Подрывник

Глава 11 МОСТ ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

Утром с базы партизанского отряда уходила группа на разведку. Впереди шёл дозорный, в основной группе — сам командир Корж, Саша и ещё двое партизан, замыкавших шествие. У всех были винтовки, поскольку автоматов в отряде Саша не приметил. Плохо, при внезапной встрече с немцами они могут подавить партизан огневой мощью. Известно ведь, винтовка или карабин хороши, когда дистанция стрельбы велика. Бой накоротке в лесу или населённом пункте скоротечен и требует большой плотности огня, которую карабин дать не в состоянии.

За три часа, обходя деревни и сёла, малозаметными тропками партизаны вышли в район моста немного выше по течению реки.

Саша сразу обратил внимание на почву. Земля была влажной, вода так и сочилась из-под сапог. А дальше и вовсе топь началась. Но партизаны места знали и провели его к небольшому сухому островку.

— Мост совсем рядом. Бери бинокль, наблюдай.

Саша забрался на самое возвышенное место, и всё равно камыши мешали обзору. Он перешёл на южную оконечность островка, встал во весь рост, но всё равно его из-за камыша не было видно. Зато теперь он видел сам мост.

Был он из железа, двухпролётный, с одним «быком» посередине, С обеих сторон мешками с песком или землёй выложены пулемётные гнёзда. Да ещё и часовые расхаживают с обоих концов моста. Вдоль железнодорожного полотна идут столбы с телефонной связью.

Саша засёк время. Когда подошло двенадцать часов, из-за насыпи поднялись солдаты, и часовых сменили. «Стало быть, с той стороны насыпи есть будка обходчика или охраны. И там — отдыхающая смена. Итого: часовых как минимум четверо. По два солдата пулемётного расчёта, да с другой стороны — уже восемь. Плюс командир. Выходит — отделение. Укрытие хорошее, только из миномёта разрушишь, и два пулемёта. Сложно, наскоком не взять, надо думать», — сделал вывод Саша.

Он подошёл к Коржу и доложил итоги наблюдения. Тот решил сам посмотреть, взял бинокль, четверть часа непрерывно смотрел и вернулся с мрачным видом.

— Сильно организовали. Что надумал?

— Тросы над рекой заметили? Метров за двадцать от моста?

Корж кашлянул.

— Не углядел.

По мосту медленно прошёл поезд, и партизаны проводили его взглядами. Цель была близка, до неё едва ли больше двухсот метров, а попробуй, возьми.

— Пушку бы сюда, да по пулемётам как долбануть! — мечтательно сказал кто-то из партизан.

— Тогда уж лучше бомбардировщики вызвать, целую эскадрилью, — хихикнул другой.

— Хватит зубоскалить! Приказ штаба есть — его надо выполнить! — оборвал их Корж.

— Я вот что думаю, — начал Саша, и все умолкли. — Вплавь со взрывчаткой до моста не доплыть, плот или лодку расстреляют и утопят. А если лодка и задержится тросами, то взрыв мосту вреда не причинит. Взять мост штурмом можно, но потери будут велики, и времени на подрыв не останется, помощь немцам быстро придёт. Телефонные столбы видели?

— Любовались. Ты что, считаешь, что приказ выполнить невозможно?

— Я так не думаю. Полагаю — надо по рельсам до моста добираться.

— Тебя немцы к мосту близко не подпустят. Посекут из пулемёта.

— С умом надо. Есть два варианта. Оба опасные, но реальные.

— Говори, не томи.

— Подъехать к мосту на последней площадке поезда и сбросить взрывчатку на мост. У исполнителя мало шансов уцелеть. Как только немцы увидят, что на рельсы что-то сбросили, платформу изрешетят. Да и сам поезд далеко уйти не успеет, площадку осколками тоже посечёт. Практически исполнитель — смертник.

Партизаны разочарованно вздохнули.

— Ну а второй вариант?

— Подъехать к мосту на дрезине, остановить её посередине и взорвать.

— Ты же сам говорил, что немцы стрелять начнут ещё на подходе…

— Говорил, не отказываюсь. Надо в немецкую форму одеться, чтобы часовых с толку сбить. Перегоны же дрезины патрулируют, в этом нет ничего необычного. Немцы увидят на платформе своих и стрелять не будут. А когда дрезина вплотную подойдет, надо будет их отвлечь — начать стрельбу, имитировать атаку. Пулемётчики сразу займутся отражением атаки — им не до дрезины будет. К тому же с дрезины можно пулемётное гнездо гранатами забросать — всё помощь.

Партизаны молчали, переваривая услышанное — уж слишком дерзок был план.

— Подожди, а куда же исполнители денутся? Оба полягут ещё до взрыва?

— Надо привести в действие гранату — а у немецкой запал горит четыре — четыре с половиной секунды — и прыгать с моста в воду. Шансы остаться в живых есть — немного, но есть.

На этот раз молчание длилось минут пять.

— То, что ты рисковый парень, я уже понял, — заговорил Корж. — Но дело, похоже, может выгореть. А где дрезину возьмём, и почему исполнителей должно быть двое?

— У ручной дрезины рычаг хода на двоих рассчитан, каждый тянет на себя — ну как двуручная пила. Одному тяжело. К тому же, если одного убьют, второй успеет взрыватель в действие привести.

— Разумно. И первым, как я понимаю, будешь ты?

— Именно.

— А вторым?

— Вы людей своих лучше меня знаете, подберёте добровольца.

— Значит, нужна немецкая форма на одного, гранаты и дрезина?

— Правильно.

— Озадачил ты меня, парень. Ну, гранаты мы найдём — несколько штук в отряде есть. Насчёт дрезины надо у Михася узнать — должен подсказать. А вот форма? Если только выкрасть после стирки, когда сушить будут?

— Я сказал своё мнение, а дальше решать вам.

Пока возвращались в отряд, все молчали — слишком серьёзное дело предстояло совершить. Надо было задействовать весь отряд, притом что шансы взорвать мост были призрачными.

Корж только сказал Саше:

— Может, взорвать мост через Ясельду? Это в пятнадцати километрах от Пинска. Ветка-то та же, всё равно дорога остановится.

— Думаете, это будет легче? Пинск совсем рядом, и с помощью немцам поторопятся. И, насколько я помню, на карте в этом районе болот нет, стало быть — мост восстановят быстрее.

— Верно мыслишь. К тому же мост там однопролётный.

Теперь уже Корж молчал всю дорогу до отряда, и видно было — он погружён в мысли.

На базу отряда пришли уже вечером, перекусили и легли отдыхать.

А с утра Корж сказал Саше:

— Вот что, парень. Мы пока будем всё готовить. Ты сейчас здесь не нужен, иди к себе. Но через неделю жду.

— Успеете?

— Должны. Приказ выполнять надо, оправдать доверие партии.

Саша едва не хмыкнул. Хорошо отдавать приказ, сидя в Москве. Для такой серьёзной диверсии нужен подготовленный отряд диверсантов, а не сельские парни, большая часть которых до войны и винтовки-то в руках не держала, а гранату увидели уже после начала войны. Здесь нужна выучка, тренировка, отличное владение оружием, взаимопонимание и точность во всём. Бойцы в диверсионной группе проходили совместные тренировки, чтобы понимать друг друга с полуслова, жеста, взгляда. И синхронность действий важна — иногда до секунд. Для деревенских же плюс-минус полчаса — уже точно, и в принципе их винить нельзя. Не то что у селян — у городских жителей наручные часы редкостью были. Но в городе, в присутственных местах — на вокзалах, площадях, во многих учреждениях — висели большие часы, и зачастую рядом — громкоговорители.

Олеся встретила его радостно, как будто он отсутствовал долго, а не два дня.

Всю неделю Саша занимался хозяйством и ни на какие акции не ходил, понимая, что любая случайность может сорвать план диверсии всего отряда. Да и уйти ему предстояло на несколько дней, поэтому дров нарубить надо. Хоть и лето на носу, тепло, а печь топить по-любому надо — хотя бы еду приготовить. Это не город с газовыми печами, где чиркнул спичкой — и через пять минут чайник закипел. Печь сначала лучиной или бумагой разжечь надо, потом щепочек подложить, затем — сухих поленьев. И только когда печь прогреется, можно что-то готовить. Словом, времени и усилий уйдёт много.

— Что-то ты бурную деятельность развил, — пошутила Олеся.

— Руки по домашней работе соскучились, — отшутился Саша.

Не мог же он огорчить девушку, что с диверсионного акта не все живыми возвращаются. Он идёт забрать чью-то жизнь — пусть и врага, захватчика, и должен быть морально готов к тому, что враг может забрать его жизнь. Таковы законы войны. Лёгких и бескровных побед в ней не бывает. Так пусть Олеся, если такое случится, не поминала его плохим словом. В принципе, жили они в полном согласии, не ссорились. Саша делал всё, что должен был делать в доме мужчина. Война проклятая жить мешала. Разве это нормальная жизнь, когда почти каждый день мужчина уходит из дома воевать, убивать? Мужчина работать должен, созидать. Не зря иногда Саше снились сны, в которых он видел себя в кабине метропоезда, за контроллером, и рельсы навстречу летят. А вот про войну, грязь, кровь, стрельбу снов не было никогда.

К исходу недели он стал собираться. Сложил в сидор все патроны, переоделся в немецкую форму, достал из тайника пулемёт. Вроде бы ничего компрометирующего в избе и дворовых постройках нет.

— Олеся, я на несколько дней ухожу, может — на неделю. Ты проверь избу и сараи — ничего из военной амуниции быть не должно. Я смотрел, но ты свежим взглядом сама проверь. Вдруг полицаи нагрянут — чтобы даже тень подозрения на тебя не упала.

Олеся вдруг заплакала.

— Ты чего?

— Ты так говоришь, как будто прощаешься, как будто мы не увидимся.

— Глупышка! Я не чай пить к соседям иду или в карты играть. Немец — враг серьёзный, всяко может случиться.

— Да я знаю, просто сердце как-то ноет, нехорошо мне. Раньше уходил — так ничего.

— Сказала тоже — раньше! По-моему, ты одно время меня презирала, а может — и ненавидела. Молодой здоровый парень — и не на войне. Наверное, дезертир.

— Дура была слепая! — всхлипывала Олеся.

— Зато сейчас поумнела, и я думаю — привыкла.

— Тогда возвращайся! — Олеся крепко обняла и поцеловала Сашу.

Александр закинул ремень сидора на плечо, на второе взвалил пулемёт, в руку взял коробку с патронной лентой и ушёл, не оглядываясь: долгие проводы — лишние слёзы.

На подступах к лагерю партизан его остановил часовой. Причём пропустил по едва заметной тропинке и щёлкнул сзади затвором.

— Стой, немчура!

— Был бы я немчурой — тебя бы уже в живых не было, — спокойно отреагировал Саша. — Я тебя за сто шагов засёк. Шумишь, как кабан на водопое. Веди меня к Коржу.

— А, так ты минёр? Говорили о тебе ребята.

Часовой Сашу не повёл — ухнул дважды филином, потом повторил.

За Сашей пришёл партизан из землянок и молча довёл до Коржа.

— Приветствую, Василий Захарович!

— А, минёр-сапёр! Здравствуй. Пулемётом разжился?

— Должен соответствовать.

— У нас всё готово. И форму нашли, и с гранатами подсуетились — даже дрезину ручную на заброшенном полустанке нашли. Правда — неисправную, но мои хлопцы отремонтировали.

— Тогда давайте сядем, обсудим детали.

— Экий ты въедливый! А может, это и хорошо, потерь меньше будет.

Часа три Саша с Коржом сидели за столом над развернутой картой. Они обговорили все сигналы, обсудили возможные варианты развития событий и пути отхода. Казалось — учтена каждая мелочь, но по опыту Саша знал, что операция может пойти не по сценарию. Достаточно какой-либо неучтённой мелочи или случайности, и акция может пойти совсем не так, как её планировали, или вообще сорваться. Как себя поведут немцы — неизвестно, а ведь это вторая сторона, которая не будет безучастно наблюдать за происходящим.

— Вконец уморил ты меня своими деталями, минёр.

— Желательно всё предусмотреть. Причём командиры отделений должны знать общий план операции, чтобы действовать, как часы.

— Во-во, насчёт часов. Мы у немцев часами разжились, теперь у наших отделенных они есть.

— Вот это правильно. По идее — и карты должны быть, и бинокли.

— Зачем им карты? Они местность знают, своими ногами всю исходили, шагами измерили.

— Поскольку общий план и детали ясны, приглашайте командиров, будем доводить до них задачи. Кстати, кто с миной на дрезине будет?

— Есть у меня ловкий парень, Сергуня.

— Плавать умеет?

— Должен.

— Должен или умеет? Нам вплавь выбираться придётся.

— Сейчас у него спросим.

Соблюдению секретности в отряде значения не придавали. Совещание проходило на свежем воздухе, и практически весь отряд слышал задачи, которые Корж ставил перед отделенными. Будь среди партизан предатель — операцию ожидал бы провал, а отряд — большие потери, вплоть до полного разгрома.

Задачу, поставленную Коржом, партизаны приняли как должное. Никто, по крайне мере внешне, не проявил страха или недовольства.

Выходить решили по мере готовности. А партизанам собраться — только подпоясаться.

Сергуня переоделся в немецкую форму и держался поблизости от Саши.

Заминка вышла со снарядами к гаубице. Были они раздельного заряжания — то есть без гильз и порохового заряда, но и в таком виде каждый снаряд весил без упаковки больше сорока килограммов.

Сначала думали нести их в ящиках, по два человека. Но так неудобно передвигаться по лесу, и потому остановились на мешках. Каждый снаряд уложили в мешок, соорудили лямки из верёвок — за углы и горловину, и договорились нести по очереди. С собой взяли все запасы патронов — всё-таки предстояла перестрелка.

Вышли в путь. Впереди, в ста метрах от основной группы шёл дозорный. Не было только бокового охранения.

Часа через полтора хода Саша забеспокоился и обратился к командиру:

— Василий Захарович, а где дрезина?

— А мы её поближе подвезли на подводе. Не ехать же вам на ней весь путь, только немцев насторожите. Всё равно в ночь операцию начинать не будем. Переночуем, с утра позиции займём, а дальше — уже от вас двоих зависит.

Ночевали в лесу — и для партизан, и для Саши это было делом привычным. Утром перекусили ещё затемно.

Настал день, а операция, можно сказать, срывалась из-за неучтённой мелочи — тумана. Ничего необычного: местность сырая, болотистая, вот по утрам туман и стоит.

Корж выделил четверых партизан.

— Они помогут дрезину на рельсы поставить.

Кроме этой четвёрки оставались двое со снарядами в мешках. Ещё мешок с десятком гранат получил Сергуня, и отряд ушёл к мосту, скрывшись в тумане.

Только к десяти часам утра туман рассеялся, и показалось солнце.

По железной дороге прогромыхал поезд.

— Минёр, дрезину не пора ставить?

— Подождём, немцы поезда пакетами пускают. Ещё несколько подряд должны пройти.

И в самом деле, буквально через несколько минут прошёл второй поезд, а за ним — ещё и ещё.

— Ты смотри, движение — как на Минском шоссе, — заметил один из партизан.

— Погодь немного, сейчас мы его отрегулируем! — со злостью сказал другой.

За поездами неспешно прокатил бронепоезд. Был он коротким, в середине — паровоз, а спереди и сзади — по бронированному вагону. На каждом вагоне сверху располагалась башня с коротким стволом пушки, а по боковым стенам — по два пулемёта. Смотрелось впечатляюще.

Саша выждал ещё минут десять.

— Пора!

Четверо партизан подхватили дрезину за небольшие колёса и, вытащив из кустов к насыпи, установили на рельсы. Двое других тут же уложили на железный пол снаряды.

— Сергуня, гранаты!

Сергуня развязал мешок.

Саша привязал по гранате к каждому снаряду — там, где обычно вкручивался взрыватель.

— Сергуня, всё помнишь? Прорываемся на мост, и как только я чеку выдерну, ты прыгаешь в воду. Не медли, у нас всего четыре секунды будет.

— Помню.

Сергуня был бледен, не переставая облизывал губы, и пальцы его рук мелко дрожали.

— Если меня ранят или убьют — сам у обеих гранат чеки сорвёшь, иначе вся операция пойдёт насмарку.

— Сделаю.

Саша раздвинул опоры сошек пулемёта, поплевал на руки:

— Ну, с Богом!

Оба взялись за рычаг-качалку ручного привода дрезины, и тележка тронулась с места.

Сергуня активно заработал рычагом.

— Помедленнее, — остановил его Саша, — мы же охрану изображаем, перегон должны осматривать. А ты как на гонках.

Медленно, постукивая колёсами на рельсах, дрезина катилась к мосту. Собственно, рычагом сейчас работал один Сергуня. Саша откинул крышку лентоприёмника пулемёта, вставил ленту, взвёл затвор. Затем достал из мешка две гранаты и сунул их ручками за пояс. Жаль, гранаты немецкие, слабые. Сейчас бы хоть одну нашу, Ф-1. У немецких только и удобно, что ручки длинные — за ремнём носить.

Они проехали километр, второй.

— Далеко ещё? — спросил Сергуня.

— Сам понять не могу.

Пешком, в отдалении от железной дороги Саша ходил, и мог проделать этот путь ещё раз. А вот по железнодорожным путям — попробуй, угадай.

Промелькнул километровый столб, метров через пятьсот появилось железная табличка на насыпи — на немецком и русском языках: «Запретная зона. Ходить запрещено!»

Сергуня засмеялся.

— Ты чего?

— Ходить запрещено, а вот про то, что ездить нельзя — ни слова!

— Рано зубки скалишь, шутник!

Впереди наконец-то показались железные формы моста, а перед ними — пулемётное гнездо, обложенное мешками с землёй.

Немцы явно заметили Сергуню и Александра. Один из них встал над бруствером, и в лучах солнца блеснули стёкла бинокля. Но, видимо, он разглядел форму и успокоился.

Зато Сергуня нервничал: лоб его вспотел, и даже края пилотки потемнели от пота.

Дрезина медленно подкатывалась к мосту.

Из-за мешков предмостного укрепления вышел солдат в стальном шлеме и с карабином в руках. Он поднял руку и крикнул:

— Хальт! Пароле!

Саша сообразил мгновенно. Закричав «Ахтунг! Партизанен!», он показал рукой налево.

Часовой, а за ним и солдаты в пулемётном гнезде дружно повернули головы в ту сторону, куда указывал Александр, а он взмолился: «Хоть бы Корж не подвёл».

И партизаны оказались на высоте. Из-за камышей нестройно грохнул залп. Часовой сразу упал, сражённый пулей.

— Шевелись! — приказал Саша Сергуне.

Дрезина тронулась. Всё внимание немцев было направлено в сторону от моста. Они уже вели стрельбу из пулемёта, пока не видя чётко цели.

Саша вытащил из-за пояса обе гранаты, вырвал чеку у одной, метнул её за мешки и следом же кинул вторую. Два взрыва подряд уничтожили пулемётный расчёт. Но второй пулемёт с другой стороны моста стрелял почти без перерыва.

Сергуне и Саше было видно, как бегут из небольшой будки обходчика к пулемётному гнезду солдаты отдыхающей смены.

Саша схватил пулемёт и дал по ним длинную очередь.

Партизаны тоже не дремали, они вели частый винтовочный огонь, не давая немцам высунуть носа из-за мешков.

Сергуня толкнул Сашу локтем:

— Поезд к мосту идёт!

И в самом деле — за мостом виднелись клубы дыма и пара, быстро смещавшиеся к мосту.

— Качай рычаг! Поехали!

Сергуня взялся за рычаг-качалку, а Саша поливал огнём противоположную сторону моста. Всё равно пулемёт придётся бросить. С такой железякой не выплывешь, поэтому экономить патроны смысла не было.

Дрезина покатилась вперёд.

Немцы оценили угрозу — по дрезине ударили из автомата. Саша перенёс огонь на автоматчика.

Сергуня вдруг вскрикнул и упал на рельсы.

Дрезина остановилась, едва въехав на мост.

Саша швырнул пулемёт на пол дрезины и взялся за ручку — надо было продвинуть дрезину ещё хотя бы метров на тридцать-сорок. Несколькими мощными рывками он заставил дрезину катиться дальше.

Впереди гулко бабахнуло, и Саша поднял голову. К мосту на всех парах катил бронепоезд. Только его здесь не хватало! Как он тут оказался? Даже если немцы из охраны моста успели позвонить на станцию, он не мог подойти так быстро! Скорее всего, он просто патрулировал пути и оказался неподалёку.

Вот она, непредвиденная случайность! В камышах на болоте разорвался снаряд, за ним другой, потом стали вести огонь пулемётчики. Но поскольку их установки были боковыми, Саше они не угрожали, а обстреливать снарядами мост немцы не станут из опасения повредить его. К тому же на бронепоезде полагают, что охрана держит мост, а партизаны нападают на него со стороны леса.

Бронепоезд подходил ближе, и времени на раздумья не было. Несколько раз пули били по железу форм моста и со звоном рикошетировали.

Саша открутил фарфоровые пробки на ручках гранат, с силой дёрнул колпачки, приводя в действие тёрочные запалы, и рванулся к перилам моста.

Слева по рельсам надвигалась громадина бронепоезда. Окрашенный пятнисто, в камуфляж, он уже подходил к предмостному укреплению. Ещё несколько секунд — и поезд просто столкнёт дрезину с путей.

Саша с ходу перевалился через перила и, оттолкнувшись, полетел вниз, в воду. Сгруппироваться и войти в воду правильно — головой или ногами — он не успел, ударился боком. Тело обожгло ударом, но Саша, не обращая на боль внимания, начал активно грести руками и ногами, стараясь отплыть от моста подальше. Течение помогало, относило от моста.

Приглушённый водой, ахнул взрыв, и в воду стали падать обломки железа и деревянных шпал.

Через секунду в воду рухнуло нечто большое и тяжёлое, вызвав столб воды и фонтан брызг. По ушам ударила волна. Чтобы не захлебнуться, глотнуть воздуха и осмотреться, Саша вынырнул, жадно вдохнул и обернулся.

Один пролёт моста обрушился, а бронепоезд, успевший зайти на мост, лежал в реке. Это он рухнул в воду всей своей многотонной массой.

Стрельбы слышно не было, как не было видно ни партизан, ни немцев.

Саша сделал несколько гребков к берегу, но трава и земля оказались настолько топкими и болотистыми, что он решил отплыть немного дальше.

По договору партизаны должны были уйти сразу после взрыва моста, не ввязываясь в длительную перестрелку. Наверняка к мосту едут на помощь немцы с ближайшей станции или гарнизона. И чем быстрее партизанский отряд уйдёт подальше, тем лучше. К Саше это относилось тоже.

Через километр берега стали повыше, посуше, и Саша выбрался на берег. Он промок и немного замёрз — всё-таки вода в реке в конце мая ещё холодная.

Саша считал, что ему сегодня крепко повезло. Мост взорвал, бронепоезд уничтожил, и теперь железнодорожный ход закупорен надолго. Сергуню вот только жаль, и неизвестно, есть ли потери среди партизан, но всё-таки диверсия удалась малой кровью. Удалось провести немцев, хотя сначала мост казался неприступным.

На берегу Саша замёрз совсем. Он снял немецкую форму, сапоги. Брюки отжал, натянул снова, обулся. Идти по камышам и прочей болотной траве для здоровья чревато, ноги порезать — раз плюнуть.

Он проверил пистолет — единственное оружие, которое у него осталось. Курточку от формы даже надевать не стал, бросил. Похоже, в ближайшее время немецкая форма ему не понадобится. Но исподнюю рубашку оставил. На солнце, да при ходьбе она быстро высохнет на теле.

Саша сориентировался. Он помнил по карте, что река шла с северо-запада на юго-восток. Теперь ему надо идти в партизанский отряд, на встречу с Коржом — рассказать о гибели Сергуни и о взрыве. И решить заодно — останется он в отряде или вернётся в Богдановку, к Олесе. Положа руку на сердце, он для себя давно решил, что сражаться в отряде лучше. Сам бы он такую диверсию — подрыв хорошо охраняемого моста — не осилил. Если снаряды, или мины, или другую взрывчатку и гранаты он бы ещё смог найти, то дрезину — вряд ли. Украли её где-то партизаны или ещё каким-то способом достали — не его проблема. Но они местные, хорошо знают людей и условия, им помогают открыто или тайком. Он же в районе чужак. Только Олесю жалко, привык он к ней. Несколько дней не видел, а соскучился.

Шёл Саша осторожно — здесь он никогда не был. И предосторожность оказалась не лишней. Послышался шум моторов — поперёк Сашиного пути проходила грунтовая дорога. Саша залёг и стал наблюдать.

Грузовики остановились, раздалась команда. Из машин стали выпрыгивать солдаты. Чёрт! Облава! Ему надо было как можно быстрее уходить от моста, а он терял время на отжим обмундирования.

Немцы решили захватить партизанский отряд при отходе, и наверняка перекрыли наиболее возможные пути отхода отряда. Ещё вопрос — выкрутится ли Корж с партизанами? А теперь ему и самому спасаться надо. С пистолетиком да в одиночку против сотни солдат делать нечего.

Подчиняясь приказам офицеров, солдаты выстроились цепью и пошли от дороги в лес. У Саши радостно ёкнуло сердце — они шли не на него, а удалялись. Похоже, пронесло.

Грузовики развернулись и уехали, дорога стала пустынной. Откуда-то издалека донеслась едва слышимая перестрелка, напоминающая треск сучьев. Саша понял, что немцы обложили район вокруг моста, охватив довольно большую площадь, и их должно быть много. Причём, надо отдать им должное, сделано всё было быстро. И откуда только столько войск набрали?

Саша не знал, да и не мог знать, что в прошедшем перед диверсией поезде следовал пехотный полк. Поезд остановился на разъезде, а личный состав принял участие в «зачистке» местности от злокозненных партизан.

Со стороны Пинска, замыкая кольцо, были доставлены украинцы 201-го карательного батальона. На беду свою в удавку облавы попало два партизанских отряда и несколько окруженцев. Каждый из них старался продать свою жизнь подороже, и стрельба шла до последнего патрона.

Где ползком, где перебежками Саша сначала передвигался за цепью солдат на значительном удалении. Сейчас здесь для него было самое безопасное место. Уйди он в сторону — и может натолкнуться на другую цепь, идущую уже на него.

Он забрал несколько левее — туда, где были густые и местами непроходимые леса. Там было легче спрятаться. Проходил он в тех местах зимой на лыжах, видел, какие там урочища и овраги. Конечно, немцы их будут забрасывать гранатами. Но есть там завалы из деревьев, где сам леший ногу сломит, не то что немец. Они туда поопасаются идти, постреляют по своему обыкновению и пойдут дальше.

А ещё лучше прорваться за железную дорогу, на север. Там сплошные леса до Ганцевичей, при желании полк спрятать можно.

Но пока Саша держался за солдатами — они тоже двигались к железной дороге.

Недалеко от путей, в полукилометре от места, где сейчас находился Саша, проходило шоссе от Пинска на Лунинец. По разумению Саши, солдат не должны были привлечь надолго. Скорее всего, их грузовики дали круг через Дубовку и будут дожидаться пехотинцев на шоссе. Солдат ждёт Восточный фронт, и никто не позволит задерживать их надолго.

Часа через три пехотинцы и в самом деле вышли к железной дороге. Они постояли, побалагурили, покурили, а потом построились в походную колонну по четыре и двинулись к шоссе.

Пойти за ними Саша не мог — лес вокруг железной дороги был вырублен на сто метров и просматривался. И часовых после диверсии на дороге полно, стоят через каждые сто метров. Как днём перебежишь? Только пулю в спину получишь.

И Саша решил ждать до ночи. Он нашёл ямку, улёгся в неё и набросал на себя прошлогодней, почерневшей и подгнившей листвы. Если бы не его голова, не прикрытая листвой, со стороны сразу и обнаружишь. Но Александру надо было всё-таки следить за обстановкой.

Час шёл за часом, и Сашу стало познабливать. Сказывалось длительное вынужденное купание и неподвижное лежание на майской земле раздетым и в волглых брюках. Теперь он мечтал добраться до хутора и переодеться в сухое, а ещё лучше — попариться, напиться горячего чаю и завалиться под одеяло.

Незаметно стало смеркаться. Скоро совсем стемнеет, а немцы с путей и не думают уходить. Хуже того — их сменили. Или охрана будет стоять до утра, предотвращая возможные прорывы партизан? Пролежать здесь всю ночь и весь последующий день Саше никак не хотелось. «Буду ждать часов трёх ночи. Тогда темнее всего, и часовые устанут, бдительность притупится — тогда попробую перебежать», — решил он.

Ноги уже замёрзли, сапоги и портянки были мокрыми.

Около двух часов ночи Саша встал, сделал несколько приседаний и наклонов, пытаясь согреться и разогнать кровь. Он сбросил нательную рубаху — она хоть и была грязной, но в ночи белела, и могла выдать, лёг на землю и пополз к железнодорожным путям, выбрав промежуток между часовыми. Пробирался медленно, стараясь, чтобы ни один камешек не загремел, ни одна былинка-хворостинка не шевельнулась.

Вот и насыпь. Луна зашла за тучи и стало совсем темно. Саша решил: «Пора!»

Он поднялся и, осторожно ступая по деревянной шпале, пересёк одну пару рельсов. Успешно преодолел другую, ступил на насыпь. И тут под сапогом предательски хрустнул гравий.

— Хальт! — закричал часовой слева.

Саша прыгнул с насыпи и помчался к лесу. Если он обнаружен, то его спасение только в скорости. Каким чудом он не споткнулся о пенёк срубленного дерева и не упал, одному Богу известно.

Вслед ударил выстрел, ещё один…

Добежав до первых деревьев, Саша выхватил пистолет. Как только часовой снова выстрелил, Саша засёк вспышку и выстрелил в ответ из пистолета — трижды, веером. Часовой вскрикнул и упал.

Саша понимал, что в темноте немцы в лес не полезут, и у него есть несколько часов форы. Теперь ему надо бежать и не забыть пройти по ручью или болоту. Завтра немцы могут привезти собак и пустить их по следу.

И Саша побежал. Ветки хлестали его по лицу, и он защищал глаза кистью левой руки — не хватало ещё их выбить.

Он вырвался на полянку и замер. Вот чего он не ожидал увидеть здесь и сейчас!

В десятке метров от него светился нежным зелёным светом уже знакомый ему шар.

Саша на секунду замер. Это за ним, или у него галлюцинация? Он помнил по предыдущим трём случаям, что шар держится недолго, буквально минуту.

— Будь что будет! — Саша рванулся к шару и влетел внутрь. Шар плавно сменил зелёный цвет на бирюзовый и стал тускнеть. Саша глубоко вздохнул… Воздух был дымным и пыльным. Что за дела? И почему он лежит?

Саша поднял голову. Он лежал на полу в зале прилёта Домодедовского аэропорта. Вокруг лежали и метались люди, слышались стоны и крики. «Из огня да в полымя! — мелькнуло в голове. — Это меня что — контузило, или мозг выдал правдоподобную иллюзию о переносе во времени, войне, подрыве моста, Олесе?»

Он привстал, оглядел себя. По пояс голый, как и многие другие — тоже полуодетые или раздетые, потому что одежду сорвало взрывной волной. Снизу на нём немецкие брюки цвета «фельдграу», заправленные в сапоги. Сам грязный, но и некоторые другие не лучше. Сапоги, правда, выглядят по-деревенски, в аэропорту люди приличнее одеты.

К месту взрыва уже бежали сотрудники аэропорта и небезразличные к чужой беде люди.

Саша поднялся — к нему подбежали.

— Ранен?

— Вроде нет.

— Медпункт там, — сотрудник аэропорта показал рукой.

По громкой связи объявили, что пассажиры рейса 268 будут проходить в нижний зал.

Саша побрёл туда. На него обращали внимание, и, уже услышав о трагедии, сочувствовали.

Появился Антон.

— Что тут у вас за суматоха?

— А ты не в курсе?

— Нет.

— На втором этаже, в зале прилёта бомбу взорвали, много раненых и погибших.

— Ты-то не ранен? Вон, кровь на тебе, и видок ещё тот…

— Одежду взрывной волной сорвало.

— Знаю. Холодно, замёрзнешь. Погоди-ка… — Антон открыл свою сумку и достал свитер. — Надевай.

Свитер грубой вязки был велик, но грел хорошо. Да и в глаза Саша своим видом не так бросался.

С трудом они добрались до города, поскольку таксисты сразу заломили несуразные цены. В милицию в аэропорту Саша не обращался. Документов нет, одежда странная — как бы самому под подозрение не попасть. Хотя видел он того кавказца и описать смог бы в деталях.

Саша забрал у соседки запасные ключи.

— Ты, Антон, располагайся пока. А я по-быстрому в душ, да переоденусь.

Саша разделся в ванной, сбросив на пол брюки. Что-то тяжело звякнуло о плитку. Саша прощупал бриджи. Ё-моё! Там «парабеллум»! Он так привык к весу оружия, что иногда просто его не замечал.

Саша вымылся, оделся в чистое и почувствовал себя другим человеком. Сапоги и брюки с исподним он сразу выбросил в мусоропровод, а пистолет покрутил в руках и сунул в шкаф, подальше, за бельё.

— Что, друг Антон, заждался? Сейчас будем пьянствовать!

Поскольку у Саши были отгулы, днём он водил Антона по Москве, а вечером, за обильным столиком и выпивкой — мужские разговоры. Сашу так и тянуло рассказать другу о происшедшем. Но прежде всего ему предстояло осмыслить всё самому.

Через неделю Антон уехал, довольный проведённым в Москве временем и хлебосольным хозяином.

А на Сашу напала чёрная хандра. Он день за днём перебирал свой сорок первый и сорок второй год и тосковал об Олесе. Здесь, в Москве таких девушек сейчас нет. Тогда ему казалось, что она ему просто нравится. Да что скрывать — удобно было: крыша есть, накормлен, обстиран… Вот дурак-то! Всё время, внимание, силы уходили на войну с врагом. А рядом такая девушка ждала, когда это он соизволит ласковое слово ей сказать, обласкать…

Даже на работе он думал об Олесе. Изведясь вконец, он взял неделю без содержания и отправился в Белоруссию. Что его туда тянуло, он и сам сказать не мог. Ну, найдёт он Олесю, если она ещё жива. Так ведь по возрасту она старушка. И не вспомнит, поди. Он же хотел вспоминать её молодой и красивой. А возраст женщин не красит, к сожалению.

Саша добрался поездом до Пинска, оттуда — электричкой до Ловчи, а уж дальше — пешком. Хотел такси нанять, да не нашёл, не дошла ещё цивилизация до белорусской глубинки. Да и не в тягость ему пешком идти было. Местами узнавал дорогу — многое не изменилось, осталось прежним.

С бьющимся от волнения сердцем он вышел из леса на поляну, где была Богдановка. А здесь — никакого села, голый луг.

Спросив у мужика, едущего мимо на подводе, где Богдановка, услышал в ответ:

— И, милый человек! Новая Богдановка вот там, километра два. А старая тут как раз была. В войну немцы сожгли её вместе с жителями.

Услышав это, Саша даже покачнулся. В голове стоял звон, сердце в груди билось бешеными темпами.

— Что, всех? — почти прошептал он.

— Да тут в войну только двое и жили — старуха и девушка. Отец её, я знаю, с фронта вернулся. Хата сожжена, семьи нет… А вы кто им будете?

— Близкий родственник.

Саша повернулся и побрёл назад. Вот ведь — страну помог защитить, а любимую девушку — нет.