного благодарен за участие и освобождение - век не забуду вашей доброты, хоть и не довелось толком потолковать вчера за суматохой. Ох, и натерпелись же мы страху в этом проклятом замке - думали, и не выберемся уже! Но вы, никак, сам Господь вам подсобил - уж больно лихо вы этих норманнских псов отделали, любо-дорого поглядеть было!
Уолтер смущенно хмыкнул, почесывая затылок:
- Ну что ты, Седрик, какое там - сам Господь! Спасибо, конечно, на добром слове, но не я один старался. Вон, удальцы Робин Худа знатно подсобили, без них бы ни за что не управился. Да и сам Робин - истинный молодец, хоть и смутьян, прости Господи. Давненько я такой удали не видывал - орел, а не малый! Жаль только, упустил он этого мерзавца Буагильбера. Эх, была бы моя воля - живо упрятал бы всю эту братию за толстые монастырские стены, от людских глаз подальше! Прости, тан, что-то я больно разболтался. Это все нервы, знаешь ли, расшалились после вчерашней свистопляски.
Седрик сочувственно закивал, присаживаясь рядом на траву:
- Истинно так, владыка, истинно так! У самого до сих пор поджилки трясутся, как вспомню, через что довелось пройти... Но ты не кори себя - Робин наш и впрямь молодчина, да и тебе, епископ, честь и хвала! Уж теперь-то, верно, зауважают злыдни разбойный люд шервудский, небось, в штаны со страху наложат, коли учуют, что вы с ними спознались! А этого Буагильбера - да и ну его к дьяволу, всяко не уйдет он от расплаты. Сдается мне, скоро сам к нам прискачет, словно пес какой на сворке - вон как его приятеля де Браси вчера пронесло отсюда, будто ошпаренного! Ох, и повеселил же ты нас тогда своим представлением - ажно до слез проняло!
Уолтер расхохотался, живо припомнив перекошенную физиономию незадачливого норманна:
- Да уж, тот еще спектакль вышел! Ничего, авось попомнит сей гордец, как шутки шутить с епископом саксонским - в другой раз небось без спросу в дружки к принцу Джону не полезет. Кстати о дружках, Седрик... Позволь спросить - нет ли вестей какой о сыне твоем, доблестном Уилфреде Айвенго? Сдается мне, он тоже мог бы пролить свет на всю эту кутерьму с похищениями и бесчинствами тамплиеров. Все же как-никак, а оруженосец он королевский, стало быть, знает немало.
Тан помрачнел лицом и тяжело вздохнул:
- Ах, владыка, и не напоминай! Сам места себе не нахожу - где он, что с ним? С тех самых пор, как отправился мой Уилфред в треклятый Крестовый поход вместе с Ричардом - ни слуху ни духу от него, будто в воду канул! Одни только слухи ходят, мол предал он короля-то нашего, навел на него германцев каких-то, и те его, сердешного, в полон взяли. Да быть того не может, владыка! Не таков мой сын, чтобы на такую подлость пойти - да пусть у меня язык отсохнет, коли хоть на йоту этому поверю! Не иначе как норманские псы брешут...
- Полно, полно, Седрик, не кручинься! - поспешил утешить его Хьюберт, ободряюще похлопав тана по плечу. - И в мыслях не было попрекать тебя или сына твоего чем-либо дурным. Я ведь только прибыл со Святой земли и от нашего Доброго Ричарда - и уж поверь, не молвил он ни единого слова супротив Айвенго. Напротив - всяко обмолвился государь, мол верного пса и друга потерял, сокрушался очень, переживал. Потому и расспрашиваю я, не знаешь ли чего. Ну да ладно, Бог не без милости. Авось еще отыщется твой сокол ясный...
- Я не предавал короля! - внезапно раздался с противоположного края поляны слабый, но твердый голос. Уолтер и Седрик, вздрогнув от неожиданности, обернулись на звук - и застыли как громом пораженные.
Из полутьмы шатра, пошатываясь и придерживая бок, выбиралась долговязая фигура, закутанная в покрывало на манер савана. Белое, как мел, лицо пришельца обрамляли замызганные кудри, слипшиеся от крови и пота. Но не узнать эти пронзительно-синие глаза, сверкающие из-под насупленных бровей, было невозможно!
- Сын мой! Уилфред! - страшно закричал Седрик, порываясь вскочить. В два прыжка он очутился возле шатающегося молодого человека и, рыдая, стиснул его в объятиях. - Жив! Жив, ненаглядный ты мой! Я верил, всей душой верил, что Господь сохранит тебя, не допустит погибнуть безвинно! Где же ты пропадал, отрада моя? Через какие мытарства тебе довелось пройти? Расскажи же скорее!
Айвенго, морщась от боли, осторожно высвободился из медвежьих объятий отца и, покачнувшись, упал на руки подоспевшего Уолтера.
- Владыка... Сир епископ, вы ли это? - пробормотал он одними губами, силясь сфокусировать мутнеющий взор на лице священника. - Хвала Всевышнему, вы живы... Я слышал ваш разговор с отцом. Знайте же - все обвинения против меня - подлая ложь! Никогда бы я не предал моего доброго короля и друга, да покарает меня Господь! Это все козни де Буагильбера и его приспешников, иродов треклятых...
- Тише, тише, сын мой, - остановил его Хьюберт, бережно укладывая Айвенго на подостланный плащ и поднося к губам флягу с водой. - Молчи пока, не трать понапрасну силы. Никто здесь и не думает винить тебя в предательстве - Ричард сам подтвердил твою преданность и послал меня на розыски. Вот и свиделись, слава Богу! Сейчас главное - залечить твои раны, а уж потом ты все нам расскажешь, не торопясь.
А вокруг уже собиралась пестрая толпа - разбуженные шумом йомены Робина, хмурый со сна Тук, встревоженная Ровена и зевающий Ательстан. Все они наперебой принялись забрасывать бедного Айвенго вопросами, охами и причитаниями, так что Уолтеру пришлось пустить в ход весь свой епископский авторитет, чтобы угомонить не в меру разошедшихся соратников:
- А ну, цыц мне тут, оглашенные! Дайте человеку продохнуть, чай не на ристалище! Вишь, еле жив малец, а вы со своими расспросами да советами. А ну, кыш отсюда, живо! Вон, леди Ровена, милая, распорядись, чтобы несли сюда воду, бинты, мазей каких целебных - будем рыцаря нашего с того света вытаскивать. Да, еще вели-ка Тука ко мне кликнуть, он в этих делах смыслит побольше нашего. А вы, ребятки, пока свободны. Как понадобитесь - позовем.
Обескураженные йомены неохотно разбрелись, ворча под нос что-то невразумительное. Ровена споро умчалась выполнять указания епископа - надо думать, не терпелось ей потолковать с Уилфредом наедине, но куда теперь денешься?
Вскоре явился заспанный Тук, волоча целый ворох холстин и коробов со снадобьями. Преклонив колени рядом с епископом, он принялся обстоятельно осматривать и ощупывать раны и ушибы Айвенго, прикладывая то припарку, то компресс.
- Ну что, отче, как он? - нетерпеливо спросил Уолтер, с тревогой вглядываясь в бледное лицо юноши. - Сильно помят, а? Выходим?
- Да ничего, владыка, жить будет! - добродушно успокоил его монах, утирая вспотевший лоб. - Ребра, конечно, помяты знатно, кровищи вон сколько потерял. Ну да кости целы, нутро, вроде, не задето - одна только плоть страдает. Сейчас перевяжем покрепче, настоек моих волшебных попоим - глядишь, дня через три-четыре и на ноги встанет, даст Бог. Молодой ещё, крепкий, куда ему деваться-то? Ишь, глазищами уже зыркает, соколик, рвется небось геройствовать дальше!
Айвенго и впрямь нетерпеливо заворочался под руками монаха, норовя приподняться на локте. Лицо его понемногу начало обретать краски, взгляд прояснился.
- Благодарю тебя, добрый брат Тук, - пробормотал Айвенго слабым, но уже куда более уверенным голосом. - Воистину, нет лекаря искуснее тебя во всей Англии! Дай-то Бог и мне когда-нибудь отплатить тебе той же монетой.
Между тем, вокруг ложа раненого опять собрались близкие Айвенго - Ровена, Ательстан. Епископ Уолтер поднялся и, сделав повелительный жест рукой, призвал всех к тишине:
- Друзья мои, я понимаю ваше волнение и радость от встречи с сэром Уилфредом. Но прошу вас - дайте ему сейчас покой и отдых, которые так необходимы для его выздоровления. Уверяю, у вас еще будет время наговориться всласть, когда он встанет на ноги. А пока - прошу всех оставить нас наедине. Мне нужно обсудить с Айвенго некоторые важные вопросы с глазу на глаз.
Собравшиеся, хоть и не без ропота, начали расходиться - видно было, что слово епископа для них закон. Вскоре на поляне остались лишь Хьюберт Уолтер и неподвижно лежащий Айвенго. Дождавшись, когда звуки голосов и шагов окончательно стихнут вдали, Уолтер придвинулся ближе к Айвенго и, понизив голос, произнес:
- Что ж, сын мой, вот мы и остались одни. Позволь мне для начала передать тебе наилучшие пожелания от нашего доброго короля Ричарда. Он очень обеспокоен твоей судьбой и просил меня непременно разыскать тебя, где бы ты ни был. И, похоже, сам Господь свел нас здесь не случайно...
Айвенго приподнялся на локте, преодолевая боль, и вопросительно взглянул на епископа:
- Король? Вы виделись с Ричардом, владыка? Он цел, он на свободе? Когда же это было, поведайте скорее!
Уолтер успокаивающе положил руку на грудь Уилфреда, укладывая его обратно:
- Не волнуйся, все в порядке. Да, я имел счастье лицезреть нашего государя совсем недавно - когда он еще томился в плену у этого негодяя Леопольда Австрийского. Король отправил меня к тебе не только ради вестей о твоем здравии. Видишь ли, он поведал мне об одной крайне важной и деликатной вещи, которую перед пленением вверил тебе на хранение. Полагаю, ты догадываешься, о чем речь...
При этих словах Айвенго слегка побледнел и невольно стиснул краешек покрывала. Видимо, король рассказал Уолтеру о манускрипте. Неспроста ведь он спрашивает...
- Вы говорите о том пергаменте, владыка? - осторожно осведомился Уилфред, стараясь не выдать волнения. - Да, Ричард и вправду отдал мне на хранение один странный манускрипт прямо перед отъездом из Акры. Сказал, что это очень ценная и загадочная вещь, и что я во что бы то ни стало должен уберечь ее от посторонних глаз. Особенно - от тамплиеров, которые зачем-то сильно им интересовались. Я, конечно, поклялся сохранить манускрипт, хотя, по правде, мало что в этом понял.
Хьюберт кивнул, внимательно слушая рассказ молодого рыцаря. Когда тот закончил, епископ наклонился ближе и с нажимом спросил:
- Скажи мне, Уилфред, а где манускрипт сейчас? Все еще у тебя? Или ты, не приведи господь, умудрился потерять его во всей этой кутерьме?
Айвенго покачал головой и слабо улыбнулся:
- Нет, что вы, владыка. Хоть за последние месяцы мне и довелось пройти через множество злоключений, но я всегда держал манускрипт при себе, помня наказ короля. Однако... Когда я, весь измученный дорогой, приполз наконец в Англию, то рассудил, что таким ценным и таинственным документом не стоит рисковать, таская его с собой. И пока в моей голове созрел один план...
Уилфред замялся, собираясь с духом. Потом, вздохнув, продолжил:
- В общем, по прибытии встретил я одного человечка - еврея-ростовщика Исаака. Слыхал я, что учен он необычайно, все книги древние читает, языки разные разумеет. Вот я и решил попросить его взглянуть на манускрипт. Авось, думаю, сумеет разобрать, что там написано - а заодно и на хранение возьмет, у евреев ведь с этим строго, все под семью замками держат...
Уолтер при этих словах понимающе хмыкнул, но перебивать не стал. А Айвенго, воодушевившись, продолжал свой рассказ:
- Исаак согласился помочь. Взял он, значит, пергамент, долго его изучал, что-то бормотал на своем иврите. А потом позвал меня и говорит: "Сэр Уилфред, тут дело такое... Написано здесь, судя по всему, самим Иисусом Христом. И якобы отрекается он в этом послании от всего, чему учил при жизни. Мол, нет никакого бога, нет чудес и воскрешения - все это выдумки апостолов. А истинный смысл учения - жить по совести и уму, а не слепо веровать..." Я, конечно, рот раскрыл от изумления - это ж какая ересь, прости господи! Это если обнародовать - такой переполох поднимется, камня на камне не останется от веры христианской! Тут-то я и смекнул, почему король так трясется над манускриптом и почему тамплиеры вокруг него вьются. Не иначе как задумали они шантажировать этим папский престол и самим заправлять всем!
- Вот оно что! - не удержался от восклицания Хьюберт, всплеснув руками. - Похоже, сын мой, ты оказался в самой гуще заговора, сам того не ведая. Знаешь, ведь король-то не зря именно меня к тебе подослал. Видишь ли, я и сам уже неплохо осведомлен об этом манускрипте и тайных кознях храмовников. Могу даже больше сказать - сам Папа Римский уполномочил меня провести расследование их бесчинств и пресечь распространение ереси.
Глаза Айвенго округлились от изумления. Он порывисто схватил епископа за руку:
- Владыка, но откуда?.. Как вы?..
Уолтер со вздохом откинулся на спинку походного стула и начал не спеша рассказывать:
- Видишь ли, Уилфред, будучи одним из ближайших соратников Ричарда, я сопровождал его в Крестовом походе. После взятия Акры меня, как одного из немногих, кому король всецело доверял, отрядили в Иерусалим - договариваться с Саладином о мире. И вот, представляешь, на одной из тайных встреч Саладин вдруг сам заговорил о некоем таинственном манускрипте, из-за которого среди тамплиеров вроде как раскол намечается. Якобы допросил он одного еврея-книжника, у которого этот самый манускрипт был отобран Буагильбером и компанией. Еврей-то с перепугу и выложил султану, в чем там дело...
Уолтер ненадолго умолк, погрузившись в воспоминания. Потом тряхнул головой и продолжил:
- В общем, смекнул я, что ничего хорошего этот манускрипт не сулит. Тут же, по окончании переговоров, рванул в Рим, к Папе - так, мол, и так, Ваше Святейшество, неладное творится, принимайте меры! Папа, ясное дело, всполошился, раскричался даже. Какой-такой манускрипт, какая ересь?! В общем, учинил мне целый допрос с пристрастием. Ну а под конец возложил на меня миссию особой важности - дескать, немедля отправляйся в Англию, разыщи манускрипт этот треклятый и уничтожь к чертовой бабушке! Ну и заодно разберись с заговорщиками-тамплиерами - мол, не место волкам в овечьей шкуре среди истинных слуг Господних. Вот такие вот дела, Уилфред...
Айвенго, совершенно потрясенный услышанным, бессильно откинулся на подушку. Теперь-то он понимал, НАСКОЛЬКО серьезную и опасную вещь доверил ему Ричард! Не диво, что Буагильбер и иже с ним так остервенело охотятся за манускриптом.
- Владыка, - пролепетал он пересохшими губами. - Клянусь, я и не подозревал, что ввязываюсь в ТАКОЕ! Но, видит Бог, я лишь хотел сохранить манускрипт от посягательств и помочь королю распутать этот клубок. Я и Исааку-то его доверил с единственной целью - чтоб надежней схоронить от лихих людей. Он обещал запереть свиток в самом надежном тайнике, в своем доме в Йорке. Я уверен, манускрипт и сейчас там - если только Бриан не добрался до него первым, паскуда...
- Очень на это надеюсь, - кивнул Хьюберт, тяжело вздыхая. - Иначе придется нам ох как несладко. Подумать страшно, что будет, если этот документ всплывет на свет Божий! Святая церковь в одночасье рухнет, власть Папы и королей низвергнется в бездну, мир погрузится в кровавый хаос... Нет, любой ценой нужно вернуть манускрипт и предать его огню! Равно как и всю эту тамплиерскую шайку, осмелившуюся покуситься на незыблемые устои. Ты меня понял, Уилфред?
- Да, владыка! - пылко откликнулся Айвенго, порываясь вновь вскочить. - Я готов хоть сейчас броситься на поиски Исаака и манускрипта! Только прикажите - в огонь и в воду...
- Тише, тише! - остановил его Хьюберт, укоризненно качая головой. - Куда ты на своих двоих-то? Тебе сейчас лечиться надо, силы восстанавливать. А уж разыскать этого Буагильбера и его пленников я и сам сумею, будь покоен. Есть у меня на примете пара-тройка верных людишек, мигом обшарят все окрестные замки и монастыри. Авось, с Божьей помощью, успеем освободить несчастных, пока не приключилось непоправимого. Ну а манускрипт, даст Бог, тоже невредимым вернем - и тогда уж я лично расправлюсь с ним, будь я не Хьюберт Уолтер!
С этими словами епископ решительно поднялся, поправил ризу и, в последний раз перекрестив лежащего Айвенго, направился прочь с поляны. Нужно было как можно скорее действовать, не мешкая ни минуты - и начать следовало с розысков проклятого Буагильбера.
А Уилфред, оставшись наедине со своими тяжкими мыслями, лишь обессиленно прикрыл глаза. Он чувствовал, что его злоключения еще далеки от завершения...
Глава 22: Сделка с дьяволом
Одинокие всадники медленно приближались к мрачным стенам прецептории ордена Храма, возвышавшейся на холме посреди дремучего леса. Трое путников, закутанные в темные плащи, ехали молча, низко опустив головы. Впереди, на могучем вороном жеребце восседал закованный в латы рыцарь, чья белоснежная мантия с нашитым алым крестом трепетала на ветру. Позади него, спина к спине, покачивались в седле две фигуры в богатых, хоть и изрядно помятых одеждах.
По мере приближения к цели все отчетливей проступали очертания массивных укреплений прецептории. Двойной ряд высоких зубчатых стен из серого камня, глубокий ров с подъемным мостом, грозные башни по углам, увенчанные остроконечными крышами. Над воротами чернел огромный железный крест - зловещий символ некогда славного, а ныне впавшего в немилость ордена тамплиеров.
У крепостного рва всадники придержали коней. Рыцарь в белой мантии спешился и, сняв с головы глухой шлем, явил худое надменное лицо с горящими мрачным огнем глазами. То был не кто иной, как гроза сарацин - грозный Бриан де Буагильбер собственной персоной.
- Ну вот мы и на месте, сброд, - процедил он сквозь зубы, сдергивая капюшоны со своих спутников. - Добро пожаловать в скромную обитель бедных слуг Господних. Советую вести себя тихо и не высовываться - здесь вам не придорожный кабак.
Исаак из Йорка, ибо это был он, испуганно сжался и обнял дочь за плечи. Юная Ревекка, бледная, но решительная, смело встретила взгляд своего похитителя:
- Куда ты привез нас, нечестивец? Что еще задумало твое черное сердце? Отпусти нас немедля, не то кара Господня падет на твою голову!
Буагильбер расхохотался, и смех его эхом прокатился меж стен прецептории:
- Ох, красавица, не тебе мне указывать! Скоро ты сама будешь молить меня о пощаде. Но довольно болтовни - за мной, живо!
С этими словами тамплиер схватил Исаака за шиворот и, волоча за собой, потащил в обход стены к едва заметной потайной калитке в дальнем углу. Ревекке ничего не оставалось, как последовать за ними, гордо расправив плечи.
Миновав калитку, они по узкому темному коридору выбрались во внутренний двор прецептории. После скудного освещения снаружи, буйство красок и звуков во дворе на миг ошеломило пленников. Повсюду сновали облаченные в черно-белые мантии монахи-тамплиеры и их оруженосцы, звенело оружие, ржали кони, дымились походные кухни. В центре двора возвышалось приземистое каменное здание - по всей видимости, трапезная или зал собраний.
Бриан, не мешкая, провел Исаака и Ревекку боковой лестницей на второй этаж и втолкнул в небольшую комнатушку, скудно освещенную узким окном-бойницей. Из обстановки - лишь колченогий стол да пара грубых табуретов.
- Вот здесь вы и побудете пока, - ухмыльнулся храмовник, скрещивая на груди руки. - Можете считать себя моими почетными гостями. Или узниками - это уж как вам угодно.
Исаак в отчаянии заломил руки:
- Смилуйся, сэр рыцарь! За что ты держишь нас здесь? Я ничего не сделал тебе, клянусь Богом Авраама! Отпусти нас, не губи!
Бриан грубо оборвал его:
- Заткнись, старик! Ты еще скажи спасибо, что я вообще притащил тебя сюда, а не бросил подыхать в какой-нибудь канаве. А все почему? А потому что ты, старый плут, заграбастал одну очень ценную для меня вещицу. Манускрипт, который передал тебе этот молокосос Айвенго. Колись, куда ты его дел?
При упоминании манускрипта Исаак затрясся всем телом и, пав на колени, жалобно запричитал:
- Господин, нет у меня никакого манускрипта! Клянусь - не видел я в глаза никакого Айвенго и писулек его не брал!
Буагильбер раздраженно пнул еврея под ребра:
- Врешь, собака! Не зли меня - у меня свои методы развязывать языки строптивцам. Цепи там всякие, клещи, дыбы опять же... Будешь вопить, как свинья недорезанная, покуда не расколешься. Оно тебе надо?
- Отец, не лги ему! - с жаром воскликнула Ревекка, кидаясь на защиту Исаака. – Мне пришлось сказать храмовнику правду, иначе он убил бы раненого Айвенго!
Исаак, кряхтя, поднялся с колен и затравленно уставился на храмовника. Тот, сузив глаза, процедил:
- Так и быть, отпущу я тебя подобру-поздорову. Более того - верну тебе твою красотку-дочурку целой и невредимой. Но при одном условии. Ты сейчас пойдешь в свой Йорк, заберешь из заначки этот проклятый манускрипт, что оставил тебе Уилфред. И принесешь его мне. Идет?
У Исаака отвисла челюсть. Он ошарашенно переводил взгляд с Буагильбера на Ревекку и обратно, не в силах вымолвить ни слова.
- Ну? - нетерпеливо рявкнул Бриан. - Чего молчишь, старый хрен? Мозгами раскинь - такой шанс выпадает. Я ж не прошу продать душу дьяволу - всего лишь какую-то писульку украденную отдать. А в награду - жизнь и свободу вам обоим дарую. По рукам?
Исаак заколебался. Страшно было подумать, что сотворят с ним тамплиеры, если он не подчинится. А с другой стороны - как можно предать доверие Уилфреда и короля? Этот манускрипт - не просто клочок пергамента, это ключ к чему-то очень важному, возможно, судьбоносному для всей Англии! Нет, ни за что на свете нельзя отдавать его в руки нечестивцев! Но Ревекка... дочь, радость, единственное дитя... как допустить, чтобы она пострадала, подверглась насилию и пыткам ради какой-то тайны?
Пока Исаак разрывался меж двух огней, Буагильбер начинал закипать. Его и без того скудное терпение стремительно улетучивалось.
- Ты что, оглох, что ли, песий выкормыш?! - прорычал он, хватая еврея за грудки. - Я тебе по-человечески предлагаю - верни манускрипт, и разойдемся полюбовно. Нет - я за себя не отвечаю! Мои парни с твоей девкой живо позабавятся - только юбки задерут. Тебе оно надо?!
- Отец, соглашайся! - вдруг закричала насмерть перепуганная Ревекка, повисая у того на локте. - Прошу тебя, не упрямься!
Услышав эту пламенную речь, Исаак разрыдался. Он заключил дочь в объятия и, покачиваясь взад-вперед.
- Хватит! - оборвал его Буагильбер, топнув ногой. - Либо по рукам, либо по головам - решайте сами. Десять минут вам на размышление - а после не обессудьте. Эй, стража!
На зов в каморку ввалились двое дюжих тамплиеров с копьями наизготовку. Буагильбер отдал им несколько коротких приказов и, напоследок смерив пленников угрожающим взором, вышел вон. В комнате воцарилась гнетущая тишина, лишь прерываемая всхлипами Исаака.
Наконец старый еврей совладал с собой и, глубоко вздохнув, повернулся к Ревекке:
- Хорошо, дочь моя. Пусть будет по-твоему. Я отдам этому нехристю манускрипт - но только ради того, чтобы спасти тебя. Хотя Бог весть, сдержит ли он потом слово... Но лучше уж так, чем лишиться тебя навеки и продать душу дьяволу. А там - как кривая вывезет. Может, Господь еще смилостивится над нами, грешными.
- Отец, я знала, что ты примешь верное решение, - прошептала сквозь слезы Ревекка, целуя Исааку руку. - Я буду молиться денно и нощно, чтобы Господь уберег тебя в пути и даровал тебе силы пройти через это испытание. А я... я как-нибудь продержусь тут, не впервой. Ступай же с миром - и да хранит тебя Бог!
С этими словами девушка в последний раз обняла отца и отступила назад, вытирая слезы. Исаак, шатаясь, побрел к двери, провожаемый стражей. Сердце его разрывалось от горя и бессилия - но выхода не было. Приходилось плясать под дудку этих мерзавцев, иначе дочь погибнет.
"Господи, за что ты посылаешь мне такие муки? - беззвучно молился старик, бредя по бесконечным переходам прецептории. - Чем прогневал я тебя, что ты допустил такое? Смилуйся, Отче, не дай свершиться непоправимому! Спаси мое дитя - и я готов хоть самому Сатане в пасть прыгнуть..."
Так, погруженный в скорбные мысли, Исаак незаметно для себя добрался до ворот. Стража распахнула перед ним тяжелые створки, и еврей, на миг ослепнув от дневного света, медленно побрел по подъемному мосту прочь. Впереди его ждала дорога в Йорк - и страшная миссия, которую он волей-неволей должен был исполнить.
А в глубине прецептории, в сырой полутемной каморке, оставшаяся в одиночестве Ревекка упала на колени и, подняв к небу заплаканное лицо, принялась истово молиться. Губы ее дрожали, сбиваясь на древнееврейские слова псалмов, руки конвульсивно комкали подол платья.
"Господи, Отче милосердный! - шептала она, судорожно перебирая чётки. - Спаси и сохрани отца моего в дороге, не дай злым людям причинить ему вред. Ниспошли ему силы духовные и телесные, дабы он мог исполнить волю Твою и защитить веру нашу. А мне, Господи, мне даруй крепость перенести все испытания и муки, что выпадут на мою долю. Ибо знаю, что недолго осталось мне гулять по земле - один Ты ведаешь, сколько дней отмерял рабе своей. Но молю Тебя об одном - не допусти, чтобы честь моя была поругана нечестивцами. Лучше приму я смерть мученическую, нежели бесчестие. Да будет воля Твоя, аминь!"
С этими словами несчастная девушка без сил опустилась на холодный каменный пол и разрыдалась, закрыв лицо руками. Делать нечего. Жребий брошен, назад дороги нет. Теперь вся надежда была лишь на отца и его стойкость. Он должен добраться до Йорка, забрать из тайника манускрипт и вернуться с ним в прецепторию невредимым. Только тогда, быть может, эти звери сдержат слово и отпустят ее на свободу. Хотя, наверное, проще рассчитывать на чудо - с чего бы вдруг благородным рыцарям-тамплиерам держать договор с презренными иудеями?
Снедаемая этими безрадостными мыслями, Ревекка впала в тяжелое забытье, даже не почувствовав, как в каморку вошли два дюжих стражника и, подхватив ее под руки, поволокли куда-то вглубь зловещего замка. Сознание милосердно покинуло измученную страданиями девушку.
Тем временем Исаак из последних сил брел по пыльной дороге прочь от проклятой прецептории, то и дело спотыкаясь и хватаясь за сердце. Ноги его подкашивались, в боку нещадно кололо, но старик упрямо переставлял ноги, твердя про себя слова молитвы. Он не имел права останавливаться, не мог позволить себе и минуты отдыха. Слишком многое сейчас зависело от него - судьба Ревекки, судьба манускрипта, а может, и судьба всего народа Израиля. Если он не добудет писание и не принесет его Буагильберу - даже страшно вообразить, что тогда будет.