Подруга Дьявола

7

Кабинет Малкома Остина располагался в тупике коридора, по обеим сторонам которого тянулись аудитории и кабинеты факультета организации и управления туристическим бизнесом. Факультет занимал часть старого викторианского здания, стоявшего на краю кампуса. За последние несколько лет Иствейлский колледж сильно разросся, и приземистые здания из кирпича и стекла, построенные в шестидесятые годы, уже не вмещали все факультеты. Вместо того чтобы плодить новых безликих уродцев, администрация колледжа купила участок прилегающей к кампусу земли вместе с улицами и старыми домами, после чего началась эпоха возрождения юго-восточной части Иствейла. Теперь это был респектабельный район с популярными пабами, кафетериями, дешевыми кафе и закусочными, индийскими ресторанчиками. Здесь же студенты могли недорого снять жилье. Администрация колледжа не возражала против рок-музыки, предоставляя приличным группам площадки во вновь открытых заведениях; поговаривали даже, что и группа «Блю Лэмпс» выступит в кампусе в начале следующего турне.

Кабинет Остина находился на втором этаже, и, когда Уинсом постучала, он сам открыл дверь. Она вошла в уютную комнату с высоким, украшенным лепниной потолком и широким окном с подъемной рамой. В книжном шкафу теснилось великое множество путеводителей по разным странам; среди них Уинсом разглядела старинные, наверняка представляющие букинистическую ценность. На стене висел красочный плакат с изображением Голубой мечети в Стамбуле. У противоположной стены стоял старый диван с потертой кожаной обивкой. Единственное окно выходило на мощенный плитами двор, где под теплым весенним солнцем студенты, сидя за деревянными столами, ели сэндвичи, пили кофе и оживленно беседовали. Выглянув в окно, Уинсом с грустью вспомнила о своих студенческих годах.

На вид Остину было около пятидесяти: высокий, подтянутый, длинные седые волосы связаны в закинутый за спину хвост, лицо покрыто густым, ровным — «профессиональным», как подумала Уинсом, — загаром. Одет в просторный синий свитер из толстой шерстяной пряжи и выцветшие, порванные на коленях джинсы. Правильные черты лица. Хорош, ничего не скажешь! Уинсом заметила, что обручального кольца на пальце нет. Остин усадил ее в кресло, а сам сел за свой небольшой, заваленный бумагами письменный стол.

Для начала Уинсом поблагодарила Остина за согласие принять ее в столь ранний час.

— Не стоит благодарности, — ответил он. — У меня первая лекция в десять, и я очень опасаюсь, что в среду график еще плотнее, чем сегодня. — Он ободряюще улыбнулся, показав ровные, ухоженные зубы. — Вы, как я понимаю, хотите говорить со мной о Хейли Дэниэлс, так?

— Да.

Он нахмурился, на широкий лоб выползли морщины.

— Какая ужасная трагедия! Такая талантливая девочка.

— Она хорошо училась? — удивилась Уинсом, отмечая про себя, что ей ровно ничего не известно о жизни Хейли в колледже.

— Да! И учтите, она отличалась не только в письменных работах. Хейли была очень общительна, а это необходимо при работе в туристическом бизнесе.

Уинсом кивнула и перевела разговор:

— Вы не знаете, с кем из соучеников или ребят из студенческого городка у Хейли могли сложиться особые… близкие отношения?

Остин почесал затылок:

— Честно говоря, не знаю. У нее был стадный тип натуры: она предпочитала постоянно находиться в компании, лишь бы не быть одной. Думаю, она с удовольствием принимала оказываемое ей внимание.

— А были такие, кому она не нравилась?

— Но уж не настолько, чтобы убивать ее!

— Простите, как вас понимать?

— Может быть, кто-то из девочек завидовал ее фигуре, хорошенькому личику, ее обаянию или даже оценкам. Это ведь целая наука, как примириться с тем, что у тебя напрочь отсутствуют ум и красота. Ну а некоторых мальчиков, вероятно, будоражило то, что они не могли завоевать ее.

— Вы имеете в виду Стюарта Кинси?

— Он один из тех, кто первым приходит на ум. Парень постоянно вился около нее, восхищался ею. Даже без очков было видно, что он влюблен без взаимности. Но Стюарт и мухи не обидит. Разве что вернется домой, исполненный печали, и сочинит очередную душераздирающую поэму о неразделенной любви.

— А какие отношения с Хейли были у вас?

Остин посмотрел на Уинсом озадаченным взглядом.

— «Отношения»? — переспросил он. — Я был ее тьютором, наставником. Проверял и оценивал ее письменные работы, она посещала мои лекции. Я помогал ей найти работу по выбранной профессии, давал рекомендации по вопросам карьерного роста… ну и все прочее.

— Помогали найти работу?

— Конечно! На одной теории далеко не уедешь. Студентам предоставляется возможность поработать в туристических агентствах и на авиалиниях, а иногда они сопровождают туристов в качестве гидов за границу. Я пытался устроить Хейли на временную работу стюардессой на круизный лайнер компании «Суон Хелленик», но, к несчастью, они лишились последнего корабля, и их место на туристическом рынке занял «Карнивел», поэтому все наши планы повисли в воздухе.

Уинсом села поудобнее, положив ногу на ногу. На ней были джинсы — и довольно дорогие, — она не собиралась повторять вчерашней ошибки, хотя и надеялась, что Бог убережет ее от совместных с Темплтоном заданий.

— Хейли была очень заметной девушкой, — сказала Уинсом.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Остин. — В колледже вообще много симпатичных девушек, если вы обратили внимание.

— Однако именно Хейли была в вашем вкусе.

— Да к чему вы все время клоните? Вы что, хотите узнать, не было ли между нами любовной связи?

— Вы это спросили, не я.

— Девочке едва исполнилось девятнадцать лет. В интимных отношениях мы не состояли.

Хейли было девятнадцать, а последнему партнеру Энни Кэббот двадцать два. Разница в возрасте никакой роли в постельных делах не играет, подумала Уинсом, но сдержалась и вслух спросила о другом:

— А вы женаты?

Поколебавшись мгновение, Остин ответил:

— Уже нет. Двадцать лет прожил в браке. Мы развелись четыре месяца назад. Несовместимость характеров.

— Я вам искренне сочувствую, — мягко сказала Уинсом.

— Такое случается. Мы еще до развода некоторое время жили с женой врозь.

— Неужели вы никогда не подвергались искушению? — поинтересовалась Уинсом. Она еще с тех лет, когда работала в отеле, не верила, что брак способен накладывать запреты на интерес мужчины к прекрасному полу. — Кругом столько красивых молодых девушек, которые жадно ловят каждое ваше слово. Неужели не случалось, что они увлекались вами? Это же естественно, ведь вы преподаватель и выглядите так… импозантно.

— К такой ситуации привыкаешь.

Уинсом, сделав небольшую паузу, задала вопрос по существу:

— Будьте добры, скажите, где вы были вечером в субботу?

— Я что, подозреваемый?

— Ничего подобного! Я спрашиваю об этом всех, так или иначе причастных к расследованию дела об убийстве Хейли Дэниэлс.

— Ну хорошо. — Остин, пристально глядя ей в глаза, произнес: — Я был дома. Живу я на Реглан-роуд.

— Почти в центре города?

— Да. Недалеко от него.

— И вы никуда не выходили?

— Ходил в паб «Митра» на Йорк-роуд между девятью и десятью часами, выпил две кружки пива.

— Кто-нибудь вас видел?

— Те, кто обычно бывает в этом пабе.

— А потом?

— Пошел домой. По телевизору не было ничего интересного, поэтому я смотрел дивиди-фильм.

— Что за фильм?

— «Китайский квартал» с Джеком Николсоном.

— Такое старье…

— Я обожаю старые фильмы, а этот — один из самых любимых. В молодости, выбирая профессию, которой хотел посвятить жизнь, я буквально разрывался между работой частного детектива — Николсон играет его блестяще! — и туристическим бизнесом. Полагаю, я все-таки принял правильное решение.

— Но на рыночную площадь вы не ходили?

— В субботу вечером? Вы что, принимаете меня за сумасшедшего? — рассмеялся Остин. — Мне еще жить не надоело.

Уинсом улыбнулась:

— Сейчас я объясню, к чему эти вопросы, сэр. Нам известно, что Хейли не планировала в субботу возвращаться домой и в ночной клуб «Бар Нан» с друзьями тоже не пошла. Значит, она собиралась в какое-то пока неизвестное нам место, и никто, похоже, не знает, куда именно.

— Боюсь, что я тоже не смогу вам помочь.

— А вы уверены, что у нее не было намерения навестить вас?

— С какой стати ей навещать меня? Да и зачем мне в доме пьяная девушка-подросток?

Уинсом перебирала в голове множество ответов, большинство из которых, выскажи она их вслух, заставили бы ее покраснеть, поэтому она сочла за лучшее предоставить Остину самому их обдумать. Она попрощалась и вышла из кабинета, решив обязательно побывать здесь еще раз: слова Остина о его отношениях с Хейли не показались Уинсом убедительными, но пока у нее не было ни свидетелей, ни улик.

Спускаясь по ступенькам, она увидела идущего ей навстречу худого длинноволосого студента со смутно знакомым лицом. Когда они поравнялись, он как-то странно посмотрел на нее. Сначала Уинсом решила, что его удивил цвет ее кожи. Она постоянно ловила на себе подобные взгляды, особенно в городишках типа Иствейла, где иммигрантская прослойка была довольно малочисленной. И только выйдя на улицу, она поняла, что дело совсем не в цвете ее кожи. Он узнал ее? Почувствовал страх?.. Это был один из парней, с которыми Хейли говорила, перед тем как пойти в Лабиринт. Уинсом готова была поручиться, что это он. Детектив Уилсон еще не успел разыскать его и допросить. Интересно…

Бэнкс опаздывал. Приняв душ, он впопыхах оделся, взбежал наверх, схватил дорожную кружку-термос с кофе и впрыгнул в «порше». Ему предстояло ехать по дороге, на которой почти не было знаков, поскольку она пересекала безлюдные пустоши. Он включил айпод, потыкал вслепую пальцами, и Никоу Кэйс запела в стиле инди-кантри «Вот что чувствуют подростки». Бэнкс взглянул на часы на приборной доске: у Энни он должен быть в девять тридцать с учетом непредвиденных пробок.

Он все еще не опомнился и не оправился от смущения после вчерашнего визита Энни. В глубине души он ожидал, что она позвонит и извинится, до позднего вечера ждал ее звонка, попивая вино и слушая альбом Майлса Дэвиса «Сучье варево». Но она так и не позвонила. А когда он набрал ее номер, то услышал автоответчик; мобильный телефон тоже не отвечал. Хоть бы она благополучно добралась до дому! После скоропалительного отъезда Энни Бэнкс даже подумывал позвонить в управление, но, поразмыслив, решил, что его звонок может быть истолкован как донос на коллегу. Обычно Энни даже в состоянии опьянения уверенно чувствует себя за рулем. И все же, если ее остановят за езду в нетрезвом виде, придется надолго распрощаться с мечтой о карьерном продвижении. Бэнкс надеялся, что Энни доехала домой без происшествий, и поделился этой надеждой с автоответчиком ее домашнего телефона.

Когда он за две минуты до условленного времени добрался до дома Энни в Харксайде и постучал в дверь, ответа не последовало. И машины на том месте, где она обычно парковала свою фиолетовую «астру», Бэнкс не увидел. Это его встревожило, но он мысленно заверил себя, что если бы Энни попала в ДТП, то об этом непременно сообщили бы в утреннем выпуске местных новостей. Наверное, Энни просто не захотела ехать с ним в Лидс и направилась туда одна.

Когда Бэнкс выезжал на шоссе А1, внутри у него все кипело от злости и обиды. Никоу Кэйс сменил Нейл Янг со своим блистательным хитом «Подобно урагану», как нельзя лучше соответствующим настроению Бэнкса. Проехав запруженную машинами Иннер-Ринг-роуд и отыскав место для парковки, Бэнкс, опаздывая почти на шесть минут, ворвался в Главное управление полиции Лидса. Энни с невозмутимым видом сидела в кабинете начальника окружной полиции Фила Хартнелла, который шесть лет назад руководил расследованием дела Хамелеона. У окна маячил инспектор Кен Блэкстоун.

— Прошу прощения за опоздание, — извинился Бэнкс, плюхаясь на свободный стул.

Энни избегала встречаться с ним взглядом, но он заметил, что глаза ее опухли. Неужели она плакала? Из-за него?!

— Чепуха, Алан, — успокоил его Хартнелл. — Мы еще не начали. Чаю? Печенья? — спросил он, указывая рукой на стоящий перед ним поднос.

— Спасибо, — поблагодарил Бэнкс, налил себе чаю и прихватил с тарелки несколько печений в шоколадной глазури.

— Инспектор Кэббот вкратце рассказала нам, как идет расследование, — начал Хартнелл, присаживаясь на край своего стола.

Бэнкс снова посмотрел на Энни, но она по-прежнему избегала его взгляда.

— Да, — откликнулся Бэнкс, — это ее расследование, а я здесь лишь для того, чтобы помочь в случае каких-либо затруднений, рассказав подробности дела Хамелеона.

— Так же, как и мы, Алан. Так же, как и мы, — закивал Хартнелл.

За прошедшие шесть лет он располнел, очевидно, потому что отошел от ежедневной рутинной работы. Волосы отступили, зато лоб сделался больше, значительнее. «Никто из нас не молодеет, — грустно вздохнул Бэнкс. — Вот только почему это происходит так неожиданно? У меня и самого виски совсем седые. Скоро появятся пигментные пятна, а там на очереди и рак предстательной железы.» Он вспомнил о визите к терапевту, который так и не перенес. До встречи с врачом оставалось всего ничего.

— Вы рассказывали о заключении патологоанатома, — обратился к Энни Хартнелл, все еще сидящий на краю стола.

— Да, сэр, — подтвердила Энни. — Вскрытие не добавило новых фактов. Патологоанатом в очередной раз повторил, что по виду резаной раны бывает трудно определить, какой рукой действовал нападавший, но он, исходя из потребовавшегося усилия и глубины раны, считает, что нож двигался слева направо. То есть, по всей вероятности, убийца был правшой. Патологоанатом не может точно сказать, чем именно перерезали горло жертвы, но утверждает, что лезвие было необычайно острым — опасная бритва либо хирургический скальпель. Что касается времени смерти, то врач определил его в промежутке от восьми тридцати до десяти тридцати утра. Мы установили, что ее забрали из Мэпстон-Холла в девять тридцать, а труп был обнаружен в десять пятнадцать, так что мы можем несколько сузить установленный врачом временной промежуток.

Хартнелл сполз со стола и с кряхтением устроился на стоявшем за ним стуле.

— Итак, — обратился он к Энни, — чем мы можем вам помочь?

— Прежде всего в идентификации имен, — ответила она. — По словам персонала Мэпстон-Холла, Карен — простите, Люси — никто никогда не навещал, кроме этой таинственной «Мэри», которая взяла ее на прогулку в воскресенье в девять часов тридцать минут утра и, очевидно, убила. Оказалось, что никто не видел машины этой загадочной дамы, и мы не можем получить описания ее внешности, поскольку практически никто не обратил на нее внимания, кроме девушки, ухаживавшей за убитой. — Энни достала из кейса конверт и протянула каждому из присутствующих по листу с рисунком. Бэнкс, лукаво подмигнув ей, церемонно принял лист, но Энни никак не прореагировала на его выходку. — Это попытка нашего художника создать фоторобот после беседы с Мэл Денверс, видевшей эту самую «Мэри». Как видите, пользы от такого фоторобота немного.

Проще сказать — никакой, подумал Бэнкс, внимательно рассматривая фигуру, увенчанную широкополой шляпой, почти надвинутой на очки, и одетую в долгополый мешкообразный плащ-дождевик; в размытых штрихах рисунка скорее угадывались, чем виделись тонкие губы и овальный подбородок.

— Эта женщина умышленно замаскировалась, — предположил Бэнкс.

Энни промолчала, а Хартнелл, подумав, сказал:

— Похоже на то.

— Согласна с вами, сэр, — обратилась к нему Энни. — Впрочем, она одета по погоде: утро было дождливым. А вот когда она пришла в пансионат, погода начала проясняться. По мнению Мэл, женщина выглядит лет на сорок.

— И вы уверены, что убийца Люси Пэйн знал, кто она такая на самом деле? — спросил Хартнелл, откладывая в сторону рисунок.

— Другой версии у нас пока нет, — ответила Энни.

— Думаю, вы правы, — задумчиво произнес Хартнелл. — Кому могло прийти в голову убить Карен Дрю? Разве что некий маньяк удовольствия ради отправил на тот свет беспомощного человека, прикованного к инвалидному креслу.

Пока шел обмен мнениями, Бэнкс не сводил с Энни глаз. Вид у нее был сосредоточенно-деловитый, но он понимал, каких усилий ей стоит не смотреть в его сторону. Казалось, какая-то неведомая сила заставляет Энни повернуть голову, однако она успешно сопротивляется. Губы Энни были плотно сжаты, веко левого глаза едва заметно дергалось. Бэнксу так хотелось обнять ее, прижать к себе и сказать, что все будет в порядке, но он отлично понимал, как далеко могут завести их эти на первый взгляд невинные объятия.

— Значит, надо выяснить, — продолжал Хартнелл, — кто именно знал, что под именем Карен Дрю скрывалась Люси Пэйн.

Энни открыла одну из принесенных с собой папок:

— Джулия Форд заверила нас, что, кроме нее, об этом знали еще два сотрудника ее юридической фирмы, в том числе Констанс Уэллс, которая непосредственно вела дела Люси.

— Ясное дело, она другого не скажет, — заметил Бэнкс. — Джулия Форд не желает брать на себя ответственность за то, что произошло с Люси Пэйн.

— Разумеется, в курсе были врачи и руководство больницы, — продолжала Энни, словно не слыша реплики Бэнкса.

Кен Блэкстоун, заметив это, удивленно посмотрел на Бэнкса, но тот, едва заметно улыбнувшись, потряс головой: потом.

— Ну а персонал Мэпстон-Холла? — спросил Хартнелл.

— Если верить Джулии Форд, то они ничего не знали. Для всех было выгоднее держать это в тайне, но, как всегда бывает, кто-то мог доискаться правды.

— А может, кто-то просто узнал ее? — предположил Блэкстоун.

— Нет, Кен, это маловероятно, — возразила Энни. — Люси было всего двадцать восемь, а выглядела она почти старухой. Изменилась прическа: волосы совсем короткие, сильно поседевшие, утратившие прежний блеск. Лицо одутловатое, а фигуру… Понимаете, ее тело практически утратило форму, стало рыхлым, грузным. Сомневаюсь, чтобы кто-то, видевший ее шесть лет назад, узнал ее сейчас. Нет, я твердо уверена, что о том, кто она такая, стало известно как-то иначе.

— Причем тот, кому это стало известно, мог поделиться этой информацией с другими людьми, — назидательно заметил Блэкстоун.

— К несчастью, это так, — согласилась Энни.

— Был ли кто-нибудь из пациентов больницы или Мэпстон-Холла связан с делом Хамелеона? — осведомился Хартнелл. — С жертвами или их семьями?

— Хороший вопрос, сэр. На него мы сейчас и пытаемся ответить. — Энни вздохнула. — Пока не нашли никого, но проверка еще только началась.

— Что ж, инспектор Кэббот, — сказал Хартнелл, потирая руки. — Боюсь, вы получите от меня длинный перечень дел первостепенной важности.

— Буду рада этому, сэр.

Хартнелл протянул Энни лист бумаги, передал копии Бэнксу и Блэкстоуну.

— Я составил список основных фигурантов, проходивших по делу Хамелеона, — пояснил он. — Как видите, я включил в него также и членов семей жертв. Некоторые супружеские пары уже распались. Таких на сегодняшний день три. И в этом нет ничего удивительного: трагедии, подобные этой, порой разрушают даже самые крепкие семьи. Семья Майерс, жившая на Хилл-стрит рядом с Пэйнами, довольно скоро переехала куда-то на юг. По моим сведениям, сейчас они живут в Девоне. Я их не виню. Многие родственники жертв пришли в бешенство, когда Люси была оправдана судом. А Мэгги Форрест, друг семейства Пэйн, насколько мне известно, уехала обратно в Канаду, после того как пришла в себя после нервного срыва. Но вдруг она вернулась? Необходимо проверить и эту возможность.

— Я бы вплотную занялся Мэгги Форрест и выяснил, не причастна ли она к убийству Люси, — вмешался Бэнкс.

— Почему ты думаешь, Алан, что она может быть причастна? — поинтересовался Фил Хартнелл.

— Да потому, что Мэгги и Люси многое связывало, а в результате подруга предала Мэгги самым подлым образом.

— Слышал, если бы не ты, Мэгги могла погибнуть.

— Дело не только в этом, — ответил Бэнкс. — Когда все раскрылось, Мэгги испытала сильнейшее потрясение. А ведь у нее были еще и свои собственные проблемы. Она наблюдалась у психиатра.

— Понятно. — Хартнелл повернулся к Энни. — Значит, ваша первоочередная задача — выяснить, не вернулась ли Мэгги Форрест в Англию, а если да, то могла ли она узнать, какая судьба постигла Люси Пэйн.

— Есть, сэр, — ответила Энни, недовольная тем, что версия, которую ей придется разрабатывать, предложена Бэнксом.

— А что известно о семье Джанет Тейлор? — спросил Блэкстоун, переводя взгляд со списка на Энни. — Джанет тоже может считаться пострадавшей в деле Хамелеона.

— Если не ошибаюсь, это вы занимались расследованием убийства Теренса Пэйна констеблем Джанет Тейлор, верно? — Хартнелл глянул на Энни исподлобья.

— Я ведь не сама себя назначила, — ответила Энни, нахмурившись.

— Да уж, — согласно кивнул Хартнелл. — Это была скверная, неблагодарная работа, но ее надо было выполнить.

Бэнкс случайно узнал, что эту «скверную, неблагодарную работу» Энни пришлось выполнять потому, что так решил Хартнелл, дабы не выносить сор из избы. Бэнкс пытался отвести от нее это задание, но в то время — сразу после повышения — Энни работала в отделе внутренних расследований, и «неблагодарную работу» сразу же спихнули на нее. Энни понятия об этом не имела.

— Кстати, — напомнила Энни, — у Джанет Тейлор есть брат, намного старше ее, ставший в результате всей этой истории запойным пьяницей. Известно, что в пьяном виде он ведет себя агрессивно, постоянно сыплет угрозами в адрес полицейских следователей, занимавшихся делом его сестры. Если парень знал о местонахождении Люси Пэйн, он мог сорвать зло и на ней. Его мы тоже проверим.

— Отлично, — похвалил Хартнелл. — Не забыл ли я кого-нибудь включить в список?

— Я вот о чем подумал, — заговорил Бэнкс. — Эта история произошла шесть лет назад, а это значит, что на сегодняшний день все ее участники перешли в иные возрастные категории. Они стали старше, как, впрочем, и все мы. — Блэкстоун и Хартнелл рассмеялись. — Понимаете, все стали старше…

— Алан, о чем это ты? — удивился Хартнелл.

— О детях, сэр. Они теперь взрослые, а это многое меняет. Прежде всего я рекомендовал бы обратить внимание на Клэр Тос. Она была лучшей подругой Кимберли Майерс. Кимберли, напомню, это последняя жертва Хамелеона, чей труп мы обнаружили в подвале его дома. Девочки вместе пошли на танцы, но, когда Кимберли собралась идти домой, Клэр осталась, потому что танцевала с мальчиком, который ей нравился. Кимберли ушла одна и угодила в лапы Хамелеона… Человек в пятнадцать лет и в двадцать один — это абсолютно разные существа. А все эти шесть лет, заметьте, Клэр чувствовала себя виноватой в гибели подруги. По словам Мэл Денверс, «Мэри» выглядела сорокалетней, но она может ошибаться. И если уж быть откровенным, скажу: на портрет, сделанный по описанию Мэл, полагаться вообще не стоит. Это значит, что мы не можем оставить за пределами рассмотрения Клэр и таких, как она, только по той причине, что им еще нет сорока. Вот на что я хотел обратить ваше внимание.

— Тогда мы внесем ее в перечень, только и всего, — развел руками Хартнелл. — А кроме того, давайте займемся всеми, кто в то время был в возрасте, близком к возрасту жертв. Как сказал Алан, с годами люди меняются, но самые быстрые и подчас непредсказуемые изменения происходят с молодыми. Так что надо охватить бойфрендов, подружек, братьев, сестер… ну и всех прочих. Инспектор Кэббот, надеюсь, вам выделили достаточно людей?

— Сказать «да» было бы некоторым преувеличением, сэр, — улыбаясь через силу, ответила Энни, — но мы справимся.

— Что мы еще можем для вас сделать? — спросил Хартнелл.

— Предоставить доступ к делу Хамелеона и выделить здесь, у вас, какую-нибудь каморку. Возможно, мне время от времени придется приезжать сюда, чтобы сверять некоторые данные.

— Считайте, это уже сделано, — не раздумывая, ответил Хартнелл. — Кен, ты проследишь за этим?

— Конечно, — с готовностью согласился Блэкстоун. — Кстати, Энни, вы можете располагаться в моем кабинете, с отдельными помещениями у нас напряженка.

— Спасибо, Кен, — поблагодарила его Энни.

Хартнелл встал и деловито посмотрел на часы:

— Ну, вроде мы все обсудили. Уверен, что смерть Люси Пэйн никого из нас не печалит, но в то же время всем нам хочется добиться торжества справедливости.

— Да, сэр, — нестройно ответили участники совещания и потянулись к выходу из кабинета.

В коридоре Бэнкс попытался перехватить Энни, но она быстрыми шагами направилась к остановившемуся на этаже лифту. Бросившись за ней, он попытался ухватить ее за плечо, но Энни отбросила его руку с такой силой, что Бэнкс остановился как вкопанный. Энни вошла в кабину лифта, и двери немедленно съехались за ее спиной.

Чья-то рука дружески легла на плечо Бэнкса.

— Алан, старина, — услышал он голос Кена Блэкстоуна, — тебе не помешает сейчас немного выпить, да и время обеда подошло.

Уинсом заметила кафе, расположенное как раз напротив выхода из здания факультета организации и управления туристическим бизнесом, и решила выпить кофе, а заодно и дождаться, когда длинноволосый студент выйдет из здания. Что предпринять, когда студент появится, она, правда, еще не придумала.

Заказав кофе латте, Уинсом устроилась возле окна, рядом с покрытой оранжевым пластиком пристенной полкой, на которую можно было поставить чашку. Она была старше всех посетителей кафе, но, что удивительно, никто не бросал на нее любопытных взглядов.

Уинсом огляделась и все поняла: за одним из столов сидели, оживленно споря о чем-то, два студента-китайца, за другим расположились две девушки-мусульманки в хиджабах. А вот молодая чернокожая женщина с растафарианскими дредами на голове беседует с белым юношей. Юноша одет в футболку с портретом Боба Марли, и его голову украшает такая же прическа. Остальные посетители были белыми. Тем не менее студенческое кафе в представлении Уинсом являло собою величайшее смешение рас: ничего подобного в Иствейле ей до сих пор наблюдать не приходилось. «Отчего, интересно, я не вижу этих людей днем в субботу, когда хожу за покупками, — подумала Уинсом, — не встречаю их вечером на рыночной площади, которая в это время превращается стараниями молодежи в зону бедствия?» Вероятно, и здесь, вблизи кампуса, достаточно пабов, баров и кафе, где они могут веселиться, не рискуя заработать переломы конечностей, а то и лишиться жизни в столкновениях с пьяными местными буянами или сезонными рабочими с ферм. И почему тогда Хейли и ее приятели поехали в центр города? Близость опасности щекочет нервы?

Поднося к губам чашку, Уинсом не спускала глаз с входной двери факультета. Наблюдая за всеми, выходящими из здания, она невольно постоянно возвращалась мыслями к шокирующей исповеди, которую накануне вечером обрушила на нее Энни Кэббот. Господи боже мой, двадцать два года! О чем она думала? Ведь он же совсем мальчишка! Сын инспектора Бэнкса примерно в таком же возрасте, даже, может, чуть старше. А она-то всегда относилась к Энни как к человеку, достойному уважения, старалась брать с нее пример! В глубине души Уинсом надеялась, что Энни и Бэнкс в конце концов соединят свои судьбы. Она верила, что они будут хорошей парой, и мысленно видела себя подружкой невесты на их свадьбе. Как она ошибалась! Бедный Бэнкс. Если бы он знал о выходке Энни, наверняка испытал бы такое же отвращение, какое испытывает сейчас сама Уинсом.

Уинсом была воспитана в строгих рамках религии и морали, которые современный мир с его многочисленными соблазнами не мог поколебать ни на йоту.

После бурного объяснения с Энни Уинсом отправилась домой. Ее беспокоило, как Энни поведет машину, но, когда она вышла из ресторана, «астры» на площади не было. Слишком поздно. Уинсом чувствовала себя виноватой, позволив подруге уйти в таком состоянии, не наставив ее на путь истинный, не выразив понимания и сочувствия, в которых та, безусловно, нуждалась. И все потому, что признание Энни поразило Уинсом и вызвало у нее чувство отторжения, а не благодарности за то, что подруга ей доверилась. Уинсом, если говорить по правде, не испытывала к Энни сочувствия, скорее, что-то вроде сестринской солидарности. А ведь для Энни история еще не закончилась: кажется, с этим мальчиком возникли какие-то осложнения, о которых она не успела рассказать, и это тоже беспокоило Уинсом.

Студенты в футболках и джинсах, с сумками и рюкзачками сновали мимо нее туда и сюда по улице, и никто, казалось, никуда не спешил. Счастливчики, подумала Уинсом, им не приходится страдать от развязности Темплтона и начинать воскресное утро с осмотра мертвых тел молодых женщин. Она готова была держать пари, что эти ребята каждую ночь ублажают себя сладостным безгрешным сексом. Уинсом казалось, что она может просидеть здесь целую вечность, попивая кофе, любуясь солнечным светом и ощущая во всем теле некую младенческую умиротворенность, какую испытывала когда-то дома в жаркие спокойные дни, слушая пение птиц и ленивый шорох банановых листьев, долетавший с плантации.

Но всему на свете приходит конец. Уинсом еще не успела допить кофе, когда из дверей факультетского здания вышел тот самый длинноволосый парень. Осмотревшись, он спустился по ступенькам и пошел по улице. Прихватив свой рюкзак и оставив на столе недопитую чашку, Уинсом поспешила за ним, обещая себе быть с ним вежливой, но не забывать, что она детектив-констебль, а он свидетель по делу об убийстве.

— Послушайте, — обратилась она к парню, когда он поворачивал за угол.

Парень остановился, на его лице появилось выражение удивления, и он, ткнув себя в грудь оттопыренным большим пальцем, спросил:

— Вы меня?

— Да-да, вас. Мне надо поговорить с вами.

— О чем?

— О Хейли Дэниэлс, — ответила Уинсом, показывая удостоверение.

— Я понял, кто вы, но не знаю, чем…

— Ладно, давайте сразу перейдем к делу, — остановила его Уинсом. — Вас видели с Хейли на рыночной площади в субботу ночью. У нас есть записи системы видеонаблюдения.

Парень побледнел:

— При чем тут… ну ладно… давайте зайдем сюда.

Они вошли в маленькое кафе. Уинсом не хотелось больше кофе, и она заказала бутылку газировки, а студенту, которого звали Зак Лейн, принесли травяной чай, в который он насыпал несколько ложек сахара.

— Не стану отрицать, — начал он, — я видел Хейли в субботу. И что тут такого?

— Почему вы сами не пришли в полицию?

— Чтобы меня втянули в расследование убийства? Ну уж нет! А вы бы на моем месте пришли?

— Конечно, пришла бы, — ответила Уинсом. — Чего вам бояться, если вы ни в чем не виноваты?

— Ха. Вам легко говорить. — Он смотрел на нее изучающим взглядом. — А впрочем, наверно, не так уж и легко. Уж вам-то это известно лучше, чем другим!

Уинсом почувствовала, что начинает злиться.

— Как прикажете вас понимать? — нахмурила она брови.

— Да что там понимать! Не представляю, с чего это вам вдруг захотелось стать копом? Держу пари, не многие из ваших друзей решились на такое, или я не прав? Ведь на черных подозрение всегда падает в первую очередь. Стоит таким, как вы, только показаться на улице, как…

— Прекратите! — приказала Уинсом, подняв ладонь, и что-то в ее голосе заставило его замолчать. — Я здесь не для того, чтобы обсуждать расовые проблемы или выбранную мною профессию. Я здесь для того, чтобы задать вам вопросы об убийстве Хейли Дэниэлс. Дошло? Вы сказали, что, увидев меня, сразу поняли, кто я такая. Почему?

Зак улыбнулся:

— Да потому, что в Иствейле нет больше ни одного черного копа. Я видел в газетах вашу фотографию. Не могу сказать, что она произвела на меня впечатление. Вы могли бы показать себя и в более привлекательном виде. Скажем, на третьей странице…^[19]

— Ну хватит! — оборвала его Уинсом. Вскоре после того как ее направили в Иствейл, местная газета опубликовала о ней очерк. Она улыбнулась через силу. — Вы ведь тогда были еще мальчишкой.

— Я просто выгляжу моложе своих лет. К тому же мой отец — член городского совета. Он велит держать руку на пульсе жизни нашей страны. — Посмотрев ей в глаза, он рассмеялся.

— Вы только что виделись с Малкомом Остином.

— Разумеется. Он же мой тьютор.

— Вы, конечно, говорили с ним о своей учебе?

— О чем же еще? Думаете, я хотел записаться в клуб студентов-переростков?

— Прекрати валять дурака и отвечай на мои вопросы! — У Уинсом кончилось терпение.

— Не надо горячиться.

— «Не надо горячиться»? — эхом повторила Уинсом, не веря своим ушам. Именно эти слова услышала она от Энни накануне вечером. Сначала Уинсом хотела ответить на его замечание с иронией, сказав, к примеру, что людям с таким цветом кожи, как у нее, трудно следовать подобным советам, но передумала и, ткнув его в грудь, спросила: — Ты считаешь, не надо? А ты знаешь, что я первая прибыла на место преступления и первая осматривала тело Хейли утром в воскресенье? Она лежала на земле растерзанная — ее изнасиловали и задушили. Вот и попробуй тут не горячиться!.. А ты, как я понимаю, был ее приятелем.

Зак побледнел: слова Уинсом возымели действие.

— Извините. Я был не прав. — Он откинул назад волосы. — Меня тоже потрясло то, что произошло с Хейли. А ведь мне нравилась эта глупая телка.

— А с чего она вдруг «глупая телка»?

— Да она вела себя, как невменяемая. В «Трубаче» учинила скандал, из-за которого нас выгнали, да и в «Фонтане» тоже.

— А я думала, вы примерно вели себя в «Фонтане».

— Уже навели справки?

— Это наша работа.

— В общих чертах все так и было, мэм. Мы вели себя нормально, все, кроме Хейли. Она захотела попи… Ну, в общем, ей приспичило в туалет, а какие-то придурки забили унитазы бумагой. Им не понравилось, что бармен Джейми сделал им замечание, но уж это не его вина.

— Джейми Мёрдок?

— Ну да. Вы его знаете?

— Говорила с ним об этом деле.

— А я учился с Джейми в школе. До двенадцати лет он жил с родителями в Тайнсайде. Отличный парень. Но слишком уж тихий, никаких амбиций…

— В каком смысле?

— Джейми пробовал учиться в колледже, но у него не получилось. С головой у него все в порядке, но не каждый может влиться в академическую среду. Он достоин лучшего, чем работа в пабе, однако я не уверен, что он отважится попробовать себя на каком-либо другом поприще.

— В субботу вечером он работал в пабе один, — напомнила Уинсом.

— Да, я помню. Такое часто случается. Люди у них в пабе не задерживаются. Сейчас, по-моему, с ним работает Сазерленд, но не думаю, что это надолго.

— А почему?

— Для такой жеманной особы, как Джилл, унизительно работать в таком захудалом заведении, как «Фонтан».

— А что там за хозяин?

— Терри Кларк? Он настоящий подонок. Никогда здесь и не показывается. Торчит то ли во Флориде, то ли еще где. А Джейми должен отдуваться. Он же не хозяин, поэтому стелется перед всеми. Ну, в общем, Хейли распустила язык, когда увидела, в каком состоянии сортир, обозвала Джейми по-всякому, потребовала, чтобы он немедленно шел и чистил унитазы, а иначе она грозилась справить нужду прямо на пол. И сделала бы это, клянусь! Но мы ее утихомирили, прежде чем она успела что-либо натворить. Однако свою выпивку мы все же допили.

Уинсом сделала в блокноте пометку: необходимо еще раз поговорить с Джейми Мёрдоком, а также выяснить местонахождение Джилл Сазерленд.

— А это правда, что Хейли пошла в Лабиринт в поисках туалета? — спросила она.

— Да, — подтвердил Зак. Он тряхнул головой и изучающе взглянул на Уинсом. — Хотя это было несколько странное решение проблемы: ведь туалета там нет. Я вам уже сказал, Хейли частенько попадала вожжа под хвост. Так вот, как только мы вышли из «Фонтана», она объявила во всеуслышание, что ей срочно необходимо пописать… извините… необходимо в туалет и поэтому она идет в Лабиринт. — Помолчав, он произнес, словно размышляя вслух: — А может, надо было ей справить нужду на пол, тогда бы она туда не потащилась!

— Кто-нибудь из вас пытался отговорить ее?

— Да, но если Хейли что-то задумала, то уговаривать бесполезно.

Уинсом вспомнила, что и Стюарт Кинси говорил то же самое.

— Кто-то из вас мог бы, наверное, пойти туда с ней… — Уинсом слишком поздно поняла, что сказала глупость, и не нашла ничего лучше, чем оставить фразу недосказанной.

— Что ж, желающие бы нашлись, — ухмыляясь, отозвался Зак. — Во-первых, Стюарт. Да и я не отказался бы рискнуть, если б выпил побольше. Хотя я не рыцарь в сверкающих доспехах, да и Хейли не в моем вкусе. А впрочем, мы в шутку собирались пойти за ней и, дождавшись, когда она присядет, броситься на нее, напугать, застать ее со спущенными трусами. Но потом раздумали и пошли в «Бар Нан».

— А Хейли не собиралась позже присоединиться к вам?

— Нет, она собиралась остаться у кого-то из друзей.

— У кого? У подруги?

Зак рассмеялся:

— Ну что вы! Хейли не из тех, кто дружит с девочками. Нет, подруги у нее тоже были, к примеру Сузи и Коллин, но ей больше нравилось, когда около нее вертелись парни.

— Вы можете перечислить всех, кто был с вами в субботу?

— Так, сейчас… Я, Хейли, Сузи Говиндар, Коллин Венс… Затем Стюарт Кинси, Джайлз Фолкнер и Кит Тафт. Вот и все. Ах да, сначала был еще Уилл Пейсли, но он почти сразу уехал к друзьям в Лидс. Честно говоря, я думаю, что в Лабиринте ее ждал какой-то бойфренд, долгое время скрывавший свои истинные наклонности. Но это просто мои предположения.

— Значит, после того как этот самый Уилл отчалил по какой-то причине в Лидс, вас осталось семеро?

— Плюс один или двое, которых мы встретили по пути.

— Вы сказали, что Хейли предпочитала общество мужчин. А почему?

— А вы не догадываетесь? Потому, что ей нравилось быть в центре внимания. Потому, что они делали то, что она хотела. Потому, что она вертела ими с легкостью необыкновенной.

— Как я понимаю, Хейли была развязной девицей и к тому же любила выпить.

Зак помотал головой:

— Вы же не знали ее! Не спорю, она любила оттянуться субботним вечером, побуйствовать, дать себе волю. При этом была хорошей студенткой, сдавала все работы вовремя, и ей светило неплохое будущее. Иногда нужно копнуть поглубже, тогда увидишь кое-что помимо яркого прикида и напускной бравады.

— И вы увидели?

— Мы несколько раз встречались с ней в прошлом году. Но я же говорю, она была не в моем вкусе. И на всякий случай, если вы хотите задать мне классический вопрос, отвечаю: нет, я с ней не спал. Хейли вовсе не была дешевкой. Она одевалась так, словно выставляла себя напоказ, и одновременно берегла себя, как шотландец бережет свой бумажник. Это не для меня.

— Вы хотите сказать, что она специально дразнила парней?

— Да нет, это у нее получалось само собой. Она любила разыгрывать, флиртовать, заводить, но умела быть и серьезной. И тогда выяснялось, что она достойная собеседница, с ней интересно поговорить о политике, музыке, истории. Да о чем угодно! Она много знала, обо всем имела собственное мнение и умела его отстоять. Поймите, несмотря на свою одежду и манеры, Хейли отнюдь не предлагала себя всем и каждому. Примите это в расчет.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ладно, я вижу, до вас с трудом доходит… Только не обижайтесь. Я хотел сказать, что вы в своей работе, очевидно, исходите из того, как женщина была одета. Вызывающий наряд, по вашему мнению, послужил основной причиной случившегося. Но это несправедливо! Женщина, если пожелает, имеет право пройти по улицам Иствейла совершенно обнаженной, и никому не должно быть позволено дотронуться до нее!

Уинсом рассмеялась:

— Воображаю себе это зрелище.

— Воображение, — пожал плечами Зак, — это единственное, что вы еще не объявили противозаконным. Пока… — добавил он и постучал себя пальцами по виску. — Ну и еще мыслительный процесс.

— Мы пытаемся выяснить, с кем Хейли в последнее время встречалась, — продолжила Уинсом разговор по делу. — Ее ли не с вами и не со Стюартом Кинси, то, как по-вашему, с кем?

Зак задумался:

— Она со мной не делилась, но… — Он, повернув голову к окну, посмотрел на улицу. — Прежде чем продолжать поиски, присмотритесь получше к мистеру Остину.

— Так это к нему она собиралась в субботу вечером?

— Думаю, да.

— А Остин отрицает, что имел с ней какие-либо отношения.

Зак улыбнулся:

— А что он должен был, по-вашему, сказать? Какой ему смысл терять работу? Администрация не поощряет подобных связей.

— Вы уверены в том, что сейчас сказали?

— О Малкоме и Хейли? Конечно. Я видел их вместе, видел его руку, поглаживающую ее бедро, ласкающую ее шею.

— Когда это было?

— Примерно месяц назад.

Сердце Уинсом заколотилось. Не зря она потратила столько времени на Зака Лейна!

— И где?

— В пабе вблизи Хелмторпа. В «Зеленом человеке». Они, видно, считали, что там-то уж не встретят знакомых, но я приехал туда посмотреть соревнования по дартсу.

— А они вас видели?

— По-моему, нет. Заметив их, я быстренько оттуда убрался.

— Почему?

— Попасться им на глаза было бы совсем некстати. К тому же Остин — мой тьютор.

— Да, — согласилась Уинсом, — вы правы. — И, помолчав, добавила от души: — Спасибо, мистер Лейн. Большое вам спасибо!

Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки! Теперь нужно поскорее встретиться еще раз с Малкомом Остином. Ему предстоит ответить на целый ряд трудных вопросов.