Поэтка

Поэт и смерть

В ноябре, когда похоронили химичку Марью Тарасовну, Дашка впервые задумалась о собственной смерти. Все началось с того, что Дашкин классный руководитель, активистка Инна Евгеньевна, собрала свой девятый «А», попросила у директрисы автобус и повезла всех на кладбище – «почтить память нашего заслуженного учителя».

Обнаружилось, что Марья, такая знакомая Марья с начесом крашеных черных волос, неизменным бордовым маникюром и надтреснутым голосом, задававшим кошмарные для Дашки вопросы вроде «с чем взаимодействует хлорид цинка?», грозная Марья, перед которой из года в год трепетали ученики… превратилась в серую плиту! Плита была простая, нестрашная. Не то из мрамора (CaCO₃), не то из гранита (SiO₂) – верная формула теперь никого не интересовала. На плите вырубили даты рождения и смерти, пару гвоздичек и заметные издалека крупные буквы: «Ермакова Мария Тарасовна».

Девятый «А» потоптался возле Марьи-плиты, постоял с опущенными головами. К подножию памятника возложили венок, специально заказанный Инной Евгеньевной. Она сказала короткую речь – «уникальный человек», «сорок лет отдала школе…» – и под моросящим дождем все пошли обратно к автобусу.

Целый день Дашка о Марье больше не думала – ну «почтили память», и хорошо… А вечером стала, как всегда, собираться ко сну – со знанием дела, по давно заведенным приятным правилам. Ей нравился этот вечерний час, когда можно было подолгу пить ароматный чай, разглядывать звезды на темном небе, переступать босыми ногами под душем, кутаясь в пену любимого геля с лавандой и представляя себя Афродитой на Кипре, выходящей из вод морских, а после юркнуть в родную кровать, включить зеленоватый ночник и долго-долго лежать, свернувшись калачиком, в мерцающем забытьи между сном и явью, – и в такое волшебное время вспоминать события дня, преображенные полусном, или сплетать в голове строчки стихов…

Воздушный и сладкий, как большая порция сахарной ваты, незаметный сон окутывал Дашку… И на самом дне дремотного облака вспыхнула случайная мысль: «Я тоже когда-то умру».

Не поспоришь.

Мысль казалась такой простой и логичной, что стало удивительно, где она была раньше.

«Я тоже. Когда-то. Умру».

Дашка не испугалась, а только почувствовала себя странновато. Провела руками по одеялу, перевернула подушку прохладной стороной вверх, носом потерлась о хлопковую поверхность, уловила тонкий запах стирального порошка и свежести. Вот сейчас, прямо сейчас, это все при ней – тело и кровать, комната, зеленоватый ночник, полоска желтого света из коридора… А со временем все куда-то денется, не останется ничего? И она, Дашка, в этом ни-че-го как-то будет – не-жить? Не чувствовать запах, не видеть свет, не ощущать своих рук и ног…