Поединок во мраке

Глава 24 Прорубь безвременья

Черная рука разжалась. Галина бабушка очутилась в помещении, очень похожем на ее вахтерку. Такой же стол, телевизор на тумбочке, кушетка, два телефонных аппарата. Пригляделась: комната оказалась в форме гроба, без окна, без двери.

Подняла трубку, гудка не было. Подошла к телевизору, экран зажегся сам. Сквозь помехи проступил черный силуэт в капюшоне, механический голос прохрипел:

— У нас тут, как бы медиацентр. Распробуете — понравится. Я хочу повидать своего друга Андрея, вашего сынка. И Галю. Она бродит где-то здесь и может наткнуться… В общем, мало ли на что, место незнакомое.

— Представьтесь, кто вы? — бабушка не терпела невоспитанности.

— Первый среди равных. Молодой гоблин, но можете называть меня Гений.

— А я — Екатерина Ивановна, и в числе друзей моего сына я вас не припоминаю.

— Екатерина Ивановна, дружба у нас виртуальная, но о-очень кровная. И чем скорее сынок ваш объявится, тем лучше и для него, и для вас всех, — гоблин сбросил капюшон, из черной пасти вырвалось шипение.

Гений не любил догонялки, тем более что лабиринты бешеного пространства кишмя кишели всякой нечистью. Он решил выудить по одному все семейство Горбушиных. Первой попалась бабуля.

— Вызовите сына по телефону. Он услышит вас, где бы ни находился. Срочно!

— Давно я не воевала от души! — бабушка сдернула туфлю и метко запустила в пасть Гения.

Туфля пропала, но исчез и гоблин.

Бабушка осталась продумывать тактику и стратегию предстоящего боя. Но Гений не появлялся, начало ему очень не понравилось.

От Димкиного выстрела лифт притормозил, накренился и стал стремительно падать в черный колодец.

— Потрошило ты здесь? — Галя протянула руки, пытаясь нащупать своего спутника.

— Здесь я, здесь, только избавь меня от своих прикосновений! — взвыл тот.

Все вокруг гудело и тряслось.

— Помогите, помогите! — вопил и стонал Потрошило: — Спасите!

На его зов никто не откликнулся, у тартарары не было ушей, чтобы услышать крик о помощи. Потрошило не знал об этом, все-таки недавно он еще был человеком.

Галя испытала приятную невесомость, стены колодца посветлели и раздвинулись. Это не было светом Солнца или Луны, а скорее напоминало синеватый свет сильно подсевшего кинескопа телевизора. В толще этого света начали мелькать люди, большие и маленькие дома, корабли, паровозы. Пронеслась толпа всадников, остановилась карета, оттуда вышла дама и прошла сквозь стену. Горел город, низко-низко летели большие дирижабли… Беззвучно плакал ребенок, скалилась собака, которая от кого-то его охраняла. Лица, окна домов, деревья возникали крупным планом и тут же менялись беспорядочными картинками из жизни разных времен и народов.

Галя приметила, что чем дальше событие было удалено по времени, тем оно виделось бледнее. Некоторые совсем выцвели и почти не различались, напоминая застиранные занавеси.

— Что это?

— Прорубь Безвременья, — простонал Потрошило. — Из нее не возвращаются.

— Это Бездна у Перехода?

— Нет, это Ничто. Ах зачем, зачем я соблазнился охотой на тебя?! Вот что значит отступить от правила. Я никогда не готовил себе котлеток из мосластых девиц. Ах за что, за что я пропадаю?

— Отключись! — Галя пыталась справиться с подступающим ужасом. У нее мерзли руки, холодели ноги, хотя раньше ни холода, ни жары, ни ветра она тут не ощущала. — Лучше подумай, есть ли отсюда выход? Соображай! Ты же местный!

— Оборвался лифт, это шахта Безвременья. Выхода нет, я пропал, пропал, — скулил Потрошило.

Полет был странным. Наверное, так прыгают с парашютом, в ожидании, когда можно будет дернуть за кольцо. Но у них не было ни кольца, ни парашютов.

Лифт летел сквозь толщу, похожую на воду. Мелькнул борт корабля. Люди, вещи, какие-то предметы приближались, удалялись, возникали то над головой, то глубоко под ногами. Галя со страхом смотрела на картину кораблекрушения.

Никакой системы в этой ужасной хронике не проглядывалось, скорее всего, ее и не было.

Галя догадалась: пропасть Безвременья — это нечто вроде вселенского мусоросборника, куда сбрасывается материальная оболочка каждого земного дня.

В этой трубе нет дна. Дно — конец чего-то, а тут нет ни конца ни начала.

Галя обхватила себя руками и прошептала:

— Мой Ангел-Хранитель, прости, прости меня. Я столько натворила глупостей, пусть никто на Земле не пропадет из-за меня. Пусть этот Сверчков откроет свои законы, пусть Степка выберется с Перехода.

И тут ее тряхнуло, завертело, схватило за шиворот. В сознании девочки все сместилось.

— Что ты тут делаешь?

Строгий старик в белом парике тряс Галю, и она догадалась, что падение прекратилось.

— Тут не стоят, торопись!

— Вы кто? Вы живой? — осторожно спросила Горбушина.

— Мое имя знает весь мир, но тебе оно ничего не скажет, потому что ты, к сожалению, необразованная девушка.

— Скажите мне его, — настаивала Галя.

— Эмануэль Сведенборг, — представился старик. — Я создал учение о духовной Вселенной.

Ученица девятого класса могла только вздохнуть. Она действительно не знала никакого Сведенборга, а «Эмануэль» в ее понимании назывался фильм про любовь, который она не смотрела.

Девочка огляделась. Потрошилы не было видно, только под ногами пузырилась грязная лужа, в которой валялись провода и куски пластыря. Горбушина брезгливо отодвинулась.

Сведенборг помог ей взобраться на что-то вроде уступа скалы, но тьма продолжала оставаться тьмой. Ноги скользили и, хотя Галя больше не видела пролетающих людей, домов, предметов, она знала, что прорубь Безвременья рядом.

Ей показалось, что они идут вверх по снежному склону. Тропинка была очень узкой. Галя часто падала, но Сведенборг подавал ей руку, она поднималась и снова шла. Было по-прежнему холодно, но Галя не обращала на это внимания.

— Скажите, вы живой? — повторила она самый волнующий ее сейчас вопрос.

— Смерти нет.

Ей хотелось разъяснений, но тут она почувствовала, что они уже не одни. Еще один человек шел за ними на некотором расстоянии. Он тоже был странным, с недовольным лицом. Обогнав Галю, он оказался рядом с ее провожатым.

— Рад видеть тебя, Иммануил Кант, — сказал Сведенборг.

Они остановились, и Галя услышала мало понятный ей разговор о звездах, о небе, о Боге.

«Ну и тусовка», — подумала Горбушина, опускаясь на то, что казалось ей снегом, но тут же ощутила лютый холод и подскочила, пытаясь привлечь к себе внимание стариков.

— Надеюсь, уважаемые, вы про меня не забыли? Побеседовать вы всегда успеете. Подскажите, куда мне идти?

Но они не обращали на нее внимания. До Гали доносились слова о мире духов и аде, о спасении души. Она с опаской приблизилась к Сведенборгу и попыталась легонько дернуть его за фалды сюртука, хотя и не могла сказать точно, сюртук ли это.

— Ты застряла между временами, я помог тебе. Дальше иди сама. Даже я не могу тут долго находиться, мне надо возвращаться в свое время, — обернулся к ней старик.

— Возьмите, возьмите меня с собой. Пожалуйста, не оставляйте меня здесь. Где бы вы ни жили, до Москвы я всегда доберусь, — взмолилась Галя.

— Ты из какого года? — спросил Кант.

— Из двадцать первого века.

— Значит, тебе повыше. А отсюда, из 1760 года, ты до своей Москвы не доберешься.

Галя увидела, что стоит на островерхой крыше, и смотрит в окно соседнего дома. По старинной гостиной гуляют разодетые дамы и мужчины, а пожилой человек, похожий на ее спутника, стоит у зеркала. Старик делает шаг и сливается со своим двойником. Какое-то время он остается в зеркале, но потом все исчезает.

«Мое время должно быть там, наверху, — подумала Галя. — Но как туда добраться? Степку надо выручать, а я заблудилась. Никто из здешних не может нарушить границы Пропасти Безвременья и Перехода. Может, они пересекаются?»

Стефания напрасно пыталась приказать себе:

— Вспоминай! Вспоминай!..

На память ничего не приходило, наоборот, в голове стало особенно пусто. Степка терла и согревала в ладонях желудь, заставляя себя надеяться, что та девчонка вернется. Жаль, что она не спросила ее имени. Они вообще с ней толком не поговорили. «Я тогда была зомбиком и только бубнила, пусть Дима найдет подкову», — усмехнулась Стефания.

— Пусть Дима найдет подкову! — повторила она вслух.

И тут же подскочила, вот оно — подкова! С нее-то все и началось. Теперь ее память расставила все по своим местам.

Степка вошла в свою комнату и окаменела. Спиной к ней у письменного стола стоял Агент 007 и нагло рылся в ее ящиках. Это было уже не в первый раз. Он имел обычай бродить по квартире, походя открывал шкафы, снимал книги с полок, машинально рассовывая по карманам те или иные безделицы. Он никогда не говорил, что взял и зачем. Однажды Тамара Арсентьевна робко заметила, что за это наказывают даже маленьких детей, но Агент расхохотался ей в лицо.

Он считал, что может все отобрать у этих пиявок, а если не отбирает, то делает им одолжение. Агент боялся только отца Стефании, но тот был так далеко и приезжал так редко, что как бы уже и не существовал, и Федоткин все больше ощущал себя хозяином того, что его окружало.

— Я вас увольняю. Вы свободны, — сдерживая гнев, как можно тверже произнесла Стефания.

Агент медленно повернулся, заслонив собой окно, и криво усмехнулся.

— Все, мамзель? — с вызовом спросил он.

— Все, — голос Степки предательски дрогнул.

007 пошел прямо на нее. Стефания забыла, что стоит в дверях, и внутренне напряглась. И тут она увидела: он сует себе в карман подкову!

— Положите на место!

В этот момент Боб, рыча, сорвался с места. Пес был старый, но зубы у него были по-прежнему целы, а челюсти оставались стальными.

Агент в ярости сжал подкову (и не такие железки скручивал!), но эта вдруг не поддалась. Мало того, ему показалось, что металл плавиться и обжигает ладонь, и он испуганно швырнул подкову в открытую форточку.

Стефания вскрикнула и кинулась вниз. Боксер затрусил за ней. Начинался декабрь, снега еще не было. Подкова упала на мостовую и вспыхнула в лучах заходящего солнца как чистое золото.

Степку отделяло от подковы несколько шагов. Вдруг откуда не возьмись промчалась девица на роликах и схватила Димкин подарок.

— Эй, куда? Отдай, отдай!

Стефания бегала хорошо, а тут ее силы утроились. Она летела наперерез машинам, толкала прохожих как настоящая экстремалка.

У подземного перехода, как обычно, толпился народ. Тут незнакомка резко притормозила и пыхнула в глаза Степки из баллончика. Когда она вытерла лицо (на нем оказались взбитые сливки), девица уже испарилась.

Назад Стефания еле доплелась. Самолет через три часа, подкова пропала… И пропала неслучайно. Стефания могла поклясться, что у той, которая забрала подкову, не было лица. Там, где у нормальных людей нос, глаза, рот, у незнакомки, когда она обернулась, было гладкое пустое место.

Возле дома Стефания увидела, Боба, который сидел там, где упала подкова, и выл.

В аэропорт Степка уехала на такси, с твердой решимостью никогда больше не встречаться с красным рылом Агента. А Димке про подкову она ничего не сказала. Может, потом, когда вернется, все образуется?

В Швейцарии ее встречал знакомый. Родителям срочно пришлось улетать в командировку. Вызов пришел, когда Стефания была уже в воздухе, и они не успели ей сообщить. «Ты не будешь скучать, покатаешься на горных лыжах. Мы скоро вернемся», — прочла она в телеграмме. А потом был пожар в поезде…

И тут на камне, на этом печальном Переходе, Стефания впервые заплакала. Она чувствовала, что Димке грозит смертельная опасность, а она не только не может его предупредить, но и сама во многом виновата.