Подснежник

2 Почетный член

2 ноября, понедельник

Иду в палату лордов, на церемонию официального представления. Впереди шагает «Черный жезл» – его эбеновая трость увенчана вставшим на дыбы золотым львом. Герольдмейстер с орденом Подвязки торжественно несет патент, которым мне жалован титул лорда Тереби Харктуэлл-Приморского. В сопровождении двух пэров я подхожу к «мешку с шерстью»…[5]

Мне всегда нравились эти допотопные ритуалы, к тому же, откровенно говоря, ничего лучшего со мной еще не случалось. Тедди Тереби будет заседать в верхней палате! Среди светских лордов и духовных владык! На мне, разумеется, все, что необходимо: накидка из меха горностая, бриджи до колен, туфли с серебряными пряжками и шелковые чулки. Пытаюсь двигаться сообразно случаю. Шагаю широко, но не быстро, с достоинством. Правда, очень трудно не шататься.

Церемония официального представления очень торжественная и вместе с тем – смешная. Абсурдный, дурацкий, но на удивление красивый ритуал. Он успокаивает, вселяет уверенность. Мне он очень нравится. Возможно, причиной тому – воспитание в духе Высокой церкви:[6] когда-то давно я воспринимал все, что мне говорилось, с излишней серьезностью. Как бы то ни было, период, когда я учился в Оксфорде, прошел под знаменем англо-католицизма, и, наверное, это заметно до сих пор. Во всяком случае, участие в разного рода церемониях и обрядах неизменно на меня действует. Я начинаю ощущать какие-то сигналы и движения души, которые кажутся мне… правильными, что ли. Ритуалы вообще великая вещь. Как еще можно сообщить окружающим о своих намерениях, не говоря ничего вслух и не привлекая к себе ненужного внимания? А я всегда был скрытен и не любил привлекать внимание.

Так, теперь нужно вручить патент и повестку лорд-канцлеру. Расписаться в Пергаменте верности,[7] принять Присягу, поцеловать Библию. Каждое из этих действий поражает возвышенностью и какой-то необычайной нравственной чистотой. Вместе с тем каждая из этих небольших формальностей представляет собой своего рода побег от грубой и приземленной повседневности.

Я снова чувствую себя новичком. Совсем как много лет назад, в 1924 году, когда я впервые заседал в парламенте в палате общин. Тогда тоже было официальное представление, хотя никакого особого наряда протоколом предусмотрено не было. Помню я и другие традиционные ритуалы – не менее важные, хотя и несколько менее формальные. Например, когда Чипс Ченнон повел меня показывать туалетные комнаты для членов парламента. «Самые важные помещения во всем здании!» – сообщил он с наигранной серьезностью, но, как он ни старался, в его не выражавших ничего, кроме тупой серьезности, глазах не промелькнуло ни малейшей искорки.

Это было сорок лет назад. С тех пор мне, пожалуй, удалось добиться кое-какого успеха. Другое дело, что мой политический и государственный потенциал так и остался не реализованным. Начало было весьма многообещающим, но потом – в тридцатых – случился этот глупый скандал. Я не сообщил об участии в нескольких бизнес-проектах. Ввел в заблуждение палату. В итоге мне пришлось подать в отставку с поста члена кабинета, и больше я назначений в правительство не получал. Вместо этого я превратился в одного из «заднескамеечников»[8] – быть может, не такого заурядного, как большинство, но все же… Признаться по совести, я рад, что теперь это осталось в прошлом. Столько лет потрачено, а что я получил в награду за службу? Какое-то жалкое пожизненное пэрство!.. Да меня просто вышибли, хотя и с повышением! Какой-то остряк даже сказал по этому поводу – дескать, только правильно, что, – учитывая мою репутацию, – я получил пэрство согласно представленному сэром Алеком списку награждаемых по случаю роспуска парламента.[9] Как бы там ни было, теперь я чертов лорд. Можно немного и поважничать.

После церемонии представления встретил в вестибюле Тома Драйберга. Он поздравил меня. В его голосе звучала неподдельная теплота – в этом не может быть никаких сомнений. Лично я всегда симпатизировал старине Тому как соседу по поперечной скамье.[10] Самое бескорыстное братское или, если можно так выразиться, сестринское чувство. Ничего плотского, разумеется. Просто общие интересы, взгляды. Он, конечно, тоже воспитан в духе Высокой церкви. Кроме того, мы оба немного склонны к крайностям. Том, будучи социалистом, порой заходит слишком далеко: иногда мне кажется, что орально-генитальный контакт представляется ему самым удачным проявлением демократии. Одно из его убеждений, о котором он как-то обмолвился, заключается в том, что процесс старения можно существенно замедлить, если глотать сперму молодых здоровых партнеров. Похоже, он говорил совершенно серьезно! Я ответил, что это, вероятно, крайний предел, до которого он способен дойти в деле преобразования собственной природы. Нет, я не имею ничего против подобного способа омоложения, особенно если он содействует процессу сближения с массами, однако, отправляя свой почетный член в поездку по избирательному округу, предпочитаю сохранять достойную позу и осанку. В медицине это называется, кажется, взаимной мастурбацией. Я, впрочем, терпеть не могу эти современные термины. В них слишком много бесстыдной откровенности, тогда как я предпочитаю слегка завуалированные определения, от которых исходит восхитительный аромат греха. В частности, для того, что нравится мне больше всего, существует превосходное старинное выражение – «фехтование».

Разумеется, я всегда был довольно сдержан, чего нельзя сказать о Драйберге. Даже не представляю, как все эти годы ему удавалось выходить сухим из воды! Я был крайне осторожен, быть может даже чрезмерно, но, в конце концов, в этом-то и заключается добрая половина удовольствия, которое получаешь от «фехтования». Да, я действовал весьма осмотрительно и ни разу не попался со спущенными штанами (в обоих смыслах).

– Как ты собираешься отмечать свое пэрство? – спросил Том.

Я пожал плечами. Я и в самом деле почти об этом не думал. Мне казалось, что официальной церемонии будет более чем достаточно. Ну а если говорить совсем откровенно, то в настоящий момент я нахожусь в несколько стесненных обстоятельствах и не могу устраивать многолюдных приемов. Быть может, чуть попозже я и отправлюсь в «Уайтс», чтобы пропустить стаканчик, но…

Том вдруг уставился на меня с видом заговорщика.

– Ты должен сходить на одну вечеринку, – сказал он. – Завтра вечером. Думаю, тебе будет интересно.

Он написал на карточке адрес и, сунув ее мне в ладонь, многозначительно улыбнулся.

– Приходи часам к десяти, – добавил он.

После этого я вернулся к себе на Итон-сквер, по дороге забрав почту. Несколько поздравительных телеграмм, в том числе от ассоциации избирателей. К счастью, мне больше не придется иметь дело с этим ужасным народом! Кроме телеграмм в почте оказалось два письма довольно зловещего вида. Одно из них было от Рут. Другое пришло из Национального загородного банка.

– гласило второе (или первое) письмо. –

Что ж, умолкли фанфары, пора, пожалуй, возвращаться к уродливой реальности. Внезапно я почувствовал ужасную усталость – из меня как будто вышел весь воздух. Наливаю себе хорошую порцию джина и принимаюсь за невеселые подсчеты. В активе у меня не густо. С зарплатой члена Парламента приходится распрощаться. Скудные ручейки наличности, которую приносили мне статьи и обзоры в газетах, тоже начинают иссякать (поскольку я больше не буйный «заднескамеечник», мое мнение никого не интересует). Есть, правда, «присутственные», которые получает за посещение заседаний каждый член палаты лордов, однако они не так уж велики (поэтому чем меньше времени я стану проводить в клубе «Дарби и Джоан», тем лучше). Работа на Би-би-си оплачивается довольно скудно, к тому же каждого чека приходится ждать целую вечность. Пожалуй, это все. Теперь рассмотрим пассив. Первым пунктом здесь идут расходы на «распущенную и сластолюбивую жизнь», как выразилась Рут. Пожалуй, здесь удастся кое-что сэкономить, хотя и не хочется. Кроме того, эта стерва требует двести пятьдесят фунтов в месяц! Где взять такие деньги – я понятия не имею. Она, по-видимому, тоже, но ее это как раз меньше всего заботит. Свинья неблагодарная! Я-то у нее ничего никогда не просил. Впрочем, если разобраться, то именно это и может оказаться первоисточником всех наших проблем. Если бы я… А-а, ладно. Что там еще? Так, ремонт харктуэллского поместья. Сухая гниль, жучок-древоточец и прочие неприятности. Предварительная стоимость ремонта – около двух тысяч фунтов. Черт! Встаю и наливаю себе еще джина.

Мысль о том, что приходится думать, как свести концы с концами, в тот самый день, когда я официально сделался обладателем титула лорда, действует угнетающе. Может быть, попробовать написать книгу? Взять аванс под причитающееся авторское вознаграждение и расплатиться с самыми неотложными долгами? Вот только о чем писать? Я еще слишком молод, чтобы предаваться письменным воспоминаниям, хотя о таких, как я, обычно говорят – «ровесник века». Самым очевидным выходом из положения было бы, конечно, продать дом. Продать «Харктуэлл-лодж» – приют первого (и последнего – будем смотреть правде в глаза) лорда Тереби. Нет, это не годится! К тому же я слишком люблю свое поместье, хотя его фундамент, заложенный еще во времена Тюдоров, буквально разваливается на части.

Я долго ломал голову, размышляя над этими проблемами, но так ничего и не придумал. С тем и отправился в кровать. «Можжевеловая меланхолия» – вот как я называю подобное состояние.

3 ноября, вторник

Джонсон в Белом доме. Сокрушительная победа. Похоже, эта тварь Голдуотер пришелся янки не по нутру, и я должен сказать, что разделяю их мнение.

Вечер, и я отправляюсь на «вечеринку», о которой упоминал вчера Томми Д. Бумажку с адресом, которую он всучил мне с этой своей сальной улыбочкой, я обнаружил в кармане. На бумажке только адрес (в Сохо) и имя – Гарри Старкс. Это имя абсолютно ничего мне не говорит. Впрочем, в нем есть что-то еврейское. Ничего удивительного – у Тома всегда хватало странных знакомых.

Я на месте только около половины одиннадцатого. Светловолосый юноша (вероятно, слуга или помощник) ведет меня в просторную гостиную, заставленную самой разнокалиберной мебелью. К дымоходу пристроен кошмарный каменный камин, в смежную стену вмонтирован модерновый бар с зеркалами и стеклами, однако, если не считать этого, комната не слишком изуродована. Среди мебели попадаются вполне достойные образцы, которые, как не трудно догадаться, достались новому владельцу вместе с домом. Все остальное – самый настоящий хлам. Кубки, медали, плакаты и афиши со скачек и боксерских состязаний, восточные и африканские сувениры, безвкусные фарфоровые статуэтки и множество фотографий в позолоченных рамках. На снимках один и тот же крепко сбитый субъект с напомаженными и зачесанными назад волосами позирует с самыми разными людьми, которых теперь, кажется, принято называть «деятелями шоу-бизнеса». «Деятели» профессионально улыбаются в объектив, но мужчина рядом, который, как я догадался, и является хозяином дома, держится не менее уверенно. Его взгляд кажется прямым, вызывающим и в то же время слегка настороженным, словно он испытывает легкий иррациональный страх перед волшебством фотографии – или же боится быть кем-то узнанным. Среди мишурного блеска обстановки человек на снимках выглядит немного потерянным и одиноким, словно он жаждал, искал чего-то большего, но так и не смог найти.

Светловолосый юноша принес мне бокал джина с тоником. Отпив глоток, я огляделся по сторонам. Ну и сборище! Первыми мне бросились в глаза несколько мужчин с жесткими, слегка деформированными лицами, похожие на бывших боксеров или вышибал. Несколько крикливо и вульгарно одетых типов, какой-то человек, которого я, кажется, видел по телевизору, пара-тройка каких-то мрачных субъектов и очень много молодых людей, почти мальчиков. Где-то в углу мелькнул и белый воротничок священника.

Потом я увидел нашего хозяина, который как раз разговаривал с Томом Драйбергом. В жизни он выглядел еще внушительнее, чем на фотографиях. Его костюм с Сэвил-Роу (темно-синий в узкую белую полоску, как у меня) придавал ему вид свирепого благородства.

Том перехватил мой взгляд и поманил меня рукой.

– Гарри, – сказал он, обращаясь к мужчине, – позволь представить тебя лорду Тереби.

Сросшиеся на переносице брови Гарри приподнялись, как одна. Я видел, что он потрясен до глубины души. Очевидно, принял меня за чистокровного аристократа, а не за пожизненного пэра, которого «выгнали с повышением», как я это называю. Нет, определенно существует какая-то общность между выходцами из низших слоев общества и подонками высших. Я думаю, главной объединяющей силой выступает здесь ненависть и неприятие средних классов.

Он протянул руку, унизанную массивными перстнями, с большими золотыми часами на запястье.

– Для меня это большая честь, ваша светлость.

Я улыбнулся. Впервые после официальной церемонии ко мне обращались соответственно моему титулу.

– Зовите меня просто Тедди, – сказал я, пожимая его крепкую руку.

– А меня – Гарри. – Он тоже улыбнулся, и я понял, что мы поладим.

– Гарри ведет большую благотворительную работу в Ист-Энде, – подсказал Том.

– В самом деле?

Гарри пожал плечами:

– Спортивные клубы для мальчиков и всякое такое. Ничего особенного.

Вероятно, для него это своего рода принцип наподобие noblesse oblige[11] – с дополнительным бонусом в виде droite de seigneur.[12]

Пока мы разговаривали, двое юношей устанавливали в конце комнаты кинопроектор и экран. Один из боксеров, приняв на себя роль мажордома, командовал молодыми людьми и помогал гостям рассаживаться, то и дело поглядывая на Гарри, который, казалось, руководил всем, хотя за это время наша беседа не прервалась ни на минуту.

– Прошу вас, Тедди, – сказал Гарри и, подмигнув, вежливо взял меня под локоть и повел к ближайшему стулу. – Садитесь. Сейчас начнется культурная программа.

Гости расселись, и свет в гостиной погас. Фильм состоял из серии коротких эпизодов, не связанных друг с другом сценок почти невинного разврата. В них мне чудилось что-то старомодное, классическое, чуть не античное. Все происходившее на экране напоминало скорее салонный фарс, чем ту современную порнографию, которую выдают у нас за искусство. Фильм был сделан так, что эротичной казалась не только нагота, но и одежда. Костюм был так же важен, как и его отсутствие. Хозяин и лакей были запечатлены в обстановке золотого века эдвардианского романтизма, включая французские окна и шезлонги. В возне отпущенных в увольнительную матросов игры было больше, чем брутальности. Даже сцены с участием «кожаных мальчиков» – несмотря на кнуты, цепи и умеренный садизм – казались наивно-милыми, выполненными почти что в стиле детского nostalgie de la boue.[13]

Зрители реагировали на происходящее на экране восхищенными вздохами и произнесенными вполголоса одобрительными комментариями, однако вскоре к этим звукам прибавились и другие, из коих следовало, что демонстрация фильма являлась своего рода прелюдией к главному блюду. Пользуясь темнотой, зрители начали потихоньку перещупываться. Потом пленка с шелестом закончилась и двое молодых людей начали не торопясь раздевать друг друга на фоне экрана, который представлял собой теперь яркий белый прямоугольник. Луч кинопроектора падал на их ладные, тугие тела, подчеркивая форму и движение игрой света и теней. Белая плоть резко выделялась на фоне угольно-черной тени. В конце один из юношей опустился на колени, чтобы взять в рот член другого.

Гарри щедрой рукой распределял юношей среди гостей. Каждый из молодых людей либо обслуживал кого-то, либо сам становился объектом страсти. Один из гостей-бизнесменов уже стоял на коленях перед мажордомом с переломанным носом. Часть приглашенных, правда, предпочла оставаться просто зрителями, однако, наблюдая за происходящим, они почти непроизвольно трогали себя за разные места, так что даже тот, кто просто смотрит и ждет, тоже является участником.

Ко мне наш хозяин подвел очень милого юношу, и мы уединились в одной из спален. Там юноша, с красивого лица которого не сходила лениво-самодовольная ухмылка, прислонился спиной к стене, и мы приступили к нашему фехтовальному поединку. Для начала я прямо через брюки схватил его за мошонку и несколько раз сжал.

– Достань, – негромко велел я, расстегивая собственную ширинку.

Потом я плюнул на ладонь и принялся яростно тереть наши члены друг об друга. Юноша несколько раз застонал, впрочем довольно вяло.

– Грязный, распутный мальчишка! – хрипло пробормотал я, когда дело уже близилось к концу. – Грязный, мерзкий развратник!

С моих губ сорвался сдавленный крик облегчения и восторга, в глазах на мгновение потемнело. Горячее семя выплеснулось из моего кулака и закапало мне брюки. Юноша равнодушно фыркнул и ушел, несомненно, для того, чтобы продолжать исполнять свои обязанности. Я же достал из верхнего кармана носовой платок и как следует почистился. На меня снизошло спокойствие, к тому же после испытанного напряжения я испытывал нешуточную усталость. Все-таки в мои годы подобные вещи даются нелегко. Между тем из всех уголков просторной квартиры продолжали нестись звуки, свидетельствующие об удовлетворении самых разнообразных сексуальных потребностей. В другое время это, возможно, меня бы заинтересовало, но сейчас я чувствовал себя выжатым как лимон и остро нуждался в чем-то для подкрепления сил. Джин с тоником – вот что мне нужно, подумал я и стал искать выход. Бродя в полутьме по спальне, я едва не споткнулся о Тома Драйберга, уважаемого члена парламента от Баркинга, который, стоя на коленях, энергично отсасывал у какого-то юного атлета.

11 ноября, среда

Сегодня, спустя неделю после нашего знакомства, мне позвонил Гарри и предложил встретиться. Пригласил его в «Уайтс». Я знал, что он будет в восторге, и не только потому, что это – старейший и самый престижный клуб Лондона. Здесь еще сохраняется дух истинно аристократической вседозволенности, качество, которое почти исчезло в других клубах и которое, как я инстинктивно понял, придется Гарри по душе. Его буквально тянуло к подобным вещам – совсем как меня тянуло к стилю жизни, который вели он и ему подобные. Для меня это было бы желанной переменой, особенно после занудных встреч с занудными бизнесменами и избирательных вечеров консерваторов, на которых мне приходилось бывать в последнее время, пожалуй, слишком часто. А в Харктуэллском консервативном клубе и в самом деле можно помереть со скуки. Другое дело – Гарри. Я подозревал, что, несмотря на свое еврейское имя, Гарри Старкс – личность не совсем, скажем так, кошерная. Он был человеком опасным, но именно в этом и заключалась значительная часть его обаяния.

Показывая Гарри клуб, я заметил, как он украдкой любуется собой в высоком зеркале на лестничной площадке. Увидев свое отражение в стекле, обрамленном изысканной рамой в стиле барокко, он даже позволил себе слегка улыбнуться. Обрамленная колоннами дверь привела нас в игровую залу, и Гарри сразу шагнул к бильярдному столу. Казалось, увидев хорошо знакомый предмет, он сразу успокоился и перестал нервничать.

– «Уайтс» – один из немногих лондонских клубов, где еще сохранились бильярдные столы, – пояснил я.

Гарри задумчиво погладил кончиками пальцев зеленое сукно.

– Когда-то у меня тоже был бильярдный зал, – сказал он. – Вернее, я был одним из совладельцев. Парень, который заправлял там всеми делами, предложил мне войти в долю. У него возникли кое-какие проблемы, а я помог их решить.

Тут Гарри посмотрел на меня и многозначительно улыбнулся.

– Может быть, хочешь сыграть? – спросил я.

– Нет, Тедди, спасибо, – ответил он, похлопав ладонью по полированному бортику. – Солидная это вещь – бильярдный стол. Солидная, крепкая, красивая. Вот только сукно рвется слишком легко.

На мой недоуменный взгляд Гарри ответил взглядом пустым и безразличным. Как видно, этот прием у него хорошо отработан. Такой взгляд и подчиняет тебя, и притягивает.

– Тогда давай выпьем чего-нибудь, – беспечно предложил я, и мы вместе отправились в бар. Там Гарри откинулся на спинку кожаного кресла и, потягивая виски с содовой, небрежным взглядом окинул обстановку.

– Неплохое местечко, – заметил он. – Я бы и сам не прочь сюда вступить.

Я улыбнулся, надеясь, что Гарри шутит. Чтобы вступить в клуб «Уайтс», нужно было два года состоять в списке кандидатов. Кроме того, далеко не аристократическое происхождение Гарри вряд ли могло служить решающим фактором в его пользу. При мысли о том, что он может обратиться к руководству клуба с заявлением о приеме, я испытал смутный ужас.

Потом Гарри нахмурился и его лоб – как раз в том месте, где сходились брови, – пересекла глубокая морщина. Сделав еще глоток виски, он резко выдохнул воздух.

– Итак, Тедди… – проговорил он.

Я хорошо видел, что он дорожит возможностью обращаться ко мне с подобной фамильярностью ничуть не меньше, чем самыми строгими формальностями и протоколом. Это его качество делало Гарри практически неотразимым.

– Я хотел бы поговорить о делах, если не возражаешь.

– О делах? – переспросил я небрежно, но с некоторой долей сдержанности.

– Да, о делах. Я хотел бы сделать тебе одно предложение. Что ты скажешь, если я предложу тебе высокий руководящий пост в новой компании, которую я намерен создать?

– Я бы с удовольствием, Гарри, но как раз сейчас я немного занят.

– Но я вовсе не имел в виду практическое руководство, Тедди. Я понимаю, что у тебя вряд ли найдется время, чтобы заниматься повседневной рутиной. Я имел в виду просто… ну, ты понимаешь.

И он слегка пожал плечами.

– Тебе бы хотелось, чтобы я время от времени участвовал в заседаниях совета директоров, – подсказал я. – И присутствовал на ежегодных собраниях пайщиков, не так ли? Ты собирался предложить мне что-то в этом роде, да?

– Да, – ответил Гарри и улыбнулся. – Что-то в этом роде.

13 ноября, среда

Поездка в Бристоль на запись популярной программы «Есть вопросы?». Со мной на панели – Дингл Фут, Тони Кросленд и Вайолет Бонэм-Картер. Перед записью – превосходный обед. Один из вопросов был таким: «Каковы, по-вашему, были бы последствия, если бы современное общество стало „обществом вседозволенности“[14] в полном смысле слова?» Я ответил, что двадцатые годы были в полном смысле слова похожи на самую настоящую оргию, но это сошло нам с рук, потому что мы ни у кого не спрашивали дозволения. Мой ответ вызвал смех и аплодисменты.

17 ноября, вторник

Официально назначен директором «Эмпайр рефрижерейшн лимитед». Назначение подтверждалось чеком на две тысячи фунтов, доставленным мне на квартиру одним из «мальчиков» Гарри. Кстати, он доставил мне не только чек, но и кое-что еще.

Итак, я выбрался из финансовой ямы, во всяком случае – пока. В ближайшее время ни Рут, ни банк не станут больше меня беспокоить. Кажется, в моей жизни наметился поворот к лучшему. Стремление Гарри к солидности и даже некоторой помпе имеет свои полезные стороны, которые я мог бы использовать. Во всяком случае, имя лорда Тереби будет неплохо смотреться на бумагах его компании. Уважение Гарри может завоевать и силой, но только такие друзья, как я, способны придать респектабельность его начинаниям.

21 ноября, суббота

Вероятно, в качестве ответной услуги Гарри зовет меня к себе в клуб. «Это, конечно, не „Уайтс“, Тедди», – сказал он при этом, и был прав. «Звездная пыль» расположена в не слишком престижном районе Сохо, к югу от Шафтсбери-авеню, практически на границе с Чайнатауном. Впрочем, клуб довольно приятный, хотя и немного вульгарный. Если ему и недоставало богемного духа, свойственного большинству расположенных в Сохо забегаловок, этот недостаток с лихвой искупала аура самой настоящей опасности, исходившая от некоторых посетителей клуба.

Когда я приехал в «Звездную пыль», меня уже ждал (кто бы сомневался?) фотограф, готовый запечатлеть мой визит для истории. Наконец и я попал в коллекцию «деятелей» – пухлолицый старикан в «бабочке», который дружелюбно улыбается в объектив рядом с суровым Гарри и каким-то цветным юношей-боксером.

23 ноября, понедельник

Сегодня стал членом управляющего совета «Виктори электрикл гудс». Мне ужасно понравился паренек, которого прислал ко мне Гарри. Его зовут Крейг. Очень симпатичный, но немного грубоватый и резкий – я таких просто обожаю! Сразу видно: бедовый парень – пробы ставить негде, но в то же время есть в нем какая-то застенчивость и ранимость. Этакая духовная чувствительность, способная реагировать на тончайшие обертоны в отношениях. После долгого и весьма приятного «фехтования» мы немного поболтали. Оказывается, у Крейга нет постоянного жилья! Предложил ему переехать ко мне. Я мог бы даже немного платить ему, если бы он взялся прибираться в квартире и выполнять кое-какие мелкие поручения. Похоже, моя идея пришлась парню по душе, но он сказал, что сначала должен попросить разрешения у Гарри.

27 ноября, пятница.

Ездил с Гарри в Хэкни на собачьи бега. Довольно интересно и поучительно. Должен признаться, что окунаться в гущу народной жизни нравится мне ничуть не меньше, чем мистеру Старксу – вращаться в высшем обществе. Восхитительно и прекрасно находиться среди грубых мужчин и крутых, непослушных, буйных мальчишек!

Гарри предложил выплачивать мне ежемесячную зарплату. «Как консультанту по вопросам бизнеса» – так он это сформулировал. Время от времени от меня, разумеется, будут требоваться кое-какие услуги. Официальное представление или просто присутствие на совещании или обеде с деловыми партнерами. Ответил согласием. Гарри также разрешил Крейгу перебраться ко мне.

Вот уж поистине удачный вечер! Кроме всего прочего, я выиграл на тотализаторе 30 фунтов.

30 ноября, понедельник

Трест «Олбани» пытается убедить меня выступить в палате в поддержку изменения законов, касающихся гомосексуалистов. Ответил, что в принципе я не против. Мне, однако, следует быть предельно осторожным, ввязываясь в дело, которое может заставить некоторых моих коллег прийти к неблагоприятным для меня умозаключениям.

В моем поместье в Харктуэлле начались ремонтные работы.

3 декабря, четверг

Крейг переехал ко мне. Бедняжка, у него почти ничего нет! Только два облезлых чемодана, которые стоят теперь в предназначенной для него свободной комнате. Увидев, что он с интересом разглядывает мои книжные полки, заговорил с ним о некоторых редких изданиях и испытал острое чувство неловкости, когда мальчик признался, что не умеет читать. Обещал помочь ему овладеть грамотой. Насколько я заметил, помимо книг Крейга интересует, как развить в себе хороший вкус и манеры. Во всяком случае, он пытается понять и запомнить любые мелочи, которые относятся к культуре и этикету. Проявляет любопытство по отношению к антиквариату и objets d'art,[15] которые находятся в моей городской квартире. Похоже, в старинных вещах он кое-что смыслит, хотя его познания ни при каких условиях нельзя назвать глубокими или хотя бы систематическими.

7 декабря, понедельник

Обедал с Гарри в парламенте. Он, разумеется, был в восторге от нашей помпезно-официальной обстановки. Часть его очарования как раз и заключается в том, что в нем нет абсолютно ничего буржуазного. Напротив, он излучает грубую и властную силу, как типичный феодал. О районе, где он живет, о всем своем окружении Гарри отзывается как о своей «усадьбе». Интересно, играл ли он в детстве в предводителя пиратов, ползая по руинам разбомбленных домов? Я – играл, хотя должен сказать откровенно, что рос я в более здоровой обстановке.

Мир привилегий его восхищает. Наверное, это вполне патриотическое желание быть частью какого-то большого дела. Он хочет участвовать. Собственно говоря, Гарри уже спрашивал меня, как попасть в списки на получение титула или звания. «Пэрство мне ни к чему, – доверительно сообщил он. – А вот от звания рыцаря я бы не отказался. Это как раз по мне!» Думаю, что в рыцарстве его больше всего привлекает военный аспект, сама идея военной аристократии. Насколько мне известно, Гарри восхищают люди действия, принадлежащие к высшему сословию: например, сэр Лоуренс Аравийский или сэр Гордон Хартумский. Об этих героях Империи и отважных исследователях он, несомненно, прочел в своих детских книжках с картинками и всю жизнь пытался по-своему подражать им, что для него означало поиски респектабельного и по-джентльменски корректного способа добывать деньги при помощи угроз. Что ж, чем не вариант для того, кто хочет перепрыгнуть через средний класс по пути из грязи в князи?..

9 декабря, среда

Сегодня разговаривал по телефону с Рут. Сумел обойтись без скандала. Рут очень довольна моими новыми обстоятельствами, благодаря которым она получит подобающее финансовое обеспечение. Еще бы она была недовольна!

Ремонт в Харктуэлле идет полным ходом. «Я сейчас живу на самой настоящей строительной площадке!» – пожаловалась Рут, а я представил себе мускулистые, мокрые от пота тела рабочих. Из-за ремонта мы решили не встречать Рождество в «Харктуэлл-лодж». Рут отправится к каким-то своим подругам, так что я смогу побыть с Крейгом. Мы договорились, впрочем, что в будущем году, когда ремонт будет закончен, я как-нибудь приеду в поместье на уик-энд. Я также решил (для себя) изыскать способ услать Рут куда-нибудь подальше, чтобы она не помешала мне устроить в отремонтированном доме свою «вечеринку».

12 декабря, суббота

Водил Крейга в «Олд-Вик»[16] смотреть Оливье в «Отелло». Старина Ларри производит жуткое впечатление – он похож на перекопченный окорок и к тому же говорит по-английски с нелепым вест-индским акцентом. Крейг, впрочем, был в восторге. Он решил, что Л.О. дьявольски талантлив. «Ларри мог бы представлять в „Черно-белых менестрелях“[17]» – вот что сказал Крейг по этому поводу.

15 декабря, вторник

Обедал с Гарри в «Квалинос». Впервые серьезно разговаривали о бизнесе. Гарри считает, что пока все идет неплохо, но существует вполне реальная возможность расширить дело еще больше. Честно говоря, меня несколько беспокоит некоторая рискованность его деловых начинаний. Иными словами, я боюсь оказаться вовлеченным в какой-нибудь скандал. Но Гарри просто помешался на респектабельности, а, по его мнению, один из способов достичь этого – вести дело с размахом. Впрочем, подобный подход сулит определенные выгоды нам обоим.

Мы вместе проанализировали факты. Небольшие, но многочисленные предприятия Гарри приносят стабильный доход. Ему удалось накопить весьма солидный капитал, который, однако, приходится постоянно перебрасывать со счета на счет, чтобы ненароком не привлечь к нему внимание Управления налоговых сборов или других заинтересованных сторон. «Что ж, – сказал я, – пожалуй, лучшего момента для расширения бизнеса нам действительно не найти. Но нужен новый крупный проект, желательно – зарубежный, в который можно было бы вложить этот капитал».

Гарри с головой захвачен перспективой создания собственной бизнес-империи. Его всегда привлекали рискованные авантюры; кроме того, я полагаю, для него это – неплохой способ оставить след на земле. Увы, его познания в экономике иначе как зачаточными не назовешь. Вместе с тем примитивная коммерция типа «купи–продай» ему тоже скучна. Гарри нравится покорять, захватывать, даже отнимать. Урвать для себя кусок пожирнее – вот предел его мечтаний, по крайней мере – на данном этапе.

– Быть может, я даже получу Королевскую премию в области промышленности, Тедди, – проговорил он самым прозаичным тоном.

19 декабря, суббота

Очень беспокоюсь о Крейге. Вчера вечером он куда-то ушел, и с тех пор я его не видел. Вернулся он только сегодня вечером, пьяный как сапожник. Мы крупно поссорились. В последнее время Крейг ленится и небрежно исполняет свои обязанности. Когда я дипломатично намекнул на некоторые его промахи, он буквально встал на дыбы. «Я тебе не слуга, на хер!» – прорычал он, обдав меня запахом пивного перегара, после чего рухнул на кровать.

Я хорошо понимаю, что различие в его и моем общественном положении способно вызвать у мальчика чувство беспокойства, неуверенность и даже гнев. И все же я продолжал надеяться, что в конце концов мы сумеем поладить и что призрак классовой борьбы не сможет омрачить наши отношения.

21 декабря, понедельник

Сегодня вечером палата общин проголосовала за закон об отмене смертной казни за убийство. Учитывая, что преимущество сторонников нового закона было подавляющим (триста пятьдесят пять депутатов «за» и всего сто семьдесят – «против»), я не думаю, что палата лордов попытается опротестовать это решение. К тому же в нынешнем году это последний важный законопроект, который парламент должен обсудить до начала рождественских каникул.

25 декабря, пятница

Вот и наступило Рождество! С утра Крейг ездил в Бетнэл-Грин, чтобы навестить мать, но вечером вернулся, и мы прекрасно провели время вдвоем. В частности, мы обсудили вопрос, что нам нужно делать, чтобы меньше ссориться. Крейг был очень мил; он извинялся за плохое поведение и т.д.

8 января, пятница

Ездил с Гарри в казино-клуб «Колония», что на Беркли-сквер. Это – одно из множества игорных заведений, открывшихся после принятия нового закона об азартных играх. В «Колонии» оказалось полным-полно американцев, одетых вычурно и безвкусно. Кажется, среди посетителей находился известный киноактер Джордж Рафт, но я не знаю его в лицо. Гарри представил меня очаровательному ньюйоркцу, которого звали Дино Челлини. «Для меня-а ба-альшая честь па-азнакомиться с ва-ами, лойд Те-есби!» – проговорил он с карикатурным бруклинским акцентом. Совершенно раньоновский[18] тип! Потом он и Гарри быстро отошли в сторону, но прежде Г. вручил мне целую пригоршню фишек для игры.

В последний раз я играл в рулетку еще в двадцатых, в Монте-Карло, но сейчас я почувствовал себя так, словно и не было этих лет. Тогда я рисковал, безоглядно и беспечно. Типичный недостаток молодости, спешащей промотать свое наследство в угоду честолюбию и амбициям. Faites vos jeux.[19] Поймал было талию, но к концу вечера спустил все, что выиграл.

15 января, пятница

В курительной комнате витает сдержанное напряжение. Говорят, сэр Уинстон при смерти. Удар или что-то в этом духе. Ничего удивительного – в конце концов, старому борову в прошлом месяце стукнуло девяносто.

16 января, суббота

Крейг снова куда-то ушел и пропал. Квартиру оставил в жутком беспорядке. А ведь мы собирались провести выходные вместе! Пожалуй, это уже чересчур! Все же я сильно расстроился. Когда мне надоело ждать, я снова отправился в казино «Колония». Узнал, что могу открыть счет, – достаточно было только упомянуть имя Гарри. Проиграл 500. Несмотря на это, моя хандра куда-то улетучилась.

17 января, воскресенье

По-прежнему никаких известий о К. Пришлось самому взяться за уборку. Под кроватью в гостевой спальне обнаружил сумку с моим столовым серебром! Оказывается, его интерес к старинным вещам носит куда более профессиональный характер, чем я думал. Сбылись мои худшие опасения: под одной крышей со мной живет настоящий жулик и вор!

19 января, вторник

Крейг вернулся. Ввалился очень поздно, и опять пьяный. Обвинил его в краже серебра. Сначала он возмущался, потом расплакался – сказал, что у него была трудная жизнь, никаких возможностей и т.д. и т.п. В итоге мне пришлось его утешать. Все же сказал ему, что он должен, наконец, взяться за ум и начать вести себя как положено.

21 января, четверг

Ужасный день! Началось с того, что ко мне явилась полиция. Точнее, не полиция, а полицейский – бандитского вида коротышка с бегающими, крошечными, как бусинки, глазами, который назвался детектив-сержантом Муни. Он хотел поговорить с Крейгом, но его не было, поэтому полицейский принялся задавать мне разные нелепые вопросы насчет наших «взаимоотношений» и проч., а также делать всякие скабрезные намеки. Когда я спросил, знает ли он, кто я такой, этот наглец только кивнул и, гнусно улыбнувшись, ответил: «Разумеется, мне все о вас известно». Наша беседа закончилась вполне тривиально: коротышка потребовал денег. Целых двести фунтов! Я предложил выписать чек, но он только рассмеялся мне в лицо. Придется срочно встретиться с Гарри. Сейчас у меня просто нет такой суммы наличными. Кроме того, с Крейгом, по-видимому, придется расстаться, поскольку так продолжаться не может. Ему придется съехать.

22 января, пятница

Ездил к Гарри в его мэйферскую квартиру. Рассказал о вчерашнем неприятном инциденте. Похоже, Г. хорошо знает детектив-сержанта Муни. «Да, этот тип не прочь подзаработать на сфабрикованных уликах, – заметил он. – Но не беспокойся, я все улажу». Не скрою, от этих слов я испытал огромное облегчение, но когда я сказал: «Спасибо, Гарри, теперь я твой должник», – он жутковато улыбнулся и произнес оч. тихо: «Я знаю, Тедди, знаю…»

24 января, воскресенье

Выяснил отношения с Крейгом. Я потребовал, чтобы он съехал. Последовала бурная сцена. Сначала Крейг просто ругался, потом начал меня оскорблять. Внезапно он замолчал и начал быстро собирать вещи. Уходя, пробормотал: «Ты еще об этом пожалеешь». Вместе с ним исчезли каретные часы эпохи королевы Анны и несколько серебряных подсвечников. C'est la guerre.[20]

Все же я чувствовал себя оч. подавленным. Сел с бутылкой джина и стал слушать радио. В программе «Внутреннее вещание» передали, что старик Уинстон все-таки дал дуба. Странное, гнетущее ощущение вызвала во мне эта новость. Нет, я не столько сожалел о нем, сколько оплакивал свою собственную неудавшуюся карьеру. Ведь я был одним из немногих, кто оставался с ним все годы, когда он был не в фаворе, однако, когда на свет Божий выплыло то дельце с незадекларированными доходами, У. просто взял и выставил меня вон. Наверное, мне не следует судить его слишком строго, и все же ощущение того, что меня предали, оставалось со мной очень и очень долго.

В конце концов мне надоело сидеть дома одному и ворошить прошлое. Поехал в «Колонию», чтобы попытать счастья за столом. Все эти раздумья неизменно вышибают меня из колеи. В результате к тому времени, когда я добрался до казино, я был совершенно fou.[21] Нужно быть осторожнее. Даже не помню, сколько я проиграл.

30 января, суббота

Сегодня – прощание со стариной Уинстоном. Большой государственный пикник в соборе Св. Павла. Честно говоря, мне совсем не хотелось в этом участвовать, но Гарри настоял, чтобы я заехал к нему пропустить стаканчик. Оказывается, он устроил что-то вроде поминок по старому борову. Гарри, конечно, большой поклонник Черчилля – у него есть пластинки со всеми его речами. На поминках я оказался чем-то вроде почетного гостя, поскольку мне как-никак довелось знать сэра Уинстона лично. Попотчевал собравшихся «деятелей» и громил кое-какими анекдотцами о старине У. Рассказал, в частности, как в двадцатых годах, на выступлении в дискуссионном обществе Оксфордского университета, Ф. Смит перебил его, прошептав на весь зал: «Хватит болтать, Уинстон. Не такой уж у тебя милый голосок». Гарри, впрочем, был настроен довольно серьезно. Он даже предложил тост за «Последнего Титана Империи», как он выразился, и добавил: «Таких, как он, больше не будет». При этом мне показалось, что не только у Гарри, но и всех этих ребят из Ист-Энда глаза были почти что на мокром месте. Неколебимая верность настоящих представителей рабочих классов. Такое, я думаю, не снилось никому из тех, кто называет себя социалистами.

6 февраля, суббота

Ремонт в поместье закончен, поэтому я сел в поезд и отправился в Харктуэлл-Приморский. Приятно все же выбраться на пару дней из Лондона! Счастлив сказать, что «Харктуэлл-лодж» выглядит совсем как раньше. Оказывается, мне его очень не хватало! Усадьба представляет собой странный архитектурный гибрид: тюдоровский цоколь XVI столетия и георгианский полуэтаж, построенный около двухсот лет спустя, удивительным образом венчаются бельведером, из которого открывается великолепный вид на побережье. Хотелось бы мне, чтобы все это принадлежало мне одному!

Рут и я обедали вместе в столовой. Все прошло довольно мирно. Былое остроумие по-прежнему при ней, хотя теперь ее юмор носит явный оттенок горечи. Однако ближе к вечеру, когда начало темнеть и в комнатах сгустился мрачный полумрак, ситуация осложнилась. Мы оба слишком много выпили за обедом, стараясь любым способом сдержать раздражение и досаду. Я никогда не одобрял, когда женщина пьет. Особенно Рут. Спиртное делает ее совершенно невыносимой.

– Тебе всегда было наплевать на меня, Тедди, – проговорила она слегка заплетающимся языком. – Мне дьявольски одиноко здесь, а ты…

– Почему же ты тогда не даешь мне развод? – парировал я.

– Ты ведь этого и добиваешься, не так ли? Так вот, я не доставлю тебе этого удовольствия!

– Ты хочешь сказать, что остаешься моей женой только для того, чтобы досадить мне?!

– Так вот что такое для тебя наш брак, Тедди?! Просто досадная помеха! Все наши маленькие «соглашения», всё, с чем я вынуждена была мириться… Ну уж нет, ты так легко от меня не отделаешься! Теперь я леди Тереби, черт возьми!

– Вот и веди себя как леди!

– Не надо учить меня, как себя вести! Я-то знаю, что ты задумал.

– Ладно, Рут, хватит! Не утомляй меня.

– Я все знаю о тебе и твоих дружках! – Последнее слово прозвучало в ее устах как самое грязное ругательство.

– Я знаю, – продолжала она, – что ты связался с каким-то головорезом. Вас видели на собачьих бегах, где вы оба приставали к молодым смазливым мальчикам!

– Это наглая ложь! – возмущенно возразил я, но Рут рассмеялась каким-то визгливым, лающим смехом.

– О, Тедди, – добавила она с ненавистью, – какой же ты все-таки болван! Эти твои секреты… Да тебя же насквозь видно! Думаешь, кого-то может обмануть твой фасад? И не надейся. Все давно знают, кто ты такой на самом деле!

Стараясь сохранить остатки спокойствия, я сказал, что с меня довольно, и поднялся, чтобы выйти из комнаты.

– Я вышла замуж не за мужчину! – крикнула Рут мне вслед. – Я вышла замуж за сопливого мальчишку. Интересно, ты когда-нибудь повзрослеешь или останешься таким, как сейчас, до самой смерти?!

7 февраля, воскресенье

Идем к литургии в церковь Св. Матфея в Харктуэлле. Рут и я старательно исполняем перед прихожанами роли лорда и леди Тереби. Блестящие зубы, широкие улыбки. Оказавшись в мирном полумраке деревенской церкви, я пытаюсь расслабиться. Служба, как всегда, идет размеренно, торжественно. Молитвенному настроению мешают, однако, убийственные замыслы, которые я лелею в отношении собственной жены. Автоматически совершаю все необходимые телодвижения, крещусь, кланяюсь. После службы недолго беседую с приходским священником, пожимаю руки нескольким прихожанам, которых едва помню.

С вечерним поездом возвращаюсь в Лондон. Мысли о сплетнях тревожат, смущают меня. Оч. боюсь скандала – любого скандала.

12 февраля, пятница

Ходил в «Одеон» на Лейчестер-сквер на благотворительный показ фильма «Лоуренс Аравийский», организованный Гарри. Похоже, это одна из любимейших его лент. Во время перерыва в баре, куда мы пошли пропустить по стаканчику, Гарри был грустен и смотрел вокруг рассеянным, грустным взглядом. Какой-то шут гороховый из числа его друзей – не то знаменитый актер, не то поп-звезда – насыпал себе в туфли песку из пожарного ящика, а потом демонстративно вытряхнул у стойки. «Чертов песок буквально везде!» – гнусавя на манер жителей южного Лондона, объявил он под общий хохот, но Гарри даже не улыбнулся. Впервые на моей памяти он не обращал внимания на своих любимых «деятелей», во множестве толпившихся в вестибюле и баре. Не принял он и этой легкомысленной шутки, намекавшей на пески Аравийской пустыни. Повернувшись ко мне, Гарри мрачно процедил сквозь зубы: «Сэр Лоуренс был настоящим мужчиной и умел смотреть в лицо опасности. И еще он был ловким, как я».

Гарри неравнодушен к знаменитостям нашего телевизионного века; он любит окружать себя этими людьми, но самого его влечет известность совсем иного рода.

Где-то в глубине его души живет мечта о головокружительных приключениях и подлинной славе. Мы говорили об арабской культуре, и Гарри упомянул о Северной Африке. Ему приходилось бывать в Танжере в пятидесятых, когда он работал на Билли Хилла – короля ипподромных банд.

15 февраля, понедельник

Палата лордов дебатирует вопрос о помощи нашим заморским территориям. После заседания беседовал с лордом Чилверсом об Африке. Тони Чилверс – наш новый «капитан индустрии», и его буквально распирают свежие идеи. Мы обсудили ситуацию в Родезии и пришли к выводу, что, если Смит, не получив поддержки, потерпит неудачу, партию тори ожидает серьезный кризис. Затем мы заговорили о молодых африканских государствах, об их стремлении к независимости. «Все очень просто, Томми, – проникновенно сказал Чилверс. – Мы должны стремиться к тому, чтобы эти новообразованные государства не стали коммунистическими или прокоммунистическими. Между тем их националистически настроенная интеллектуальная элита склонна брать за образец советскую модель развития и индустриализации…» И он принялся болтать о различных теориях развития, «условиях для успешного экономического старта» и тому подобном. В какой-то момент я потерял было нить разговора, но тут он заговорил о благоприятных возможностях для инвестиций. Особенно перспективной в этом отношении Тони, по-видимому, считал Нигерию. Значительная территория, большие запасы природных ресурсов, стремление к модернизации промышленности и проч. Насколько я понял, ему известны как минимум несколько проектов, сулящих неплохие дивиденды.

Внезапно я подумал о Гарри и о его нажитом не слишком честным путем капитале. Подобное помещение средств было бы вполне в духе его не совсем обычных представлений о роли Империи. Возможность, о которой говорил Тони, казалась мне почти идеальной. Судя по последним новостям, положение нового правительства Нигерии было довольно шатким, к тому же оно успело погрязнуть в коррупции, что создавало более чем благоприятный климат для помещения денег. Я сказал Тони, что подобные проекты меня весьма интересуют и что я знаю нескольких потенциальных инвесторов. Тони Чилверс обещал познакомить меня с подходящим клиентом.

17 февраля, среда

Скучный, унылый день. Настроение мрачное. Боюсь, как бы не свалиться с гриппом. Чувствую себя старым и одиноким. Очень скучаю по Крейгу, несмотря на его недостатки. По радио передали – Гамбия обрела независимость. Снова Африка… Возможно, это совпадение, а возможно – указание на то, что затея с вложением капиталов не такое уж безумство.

18 февраля, четверг

Весь день пролежал в постели. Самочувствие отвратительное. Принял несколько бокалов скотча (в медицинских целях). Ужасно все-таки остаться с болезнью один на один. Кто станет ухаживать за мной, когда я стану совсем старым и не смогу сам о себе заботиться?

20 февраля, суббота

Чувствую себя гораздо, гораздо лучше! Несмотря на дождь, вышел из дома и немного прошелся. Разговаривал по телефону с Тони Чилверсом, договорились о встрече с каким-то типом из Нигерии. Вечером ездил в казино «Колония». Выиграл 1200 фунтов!

21 февраля, воскресенье

Звонил Гарри, чтобы рассказать ему насчет африканских инвестиций. Г. оч. заинтересовался. Упомянул о своей болезни, и Гарри сказал: «Если бы я знал, то послал бы одного из своих мальчиков, чтобы он поухаживал за тобой». «Ну, коль скоро ты заговорил об этом, – ответил я, – то должен сказать откровенно: до полного выздоровления мне еще далеко». «Я понял», – сказал Гарри и положил трубку. Около шести часов ко мне приехал очаровательный блондинчик! Дал ему выпить, потом мы сразу перешли к «фехтованию». Я действовал довольно бесцеремонно, даже грубо, но, по-моему, это лучший выход. После случая с К., к которому я питал самые искренние и глубокие чувства, мне ни к чему была глубокая эмоциональная привязанность, способная привести к новым неприятным последствиям. Лег спать, чувствуя себя глубоко удовлетворенным.

23 февраля, вторник

Сегодня ездил в Кингстон-на-Темзе – в огромный современный особняк Тони Чилверса, – чтобы встретиться с африканцем. Почему-то я думал, что он должен быть гораздо старше. Джону Огунгбе на вид не больше тридцати. Невысокий, гибкий, он был одет в модный костюм облегающего силуэта и шелковую сорочку с открытым воротом. На ногах у него были очаровательные туфли без шнурков из натуральной крокодиловой кожи – очень стильно! Волосы у Огунгбе пострижены совсем коротко, а кожа кажется натянутой так туго, что хорошо просматривается развитая костная структура черепа. В целом – типичный африканец с приплюснутым носом и выступающими вперед губами, но все равно он очень, очень красив!

Мы обменялись рукопожатием, и Огунгбе улыбнулся, сверкнув безупречными, ослепительно-белыми зубами, но я заметил, что его взгляд остался холодным, настороженным. Глаза у него желтоватые, белки – с розовыми прожилками.

Джон приехал из Нигерии в Лондон, чтобы изучать инженерное дело. Сдав квалификационный экзамен, он работал и в Англии, и у себя на родине, участвуя сразу в нескольких строительных проектах. Как сообщил Огунгбе во время нашего разговора, он довольно решительно настроен использовать свои знания, чтобы улучшить жизнь своего народа. Мы беседовали о новом строительстве, причем я старался поддакивать ему во всем, издавая в нужных местах соответствующие звуки.

Проект, которым Огунгбе занимается в настоящий момент, заключается в том, чтобы построить в окрестностях Энугу в южной части Нигерии новый поселок городского типа. По плану там предстоит воздвигнуть около 3000 домов и современный торговый центр. Огунгбе уже заручился поддержкой правительства, но ему не хватает капитала, чтобы начать строительство. Он, впрочем, не выказал никакого разочарования, когда я сказал, что не располагаю достаточными свободными средствами для участия в подобном масштабном проекте. Огунгбе уверен, что мой титул и положение в обществе способны привлечь достаточное количество инвесторов, и надеется, что я помогу ему найти таких людей в Лондоне.

Потом Тони пригласил нас за стол. За ланчем Джон Огунгбе спросил, что мы думаем о Яне Смите и ситуации в Родезии. Мы с Тони старались отвечать максимально дипломатично, то есть больше ходили вокруг да около. Вскоре Тони переменил тему и принялся оплакивать судьбу частного предпринимательства при лейбористах. По всей видимости, Уилсон намерен ввести в бюджет корпоративный налог. Заодно Тони серьезно предостерег Дж. Огунгбе против социалистического пути развития для Нигерии и пригласил меня принять участие в работе группы по разработке партийной политики оказания помощи заморским территориям, созданной недавно при Политическом консультативном комитете. Согласился.

24 февраля, среда

Ездил навестить Гарри. Рассказал ему о вчерашней встрече с Дж. Огунгбе и предложил встретиться с нигерийцем. Г. не против. Я собирался устроить что-то вроде делового обеда в «Уайтсе», но у Гарри появилась другая идея.

– Почему бы тебе не пригласить его в мой клуб? – спросил он.

– В «Звездную пыль»?

– Да. Почему бы нет? Он мог бы быть нашим почетным гостем.

– Ты уверен, что это хорошая идея?

Мне очень хотелось произвести на Огунгбе хорошее впечатление, но я боялся какой-нибудь вульгарной выходки со стороны Гарри. Разумеется, сказать ему об этом откровенно я не мог. Гарри иногда бывает очень обидчивым.

– Чем тебе не нравится мой клуб? – с негодованием спросил он.

– Он мне нравится, просто… – Я вздохнул. – Нужно показать ему, что мы не какая-нибудь шпана.

Гарри от души расхохотался.

– Хорошо, хорошо, ваша светлость, не беспокойтесь, – сказал он. – Я буду хорошо себя вести.

25 февраля, четверг

«Комитет 1922 года»[22] одобрил новую систему выборов нового лидера путем голосования членов парламента. Сэр Алек держится храбро, но дни его сочтены: в ближайшее время ему все равно придется подать в отставку.

27 февраля, суббота

Принимая Огунгбе в «Звездной пыли», Гарри, пожалуй, немного переусердствовал в своем старании сделать все, чтобы наш почетный гость чувствовал себя комфортно. Он, впрочем, все же не забыл пригласить нескольких знакомых бизнесменов, которые могли бы вложить деньги в африканский проект. Не обошлось, разумеется, и без неизбежной «фотографии на память».

Поначалу мистер Огунгбе и мистер Старкс отнеслись друг к другу не без некоторой настороженности. Мне также показалось, что Джон приглянулся Гарри не только как потенциальный деловой партнер. Когда я только представил их друг другу, он хитро подмигнул мне, словно мы оба были участниками заговора. В манере Гарри держаться было что-то чрезмерно дружелюбное, и это меня обеспокоило. Не знаю, как Гарри относится к расовым различиям. Мне известно, что он довольно болезненно реагирует на любой намек на свою еврейскую кровь, однако я понятия не имею, питает ли он какие-либо предрассудки в отношении цветных. Мне, впрочем, показалось, что он готов говорить об этом предмете без всякого смущения. Правда, Гарри поспешил перевести разговор на спортивную тему, но это, вероятно, потому, что бокс – единственная область, в которой ему приходилось непосредственно сталкиваться с черными. Как бы то ни было, он перечислял имена цветных чемпионов с таким видом, словно Джон мог лично знать каждого, и без колебаний признавал их преимущество над белыми боксерами. «Белые парни больше не голодают, – пожаловался Гарри с сокрушенным видом. – Во всяком случае, не так сильно, как раньше». Должно ли это умозаключение служить оправданием для чувства расового превосходства, которое он мог бы иметь в отношении цветных, я так и не понял. К счастью, Гарри не стал дальше развивать свою мысль, и я вздохнул с облегчением. Больше всего я боялся, что он может брякнуть что-то неподходящее.

Джон Огунгбе, впрочем, чувствовал себя достаточно непринужденно. Он громко смеялся шуткам, которые отпускал Гарри, и часто улыбался своей зубастой улыбкой, но, как и в тот день, когда мы познакомились, взгляд его оставался непроницаемым и холодным. Я видел, однако, что Гарри нигериец понравился.

– Джон – настоящая находка для нас, – доверительно шепнул он мне, улучив подходящий момент. – Он ведь сын вождя!

К концу вечера мы все здорово напились. Гарри с самого начала планировал доставить гостю максимум удовольствия, хотя предложенные им развлечения и не отличались изысканностью. Не будучи полностью уверен в склонностях и вкусах Огунгбе, Гарри позаботился о том, чтобы в зале присутствовали не только юноши, но и несколько девиц легкого поведения. И когда Джон заинтересовался одной из них, Гарри устроил так, что они уехали вместе.

28 февраля, воскресенье

Ужасное похмелье. Чувствовал себя вывалянным в грязи и духовно опустошенным. Сходил к вечерне в церковь Всех Святых на Маргарет-стрит.

Сегодня – сыропустная неделя. Торжественная служба подействовала на меня на удивление сильно. Я испытал глубокое чувство благодарности за то, что хотя бы здесь, в храме, человек может найти несколько спокойных минут, чтобы помолиться Искупителю. «Упрямые колени, гнитесь; сердца сталь, стань мягкой, как младенца мышцы! Возможно, хорошо еще все будет…»[23]

1 марта, понедельник

Огунгбе появился в моей квартире на Итон-сквер внезапно – как с неба свалился.

– Гарри очень понравился твой проект, – сказал я. – Да и сам ты произвел на него очень приятное впечатление.

Огунгбе крякнул и кивнул. Он показался мне куда более мрачным, чем третьего дня.

– Гарри говорит, что ты – сын вождя. Это действительно так?

Огунгбе хрипло рассмеялся.

– Мой отец работал в железнодорожном ведомстве. Я сказал Гарри, что я сын вождя, потому что знал – это на него подействует. Еще я сказал, что у меня шесть жен, но это его не особенно заинтересовало.

Теперь уже я не удержался, чтобы не рассмеяться.

– Гарри и сам как вождь, правда? – лукаво спросил Огунгбе.

– Что ты имеешь в виду? – не понял я.

– Да брось ты… Я ведь не дурак. Думаешь, я не догадываюсь, откуда у него деньги? Да и та шлюшка, с которой я провел ночь, – она тоже кое-что мне рассказала.

– Надеюсь, ты не откажешься иметь с ним дело из-за этих… пустяков?

Огунгбе снова засмеялся.

– Не беспокойся, я имею представление о том, что такое британские правила игры. Вы думаете, что мы, африканцы, – дикари, невинные аборигены? Так вот, это заблуждение. Во всяком случае, нам известно, как делаются дела. С нами довольно долгое время обходились нечестно, но теперь мы разобрались, что к чему.

Должен сказать, что новый Огунгбе, который только что сидел в моей гостиной, нравится мне куда меньше, чем прежний. Я не знаю точно, чем кончится наша затея и каковы могут быть ее последствия, но меня пугает сама мысль о том, что африканец может обвести нас вокруг пальца. Тем не менее я договорился с ним о полномасштабной деловой встрече, на которой мы сможем обсудить все подробности предстоящей совместной работы.

5 марта, пятница

Встреча состоялась в офисе Огунгбе на Юстон-роуд. На большом столе разложены архитектурные планы и чертежи. Есть даже небольшой макет будущего поселка. Огунгбе сам объяснил нам все детали проекта, как он его видит.

Гарри приехал с Дэнни Гульдом – маленьким еврейчиком, который занимается у него финансами. Малыш Дэнни сидел молча, и только часто моргал сквозь круглые очки, пока Огунгбе выкладывал перед нами чертежи и документы. Гарри, напротив, был оживлен и полон энтузиазма. Он то и дело вставлял свои замечания или задавал вопросы.

Но когда речь зашла о финансовой стороне дела, инициатива перешла к Дэнни. Начальный взнос составлял 25 000 фунтов. В дальнейшем, с началом реального строительства, должны были последовать дополнительные вливания. Совокупный доход от реализации проекта в целом превышал, по оценкам Огунгбе, 200 000 фунтов. Услышав эти цифры, Дэнни потер подбородок и посмотрел на Гарри, который кивнул с почти отсутствующим видом. Для осуществления проекта предполагалось создать акционерное общество. У меня были некоторые сомнения, касающиеся жизнеспособности изложенной схемы, однако я смолчал. В проект я не вкладывал ни фунта, следовательно, убытки мне не грозили. Напротив, я надеялся, что мое имя в списках основателей компании принесет солидные комиссионные.

В конце концов все поднялись и обменялись рукопожатиями. Прежде чем выйти, Гарри задержался возле макета поселка и с вожделением потер руки.

– Кстати, а как он будет называться, этот городок? – спросил он.

– Это еще предстоит решить, – ответил Огунгбе.

– У меня есть одна идея, – проговорил Гарри, разглядывая крошечные пластиковые домики. – Что, если назвать его Старксвилл?

Огунгбе улыбнулся Гарри своей холодной улыбкой. Потом он перевел взгляд на меня, и в его желтоватых глазах сверкнули огоньки.

8 марта, понедельник

Сегодня на свет появилась новая компания «Уэст-Эфрикэн девелопментс». Я стал одним из содиректоров нового предприятия. Чисто номинально, конечно. Новорожденную обмывали у Гарри. Когда первоначальная эйфория прошла, Г. слегка помрачнел. «Я много вложил в это дело, Тедди, – сказал он. – Боюсь, мне придется попросить тебя кое-что для меня сделать».

11 марта, четверг

Ужасная новость: Гарри арестован. Один из его мальчиков заехал ко мне, чтобы сообщить об этом. Насколько я понял, Г. обвиняют в «предъявлении незаконных требований и применении угроз». Когда я понял, чем это может для меня закончиться, то весь похолодел. Скандал меня погубит! Необходимо позаботиться о том, чтобы обезопасить себя от всех возможных неприятностей.

12 марта, пятница

Ко мне приезжал Дэнни Гульд, рассказывал последние новости. Судья отказался выпустить Гарри под залог; теперь наш общий друг находится в Брикстонской тюрьме, в камере предварительного заключения. Дэнни наговорил много всякой успокоительной ерунды – дело, мол, «может развалиться» и т.д., но я в этом не совсем уверен. Сказал ему, что любой намек на мою причастность к подобного рода скандалу способен весьма пагубно отразиться на моей репутации, на что маленький жиденок пожал плечами и сказал: «Если мистер Старкс попадет в тюрьму, вам тоже не поздоровится, ваша светлость. Поэтому нам всем надо постараться, чтобы этого не произошло, не так ли?» Перед отъездом Дэнни настоял, чтобы я продолжал заниматься нигерийским проектом, словно ничего не случилось. «Надо вести дела так, чтобы все поняли: арест Гарри – печальное недоразумение, – добавил он. – На данном этапе это самое важное».

13 марта, суббота

Мне очень, очень не нравится, как все повернулось! И зачем я только впутался в это дело?! Впрочем, мне, как ни странно, все равно: будь что будет!.. С горя поехал в казино и играл в рулетку, словно искушая судьбу. Наткнулся на одного из партнеров Гарри. Мне показалось, он относится к происшедшему абсолютно спокойно. «На вашем месте я бы не волновался, – сказал он с приятной улыбкой. – Люди любят деньги. Так было всегда».

15 марта, понедельник

Побывал у Дж. Огунгбе в его офисе на Юстон. Его происшедшее с Гарри очень беспокоит. Уверил Дж. О., что «Уэст-Эфрикэн девелопментс» выполнит свои обязательства и доведет проект до конца несмотря ни на что. «Это хорошо, Тедди, – сказал африканец. – Ведь мы заключили соглашение, и, если бы оно оказалось сорвано, мне пришлось бы считать ответственным за неудачу вас лично». На этой неделе он уезжает в Нигерию, чтобы наблюдать за началом работ на площадке.

18 марта, четверг

Неудачная неделя для тори. Либералы выиграли дополнительные выборы в Роксбурге, Селкирке и Пиблзе. Что нам остается, если мы не можем побеждать даже в Приграничной зоне?[24] Сэр Алек снова подвергся очень жесткой критике. «Дэйли телеграф» опубликовала на первой полосе огромную статью, согласно которой еще до Пасхи у нас может пройти смена политического лидера. Увы, уход сэра Алека будет означать уход последнего политика старой школы. Après?..[25] Неизбежное возвышение выпускников «пролетарских» школ!

31 марта, среда

Судья Гриффин-Джонс из Олд-Бейли[26] снова отказался выпустить Гарри под залог. Судя по всему, адвокаты намерены подать апелляцию лорду – главному судье.

2 апреля, пятница

Приезжал Дэнни, пытался убедить меня поддержать апелляцию Гарри в палате лордов. Мне бы очень не хотелось этого делать, но, когда я возразил, снова услышал в ответ туманные намеки на то, что мы, дескать, одной веревочкой связаны и проч. Д. предлагает вынести этот вопрос на обсуждение палаты в рамках дебатов по поводу гарантий прав личности, находящейся в предварительном заключении. В конце концов мне пришлось пообещать сделать все, что только будет в моих силах. Никакого другого выхода у меня просто не оставалось. Как же мне все это не нравится…

7 апреля, среда

Выступал в палате лордов с запросом. Во время выступления нетвердо держался на ногах, так как перед заседанием выпил для храбрости. Запрос был принят оч. плохо. Кто-то даже спросил, не действую ли я в интересах небезызвестного мистера Старкса. Я горячо отрицал, что имею к нему какое-то отношение, сказав, что всегда выступал против порочной практики ограничения свободы граждан без приговора суда. В ответ из зала раздались оскорбительные выкрики и свист. Виконт Мелбурн заявил, что «подобные вопросы не должны рассматриваться в этих стенах». Чувствовал себя до крайности униженным, хотя мне и удалось сохранить видимость благородного негодования. Впрочем, мое выступление ничему не помогло – апелляция Гарри осталась без удовлетворения. Суд назначен на 15 апреля.

8 апреля, четверг

Ездил в Маленькую Венецию, обедал у Дианы Купер. Ди по-прежнему очаровательна – как и всегда, впрочем, хотя на этот раз она призналась, что мысль о старости повергает ее в уныние. «Чувствую себя живым ископаемым, Тедди», – сказала она, и я не мог не подумать о своем собственном возрасте. Все остальные гости принадлежали к другому, более молодому поколению (какой-то телеведущий и несколько ее новых друзей из числа соседей). Еще мы говорили о Даффе и вспоминали вечеринки, которые в тридцатых годах устраивал по выходным в Трент-парке Филип Сассун. Теперь кажется, что все это происходило в другом мире.

15 апреля, четверг

Сегодня началось слушание дела Гарри в Олд-Бейли, и сразу хорошая новость: основные свидетели обвинения не явились! Судья отложил рассмотрение дела.

16 апреля, пятница

Обвинение против Гарри полностью развалилось. Судья снял дело с рассмотрения. «Ивнинг стандарт» приводит слова Гарри, которые он произнес, выходя из здания суда: «Этот процесс – самый обыкновенный случай полицейского произвола – не больше и не меньше».

Вечером в «Звездной пыли» состоялся грандиозный праздник. Присутствовало много людей, которых я теперь хорошо знаю. И разумеется, «деятели»: киноактриса Руби Райдер и радиокомик Джеральд Уилмен. Уилмен показался мне очень манерным. Он рассказал смешную историю об одном известном актере-гомосексуалисте, которого поймали в одной гостинице in flagrante delicto[27] с мальчиком-посыльным. «Клянусь, я начну жизнь с новой страницы! – воскликнул тогда трагик. – Дайте только дочитать до конца эту!» Также заметил среди гостей детектив-сержанта Муни, который с жадностью поглощал даровое шампанское.

Гарри горячо благодарил меня за поддержку. «Ты надежный парень, Тедди, – сказал он. – Я никогда не забуду, как ты выступил в мою защиту». Свою признательность Гарри выразил, подослав ко мне юношу, которого я мог отвезти домой. Испытал огромное облегчение (во всех отношениях).

16 апреля, пятница

Страстная пятница. Поехал на весь уик-энд в «Харктуэлл». Ходил в церковь Св. Матфея в Харктуэлле-Приморском на литургию преждеосвященных даров. Поблагодарил Господа за удачную неделю.

17 апреля, суббота

Прекрасный, весенний день. Гулял с Рут по тропе вдоль побережья. Повсюду расцветают весенние цветы. Этот морской воздух – настоящее чудо! Хорошо вырваться из Лондона хотя бы на некоторое время. Хорошо выбросить из головы недавние неприятности с арестом Гарри. Пожалуй, это было уже чересчур! Впредь постараюсь держаться как можно дальше от его сомнительных делишек.

19 апреля, понедельник

Заседание совета директоров «Уэст-Эфрикэн девелопментс». Гарри получил первый отчет о ходе работ, который прислал Огунгбе. Честно говоря, отчет показался мне недостаточно конкретным. Много общих мест и проч. Гарри, однако, остался доволен. Он раздал нам фотографии, на которых чернокожие рабочие копают котлован под фундамент и с удовольствием улыбаются в камеру. Вероятно, ему кажется, что они закладывают фундамент его будущей империи. Иллюзии, мечты… Упомянул о своих комиссионных. Гарри сказал, что мне начнут выплачивать их, как только проект даст хоть какую-то прибыль. Честно говоря, все это виделось мне несколько по-другому.

20 апреля, вторник

Вчера поздно вечером ко мне внезапно заявился Крейг. Шел дождь, и он промок буквально до нитки. Выглядел он совершенно ужасно: волосы растрепаны, костюм измят и в грязи, воротник пиджака поднят. «Я просто проходил мимо», – пробормотал он и даже ухитрился улыбнуться, впрочем совсем не весело. Право же, мне следовало тотчас прогнать его, но на лице его было написано неподдельное отчаяние, к тому же я боялся, что он может устроить мне сцену прямо на крыльце. Поэтому я пригласил его в дом, и, пока он стоял перед камином в гостиной, налил ему бренди. Крейг дрожал и бормотал что-то насчет необходимости «снова встать на собственные ноги». Разрешил ему переночевать в свободной спальне. Когда сегодня утром он уходил, я сунул ему пятифунтовую бумажку.

24 апреля, суббота

Оч. теплый день! Ходил прогуляться. Видел на Кингс-роуд очень симпатичного юношу – длинноволосого, в цветастой рубашке и расклешенных брюках. Мне это напомнило мою оксфордскую юность и ультрамодные костюмы, какие мы тогда носили. Помню, это называлось «оксфордские колокола» – брюки, расклешенные внизу на 28 дюймов! Выглядело это столь же скандально, как и нынешний стиль так называемых «хиппи». Молодежь вечно думает, будто она открыла что-то совершенно новое! Сам я, впрочем, с грустью вспомнил те времена, когда я был молодым, модным и желанным. Кто я теперь? Старик с дряблыми щеками и в «бабочке», который разыгрывает из себя лорда.

5 мая, среда

Ездил в палату на дебаты по поводу законопроекта об ассигнованиях. После дебатов встретился в курительной комнате с Томом Драйбергом. Томми очень хотелось знать последние сплетни – во всяком случае, он довольно прозрачно намекал на процесс мистера Старкса. На это я заметил, что – просто по определению – сплетничать следует о других, а не о себе. Когда мы уже прощались, Томми неожиданно стал серьезен. «Будь осторожен, Тедди», – сказал он. Эти слова повергли меня в самый настоящий ужас. Если уж Драйберг призывает к осторожности, это определенно плохой знак.

10 мая, вторник

Ко мне домой снова заявился Крейг. Верно говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. К. много и невнятно рассказывал мне о своих планах на будущее. Очередная волшебная сказка о том, как один бедный юноша основал фирму по прокату автомобилей и разбогател благодаря собственным неустанным усилиям. Вся беда в том, что у юноши нет стартового капитала. Иными словами, К. хочет, чтобы кто-то профинансировал его начинание.

– Вот я и подумал о тебе. Ты хотел бы вложить в это дело немного денег? – спросил он.

– Я бы рад помочь, – ответил я, пытаясь хоть немного ободрить его. – Но к сожалению, сейчас у меня совершенно нет свободных средств.

– А вдруг кто-то из твоих знакомых захочет?

– Крейг, пожалуйста, давай прекратим этот разговор!

– Послушай, Тедди, мне просто нужно немного наличных, понимаешь? Один мой приятель, журналист, обещал заплатить мне большую сумму. Он собирается написать обо мне газетный очерк или статью – ну, из тех, что интересны для самой широкой публики. Ему кажется, я прекрасно для этого подхожу. «Колоритный персонаж» – вот как он меня назвал. Но я ответил, что не собираюсь «стучать» на своих друзей. Я бы никогда такого не сделал, Тедди, разве только обстоятельства меня вынудят… Ну, ты понимаешь?

– Понимаю. Сколько ты хочешь?

– Пяти сотен должно хватить.

– И на этом – конец?

– Да, разумеется.

– Видишь ли, мне потребуется некоторое время, чтобы собрать всю сумму.

– Разумеется, Тедди, разумеется. Я тебя не тороплю. Приготовь деньги к концу недели, о'кей?

11 мая, среда

Ездил к Гарри, чтобы рассказать ему о Крейге. Ничего другого я так и не придумал. Гарри был в отвратительном настроении. Насколько я понял, его беспокоит наш нигерийский проект. Вот уже несколько недель он не получал никаких отчетов о ходе работ и теперь буквально кипит, опасаясь, что его могут надуть. Впрочем, Гарри никогда не отличался уравновешенным характером. Ходят слухи, будто он склонен к психопатическим реакциям.

В конце концов я все же улучил момент и рассказал Гарри о том, что Крейг пытается меня шантажировать. Лучше б я этого не делал! Гарри пришел в такую ярость, что с трудом сдерживал себя.

– Я, кажется, сказал этой маленькой мокрице, чтобы он угомонился! – выкрикнул Гарри, мечась по квартире, как раненый зверь. – Что ж, пусть теперь пеняет на себя!

Я попытался успокоить его:

– Может быть, хватит простого предупреждения?

– Один раз его уже предупреждали! Ну ничего, предоставь это мне, Тедди. Вот увидишь, этот недоносок тебя больше не побеспокоит.

Потом Гарри вернулся к своим мрачным размышлениям о ситуации в Нигерии. Воспользовавшись этим, я поспешил откланяться.

14 мая, пятница

Ездил в «Уайтс». Видел Ивлина Во.[28] Выглядел он довольно скверно, хотя на нем был яркий костюм в крупную клетку. Спросил, как он себя чувствует. «Беззубая тоска», – был ответ. Насколько я понял, недавно Ив удалил все оставшиеся зубы, а протезы оказались не оч. удобными. «Эти чертовы „кусалки“ напрочь отбили мне всякий аппетит к твердой пище», – сказал он, причем вид у него был такой, словно твердую пищу он полностью заменил жидкостями. В целом старина Ивлин действительно производит впечатление человека, близкого к отчаянию. «Я – просто старая развалина, Тедди, – пожаловался он. – Я не могу заснуть, хотя принимаю огромное количество снотворного. Встаю я поздно, пытаюсь читать почту, выпиваю немного джина, пытаюсь читать газету, выпиваю еще джина. Потом – обед». – Он улыбнулся неприятной, мертвенной улыбкой. Его беззубый рот похож на черную пещеру; взгляд холодный, немигающий, пристальный. Бр-рр!

Должно быть, из-за этой встречи мною овладело всепоглощающее чувство угасания и распада. Мое поколение вымирает. Блистательная «золотая молодежь» двадцатых превратилась в стариков, внушающих отвращение и жалость. Последний этап моей собственной жизни тоже рождает во мне ощущение постоянных неудач: погубленная политическая карьера, неудачный брак, постоянные заботы о деньгах, скандалы, шантаж… Мне так и не удалось противостоять многочисленным соблазнам, и я полностью отдался животной похоти. Слабая плоть моя с каждым днем становится еще более хилой и дряблой. Я почти смирился с этим, и, хотя в глубине моей души еще теплится надежда на божественное Спасение, это не мешает мне катиться по наклонной… и наслаждаться собственным падением. Что ж, как видно, такова моя судьба, и я должен встретить ее со всем мужеством, на какое я еще способен. В конце концов, жалованный мне титул останется при мне до конца.

17 мая, понедельник

Сегодня прошло заседание группы, созданной Тони Чилверсом для обсуждения партийной политики в отношении заморских территорий. Обсуждение немного напоминает самый обыкновенный базар. Какие-то дремучие типы один за другим берут слово и выступают с предложениями о «модернизации партии». Новую политику обсуждают еще несколько подобных групп. Все рекомендации будут направлены в Теневой кабинет при посредстве Консультативного политического комитета. Председатель упомянутого комитета Тед Хит явно готовит себе политическую базу, на которую он сможет опереться в ходе неизбежной борьбы за партийное лидерство.

После заседания беседовал с Тони. Он спросил, как движется нигерийский проект. Я ответил довольно туманно, сославшись на временные проблемы с получением информации. На самом деле, я понятия не имею, что там происходит.

21 мая, пятница

Постоянная болтовня о партийном курсе начинает надоедать. Много говорится о необходимости выработки новых подходов и «модернизации». Все просто одержимы идеей «бесклассовости», что, в сущности, означает опору на так называемый «средний класс». Речь, таким образом, идет о «бесклассовости» в самом худшем смысле слова, то есть о чем-то весьма и весьма неопределенном. «Мы должны стать партией потребителей!» – так гласит один из текущих политических лозунгов. Ужасно, по-моему… Лично мне каждый раз кажется, что этот лозунг имеет самое непосредственное отношение к телесным функциям, а отнюдь не к прогрессивной политической программе. Нечего и говорить, что за большинством наших нынешних «реформ» стоит этот чертов Хит! На самом деле это, конечно, никакие не реформы, а скорее – маневры. Рискну предположить, что в борьбе с Хитом старую школу будет представлять Регги Молдинг. Он, конечно, гуманитарий, но, по крайней мере, знает, что такое традиции, и крепко стоит на ногах.

26 мая, среда

Гарри пригласил меня к себе в клуб. По телевизору транслировали из Штатов какой-то боксерский матч, и Г. решил устроить по этому поводу маленький сабантуй. Среди собравшихся в «Звездной пыли» гостей, я узнал несколько человек, которых помнил еще по первой «вечеринке» у Гарри на квартире. Было в зале и довольно много молодых боксеров, несомненно – из команды мальчишеского клуба, которому Гарри столь удачно покровительствовал. Когда мы собрались перед телевизором с большим экраном, я буквально чувствовал, как воздух насыщается энергией – эманациями грубых мужских и гибких юношеских тел.

Гарри оч. болел за одного из боксеров, которого звали Сонни Листон. Он с гордостью объявил, что это его хороший знакомый. В подтверждение своих слов Гарри пустил по рукам фотографию, где он и Сонни действительно были сфотографированы вместе в интерьерах «Звездной пыли». Мне, впрочем, куда больше понравился его противник по имени Кассиус Клей – довольно симпатичный темнокожий парень, которого Гарри презрительно назвал «черномазой обезьяной». Как бы там ни было, все закончилось уже в первом раунде. На второй минуте Кассиус Клей мощным ударом отправил Листона в нокдаун. Сам он никак не желал отойти в нейтральный угол ринга, а остался стоять над телом поверженного противника, намеренно мешая рефери вести отсчет. Зрители в зале отреагировали на это недовольным свистом и разочарованными комментариями. Кто-то доказывал, что матч был договорным и что Сонни Листону хорошо заплатили, чтобы он лег в первом же раунде. Потом мы еще выпили.

То, что главное шоу вечера, на которое возлагалось столько надежд, оказалось по вине Кассиуса Клея слишком коротким, заметно подогрело атмосферу в клубе. Гарри, во всяком случае, был заметно возбужден и не мог высидеть на месте буквально ни минуты. Я, кажется, уже упоминал о его неуемной энергии и глубоком личном обаянии, что делает Гарри прирожденным лидером. Его манеры благородного дикаря выглядят ярко и свежо на фоне скучной умеренности, которая в последнее время распространилась слишком широко. В самом деле, было в нем что-то первобытное. Пожалуй, в каком-то смысле Гарри является живым воплощением худших опасений большинства, но, как ни странно, это даже успокаивает.

Вскоре мы начали пьянеть. Постепенно шутки становились все грубее и безыскуснее. Началось все с демонстрации боксерских движений и легкого спарринга между мальчиками, перешедшего в откровенно эротическую игру. Я хотел было спросить Гарри о нигерийском проекте, но, зная, как он переживает, решил не портить ему настроение. Гарри сам заговорил о предмете, о котором я предпочел бы не вспоминать. Крейг… Подано это было в форме шутки, но у меня все равно волосы зашевелились на голове.

– С нашим общим другом Крейгом произошел несчастный случай, знаешь ли, – сказал Гарри с самым невинным видом, но в его голосе прозвучали насмешливые нотки. – Я точно не знаю, в чем там дело, но… Говорят, бедняжка упал с лестницы. Не так ли, Фрэнк?

– Что-то в этом роде, – коротко подтвердил один из мужчин с жестким, будто высеченным из камня лицом.

– Или, может быть, он наступил на мыло и поскользнулся? – продолжал Гарри небрежно. – Так, кажется, было дело?

– Может быть, – согласился Фрэнк.

– В общем, он поскользнулся на куске мыла и упал с лестницы.

Окружающие рассмеялись, а меня вдруг замутило. Кто-то сунул мне в руку стакан бренди, я машинально взял его и опрокинул себе в рот. Гарри шагнул ко мне и прошептал многозначительным театральным шепотом:

– Вот видишь? Ты просил – я разобрался.

Потом началось настоящее дело. Старики и зрелые мужчины лапали полуголых мальчиков-боксеров. Гарри взасос целовался с огненно-рыжим юношей. Увы, у меня уже не было сил. Я был совершенно пьян. Абсолютно fou.

С трудом поднявшись с кресла, я, шатаясь, направился к двери. Гарри увидел и подтолкнул рыжего парня ко мне.

– Иди обслужи его светлость, – распорядился он. – Ему нужно только подрочить.

И прежде чем я успел опомниться, юноша уже отвел меня в одну из спален и принялся грубо хватать за мотню брюк.

– В чем дело? – Его голос прозвучал почти визгливо. – Не встает?

Следом за нами в комнату вошел и Гарри.

– У него не встает! – пожаловался юноша все таким же пронзительным голосом.

Перед глазами у меня все раскачивалось и плыло, и я тоже куда-то плыл и качался, качался, качался…

– Положи его на кровать, – коротко приказал Гарри.

Вдвоем они взвалили мое безвольное тело на вкрадчиво-мягкий матрас.

– Раздень его! – прошипел Гарри.

Я почувствовал, как кто-то стаскивает с меня одежду. С тупым стуком упали на пол туфли. Я лежал неподвижно, пьяный, беспомощный. От дверей донеслись еще какие-то негромкие распоряжения, потом полутемная комната вдруг озарилась таким ярким светом, что у меня заслезились глаза. Рыжий парень быстро снял с меня остатки одежды, разделся сам и лег на кровать рядом со мной. Мне вдруг показалось, что спальня полна людей. Я слышал сдавленные смешки, приглушенные комментарии, чье-то сопение. Гарри шепотом отдавал какие-то команды. Рыжий парень грубо сунул свой напряженный член мне в рот, и в тот же момент раздались мягкие щелчки и жужжание. Нас кто-то фотографировал.

27 мая, четверг

Я проснулся поздно в своей собственной постели. Как я попал домой – не помню. Во всем теле какое-то странное ощущение заторможенности, апатии; в голове – плотный туман. Может быть, вчера вечером меня чем-то опоили? В душе моей шевельнулись ужасные воспоминания о пережитом стыде, унижении и – о страхе. Пожалуй, даже хорошо, что я еще не пришел в себя.

31 мая, понедельник

И снова ко мне приехал детектив-сержант Муни. Есть в этом человеке что-то такое, что сильнейшим образом беспокоит и пугает меня. Муни кажется мне таким же опасным, как Г. Старкс, но в нем нет ни капли обаяния последнего. Его крошечные глаза-бусинки так и шныряли по сторонам, высматривая, фиксируя малейшие детали обстановки. Я спросил, что ему угодно.

– Думаю, мы могли бы сотрудничать, сэр.

– Да, да, конечно, – нетерпеливо бросил я. – Сколько вы хотите на этот раз?

– О нет, ваша светлость, мне нужны вовсе не деньги! – возразил Муни с таким видом, словно я оскорбил его в лучших чувствах.

Потом он перешел к делу. Власть. Влияние. Связи. Вот что ему нужно. За это он предлагал мне «ответные услуги», как он выразился. Я попросил его объяснить поподробнее.

– Ну, во-первых, я мог бы воспользоваться своими связями, чтобы сделать для вас кое-что полезное. Вот сейчас, к примеру, в воздухе пахнет крупным скандалом, имеющим непосредственное отношение к вам и к вашим контактам с… с некоторыми одиозными личностями. Кроме того, в обществе сохраняется повышенная чувствительность к разного рода проявлениям сексуальной распущенности. Вы ведь наверняка помните «дело Профьюмо»[29] – какая тогда разразилась буря? Даже если ничего не удастся доказать, бульварная пресса подымет такой шум, что ваша репутация будет безнадежно испорчена! Вам это, понятно, ни к чему, да и никому это не нужно. А у меня есть хороший знакомый в Отделе криминальной информации. В последнее время правительство уделяет повышенное внимание проблеме организованной преступности, буквально на днях оно поручило Отделу криминальной информации расследовать предполагаемую связь одного из пэров королевства с неким широко известным лицом из числа заправил преступного мира. Довольно пикантная может получиться история, вы не находите? Особенно если о ней пронюхают желтые газеты.

Я не сдержался и застонал в голос. Крошечные глазки Муни победно блеснули.

– Но если бы я взялся употребить мое влияние, я мог бы убедить этого моего приятеля, что все это просто чепуха, слухи, досужие домыслы. Как я уже говорил, сейчас подобный скандал никому не нужен. Такие вещи только подрывают доверие масс к правящим кругам. Гангстеры всегда стремятся обзаводиться высокопоставленными друзьями, они считают, что это придает им респектабельности… Я мог бы повернуть все так, чтобы вы предстали жертвой обмана – тогда убедить полицию прекратить дело против вас было бы довольно легко. А вы за это помогли бы мне в другом…

– В чем же?

– Видите ли, у меня самого возникла кое-какая проблема. Много лет я не покладая рук трудился, чтобы сделать улицы Лондона более безопасными и тихими, но нашлись люди… Словом, теперь меня обвиняют в нарушении профессиональной этики. Такая вот благодарность!.. А все дело в том, что всякие леваки и смутьяны ловко пользуются британской системой правосудия в своих целях и спекулируют на присущем нации духе «честной игры»!

– Ну а если конкретнее, сержант?

– Недавно я арестовал нескольких демонстрантов, которые выставляли себя на посмешище напротив одного из посольств. Теперь они заявляют, будто бы я сфабриковал улики и пытался вынудить их сделать ложные заявления. Один из этих типов принадлежит, оказывается, к какой-то группировке борцов за гражданские права. Дьявольские это права, если хотите знать мое мнение, от них всем нам будет жарко, как в аду… Эта группа выступила в защиту своего члена, выдвинула обвинения… Британская полиция, как вы знаете, всегда служила образцом для всего мира. В любой другой стране этим типам давно заткнули бы глотки!

– И что я должен сделать?

– Эти долбаные борцы за гражданские права требуют провести служебное расследование. Вы с вашим влиянием могли бы выступить против…

– Боюсь, что не могу влиять на подобные вещи. Это просто не моя компетенция.

– Любая помощь может пригодиться, сэр. Как говорится, пташка по зернышку клюет. Впрочем, по правде сказать, я имел в виду кое-что другое. Что, если бы вы поговорили со своими друзьями в прессе? Статья о том, как всякие подрывные элементы пытаются очернить представителя власти, очень бы помогла делу. Ведь все прекрасно знают, как эти типы обожают мутить воду. Подобная статья помогла бы мне предстать в выгодном свете и опровергнуть часть нелепых и оскорбительных обвинений, которые они выдвинули против меня. Вот, я принес несколько статей, где говорится о моем деле. Они могут вам пригодиться.

Он протянул мне пачку газетных вырезок.

– Ну хорошо, я посмотрю, что можно сделать.

Муни допил свой джин и поднялся, собираясь уходить. На прощание мы обменялись рукопожатием. Ладонь Муни была холодной и влажной.

– Да, кстати, – добавил он, когда я открывал ему дверь, – лучше не говорите мистеру Старксу о нашем маленьком уговоре. Он может попытаться воспользоваться сложившимся положением.

3 июня, четверг

Обедал с редактором «Новостей со всего мира». Для моих целей это, пожалуй, самый оптимальный выбор, к тому же в прошлом я уже писал статьи для «Новостей». Рассказал редактору историю Муни. Заговор подрывных элементов с целью дискредитировать силы правопорядка. В одной из вырезок, которые принес Муни, говорилось о личном мужестве, проявленном Муни при расследовании дела Рикардо Педрини в 1962 году. Обсудили примерный план статьи. Беззаветная, мужественная борьба против преступлений и порока в Сохо, безупречный послужной список и проч. В конце – легкий намек на то, что в упорной и трудной борьбе с криминалом приходится иногда прибегать к особым, нешаблонным методам. Британская полиция, как известно, – лучшая в мире, поэтому бунтовщики и экстремисты всеми силами стремятся подорвать ее авторитет. В конце концов редактор согласился написать статью в таком ключе, а потом внезапно спросил, не хотел бы я вести в его газете еженедельную колонку. О чем будет колонка? Да о всякой ерунде. Старые ценности в современном мире и тому подобное. Ответил, что меня это, пожалуй, интересует.

5 июня, суббота

Окончательно согласился вести еженедельную аналитическую колонку в «Новостях со всего мира». Не Бог весть что с интеллектуальной точки зрения, зато эта работа будет еженедельно приносить мне кое-какой дополнительный доходец, плюс возможность время от времени публиковать и другие статьи. Пожалуй, к этой работе стоит отнестись серьезно! Для меня это как минимум возможность высказывать свое мнение с независимых позиций, что будет обеспечено моим неучастием в политической возне. Ну а регулярные гонорары помогут мне избегать финансовых затруднений.

Еще не решил, как назвать мою колонку. «К вопросу о порядке» – слишком скучно, а «Высокое мнение» не годится, так как намекает на мой титул пэра.

7 июня, понедельник

Еще одно заседание совета директоров «Уэст-Эфрикэн девелопментс». Последние отчеты от Огунгбе полны тумана. Совершенно неясно, когда же начнется реальное строительство. Гарри, впрочем, по-прежнему исполнен оптимизма, хотя для этого нет никаких видимых оснований. Похоже, нигерийский проект воплощает нечто оч. важное лично для него, поэтому он не допускает даже мысли о возможной неудаче. Честолюбие. Большие амбиции. Что ж, в конце концов, больше всего мы верим в собственные мечты! Много говорили о решительных мерах, которые следует предпринять, если текущее состояние дел не прояснится и не обретет конкретные очертания. «Мы, черт возьми, разберемся с этим!» – заявил Гарри, чья редкостная деловая хватка оказалась в данных обстоятельствах практически бесполезной. Оч. рад, что не вложил в проект ни пенни собственных денег.

13 июня, воскресенье

Появилась моя колонка «Будем благоразумны». Приходится признать, что она придает некую респектабельность дрянной газетенке, какой, безусловно, являются «Новости». Как правило, они пишут о том, как участники какой-то поп-группы получили ордена Империи в честь дня рождения Ее Величества, и тому подобную муру. Это показывает только, как далеко все зашло.

14 июня, понедельник

Ездил к Гарри на квартиру на срочное совещание. Присутствовали все его последователи и партнеры. Гарри раздавал им задания, поручения. Снова был оч. оживлен. Кажется, настроение у него хорошее, хотя наверняка судить трудно. Гарри всегда отличался непредсказуемостью.

– Вот и отлично, – сказал он, потирая ладони. – Теперь вам есть чем заняться. Смотрите, ведите себя хорошо, чтобы все было как надо. Главное, никаких эксцессов. Понятно?

Согласное мычание и кивки в ответ.

– Ну вот, Тедди, – добавил Гарри и впервые за все время взглянул на меня. – Вот мы и разобрались.

В его голосе звучала глубокая уверенность, причина которой была мне неизвестна. Должно быть, поэтому мне стало немного не по себе.

– Разобрались в чем, Гарри? – рискнул я спросить.

– Теперь я знаю, как быть с этим африканским проектом.

– В самом деле?!. Это действительно хорошая новость.

– Да, Тедди, именно так. Мы поедем туда сами. И разберемся со всеми проблемами на месте.

– Понятно, – сказал я. – А когда вы едете?

– Мы, Тедди. Я сказал – «мы». Ты и я.

– Спасибо за доверие, но я не…

– Ты не хочешь ехать?

– Нет, мне бы, конечно, очень хотелось поехать с тобой, но у меня есть другие обязательства. Работа в палате, колонка, которую я веду в газете… Я не могу просто взять и все бросить.

Гарри улыбнулся и пожал плечами. Я через силу улыбнулся в ответ.

– Как хочешь, Тедди. Но поскольку я решил навести порядок в своих делах, я хочу, чтобы ты взглянул вот на это. – И он кивнул Дэнни, который, порывшись в своих бумагах, достал несколько векселей и протянул мне. Еще ничего не понимая, я взглянул на них.

– Это долговые обязательства из казино, в котором ты часто бывал, – продолжал Гарри. – По моей просьбе тебе открыли кредит, поскольку я как-никак являюсь одним из пайщиков этого заведения. Но если я уеду, я, естественно, не смогу выступать в качестве гаранта-поручителя. Мне останется только одно – передать эти векселя администрации казино и предоставить вам разбираться между собой. Карточный долг, как известно, считается долгом чести, поэтому все эти векселя и расписки не являются юридически обязательными. Иными словами, ни один суд не заставит тебя платить по ним, поэтому казино придется изыскивать свои способы, чтобы добиться возвращения долга. Насколько мне известно, в администрации «Колонии» работают изобретательные и находчивые люди, они что-нибудь да придумают… Ну а если и им не удастся тебя убедить…

Он протянул руку, и Дэнни вложил ему в ладонь пачку глянцевых фотоснимков. Гарри помахал ими в воздухе и громко сказал:

– Ай-ай-ай, Тедди! Какой же ты все-таки развратник!

И он поднес один из снимков к моему лицу. Сморщившись, я быстро отвернулся, но все же успел заметить на фотографии самого себя. Совершенно голый, я распростерся на кровати в нелепой позе, словно умоляя кого-то о чем-то.

– Гарри, пожалуйста, послушай… – начал я жалобно.

– Нет, это ты послушай, – перебил он. – И слушай как следует, потому что повторять я не буду. Этот африканский проект с самого начала был твоей идеей, помнишь? Я уже потратил на него целую кучу бабок, и теперь я хочу знать, что, черт возьми, происходит!

– Но что я могу сделать?!

– Ты можешь быть со мной. Я не знаю, что затеяли эти чернозадые обезьяны, но если я появлюсь там в обществе пэра Соединенного Королевства, то сумею поставить их на место.

– Когда ты собираешься ехать? – спросил я, сдаваясь.

– Через пару деньков. Дэнни уже занимается билетами. Надеюсь, твой паспорт не просрочен?

Я взмахнул пачкой векселей, которые все еще сжимал во вспотевшей ладони.

– У меня нет другого выхода, не так ли?

– Нет, Тедди, – спокойно подтвердил он.

18 июня, пятница

Лагос

Рейсом «Бритиш оверсиз эруэйз корпорейшн» мы добрались до Кано в северной части Нигерии, потом попутным рейсом местной авиакомпании перелетели в Лагос. Меня ужасно укачало. Не выношу самолеты, а тут еще эта жара и теснота… Огунгбе встретил нас в аэропорту и сразу же отвез в Лагосский поло-клуб, чтобы выпить за встречу. Он уверял, что это лучший клуб в городе.

В клубе царила унылая колониальная атмосфера. Гарри подобное нравилось, но я чувствовал себя неуютно. Как пояснил Огунгбе, клуб существовал еще до обретения страной независимости. Тогда его членами могли быть только белые, однако и теперь в клуб принимали исключительно людей состоятельных или занимающих высокое положение. Высокопоставленные чины нигерийской армии и полиции, белые гражданские служащие, сотрудники дипломатического корпуса, бизнесмены всех национальностей и оттенков кожи – все они собирались здесь, что делало клуб самым подходящим местом для обзаведения деловыми знакомствами и связями.

Гарри ненадолго вышел, чтобы посмотреть, как играют в поло, а Огунгбе отвел меня в укромный уголок.

– Твой друг беспокоится насчет проекта? – спросил он негромко.

– Конечно.

– Попытайся успокоить его. Такие дела быстро не делаются. В нашей стране еще очень много… назовем это бюрократическими преградами.

– Ты имеешь в виду чиновников, которым нужно платить?

– То, что в нашей молодой стране может существовать свободная экономика, – заблуждение. Чиновники всех уровней требуют своей доли.

– И как далеко продвинулось строительство?

Огунгбе пожал плечами:

– У нас было несколько задержек. Во-первых, пришлось ждать окончания сезона дождей, чтобы приступить к работам всерьез. Кроме того, мне пришлось оформлять лицензии на импорт строительных материалов. А это было нелегко.

– Снова бюрократия? – резко сказал я. – Похоже, у вас каждый прыщ на ровном месте тянет лапу, чтобы получить бакшиш!

Огунгбе с негодованием сверкнул на меня своими желтыми глазами:

– Не надо читать мне нотаций, Тедди. Ваша колониальная администрация тоже хапала дай Бог! Кроме того, годы колониального правления не оставили нам ни политической, ни административной структур, с помощью которых мы могли бы контролировать и направлять экономический рост. В результате люди, которые всю жизнь горбатились, чтобы заработать жалкие гроши, занимают теперь посты, где через их руки проходят миллионы и миллионы. Так чего же ты хочешь?

Я откашлялся.

– Прошу прощения, если я чем-то задел. Но мы же должны заботиться о том, чтобы нашему проекту ничто не мешало, чтобы все шло по плану, не так ли?

– Разумеется. Вот поэтому я и прошу тебя успокоить твоего друга Гарри. На данном этапе особенно важно, чтобы он продолжал инвестировать средства в проект, иначе все может рухнуть, даже не начавшись. И тогда в проигрыше окажутся все.

– Я сделаю все, что будет в моих силах, – пообещал я.

Мне вдруг стало очень жарко. Я буквально обливался потом и поскорее вышел на веранду, чтобы глотнуть воздуха. Поле для поло внизу буквально дрожало от топота копыт мчащихся галопом пони.

19 июня, суббота

Энугу

Рано утром мы вылетели из Лагоса на легком самолетике местных линий. Самолет летел над джунглями, то взбираясь выше, то проваливаясь в воздушные ямы. К концу путешествия меня снова изрядно растрясло. Когда наконец мы, шатаясь, сошли на взлетную полосу аэродрома в Энугу, нас уже ждала целая делегация, прибывшая сюда для официальной встречи. Кортеж автомобилей доставил нас через весь город к «Президент-отелю», где мы должны были остановиться.

Здесь региональный министр доктор Чуквара произнес приветственную речь, после чего начался торжественный прием. Все сколько-нибудь крупные местные чиновники выстроились в очередь, чтобы лично поздороваться с нами. Один из них до того преисполнился энтузиазма, что, пожимая нам руки, сказал:

– Здравствуйте, лорд Тереби, здравствуйте, лорд Старкс. Ваш визит для нас – большая честь!

Гарри рассмеялся.

– Не «лорд», а просто мистер Старкс, – поправил он.

– Вы не лорд? – удивился чиновник, не в силах скрыть своего разочарования.

– Не совсем… – Гарри лукаво улыбнулся. – Но что-то вроде этого. Можете называть меня Гарри.

Чиновник улыбнулся и снова пожал ему руку.

Доктор Чуквара объявил, что на строительную площадку в окрестностях Энугу мы поедем завтра.

– Ну а пока вы в городе, – добавил он, – где бы вы хотели побывать?

Гарри ненадолго задумался.

– Да, – промолвил он после небольшой паузы. – Есть одно место, куда я не прочь заглянуть.

– Какое же?

– Тюрьма. Я хотел бы осмотреть местную тюрьму.

Доктор Чуквара нахмурился:

– Вы не шутите, мистер Старкс?

– Видите ли, – ответил Гарри как ни в чем не бывало, – я интересуюсь криминологией. Это – одно из моих хобби, если можно так выразиться. Мне было бы весьма любопытно сравнить здешние условия содержания преступников с тем, что мы имеем у себя на родине.

– Очень хорошо, – проговорил доктор Чуквара, делая знак начальнику городской полиции.

– Гарри, ну что ты, в самом деле! – с упреком проговорил я, но он только ухмыльнулся.

– Ты тоже хочешь поехать, Тедди?

Я не хотел. Мне необходим был отдых. Все эти перелеты, переезды измотали меня до последней степени. Да еще эта ужасная жара!

– Ну, как хочешь, – сказал Гарри и отошел ко входу в зал, где несколько присутствовавших на приеме полицейских офицеров образовали что-то вроде почетного караула.

Когда они уехали, Чуквара снова подошел ко мне:

– Лорд Тереби…

– Зовите меня просто Тедди.

– Хорошо, лорд Тедди. Я хотел бы приватно поговорить с вами, если не возражаете.

Он отвел меня в пустую комнату довольно далеко от зала, где продолжался прием.

– Лорд Тедди, правительство моей страны и в особенности администрация этого района весьма заинтересованы в притоке иностранного капитала в экономику…

– Это весьма разумно и дальновидно, – согласился я.

– Да, конечно. Однако развитие экономики должно быть в первую очередь направлено на благо нашего народа. Мы не можем допустить, чтобы люди приезжали к нам за «быстрыми деньгами», как выражаются американцы.

– Конечно же нет!

– Я рад, что вы со мной согласны. Скажу больше: мы заинтересованы только в долгосрочных, рассчитанных на перспективу проектах. Все остальные схемы в наших условиях просто обречены. Думаю, как политик вы меня понимаете.

– Кажется, да, понимаю.

– Мистер Огунгбе – очень честолюбивый молодой человек. У него, как здесь говорят, «бездонный глаз», а таким людям не стоит доверяться полностью. Да и ваш друг мистер Старкс с его интересом к криминологии…

– Уверяю вас, у него самые достойные намерения!

– Надеюсь, что так. Ради вас обоих. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы, так сказать, утратили почву под ногами. В конце концов, вы здесь так далеко от дома, от всего привычного… Позвольте спросить, сколько вы лично вложили в этот проект?

– Видите ли, сам я не вкладывал средства в этот проект. В данном случае я выступаю в роли консультанта по экономическим и деловым вопросам.

– В качестве консультанта, вот как? Что ж, это даже хорошо. Я уверен, что это обстоятельство поможет вам сохранить объективность и трезвый взгляд. Например, в случае, если некоторые вещи вдруг окажутся, гм-м… не совсем такими, какими они выглядят. А теперь, если вы не против, давайте вернемся в зал.

Я был не против. Мне срочно нужно было выпить. Перелет через несколько часовых поясов и скверная работа кондиционеров едва не доконали меня: перед глазами все плыло, в горле застрял какой-то комок. Спиртное, однако, почти не помогло; мне по-прежнему требовалось что-то, чтобы справиться с головокружением. Вечеринка в нашу честь понемногу шла на убыль, и я, извинившись, поднялся к себе в номер, собираясь прилечь. Раздевшись, я как сноп повалился на кровать и накрылся простыней, но это не помогло. Мне по-прежнему было жарко, а кожа сделалась липкой от испарины. В воздухе сгустились влажность и страх. Встав, я намочил личное полотенце и положил на глаза. В конце концов сон все-таки пришел, но спал я беспокойно. В мозгу толпились смутные полумысли – полуобразы, которые под действием тревоги понемногу выкристаллизовывались, обретая отчетливую ясность.

Так прошло несколько часов. Потом кто-то постучал в дверь моего номера.

– Войдите!

Это был Гарри. Стоя возле моей кровати, он глядел на меня сверху вниз.

– Тедди… – прошептал он.

– Что? – простонал я и снял с глаз полотенце. Свет ударил мне в глаза, и я заморгал.

– Какая жуткая дыра! – проговорил Гарри.

– Что?

– Тюрьма. По сравнению с ней тюрьма в Муре – просто курорт. Если бы ты знал, как мне жалко этих бедняг, которые заперты в этих ужасных камерах!

Я снова застонал и повернулся лицом вниз. Гарри наклонился и похлопал меня по плечу.

– Ничего, Тедди, ничего. Поспи. Завтра утром нам придется встать пораньше, чтобы взглянуть, как работают наши денежки. Хочу своими глазами увидеть, как туземцы строят мой Старксвилл.

20 июня, воскресенье

Утром кортеж автомобилей доставил нас на стройплощадку в окрестностях Энугу. Доктор Чуквара произнес еще одну речь, потом сделал знак мне и Гарри.

– Валяй, Тедди, – сказал мне Гарри. – В таких вещах ты разбираешься лучше моего.

Честно говоря, сейчас я не могу припомнить, что же именно я говорил. Слова приходили ко мне сами собой. «Спасибо», «большая честь», «блестящие возможности для молодой независимой державы», «превосходные перспективы», «подобающее место в современном мире» и тому подобная чушь. Когда человек играет в эти игры так долго, как я, он может уже не задумываться над тем, что говорить. Пока мой язык машинально произносил громкие, ничего не значащие слова, мой разум – также совершенно независимо от моей воли – перескакивал с одной беспокойной мысли на другую. Жара была просто невыносимой. Голова раскалывалась от боли. Я был уверен, что у меня начинается воспаление мозга.

Мы стояли перед большим рекламным плакатом, возвещавшим о начале строительства поселка «с улучшенной инфраструктурой» и проч. Кроме плаката, на стройплощадке не было почти ничего заслуживающего упоминания. Правда, в джунглях был расчищен довольно большой участок земли. На нем то там, то сям виднелись одинокие бульдозеры и самосвалы. Кое-где зияли вырытые под фундаменты котлованы. Колышки и веревки обозначали будущие строения. Огунгбе водил нас по стройке, держа в руках копии землемерных планов, и решительными жестами указывал, где будет построено то-то и то-то. Казалось, он пытается нарисовать здания в воздухе. Я, впрочем, глядел в основном себе под ноги, и вместо строительства в голову мне лезла сплошная археология. Казалось, что история уже миновала этот жалкий клочок земли и двинулась дальше, оставив в красной глине одни лишь никому не нужные следы. Земля, кстати, действительно была красной как кровь. В дренажных канавах стояла такая же красная вода, оставшаяся после муссонных дождей. Глядя на нее, я невольно подумал о ржавчине.

– К сожалению, – объяснял Огунгбе, – полномасштабные работы начать пока не удалось. Нам помешал сезон дождей.

Гарри нахмурился и кивнул, но я видел, что слова Огунгбе его не убедили.

– Понятно, – сказал он. – Но сейчас-то дожди уже закончились?

– Да, только что закончились.

– Так почему же не начинаются работы?

– Мы ждем, когда доставят цемент.

– Цемент?

– Да, цемент, – подтвердил Огунгбе, примирительно улыбнувшись. – Произошла непредвиденная задержка. Сегодня же я поеду в Лагос, чтобы на месте выяснить причину.

И мы продолжали обход. По дороге Гарри подошел поближе ко мне.

– Цемент, – пробормотал он.

Я только пожал плечами, не зная, что сказать.

– Не нравится мне все это, – продолжал Гарри. – Нет цемента? Не понимаю, в чем тут может быть проблема! О цементе, Тедди, я знаю все. Меня не проведешь.

21 июня, понедельник

Ездили в джунгли, чтобы посмотреть деревню аборигенов. По случаю нашего визита были устроены церемониальные пляски. Больше всего это напоминает какой-то хоровод, все участники которого одеты в огромные маски из пальмы-рафии. Гарри увлеченно наблюдал за происходящим. В деревне делают много пальмового вина, которое помогло мне отчасти справиться с головой болью.

После представления Гарри расточал улыбки направо и налево, вовсю общался с туземцами и демонстрировал деревенской молодежи кое-какие боксерские приемы. Он чувствовал себя здесь как дома. Туземцы, похоже, тоже были покорены его обаянием и энергией. В окружении десятков улыбающихся коричневых негритят Гарри был похож на Курца.[30]

Но когда мы снова остались вдвоем, он сразу посерьезнел, а лицо его сделалось замкнутым и жестким.

– Где Огунгбе? – спросил он.

– Вернулся в город, – объяснил я. – Сегодня вечером он летит обратно в Лагос, как и говорил.

– Не нравится мне все это, – сказал Гарри. – Похоже, надо бросать это дело.

– Давай провентилируем этот вопрос, когда вернемся домой, – предложил я.

– Мне кажется, нас здорово нагрели, Тедди, – сказал Гарри с тихой яростью в голосе. – И мне это очень не нравится!

Кортеж автомобилей отвез нас назад в «Президент-отель» в Энугу. Утром мы должны были лететь в Лагос, а там пересесть на рейс до Лондона. Вечером мы спустились в бар отеля, чтобы пропустить по стаканчику. Гарри долго и обстоятельно беседовал о чем-то с начальником полиции. Доктор Чуквара воспользовался этим, чтобы поговорить со мной откровенно.

– Надеюсь, лорд Тереби, вы удовлетворены результатами вашей поездки? – сказал он.

– В общем и целом – да, – уклончиво ответил я.

– И вам, конечно, хочется поскорее вернуться домой?

Я кивнул. Что тут можно было сказать?

– А ваш друг мистер Старкс? Надеюсь, он доволен тем, как идут дела?

– Ну…

– Если у вас сложилось впечатление, что между количеством вложенных средств и степенью реализации работ есть несоответствие… Думаю, вы согласитесь, что урегулирование этого вопроса лучше поручить местному руководству. Я, к примеру, приглядываю за Огунгбе, так что на этот счет можете не беспокоиться.

– Пожалуй, вы правы.

– К сожалению, ваш друг мистер Старкс… Мне кажется, он – человек импульсивный, горячий. И если ему вдруг придет в голову вмешаться во внутренние дела нашей страны, это может привести к весьма негативным последствиям.

– Откровенно говоря, я не думаю, что Гарри станет вмешиваться в подобные вопросы.

– Тем не менее я надеюсь, что, если подобное желание у него возникнет, вы его отговорите. – Доктор Чуквара поднял бокал. – Давайте выпьем за ваше благополучное возвращение домой. Ну а если вы, не дай Бог, столкнетесь с какими-то проблемами… – Он незаметно сунул мне в руку сложенный листок бумаги. – По этому телефону вы сможете связаться со мной в любое время. Возможно, это будет непросто – телефонная сеть нашей страны еще неразвита, но я все же настоятельно советую вам воспользоваться этим номером, если произойдет нечто непредвиденное.

22 июня, вторник

Лагос

Утром мы вылетели в столицу. Крошечный самолетик снова швыряло и бросало то вверх, то вниз, и на этот раз меня вырвало. Слишком много пальмового вина и слишком мало сна, я полагаю. Плюс постоянное ощущение тревоги. И все же, когда, опустив голову между коленями, я содрогался от рвотных спазмов, я с облегчением думал: по крайней мере, мы летим домой.

Когда мы приземлились в городском аэропорту, выяснилось, что Гарри заказал нам комнаты в отеле «Эксцельсиор» на берегу Лагосского залива. Как он объяснил, рейс на Лондон задерживается, поэтому мы взяли такси и поехали в гостиницу. Там я сразу отправился к себе в номер и лег. Кондиционеры здесь работали не в пример лучше, чем в Энугу. Довольно быстро я заснул и спал, к счастью, без сновидений.

23 июня, среда

Собрал вещи и приготовился ехать в аэропорт, но Гарри куда-то пропал. В номере его нет. Дежурный клерк в приемной сказал, что Гарри уехал рано утром. Вернулся к себе в номер и стал ждать. Что, черт побери, происходит?!

24 июня, четверг

Снова утро. От Гарри никаких известий. Изнывать от нетерпения и скуки мне мешают приступы тревоги – где же все-таки Гарри? После ланча решил выпить как следует. Стараюсь не думать о том, что могло случиться. То и дело опускаю вспотевшую руку в карман и ощупываю листок бумаги с телефонным номером, который дал мне доктор Чуквара. Все-таки со звонком решаю не спешить. Поднялся к себе в номер и немного вздремнул.

Часов в шесть меня разбудил Гарри.

– Где, черт тебя возьми, ты был?! – спросил я. – Я здесь чуть с ума не сошел от беспокойства!

– Мне нужно было кое-что выяснить.

Я быстро оделся.

– Когда наш самолет?

Гарри улыбнулся, но от его улыбки меня бросило в пот.

– Мы никуда не летим, Тедди, – сказал он. – Во всяком случае – пока.

– В чем дело, Гарри? Это становится невыносимым!

– Нам нужно довести до конца одно дело.

– Тебе – может быть. Но лично я сыт по горло! – Я подхватил с пола свой чемодан. – Я еду в аэропорт, а ты – как знаешь!

Гарри преградил мне дорогу.

– Я бы советовал тебе не торопиться, Тедди.

– Прочь с дороги! – Кипя от возмущения, я попытался протиснуться мимо него, но Гарри выхватил чемодан у меня из рук и швырнул на кровать. Потом он схватил меня.

– Руки прочь, хулиган чертов! – крикнул я.

Гарри размахнулся и влепил мне звонкую пощечину. Его ноздри слегка раздувались от гнева, но в целом его лицо выглядело достаточно спокойным. И дьявольски холодным. Не дрогнув ни единой черточкой, Гарри толкнул меня на кровать. Загудели матрасные пружины. Я ударился головой об угол своего чемодана и скорчился от боли. Я был беспомощен. Беспомощен, как ребенок. В эти минуты на меня вдруг нахлынули воспоминания об унижении, пережитом в младшей школе. Тогда я тоже был беспомощен. Меня били. Чтобы избежать побоев, приходилось подлизываться к старшим мальчикам, но это не всегда помогало.

Я начал всхлипывать.

– Я хочу домой! – выкрикнул я.

Гарри сел на краешек кровати рядом со мной и нежно погладил меня по щеке, которая еще горела от удара.

– Ш-ш-ш! – проговорил он с интонациями старшего, хотя на самом деле Гарри был чуть не вдвое младше меня. – Ну, не надо плакать!

Неторопливо похлопывая меня по плечу, он дождался, пока я перестал всхлипывать (я действительно успокоился, но сосущее ощущение под ложечкой осталось).

– Слушай, – прошептал он мне на ухо, – нас обмишулили. Отымели по всем статьям. Но если эти подонки думают, что им это сойдет с рук, они ошибаются.

– Но что мы можем сделать? Ведь мы совсем одни в этой Богом забытой дыре! Давай лучше поедем домой, а уж там постараемся что-нибудь придумать!

– Тогда будет слишком поздно. Мы должны действовать сейчас.

– Гарри, я думаю, что в нашем положении самым разумным было бы оставить все как есть. В конце концов, мы приобрели опыт и впредь будем осторожнее.

Гарри неожиданно помрачнел.

– Глупый старый педик! Неужели ты думаешь, что я могу оставить все как есть? Просто утереться и сказать: «Пятьдесят кусков выброшены на ветер – ну и Бог с ними»?

Он протянул мне носовой платок, и я вытер глаза.

– Ну и что ты собираешься предпринять? – с опаской спросил я.

– Завтра, – ответил Гарри, – я тебе кое-что покажу.

25 июня, пятница

Ездили в порт. Здесь Гарри в своей среде. Он глядит вдоль берега и кивает с таким видом, словно все здесь хорошо ему знакомо. Попросив водителя остановить машину у пристани, он показал мне группу стоящих на рейде грузовых судов.

– Вон там наш цемент, Тедди, – сказал он.

Я нахмурился и, напрягая зрение, вгляделся в темные силуэты судов.

– Что они там делают? Разве они не должны зайти в порт, чтобы их разгрузили?

Гарри скорчил гримасу.

– Ага, ты тоже удивлен?

– Да в чем дело?

– Увидишь, – ответил он и назвал водителю адрес.

Вскоре машина притормозила напротив каких-то развалюх, в которых я не без труда признал питейные заведения, втиснутые между огромными складскими терминалами.

– Идем, Тедди. Я хочу познакомить тебя с одним человеком.

Мы выбрались из машины и подошли к одной из таверн, над дверью которой красным суриком было написано название: «Бар „Аристократ“». Внутри было полно белых моряков, которые, рассевшись за столами, шумно пьянствовали. Группа чернокожих у стойки была занята каким-то серьезным разговором; когда мы вошли, они украдкой бросили в нашу сторону несколько настороженных взглядов. Несколько шлюховато одетых нигериек, сидевших за отдельным столиком в углу, откровенно скучали.

Гарри шагнул вперед и кивнул бармену. Тот поднял глаза и, не переставая вытирать стаканы, которые он выстраивал на стойке в одну линию, движением головы показал на отдельный кабинет в глубине зала.

Бамбуковая занавеска раздвинулась с костяным стуком, и мы оказались в крошечной грязной комнатке с земляным полом. За единственным столиком сидел какой-то очень смуглый человек и пил пиво. Увидев Гарри, он поднялся и кивнул. Следом за нами в комнату вошел бармен, который принес бутылку дешевого бренди и три стакана. Он поставил их на стол, и Гарри дал ему несколько банкнот. Потом бармен ушел, а Гарри наполнил бокалы и представил нас друг другу. Смуглого мужчину звали Рико.

– Будьте здоровы! – сказал он и, поднеся стакан ко рту, осушил его одним глотком.

– Рико – капитан одного из тех судов, которые я тебе показывал, – объяснил Гарри. – Как видишь, мне не потребовалось много времени, чтобы отыскать наш драгоценный цемент, а заодно выяснить, почему он до сих пор здесь, а не в Энугу. В этом мне очень помог наш новый друг… Рико, расскажи Тедди то же, что ты рассказывал мне.

Рико кивнул, и Гарри снова наполнил его стакан.

– Все очень просто, – сказал Рико, пожимая плечами и отпивая глоток бренди. – Цемент мы везем из Кадиса. Агент велит нам доставить его в Лагос. Доставить, но не разгружать. Наша задача – простоять в порту месяц, потом увезти груз обратно.

– Ничего не понимаю! – сказал я.

– За ожидание на рейде платят больше, чем за разгрузку. Агент, который отвечает за груз, сказал: возникли проблемы с лицензией на импорт. Думаю, он перепродал лицензию кому-то другому, поэтому нам просто не разрешат встать под разгрузку. Вместо этого мы продолжаем ждать. Мы ждем и ждем, экипаж ходит на берег в увольнительные, пьет, развлекается с местными шлюхами. В конце концов мы благополучно отправимся обратно…

– И все равно я не понимаю! Почему ожидание выгоднее, чем разгрузка?

Рико рассмеялся. Один из передних зубов у него был черный и гнилой.

– Демерредж, дружище, сечешь? Это трюк с во-от такой бородищей!

– Демерредж?!

Рико на ломаном английском объяснил, в чем дело. Например, представитель некоей компании покупает цемент по фиксированной цене. Потом цемент прибывает в порт назначения, но не выгружается, а остается на борту зафрахтованного судна. По идее, компания, выписавшая заказ на поставку товаров, должна оплачивать время, что судно простоит в порту в ожидании разгрузки. Это и есть пункт о демерредже, который включается во все стандартные договоры о морских перевозках. И если судно стоит в порту достаточно долго, то штраф за простой начинает превышать базовую сумму договора фрахта. После этого судно с цементом может уйти и продать груз где-то в другом месте, а потом вернуть представителю компании деньги, потраченные на закупку цемента по первоначальной цене.

– Ты должен признать, Тедди, что схема довольно остроумная, – заметил Гарри, когда Рико закончил свои объяснения.

– Да, пожалуй, – согласился я. – И если все это верно, то нас действительно, как ты выражаешься, «насадили»!

– И не только нас, Тедди, не только нас. Не так ли, Рико?

Рико нахмурился.

– Сначала, – сказал он, – я думал, что чем дольше мы будем ждать, тем больше денег получим. Но прошло довольно много времени, а от покупателей ни слуху ни духу. Мои люди устали от безделья и ожидания. Они напиваются, дерутся, имеют неприятности с полицией и так далее. Похоже, этот сукин сын агент и не собирается выполнять наш уговор.

После этого Рико и Гарри, наклонившись друг к другу, быстро и горячо заговорили о каких-то непонятных мне подробностях. На меня они не обращали внимания. Я отпил глоток бренди из стоявшего передо мной бокала и поморщился. Бренди было премерзкое, но, чтобы утешиться, мне годился любой алкогольный напиток – лишь бы был покрепче. И я выпил еще глоток. Гарри и Рико негромкими, почти ласковыми голосами обсуждали планы мести. Именно этого я боялся больше всего. Мой бокал опустел, я налил из бутылки еще и залпом проглотил огненную жидкость.

Потом я посмотрел на Рико. Сплошь покрытый татуировками и шрамами, с сильными, испачканными въевшимся мазутом руками, он, как и Гарри, казался способным на любое насилие. Я никак не мог разобрать, о чем именно они говорили: Гарри с важным видом давал Рико какие-то инструкции, а тот согласно кивал. Наконец они откинулись на спинки стульев и, одновременно потянувшись к своим бокалам, допили все, что в них оставалось.

– Итак, договорились, – сказал Гарри, когда мы поднялись, чтобы уйти. – Позвони мне в отель, когда будут новости. Идем, Тедди.

Мы вышли в большой зал. Кто-то из белых матросов затеял ссору с одним из нигерийцев. Разговор шел на повышенных тонах, потом зазвенело разбитое стекло. Мы не стали задерживаться и поспешно вышли на улицу – в неподвижный и горячий вечерний воздух.

Уже стемнело, и, глядя с берега в море, мы ясно видели огни, горевшие на мачтах груженных цементом судов. Черная вода с чавканьем плескалась о волнолом. Над горизонтом неподвижно висели длинные темно-багровые облака. Мы стояли в луже желтого света уличного фонаря, еле-еле освещавшего небольшой кусок пристани. Крупные мохнатые мотыльки бились о грязное фонарное стекло. Во влажном воздухе плыли запахи канализации и бензина.

– В порту всегда можно найти то, что тебе нужно, – задумчиво сказал Гарри.

– Послушай, – повернулся я к нему, – я по-прежнему ничего не понимаю. Что происходит?

– Ничего особенного. Мы пытаемся решить возникшие проблемы, только и всего!

– Не лучше ли будет обратиться к властям?

Гарри рассмеялся:

– Ты шутишь?!

– Почему? Я мог бы съездить в консульство и попытаться нажать на кое-какие рычаги…

– Слишком поздно, Тедди. Ты должен довериться мне – я знаю, что делаю. Главное, не волнуйся – мы со всем разберемся. А потом поедем домой.

– Я даже не знаю…

– Нам нужно держаться вместе, Тедди. Мы здесь – одни против всех. Кстати, извини меня за ту пощечину…

– Ничего страшного. Я на тебя не сержусь.

И это было правдой. Я действительно больше не злился на Гарри. Единственным, что я испытывал теперь, были тошнотворный страх и острое желание как можно скорее отправиться на родину.

Гарри улыбнулся:

– Молодцом, Тедди. И спасибо.

С этими словами он привлек меня к себе, крепко обнял и хлопнул по спине. А я почувствовал, как в живот мне воткнулось что-то твердое.

– Что это? – спросил я.

– Где? – Слегка нахмурившись, Гарри отодвинулся от меня.

– Вот. – Я осторожно похлопал его по животу чуть выше пояса. Гарри ухмыльнулся и, распахнув полы пиджака, продемонстрировал мне рукоять заткнутого за пояс брюк пистолета.

– Я же сказал – в порту можно найти все, что угодно! Я, например, нашел там много интересного.

Я зажмурился и покачал головой.

– О Боже! – проговорил я.

– Не бойся, Тедди, все в порядке. Кстати, я хотел показать тебе еще кое-что… Идем.

И он повел меня в другой бар, в котором было полно белых моряков в форменках и чернокожих мальчишек. Было здесь и несколько женщин, – так, во всяком случае, показалось мне с первого взгляда, – но, приглядевшись повнимательнее, я понял, что ошибся. На маленькой сцене – под романтическую песню об утраченной любви – разыгрывалась какая-то гомоэротическая пантомима.

– Входи же! – Гарри кивнул мне, когда я замешкался на пороге. – Морячки отдыхают, и нам тоже не грех. Давай развлекаться.

Я решил, что Гарри окончательно отпустил вожжи. Мне это напомнило мою страсть к игре, которая часто помогала мне забыть о неприятностях. Faites vos jeux. Теперь мне не оставалось ничего другого, кроме как покориться и делать то, что хочет Гарри. Во всяком случае – пока.

Выпили мы порядочно, но на меня спиртное почти не подействовало. Мои мысли продолжали нестись вскачь, перегоняя одна другую. Потом мы заговорили с моряками. Гарри был оживлен, он шутил и смеялся вместе с ними. Делал всякие намеки и предложения. В конце концов ему удалось уговорить двоих поехать с нами в отель, чтобы пропустить по стаканчику на сон грядущий. Разыскав нашего водителя, мы вернулись в «Эксцельсиор».

Там мы поднялись в мой номер, и Гарри достал бутылку бренди. Мы вчетвером выпили еще, потом Гарри удалился с одним из морячков. Нежно поддерживая его под локоть, он вышел с ним из моей комнаты и повел к себе. Я слышал, как они негромко, точно дети, хихикают в коридоре.

Оставшийся моряк сидел на кровати и разглядывал меня со скучающим видом. Из уголка его губ свисала потухшая сигаретка. Должен признаться, что из всех мужчин, носящих форму, наибольшую слабость я питаю именно к морякам. Гвардейцы жадны – они требуют слишком много денег, а потом еще угрожают. И только в моряках есть почти невинная широта души, которая происходит, я полагаю, от того, что их увольнительные на берег обычно бывают достаточно короткими, а запасы наличных денег и страсти – слишком большими, чтобы их можно было истратить за краткий период пребывания на твердой земле. Кроме того, в моряках есть что-то бесшабашное и дикое – вероятно, долгое пребывание в открытом море освобождает их от скучных, сухопутных добродетелей. Ну и конечно, форменная одежда моряков тоже играет не последнюю роль. Особенно меня волнуют брюки. Мне нравится, как широкие, точно колокола, клеши, постепенно сужаясь кверху, туго обтягивают промежность, нравится изысканный клапан на пуговицах, который заменяет морякам обычную ширинку. О, этот клапан!.. Эта изящная, чуть отдающая стариной деталь матросских брюк будто специально создана для того, чтобы облегчить «фехтование». Просто расстегивать его – уже наслаждение!.. Я немного погладил мальчика, который сразу же лег на спину, время от времени вяло постанывая. Увы, сам я никак не мог возбудиться в достаточной степени. Тревога еще не отпустила меня до конца, да и алкоголь сделал свое дело, поэтому мне оставалось только смотреть, как от моих ласк матросик начинает понемногу корчиться в пароксизме удовольствия.

Потом я отправился в ванную, вымыл руки, поплескал на лицо холодной водой и взглянул на себя в зеркало. На меня скептически смотрело уже почти старческое лицо с мясистыми, будто припухшими чертами. Промокнув лицо полотенцем, я вернулся в комнату. Моряк уже повернулся на бок, и теперь громко храпел, погрузившись в глубокий, пьяный сон.

Я долго сидел на краешке кровати, пытаясь обдумать положение. Мне было хорошо слышно, как за стенкой возятся и стонут Гарри и его партнер. В конце концов я выудил из кармана листок бумаги с номером телефона и придвинул к себе аппарат.

26 июня, суббота

Когда я проснулся, моряка уже не было. От жары похмелье казалось совершенно невыносимым. Гарри сказал, что мы должны ждать, поэтому я заказал в номер чашку чая и свежий номер «Интернэшнл геральд трибьюн». Несколько часов кряду я сидел на кровати, потягивая маленькими глотками чуть теплый чай и тупо пялился в газету. Я никак не мог сосредоточиться на чем-либо на достаточно долгий срок. Все прочитанное тотчас вылетало у меня из головы.

В конце концов за мной зашел Гарри. В его походке, жестах, лице я увидел мрачную целеустремленность.

– Ну, идем, – сказал он. – Пошевеливайся.

– Мне обязательно ехать с тобой?

– Конечно. Не забывай – в нашем положении надо держаться вместе.

Мы спустились вниз, вышли на улицу, и Гарри жестом подозвал такси с уже знакомым мне водителем. Очевидно, он заранее договорился, что тот будет ждать нас у отеля. Как и всегда, Гарри продумал и спланировал все со своей обычной аккуратностью. И все же, я уверен, – он не видел, что, когда мы отъезжали от гостиницы, за нами двинулась еще одна машина.

На пристани мы подобрали Рико и, проехав по набережной вдоль гавани, перебрались по большому мосту на какой-то остров.

– Куда мы едем? – спросил я. Мне было не по себе, и я то и дело незаметно оглядывался, чтобы убедиться – за нами по-прежнему следят.

– Мы нашли Огунгбе, – ответил Гарри.

– И мы заставим его вернуть нам наши деньги, – мрачно добавил Рико.

– Угу, – сказал Гарри и погладил рукоятку заткнутого за пояс пистолета.

– Гарри… – с трудом проговорил я хриплым от страха голосом, – я не выношу насилия. Я не привык!

– Не беспокойся, – сказал Гарри. – Это наша забота. Мы разберемся.

– Тогда зачем ты велел мне ехать с тобой? Я буду вам только обузой.

– Тедди, ты нам нужен. Знаешь, у фараонов есть такой прием: «злой и добрый следователь». Так же и мы. Я и Рико возьмем на себя все, что связано с насилием. Тебе предстоит сыграть роль «доброго следователя». Много угроз плюс мягкое убеждение – это всегда срабатывает.

Меня вдруг затошнило. Я едва успел опустить стекло, и меня вырвало на пыльный горячий асфальт. Водитель сквозь зубы прошипел что-то злобное, но Гарри только похлопал меня по спине.

– Все нормально, – проговорил он. – Лучше стравить, чем нахлебаться.

Я не ответил. Чуть скосив глаза, я убедился, что машина, следовавшая за нами от гостиницы, никуда не делась. Горячий встречный ветер трепал мне волосы. Я снова ощутил позыв к рвоте, но из моего горла исторглось лишь несколько капель желчи. И неудивительно – за прошедшие сутки я почти ничего не ел. Теперь желудок сводило острыми спазмами, но я этого почти не замечал. На меня снизошло какое-то странное спокойствие, почти умиротворенность. Все происходило вне зависимости от моей воли, теперь я ничего не мог изменить. Опасности, окружавшие меня со всех сторон, представлялись мне какой-то ужасной азартной игрой. Ни предвидеть, ни предсказать, что случится в следующую секунду, было нельзя. И, глядя на вереницу одинаковых офисных зданий, проносившуюся мимо меня, я вдруг подумал, что именно так мы и живем. Мы смотрим только назад. Видим только то, что прошло.

– Тедди, – окликнул Гарри. – С тобой все в порядке?

Я убрал голову из окошка, откинулся на спинку сиденья и вытер рот носовым платком.

– Да. Просто мне нужно было немного проветриться.

Вскоре мы остановились перед малоэтажным многоквартирным домом, сложенным из бетонных блоков и выкрашенным известкой. Это был вполне типовой проект, но все же он показался мне знакомым, хотя я и не мог понять – откуда. Потом я сообразил, что точно такие же дома я видел на планах Старксвилла.

Рико указал квартиру.

– Ты уверен, что это та самая? – спросил Гарри.

Рико кивнул. Наклонившись вперед, Гарри отдал какое-то распоряжение шоферу и, снова откинувшись на сиденье, на несколько мгновений замер. Он даже глаза прикрыл. Его лицо сделалось очень спокойным, почти безмятежным. Пару раз Гарри глубоко вздохнул, потом его тяжелые веки дрогнули и приподнялись, на скулах заиграли желваки, а губы плотно сжались. Мне показалось – его лицо превратилось в неподвижную – и страшную – маску.

– Пошли! – прошипел он.

И мы стремительно выскочили из машины на улицу. Выглядели мы, вероятно, довольно смешно, и, уж конечно, бросались в глаза, но Гарри не дал нам об этом задуматься. Он быстро подвел нас к нужной двери и громко постучал. Выждав пять секунд, он забарабанил в дверь еще сильнее. С улицы на нас смотрели любопытные черные лица, но Гарри это не смутило. Отступив на пару шагов назад, он ринулся на дверь и легко высадил ее ударом плеча. Не медля ни секунды, он ворвался в квартиру, мы последовали за ним. Полуодетый Огунгбе пытался выбраться в окно дальней комнаты. Гарри схватил его за шиворот и поволок на середину.

– Куда это ты так спешишь, черномазый? – прорычал он.

Потом он пустил в ход кулаки, и очень скоро Огунгбе, избитый и жалкий, лежал перед нами на полу, свернувшись калачиком. Тогда Гарри схватил стул, поставил в центре комнаты и, вытащив из кармана несколько мотков веревки, протянул Рико.

– Привяжи эту обезьяну к стулу! – скомандовал он.

Рико поднял Огунгбе с пола, усадил на стул и начал привязывать. Гарри задумчиво потирал ободранные костяшки пальцев. Потом он кивнул Рико, который принялся деловито хлестать Огунгбе по щекам.

– Hijo de puta![31] – кричал он. – Вздумал насадить меня со своим пунктом о демерредже, да?!

Голова Огунгбе безвольно моталась из стороны в сторону, словно он тщетно пытался увернуться от ударов. Наконец Рико остановился и посмотрел на Гарри. Тот не спеша кивнул. Избитое лицо Огунгбе чуть заметно дрогнуло, расслабляясь. Дождавшись, пока он откроет глаза, Гарри достал пистолет, взвел курок и приставил к самому носу жертвы. Желтоватые глаза Огунгбе расширились от ужаса и перекосились, устремившись на ствол оружия.

– Я считаю, нужно убить эту сволочь, – холодно процедил Гарри.

– О нет, прошу вас! – взмолился Огунгбе.

– Заткнись! – отрезал Гарри.

Он провел пистолетом по лицу Огунгбе, прижал к нижней губе, потом просунул ствол ему в рот. Огунгбе зажмурился. Его щеки дрожали, по лбу стекали крупные капли пота. Из горла исторгся сдавленный, мучительный стон.

Обернувшись ко мне, Гарри улыбнулся, потом поманил меня свободной рукой и кивнул. «Твоя очередь» – вот что это значило.

Мягким движением я заставил его вынуть пистолет изо рта Огунгбе, потом погладил африканца по распухшей щеке.

– Ну, ну… – проговорил я. – Не бойся. В крайних мерах нет нужды, не так ли?

Огунгбе хрипло, тяжело дышал.

– Что вам от меня надо? – проговорил он, и Гарри тут же ударил его по уху рукояткой пистолета. Огунгбе вскрикнул и, подняв голову, с мольбой посмотрел на меня.

– Скажи им, пусть они меня не трогают! – всхлипнул он.

– Ты должен их понять, Джон, – сказал я как можно мягче. – Они очень расстроены. Ты их очень, очень расстроил…

Словно в подтверждение моих слов, Рико с силой ударил его кулаком в живот. Огунгбе с ужасным криком повалился на пол вместе со стулом, к которому был привязан. Несмотря на свою непривычку к жестокости, я каким-то образом оставался спокойным. Я должен был исполнить свою роль. Должен был как-то договориться с Огунгбе.

– Вот видишь, Джон? – мягко продолжил я. – Эти джентльмены сильно огорчены. Ты задолжал им деньги, и теперь они хотят получить их назад. По-моему, это справедливое требование, не так ли?

Огунгбе начало трясти. Сначала я решил, что с ним случилось что-то вроде нервного припадка. Он задыхался, словно что-то душило его. Потом он поднял голову, и мы увидели, что Огунгбе смеется.

– Что здесь смешного? – грозно спросил Гарри, сделав движение вперед, но я удержал его. Улыбнувшись Огунгбе, я откашлялся.

– Моим друзьям не до веселья, Джон, – сказал я. – Может, ты объяснишь, что тут смешного?

– Ваши друзья думали, что сумеют заработать кучу денег, выманить их у глупых африканцев. Вы считаете нас тупыми дикарями. Моя страна – страна скверных чудес. Она богата природными ресурсами, но их у нас крадут, а потом продают нам же с большой прибылью. Но мы не дураки. Мы учились у наших колониальных хозяев, у гангстеров-империалистов.

– Неплохо сказано, Огунгбе, но это ничего не объясняет. Вкладывая свои деньги в твой проект, мы действовали честно.

– Вы хотели быстро обернуть деньги, заработанные нечестным путем, и получить прибыль.

Гарри снова поднял пистолет и прижал к виску Огунгбе.

– Ладно, хватит нам зубы заговаривать. Деньги на бочку, или я отстрелю тебе башку на хер!

Огунгбе поморщился. Я снова прочистил горло.

– Мне кажется, тебе стоило бы признать требования моих друзей справедливыми, – сказал я.

Внезапно из прихожей послышался топот ног – несколько человек ворвались в квартиру через выломанную входную дверь. Не успели мы обернуться, как в комнату ворвались трое мужчин в форме защитного цвета и с револьверами наготове.

– Не двигаться! – прокричал один их них, очевидно – начальник. Потом он направил свой револьвер на Гарри.

– Эй, ты! Бросай оружие!

Гарри выпустил пистолет из рук, и он упал на пол.

– Вы из полиции? – спросил он.

– Нет, не полиция. Мы – Соза.

Огунгбе рассмеялся:

– Познакомьтесь с нашими доблестными вооруженными силами, джентльмены!

Командир шагнул вперед и с силой ударил Огунгбе по лицу.

– Молчать. Тебе не давать слово. Хватит морочить нам голова. Ты думать – ты умный, учиться английский колледж, много-много изучать грамматика и прочее. Я тоже быть английский колледж. Сандхерст. Учить военный дисциплина, грамматика и борьба с инсургенты. И другое такое же. Мы знать, что такое порядок. Наше страна погибать. Воры занимать руководящие посты, брать у всех много-много взятка. Ты тоже воровать, но ничего – скоро это закончится. Соза брать власть и восстановить порядок!

– Спасибо, лейтенант, – раздался голос из прихожей, и в комнату вступил доктор Чуквара. Оглядев нас, он удовлетворенно кивнул.

– Ну вот мы и собрались, – сказал он и улыбнулся.

Потом он закурил сигарету и, посмотрев на меня, слегка наклонил голову.

– Спасибо, что вывели нас на Огунгбе. Думаю, без вас мы бы не нашли его так быстро.

Гарри, нахмурившись, повернулся ко мне.

– Ты..? – проговорил он.

Я только пожал плечами.

– Теперь этим делом займемся мы, – добавил доктор Чуквара. – Вас отвезут в аэропорт и посадят на рейс до Лондона.

– А как насчет наших денег? – спросил Гарри.

Чуквара глубоко затянулся сигаретой.

– Вы причинили моей стране много вреда, нарушили множество наших законов. Думаю, вы достаточно хорошо знакомы с нашей пенитенциарной системой, чтобы задерживаться в Нигерии, рискуя столкнуться с правовыми последствиями ваших поступков. Все активы предприятия Огунгбе будут конфискованы властями. Можете мне поверить – он пытался присвоить не только ваши деньги, но и правительственные субсидии, которые я раздобыл для него.

Чуквара подошел к Огунгбе и стряхнул на него пепел.

– У тебя «бездонный глаз», – сказал он, – и бездонная глотка. Но честолюбие и жадность сыграли с тобой плохую шутку.

С этими словами он ткнул сигаретой в лицо Огунгбе. Раздался ужасный крик. Отвернувшись, доктор Чуквара мрачно посмотрел на нас.

– А теперь вон отсюда! Уезжайте к себе и больше не возвращайтесь!

27 июня, воскресенье

Аэропорт Лагоса, 3 часа утра. Долгое ожидание рейса, который должен доставить нас домой. Гарри оч. мрачен. Его мечты о собственной империи, о месте под солнцем – все развеялось как дым. Я, со своей стороны, оч. рад, что мы наконец-то выберемся из этой Богом забытой дыры.

Вчера вечером нас отвезли в отель, чтобы мы могли забрать наши вещи. Рико высадили в порту. Во время этой остановки мы в последний раз увидели стоящие в заливе грузовые суда. Рико указал нам на одно из них, которое, сильно накренившись, сидело в воде по самые борта. Перемежая свои слова грубыми испанскими ругательствами, он сказал, что грузовозы стоят на рейде так долго, что влажность проникла в трюмы, цемент стал затвердевать и набирать вес. Суда тонут.