Подозреваемый

Глава 3

Главное тренировочное поле взвода К-9 располагалось на восточном берегу реки Лос-Анджелес, в районе, где промышленные здания начинали уступать дорогу мелкому бизнесу, дешевым ресторанчикам и паркам.

Скотт въехал в ворота и оставил машину на стоянке у бежевого здания из шлакоблоков, которое стояло на краю обширного зеленого поля — столь обширного, что на нем можно было играть в футбол, или устраивать барбекю для братства Рыцарей Колумба, или тренировать полицейских собак. Полоса препятствий для собак была устроена ближе к зданию. Поле было обнесено высокой оградой. Когда Скотт выходил из машины, сержант К-9 Мейс Старик обегал поле с немецкой овчаркой, на задней ноге и на спине которой были какие-то странные отметины. Скотт не узнал собаку и подумал, что это собака Стирика. На ближнем участке поля инструктор Кэм Фрэнсис со своей бельгийской овчаркой Тони приближался к инструктору Элу Тиммонсу, который надел на правую руку толстый, подбитый ватой защитный рукав. Тиммонс изображал правонарушителя. Он резко повернулся и побежал. Фрэнсис подождал, пока Тиммонс не отбежит футов на сорок, и отпустил собаку. Тони помчался за Тиммонсом, как гепард за антилопой. Тиммонс развернулся лицом к собаке, размахивая рукой в ватном рукаве. Тони бросился на Тиммонса и вцепился в ватную руку. Обычного человека такой бросок свалил бы с ног, но Тиммонс сотни раз проделывал это упражнение. От удара он завертелся на месте, подняв Тони в воздух. Тони не разжимал зубов и, насколько Скотт понимал, радовался развлечению. Тут Скотт увидел Леланда — тот стоял возле здания, глядя, как полицейские работают со своими собаками.

Доминик Леланд был высокий костистый афроамериканец, который уже тридцать два года служил инструктором К-9, сначала в армии, потом у шерифа округа Лос-Анджелес и, наконец, в Управлении полиции Лос-Анджелеса.

Лысину у него на макушке окружал венчик коротких седых волос, на левой руке не хватало двух пальцев. Пальцы ему откусил бойцовый ротвейлер — за тот день Леланд получил первую медаль за отвагу из семи, которыми был награжден за годы службы. Леланд и его первая собака, немецкая овчарка по кличке Мейси Добкин, были направлены к одному дому искать подозреваемого в убийстве и распространении наркотиков, и там на Мейси Добкин напали два злобных ротвейлера.

Первый, килограммов шестьдесят пять весом, вцепился зубами ей в загривок и прижал к земле, а второй, примерно того же веса, схватил за правую заднюю ногу. Мейси взвыла. Еще минута — и она бы погибла, если бы в борьбу не вступил Леланд. Он прижал коленом того, что кусал за ногу, приставил ему «беретту» к спине и нажал на курок. Потом свободной рукой ухватил другого за морду, чтобы тот отпустил загривок Мейси, и монстр вцепился зубами ему в ладонь. Леланд его тоже застрелил, но он успел откусить Леланду два пальца — безымянный и мизинец. Потом и Леланд, и Мейси Добкин выздоровели и работали в паре еще шесть лет, пока Мейси Добкин не вышла в отставку.

Леланд при виде Скотта нахмурился, но Скотт не стал принимать этого на свой счет. Леланд не хмурился, только когда смотрел на своих собак.

Леланд опустил руки и пошел к зданию.

— Пойдем посмотрим, кто у нас есть.

В здании размещались два небольших кабинета, комната для общих собраний и собачий питомник.

Скотт вслед за Леландом прошел в питомник. Левая сторона была разгорожена на восемь вольеров для собак, каждый с воротами из проволочной сетки, а перед ними был проход. Пол цементный, со встроенными водостоками, чтобы помещение можно было мыть шлангом.

Леланд сказал:

— Перкинс возьмет Слайдера. Он себе на уме, но они с Сеймуром договорятся.

Из трех новых инструкторов Леланд больше всех любил Сеймура Перкинса. Перкинс вырос при охотничьих собаках; с собаками он обращался спокойно и уверенно, и они немедленно начинали его слушаться. Эми Барбер чувствовала собак интуитивно; несмотря на хрупкое сложение и нежный голос, они охотно подчинялись ее власти.

Леланд остановился между вторым и третьим вольерами, в которых сидели две новые собаки. Когда Леланд вошел, они встали, и ближняя дважды гавкнула. Это были поджарые бельгийские овчарки, кобели. Леланд прямо-таки засветился.

— Ну разве это не роскошные мальчики? Посмотри на них. Ах, какие красивые юноши!

Тот, что лаял, гавкнул опять, и оба бешено замахали хвостами.

Скотт знал, что эти собаки уже выдрессированы заводчиком. Леланд ездил к заводчикам чуть ли не всего мира, ища самых лучших собак. Последние три дня он провел, наблюдая за новыми собаками, оценивая их годность к службе, изучая индивидуальность и характер каждой. Далеко не все собаки отвечали стандартам Леланда. Тех, что не годились, он отсылал назад.

— Это Гатмен.

Собак закупали в возрасте примерно двух лет, так что они уже имели клички. Подаренные собаки были годом старше.

— А это Куорло.

Гатмен снова гавкнул и поднялся на задние лапы, стараясь сквозь сетку лизнуть Леланда.

— Гатмен легко возбудим, поэтому я хочу дать его Эми. Куорло умен как черт, с ним легко работать, так что я думаю, вы с ним прекрасно подойдете друг другу.

Слова «легко работать» и «умен как черт» Скотт интерпретировал так: Леланд хотел сказать, что с другой собакой Скотт не справится. Перкинс и Барбер более способные инструкторы, им дадут более сложных собак. А Скотт недоумок.

В дальнем конце питомника открылась дверь, и вошел Мейс Стирик с немецкой овчаркой. Он завел овчарку в вольер, вытащил большой контейнер для перевозки собак и закрыл ворота.

Скотт оглядел Куорло. Красивая собака. Коричневая шерсть. Теплые и умные глаза. Очевидно, что нрава уравновешенного. Там, где Гатмен нервничал и суетился, Куорло сохранял совершенное спокойствие. Наверное, Леланд прав: Скотту будет легко с этой собакой.

Скотт сказал:

— Я буду больше работать. Я буду работать, пока у меня не получится.

Леланд посмотрел на Скотта и дотронулся до поводка, пристегнутого к поясному ремню.

— Это не сталь и нейлон. Это нерв. Один конец пристегиваешь к себе, другой — к животному. Не для того, чтобы тащить его по улице. Через этот нерв ты его чувствуешь и оно тебя чувствует, и все, что по нему передается от собаки тебе и от тебя собаке — страх, наказание, одобрение, — все это передается в обе стороны. Собака чувствует, и ты чувствуешь. — Леланд отпустил поводок и посмотрел на Куорло. — Ты будешь работать, хорошо. Я знаю, ты работы не боишься, но есть вещи, которые работой не возьмешь. Я два месяца за тобой наблюдаю, и ты делаешь все, что я велю, но я ни разу не видел, чтобы по твоему поводку что-то перетекало. Ты понимаешь, о чем я?

— Я буду стараться.

Тут открылась дверь у них за спиной, и Кэм Фрэнсис попросил Леланда посмотреть у Тони лапу. Леланд поспешил к Тони, бросив Скотту, что сейчас вернется. Скотт несколько секунд смотрел на Куорло, потом пошел в другой конец питомника, где Мейс поливал из шланга перевозку.

— Привет, — сказал Скотт.

— Осторожно, забрызгаю, — сказал Мейс.

У задней стенки вольера на коврике лежала овчарка, голова меж передними лапами. Черно-подпалая немецкая овчарка с черной мордой и светло-коричневыми щеками, черной отметиной на лбу и огромными черными ушами. Она переводила глаза с Мейса на Скотта и обратно, в остальном сохраняя полную неподвижность. На перевозке была написана ее кличка: Мэгги.

Скотт прикинул, что в ней фунтов восемьдесят — восемьдесят пять. У нее была мощная грудь и бедра, как у всех овчарок, но на одном бедре его внимание привлекли серые линии, не покрытые шерстью. Он высунулся из-за перевозки.

— Эта Мэгги… Она наша?

— Нет. Дареная. От одной семьи с побережья, они подумали, что мы сможем ее использовать, но Леланд отошлет ее обратно.

Скотт рассмотрел бледные линии и заключил, что это шрамы.

— Что с ней случилось?

Мейс отложил шланг и подошел к Скотту.

— Она ранена в Афганистане. Эти швы — следы операции.

— Шутишь? Армейская служебная собака?

— Морская пехота. Но Леланд сказал, она нам не подойдет.

— А какую работу она выполняла?

— Две специальности. Патрулирование и поиск взрывчатки.

— Подорвалась на бомбе?

— Нет. Ее инструктора взорвал один из этих сумасшедших, смертник. Собака осталась со своим инструктором, в нее стал стрелять снайпер.

— Шутишь?

— Какие шутки? Дважды в нее попали, Леланд сказал. Она легла на своего инструктора и не уходила. Пыталась его заслонить собой, наверное. Не подпускала к нему даже наших морпехов.

Скотт смотрел на немецкую овчарку, но вдруг Мейс и питомник исчезли и в ушах у него зазвучали выстрелы той ночи — грохот автоматных очередей, свист пистолетных выстрелов. Тогда она заглянула своими карими глазами ему в глаза, и он вернулся.

— Она его не бросила. — Скотту пришлось откашляться.

— Так говорят.

Скотт смотрел, как она за ними наблюдает. Ее нос постоянно работал, втягивая их запахи.

— Но если ее вылечили, то в чем проблема?

— Она боится громких звуков, это во-первых. Смотри, как она лежит, вся такая скромная, робкая. Леланд считает, что у нее стресс. У собак ведь тоже бывает посттравматический синдром, как и у людей.

Скотт вспыхнул и, чтобы скрыть раздражение, стал открывать ворота. Наверное, Мейс и другие инструкторы говорят о нем за спиной именно так.

— Привет, Мэгги, как дела? — сказал Скотт.

Мэгги осталась лежать, отведя назад прижатые уши — это знак подчинения, но при этом она смотрела ему в глаза, что могло означать и агрессию. Скотт медленно приблизился. Она наблюдала за его приближением. Он протянул к ней ладонь тыльной стороной.

— Мэгги, девочка моя хорошая! Меня зовут Скотт. — Он опустился на корточки футах в двух от нее. — Можно, я тебя поглажу, Мэгги?

Он медленно вытянул руку, и, когда его ладонь оказалась в шести дюймах от ее головы, она его укусила. Заворчав, щелкнула зубами и молниеносно вонзила их в руку. Скотт вскочил на ноги.

Мейс закричал и вбежал в вольер:

— Цапнула?

Мэгги немедленно прекратила атаку и снова легла на живот. Скотт отпрыгнул и теперь стоял в трех футах от нее.

— Парень, да у тебя кровь. Дай посмотрю. Глубоко прихватила?

Скотт прижал к ране носовой платок.

— Ерунда.

Он смотрел, как Мэгги переводила глаза с него на Мейса — словно ждала нападения и от одного, и от другого. И сказал с успокаивающей интонацией:

— Больно кусаешься, девушка.

Потом снова сел на корточки и вытянул руку, давая ей понюхать свою кровь. На этот раз она позволила себя коснуться. Он провел растопыренными пальцами по мягкой шерсти между ушей и медленно отступил. Когда они с Мейсом выходили из вольера, она смотрела на него.

— Вот поэтому ее и отсылают назад, — сказал Мейс. — Леланд говорит, если ей так досталось, нормальной она уже не станет.

Скотт оставил Мейса домывать перевозку и, пройдя мимо кабинетов, вышел наружу, где и нашел Леланда. Леланд сказал:

— Вы с Куорло готовы начать работать?

— А можно мне взять немецкую овчарку Мэгги, — сказал Скотт. — Которую вы хотите отправить назад. Позвольте мне работать с ней. Испытательный срок — две недели.

— Из этой собаки толку не выйдет.

— Дайте мне две недели, и вы измените ваше мнение.

Леланд задумался:

— Ладно. Две недели. Бери ее.

И Скотт вслед за Леландом снова вошел в здание.

Леланд подвел Скотта к овчарке:

— Выведи ее и представься. А я посмотрю. — И Леланд, не сказав больше ни слова, вышел и стал ждать снаружи.

Через некоторое время офицер Скотт Джеймс с собакой подошел к зданию. Собака шла у его левой ноги, безупречно правильно, но это еще ничего не доказывало. Собаку дрессировали в морской пехоте, Леланд не сомневался, что там отличная школа.

Джеймс спросил:

— Хотите, я сделаю что-нибудь посложнее?

Я. Не МЫ. Вот в чем твоя проблема.

Леланд нахмурился. Через некоторое время Джеймс увял под его хмурым взглядом, но продолжал показ. Он сделал несколько поворотов на девяносто градусов налево и направо, пробежал по кругу по часовой стрелке, потом против. Собака неизменно оставалась в безупречной позиции. Пока они не остановились. А когда остановились, собака опустила голову и ссутулилась, словно пыталась спрятаться. Офицер Джеймс, похоже, этого не заметил.

Когда Джеймс полностью сосредоточился на собаке, Леланд вытащил из кармана черный стартовый пистолет и выстрелил.

Стартовый пистолет стрелял холостыми патронами двадцать второго калибра. Он использовался для проверки новых собак: как они относятся к внезапным громким звукам.

Ни собака, ни инструктор не ожидали выстрела. Они одновременно вздрогнули, и собака попыталась спрятаться между ног у Джеймса. Когда Джеймс повернулся, Леланд поднял пистолет.

— Не может полицейская собака бояться стрельбы!

Джеймс несколько секунд молчал, потом нагнулся и коснулся головы собаки.

— Конечно, сэр, не может. Мы будем над этим работать.

— Длинными движениями! Начинай от шеи и веди руку к хвосту. Они любят длинные поглаживания. Так ее мама лизала.

Джеймс погладил ее медленным длинным движением, но при этом смотрел на Леланда, вместо того чтобы общаться с собакой. Это заставило Леланда разразиться еще одной тирадой:

— Разговаривай с ней, черт тебя побери! Она же не предмет мебели. Она — божье творение, она тебя услышит и поймет. Она поймет, что у тебя в сердце. Ты понимаешь, о чем я тебе толкую, или я впустую сотрясаю воздух?

— Я понимаю, сержант.

Леланд посмотрел, как он гладит собаку и разговаривает с ней, потом крикнул:

— Препятствия!

Полоса препятствий представляла собой серию барьеров и подъемов на довольно большую высоту. Леланд заставил ее пройти полосу препятствий пять раз. Она хорошо карабкалась вверх, легко брала низкие барьеры, но, когда дело дошло до последнего, самого высокого — в пять футов, она уперлась. В первый раз он подумал, что у нее болит раненая нога, однако Джеймс погладил ее, поговорил, и, когда они сделали следующую попытку, у него чуть сердце не разорвалось, так она старалась. Три раза Джеймс подводил ее к этому барьеру, и все три раза она сшибала планку. В третий раз она подалась к Джеймсу и заворчала. Джеймс не стал ее принуждать. Он поговорил с ней, успокоил. Леланд знал, что нужно сделать Джеймсу, чтобы помочь ей, но целиком и полностью одобрил решение Джеймса.

— Хватит! — крикнул Леланд. — Голосовые команды.

Джеймс отстегнул поводок от ее ошейника и прошелся по основным командам. Он приказал «сидеть!» — она села. Он приказал «стоять!» — она встала. Ей придется еще выучить команды, принятые в УПЛА, они несколько отличаются от армейских, но эти она выполняла хорошо.

Леланд крикнул:

— Хорошо. Теперь поощрение.

Леланд уже проделал все это вместе с ней и теперь жаждал увидеть, что будет. Стандартное поощрение для собак взвода К-9 — тяжелый пластиковый мячик с высверленным отверстием, в которое Леланд любил запихивать немножко арахисового масла.

Леланд смотрел, как Джеймс вытащил из кармана тяжелый пластиковый мяч и помахал им перед носом у собаки. Она не проявила интереса. Наоборот, отодвинулась и занервничала. Леланд слышал, как Джеймс поговорил с ней высоким голосом — у собак такие частоты ассоциируются с одобрением.

— Ну что ты, девочка? Хочешь? Хочешь за ним побегать?

Джеймс бросил мячик. Собака обежала вокруг его ног и села у него за спиной, глядя в противоположном направлении.

— На сегодня хватит! — крикнул Леланд. — Забирай ее домой. И помни: у вас две недели.

Леланд вошел в свой кабинет. Там сидел Мейс Стирик.

Мейс насупился, как Леланд и ожидал. Своих людей он знал не хуже, чем своих собак.

— Зачем вы дали ему такую плохую собаку?

— Она не плохая. Она просто не годится для службы. Если бы собак награждали медалями, у нее их было бы столько, что слабак вроде тебя и поднять не смог бы.

— Я слышал, вы стреляли. Она опять испугалась?

Леланд сел в кресло.

— И не только она.

— Что вы хотите сказать?

Леланд вздохнул.

— Его сердце не здесь. Он хорошо выполняет работу, но пусть его отправят на инвалидность. Видит бог, он это заслужил. У меня сердце кровью обливается от жалости к этому молодому человеку, то, что с ним случилось, ужасно, но ты знаешь не хуже меня, нас вынудили его взять. Мы отклонили куда лучших соискателей и взяли на это место его.

— Может быть, но мы должны заботиться о своих. Он дорого заплатил.

— Не спорю. Ему могли бы дать тысячу других назначений, но мы — К-9. Мы — собачники. А он нет.

Мейс нахмурился сильнее.

— Так зачем же вы дали ему эту собаку?

— Это бедное животное не может выполнять нашу работу, подозреваю, что и он тоже. Очень надеюсь, что я ошибаюсь. Эта собака поможет ему осознать, что и он не годится для этой работы. Когда она вернется в ту семью, а его переведут отсюда или отправят на пенсию, всем нам будет лучше. — Леланд поднялся. — Посмотри, не надо ли ему помочь с перевозкой. И скажи ему, что завтра в семь ноль-ноль он должен быть здесь.

— Вы будете помогать ему вернуть ей форму? — спросил Мейс.

Собаки, страдающие от посттравматического синдрома, реагируют на стресс так же, как и люди, и порой их можно обучить заново, но это долгая работа, требующая от инструктора великого терпения, а от собаки — безграничного доверия к нему.

— Нет, не буду. Он хотел эту немецкую овчарку, он ее получил. Я дал ему две недели, потом я ее переаттестую.

— Двух недель мало.

— Мало. — И Леланд пошел за кока-колой.