Поездка за наследством

Глава 10

В Питтсбурге я остановилась в том же пансионе, что и по пути на восток. У миссис О'Брайен в ее старом доме нашлась для меня отличная просторная комната. Прислуга принесла в комнату корыто и горячей воды, и я выкупалась и вымыла голову. А она тем временем постаралась привести в порядок мое дорожное платье. Оно вернулось ко мне как новенькое.

Я навела справки — ни сегодня, ни завтра пароход не отправлялся. Миссис О'Брайен предложила ехать через Уилинг, чтобы сократить несколько миль пути. Я ничего не сказала ей о Тимоти Оутсе и Элмере.

Тем не менее я ее озадачила, потому что после завтрака осталась в гостиной, то и дело выглядывая в окно, не следят ли за домом. Вряд ли меня найдут так скоро, но я не хотела рисковать.

— В чем дело, мисс Сэкетт? Кого вы высматриваете?

Я поначалу колебалась, но потом рассказала, что меня пытались ограбить двое мужчин и я боюсь, что они меня преследуют. Однако пора приниматься за дела, и чем скорее я вернусь к себе в горы, тем лучше.

— Если поедете через Уилинг, — принялась советовать она, — то от конторы на Уотер-стрит ходит дилижанс. Это новая линия, но у них несколько почтовых карет.

— За каретами они будут следить, — сказала я. — Боюсь, что и за пароходами.

И тут я вспомнила одну вещь.

— По пути к вам я заметила на пустырях фургоны.

— Это все переселенцы, — пренебрежительно заметила хозяйка пансиона.

— В свое время мы все были переселенцами, миссис О'Брайен, — напомнила я. — Даже вы, когда покинули Ирландию.

— Вероятно, это так. Но почему-то теперь кажется, что было все иначе.

— Те, кто уже обосновался, на новых переселенцев смотрят свысока, — сказала я. — Но ведь кому-то надо осваивать новые земли. Когда они обживутся, тоже станут чувствовать себя вроде вас. — Тут мне в голову пришла одна мысль: — Пойду-ка взгляну на них.

— Очень прошу вас, надо быть поосторожнее! Особенно такой молоденькой, как вы! Вам придется идти мимо канатного двора мистера Джона Ирвина. А там встречаются такие грубияны!

— Все будет в порядке.

Несмотря на дым фабричных труб, висевший на городом, Питтсбург был очень красив. Я шагала по улице. На плече, доставая до кончиков пальцев, болтался ридикюль.

На канатном дворе рабочие были заняты, и, хотя некоторые взглянули в мою сторону, никто меня не окликнул. Только один парень, стоявший поближе, приподнял кепку. Я лишь кивнула в ответ, не улыбнувшись, даже не взглянув.

За двором расположились по крайней мере две дюжины фургонов. Вокруг бегали и играли дети. Женщина, набрав в рот прищепок, вешала белье. Выглядела она очень опрятно. Рядом играли двое чистеньких веселых ребятишек.

Я остановилась.

— Мэм, позвольте вас отвлечь на минутку?

Она вынула изо рта прищепки и быстрым движением поправила волосы.

— Конечно. Чем могу быть полезной?

— Вижу, вы переселенцы. Вы, случаем, направляетесь не в сторону Уилинга?

— Как раз туда.

— Мэм, мне надо в Уилинг, я могу заплатить. — И, не давая ей возразить, пояснила: — Не хочу ехать дилижансом. — Потом добавила: — За мной гонятся.

— У нас очень тесно, но…

— Я живу в горах. К работе привыкла. Сяду, где скажете, помогу стряпать. Маленьким буду сказки рассказывать…

— Вон идет Ральф, мой муж. Спросим его.

Ральф был крепко сложенный мужчина лет тридцати пяти, твердый, на вид решительный, но, как видно, и добрый.

— До Уилинга? Можем взять. — Он окинул меня быстрым пытливым взглядом. — Тебе ничего не будет стоить, но поможешь с ребятишками.

— Помогу. И заплачу, — ответила я. — Даю три доллара и еще два по приезде.

— Многовато, — отозвался он и ухмыльнулся. — Но деньги никогда не помешают. Видит Бог, жизнь дорогая. Надеялся найти здесь работу, но не повезло. Да и жить здесь нам не по карману. Подумать только, простая комнатенка обошлась бы мне за год в сто долларов! Сто долларов! Представляешь? Говядина семь центов за фунт… даже кукурузная мука по доллару за бушель! Мне здесь не прожить. — Он снова быстро взглянул на меня. — Знаешь ли, у нас никаких удобств. Один фургон и тот загружен.

— Ральф, она говорит, что приехала с гор. Наверно, привыкла обходиться попросту.

— Да, конечно! Обо мне не думайте. Я постараюсь никого не стеснить. Прошу только об одном — не говорите никому, что я с вами еду. Завтра, еще до рассвета, буду у вас.

Он снова поглядел на меня.

— А те люди, что тебя преследуют, как они выглядят?

Я коротко, но точно их обрисовала. Он кивнул.

— Не беспокойся. Можешь сидеть в фургоне, а когда захочешь, пройдешься пешком. Вряд ли они догадаются, что ты выберешь такой транспорт.

Когда я спустилась на кухню, миссис О'Брайен пила кофе. Взглянула на меня.

— Никого — только что смотрела. Пейте кофе. Я подогреваю вам суп, надо немножко поесть на дорогу.

— Как раз успею. Вы очень добры.

— Не стоит благодарности. Главное — берегите себя.

Тихо. Я надела шляпку и выглянула в окно. Ни огонька. Темно хоть глаза выколи. Саквояж я взяла в левую руку. Развязала ридикюль, обхватила рукоятку своего «дауна».

В комнате свет не включали. Миссис О'Брайен тихонько открыла дверь.

— Ступайте, и да поможет вам Господь!

Крыльцо скрипнуло. Я замерла, оглядываясь вокруг. Ничего. С реки несло сыростью, пахло мокрым шлаком. Спустившись с крыльца на цыпочках, я решительно шагнула вперед. До фургона нужно было пройти три больших квартала. Сначала жилой квартал, в этот час темный и безмолвный; за ним канатный двор и лесной склад с примыкающей к нему конюшней. Оттуда начинался пустырь, где стояли фургоны.

Вроде бы все шло нормально. Я отпустила револьвер и быстро зашагала вперед, подобрав юбки, чтобы их шуршание не мешало мне слышать каждый звук. Ридикюль свободно болтался на плече. Саквояж оттягивал руку. Я поменяла руки, но через полквартала, подходя к канатному двору, снова взяла саквояж в левую.

Далеко впереди показался слабый свет, должно быть фонарь. Наверняка Ральф запрягает лошадей. Тут я с беспокойством заметила неясную фигуру. До чего же темно…

Услыхала я его слишком поздно. Кто-то, зловонно дыша мне в лицо, грубо обхватил меня.

— Не кричать, убью. Теперь слушай. Тим в другом конце города, следит за почтовой станцией. Будь хорошей девочкой, и я ему не скажу, что отыскал тебя, — тихо говорил он. — Не знаю, куда ты собралась в такую ночь, но знаю, чем мы можем заняться, ты и я. Мы…

Подняв ногу, я изо всех сил ударила сапогом ему в ногу и одновременно двинула головой в лицо. Он был выше ростом, поэтому мой затылок пришелся ему аккурат в нижнюю челюсть. Он выпустил меня и, спотыкаясь, попятился. Размахнувшись, я ударила его по голове ридикюлем — а в нем были пистолет, патроны и несколько тяжелых монет. Я, может, и не вышла ростом, но всю жизнь трудилась, и силенки хватает. Он как миленький растянулся в грязи. Застонал, попробовал подняться и снова упал в грязь. Я посмотрела на него без малейшей жалости и пошла дальше. Скоро я уже была у своего фургона.

Несколько семей были уже готовы тронуться в путь. Ральф молча указал мне сесть в самый конец фургона, я забралась внутрь, и мы поехали.

Отыскав себе местечко среди узлов и свернутых постелей, я скоро заснула и проснулась уже при свете дня. На меня смотрели круглые глазенки двух малышей.

— Ну! — весело сказала я. — Меня зовут Эхо, а вас?

Девчушка, перебирая пальчиками, отвернулась, а мальчик произнес:

— Джимми. Я Джимми Дреннан, а это моя сестренка, Эмпили. Она боится.

— Эмпили? — переспросила я.

— Эмили! — обиделась она. — Эмпили! Он всегда так обзывает! — Глядя на меня, она спросила: — Разве Эхо — это имя?

— Меня так зовут, — заверила я. — Такое имя есть. Правда. Теперь мы так называем эхо, которое слышим, но раньше это было имя. Так звали нимфу. Это, как бы вам объяснить, вроде русалки. Она без конца болтала, и тогда Гера — это была богиня — постановила, чтобы Эхо никогда не говорила первой и никогда не молчала, когда говорят другие. Эхо влюбилась в Нарцисса и, когда он умер, зачахла. И остался от нее один только голос.

— Это сказка! — заявил Джимми.

— Верно, причем очень, очень старая. Когда я поступила в школу, мне обо всем этом рассказал учитель.

— Ты тоже зачахнешь, пока не останется один голос? — спросил Джимми.

— Надеюсь, что нет, — ответила я. — Мне еще ни разу не повстречался Нарцисс.

— Еще повстречается, — сказала, усаживаясь рядом, его мать. — Меня зовут Лаура Дреннан. Надеюсь, они не слишком вам надоедают.

— Нет, как видите. Там, где я живу, мне как раз ребятишек и не хватает.

— Где вы живете?

— В горах Теннесси. Далеко в горах. У нас там много медведей.

— А людей они едят? — строго спросил Джимми.

— Не часто, — заверила его я, — хотя если сильно проголодаются, то могут и съесть.

— А ты видела медведя? Дикого. Близко, а?

— Много раз. Мой дядя и сейчас не встает с постели, потому что схватился с одним из них. Потревожил медведя, вот он и набросился на него, а у дяди не было с собой ружья.

Ральф Дреннан поглядел через плечо.

— Говоришь, дрался с медведем? И без ружья?

— У него был с собой нож, да еще топор. — Пояснила для Джимми: — Такой, у которого лезвия с обеих сторон. Пришлось драться тем, что оказалось под рукой. Но медведя он убил.

Ральф, не веря, поглядел на. меня и отвернулся. Все замолчали. Первым заговорил» Джимми.

— Но медведь его укусил?

— Много раз. И здорово расцарапал когтями. Регал убил медведя и волок его почти до самого дома. Мы нашли их у ручья, когда пошли за водой.

В полдень мы уже тряслись по неровной извилистой дороге среди густого леса. Кроны деревьев переплелись между собой, и внизу было сумрачно и тихо. Наш фургон шел первым. Упряжка у Ральфа Дреннана подобралась добрая, и повозка, прыгая по корням и продираясь вдоль поваленных деревьев, упрямо двигалась вперед. Время от времени мы делали остановки, давая лошадям передохнуть.

Винтовка Ральфа, лежавшая в углу фургона, выглядела почти новой. Мне было не разглядеть, какая это модель, но в том, что это «ланкастер», я была уверена.

— Много охотитесь? — спросила я.

Он оглянулся.

— Почти совсем нет. Разве что в молодости. Я всегда работал в городе, — добавил он, — и понял, что мне там ничего не светит, и вот решили попытать счастья на новых землях. Едем в Кентукки или, возможно, в Миссури.

Мы двинулись дальше, я снова заснула. Проснулась, когда почти стемнело. Дети спали. Тихо перебралась в головную часть фургона.

— Хотите, я вас подменю? — спросила я Ральфа.

— Умеешь править лошадьми? — Он был поражен.

— Там, откуда я приехала, все умеют, — ответила я. — Могу править, могу и пахать, — словом, делать все, что нужно.

— Я бы с радостью, — признался он. — Как-никак устал. Но уже пора искать место для стоянки.

— Тогда надо поторопиться, — заметила я, — а то стемнеет, ничего не разглядишь. Думаю, вам стоит пока вздремнуть. А место для стоянки я не пропущу.

Он колебался.

— А, ладно, сосну минутку.

Я взяла поводья, а он перелез в фургон. Глядя на деревья, я подумала, что уже действительно поздно — следовало еще набрать дров и всякое такое, потому принялась смотреть в оба. Не проехали мы и двух миль, как я увидела у развилки небольшую поляну. Рядом по камням журчал ручей, бежавший к Огайо — к морю.

Развернув фургон у дальнего края поляны, я остановила коней и показала, где встать остальным фургонам. Их было еще три, места в общем хватило, но было тесновато. Разглядев просвет между деревьями, я направилась туда и наткнулась на небольшой лужок. Здесь уже кто-то останавливался до нас. С помощью Джимми я распрягла лошадей, отвела их на луг пастись, только сначала привязала к колышку. Остальные последовали за мной.

Из фургона вышли Лаура и Эмили.

— Не отпускайте детей далеко от себя, — посоветовала я. — Малышей можно запросто потерять в лесу — потом не найдешь.

Наломать дров, набрать сухой коры и разжечь костер — для меня это минутное дело. Удивительно, как огонь подбадривает людей.

— Разбужу-ка я Ральфа, — сказала Лаура.

— Погодите, пока не сварим кофе, — посоветовала я. — У него был длинный, тяжелый день.

Разожгли еще один костер, и вся компания разместилась вокруг огня. Когда Ральф выбрался из фургона, кофе уже закипал.

— Прошу прощения, — сказал он. — Спал как убитый.

— Не за что, — ответила я.

Он подошел к костру, и Лаура налила ему кофе.

— Не дадите ли мне винтовку — пострелять на рассвете? — попросила я. — Места здесь охотничьи, может быть, добуду какой-нибудь дичины.

— Ты и стрелять умеешь?

— Немножко, — ответила я. — Во всяком случае, попробую.