Дмитрий Артис

«Лети-лети, лепесток, через запад на восток…»

Лети-лети, лепесток,

через запад на восток…

Валентин Катаев.

Цветик-семицветик

Девочка,

исполненная зла,

цветик-семицветик

сорвала

и, бросая

к небу лепесточки,

говорила: «Это лишь

цветочки…»

Сказка – ложь,

известно наперёд,

в жизни всё идёт

наоборот.

Целый день

в испуганном Донецке

всхлипывает улица

по-детски.

Крыльями

отбросив костыли,

мальчик оторвался

от земли.

Под собой

не чувствуя дорогу,

стал теперь намного

ближе к Богу,

потому что

снова на восток

прилетел сегодня

лепесток.

«Поле боя…»

Поле боя,

где солнце по-летнему

подрывает себя

на закат,

ветераны покинут

последними,

прикрывая

отход салажат.

Непонятен приказ

к отступлению.

Слабакам

в колотун горячо.

Только-только ведь

кровушка вспенилась

и почти

раззуделось плечо.

Здесь пока

всесоюзная здравница!

Но, слезу

вышибая из глаз,

даже если солдату

не нравится,

он обязан

исполнить приказ.

Города и селения

пройдены,

отступить —

это значит предать.

Не такому

учила нас Родина,

беспощадная

Родина-мать.

Потому

ветераны упорото

отползать в камыши

не спешат,

прикрывая

не нюхавших пороха

и не знавших войны

салажат.

«Больше салютов…»

Больше салютов,

красивых и разных,

больше огня

и любви,

чтобы стоял

отрезвляющий

праздник

Спасом

на чёрной крови.

Сажу смахнут

свежесрезанной веткой,

выбелят

накипь и гарь,

только

останется

в памяти предков

залитый

кровью алтарь.

Выпив

и радость,

и горе из чаши,

будто одно

вещество,

прошлое чтут,

без которого в нашем

будущем

нет ничего.

«Я всё меньше поэт…»

Я всё меньше поэт

и всё больше и больше солдат —

пятый в крайнем ряду,

где, сомкнувшись плечами, стоят

одинокие некогда люди,

служители муз,

в эти страшные дни

заключившие братский союз.

Мы никчемные воины,

в каждом найдёте изъян:

этот сам по себе,

а тому помогает баян.

Только нас не пробить,

потому что у каждого есть,

кроме верности русскому слову,

отвага и честь.

Я всё больше солдат,

и со мной в бесконечном ряду

сотни тысяч таких же стоит,

замыкая орду,

и пока не берут нас толпой

на зачистку котлов,

мы спасаем от местного гнуса

отеческий кров.

Стихи. Фронтовые

«Тихо-тихо. Бой прошёл, и…»

Тихо-тихо. Бой прошёл, и

не свистят над ухом пули.

Спрятав лица в капюшоны,

парни русские уснули.

Спят в окопах автоматы

после страшной заварушки.

Замолчали виновато

куковавшие кукушки.

Было жарко, стало сыро.

Ветром облако полощет,

и висит кусочек мира

над задумавшейся рощей.

«Он шагает по войне…»

Он шагает по войне

в керамической броне,

с командирскими часами,

закурив донецкий «самел».

Не мальчишка, но старик,

бородатый штурмовик,

настоящий, самый русский

с группой крови на разгрузке.

Завтра утром ровно в пять

будет Киев штурмовать

в честь единственной подруги,

той, которая в испуге

от того, что чудо-град

захватил ползучий гад,

от того, что русский город

заселил поганый ворог.

«Жахало и пенилось в ушах…»

Жахало и пенилось в ушах,

спали штабелями в блиндажах,

кипятили снег на зажигалке

и, смеясь, пристреливали палки.

Положив под голову клешни,

матерились хуже алкашни.

Трудно разговаривать культурно,

посчитав потери после штурма.

Забирали улицы, мосты,

базы, укрепления, посты

у проворовавшегося гада.

Всё своё – чужого нам не надо.

После боя, смазав калаши,

в женщинах не чаяли души,

байками затравливали ночи

и домой хотели… Но не очень.

«Не видать…»

Не видать

в прицеле солнца.

Фронт стоит,

не шелохнётся.

Распустившийся

мороз

на два метра

в землю врос,

и порывистым

галопом

скачет ветер

над окопом,

выбивая по пути

из патронов

конфетти.

«Я здесь, и мысли о тебе…»

Я здесь, и мысли о тебе

наполнены любовью.

Жую простуду на губе

и сплёвываю кровью.

Смотрю, процеживая мрак,

и слепну от пожарищ.

Лицом к лицу заклятый враг,

плечом к плечу – товарищ.

Ты с нами, мы в одном строю,

ты тоже месишь глину.

Я грудью за тебя стою,

ты – прикрываешь спину.

Мороз нахлынувшей зимы

и жар лихой годины…

Ты тоже здесь, и, значит, мы

никем не победимы.

«Вернулись парни с боевого…»

Вернулись парни с боевого,

вернулись на своих ногах.

Жива Россия и здорова,

чего не скажешь о врагах.

Сгущались над равниной тучи,

но верен был и был суров,

как Божий суд, отряд летучий

безбашенных штурмовиков.

Отваге есть куда излиться

слепящим ливнем из ведра.

На месте вражеских позиций

теперь бездонная дыра.

И проще самого простого

сказать о сущностях земли:

вернулись парни с боевого,

распили чай и спать легли.

«Целый…»

Целый

день

на бэтээрах

перекрашивали

снег,

и под

вечер

батарея

разрядилась

на ночлег.

Парни

расползлись

по норам,

я остался

до утра

брать

бессонницу

измором

под журчание

костра.

Много жара,

мало дыма.

Ночь

исполнена

огней.

Можно

думать

о любимой

как о женщине

своей.

Сохнет

сброшенная

каска,

скачет

месяц

голышом.

Всё настолько

распрекрасно,

что немного

хорошо.

Лес молчит,

но ловишь

ухом:

всякой нечисти

в укор

звучно тянет

русским духом

изо всех

звериных

нор.

Синица

Полночь.

В небе

звёздный улей.

Поле белое

лоснится.

Развлекает

в карауле

сердобольная

синица,

и шевелятся усы

Загрузка...