Подсолнух

Глава 2. Алмаз

Выйдя за пределы жилого комплекса, Татьяна оказалась на пустой улице, засаженной тонкими деревцами. В раннее утро прохожие встречались редко. Чуть подальше гудели автомобили, сигналили сирены, скрипели строительные краны. В неизвестном для себя направлении девушка двинулась на шум улиц меж нестройных крыш многоэтажек.

Последний раз в Москве Татьяна была пять лет назад. Отец взял ее в командировку во время летних каникул. Она мало, что помнила из этой поездки. Он занимался делами, а с ней гуляли его друзья, нудные скрипачи, водившую ее только по тем местам, которые были интересны им самим.

Теперь Татьяна сама могла решать, когда и куда идти. Никто не мог ее заставить выслушивать скучные диалоги двух чопорных пенсионеров. Зато теперь ее волновали базовые вещи: что есть и где спать. Она никогда раньше не задавалась этими вопросами. Еда всегда была готовой, вкусной и полезной, постель – привычно удобной, теплой и мягкой. Рядом каждую минуту был отец, который все объяснял и советовал. И ходить приходилось по одному и тому же маршруту, а здесь все улицы и проспекты неизвестно, куда вели.

Девушка даже не знала, где и как искать жилье, как его, вообще, находят люди. Просто переставляла ноги, скорее, рефлекторно, чем сознательно. Смотрела по сторонам на окружающие объекты, скорее, сквозь, чем на. Голову будто бы занимали важные мысли, но все крутились вокруг одной оси – стержня паники, и никак не развивались.

Татьяна гуляла часа два по стремительно просыпающемуся городу, прежде чем увидела объявление, напечатанное на розовой бумаге и приклеенное к фонарному столбу, что стоял на перекрестке у пешеходного перехода. Она случайно его заметила, отвлекшись на оглушающий рев мотоцикла. Взгляд уловил «Сдам квартиру-студию, 20 000 р., без залога», выделенное жирным увеличенным шрифтом. Мелкими буквами снизу лаконично и емко описывалось само помещение: «Студия 30 кв.м., с/у совм., лоджия, евроремонт, вся необходимая быт. техника есть, 15 минут пешком до метро». Дальше шел номер телефона и имя – Виктория. Девушка сорвала листок и прочитала несколько раз.

«Мне даже нечем позвонить!» – с ужасом вспомнила она, когда решила узнать подробности. Татьяна огляделась по сторонам в поисках салона связи. В поле зрения ничего подобного не попалось. Интуиция подсказывала: «Следуй за толпой». Ноги повели ее сами. Попутные прохожие привели девушку к метро, где вокруг да около всегда находились магазины телефонов.

Найдя такой, она вошла и удивилась многообразию тарифов и мобильных операторов. Всегда до этого сим-карту ей покупал отец, сам управлял балансом и занимался настройками, а она только пользовалась и не имела никакого представления о том, как устроен мир. Ей захотелось плакать от беззащитности и никому ненужности. Продавцы оказались не такими приветливыми, как она ожидала, насмотревшись рекламы, задавали много сложных вопросов, пытаясь выявить ее предпочтения, но не предлагали ничего конкретного. А ей просто хотелось взять самый выгодный тариф. Консультант продолжал рассказывать про разных операторов, качество связи, линейки тарифных планов, расписывая преимущества каждого. «Зачем мне все это?» – раздражалась Татьяна, водя глазами по прозрачным полкам, на которых стояли дизайнерские коробки.

– В общем, берите этот, – сдался молодой консультант и тыкнул пальцем в стеклянную дверцу.

Татьяна не поняла, на какую именно коробку он указывал, поскольку смотрели они с кардинально противоположных ракурсов, но решила не отказываться. Наученная горьким опытом, она сразу попросила показать самый дешевый телефон. Парень отвел ее к витрине напротив, где смартфоны, как тридцать три богатыря, одинаковы с лица, стояли рядами на пластиковых подставках. Он показал на самый крайний с желтым ценником за три тысячи рублей. Девушка кивнула.

Приятным бонусом оказалось то, что стоимость сим-карты автоматически перекладывалась на баланс, а сама карта давалась бесплатно. Татьяна удивилась, что в этом жестоком капиталистическом обществе что-то еще предоставляют просто так. Это сгладило негативные впечатления, и из салона она вышла уже с улыбкой, связью и мыслью о том, что не все еще потеряно для этого мира.

Девушка набрала указанный в объявлении номер и стала слушать длинные гудки, волнуясь все больше с каждым новым. Она впервые это делала и нервничала, как будто сдает экзамен по решению житейских вопросов, прогуляв все лекции и семинары. На звонок ответил приятный женский голос с правильно поставленной речью. Виктория в целом рассказывала все то, что Татьяна уже прочитала в объявлении, но с некоторыми подробностями.

Мягкий с нотками нежности голос с первого слова располагал к себе. Не ожидая, пока Татьяна спросит, девушка рассказала о наличии всей необходимой мебели и техники для комфортного быта. После внутренних особенностей квартиры поделилась подробностями о районной инфраструктуре, нахваливая доступность всего необходимого.

– Все в хорошем состоянии. После ремонта ее снимала аккуратная девушка около двух лет, – продолжала Виктория. – И всего за двадцать тысяч рублей в месяц. Отдельно нужно будет оплачивать коммунальные счета. И без залога.

Татьяну вопрос с залогом не волновал, потому что она плохо понимала, что это значит. Девушка высчитывала в уме, сможет ли платить ежемесячно двадцать тысяч за квартиру и еще сверху за коммунальные услуги, но, посчитав, что пройдет испытательный срок во что бы то ни стало и станет получать в два раза больше, решила, что ей будет достаточно денег на жилье и даже на курсы, а первый месяц она как-нибудь перекантуется.

– Когда вы хотели бы посмотреть квартиру? – спросила Виктория.

– Я готова хоть сейчас!

– Отлично. Тогда я вам сообщением скину адрес, куда подъехать, и встречу вас там у подъезда через два часа, то есть в двенадцать.

– Договорились.

Татьяна услышала по голосу, как Виктория заулыбалась.

– Что ж, до встречи.

Положив трубку, она пялилась в телефон в ожидании смс-сообщения, которое пришло спустя две минуты. Татьяна решила отправиться по указанному адресу на наземном транспорте, потому что метро никогда не любила, даже в Петербурге. В запасе осталось два часа, поэтому можно было не торопиться, а город посмотреть хотелось.

По мере отдаления от центра столица начинала тускнеть и распадаться. Улицы все меньше выделялись царской стариной и больше загромождались типовыми советскими многоэтажками. Кое-где еще мелькали модерновые торговые и бизнес центры. На дальнем фоне выделялись красочные очертания аттракционов. Длинная полоса магистрали устремлялась в горизонт. Полузаброшенные пустыри с гаражами и ржавыми автомобилями разрезали пространство спальных районов, придавая им вид убогости и затхлости. Где-то, напротив, воздвигались густо застроенные высотные жилые кварталы, не уникальные, но разноцветные.

Татьяна с любопытством разглядывала горожан, что ходили по улицам или стояли на остановках, а потом появлялись перед ней в автобусе. Люди везде были одновременно одинаковые и разные. У каждого текла своя жизнь, велись различные дела, происходили события, но вырванные из контекста они все казались просто пестрой массой. Их было слишком много, чтобы кто-то на кого-то обращал внимание. Это успокаивало. Здесь ее вряд ли кто-либо из оставленного прошлого мог найти.

Девушка высадилась на широкой улице, почти напротив узкого переулка, скрытого деревьями, и завернула туда. Ориентируясь по онлайн картам, дошла до нужной арки, ведущей в череду тесных дворов, и вошла в распахнутые ворота. За время поездки солнце успело достигнуть зенита и своим светом выдавало старину советских дворов, даже если они прятались в тени окружающих зданий.

Опрятная женщина в голубом брючном костюме встретила ее у подъезда серого здания. Она дружелюбно улыбалась, но все жесты и мимику сдерживала, как политики или бизнесмены на важных встречах, чем сразу расположила Татьяну к себе, потому что показывала серьезность и деловитость.

Они вошли в тускло освещенный подъезд. Пахло чем-то несвежим, но мусора и грязи не было видно. Лифт кряхтел, но и в нем оказалось чисто. Наконец, они встали перед железной черной дверью. Виктория по очереди двумя ключами открыла замки и пригласила Татьяну внутрь.

Когда над ней зажегся винтажный бра, девушка увидела перед собой всю квартиру целиком. Это было продолговатое светлое помещение, из окон которого виднелся противоположный дом, точно такой же, только на тон серее и с большим количеством неуклюже замазанных трещин. Справа от входа имелась единственная межкомнатная дверь, ведущая, очевидно, в ванную. Перед ней на стене висела пустая вешалка. Татьяна задержалась на резиновом коврике на несколько секунд, пока Виктория не предложила войти и посмотреть все изнутри.

Здесь, действительно, имелось вся для комфортного проживания: и полностью оборудованная кухня, спрятанная за реечной перегородкой, и удобный дивандля отдыха, и рабочая зона. В квартире царил порядок и уют. Маленькие декоративные безделушки, будь то фарфоровая собачка или простенькая картинка в белой пластиковой рамке, придавали помещению вид оживленности и обжитости.

Виктория поводила Татьяну по квартире кругом, показав места хранения и рассказав немного о соседях, что не должны были досаждать. Потом достала документы: копию свидетельства о собственности, ксерокопию паспорта, договор на пяти страницах, на которые Татьяна даже не обратила внимания. Осмотрев ухоженную ванную, она развернулась к Виктории всем корпусом и воскликнула: «Беру!». Та широко улыбнулась и подошла к столу, на который кинула кипу бумаг. Татьяна сразу достала деньги и отдала женщине двадцать тысяч рублей, после чего ее кошелек заметно сбросил в объеме.

– Ну, что ж, добро пожаловать. Ваши ключи, – сказала Виктория, протягивая Татьяне звенящую связку.

– Спасибо, – улыбнулась та.

Татьяна, как хозяйка, проводила ее и, счастливо помахав рукой, будто прощалась с единственной подругой, захлопнула дверь, когда Виктория начала спускаться вниз по лестнице. Обернувшись и еще раз оглядев новое обиталище, девушка, почувствовала себя взрослой.

Первым делом она занялась стиркой одежды и белья. Потом начала рассматривать содержимое шкафов. Сбегала в супермаркет за необходимыми предметами гигиены, простой косметикой, чаем и печеньками. Делая маленькие глотки горячего напитка, разносящего аромат мяты по комнате, она оглядывалась вокруг, любуясь стенами, полами и мебелью, и никак не могла нарадоваться, будто поселилась в Зимнем дворце. Чай ее расслабил. Снова почувствовав усталость и эмоциональное истощение, она прилегла на диванчике и незаметно для себя уснула.

Татьяна погрузилась в глубокий сон, который по пробуждении, казалось, длился всего одно мгновение. Она резко открыла глаза, думая, что ничего не изменилось. Но в комнату теперь вливался не белый полуденный свет, а розовато-желтоватые оттенки настигающего небо заката. Девушка соскочила и заметалась по незнакомой квартире, пытаясь понять, к чему, где и как приступить.

Ей хотелось есть, но было нечего. В первую очередь требовалось привести себя в порядок перед первым рабочим днем. Она отправилась в ванную и застряла там на полтора часа, пока тщательно намывалась и брилась. После душа девушка минут пять не решалась наносить на глаза дешевую тушь в страхе потерять все ресницы или, вообще, зрение, но все-таки накрасилась ей аккуратно, стараясь не задевать веки. Потом подкрасила губы жирной, неприятно пахнущей, помадой морковного цвета. Смотрелось пока неплохо, но Татьяна предвкушала, как вся эта косметика может растечься на лице прямо во время выступления. От такой перспективы бросало в дрожь, но прийти в первый день без макияжа ей показалось более кощунственным.

Платье еще не высохло, как и все остальное. Пришлось влезать во влажное белье и мокрые кроссовки, зато в чистое.

Перекусить она решила в маленьком бистро напротив, где подавали вредную и сытную шаурму, которую Татьяна по-питерски называла шавермой. Там было грязно и кучно, но пахло заманчиво. Пришлось сбросить брезгливость на входе, чтобы с наслаждением слопать вкусность за одним из столиков.

В районе «Дэнсхолла» улицы были забиты молодежью, которая кричала, смеялсь, гуляла и даже дралась. Многие из толпы шли туда же, куда и Татьяна. Все вокруг ходили красивые, веселые, пьяные. Сексапильные девушки сверкали блестками в мини-юбках на толстых каблуках. На их фоне Татьяна сама себе казалась неказистым воробьем, по случайности залетевшим в лебединое озеро.

В этот раз очередь казалась длиннее и контрастнее. Невольно Татьяна заглядывалась на модниц, облепленных пайетками, как рыбы. Такие платья далеко не на каждой смотрелись красиво, зато демонстрировали актуальность. Про себя девушка фыркала, считая слепое следование трендам диким, но к концу очереди осознала, что не имела морального право их критиковать, когда сама ходила в бесформенном хлопковом мешке вместо платья.

Охранник на фейс-контроле сначала не хотел ее пускать, тем более, вперед очереди, и заставил ждать Павлика, который, к ее удаче, пришел несколько минут спустя. Лицо его еще сохранило юношескую припухлость, но парень всеми косметическими силами старался придать себе взрослости. Зачесывал волосы назад и набок, оголяя гладкий лоб. Ходил в подобранной не по размеру деловой одежде, что придавало сто процентов строгости сверху, а ноги обувал в начищенные до блеска туфли с острым носком. Костюм на нем теперь сидел другой, темно-зеленый, матовый, с коричневой рубашкой. Все вместе это смотрелось нелепо. И если бы не такие темные цвета, то выглядел бы он почти так же аляписто, как герой Джима Кэрри в фильме «Маска».

Парень попытался вкратце ввести девушку в курс дела.

– Штат у нас большой – со всеми в первый день не перезнакомишься, – говорил он быстрым речитативом. – Относительно дружный. Мы, типа, на отделы тут бьемся. В клубе есть своя кухня и официанты. Есть бар, где всем руководит бар-менеджер. Барных стоек несколько в разных концах. Есть промоутеры, которые в основном тусят в баре или на танцполе.

Пока он это рассказывал, девушка оглядывала толпу. До открытия клуба оставалось полчаса, а очередь так удлинилась, что, казалось, первые в ней посетители пришли сюда утром.

Стеклянные двери автоматически раскрылись перед ними, впустив внутрь. Стены холла облицовали черно-белым керамогранитом, а пол и потолок – глянцевой плиткой. За дубовой стойкой и кирпичными стенами расположился гардероб. Напротив висело огромное зеркало наподобие тех, что используют в голливудских гримерках. По периметру стояли трубчатые железные скамейки из нержавеющей стали. Стены, как в галерее, были обвешаны масляными холстами с изображением абстрактных цветных узоров, геометрических и не очень фигур, линий и клякс или непонятно чего еще.

Огромная центральная люстра с множеством мелких деталей и бра в форме подсвечников по бокам занимала половину потолка. Сначала Татьяна подумала, что детали были из пластика, имитирующего стекло, но это вовсе оказался металл, в котором отражался свет множества круглых потолочных лампочек, рассыпанных по поверхности словно звезды. Все вместе это создавало атмосферу ретро футуристичного бального зала. Уже этот холл-прихожую можно было использовать для пафосных светских раутов.

– Вообще, у нас тут много директоров, – продолжал Павлик. – Исполнительный директор, который занимается хозяйственными и административными вопросами. Музыкальный директор, который занимается артистами и диджеями, ну, и вообще, всем музыкальным сопровождением вечеринок. Генеральный промоутер, который занимается раскруткой и продвижением клуба. Их ты, скорее всего, видеть не будешь. Твой руководитель – Арина, арт-директор то есть, которая занимается креативным наполнением: всеми шоу-программами, вечеринками, танцами, в том числе. Ты непосредственно подчиняешься ей, мне, как администратору, и Свете, которая старшая гоу-гоу и заодно хореограф. Я тебя сейчас как раз ей передам. Дальше она тобой займется.

Чтобы войти в танцевальный зал, предстояло сначала преодолеть турникет, плавно переходящий в металлический невысокий забор. Павлик приложил магнитную карту к пластиковому ридеру, и они прошли дальше в зал.

В дизайне интерьера преобладали черный и белый цвета, но все предметы имели не строгую, а причудливую, витиеватую или угловатую форму. Идеально гладкую напольную плитку в форме многоугольников черепашьего панциря из черного мрамора разрезали белые динамичные разводы. Потолок напоминал пчелиные соты, которые различались количеством углов и кривизной форм. В некоторые из них утопал матовый пластик, а в некоторых блестели зеркала. В таком же стиле украсили стену за барной стойкой. Светодиодными лентами обрамлялось почти все. По углам и в других местах расставили металлические статуи, изображающие не людей и не животных, а, скорее, древних языческих духов и богов, или визуализирующие чью-то больную фантазию. Статуи скручивались, преломлялись и отражали свет не хуже зеркал.

У Татьяны создавалось ощущение, что она находится в бесконечном космосе. Интерьер выглядел роскошным и глубоко проработанным.

В центре располагалась сцена, которую Татьяна уже видела. Голубая дверь в гримерку находилась по правую сторону наискосок. Ее почти не было видно из-за кулис. По сцене плавала легкая разноцветная дымка и метались в разные стороны лучи цветомузыки. За диджейским пультом стоял тот же парень, что и вчера. Он махнул им рукой и улыбнулся.

– Это Таня, новая гоу-гоу, – крикнул Павлик, указывая вправо и назад, хотя девушка шла с другой стороны.

Диджей понятливо закивал, по-дурацки улыбаясь, как будто ничего не расслышал. В таких громоздких наушниках услышать что-то было затруднительно. Но Татьяна ответила на его приветствие легким поклоном головы. Почему-то диджея Татьяне Павлик не представил. Девушка подумала, что, вероятно, должна была его знать, потому промолчала.

Павлик открыл голубую дверь и рукой показал проходить первой. Гримерка оказалась просторной и хорошо освещенной. По сравнению с тем, что было в театре, в котором они танцевали выпускной спектакль, эта являлось дворцом.

Каждая танцовщица имела свой туалетный столик, которые выстроились вдоль трех стен. Четвертую полностью занимал шкаф-купе с зеркальными створками. Здесь было убрано. В углу под потолком висел кондиционер. На стульях валялась одежда, а обувь аккуратно складировалась на двух обувницах и около.

В гримерке толпились парни и девушки. Некоторые уже переоделись в сценические костюмы, остальные ходили в повседневной одежде. Почти у каждого столика кто-нибудь стоял или сидел, а то и по двое. Кто-то копался в шкафу. Кто-то смотрел в окно. Пара девушек валялась на пуфе в углу – те самые «кореянки», которых Татьяна видела вчера на сцене. В центре сгрудилось человек пять. Татьяна не успела их всех пересчитать, потому что из самого сердца толпы вырвался грубый возглас:

– Это что еще за гадкий утенок?

Взгляды всех устремились на новенькую. Любопытные, недоуменные, смешливые и испытующие. Говорила Света. Татьяна узнала ее по яркому рыжему цвету волос, но Павлик все равно ее представил.

Девушка стояла в центре, впереди всех, скрестив руки на груди и расставив ноги на ширине плеч, будто готовилась к танцевальной битве. Выражение лица ее показалось Татьяне высокомерным и глупым одновременно, пафосным и в то же время пустым, раздраженным и напыщенно самоуверенным. Тон ее голоса принял яркий недовольный оттенок. Она чуть ли не фыркнула в сторону Татьяны, из-за чего та сильно смутилась и опустила плечи.

– Балерина! – махнула Света рукой небрежно, поворачивая голову назад на группу поддержки, которая с любопытством разглядывала новенькую. – Я думала, по назначению Арины сюда как минимум прима Большого должна явиться!

Татьяна чувствовала на себе не менее дюжины пар глаз. Все казались настороженными и прикованными к ней. От этого становилось нервознее. Будто ее окружила стая голодных волков в диком лесу.

– Это Таня, – Павлик игнорировал все слова и взгляды. – Не прима и не Большого, но балерина, а теперь танцовщица гоу-гоу. Прошу любить и жаловать.

Татьяна быстро догадалась, насколько ей здесь не рады, особенно как назначенцу Арины. Большинство ухмылялись, остальные напряженно молчали, не спуская с новенькой глаз. Ей не понравилось то, как Павлик ее представил, и то, как на это хмыкнула Света. Она не хотела, чтобы ее продолжали считать балериной, хотела сбросить с себя этот ярлык и стать кем-то другим, но все продолжали делать на этом акцент.

– Свет, объясни человеку нормально, что да как, – сказал Павлик уставшим тоном. – И снабди всем необходимым.

Рыжая ничего не ответила, а Павлик и не ждал. Он быстро оглядел всех в гримерке и вышел, оставив Татьяну на растерзание коллегам. Девушка резко почувствовала себя беззащитной, еще более беззащитной, чем в первую ночь. Она каждой порой кожи ощущала излучаемое Светой раздражение. Остальные выглядели и вели себя спокойно, только замерли в ожидании непонятно чего. Лица их выражали немой вопрос, который Татьяна четко прочитать не могла, но догадывалась о сути. Все они ждали ее появления и многое до нее про нее уже обсудили. Всем было интересно, кого и почему назначила сюда Арина.

Напряженное молчание длилось примерно минуту. Татьяна осматривала комнату, ненадолго останавливая взгляд на побрякушках, что валялись на туалетных столиках. Света сверлила ее глазами со злобным прищуром, будто читала проклятие про себя. Потом она резко двинулась вперед и направилась мимо новенькой к шкафу. Покопавшись там, развернулась и швырнула в девушку без предупреждения целлофановый прозрачный пакет с чем-то мягким. Татьяне пришлось сделать шаг в сторону и вытянуть руки, чтобы поймать его.

– Надевай, – приказала главная гоу-гоу, снова отвернувшись к шкафу.

Острый веер рыжих волос прокрутился вслед за девушкой и спал на мускулистые плечи. Она открыла другую дверь, присела на корточки и достала оттуда коробку для обуви, в которой аккуратно были сложены лакированные белые босоножки на высокой изящной танкетке. Они пришлись Татьяне по вкусу.

– И это, – добавила Света, поставив коробку на руки новенькой поверх пакета.

– Ээ? – протянула та, оглядев толпу вокруг.

Произнести что-то более вразумительное ей не давал стресс и, как следствие, напряженное онемение во всем теле. Света невозмутимо пялилась в ответ.

– Переодеваться прямо здесь? – сглотнула Татьяна.

– Ширма там, – бросила рыжая и присела за столик у окна.

Рукой указала на угол за шкафом, в котором пряталась двустворчатая ширма с красивым цветочным узором, имитирующим японский. Татьяна смекнула и пошла переодеваться.

В пакете лежали бюстгальтер и трусы, испещренные крупными и мелкими стразами, словно ночной небосклон звездами. Лиф и стринги соединялись между собой четырьмя кружевными лентами со звездочками. В комплекте шли чулки из темно-синего кружева с узором из белых звезд.

Татьяна минуты три стояла за ширмой, стесняясь выходить. В такой одежде она чувствовала себя полностью голой, хотя самые интимные места были прикрыты. Девушка осматривала себя со всех сторон, насколько ей позволяла гибкость. Стринги оказались очень узкими, не полностью скрывали зону бикини, что особенно заставляло Татьяну смущаться. Стопам в туфлях было удобно, но ноги дрожали на такой высоте от боязни подвернуться. Она потопталась на месте, чтобы привыкнуть к новой обуви, и один раз чуть не упала. Как на таких активно танцевать, девушка пока не могла себе представить. В общем, дискомфорт выражался во всем наряде целиком. Татьяна чувствовала себя по-дурацки и хотела забиться в угол, но все-таки вышла, потому что жизненно нуждалась в этой работе.

Света оценила ее образ в костюме и цокнула губами.

– Отвратительно.

Она бесцеремонно заглянула Татьяне в трусы, отодвинув тонкую ткань указательным пальцем. Резинка трусиков хлестнула девушку по низу живота.

– Что за заросли?

По гримерке пробежались неприятные смешки. Татьяна словила несколько прищуренных ухмылок на лицах других девушек. Парни, которых было меньшинство, где-то шесть из шестнадцати, с любопытством поглядывали на нее. Сами они выглядели такими гладкими, будто вместо нормальной человеческой кожи с порами и волосами были обтянуты искусственным силиконовым покрытием.

Татьяна посмотрела на себя, но не знала, что на такое следует ответить. Света скрестила руки на груди и в упор уставилась на растерянную девушку. Татьяна чувствовала, как медленно расплавляется под грозным взглядом, но ничего поделать не могла. Она возмущалась глубоко в душе, волновалась и нервничала, теребила руками звездочки для успокоения, ожидала дальнейших инструкций и горела желанием поскорее выйти в зал лишь для того, чтобы уйти отсюда.

Света ей не понравилась. Она была строга, придирчива и неприветлива. Смотрела высокомерно, говорила грубо, всеми жестами и мимикой отталкивала от себя. Очевидно, этого и добивалась – сделать так, чтобы Татьяне стало некомфортно, не понравилось и захотелось уйти, хотя ей поставили противоположную задачу. «А может, нет? – с ужасом осознала девушка. – Может, Арина специально сказала ей меня гнобить?». Это показалось весьма вероятным. Но даже если весь мир противился тому, чтобы она здесь танцевала, ей просто некуда было идти, поэтому приходилось цепляться за место из последних сил.

– У меня волосы белые и невидимые, это не помешает, – Татьяна собрала по сусекам остатки бойкости. – В следующий раз все сделаю.

Она выдержала долгий Светин взгляд, сменившийся с пренебрежительного до снисходительного.

– Может быть, для тебя действуют какие-то особенные правила, – сказала рыжая, надавив на предпоследнее слово, и сощурилась, – но все мы здесь подчиняемся строгим стандартам. Ты должна быть гладкой. Везде, кроме головы.

Она еще раз оценивающе взглянула на нее снизу вверх. Остальные последовали ее примеру, как будто синхронизировались по блютуз. Потом Света шмыгнула носом и заговорила более наставническим, чем издевательским тоном:

– Лучше сделай сразу лазерную эпиляцию. С бритвой будешь мучиться.

Татьяна кивнула, хотя полного представления о том, что такое лазерная эпиляция не имела. Никогда до этого область бикини не доставляла ей столько неудобств, поэтому ей и в голову не приходило делать с ней что-то неестественное.

– Может быть, есть шорты? – с надеждой спросила она, хотя вероятность положительного ответа казалась нулевой.

Света вернулась к шкафу и, покопавшись там на одной из полок, достала короткие черные шортики, больше похожие на трусы-хипстеры, но зато они закрывали интимную зону полностью.

– Держи пока, – шорты прилетели Татьяне прямо в лицо.

Было не похоже, что рыжая метила в другую часть тела. Девушка глубоко вздохнула, чтобы стерпеть такое. Затем Света указала на свободный угловой туалетный столик, самый далекий от окна. Татьяна за секунду до этого поняла, что ей отведут именно это место.

– Можешь всю косметику здесь оставлять. Никто ее трогать не будет, – продолжала главная, отмахнув за плечо длинную прядь. – Ты танцевать-то хоть умеешь?

Ее прямоугольное лицо приняло такое выражение, будто она уже ничего от жизни не ждала, но в глазах мелькала искра надежды на лучшее.

– Умею, – твердо ответила Татьяна, чтобы показать стойкость, хотя в душе ревела, как маленькая девочка.

– Помимо классики? – уточнила Света, чуть наклонив голову набок, чтобы взгляд казался более внимательным и унизительным.

– Буду импровизировать.

Рыжая хмыкнула и отвернулась. Татьяна не стала заходить за ширму, чтобы надеть шорты, потому что парни и так уже все видели. Она быстро натянула их, но застегнуть на тугую пуговицу оказалось непросто. Света было протянула руки, чтобы помочь, но Татьяна отвернулась, воскликнув: «Я сама!».

– Ну, раз ты такая самостоятельная и всеумеющая, пойдешь на сцену со мной сейчас, – сказала главная.

Все уставились на новенькую ошарашенно, будто она выиграла в лотерею несчетное количество миллионов. Девушку эту насторожило. Сердце забилось сильнее. Почти выпучив из орбит глаза, она внимательно следила за тем, как Света спокойно подходит к туалетному столику, подкрашивает тушью ресницы, добавляет каплю тонального крема на нос и аккуратно размазывает ее губчатым тампоном, потом поправляет костюм, грудь в чашах бюстгальтера, трусики и чулки. Она молча прошла мимо Татьяны к выходу и тонким пальцем показала следовать за ней, не обращаясь по имени и ничего не говоря. Все остальные замерли, провожая их ошеломленными взглядами, а потом, когда дверь за Татьяной начала закрываться, закопошились.

В зале все еще было пусто. До открытия клуба оставалось пять минут. Татьяна поняла это по неоновым цифрам на электронных квадратных часах, что висели над барной стойкой напротив сцены. Музыка, не прерываясь, временами по синусовой волне то затихала до шепота, то разрасталась до оглушающего шума – диджей возился с настройками.

По мере приближения к сцене в Татьяне нарастала паника. Это был ее первый рабочий день. Первый в жизни. Ей предстояло делать то, чему она никогда не училась. В самом центре танцпола на глазах у целой толпы. А гостей, судя по очереди, ожидалось множество. Она, конечно, грезила в полудреме, как будет выходить на эту сцену, кружиться в выступе вокруг шеста и покорять возбужденную публику, но морально оказалась не готова. Страх заполнил все нутро. Сердце забилось в угол. Легким стало не хватать воздуха. Татьяна напрягла мышцы рук и ног, сковав тело изнутри, чтобы не дать себе впасть в паническое бешенство. Словно Терминатор, она шагала за Светой по ступеням на сцену, затем по ступеням в маленький круглый балкончик. Рыжая выбрала тот, что ближе к гримерке. Татьяне пришлось идти до следующего железными ногами.

Диджей включил композицию, которую она слышала уже тысячу раз из каждого динамика в городе, и Света начала разминку. Растягивала шею, руки, ноги и корпус. Татьяна следовала ее примеру, хотя разминка никак не помогла ей справиться с ощущением забетонированности.

Когда толпа молодых людей ввалилась в зал, рыжая затанцевала, не обращая внимания на Татьяну. Большинство гостей ринулось к барным стойкам. Часть расселась по столикам. Остальные беспорядочно, с широкими промежутками, заполонили свободное пространство клуба.

С очередным хитом танцпол наполнился людьми из холла, словно волной прилива к берегу прибило стаю копошащихся раков. Света активно задвигала руками, обвив шест одной ногой. Она крутилась, вертелась, дергала головой и широко улыбалась, как и вчера, и делала все это так непринужденно, будто танцевала дома перед зеркалом. Татьяна чувствовала себя скованной невидимой проволокой. Она боязливо оглядывалась по сторонам, пытаясь оценить, насколько сильно к ней присматриваются, и двигалась осторожно. Движения ее совсем не соответствовали музыке и ритму, но, к ее счастью, толпу внизу мало интересовало, что происходит на сцене. Хотя пару насмешливых взглядов она все же словила.

Света осторожно руками подмахнула снизу, призывая к более агрессивным движениям. Под воздействием ее напора и энергетики Татьяна резче завертела попой, переставляла ноги и размахивала руками. Потом, когда заиграла зажигательная R&B мелодия с элементами латиноамериканского фолка, тело самовольно задрыгалось под музыку, порой выдавая такие движения, о своей способности делать которые Татьяна и не подозревала. Но энергия в ней быстро угасала. Ее сковывала невидимая и очень жесткая цепь, выплавленная из смущения, морализаторского воспитания отца и неуверенности в себе.

Двадцать минут растянулись для Татьяны в бесконечность. Это была не минута славы, как она мечтала вчера перед сном, а вечность ее позора. Толпа не смотрела на нее вовсе, как будто от неловкости, и это задевало гораздо сильнее насмешливого любопытства. Девушка старалась двигаться плавнее и изящнее, но выходило грубо и нелепо. Она пыталась копировать движения Светы, но получалось как у младенца, повторяющего за мартышкой.

Наконец, Татьяна словила призывающий взгляд о том, что пора уходить со сцены. Рыжая ловко спустилась по лестнице на высоченных шпильках, как горная коза. Татьяна стала ее догонять. Уходя за кулисы, они натолкнулись на «кореянок» во вчерашних костюмах. Обе девушки никак не поприветствовали коллег, но взглянули на Татьяну с игривым любопытством, будто знали о ней много больше, чем она сама. Девушка проследила за ними и стала наблюдать, как они ведут себя на сцене. Стиль их танца показался ей своеобразным. Обе девушки двигались обрывисто, резко и энергично, иногда под музыку замедляясь и как бы растягиваясь в воздухе, но потом быстро возвращались в привычный темп. Судя по восторженным взглядам ближайшей к сцене толпы, людям это нравилось.

Не успела Татьяна войти в гримерку, как за ней появилась грозная фигура Арины с сердитым выражением лица и сжатыми кулаками. Сегодня она носила мятный брючный костюм с безрукавным длинным пиджаком. Топ под ним был настолько короток, что представлял зону декольте во всю ее объемную ширь и полностью открывал плоский живот. На губах блестела алая помада. Рекламные локоны пружинились на каждом шаге. При ее появлении все замерли. Толкнув Татьяну легонько в бок, она вышла в центр гримерки и сразу вскрикнула в затылок Светы, которая рассматривала себя в зеркало, перегнувшись через стул.

– Какая нахрен сцена? – Арина не стеснялась выражений.

Оглядев поредевших, застывших по стенам и углам, танцовщиков в комнате, Татьяна поняла, что никто здесь не упрекнул бы директора в сквернословии. Рыжая резко обернулась на гневный упрек. По губам пробежала злорадная ухмылка. Она скрестила руки на груди и присела краешком попы на столик.

– А что не надо было? – фальшиво удивлялась главная гоу-гоу. Актриса в ней, на взгляд Татьяны, погибла давно и в муках. – Я думала, ей только там и место. Ты же единолично ее наняла.

Директор несколько секунд злобно пыхтела, как голодный и истосковавшийся по человеческому мясу дракон. Татьяне хотелось исчезнуть из комнаты, чтобы не попасть случайно под ее обжигающее жаром дыхание. Она понимала, что явилась причиной гнева, но пока не понимала, в чем дело.

– Правила никто не отменял, – на тон более спокойным голосом произнесла Арина, выпрямив руки вдоль бедер.

– Неужели? – Света подняла одну бровь вверх и усмехнулась, проведя толстым языком под нижней губой. Бугорок прокатился по подбородку и исчез за тонкой щекой слева. – Судя по всему, на кастинг это не распространяется?

– Распространяется. Кастинг я провела сама.

– Ха! – рыжая задрала назад голову и застыла так на несколько секунд, продемонстрировав лебединую шею. – Претенденток получше, видимо, не нашлось? Неужели, «Дэнсхолл» так низко пал?

Они смерили друг друга презрительно-ехидными взглядами. Каждая ухмылялась. Все остальные превратились в бронзовые статуи и старались не дышать. Татьяна ерзала от дико зудящей неловкости, хотя ей стоило тоже застыть и не двигаться, но накаленные нервы не позволяли.

– Не тебе осуждать мои решения, – медленно проговорила Арина.

Стоя позади нее в двух шагах, Татьяна чувствовала, как сильная волна напряжения медленно растягивается по комнате.

– Ну, куда мне? – Света резко повысила голос. – Я всего лишь жопотряска в стразах! А ты, как истинный ювелир, умеешь заметить в куче камней алмаз.

Она небрежно ткнула указательным пальцем в сторону Татьяны и на звенящих нотах продолжила:

– Если она – твой алмаз, какого хера ты прибежала сюда тогда? Ты ее без конкурса взяла, но для сцены она слишком плохо танцует? Ты сама себе противоречишь!

– Алмазы надо огранять и шлифовать, прежде чем выставлять на продажу, – Арина указала рукой назад, примерно в Татьяну. – На грязный кусок неровного мутного камня никто не позарится, пока он красиво блестеть не начнет. Но это не значит, что грязный алмаз – не алмаз.

– Раньше ведь мы только отборные бриллианты брали, – прищурилась Света, делая медленный шаг вперед. – А теперь ты всякую дрянь с земли подбираешь? Моей сестре, уже готовой, отшлифованной и ограненной, в сто карат, ты даже в кастинге поучаствовать не дала. Из-за этой сучки.

Рыжая стрельнула в новенькую молниями из глаз, но быстро перенаправила ярость на арт-директора.

– Что у нее за блат?

Татьяна, наконец, осмелилась посмотреть на Арину и увидела ее непреклонный взгляд, безэмоциональное, словно застывшее во льду, лицо, уверенную и напряженную позу. Женщина злилась, но всеми силами держала себя, чтобы не закричать. Желваки шевелились, а верхняя губа поджала нижнюю.

– Я – ее блат, если тебе привычнее мыслить так, – усмехнулась Арина, сунув руки в карманы брюк.

Директор уверенными шагами начала движение вокруг Светы, глядя то в стену, то в пол, то на надутую рыжую девушку. Та оборачивалась вслед за ней с прищуром, в котором были видны только два белых огонька, недобрых, дрыгающихся, готовых к атаке, – отблески потолочной люстры.

– Я предпочту алмаз с земли поднять, самостоятельно отшлифовать и огранить, чем сразу звезду с неба схватить и обжечься, – закончила речь и движение Арина, вернувшись на прежнее место.

С легким стуком каблуков она приставила одну ногу к другой, как солдатик, не вынимая рук из брюк, и уставилась на Свету, которая резко повернула к ней лицо и вскрикнула:

– Ну, вот сама ее шлифовкой и занимайся! На меня не рассчитывай.

Рыжая секунду сверлила Арину глазами, потом с напором двинулась к выходу, одарив по пути и Татьяну проклинающим взглядом. Та съежилась и посмотрела на арт-директора, которая стояла в центре комнаты, оглядывая подчиненных. Фигура ее, статная, властная, прямая, кружилась вокруг своей оси вслед за взглядом, пока не остановилась на Татьяне. Тогда женщина вздохнула и тоже двинулась к выходу, показав танцовщице идти за ней. Девушка, как собачонка, побежала следом. Они прошли по темному коридору, освещенному только неоновой подсветкой к голубой двери в конце, как и прошедшей ночью. Арина с размахом открыла ее и, сделав шага три, резко развернулась к Татьяне корпусом. Та вошла в кабинет и по жесту Арины закрыла за собой дверь.

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что не можешь меня подвести? – спросила арт-директор, снова сунув кулаки в широкие карманы. – Я на тебя, считай, все фишки поставила. Деньги ты, в любом случае, должна будешь отработать. Но если все пойдет плохо, отрабатывать их будешь, моя унитазы. Все понятно?

Холодный взгляд арт-директора пронзил девушку насквозь. Отчаяние накрыло ее с головой.

– Понятно, – приглушенным обидой голосом ответила Татьяна, опустив глаза.

Арина продолжала разглядывать ее требовательно, будто пыталась выжать еще что-то, но молчала. Потом обошла широкий стол и села в кресло, откинув мало послушные локоны за плечи.

– В первый месяц все у нас танцуют на стойке гоу-гоу за вторым баром, рядом с туалетом, – спокойно начала арт-директор, глядя в монитор, будто разговаривала теперь с Татьяной по телефону, а не вживую. – Сейчас ты пойдешь туда же.

Девушка кивнула, хотя Арина не могла этого заметить, а точнее не хотела, но покорное молчание отвечало пониманием и согласием.

– Хореографию учи по видеоурокам, – наставнически продолжала она. – Подпишись на Светин канал. Она хорошо там многие вещи объясняет, в том числе базовые. И на паблик ее подпишись. Там тоже много всяких лайфхаков танцевальных.

Женщина говорила так, будто зачитывала заранее подготовленную инструкцию, параллельно изучая что-то другое на ярком экране перед собой. А потом внезапно посмотрела Татьяне в глаза и задала неожиданный вопрос.

– Ты девственница?

– Что? – опешила девушка, но повертела головой в отрицании.

– Один раз, поди, всего сексом занималась? – Арина изучала ее с легкой усмешкой на пухлых губах.

– Нуу… – потянула Татьяна и сдалась. – Почти.

– Так и думала. У меня дома ты лучше танцевала, – заметила она, приподняв уголки рта. Форма при этом почти не пострадала, оставаясь такой же нарочито пухлой и круглой. – Один раз – не пидорас. Раскрепоститься тебе надо.

Татьяна вмиг раскраснелась, услышав такую резкую фразу, появление которой, казалось бы, ничто не предвещало. Но еще больше ее насторожил смысл сказанного. Арина откинулась на спинку кресла и заложила под голову согнутые в локтях руки, сцепив пальцы.

– Ты больно зажата в танце. Не престало балерине полуголой в ночном гадюшнике задницей перед пьяной толпой трясти?

Арина, словив черное смущение Татьяны, расхохоталась в голос. Толстые губы растянулись в тонкую алую окружность, обрамляющую широко раскрытую зубастую пасть, которая показалась девушке хищнической, острой и глубокой, – такая загрызет и не подавится. Все то время, пока арт-директор наслаждалась собственной шуткой, девушка переминалась с ноги на ногу, не понимая, как себя вести, что делать и что отвечать. Но, оказалось, отвечать было не обязательно.

– Ладно, сегодня там в углу у туалета как-нибудь перекантуешься. Завтра будь у Арбатской в семь.

– Вечера? – от неловкости спросила Татьяна.

– Разумеется. И с костюмом.

Арина смерила ее таким взглядом, в котором, как будто никогда не было веселья, а вечно царили тьма, холод и презрение. Смех канул в эту бездонную пасть бесследно и так же внезапно, как и вырвался оттуда за минуту до этого. Они обменялись номерами телефонов. В голове Татьяны тут же возникла мысль покинуть помещение. Казалось, Арина телепатически внедрила в нее эту идею. Девушка послушно кивнула и направилась к выходу.

Прильнув с той стороны к двери всем дрожащим телом, она дала себе секунды отдышаться. Сердце стучало неимоверно. Дыханию потребовалась целая минута, чтобы вернуться в привычный режим. Идти в гримерку, полную ненавидящих ее танцовщиков во главе со Светой, ей не хотелось, а до выступления оставалось целых пять минут. Лучшей идеей показалось скоротать эти минуты в туалете.

Татьяна вытерла лоб и щеки увлажненным бумажным полотенцем, протерла подмышки, которые больше вспотели от разговора с Ариной, чем от танцев, поморгала перед зеркалом, будто пыталась сбросить кошмар с ресниц, а потом глубоко-глубоко вдохнула и резко выдохнула. Часть тяжести вышла наружу, и будто полегчало. Надо было отправляться на стойку, что находилась всего в нескольких метрах от застенка, за которым прятались двери в туалетные кабинки.

Стойка гоу-гоу представляла собой небольшой круглый пьедестал, без перил и шеста, но очень узкий. Максимум, который можно было там себе позволить в танце, это расставить ноги чуть шире, чем на ширине плеч, а упасть с него казалось опасным. Матовое покрытие имитировало то ли резину, то ли кожу. В целом, пьедестал сильно походил на барабан и показался Татьяне весьма неустойчивым. Но выбора ей не предоставили. Предстояло как-то оттанцевать здесь всю ночь.

Бармены бегали за стойкой, как ошалелые, акробатически уворачиваясь друг от друга с бутылками и бокалами в руках. Толпа вокруг гудела и пританцовывала. Люди знакомились, веселились, флиртовали. Алкоголь снабжал их энергией для этого. Никто не видел, как Татьяна выходит из туалета и поднимается на мини-подиум. Никого это не интересовало. Она снова танцевала на краю сцену, почти за кулисами, никому не нужная, специально спрятанная от всех. И так было даже лучше.

Музыка продолжала греметь. Смешанный поток мужских и женских голосов заглушали громкие звуковые волны из колонок над подиумом, заставляющие вибрировать все здание и всех, кто в нем находился. Когда в полночь на сцену вышел ведущий в золотом галстуке и бархатном бордовом пиджаке, все внимание публики направилось к нему. Татьяну не замечали. Стесняться было некого, но это не помогало. Движения по-прежнему выходили такими, будто железные шипы впивались в кожу, мышцы и кости. Двигаться заставляла только необходимость отрабатывать уже потраченное. Девушка удрученно закрыла глаза, поймала волну легкой музыки над головой и начала танцевать, как умела.

Ночь пролетела быстро. К четырем утра Татьяна чувствовала себя зомби, хоть и не знала, как мертвецы могут себя чувствовать. Ей казалось, что вся кровь вытекла вместе с потом. Воздуха не хватало, а от обязанности улыбаться никто не освобождал. Скулы тоже болели. Татьяна боялась, что дурацкое выражение неискренней улыбки теперь навсегда застынет на ее лице, но как только сошла с подиума, щеки сами опустились от бессилия. Татьяна привыкла к интенсивным нагрузкам, ведь, учась в академии, могла тренироваться часы напролет, но легкие не привыкли к такому сжатому количеству кислорода, оттого усталость копилась вдвойне. К тому же, колонки находились прямо над ее головой, отчего черепная коробка под утро трещала по швам. Все вместе очень утомляло.

«Добро пожаловать в свободную взрослую жизнь» – саркастично поздравила себя Татьяна и невесело улыбнулась, глядя в черное окно автобуса, на котором возвращалась в арендованную квартиру.

Не взирая на все неудобства и усталость, девушка чувствовала облегчение от прошедшей ночи. В душе искрилась радость от того, что она двигалась, как хотела сама; от того, что она преодолела себя, выступая перед толпой почти голой; от того, что продержалась первую ночь, несмотря ни на что. Впереди предстояло продержаться как минимум одиннадцать таких же ночей, а затем бесконечное их число.