Поезд в ад

12

Когда дверь за спиной гулко хлопнула, Ховик медленно, пятясь, опустился на узкий жесткий лежак и, выпрямив спину, закрыл глаза. Так он сидел — долго, не шевелясь, размеренно дыша; наконец, он открыл глаза и выговорил: — Е мое! — тихо так, без эмоций. Посидев, Ховик поднялся и начал осматривать помещение. Давненько уже такого не приключалось, черт побери. Хотя есть, похоже, вещи, которые ну никак не меняются.

Камера была меньше, чем обычно было принято в тюрьмах. Шагами Ховик насчитал шесть на девять футов, и то по большей части занятых стальным лежаком, приделанным болтами к каменной стене. Под нужду — пластмассовое ведро. Сверху, в нише невысокого потолка — лампочка под прикрытием железных прутьев и сетки. Все.

Ховик снова сел и принялся за стягивавший запястья шнур. При этом он не переставал вслушиваться в звуки, доносившиеся из-за двери. Слышимость была отменная. Видно, не без умысла: встряхивать заключенного, чтоб слышал, как охаживают жертву в камере пыток.

Ховик моментально уяснил, что на посту сейчас один охранник — сидит на каком-то металлическом не то стуле, не то табурете прямо в этой камере пыток, вооруженный винтовкой (слышно было, как стукнул об пол кованый приклад, когда садился), и, судя по частым неровным движениям, чувствовал он себя на посту немного нервно: слышно, как примерно через равные промежутки времени он поднимался и приближался к дверям камер. С лязгом открывалась заслонка — вначале на двери Маккензи, затем у Ховика — и темно-карие глаза, крупные такие, на секунду вглядывались в заключенного. Перед каждой такой проверкой Ховик неизменно укладывался на спину, руки сложив на животе, и пялился в потолок, пока охранник, покончив с процедурой, не возвращался на свой табурет.

В промежутках между проверками Ховик занимался шнуром, что удерживал его запястья. Шнур был нейлоновый, поэтому зубами развязать его оказалось проще простого. Высвободив, наконец, руки, Ховик попросту растянулся на лежаке и мысленно расслабился. Торопиться не было смысла: время еще не пришло.

Часов у Ховика не было, зато великолепно работал внутренний отсчет, выработавшийся с давних пор во время разных отсидок. Звуки, указывавшие на смену часовых, донеслись снаружи именно тогда, когда на то и рассчитывал Ховик. Сменщик, похоже, был поспокойнее своего предшественника. В смотровую щель теперь иногда заглядывали голубые глаза. Ховик по-прежнему бездействовал.

Наконец, спустя примерно пару часов после смены часовых, Ховик заслышал поступь еще одного человека, а также приглушенный стук: часовой вскочил на ноги. Офицер — а может, унтер — что-то невнятно произнес; охранник отозвался. Заслонка отодвинулась, и на этот раз камеру мину-ту-другую изучающе оглядывали другие глаза.

Стоило проверяющему удалиться, как Ховик, резко сев на край лежака, взялся проворно стаскивать с себя одежду. Он стянул камуфляжную куртку, скинул башмаки (шнурки у него отнять забыли, но Ховик их уже развязал и ослабил) и стащил линялые джинсы. Стянув с лежака шерстяное серое одеяло — единственное — начал осмотрительно разрывать его на крупные лоскуты, которых получилось несколько.

Одеяла хватило лишь набить застегнутую доверху куртку и джинсы в поясе; осталось едва-едва, чтоб намотать ком размером с футбольный мяч. И то пришлось расстаться с майкой, носками и лентой с головы, присовокупив все это к болванке. Приторачивая с помощью шнурков джинсы к куртке, Ховик решил, что манекен вышел хуже некуда, хотя по большому счету для того, что ему предстояло, сойдет.

Ховик встал на край лежака — оказалось, до непрочной на вид сетки дотянуться непросто, до нее доставали лишь самые кончики пальцев. Балансируя на цыпочках, он едва не загремел, прежде чем продел, наконец, кончик нейлонового шнура через сетку и затянул узел.

Прихватив тряпичное чучело одной рукой, Ховик нейлоновым шнуром обмотал воротник куртки, завязав со стороны спины обычный узел (он подумал было сделать настоящую петлю, но потом счел это ненужной туфтой), и слез обратно на пол. Вблизи смотрелось просто нелепо: пустые рукава и штанины сиротливо болтаются, зияя пустотой; одна надежда, что охранник снаружи заметит первым делом силуэт повешенного и лишь потом разберет, что к чему. Что же до клубка на длинной матерчатой шее-придатке, так тот смотрелся вполне правдоподобно — свесившись набок, как положено.

Стоя возле двери на лежаке, Ховик ждал, прислонясь спиной к стене. Ожидание тянулось достаточно долго, но Ховик не терял терпения. Уж что-что, а ждать он умел.

Наконец, ножки табурета скрежетнули по каменному полу, тускло звякнули пряжки ремня (это охранник подхватил винтовку) и послышалось шарканье. Слышно было, как отодвигается и задвигается заслонка у Маккензи, как охранник передвигается и останавливается напротив камеры Ховика.

Лязгнула заслонка. Долю секунды стояла тишина, а затем — тихо, но отчетливо — до слуха донесся голос охранника: — О Боже ты мой!..

Тяжелый засов на двери скорготнул и отодвинулся. Дверь открылась, и часовой, ступив в камеру на пару шагов, с немым ужасом вперился в висящее чучело.

Ховик всем корпусом ринулся сверху и, мощно хватив охранника о каменную стену, одной рукой вырвал у него винтовку, а другой зажал ему открывшийся рот. На секунду, заваливая неистово бьющегося охранника на пол, Ховик ладонью ощутил расплющенные губы и зубы, тщетно пытавшиеся укусить. Мышцы-глыбы на голых плечах и спинище Ховика шевельнулись и разом расслабились, вторя мгновенному сдавливанию.

Послышался слабый, но вполне различимый хруст, будто лопнула ореховая скорлупа. Охранник, дернувшись в конвульсии, разом обмяк. Голова, когда Ховик ослабил хватку, обвисла под неестественным углом.

Ховик выпрямился, подняв винтовку караульного. Все так же, полуголый, он подобрался к двери и выглянул — никого.

Ховик, не медля, подскочил к камере Маккензи, резким движением отодвинул засов и отворил дверь.

— Давай отсюда, — спешно бросил он, но Маккензи и торопить было не нужно. Ховик протянул Маккензи винтовку охранника (руки Маккензи, удовлетворенно заметил он, были уже свободны от пут): — Смотри за коридором!

Переступив через лежащего на полу караульного, Ховик отвязал подвешенное чучело и начал поспешно одеваться. На шнурование ботинок времени ушло чуть больше, чем хотелось, но иначе никак: действовать предстояло на скорости, и несколько часов наверняка пройдут на ногах. Подобрав с полу пилотку, свалившуюся с охранника во время их короткой схватки, он нахлобучил ее на голову, заправив туда свои черные лохмы с глаз подальше. Охранник был мельче Ховика, так что пилотка держалась на самой макушке — вариант не из лучших, но, по крайней мере, не так бросается в глаза. Подняв воротник куртки, Ховик решил, что больше внешность не изменишь уже ничем. Просто надо идти, не особо пялясь по сторонам, и не лезть туда, где яркий свет; кстати, именно через это их сюда и занесло. Закрыв за бездыханным охранником дверь, Ховик взял у Маккензи винтовку и первым двинулся по коридору.

Вокруг пустота, в примыкавших ответвлениях темень. Ховик и Маккензи молча передвигались, придерживаясь стен, быстро и бесшумно. До стыка с главным туннелем было рукой подать.

По оценкам Ховика, от поверхности их отделяла примерно миля. Он старался не думать об этом.

В сравнении с тем, что здесь творилось несколько часов назад, главный туннель можно было считать полупустым. Мимо то и дело проходили штурмовики, поодиночке и группами; возле некоторых боковых ответвлений дежурили часовые; направляясь куда-то вглубь горы, мимо прошла колонна. Ховик с Маккензи тем временем тянулись по дальней стороне туннеля, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание, глядя по сторонам. Рабочие наряды, похоже, на ночь остановили работу.

Они прошли примерно четверть мили, когда от одного из боковых туннелей их неожиданно окликнули:

— Эй! Эй, ребята, вы двое!

Ховик моментально повернулся, нащупывая большим пальцем предохранитель на М-16. Оказалось, позвал их просто один штурмовик, стоявший в тени на карауле. В руках он держал пачку сигарет: одна, незажженная, нелепо шевелилась в губах.

— Парни, у кого-нибудь есть спичка или огонек прикурить?

— Конечно, — ответил Маккензи, сейчас, минуту, — делая вид что достает что-то из кармана. Сделав шаг в боковой туннель, он вытянул руку ладонью вниз.

— На-ка вот!

Штурмовик подался навстречу, бормоча что-то благодарственное. Маккензи, со шлепком стиснув открывшееся запястье, дернул штурмовика на себя. Тот, заваливаясь вполоборота вперед (сигарета выпала), оторопело раскрыл рот, и тут лицо у него утратило осмысленное выражение: Ховик прикладом винтовки саданул ему по затылку.

Вынув с задумчивым видом пачку из оцепенелых пальцев часового, Ховик схоронил ее себе в карман.

Маккензи не успел еще выпустить тело, примеряясь, куда сподручнее было бы его положить, как рядом раздался голос:

— А ну-ка, что у вас тут?

Ховик не поворачивался. Маккензи, оказавшийся кстати прикрытым головой охранника, подал голос:

— Тут у нас несчастный случай, лейтенант. Человек, похоже, головой шибанулся.

— Во как? — устало удивился голос. — Ладно, волоките его тогда в поезд, пусть доктор посмотрит, если только сукин кот не отыскал тут где-нибудь пойла и не выехал опять… Давайте, буксируйте!

— Слушаю, сэр, — отозвался Маккензи. Пристроившись по обе стороны бесчувственного штурмовика (готов, уверенно определил Ховик, только бы со стороны не заметили), не-повинующиеся его руки они закинули себе на плечи; ноги штурмовика волочились по полу.

— Завтра утром обратитесь на склад, рядовой, — послышалось напутствие сзади, — пусть выдадут вам головной убор по размеру. Вид у вас, как не знаю у кого.

Прикрытие у них, сразу же сообразил Ховик, просто идеальное. Волоча между собой немое тело, согнувшись якобы от неимоверных усилий (на самом деле штурмовик был не ахти каким тяжелым, зато позволял делать занятой вид и не поднимать лица от пола), они открыто передвигались по туннелю без риска, что кто-нибудь будет приставать к ним или расспрашивать: эдакая парочка добровольцев, помогающая раненому товарищу («Бог спаси наши задницы, — напряженно думал Ховик, — если какая-нибудь сердобольная сволочь додумается сейчас раздобыть носилки»). Когда они продвигались мимо одной из групп штурмовиков, кто-то вроде как окликнул, но Маккензи, не сбавляя хода, лишь нетерпеливо отмахнулся: нашел, дескать, время расспрашивать.

Стиснутый между ними человек явно не дышал. Носки башмаков глухо шелестели по каменному полу.

Ближе к выходу людей становилось все больше. Все так же усердствовала рабсила, расчищая маскировавшие вход в туннель завалы мусора под надзором осоловелой охраны. За каким-то загадочным грузом мимо прокатился автокар. Поток изощренной брани, извергаемый откуда-то поблизости, указывал, что чье-то настроение в связи с ночным дежурством лучше не стало. Времени сейчас, определил Ховик, примерно часа два-три утра.

— Это что еще за херня? — осведомился охранник у входа в туннель.

— Вот, головой шарахнулся, — разъяснил Маккензи, не поднимая глаз. Сверзился с чего-то там в туннеле. Лейтенант Митчелл велел отвести его в эшелон.

— Да ну? — Охранник все не отходил. — А не прикол это, чтоб умотать с ночного дежурства? Мне за последнюю пару часов чего уже только не плели.

— О Господи, — раздраженно выдохнул Маккензи. — Хочешь, чтобы у Митчелла перепроверили, так пошли кого-нибудь, пусть позовут. Он уж так рад будет ноги бить до самого выхода потому только, что тебе что-то в башку втемяшилось. Да ты сам на голову этому сволочуге разнесчастному глянь, — добавил он, — в кровище вся!

— М-м-м-да, ты прав. Извини, приказ такой, — сказал охранник, отодвигаясь в сторону. — Старик дал инструкцию присматриваться ко всем подозрительным. Тут, говорит, недавно пару шпионов-коммунистов схватили, так что, может, у них тут где-то дружки шакалят.

Когда они прошли мимо и тронулись вниз по склону, он окликнул вдогонку:

— Погодите, я все-таки запишу, кто именно, вдруг спросят.

— Иди, не останавливайся, — тихонько сказал Ховик. — Делай вид, что не слышишь. — Они уже почти вышли за ярко освещенный пятачок у входа в туннель.

— Эй, черт бы вас, вам двоим говорю! — рявкнул охранник. — Как звать, и номер отряда. И его тоже. Повернитесь и ответьте, как положено!

Маккензи на ходу обернулся и сказал:

— Ну что ерепенишься из-за лишней лычки, мать твою! После поговорим, сейчас только закинем парня к врачу.

— Что!? — голос поднялся до крика. — Ну-ка хватит тут со мной херней заниматься! Кто вы вообще такие, черт бы вас побрал!? Стоять! — заорал он, — стоять, сукины дети! Эй, кто-нибудь, остановите этих…

Ховик, обронив мертвое тело, пружинисто развернулся и сделал выпад в сторону, вскинув одновременно винтовку. Часовой не успел еще освободить плечо от ремня, как Ховик прошил ему грудь четырьмя частыми выстрелами, откинувшими того спиной на каменную стену. Тело штурмовика не успело еще осесть на землю, как Ховик с Маккензи понеслись уже по склону огромными скачками, то и дело оскальзываясь на редких камнях-голышах. Справа на пятачке света возникло двое человек с оружием наизготовку; Ховик коротко пальнул в их сторону, только пугнуть. Сзади грохнуло несколько выстрелов, но лишь так, наобум.

Они неслись наискось и вниз, избегая приближаться к поезду, где из неосвещенных вагонов начали уже появляться штурмовики. У Ховика мелькнула мысль выстрелами погасить ближние фонари, но для этого требовалось остановиться и тщательно прицелиться, на что никак не было времени. Вместо этого он, не целясь, пальнул несколько раз в самое большое скопление штурмовиков, так, для порядка, и продолжал бежать.

То была дикая, вслепую, гонка вниз по крутому каменистому откосу, и Ховик с полной уверенностью ожидал, что вот-вот вывихнет ногу, так и не достигнув подножия. Однако ничего, они благополучно нырнули в темноту за освещенной зоной (пули теперь свистели и цокали со всех сторон), а мгновения спустя уже улепетывали по шпалам чуть впереди молчавших локомотивов.

— По рельсам идем, или сходим в лес? — не очень ясно выговорил Маккензи, захлебываясь дыханием.

— В лес, наверно, — под стать ему выдохнул Ховик. — Нет, постой, давай-ка кое-что попробуем…

Он припустил вдоль поросшей травой колеи, прямо по шпалам, М-16 болталась плашмя на груди. Позади, на склоне горы и вдоль поезда, страсти определенно накалялись. Пальба шла, похоже, во всех направлениях, наперебой выкрикивались какие-то команды. Один дуралей даже в свисток свистел.

Впереди на темном фоне обозначился громоздкий черный силуэт «мушки». Когда приблизились, кто-то в ней встал и перегнулся навстречу через мешки с песком.

— Что там за переполох? — спросил вставший заспанным голосом.

— А ты вот послушай, — буркнул, вскакивая на подножку, Ховик, и прострелил засоне голову. Он тут же спохватился: надо было подобраться поближе и пустить в ход руки, да было уже поздно — выстрел расслышали, и хаотичная пальба сзади неожиданно упорядочилась, пули начали жужжать пугающе близко. На холме словно поймали ориентир: пули ложились совсем рядом.

— Ты можешь эту штуку завести? — спросил Маккензи.

— Может статься, — отозвался Ховик, хватаясь за приваренную ручку и всем телом вскидываясь вверх. Дверцы у дрезины были приварены намертво, иначе толстолистную броню-обшивку не скрепить снаружи болтами; проникнуть внутрь можно было не иначе как перебравшись через мешки с песком и дальше через прорезанную автогеном брешь с торца. Ховик, поднырнув к приборному щитку, стал лихорадочно щупать руками — ключи, к счастью, оказались на месте.

— Может?.. — переспросил Маккензи.

— Нет проблем, — откликнулся Ховик. — Лет сто назад доводилось как-то управляться. А если припомнить, то единожды и угонять такую пришлось. Держись там!

Маккензи уже разворачивал на станине тяжелый пулемет пятидесятого калибра, резко, с металлическим лязгом дернул на себя ручку, выпустил и дернул еще раз, для проверки. Конкретной цели не было, хотя глаза уже попривыкли к темноте; поэтому он наугад уставил пулемет в сторону поезда, где по всей длине вспыхивали винтовочные выстрелы, и открыл огонь.

Грохот у этой «пятидесятки» был ошеломляющий. Огнистой змеей полыхнуло с конца длинного ствола пламя, и жирным пунктиром грянули в ночь оранжевые трассеры, исчезая в направлении поезда, отскакивая там и здесь от скальных выступов и рельс. Маккензи чуть приподнял ствол, и стало видно, как трассирующие пули ложатся между напряженных сполохов винтовок. Маккензи понятия не имел, попадает ли он в цель, но если уж на то пошло, так куда лучше, чем просто быть пассивной мишенью.

Двигатель заурчал, набирая обороты; шум едва слышался из-за неумолчного грохота «пятидесятки».

— По-рядок! — гаркнул весело Ховик и двинул рычаг вперед.

«Мушка», дернувшись, застала Маккензи врасплох; он пошатнулся и, прежде чем восстановить равновесие, дал короткую очередь в небо. Несмотря на все усилия, вспышки винтовок значительно приблизились; несколько пуль звякнуло о броню и прошило мешки с песком. Уперевшись для опоры в станину пулемета, полуослепший от жгута пламени из ствола, Маккензи почувствовал, как вагонетка начинает набирать скорость.

Фар впереди, как оказалось, не было вовсе. Ховик высунулся из окошка, пытаясь следить за дорогой, но ничего не было видно.

— Маккензи! — рявкнул он в промежутке между очередями «пятидесятки». — Маккензи, черт возьми!

— А?! — расслышал, наконец, тот.

— Следи за путями, язви их! — Они прошли уже дугу поворота, опоясывавшего гору, и теперь катились по открытой равнине. — Смотри, где там стрелка!

Маккензи для этого свесился с вагонетки, крепко держась за приваренный поручень. Луна зашла, но ночь выдалась ясная, и звезды светили достаточно ярко, так что можно было ухватить взором серебристые полоски рельсов. Звуки выстрелов несколько отдалились, но погоня еще явно не кончилась.

Впереди показалась стрелка; вернее, Маккензи углядел ее разветвление, на миг тускло сверкнувшее под светом звезд. Маккензи грохнул по обшивке кулаком, и Ховик дал по тормозам. Послышался скрежет колес, вагонетка замедлила ход и остановилась.

Оказалось, поздновато: инерцией их перетянуло через стрелку. Ховик, чертыхнувшись, потянул на себя рычаг.

— Ты знаешь, как перекидывать стрелку? — перекрикивая двигатель, спросил он у Маккензи.

— Нет, но ты скажи, что…

— Ладно, сиди! — Ховик пролез через брешь в торце вагонетки, перебравшись через мешки с песком, спрыгнул на землю и схватился за заржавленный рычаг. Послышался заунывный скрежет, и концы стрелки неохотно сместились в нужном направлении. Ховик вскарабкался обратно, передвинул рычаг и медленно передвинул «мушку» через стрелку на левое ответвление развилки, напоминавшей букву «V». Выстрелы сзади снова постепенно приближались. Пуля с визгом ударила снаружи и отскочила от обшивки возле самого локтя Ховика.

Завидев вторую стрелку, Маккензи сказал: — Этой займусь я, — и соскочил на землю прежде, чем Ховик успел полностью остановить вагонетку. Занятие, впрочем, оказалось не из легких (смотреть на Ховика было проще). Маккензи со всей силой налегал на железный прут — тщетно. Пули снова начали частить.

— Ховик! — крикнул Маккензи.

Тот был уже рядом. Вдвоем они согнулись и налегли, врывшись подошвами в рыхлый гравий. Остро скрежетнуло, и концы стрелки пришли, наконец, в движение. Иначе как вдвоем со стрелкой было бы не сладить.

— Эту они, когда въезжали, не использовали, — определил Ховик, когда забрались обратно в «мушку». — Скотины этой ржавой не касались, наверно, лет десять-пятнадцать.

Рывком рычага он сдвинул вагонетку с места. Прогремев через стрелку, «мушка» вкатилась на более надежные рельсы одноколейки и покатилась вниз по длинному спуску, через лощину к линии деревьев. Ховик, переключив скорость, прибавил ходу.

— Вот это да! — радостно воскликнул он. — Теперь-то уж уносим задницу достойно. — Он вольготно откинулся, сложив руки на руле, который предварительно заклинил. — Гляди, Мак, еду без всяких рук. Так до самого дома можно дотянуть, без малого, хотя бы. Не надо останавливаться и выискивать грузовик в лесу. Так что оно нам козырей прибавляет. Ба, вот покумекаю, и припрячу этот гробовичок, пока все не уляжется. Можно будет ездить на нем куда-нибудь.

Маккензи снова привстал, вглядываясь в оставленную позади долину и темный силуэт горы. Цепь огней по-прежнему проглядывала, а вот стрельба, похоже, унялась.

— Ты как считаешь, мы им не настолько нужны, чтобы отцеплять один из локомотивов и гнать за нами?

— И думать забудь, — отозвался Ховик, чуть сбавляя ход на повороте, — ты и понятия не имеешь, что значит раскочегарить одну из этих чертовых громадин и потом запустить. Да и не станет Декер рисковать: лишаться дизеля, чтобы сверзился куда-нибудь в ночной гонке, из-за того только, что мы ему чуть насолили.

Скорость теперь была порядочная; надрывно взревывал старый мотор, звонко стучали на стыках рельс колеса. С обеих сторон проносились мимо темные купы высоких деревьев. Из черной выси горного неба смотрели звезды, крупные, как бейсбольные мячи.

— Да, мечтательно протянул Ховик, — так мы и опомниться не успеем, как будем дома…

И тут двигатель, чихнув, заглох. Ховик резко нажал на сцепление и дернул рычаг. Мотор чихнул еще раз и затих.

— Тьфу, бля! — Ховик проворно переключался на нейтралку. — Так и знал, слишком уж гладко все идет. Сукины дети высосали бензин считай что досуха, а заправить было лень. Думали, наверно, что еще куча времени дозаправиться, прежде чем они куда-либо двинутся.

— Что, бензин кончился? — переспросил Маккензи. — Вернее, дизтопливо?

— Похоже на то. Черт бы ее побрал. — Ховик трахнул кулачищем по заклиненному рулю. — Хотя ладно, не все еще так хреново. Подождем минуту, а потом уж выберемся да пойдем пешком. Я думаю, что может…

«Мушка» продолжала катиться. Не так быстро, как с мотором, но беспрерывно и, похоже, не сбавляя скорости.

— Славно, — заметил Ховик. — Уклон как раз такой, что можно катиться без перерыва. Всю дорогу до главной магистрали, если мне не изменяет память.

Странноватое ощущение: проворно катиться без всякого звука, помимо дребезжащего стука колес по рельсам. Ховик вынул пачку сигарет.

— Интересно, был ли тут у кого из парней огонек для прикурки? — Он протянул руку и пошарил наверху приборного щитка. — Ага. Ну вот.

Он сунул сигарету в рот и чиркнул бумажной спичкой. Когда прикуривал, отблеск на секунду выхватил из темноты его морщинистое лицо и жесткую щетину.

— Черт, не помню уж, когда последний раз и затягивался по-настоящему. Джо Джек намешивает какое-то дерьмо из сушеной ивовой коры с листьями и пыхтит потом своей самодельной трубкой, и кое-кто из парней помоложе следом, а я к этому так и не смог притерпеться. — Он выдохнул дым с умиротворенным вздохом. — Бросил вон уж сколько лет назад, и видно, снова брошу, когда эта пачка кончится, но, парень, сейчас это именно то, что мне надо. Хочешь? — он протянул пачку Маккензи.

— Спасибо. Никогда привычки не было, — покачал головой тот.

— Здоровью вредит, а? — Ховик, осклабившись, сунул пачку в карман камуфляжной куртки. — И тому гаденышу, небось, тоже здоровью вредило? Господи Боже, из тюряги за свою жизнь я делал ноги не раз, но чтобы эдак вот, так впервые.

Он вдруг рассмеялся.

— Знаешь, до меня кое-что дошло. Сукин этот сын Декер заграбастал ведь мой «сорокапятник», ты понимаешь? В самом деле, зло берет, у меня ведь эта штука давно уже была, хотя и досталась она мне, если вспомнить, тоже в стычке. Снял ее тогда с охранника. Получается, что приходит, то уходит, и так по кругу, да?

Они ехали миля за милей благодаря одной лишь силе тяжести. На более пологих отрезках медленнее, но по инерции благополучно проскакивали до очередного длинного спуска, дававшего такую скорость, что иной раз приходилось и притормаживать на поворотах.

— Мешки с песком и обшивка, — подметил Ховик, — весь этот вес и помогает съезжать с горы.

Но вот уже Ховик начал осмотрительно притормаживать, цепко вглядываясь в едва заметные полоски рельсов.

— Кажется, подходим к месту, где мы оставляли грузовик, — рассудил он. — Смотри, где дорога пересекает линию. Помнится, это там, где мы в последний раз… Ага, вот. — Он остановил «мушку» как раз возле грунтовой дороги и поставил на тормоза. — Ну что, давай лучше уповать, что старушка наша, ласточка, все же раскочегарится, — сказал он, когда вылезали из вагонетки. — Не знаю, только что-то мне кажется, не сдвинуть нам бронированную эту черепашку с места. Уклон здесь не такой сильный, а взять с толкача у нас силенок явно не хватит.

Когда они пошли по грунтовке, Маккензи спросил:

— А что, ехали бы себе на «мушке» да ехали? Вроде все нормально шло.

— Да, но стоит доехать до главной магистрали, так там же все пологое, даже чуть вверх, пока дорога не спускается к тому мосту. И до дома оттуда идти немеряно. Назови меня лентяем, но пешком я бы сейчас топать не хотел.

Старенький грузовичок по-прежнему стоял под деревьями. Вдвоем они выкатили его к дороге (пришлось-таки попыхтеть и повыражаться) и нацелили передком на короткий спуск.

— Теперь уже скоро, — сказал Ховик, забираясь за руль.

С минуту казалось, что путь впереди предстоит долгий и пеший: мотор, взвывая на передаче, хлопал и чихал, в то время как Ховик ожесточенно боролся с изношенным сцеплением. И вот когда запас скорости сошел почти уже на нет, пара цилиндров вдруг заработала, а затем и еще пара, так что когда переезжали рельсы, двигатель уже нервно стучал, с шумом выпуская газы из выхлопной трубы.

Ховик дал машине несколько минут разогреться и медленно тронулся по грунтовой дороге. Из фар работала только одна, и то лишь самую малость; ее он оставил включенной и ехать продолжал на малых оборотах.

— Ну что, давай домой, — обратился он к Маккензи. Джудит узнает, как мы провели ночку, пропала моя задница!