Подсолнух

Глава 3. Часть посвящения

Больше устав морально, чем физически, Татьяна спала очень крепко. И долго не хотела просыпаться, пока чья-то холодная рука не затрясла ее с силой. Девушка приоткрыла сонные глаза и сквозь туман полусна увидела толстое лицо. Окруженный густыми порослями рот с желтыми сточившимися зубами то сжимался до идеально круглого отверстия, то растягивался в непонятные плоские фигуры. Грубый голос, с резью в ушах ворвавшийся в Татьянино сознание, что-то требовал. Девушка откинула с плеча чужую руку и приподнялась на кровати.

– Кто вы такой?! – вскричала она, придя в себя.

Тучный мужчина в джинсовом жилете и спортивных брюках изобразил на лице негодующее удивление. Татьяна уставилась на него с раздражением, разгневанная таким наглым вмешательством в ее покой. До всего остального пока не успела додуматься.

– Это ты кто такая?! И что ты делаешь в моей квартире?! – завопил мужчина, отпрянув.

– Что значит в вашей?

Девушка огляделась кругом, пытаясь вспомнить, что вчера произошло. Но вспоминать было нечего. Она лежала на раздвижном диване в квартире, за которую заплатила двадцать тысяч за месяц вперед. Здесь она уснула на рассвете. Ничего в обстановке квартиры не поменялось. Только солнце теперь пробивалось сквозь двухслойный стеклопакет прямо на мебель и на пол, ослепляя глаза. Татьяна даже шторы не задернула перед сном.

– То и значит. Это моя квартира. Как ты тут оказалась? – возмущался мужчина.

– Но я… Я же арендовала ее у… – Татьяна замялась. Теперь вся встреча с женщиной в голубом казалась туманной и нереалистичной. – У Виктории. Она здесь собственник. Она же мне бумажку какую-то показывала.

– Какую бумажку? Не такую ли?

Он всучил ей в лицо, прямо под нос, ламинированный специальный бланк желтоватого цвета, на котором красивыми буквами было написано «Свидетельство о праве собственности», а дальше шло описание, что за собственность непосредственно под это право подпадает. Татьяна прочла адрес и номер квартиры и осела.

– Подождите, я позвоню ей, – сообразила она и зарыскала по кровати в поисках телефона.

Мужчина вежливо, хоть и пыхтя с негодованием, ждал, пока девушка дозвонится, но она не смогла. Почти сразу из динамика компьютерный голос провайдера сообщил о недоступности абонента. В неверии и отчаянии Татьяна набрала номер еще раз. Потом еще. Пока мужчина не потребовал слезть с его кровати и не освободить помещение.

– Но я уже заплатила ведь! Какое право вы имеете!

– Это моя квартира! – кричал в ответ мужчина. – Не знаю, кому ты платила. Выметайся!

Он был неповоротлив и нездоров, но слишком огромен, что наводило страх. Татьяна сжалась.

– Ах вы, мошенники! – она стукнула ножкой об пол, но мужчина даже не вздрогнул.

В его руку могли поместиться целых две Татьяниных ноги.

– Вымаааатывайся отсюда! – указала он пухлым пальцем на дверь. – А то полицию вызову!

Девушка в испуге отскочила назад, сжав в руках одеяло. Спорить было бессмысленно. «Драться с этим носорогом за территорию все равно не получится», – подумала она сквозь ком обиды в груди. Она могла только убежать. Собрать манатки и снова бежать. Опять в безысходность и неизвестность. Без денег и без жилья.

Под его пристальным надзором и угрюмым уханьем Татьяна собрала вещи в пакет: всю косметику закинула вниз, сверху набросила спортивный костюм, остатки печенья и чая. Пока делала это, поблагодарила вчерашнюю себя за то, что легла спать в платье, а не голая. В нем же и вышла в отсырелый подъезд.

Дверь с грохотом закрылась. Девушка вздрогнула. По подъезду прошла звуковая волна гулкого удара. Она стояла в оцепенении, не до конца понимая, что с ней произошло. До Виктории дозвониться так и не смогла. Стоять перед дверью не имело смысла. Играл этот мужик естественно, но стало ясно, что ее развели как дурочку. Деньги получили, квартиру оставили себе, общипали ее, наивную, как курицу.

Заглянув в малюсенький кошелек, Татьяна пересчитала оставшиеся деньги. «Почему все так несправедливо? Неужели все люди такие сволочи? – давилась злобой про себя. – Что мне теперь делать? Я здесь пропаду!». Выйдя из подъезда, наполненного спертым воздухом, на свежую улицу, она глубоко вдохнула теневую прохладу с примесью остатков дневного тепла. Отчаяние накрыло ее на лавочке у подъезда, на которую она свалилась в бессилии.

В полицию, во-первых, идти было нельзя, потому что отец, наверняка, ее разыскивал, а, во-вторых, вряд ли могло помочь, потому что она ничего не запомнила и никаких доказательств не имела. Шок от произошедшего быстро прошел. Татьяне стало жалко себя. В кошельке валялось всего несколько тысяч рублей. И это все, что она имела на месяц вперед. Ее снова заманили, обманули и унизили. Она снова осталась без ночлега. Совершенно одна в большом городе.

Единственное, что у нее было – это работа в клубе, перед которой предстояло явиться на Арбатскую к семи. Она даже не знала, что ее там ждало, как и, в целом, по жизни. Оттого и разрыдалась. Татьяна ревела как маленькая девочка, не сдерживая страдания ничем. Слезы вытекали ручьями, огибая щеки с обеих сторон, опадая на землю, смешиваясь с соплями и слюной. Лицо все стало красным. Грудь болела от надрывов и тяжелого прерывистого дыхания. Она долго плакала, пока не выплакала все слезы. Глаза в какой-то момент просто перестали производить новые. Рыдания со временем сошли на нет. Девушка застыла на полминуты, приводя мысли в порядок, а затем руками вытерла лицо, отряхнулась и поднялась. До назначенного времени встречи оставалась пара часов.

Проще было добраться на метро: быстрее и удобнее, но Татьяна могла себе позволить не спешить. Надо было где-то перекусить. Пока ехала в автобусе, желудок ворчал, ежеминутно напоминая о собственной пустоте. Кафе и ресторанов в центре располагалось множество. Татьяна выбрала столовую, которая показалась ей самой дешевой.

В воскресный летний день, хоть и пасмурный, и не суливший ничего хорошего, улицы города были переполнены людьми. Татьяна едва протискивалась сквозь жужжащую толпу с подносом в руках к единственно свободному месту в углу. Круглый столик, очевидно, предназначался специально для одиночек, вроде нее. Зато стоял у окна, сквозь пыльное стекло которого открывался кусок наружного мира.

Вид был не из достопримечательных, но любопытному, мало знакомому с городом, глазу вполне мог сойти за интересный. Узкая улочка выходила на широкий проспект. Многоэтажки напоминали о разных эпохах. Вдалеке туманное небо и стеклянные бизнес-центры отражали городскую хандру. Кусочек набережной раскалывался надвое монументальным мостом. Все здесь казалось фундаментальным. Только человечки выглядели букашками на каменных глыбах, прячущимися в его извилинах, выемках и трещинках. Кто успел, тот нашел удобную расщелину и зацепился, а кто не успел, тот скользил по гладкой поверхности вниз с ускорением.

Еда оказалась безвкусной, разжиженной, двойной эконом, но Татьяна наелась. По большей части потому, что аппетит в ней так и не проснулся. Кофе тоже оказался никаким. Ничуть не бодрил. Из вкуса давал только кислинку, чуть разбавленную сладостью молока – сочетание отвратительное, зато стоил копейки. Пена на поверхности плавала, но больше походила на мыльную воду. В общем, Татьяну все только огорчало. А впереди ждал длинный вечер, еще более длинная ночь и совсем бесконечная жизнь, которая теперь представлялась девушке, скорее, вяло текущим умиранием, чем набирающим темпы взрослением.

Она не думала ни о чем конкретном, просто злилась на свою наивность, глупость и беспомощность. Казнила себя за побег из дома, за доверие Виктории, за неспособность постоять за имущество, которого теперь не осталось. Она тоже украла деньги у отца, а сама ничего не имела. И это только усугубило ее саможалость. Стыд и обида затмили разум. Свобода дорого обходилась и пока не давала никаких преимуществ по сравнению с прошлой жизнью, где она хоть и сидела в клетке, зато в безопасности и комфорте. Татьяна снова вспомнила свою комнату, запахи выпечки из кухни, медитативные звуки радио. Ей захотелось встать у станка, включить мультфильм и заниматься своим делом, не заботясь о том, где спать, что есть и как жить.

Загорелся экран телефона – вылезло уведомление. Арина написала: «Я в золотом Вольво у метро». Татьяна быстро схватила пакет и выбежала на улицу. От кафе до места встречи было минут десять пешком, но она бежала. Боялась, что арт-директор будет злиться, если она заставит себя ждать. Но лишь прибежав, поняла, что женщина сама приехала раньше. Девушка остановилась напротив золотого внедорожника, в каждой детали которого читалась элегантная скромность.

Арина не сразу ее заметила. Сидела за рулем, строгая и задумчивая, смотрела вниз, наверняка в смартфон. Рядом на пассажирском сиденье, откинув голову назад, развалилась Лада в расхлябанной манере. Лениво повернув голову набок, она увидела Татьяну и широко заулыбалась. Та постаралась сделать то же самое, но мышцы рта плохо слушались. Толкнув мать в плечо, девчонка замахала рукой. Арина посмотрела на Татьяну, поджала правый уголок пухлых губ и, опустив стекло, приказала залезть на заднее сиденье. Девушка молча послушалась.

– Привет, Танюха! – сразу воскликнула Лада, как только та открыла дверцу. – Ну, что покоряем Арбат сегодня!

– Что? – удивилась Татьяна и застыла на пару мгновений.

– Переоденься сначала, – вставила Арина. – Я думала, ты сразу в костюме будешь.

– Ну, как мне в нем по улице идти? Я же на общественном транспорте добиралась, – не успев скрыть возмущения, ответила Татьяна и сразу затихла, вспомнив, что разговаривает с арт-директором.

– Ну, сейчас ты в нем по улице и пойдешь, – усмехнулась Арина, глядя в зеркало заднего вида на то, как Татьяна неуклюже стягивает с себя Ладино платье. – Воспринимай это как часть посвящения в гоу-гоу.

Испугавшись подглядываний, девушка осмотрелась по бокам в стекла автомобиля.

– Они тонированные, – успокоила ее женщина и снова уткнулась в телефон.

Лада повернулась всем корпусом к Татьяне.

– Круто! Я думаю, с тобой мы дохрена бабла соберем, – она восторженно и без смущения глядела на голую девушку.

Татьяне стало неловко, но грубить дочери арт-директора не хотелось, поэтому она поскорее натянула бюстгальтер от костюма.

– Не матерись, – пригрозила Арина, не отрываясь от телефона.

– Ой, да это не мат. По телеку же даже так выражаются. Даже на Первом канале, – отмахнулась Лада от матери.

Той было уже не до дочери. Она, видимо, посчитала, что выполнила воспитательную функцию сполна, либо просто потеряла интерес к разговору ввиду более захватывающей переписки в мессенджере.

– А что значит мы? – спохватилась Татьяна. – Какое бабло? Где соберем?

– На Арбате, – невозмутимо ответила Лада. – Ты будешь танцевать. Я рэп читать. Юрец нам подыграет.

Девушка замерла в растерянности. Она пыталась понять, чему следует удивиться в первую очередь: тому, что Лада читает рэп, или тому, что она сейчас будет танцевать на Арбате в этом костюме, или тому, что они будут делать это вместе. Она перевела растерянный взгляд на Арину. Та затылком его почувствовала.

– Да, Таня, учись работать на публику, – ответила женщина на немой вопрос. – Лучше публики, чем на Арбате, ты нигде в Москве не найдешь.

– А это, вообще, легально? – спросила Татьяна.

– Разумеется, деревня, – закатила глаза Лада. – Слышала когда-нибудь о проекте «Уличный артист»?

Та завертела головой.

– Короче, проект такой есть, организован администраций города, – пояснила дочь арт-директора. – На сайте можно забронить время и место выступления, где хочешь. Там даже бумажку официальную дают, если вдруг что.

Лада помахала перед Татьяной бумажным листком с печатным текстом. Прочитать его возможности не было, но девушка предпочла не сомневаться.

– Понятно, – ошеломленно кивнула она, а про себя с горечью подумала: «Как много мне еще предстоит узнать об этом мире».

Когда Татьяна закончила переодеваться, они втроем вышли из автомобиля. Вещи девушка оставила внутри. Лада тащила за собой рюкзак с чем-то нелегким. Арина заблокировала автомобиль, и они неспешным шагом отправились на Арбат. Взгляды прохожих приковывались к Татьяне. Часть из них удивлялась, часть любовалась, часть негодовала, но все смущали девушку до покраснения. Она сцепила пальцы и опустила совмещенный кулак вниз в бессознательной попытке прикрыть срам, но тонкие руки едва могли что-то собой закрыть. Тело все равно осталось у всех на виду.

«Это часть посвящения! Это часть посвящения!» – тараторила в уме девушка, чтобы не сорваться и не сбежать. Лада в это время рассказывала о том, как они с Юрой начали выступать на Арбате. В качестве предисловия повествовала историю становления своих музыкальных вкусов; о том, как она пела в детском хоре; потом поступила в музыкальную школу по классу «фортепиано», а параллельно брала уроки вокала; о том, что ее любимым развлечением было караоке и все дни рождения она всегда отмечала там. А потом, пару лет назад, она услышала Оксимирона и поняла, что хочет читать рэп. Тексты она тоже писала сама. И гордилась этим. Музыкальным оформлением ее композиций занимался Юрец, начинающий саунд-продюсер, с которым она познакомилась на мастер-классе по игре на барабанах.

– Не спрашивай, как мы оба там оказались, – хихикая, отмахивалась Лада, хотя Татьяна и не спрашивала. – Занесло нас обоих. Наверное, судьба. В общем, мы закорефанились, стали то у меня, то у него дома репетировать, постоянно пытаемся придумать классные биты, музыку в целом. Я текста начитываю, он треки сводит. У нас пара демозаписей есть, которые Юрец все стесняется куда-нибудь отправить. Я его пока только на онлайн рэп-баттл уговорила. Одно демо закинули. Безрезультатно, конечно, но кто не пытается, у того и шансов ноль.

Они шли по Арбату, наводненному отдыхающими горожанами и туристами, перебегающими из одного бутика в другой. Над крышами домов густым дымом висело небо. Воздух казался теплым и влажным и тяжело вдыхался легкими. Но, в целом, прогуливаться было приятно, если бы не мучающее Татьяну чувство стыда, из-за которого отчаянно хотелось провалиться под землю. К ее сожалению, все водосточные люки по пути были плотно закрыты.

– Но на Арбат Юрец почему-то относительно легко согласился, – продолжала Лада, чуть убегая вперед.

Татьяне приходилось периодически ее нагонять. Арина, забыв про них, отстала метров на десять. Толпа быстро растворила ее в себе. На Арбате музыканты, аниматоры в ростовых куклах и люди-памятники встречались на каждом шагу. Выступали целые музыкальные группы, исполняющие известные песни российских или иностранных рок-групп, в основном, классику, типа Nirvana, Queen или Кино. Помимо уличных музыкантов мелодии издавали каждый второй бутик или бар, двери которых были раскрыты нараспашку. Помимо этого гудела и смеялась толпа, кричали дети, гремели по брусчатке скейты и самокаты. В общем, царила какофония звуков. Наверное, так шумел только Арбат.

– Мы тут с мая выступаем, – говорила Лада, ища глазами в толпе кого-то.

Она замедлила шаг, затем вовсе остановилась. Татьяна встала за ней. Вскоре к ним подошла Арина. Из толпы вышел субтильный паренек с длинными руками и вытянутой головой на худой шее, которая, казалось, не выдерживает тяжести кучных дредов, толстыми войлочными змейками свисающих с плеч на костлявую грудь. Поверх дредов была слабо натянуто бейсболка с плоским козырьком. Юноша носил длинную футболку, больше похожую на тунику, и черные шорты до колен с толстыми карманами по бокам. Он широко улыбался Ладе, неся на спине специальный прямоугольный чехол для музыкального инструмента.

– Здорово, Юрец! – воскликнула Лада, протягивая парню руку.

Парень ее крепко сжал, потом отпустил до кончика своих пальцев и потеребил ими. Обе руки превратились в кулаки и стукнулись костяшка в костяшку.

– Здрасьте, – сказал парень смущенно, переведя взгляд на Арину.

– Здравствуй, – с легкой, но строгой улыбкой ответила женщина.

Она сверлила парня глазами, будто параллельно искала в базе данных любые сведения о нем и анализировала их на предмет причастности к преступной деятельности. Это был взгляд недоверия, хотя она, очевидно, видела его не в первый раз. Или так она обычно выражала свою неприязнь. А, может быть, хотела тем самым напустить на парня страх и внушить уважение. У Татьяны была тысяча догадок, но Лада сбила ее с толку.

– Это Таня, бывшая балерина, ныне танцовщица гоу-гоу. Будет нам публику завлекать, – проговорила она быстро, улыбаясь парню.

– Здоров, Юра, оч приятно.

Парень не крепко пожал Татьяне руку. Говорил он так, будто рот его слишком ленился, чтобы напрягать мышцы и четко выговаривать каждое слово, съедая при этом окончания, как в смс. И сама речь текла расслабленно, специально растягиваясь во времени.

– Ладно, вы выступайте, а я оттуда посмотрю, – сказала Арина, указывая на модную кофейню с панорамными окнами на углу. – У меня там встреча.

Уже уходя, она обернулась на Татьяну и напомнила, что будет следить за ней. Звучало угрожающе, потому девушка занервничала, но в ответ только кивнула, а про себя подумала: «Мне нужна эта работа».

Компания осталась посреди улицы в эпицентре толпы. Некоторые прохожие с любопытством на них поглядывали, останавливаясь в ожидании увидеть нечто. Вечерело потихоньку. Из-за туч создавалось ощущение, будто на город опускались сумерки, легкие и мутные. А Татьяне казалось, что на ее голову опускается тьма позора и стыда, который им предстоит сейчас пережить. Отец бы отрекся от нее за такое. Но она успела отречься от него первой, поэтому была вынуждена теперь стоять в бюстгальтере и трусах в самом сердце города на посмешище тысячам людей. Но в работе она нуждалась, а Арина не походила на человека, который шутит такими вещами.

Зато Лада с Юрой исполнились оптимизма и энтузиазма. В четыре руки они ловко настраивали музыкальное оборудование. Лада достала из рюкзака колонки, а Юра подключил их к своему диджейскому пульту с ноутбуком на раскладывающихся ножках. Поверх бейсболки он надел наушники – профессиональный атрибут всех музыкантов, заметила Татьяна. Лада натянула такую же по фасону, как у него, бейсболку, только белую. На свободной футболке в районе груди имелась нашивка с непонятной надписью в стиле граффити. Широкие рваные джинсы слегка спадали с пояса. Кроссовки слепили кипяченой белизной. В Татьяне такой стиль вызывал легкое недоумение, хотя сама она выглядела куда нелепее.

Тихо заиграла музыка. Постепенно Юра увеличивал громкость. Лада настраивала микрофон.

– Ну, че, Танюха, начинаем? – спросила девчонка, с воодушевлением глядя танцовщице в лицо.

В ее детских круглых глазах было столько надежд, амбиций, счастья и стремления, что частичка энтузиазма передалась и Татьяне. Она улыбнулась, пытаясь взбодриться. Танцевать при дневном свете на одной из самых центральных улиц города в окружении многолюдной толпы было совсем не то, что танцевать вчера ночью в приглушенном свете перед пьяной молодежью за баром у туалета. Если после недружелюбного приветствия Светы и остальных танцовщиков в «Дэнсхолле» она казалась себе неуместной в клубе, то теперь она казалась себе неуместной в целом мире.

Как минимум, на этой улице она выглядела чужеродным отростком, мутировавшим под воздействием вируса. Ни у одних других музыкантов не было подтанцовки. И все из них одевались прилично. А мимо проходили солидные мужчины и женщины в деловых костюмах и элегантных платьях, и все косились на Татьяну. Лицо ее не успевало принимать нормальный оттенок кожи, как она снова ловила брезгливые взгляды прохожих и опять загонялась в краску. Возможно, брезгливыми эти взгляды не были, но Татьяна дала им именно такое определение. Арина удобно расположилась в кофейне у окна и, попивая из чашки, уставилась на Татьяну. Выражение ее лица не было четким, особенно за стеклом, но мнительной девушке казалось, что директор сейчас хмурит брови и мысленно требует перейти к активным действиям.

Татьяна кивнула ребятам и глубоко-глубоко вздохнула. Музыка заиграла во всю силу. Лада начала издавать в микрофон типичные для рэпа и хип-хопа междометные звуки. Юра, качая головой в такт, крутил переключатели на пульте. Танцовщица по указке Лады вышла чуть вперед перед ними и стала ловить мелодичные звуки. Биты не успевали за бешеным ритмом ее сердца. Она пыталась сконцентрироваться на звуке, постояла несколько первых секунд, постукивая ногой, и закрыла глаза, чтобы перебороть желание провалиться в ближайший люк канализации.

Под музыку вокруг быстро образовалась небольшая толпа. Татьяна с опаской озиралась, осматривая каждого из внимательных прохожих. Послышалась пара свистков и одобрительных криков. Кто-то захлопал и закричал, стимулируя танцовщицу переходить к действию. Толпа подхватила. Причем кричали не столько мужчины, сколько другие девушки. Татьяна осознала, что не существует в мире женской солидарности. Пару секунд она осматривалась кругом, пока не поймала одобрительный взгляд Лады. Та по-доброму улыбнулась и кивнула, придав ей смелости. Она тоже кивнула, развернулась передом к толпе и, поймав барабанный ритм, задвигалась в такт звучащей мелодии, выполняя связки движений, которые успела изучить или испробовать за вчерашнюю ночь. Ей казалось, что движения получаются неловкими, скрежещущими и ломанными, потому что руки, ноги и талию сковала невидимая цепь страха, но Лада улыбалась и хлопала, а толпа продолжала выкрикивать одобрительные возгласы. Это помогало. Никто не смеялся. Все, наоборот, ожидали от нее профессионализма и зажигательного танца, словно так и задумывалось.

Спустя несколько минут Татьяна почувствовала, как расслабляется тело. Талия начала изгибаться плавнее и подвижнее. Руки и ноги уже ничто не сдерживало. Управлять ими стало легче. Она вошла в кураж, особенно, когда музыка сменилась на более динамичную. Закрыв глаза, девушка представила себя парящей над городом жар-птицей, за которой все с восхищением наблюдают. Отовсюду раздавались веселые крики, свистки и ритмичные аплодисменты, а, когда музыка закончила играть, девушка открыла глаза и увидела, что толпа увеличилась вдвое.

Все зааплодировали. Лада показывала «класс». Татьяна обернулась на сгущенную кучу зрителей за собой. Люди тоже поднимали большие пальцы вверх. На душе расцвело. Было приятно получить положительные отзывы, особенно после неудачного обучения в академии. Арина оказалась права. Такой способ раскрепоститься, действительно, работал. Толпа продолжала увеличиваться, пока не устаканилась на определенном количестве. Кто-то ее покидал, другие дополняли. Некоторые снимали их на телефоны. Татьяна впервые в жизни почувствовала себя популярной. Раньше все аплодисменты доставались только Муравьевой, за исключением того случая на дне рождения Вадима. Но в большинстве своем на нее никто никогда не обращал внимания, а хвалили лишь за то, что получалось повторить за однокурсниками после многочисленных попыток. Только отец ей восхищался, но его взгляд никак нельзя было считать объективным. Он сильно замылился отцовской любовью.

На удивление Татьяны даже те, кто проходили мимо, не останавливаясь посмотреть, кидали им монетки и купюры в рюкзак. К концу вечера, после двух часов выступления, они набрали примерно пять тысяч рублей – неимоверно большую для Татьяны сумму теперь. У нее в голове тут же выстроилась цепочка идей, как она сможет продержаться этот месяц, не занимая ни у кого в долг и не прося о помощи.

– Неплохой куш, – воскликнула Лада, когда они вышли из ближайшего фаст-фуда с разменянными купюрами. – В два раза больше, чем вчера.

В глазах девчонки отразился отблеск монет. Она переглянулась с таким же довольным Юрой, а потом посмотрела на Татьяну.

– Держи, твоя треть.

В руки упала одна тысячная купюра и несколько сотен.

– А мы пойдем это вместе тратить, – сказала Лада, предупредив ее вопрос. – Мы бы и тебя позвали, но тебе же на работу надо.

Она скосила недовольный взгляд на мать, которая сидела за рулем и подкрашивала губы.

– В следующий раз, – сказал Юра и подмигнул пустому месту между Татьяной и Ладой. Видимо, парень хотел объять подмигиванием обеих девушек, но вышло плохо.

– Ладно, спишемся, – сказала девчонка, махнув рукой на прощание, и увела друга под локоть в толпу.

Такое взаимовыгодное сотрудничество всем было на руку продолжать. Татьяны каждый рубль ценила. Теперь жизнь не казалась ей невыносимо несправедливой и жестокой, как несколько часов назад. Скорее, сносной. В ней было разное: и плохое, и хорошее. Одно сменялось другим, другое следующим. Это означало, что и проблемы, и эта черная полоса должны пройти. Когда-нибудь. В любом случае, глубоко размышлять над никчемностью бытия ей не хватало времени. Арина пригласила Татьяну в машину на место дочери.

– А нам точно надо вместе приезжать на работу? – осторожно спросила девушка, вспоминая, как недовольны были танцовщики тем, что арт-директор устроила ее самовольно.

– А что тебя смущает? – Арина ничуть не возмутилась.

– Ну, – замялась девушка, – просто все говорили про блат и все такое. Слухи будут ползти.

Женщина засмеялась и завела мотор.

– Слухи уже поползли. Их не остановить. Так что не парься, – сказала она, выезжая на дорогу. – Главное, не подведи меня. Я на тебя поставила.

Арина боковым зрением посмотрела на девушку, а та вжалась в сиденье и стала разглядывать деревянную ручку бардачка. Автомобиль не был новым, но за ним хорошо ухаживали. Кожаный салон, торпедо с деревянными вставками, панель управления электроникой из приятного на ощупь пластика – все отдавало не столько дороговизной, сколько качеством. Татьяна не заметила ни одной побрекушки, которыми любил наполнять свой автомобиль отец. Только гелевый ароматизатор стоял в углу у окна. Внизу между водительским и пассажирским сиденьем имелся подлокотник с открывающейся крышкой. Специальные отверстия для стаканов и бутылок пустовали. Пыль едва была заметна. Руль обтягивал дополнительный чехол из белой кожи. Педантичность хозяйки читалась в каждой детали. На заднем сиденье валялся Ладин рюкзак и стояла бархатная дамская сумочка, не объемная, но с твердым каркасом.

Арина сильно дала газу. Машина послушно подалась вперед. Шумоизоляция в автомобиле тоже отличалась качеством. Рев рядом проезжающих моторов совсем не напрягал Татьяне слух. Это позволило ей немного успокоиться после шумного Арбата. Они выехали на проспект в молчании. Тихо, дальним фоном, звучало радио. Шла дурацкая передача наподобие викторины с мало полезными призами, но люди активно звонили и участвовали. В основном, и ведущие, и участники несли бред, но это было лучше песен, потому что хотелось отдохнуть от подвижного ритма. Особенно перед тем, как слушать над самой головой громкую музыку ночь напролет.

– Молодец, не стушевалась на Арбате, – сказала Арина, глядя на дорогу.

– Спасибо, – скромно ответила Татьяна, мельком взглянув на женщину.

– У тебя неплохо получается. Что бы тебе ни говорили ни Света, ни кто-либо другой, знай это. А с опытом станет только лучше.

Она повернулась к девушке и улыбнулась. Но та не успела ответить, потому что женщина сразу отвернулась на дорогу. Такие слова поддержки Татьяна точно не ожидала услышать от директора.

– Почаще танцуй на Арбате. Очень хорошо раскрепощает. Даже по Ладе можно судить.

Затем Арина замолкла, сконцентрировавшись на небольшой пробке, в которую они встряли сразу за поворотом. Женщине пришлось резко тормозить, чтобы пропустить перестраивающийся с аварийной полосы автомобиль. Она выругалась в лобовое стекло, как шестидесятилетний мужик, всю жизнь проработавший в шахте, и снова дала газу, чтобы не дать проехать следующему.

– Сексуальности тебе, конечно, надо добавить, – продолжила Арина, когда ситуация на дороге нормализовалась. – Мне нужно, чтобы ты танцевала без запинки, без задоринки к концу испытательного срока. А то сейчас создается ощущение, что ты стесняешься собственного тела, почем зря.

– Меня так воспитывали, – оправдалась Татьяна и еще больше застеснялась, отвернувшись к окну.

На улице поздние сумерки заставляли загораться рекламные вывески и наименования брендов и фирм на нижних этажах монументальных зданий. Серые бездушные глыбы как будто оживали, излучая различные цвета. Преобладали белый, желтоватый и красный, изредка оттеняемый кислотно-зеленым или фиолетово-синим. В некоторых витринах мигали звездочки-гирлянды, скрывающие припозднившихся с ужином посетителей. Дети исчезали с детских площадок. Со скамей пропадали пожилые пары. На тротуары и скверы толпами вываливала молодежь. Так день шаг за шагом уступал ночи.

– В сексуальности нет ничего постыдного, – наставнически говорила арт-директор, глядя прямо перед собой, как будто начитывала лекцию на диктофон для будущих поколений. – Без этого в индустрии развлечений никуда. Ты молода, красива и сексуальна. Надо это принимать. Хотеть, чтобы тебя хотели, нормально. Это ведь один из основных животных инстинктов. Мы стремимся завоевать внимание других людей, физически их привлекать, чтобы иметь больше возможностей передать собственные гены. Я, конечно, утрирую, но в этом суть. Это наше естественное право. Только закостенелое общество, управляемое лицемерными поборниками морали, взращивает таких, как ты. Я думаю, все из-за собственных комплексов. Нормальному, адекватно оценивающему себя, человеку нечего стесняться и незачем стеснять других.

Татьяна внимательно слушала. С ней впервые кто-то из старших говорил о сексе и сексуальности. Отец всегда избегал этой темы, как табуированной. Он только предупреждал ее о необходимости контрацепции и о том, что заниматься сексом стоит только с надежным человеком. Что он понимал под «надежным» Татьяна так и не догадалась. Вадим в отцовском представлении явно не был таковым. «Наверное, надежен тот, кого он бы сам для меня выбрал, – усмехнулась она в душе. – Кто-нибудь наподобие Прохорова».

– Твоя задача раскрепоститься ровно настолько, чтобы перестать бояться своей привлекательности, даже если у кого-то она вызывает зависть или усмешку, – продолжала Арина. – И при этом не обязательно с кем-то спать. Можно быть и сексуальной девственницей. А можно быть несексуальной недевственницей, как ты.

Татьяна смущенно улыбнулась. От взрослости разговора на щеки выступил румянец. Она к такому не привыкла, но всему внимала с интересом.

– Есть у меня одна идея, как раскрыть в тебе сексуальность, – задумчиво начала женщина, добавляя газу, чтобы успеть проехать на желтый.

Татьяна навострила внимание, но Арина не закончила мысль.

Вскоре показался «Дэнсхолл». Проехав нестройную очередь, они припарковались за клубом в углу и прошли через служебный вход.

– Кстати, напомни мне сегодня, я закажу для тебя проходку, – бросила директор, открывая железную дверь.

Девушка шла следом и просто угукнула в ответ. Они попали в длинный, слабо освещенный лампами накаливания коридор, в котором валялось много разного мусора или не мусора – в тусклом свете Татьяна не могла определить. Вдоль стен стояли фигурные картонки, валялись доски, металлические трубы, обрывки ваты и многое другое. Татьяна предположила, что все это был реквизит с прошедших вечеринок или заготовки на будущие. В коридоре царила глухая тишина, как будто они спускались в бункер. Только их шаги гулким эхом отдавались о высокий потолок и бетонные стены, пока Арина не нарушила тишину.

– Если тебе еще не показали, то здесь есть комната отдыха и туалет для сотрудников.

Рукой она показывала на две белые двери на правой стене. Из-за одной из них, той, что была ближе к выходу, раздавались приглушенные голоса.

– Там есть кофемашина, – хвастливо добавила директор, скривив рот в полуулыбке, словно это было неоспоримое преимущество.

В конце они уперлись в голубую дверь, за которой снова оказался неоновый коридор с картинами. По нему каждая разошлись по своим местам: Арина – в личный кабинет, а Татьяна – в общую гримерку.

Девушка специально шла медленно, предвкушая неприятную встречу со Светой и остальными танцовщиками. Еще в коридоре она начала чувствовать их въедливые пренебрежительные взгляды, мысленно рисуя кривые усмешки на их лицах. Большинство она не запомнила, потому просто представляла одинаковые ухмылки на бесформенных головах. В воображении выглядело жутко. Так же Татьяна себя ощущала. «Мне нужна эта работа. Мне нужна эта работа», – не уставала она повторять.

Из коридора хорошо был слышен громкий смех, общие возгласы, перекрикивания. Когда Татьяна коснулась пальцами холодной ручки двери, снова разразился хохот. Быстро выдохнув, она вошла. Все затихли. Света сидела за столиком у окна. В зеркале Татьяна могла видеть гримасу неудовольствия, сковавшую ее лицо. Остальные смотрели спокойно, но в воздухе царила неловкость. «Мне нужна эта работа!» – в который раз убедила себя девушка, заставляя тело двигаться в нужном направлении, а не в обратном.

– Всем привет, – негромко сказала она, не глядя ни на кого конкретно, и, быстро опустив взгляд в пол, проскользнула к своему столику в уголок.

Никто из девяти человек не откликнулся. Света едва слышно хмыкнула. Но в такой тишине был слышен каждый вздох и шорох. Татьяна предположила, что все смеялись над ней, раз так притихли при ее появлении. Все то время, пока она находилась в гримерке, ребята ее игнорировали. Через минуту они начали между собой потихоньку переговариваться, шутить и смеяться. Вскоре разговоры заглушили Татьянину неловкость и Светину неприязнь. Стало легче, но ненамного. Девушка чуть-чуть расслабилась и привела себя в порядок: расчесала волосы, подкрасила глаза, обвела помадой губы.

– Твой выход второй, через двадцать минут, – приказным тоном проговорила Света, появившись над Татьяной из ниоткуда. – Танцуешь там же, у туалета.

Девушка кивнула, глядя на рыжую сквозь зеркало. Та держалась спокойно, но едва скрывала раздраженный тон.

– И начинай уже шить себе костюм. В своем я тебе вечно танцевать не позволю, – добавила она, быстро развернулась и вышла из гримерки.

Через минуту комната опустела втрое. Остались только Татьяна и «кореянки», которые сидели в противоположном углу на круглом пуфе. Обе глядели в телефоны. Сегодня они были не в школьной форме, а в белых шелковых боди с крупными, беспорядочно вышитыми, маками. Татьяна посмотрела на них смущенно и тут же отвернулась. Хотела сказать, что ей нравится, как они танцуют, хотела развязать разговор, чтобы понять, настолько ли все ей здесь не рады, но не нашла подходящих слов. Совсем растерялась, забыла, что, вообще, хотела сказать и уткнулась в себя в зеркале с раздосадованным выражением лица. Потом снова взглянула на девушек, бездвижных и спокойных как куклы. Мысль сформировалась через несколько секунд.

– У вас классный стиль танца, – выдавила она и поджала губы.

– Спасибо, – не поднимая глаз, отозвалась та, что сидела ближе и носила прямое каре без челки.

Снова настала тишина. Татьяна разочаровалась и пристыдила себя за нелепую попытку социализироваться. Она зажмурила глаза на секунду и отвернулась к зеркалу, где снова надо было смотреть на собственную глупость. Хотелось сбежать, но было некуда. Вдруг «кореянка» с каре подняла ленивые глаза и спросила:

– Костюмы шить сама умеешь?

– Н-нет, – медленно ответила девушка.

Сначала она не поняла, к чему этот вопрос, но потом вспомнила, что Света ей наказала.

– У нас уборщица работает одна, Адлией зовут. Она швея, – продолжила «кореянка», заблокировав экран смартфона, и выпрямилась.

Сестра ее тоже подняла на Татьяну глаза.

– У нее расценки невысокие, а шьет реально классно, – сказала вторая с длинными волосами.

Татьяне в первый раз показалось, что они были близняшками. По крайней мере, с первого взгляда она их различала только по волосам. Но теперь, внимательнее вглядываясь в девушек, стала подмечать отличия в формах головы, носах, губах, незначительные, но заметные. Однозначно, они были сестрами, но не близняшками.

– Спасибо, а как ее найти?

– Она здесь всю ночь убирается то там, то сям. Увидишь. Грушевидная такая, приятная, с густой шевелюрой. Узбечка.

Девушка с каре руками обтекла воздух по форме груши и улыбнулась. Татьяну это тоже заставило улыбнуться.

– Меня Юля зовут, – сказала вторая с длинными волосами и сплющенным носом.

– А меня Оля, – представилась первая с каре и миниатюрными чертами лица. Нос у нее был такой же сплющенный, но покороче.

– Очень приятно, – сказала Татьяна, расплывшись в широкой, жаждущей дружелюбия улыбке. Маленький теплый огонек осветил одинокую душу.

Снова наступила неловкая пауза, которую надо было чем-то заполнить. Татьяна не нашла ничего лучше, как спросить:

– А вы давно здесь работаете?

– Года два как, – ответила Оля.

Словоохотливыми назвать их было нельзя. Это всегда доставляло Татьяне трудности. При этом девушки смотрели на нее, как будто имели законные основания на продолжение ею разговора. Но Татьяна в стрессовой ситуации всегда плохо соображала, потому не могла придумать новые вопросы. Юля это уловила.

– Не думай, здесь не все сучки. Да и Света не сучка. И бесится больше на Арину, чем на тебя, скорее.

Татьяне понравился ее утешительный тон.

– Однако все просто удивлены, как ты сюда попала и почему. Потому что каждый здесь прошел строгий отбор, – продолжала пояснять девушка. – Арина впервые так кого-то приводит. А с учетом ее…

Она опустила глаза в пол и начала чесать подбородок, подбирая нужное слово.

– Слабости… или склонности…

– Нимфоманка она, – ответила за сестру Оля. – Спит со всеми.

– Я не ее любовница, если вы на это намекаете, – поспешила отречься Татьяна.

Девушки одновременно хмыкнули. На лицах обеих выступили недоверчивые усмешки. Татьяна вспомнила фразу Арины: «Слухи уже поползли. Их не остановить» и цокнула. Та явно гораздо лучше разбиралась в жизни.

Дальше склеивать разговор казалось бессмысленным. «Кореянки» снова уткнулись в телефоны. Через несколько секунд запищал Татьянин. Она просмотрела сообщение. Арт-директор скинула ссылки на канал и паблик Светы в сети. Девушка выдохнула и прошла по ним. На половине экрана предстало, обрамленное рыжей шевелюрой, улыбчивое лицо, которое вживую ей уже не светило увидеть. Татьяна убавила звук, чтобы не раздражать лишний раз «кореянок» и прильнула к телефону поближе. Света объясняла своим подписчикам, как грамотно включать элементы фламенко в гоу-гоу. Пару фишек взяла себе на заметку. Затем пролистала плейлист, но не до конца, потому что в гримерку ворвались запыхавшиеся танцовщики. Пришла пора выходить в зал. Татьяна резко соскочила, остро чувствуя неловкость в большой группе недружелюбно настроенных к ней людей.

Сегодня было легче подниматься на подиум. Толпа вокруг осталась такой же, как вчера. Казалось, даже наряды у них не сменились, хотя сегодня сюда явно пришли другие люди. Татьяна списывала прибавку собственной уверенности на раскрепощение на Арбате. На самом деле, она не столько раскрепостилась, сколько зарядилась позитивной энергией тамошних зрителей, которые после каждой песни аплодировали, выкрикивали подбадривающие возгласы и оценивали лайками ее танцы. Это вселяло чувство удовлетворения собой, придавало всему смысл, воодушевляло, ведь находились люди, и не мало, которые положительно оценивали ее работу. Поэтому сегодня она взошла на подиум твердым шагом и, не глядя на людей вокруг, задвигалась под музыку так, как просила душа, добавляя в танец элементы фламенко, каким учила Света.

В углу танцевалось спокойно и даже уютно. Осуждение ей не угрожало, просто потому что всем было все равно. Изредка она ловила безынтересные взгляды одиночек за барной стойкой, но они быстро убегали от нее, как от яркого света. Большую часть перерывов девушка проводила на улице, хоть и мерзла в тонком танцевальном костюме. Останавливалась на невысоком крыльце служебного выхода и наслаждалась темнотой ночи. В гримерке ее все нарочито игнорировали. И здесь Татьяне предстояло стать незаметным изгоем. Почти таким же, как в академии. Хотя тогда она считала изгоем Муравьеву и только теперь осознала, что, на самом деле, аутсайдером была именно она. Муравьеву все всегда замечали. На ее талант нельзя было не обратить внимания. Ее ненавидели, ей завидовали, ее обсуждали, но она никогда не оставалась незамеченной. А Татьяна всегда находилась где-то на окраине, в углу, в темноте, на задворках толпы. Настоящих друзей, как она совсем недавно поняла, тоже никогда не имела. И если у Муравьевой был талант и балет, то у нее – совсем ничего. Она не имела даже собственной жизни, собственных желаний и собственных мыслей. Впрочем, пока более насущные проблемы требовали решения. Нехватка желаний могла подождать, пока беспокоили отсутствие жилья и острый недостаток денег, который она раньше никогда не испытывала. И не могла испытать, потому что было кому об этом позаботиться. Но взрослая жизнь предполагала самостоятельное решение проблем.

В четыре утра танцовщики начали впопыхах собираться по домам. Только Татьяна никуда не спешила. Она выждала, пока все переоденутся, соберут вещи, обсудят рабочие и личные вопросы и, наконец, освободят гримерку. Девушка надеялась, что в этой суматохе никто и не заметит, как она здесь осталась. Татьяна быстро придумала, что выставит в ряд стулья и уляжется на их жесткие сиденья, зато сможет поспать. Хоть немного. В комнату отдыха в перерыве ночью она зашла всего один раз – попила воды из кулера. Там посередине комнаты стоял мягкий диван, более пригодный для сна, чем стулья, но ее режим не вписывался в график работы клуба, который закрывался только в шесть. Это значило, все остальные сотрудники, кроме танцовщиков, могли ее там поймать. Пришлось обходиться гримеркой.

Татьяна быстро расставила стулья, как надо, подложила под голову пакет со спортивным костюмом, который сошел за вполне пригодную подушку, и легла. Как только веки опустились, сознание выключилось.