Поэма о костре

Года над суматохой дел

Мелькали,

Как зарницы.

Один раз летом я летел

Вдоль северной границы.

Летел всё дальше на восток,

И солнце мне светило

И день, и ночь —

То в лоб, то в бок —

И спать не уходило.

Зовётся белой

В эти дни

Ночь за Полярным кругом:

По небу бледных звёзд огни

За солнцем ходят цугом.

Теней здесь нету и следа!

В дни противостоянья

Земля, и камни, и вода —

Всё льёт своё сиянье.

Как будто где-то под водой

Костёр горит незримо,

Зажжён волшебною рукой

Без копоти и дыма.

Порою рядышком блестел

Луны прозрачный шарик,

И самолёт за ним летел,

Как маленький комарик.

Жужжал, казалось, сам собой.

А всё внизу молчало:

Застывший под крылом прибой

И краны у причала,

Буксир и брёвна на реке,

И белых волн обмылки,

И жёлтым пятнышком в тайге

Коробка лесопилки.

На горизонте льды кружат

В объятиях тумана.

Четыре острова лежат

У края океана.

Чтоб поимённо их назвать,

Не уходя от темы,

Я вынужден сейчас

Сломать

Размер своей поэмы.

Называются эти острова:

Остров ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ,

Остров БОЛЬШЕВИК,

Остров КОМСОМОЛЕЦ,

Остров ПИОНЕР.

Тот край,

Где я не раз бывал,

На острова́ богатый.

Я б ОКТЯБРЁНКОМ там назвал

Какой-то остров пятый.

Чтоб этот крошка островок

В архипелаге братском

Напоминать собою мог

О детстве октябрятском.

Вхожу с ходатайством в ЦК —

Пусть утвердят названье!

Но продолжаю я пока

Своё повествованье…

Летел всё дальше самолёт,

Внизу необозримо

Тайга, болота, сопки, лёд,

Вода — всё плыло мимо.

И мне всё это с вышины

В сиянии безбрежном

Среди обманной тишины

Казалось безмятежным:

Налево океан седой

И материк направо…

Но не случайно над водой

Стоит погранзастава!

Тот пункт

Топограф нам нигде

Кружком не обозначит.

Но нам сейчас не важно — где,

Нам важно — что́ он значит!

Связав

И разделив собой

Твердыню суши и прибой.

Здесь нить береговая

Струится, как живая.

Захочет океан вздохнуть —

И может нить перешагнуть

Медуза

Иль ракушка…

Но вот шагнул в СССР

Не просто мистер

Или сэр —

А «человек-лягушка»!

Имел он греющий костюм,

Особый шлем и ласты,

И тренированнейший ум

Одной шпионской касты.

Он сильный был и молодой:

Мог камнем скрыться

Под водой

И под объект секретный

Подплыть вдруг,

Незаметный.

Готовят кое-где давно

Таких людей-амфибий.

Одно — увидеть нам в кино

Их облик странно-рыбий.

Другое дело —

Увидать

Лицом к лицу живого:

На чёрта он,

Ни дать ни взять,

Похож.

Даю вам слово!

Да, справиться с таким врагом —

Нелёгкая работка!

Его к нам подо льдом

Тайком

Доставила

Подлодка…

Штиль.

Полночь.

Неподвижны камни

И водоросли на камнях.

Приплюснутое облаками,

Вздремнуло солнце

В двух шагах

На синей водяной подушке

(Под солнцем океан горбат).

Вдоль берега

Хрустят ракушки

Под каблуками двух солдат.

Как белой ночью,

Воды ясны —

Они, как сказочный экран.

Зелёный, жёлтый, синий, красный

Сверкает рядом океан.

Бойцы затянуты ремнями.

Спят автоматы за спиной.

Тропа виляет меж камнями

У самой кромки водяной.

Порою каменная глыба

Им закрывает солнца блеск.

Но что это: плеснула рыба?

Опять плеснула…

Странный плеск!

Как будто тяжесть обронили:

Звук не похож

На плеск живой!

Два пограничника застыли,

Как тени,

Слившись со скалой.

И только солнце в облаках

Горит да сердце бьётся часто.

Там кто-то сбрасывает ласты

И прячет под водой в камнях!

— Стой! Руки вверх!

Внезапный выстрел —

И под скалой боец упал.

Другой с камней

Движеньем быстрым

Метнулся в воду

Между скал…

…Сижу я за столом сейчас

С начальником заставы

И слушаю его рассказ:

— Да, всё происходило так,

Был взят живым опасный враг —

Шпион одной державы…

Но капитан, хоть деловит,

Но сух. Он скупо говорит:

Мол, «обнаружен», «взяли»,

Сенсаций нет, и знайте, мол,

На что способен комсомол…

А мне нужны детали!

— Но как его сумел он взять?

— Он мастер джиу-джитсу.

— Где мне героя повидать?

— Отправлен он в больницу.

— С ним можно встретиться потом?

— Конечно. Это можно…

…И вот вхожу я в низкий дом,

Ступая осторожно.

Там надо пропуск получить,

Влезть в рукава халата…

Но слишком громко там звучит

Название «палата».

Геранями на вас глядят

Промытые окошки,

И под цветами

Крепко спят

Две северные кошки.

Крыльцо тихонечко скрипит,

Вздыхают половицы,

Дымит труба… так скромен вид

Той северной больницы!

С природой переход на «ты»

Пока там не устроен,

И край тот —

Вечной мерзлоты —

Не до конца освоен.

Тот лёд —

Конечно, не теперь —

Растопим, может, скоро…

И, постучав,

Я тихо дверь

Открыл из коридора.

Лучом в окошко

Солнце бьёт,

И в крошечной палате

Боец на костылях встаёт

Навстречу мне

С кровати…

Глядит, превозмогая боль,

И произносит, как пароль:

— В Москве, на Красной Пресне…

— Да! — узнаю я синий взгляд, —

Я помню: двести октябрят

Под праздник пели песни!

Встал в памяти

Московский двор,

Листвою обосенен.

Хор октябрят. Лесной костёр.

И Родина. И Ленин…

— Садитесь! Вот, на табурет, —

Он стукнул костылями. —

Подумать только, сколько лет

Мы не видались с вами!

— Да, — говорю. — Ну, как дела?

Болит, наверно, очень?

— Теперь уж боль почти прошла,

А то не спал все ночи…

Вот брежу, сёстры говорят…

Ловлю огонь руками…

И всё пою… про октябрят…

Но это между нами!

Фигура вся, хоть был он плох,

О силе говорила.

Он предо мной сидел, как бог,

Как сказочный Ярила!

В палате были мы

Вдвоём.

И я сказал:

— Давай споём?

— Давайте, —

Улыбнулся он.

И тихо мы запели.

И песня та

Была, как сон,

Как льдинок звон

В апреле:

— Мы — весёлые ребята!

Наше имя октябрята!

Мы не любим

Лишних слов.

«Будь готов!»

«Всегда готов!»

Я думал,

Глядя за окно,

Где солнце не садилось:

«Как было всё давным-давно!

Как грустно повторилось!

И как мне встречу описать?

И как найти мне средство —

В своей поэме удержать

И мужество, и детство?»

А солнце не уходит прочь!

И незакатным светом

Сияет,

Озаряя ночь

Загадочным ответом…