Глава 2

Настоящее счастье. Первая любовь Тани. Гибель Алексея. Пожар на складе

Дождь закончился. Отшумел по старому жестяному карнизу дома в Каретном переулке. Таня распахнула окно настежь. Воздух сразу заполнил комнату ароматами свежей зелени, уютным запахом прелой после дождя сырой земли, чистыми потоками свежести, такими редкими в большом городе, где воздух почти не проникал под крыши стоящих вплотную друг к другу домов.

Облокотившись о подоконник, Таня наслаждалась ночной прохладой. Было так уютно и приятно мечтать, глядя на плоский, позолоченный диск полной луны, выглянувшей из-под рассеявшихся облаков.

Счастье пошло Тане на пользу, придав ей необыкновенную уверенность в себе, от которой большинство мужчин сходят с ума. Как бутон редкого, экзотического цветка, чахнущий в чужой стране без полива и вдруг получивший удобрения и животворящую влагу, Таня расцвела, распустилась во всей своей красоте, и окружающие буквально ахнули, увидев уже не чахлый бутон, а королевский цветок.

Счастье лучилось из ее раскрытых миру глаз, искрилось в волосах, вдруг ставших пышными и блестящими, звучало в ее речи, вновь обретшей ту утонченную благообразность, благодаря которой Тане постоянно приписывали благородное происхождение. Счастье было в ее походке, проявившись в несвойственной ей прежде грациозности. Счастье было в утонченной плавности ее новых движений. Если чахнущие цветы воскресают от дождя, то душу женщины оживляют ростки любви, сотворившие с душой самое настоящее чудо. И душа Тани расцвела от любви. На нее снизошел теплый, животворящий поток той удивительной уверенности в себе, которую способны подарить только глаза и руки любимого человека. Ничто не способно воскресить душу больше, чем уверенность в том, что ее любят. Душа Тани, очерствевшая, окровавленная, измученная, исцеляла свои многочисленные раны и возрождалась благодаря этому удивительному превращению, которое сотворила с ней уверенность во взаимной любви, чувство, ощущение того, что ее любят.

Вот уже больше месяца (на самом деле 43 дня, Таня считала их по минутам), как она поселилась в квартире Володи в Каретном переулке. Они жили душа в душу. За все это время они не только не поссорились ни разу – они даже научились читать мысли друг друга, не произнося их вслух.

Володя заботился о ней с такой трогательной нежностью, что Таня в буквальном смысле слова была на седьмом небе от счастья! Он приносил ей кофе в постель. Он покупал только ту еду, которую любила она. Он ни разу не позволял ей заняться уборкой или стиркой, наняв для этого женщину, жившую по соседству. Он целовал руки Тани, каждый порез или шрам, не позволяя ей взять что-либо тяжелее, чем букет цветов.

В осажденном, жившем почти на военном положении, обескровленном городе он умудрялся доставать для Тани настоящие гиацинты, зная, что она без ума от этих цветов. Он целовал ее морщинки под глазами, возникшие от больших разочарований и горьких слез, и говорил, что для него не существует на свете дороже того момента, когда карие глаза Тани, похожие, по его словам, на две черные жемчужины, начинают светиться от счастья.

По вечерам, когда Володя садился за стол, уютно освещенный настольной лампой с матерчатым абажуром, чтобы писать свой новый роман или газетные статьи, Таня тихонько устраивалась на диване в той же комнате, рядом. Володя укутывал ее ноги пледом, чтобы, не дай бог, она не замерзла, и так, глядя на мерцание горящих в камине дров, Таня могла читать или мечтать, сама не веря тому, что на ее душу снизошел покой.

В первое время она не могла поверить в свое счастье и все ждала того малейшего, но жестокого толчка, когда вдруг рухнет этот хрустальный домик, созданный в ее воображении, и ее больно ранит дождь из заостренных осколков. Но дни шли за днями, а толчков не было. И то, что внушало ей тревогу, вдруг, наоборот, стало успокаивать.

Как-то удивительным весенним днем Тане, которая работала по-прежнему на Привозе в лавке вместе с Цилей, захотелось впервые в жизни пораньше уйти домой. Войдя в комнату, она не поверила своим глазам! Вся комната была заставлена розами! Белые, красные, розовые, алые, коралловые, бордовые, даже голубоватые – они стояли на диване, на подоконниках, на столе, на полу, заполняя помещение неповторимым ароматом. Розы были везде. Таня просто ахнула.

Остановившись в растерянности, она замерла посреди этого цветочного моря, не понимая, чтó это – сон, ставший явью, или признаки близкого безумия, которое подкрадывается именно так. Она даже не услышала скрипа двери и очнулась только в тот момент, когда почувствовала руки Володи на своих плечах.

– Что это? Цветы? – Таня говорила почти шепотом, почти полностью потеряв дар речи.

– Это для тебя, – Володя выглядел серьезным, как никогда, лицо его было строгим, даже суровым, и при виде каменной складки возле его губ у Тани вдруг мучительно заныло сердце.

– Для меня? – Она нахмурилась, старые сердечные раны давали о себе знать. – Ты хочешь так попрощаться со мной?

– Хочу, – Володя кивнул, – я хочу попрощаться с тобой – Королевой Молдаванки. Я хочу попрощаться с тобой – Королевой Привоза. Я хочу попрощаться с Таней Алмазной и сделать так, чтобы на свет появилась новая ты.

– Что это значит? – смертельно побледнела Таня, чувствуя, что вся кровь отхлынула от ее сердца и от лица.

– Я прошу тебя стать моей женой. Я прошу тебя выйти за меня замуж. Я предлагаю тебе свою руку и сердце, и я буду счастлив, если ты их примешь.

У Тани потемнело в глазах, и, чтобы не упасть, она облокотилась о стол.

– Мне? Ты хочешь жениться на мне? – Голос ее дрожал. – Но я… Я простая девушка… Я совсем не знаю своих родителей… А ты – князь Сосновский!

– Князей больше нет, – Володя покачал головой, – я родился князем, а стал тем, кем стал. И я прошу тебя стать женой Владимира Сосновского – репортера, писателя и того самого авантюриста, искателя приключений, которого ты хорошо знаешь.

– Верно подмечено! – Таня засмеялась, у нее немного отлегло от сердца. – Я знаю тебя. Но ты ничего не знаешь обо мне. Я сама о себе этого не знаю. Например, я до сих пор не знаю, кто я, откуда я родом, кто мои родители… Я бы очень хотела это узнать!

– Я хочу жениться на тебе, а не на твоих родителях, – сказал Володя, – мне все равно, кто они. Есть ты, и я люблю тебя.

– А я бы хотела узнать, кто они были… Я в последнее время все больше и больше думаю об этом… – задумчиво ответила Таня. – Я догадываюсь, что бабушка меня где-то нашла, что она не была мне родной. Я бы очень хотела найти кого-нибудь из своей настоящей семьи.

– Если ты этого хочешь, мы найдем их вместе, – сказал Володя, – я помогу тебе во всем. И мне все равно, кто они были. У них родилась самая лучшая дочь на свете. Но ты мне не ответила!

– Что не ответила? – не поняла Таня.

– Ты выйдешь за меня? Ты станешь моей женой?

– Да! – В это короткое слово Таня умудрилась вложить всё счастье на свете. – Да! Да! Да…

Было решено, что поженятся они, как только в редакции Володе дадут небольшой отпуск. И уедут к морю на несколько дней. Церемонию планировали только гражданскую – давным-давно разуверившись в Боге, Таня не хотела венчаться в церкви. Да и Володе, сотруднику центральной большевистской газеты, это было не к лицу. Решено было пригласить на свадьбу самых близких – Иду с Цилей, профессора из анатомического театра, супружескую пару журналистов с Госпитальной, спрятавших Цилю во время еврейского погрома, одного приятеля Сосновского из газеты, да, возможно, редактора Краснопёрова, с которым Володя все больше и больше поддерживал дружеские отношения.

Таня даже не верила, что приближается ее свадьба. Ей было как-то странно об этом думать. Она, бывшая воровка, выходит замуж! Таня с радостью поняла, что совершенно отошла от криминального мира и очень давно не видела никого из своих. Впрочем, ее никто и не искал. Криминал Одессы штормило так сильно, что оказались оборванными все старые связи, а новые обрывались сразу, как только возникали.

В тот майский вечер Таня ждала Володю, который ушел по делам. Он показал ей странную записку и рассказал про встречу в греческой кофейне, и Таня сказала ему, что обязательно нужно идти. Мало ли какие неожиданности могут подстерегать в городе? Лучше знать обо всем.

Без Володи вечер стал тоскливым. И, когда дождь прошел, Таня открыла окно, чтобы погрузиться в свои мысли. Но мысли ее были не о будущем – о прошлом. Ожидание свадьбы вызвало в ее сердце целый ворох уже забытых чувств!

Однажды она уже готовилась к свадьбе… Почему-то именно в этот вечер душу Тани заполнили воспоминания о ее первой любви – огромной тайне, которую она носила в себе все эти годы. Первая любовь облагородила ее душу и стала тем защитным щитом, который сумел оградить ее от суровой жизни и не дал повторить судьбу уличных девушек с Дерибасовской.

Именно благодаря воспоминаниям о своей первой любви Таня выстояла в эти страшные годы. Но теперь настало время отпустить прошлое и идти дальше. Глядя в окно на ночной город, в тишине и темноте этой дождливой ночи Таня навсегда прощалась со своим прошлым.

* * *
Одесса, 1914 год

В женской гимназии мадам Дюпре, в роскошном каменном особняке на Конной улице, за внешними проявлениями дисциплины следили особенно строго. Но, почти с детства усвоив эту необходимость досконального соблюдения только внешних приличий, в жизни воспитанницы позволяли себе такую свободу, о которой их строгие наставницы не могли и помыслить!

Так к 16 годам большинство из них уже имели по несколько серьезных свиданий с мальчиками из мужских гимназий, кадетского корпуса или военного морского лицея. А некоторые (подробности передавались шепотом буквально каждую ночь) даже целовались!

Уютно устроившись в дортуаре с модным французским романом, купленным из-под полы в складчину на всю их женскую группу, Таня Алмазова вполуха слушала подробности, которые ее игривая подружка Ада высыпала на разинувших рты от зависти, менее везучих подруг. В этот раз предметом воздыхания Ады был молоденький кадет, с которым она познакомилась в Городском саду на прошлые выходные. Так же, как и большинство воспитанниц гимназии, Ада и Таня находились на полупансионе, то есть проводили в пансионе при гимназии пять суток, а с вечера пятницы до вечера воскресенья уходили домой.

Таня очень ждала вечера пятницы, так как за пять дней успевала страшно соскучиться по бабушке. И, тоскуя за ней, просто не понимала, как можно тратить драгоценные часы жизни рядом с родным человеком на такую ерунду, как флирт с глупым мальчишкой! Таня все порывалась уговорить бабушку забрать ее из пансиона, но бабушка была непреклонна.

– Находясь в пансионе, ты сможешь более качественно готовить домашние задания под присмотром классных наставниц, – говорила она, – я хочу, чтобы ты получила хорошее образование, Таточка. Хорошее образование – правильный залог твоего успеха в жизни и в обществе.

И Таня не подвела бабушку. Она считалась одной из самых лучших учениц в своем классе, блестяще успевая даже по таким жутким предметам, как латынь, церковнославянский и древнегреческий.

В гимназии мадам Дюпре был избранный контингент. Здесь занимались дочки разбогатевших купцов, знатных дворянских семей и самых известных гласных Городской думы. У мадам Дюпре никто даже не догадывался о том, что бабушка Тани, Наталья Алмазова, – простая швея, модистка, пусть даже высокооплачиваемая.

При устройстве Тани в гимназию бабушка заявила, что является представительницей древнейшей дворянской фамилии и что родители Тани умерли от болезни. Что от отца Тани, своего сына, она унаследовала крупное мануфактурное дело, которым и занимается самостоятельно. И что компаньоном ее по мануфактурному промыслу является известный в городе купец Аристид Сарзаки.

Высокую плату бабушка вносила вовремя, манеры и внешний вид ее были безупречны, имя купца Сарзаки говорило само за себя – никто в такой безалаберной Одесссе и не стал разбираться в происхождении Тани, поверив на слово. На самом деле бабушка работала на купца Сарзаки по найму, руководя швейной мастерской и подрабатывая левыми заказами, помогая также ему заниматься нелегальными закупками контрабандных товаров. А детей у нее никогда не было…

Ежегодный бал в честь совета попечителей городских гимназий выпал на вечер последней пятницы мая, к огромному неудовольствию Тани. Только закончились выпускные экзамены (она сдала их на отлично), и девушки получили возможность навсегда вернуться домой. Таня уже собрала вещи, когда в гимназии напомнили о бале и обязали быть на нем всех выпускниц этого года. И, скрепя сердце, она была вынуждена остаться.

Бабушка на скорую руку пошила ей бальное платье – волны розового контрабандного шифона и французские кружева. Никогда еще Таня не была такой красивой. В розовом платье она была похожа на конфету в блестящей обертке, и никто, ни мужчины, ни дамы, не могли отвести от нее глаз.

Но Таня, казалось, совершенно не замечала восхищенных взглядов. Подпирая колонну возле стены вместе с другими гимназистками и тоскующей без общества подружкой Адой, Таня стояла с самым кислым выражением лица – она хотела домой. Почему-то она страшно не любила балы. Эта толпа праздных разодетых людей вызывала у нее тоску и злость. Таня не могла объяснить это самой себе, а потому злилась еще больше. И на себя – за странные мысли, и на Аду, которая, презрев приказ начальства, переданный выпускницам, вдруг схватила Таню за руку и потащила в самую гущу событий, в центр бального зала. Тане не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ней.

– Офицер! Какой хорошенький! – взвизгнула Ада, вцепившись в локоть Тани. – Смотри, он не спускает с тебя глаз!

И действительно: молодой светловолосый офицер в парадной морской форме с удивительно ясными голубыми глазами не спускал с Тани восторженных глаз. Он был совсем юным, не старше 20 лет, но в его лице уже читались твердая воля и серьезный мужской характер, делающие еще привлекательнее его и без того миловидное лицо. Когда раздались первые звуки котильона, офицер, смущаясь, пересек бальный зал и подошел к Тане.

– Мадемуазель, позвольте вас пригласить?

– Я не танцую! – отрезала Таня.

– А я танцую! – совсем не по-благородному встряла Ада, позабыв про все хорошие манеры, которым их обучали в гимназии.

Но моряк не обратил никакого внимания на ее выпад и даже не подумал пригласить ее танцевать. Таня вдруг засмущалась, быстро убежала из бального зала и, наняв извозчика, поехала к бабушке, домой.

В начале лета Одессу потрясло важное событие, о котором еще долго говорили жители. За несколько недель до начала Первой мировой войны, 2 июня 1914 года город для смотра войск Одесского военного округа посетил император Николай Второй, вместе со всем своим царским семейством прибыв из Крыма на императорской яхте «Штандарт». Она пришла в одесский порт в половине второго дня и остановилась на рейде.

Уже с самого утра толпы горожан собрались в порту, чтобы поглазеть на императора. Морские офицеры всех судов, стоящих на рейде, были выстроены для военного смотра. Катер доставил Николая Второго с семьей на берег, где их встретили командующий войсками Одесского военного округа В. И. Никитин, губернатор Одессы И. В. Сосновский и городская делегация из высших чиновников, представленная городским головой и всем гласными Городской думы.

Началось прохождение почетного морского караула. Таня пробилась в первые ряды зевак. В тот день с самого раннего утра она пришла к бабушке, которая работала в портовом складе, и заранее заняла хорошее место. Стоять ей пришлось несколько часов под палящим солнцем, но она совершенно не чувствовала усталости.

Когда морские офицеры были построены для парада, Таня вдруг увидела, что в самом первом ряду стоит тот самый молоденький морской офицер, который пытался пригласить ее на танец во время бала. Как и тогда, он не сводил с нее восторженных глаз. Так и пересматривались они долгие часы, пока длились длинные речи. В параде офицер не участвовал.

После официальной церемонии царь с семьей и свитой сел в царский поезд и отправился на вокзал Одесса-Главная. Толпа зевак в порту стала расходиться. Таня даже не заметила, как офицер вдруг оказался рядом с ней, протягивая ей запотевший стакан холодного лимонада, непонятно откуда взявшийся.

– Мадемуазель, позвольте предложить вам лимонад. Вы столько часов простояли на солнце… – Он был смущен, но голос его звучал твердо. Таню совершенно покорила это сочетание. – Разрешите представиться: Алексей Третьяков, мичман военной канонерки «Донец».

– Татьяна Алмазова, – Таня присела в реверансе, как учили в гимназии. – Вы военный моряк?

– Я только закончил военное морское училище в Петербурге, – ответил молоденький офицер, – и был направлен в Одессу для прохождения судна.

– «Донец» – так называется ваш корабль? – Таня больше не смущалась, внезапно ей стало легко-легко.

– Вон, видите? Темнеет на рейде! Это военное судно. Я расскажу вам… – Офицер по-прежнему не спускал с нее глаз.

Так получилось, что они пошли к выходу из порта вместе и не расставались до вечера. В честь приезда государя императора все морские офицеры получили увольнительную, и у Алексея оказалось много свободного времени. Он решил провести его с Таней.

Они гуляли вдоль бульвара, сидели на скамейке в Городском саду под раскидистыми платанами и говорили, бесконечно долго говорили обо всем.

Алексей Третьяков родился в Санкт-Петербурге и был представителем очень знатного дворянского рода. С самого детства он мечтал о карьере военного моряка – еще совсем маленьким играл корабликами в родительской ванной, устраивая настоящие морские сражения. И когда подрос, родители совершенно не возражали против его выбора. Алексей стал сначала гардемарином, затем – настоящим морским офицером. И так попал в Одессу.

Он был чуткий, внимательный, нежный, с тонкой, ранимой душой, но в то же время – серьезный и рассудительный не по годам. К Тане Алексей отнесся с такой заботой и восхищением, что почти сразу же покорил ее сердце. И в конце этой бесконечной прогулки она по уши влюбилась в этого красивого офицера, забыв обо всем на свете.

Одесса, между тем, вовсю обсуждала приезд царя. Прибыв на вокзал в половине четвертого дня, император с семьей вышел на перрон, где его встречала многотысячная толпа и различные городские делегации. После этого посетил военный лагерь на 7-й станции Большого Фонтана. К вечеру царская семья вернулась в порт, и катер отвез ее на яхту «Штандарт». В 8 вечера там был дан торжественный ужин для командиров частей, принимавших участие в смотре, начальника одесского порта, губернатора, городского головы и других важных сановников города. На следующее утро в 10 часов от «Штандарта» отчалил катер, и высадил царское семейство в порту, откуда император снова отправился на вокзал. Царский поезд отошел от перрона Одесса-Главная в 11 часов вечера 3 июня 1914 года, увозя императора и его семью в Кишинев. Об этом визите еще долго говорили в Одессе, предполагая, что военный смотр мог означать одно: приближается война…

А молодые люди между тем продолжали встречаться. Алексей пригласил Таню в Оперный театр. Она надела то самое бальное платье, в котором он увидел ее в первый раз. Это был удивительный вечер! Таня была на седьмом небе от счастья. Ее первая любовь была такой прекрасной, как только можно было вообразить. После театра Третьяков проводил Таню домой.

Бабушки не было – в ту ночь она дежурила на складе. Таня пригласила его зайти… Алексей стал ее первым мужчиной, и она влюбилась еще больше. На следующий вечер он очень торжественно, с двумя огромными букетами ярко-алых роз (для бабушки и для Тани) подъехал к их дому. И попросил у бабушки руки Тани, сделав самое что ни на есть официальное предложение. Таня расплакалась от счастья. Она ответила согласием, но спросила о его семье. Алексей не сомневался, что семья не будет возражать.

Бабушка завела Алексея в свою комнату и что-то говорила ему при закрытой двери – что, Таня даже не знала. А когда он вышел из комнаты, то преподнес Тане в честь помолвки кольцо с огромным бриллиантом…

Было решено, что поженятся они 1 декабря 1914 года. После этого Алексей возьмет отпуск, и они отправятся в Санкт-Петербург навестить его семью. Венчаться решили в Преображенском соборе. Подвенечное платье Тане сшила бабушка. Надев его, она долго рассматривала себя в зеркале. И честно сама себе призналась, что никогда в жизни не видела ничего прекрасней.

Это было удивительное лето ее любви! Самое счастливое в Таниной жизни. С каждым месяцем она узнавала Алексея все больше и больше и еще сильнее влюблялась в него. Она любила своего жениха с такой самозабвенной страстью, что даже сама пугалась своих чувств. И Алексей отвечал ей полной взаимностью. С каждым днем их любовь становилась все сильней и светлей.

Уже несколько месяцев шла Первая мировая война, но Одесса до октября 1914 года оставалась в стороне от военных действий.

В ночь на 29 октября 1914 года сигнальщики наблюдательного поста Большой Фонтан заметили в море сквозь мглу неясный огонь, который долгое время держался на одном месте. Старший поста тут же сообщил в порт о странном явлении. Ему ответили, что ничего страшного: из порта только что вышли два корабля с территории судостроительного завода РОПИТ. Возможно, их огни и были замечены на Большом Фонтане. Удовлетворенный этим объяснением, старшина поста ничего не сообщил в порт.

Около 3 часов ночи из-за Воронцовского маяка показались очертания двух кораблей, которые шли по направлению к порту почти со всеми потушенными огнями. Исключение составляли горящие ходовые огни – слишком тусклые для того, чтобы можно было определить принадлежность судов.

Ночь была туманной и холодной. Разглядеть, что за корабли, в таких погодных условиях не мог никто. А потому их появление ни у кого не вызвало тревоги.

Все выяснилось в тот момент, когда неизвестные суда поравнялись с канонерской лодкой «Донец», стоящей в акватории порта. Поскольку никаких сообщений не было, на канонерке никто не подозревал об опасности. Даже в тот самый момент, когда неизвестные корабли, оказавшиеся турецкими миноносцами, открыли огонь…

Один из миноносцев, «Гайрет», выпустил в носовую часть «Донца» торпеду, которая пробила корабль. Разорвав обивку, торпеда взорвалась в котельном отделении, и «Донец» стал быстро погружаться под воду. Бóльшая часть команды погибла от взрыва котла. А оставшихся расстреляли с турецкого судна. Экипаж «Донца» погиб полностью.

Из порта для его спасения были направлены шлюпки, но они подошли поздно, и спасти никого не удалось. Экипаж «Донца», все военные моряки, погибли до единого человека и оказались погребены под толщей морских волн вместе со своим кораблем. Среди тех, кто погиб на «Донце», был и молодой офицер Алексей Третьяков…

Между тем оба миноносца прошли дальше, в Нефтяную гавань, и принялись обстреливать корабли, стоящие в порту, и портовые сооружения, находящиеся близко к берегу, – большие торговые склады.

После этого, за Военным молом, корабли начали обстреливать защитные сооружения Военной гавани.

Воспользовавшись страшным переполохом, царившим в одесском порту, и потопив несколько барж с углем, оба миноносца развернулись и стали беспрепятственно выходить в открытое море. Около четырех часов утра они скрылись во мгле.

Потери были страшные – гибель «Донца», обстрел других военных судов в гавани, а также подожженные склады в порту, которые и без того серьезно пострадали от обстрела. Несколько снарядов попали даже на Николаевский бульвар, но, к счастью, не принесли значительных разрушений.

Склады же продолжали пылать. Большинство из них принадлежали богатому купцу Аристиду Сарзаки. Они были построены с самыми серьезными нарушениями в противопожарном отношении – на скорую руку, чтобы дешевле, и не были снабжены запасными выходами. Люди, оказавшиеся в них, попали в огненную ловушку, запертые и отрезанные от выхода огнем.

В ту страшную ночь бабушка Тани находилась на одном из складов, получая партию контрабандного товара, который привозили только ночью. О пожаре Таня узнала от соседки, которая с воплями заколотила в ее дверь.

Дальше начался ад… Из Еврейской больницы, где только-только доктор Петровский сделал бабушке операцию, Таня помчалась в порт. Гнала ее вперед одна мысль: увидеть Алексея, рассказать ему. «Он поможет», – уговаривала себя Таня.

В порту царил хаос после ночных разрушений. На воде плавали темные нефтяные пятна.

– Где «Донец»? – Таня вцепилась в какого-то офицера, проходящего мимо. – Где канонерка «Донец»? Они стояли на рейде. Где их экипаж?

– На дне моря, мадемуазель, – офицер осторожно оторвал от себя ее руки. – «Донец» потопили турки сегодня ночью. Погиб весь экипаж. Весь…

Как подкошенная, Таня рухнула на плиты возле причала порта. А вокруг все продолжались крики, запоздалые выстрелы, топот людей…

В следующие несколько месяцев в дешевых ломбардах навсегда исчезли свадебное платье Тани, розовое бальное и подаренное Алексеем кольцо с бриллиантом. Беды обрушились так внезапно и страшно…

Загрузка...