Среда

1

Время было просто ужасно раннее, но Сэнди поднялся и выскочил из дому в 6.03. Солнце уже встало, освещая гранитные готические шпили собора Святого Иоанна Богослова. Сэнди торопливо двинулся по тротуару, приостановившись лишь у газетного киоска.

«Лайт» был на месте. Верхнюю часть первой полосы занимал крупный заголовок:

«ШЕСТЬ ПУЛЬ СПАСИТЕЛЯ!»

Нижнюю часть полосы занимало расплывчатое фото киллера. Его снимок! Значит, на кассете удалось найти годный кадр.

А под ним тянулся текст: «УНИКАЛЬНЫЙ РАССКАЗ ОЧЕВИДЦА (см. стр. 3)».

— Да! — заорал он, вскинув кулак.

Он схватил газету и развернул ее на третьей странице, где и красовался его рассказ от первого лица, сверстанный вместе с фотографиями. О нет! Они поставили то жуткое фото из его личного дела! Но, едва начав читать, Сэнди забыл об этой мелочи.

В животе у него порхали бабочки, которые, трепеща крылышками, поднялись до груди. Его в первый раз вознесло на чертовом колесе, он в первый раз увидел просторы Волшебного Королевства и в первый раз получил от него поцелуй — все это на полосе газеты. У него кружилась голова, готовая сорваться с плеч и улететь.

— Один доллар, — сказал голос с акцентом.

— М-м-м?

Подняв взгляд, Сэнди увидел приземистого владельца киоска, протягивавшего руку.

— Чтобы читать, надо купить. Один доллар.

— Ах да. — Он выудил мелочь из кармана. — Беру четыре.

На работе он имел практически неограниченный доступ к экземплярам газеты, но это было не то. Та, что он держал в руках, получена в киоске, на улице, что придавало ей дополнительную реальность.

И еще я возьму карту подземки.

Он бегло просмотрел первые полосы у конкурентов. С заголовком в «Пост» все было как полагается — «БОЙНЯ В ПОДЗЕМКЕ!», — но ему больше понравилась шапка в «Ньюс» — «КОШМАР В ДЕВЯТКЕ!». Как и ожидалось, «Таймс» была более сдержанна — «ШЕСТЬ ТРУПОВ В ПОДЗЕМКЕ». Но все снимки делались снаружи, и большей частью на них были выжившие пассажиры, поднимавшиеся со станции подземки. Он еще раз посмотрел на «Лайт» со своим изображением и заголовком через всю полосу. Его рассказ. Он чуть не подавился радостным смехом, который клокотал у него в горле и наконец вырвался наружу. Когда владелец киоска удивленно посмотрел на него, Сэнди развернул одну из газет и показал на свое изображение:

— Это я, понимаешь! Я!

— Да, — сказал тот. — Очень красиво.

Сэнди подумалось, что, по мнению этого типа, он, наверно, отпугивает покупателей и желательно, чтобы он поскорее убрался. И Сэнди умчался, летя как на крыльях. Этим утром ничто не могло заставить его опуститься на землю. Ничто и никто.

2

— Слышь, Стэн.

Стэн Козловски опустил номер «Таймс» и посмотрел через стол. Его младший брат Джой, который был ниже ростом и покрепче его, бросил на стол сложенный вдвое «Лайт» и пригвоздил его к столешнице указательным пальцем здоровой руки. Обычно он покупал «Пост», но этим утром его внимание привлек снимок мертвого стрелка на первой полосе.

Как обычно, они занимали их столик у окна в кошерной закусочной Моше на Второй авеню. Кошерное меню их не волновало — их воспитали католиками, — но с Моше можно было иметь дело, кофе тут наливали сколько захочешь, а булочки были просто великолепны.

— Ну что?

— Ты читал о том парне в метро прошлым вечером?

— Кое-что.

Он пробежал материалы, дабы убедиться, не знает ли «Таймс» больше, чем сообщалось в последних ночных новостях по ТВ. Не знает. А весь город гудел тайной того Спасителя. Не был исключением и Моше: вы слышали? Спаситель то, Спаситель се. Что вы думаете? Бла-бла-бла. Истории этой не минуло и дня, но Стэна уже мутило от нее.

— Твои что-нибудь говорят об этом охотнике?

— Нет. Насколько припоминаю, нет. Я…

— Ребята, вы хоть прикинули, кем он может быть? — сказал скрипучий голос с бруклинским акцентом, таким резким, что им можно было резать сталь.

Салли, их привычная официантка, вернулась к их привычному столику с привычным кофейником в руках. Ей было лет семьдесят, ни днем меньше, она напоминала какую-то горбатую птицу, красила волосы в ярко-оранжевый цвет и густо накладывала тушь под глазами.

Стэн заметил, что Джой убрал со стола руку со шрамом и положил ее на колено. Автоматическое движение. От этого жеста в душе Стэна что-то шевельнулось. Джой не должен скрывать ничего в себе.

Прошло два года после того несчастного случая.

Черта с два это был несчастный случай. Они с Джоем так говорили о пожаре и настолько привыкли к своей версии, что Стэн сплошь и рядом ловил себя на том, что в самом деле верит в несчастный случай. Но пожар, который положил конец их репутации, выставил обоих из бизнеса и навсегда изуродовал Джоя, отнюдь не был несчастным случаем.

С тех пор Джой никогда не был таким, как раньше. До пожара он именовался Джой Коз, неоспоримый лидер Северо-Востока, а может, и всего побережья, и ни один бездельник не посмел бы… А теперь.. что ж, он потерял имущество, у него на виду была изуродованная рука; но главное, у него сломалось что-то внутри. Он перестал следить за собой. Ни разу ни с кем не встречался. Прибавил, должно быть, фунтов сорок, хотя Стэн сохранял свой боевой вес. Джой был на четыре года младше, но теперь выглядел лет на десять старше брата.

Стэн посмотрел на Салли:

— Кто? Этот Спаситель? Чего ради нас это должно волновать?

— Л мы могли бы, — сказал Джой. — Могли бы поинтересоваться.

Что-то в его голосе заставило Стэна присмотреться к брату; он заметил, что на лице Джоя пролегли резкие мрачные морщины.

— Конечно могли бы, — сказала Салли, доливая их чашки. — Особенно если предлагают вознаграждение.

— Если бы город не предложил его, — сказал Джой, — я бы мог и сам его выложить.

Салли засмеялась:

— Вот и сделай это, Джой. Сделай.

Когда она отошла, Стэн уставился на брата:

— В чем дело, Джой?

— В «Таймс» хоть что-нибудь говорится о типе оружия, которое он пустил в ход, чтобы уложить того психа?

— Нет.

Джой ухмыльнулся:

— Я прикидываю, что выпускник колледжа с этим не справился бы. А вот мы, выгнанные за тупость, иногда попадаем точно в цель.

Они вечно вели нескончаемые споры, кто лучше читает газеты. Джой так и не кончил школу. Стэн после Вьетнама пошел в колледж, довольно быстро получил степень бакалавра по английскому, но она ему так и не пригодилась. Все, что ему нужно было знать, он усвоил во Вьетнаме.

— Давай к делу.

— Один из репортеров «Лайт» оказался в том самом поезде — и именно в том вагоне, где все произошло, — и он рассказал, что у того парня был малыш 45-го калибра, который он вытащил из кобуры на щиколотке.

— Отнюдь не значит, что это был он.

— Ага. Мать твою, держу пари, что тысячи парней так и бегают с 45-м калибром на щиколотках.

В первый раз за последние два года Стэн увидел, что в глазах брата блеснула прежняя искра. И он не хотел гасить ее.

— Да, ты попал в точку. Вполне возможно, что это он. Но не возлагай очень больших надежд.

— Отказаться от них? — ухмыльнулся Джой, обнажая желтые зубы. Он никогда не любил дантистов. — Они уже во мне — и растут. Дай бог, чтобы это был он, Стэн. И я надеюсь, если даже он не даст знать о себе, его выследят и вытащат на свет. Потому что тогда мы увидим его и поймем, наш ли это парень, а если так, он должен умереть!

— Спокойнее, Джой, — сказал Стэн. — Что-то ты разорался.

— Да я исхожу паром, как горячий пирожок с ливером! Еще бы мне не орать!

Он поднял левую руку и поводил ею перед лицом Стэна. Уродливый розовый шрам блестел во флуоресцентном свете, падавшем с потолка; он прошелся по указательному и среднему пальцам, от которых осталось лишь по одной фаланге, указательный и мизинец превратились в обрубки. Шрам остался и на большом пальце, который все же сохранился.

— Мы займемся поисками этого парня. Серьезно, как полагается в бизнесе. Но у меня есть и личный интерес. — Он стал колотить по столу здоровой рукой. — Я ищу его два года, и если это он, то его ждет смерть! Я сотру его с лица этой гребаной земли!

Последние слова Джоя отдались громовым эхом от жестяного потолка кошерной закусочной Моше. Ее хозяин и официанты в потрясенном молчании смотрели на него.

3

А тут мне придется кое-что прикинуть, подумал Сэнди Палмер, склоняясь над картой линий подземки. Он сидел за заваленным бумагами столом в первой комнате своей квартиры и изучал бродвейскую линию, которая шла через весь Верхний Вестсайд.

Один неоспоримый факт: Спаситель выскочил на «Семьдесят второй улице». Но была ли она именно его остановкой или его вынудили покинуть вагон обстоятельства? Направлялся ли он домой или на работу или же спешил к своей подруге? Беда в том, что девятая линия тянется через весь Бронкс к Ван-Корт-ленд-парк.

Сэнди посмотрел на лицо, которое «идентификационный набор» вывел на экран компьютера перед ним. Кто ты, человек, которого я ищу? Где ты болтаешься? Как мне найти тебя?

Он не видел, откуда ему приступать к поискам. Ему оставалось лишь предположить, что этот загадочный человек то ли живет, то ли часто бывает в Вестсайде в районе Семьдесят второй улицы или где-то рядом с ней.

Сэнди откинулся на спинку стула и растер усталые глаза. Ничего себе район. Миллион жителей.

Но никто не говорит, что счастье и удача достаются легко. Порой, чтобы стать хорошим журналистом, приходится поработать ножками. Он был готов к этому. Просто надеялся, что ему повезет, и…

Зазвонил телефон. О нет. Только бы не мать. Он звонил родителям прошлым вечером, чтобы сообщить им о перестрелке и о своем материале в завтрашнем номере. Зря. Мать чуть с ума не сошла, плакала и требовала, чтобы он вернулся домой, где будет в полной безопасности; отец хранил спокойствие, но согласился, что Сэнди следует оказаться дома, хоть на несколько дней. Ни в коем случае. Он больше не школьник. Ему двадцать шесть, он самостоятельно живет и работает. Разговор кончился не лучшим образом.

Сэнди было решил, что стоит включить автоответчик, но передумал. Он не успел сказать «алло», как его прервал хриплый голос:

— Это ты, Палмер?

Сэнди узнал голос Маккейна. Большой радости в нем не было. О черт, он же фактически утаил от него то фото.

— Это я, детектив, — сказал он. — Рад слышать вас.

— Я думал, что мы договорились относительно того оружия, Палмер.

— Какого оружия?

— У второго стрелявшего. И кое-что не должно было попасть в прессу.

— Я ни словом не обмолвился, что это был «земмерлинг».

— Да, но в твоем куске говорится, что он пустил в ход «миниатюрное оружие 45-го калибра». А это сужает зону поиска, не так ли?

Проклятье. Как-то у него это выскочило. Сэнди хотел было брякнуть, мол, мне и в голову не пришло, что вы будете читать «Лайт», но он хотел сохранить Маккейна в союзниках. Он ценный источник сведений.

— Прошу прощения, детектив. Я не знал. Я и представления не имел об оружии.

— Так вот, стоило выяснить.

— Послушайте, мне в самом деле жаль. Впредь буду осмотрительнее.

— Посмотрим.

С этими словами он бросил трубку, но Сэнди показалось, что тон детектива перед тем, как он отключился, чуть смягчился. Хорошо. Он не может позволить себе сжигать все мосты. Кроме того, Маккейн даже не заикнулся о фотографии.

Зажужжал зуммер интеркома. Кто-то звонит снизу. Ну что еще?

— Да, — сказал он, нажимая кнопку.

— Это Сэнди Палмер? — услышал он женский голос. Молодой. Неуверенный.

— Он самый. А вы кто?

— Бет Эбрамс. Я из… того поезда. Прошлым вечером…

Вот это да!

— Бет! Поднимайтесь!

Он впустил ее в дом и быстро окинул взглядом свою квартиру. Ну и свинарник! Он заметался по комнатам, собирая грязные рубашки и бумажный мусор. Все оптом стащил в спальню и прикрыл дверь. Но хаос остался.

Надо было бы принять душ. Он быстренько принюхался к подмышкам. Чувствуется, но терпимо.

Распечатка! Вот ее он бы не хотел показывать. Когда раздался стук в дверь, он уже успел засунуть листы в плотный конверт. Сэнди настежь распахнул дверь, и девушка смущенно застыла на пороге. Бледное лицо хранило следы слез, а под большими темными глазами лежали полукружия теней.

— Бет, — сказал он. — Ради бога, каким образом… И тут она тесно прильнула к нему, сцепив руки у него на шее, и безутешно зарыдала. До чего же приятно! Когда это какая-нибудь женщина, не говоря уж о такой симпатичной, как Бет, обнимала его? Прикрыв дверь, он принялся утешать ее, потому что Бет продолжала всхлипывать.

Ей потребовалось не меньше десяти минут, чтобы успокоиться. Сэнди был не против, чтобы она и подольше приходила в себя. Он мог бы стоять в таком положении целый день.

— Прошу прощения, — пробормотала Бет, отступая на шаг и вытирая глаза рукавом. Она была в том же черном платье, что и прошлым вечером. — Я не хотела… но я в ужасном состоянии. То есть я не могу спать, не могу есть и еще вечером хотела тут же вернуться в Атланту, но так поздно не было рейсов, и кроме того, никого нет дома, потому что мои родители путешествуют по Скандинавии и сейчас где-то в этом гребаном Осло, а я попыталась поговорить со своим бойфрендом, думая, что уж он-то все поймет, но, подумав, он выдавил лишь, что, как ему кажется, все это просто ужасно. Можете ли в это поверить? Он думает, что пребывание здесь просто ужасно! Я взяла и ушла от него, потому что мне нужно поговорить с кем-то, кто поймет, что это такое, потому что сам был там.

— Это я, — сказал Сэнди. — Но как вы нашли меня?

— Я увидела вашу фотографию в газете и вспомнила, как вы рассказывали, что закончили Колумбийский университет. С самого утра, едва он открылся, я позвонила в отдел бывших выпускников, и мне дали ваш последний адрес. Надеюсь, вы не против.

— Против? Вы шутите? Я все пытался сообразить, как найти вас, но ведь я даже не знал вашей фамилии.

— Л я сообразила, что по-настоящему так и не поблагодарила вас за то, что вы сделали.

— Что же я сделал?

— Перестаньте скромничать. Вы закрыли меня своим телом. Я этого никогда не забуду.

— Ах, это… — Его кольнуло чувство вины. — Давайте не будем вспоминать…

— Как вы можете быть таким невозмутимым? — сказала она, глядя на Сэнди. — Почему вы обрели спокойствие, а я нет?

Он и сам задавал себе этот вопрос.

— Может, потому, что смог отписаться. Я должен был перебороть свои страхи; может, в необходимости, вглядеться в них, понять и изложить на бумаге, есть что-то общее с экзорцизмом.

Не говоря уж о том, что приходится заботиться и о карьере.

— Есть и другой подход, — добавил он, едва только осознав эту прекрасную мысль. — Прикиньте себе миллионы людей в этом городе, все линии подземки, все поезда, что ежечасно приходят в город, и подсчитайте, сколько у вас шансов встретить в вагоне подземки сумасшедшего с пистолетом. Один из миллиона. Так?

Бет кивнула:

— Скорее всего.

— А сколько шансов вторично встретить его? Подумайте. Воможность, что вы снова увидите направленный на вас пистолет, равняется одной из восьмидесяти миллионов. Так что можно считать, что у меня остался позади самый худший момент из всей жизни. Дальше все пойдет как по маслу.

— Вот это мне никогда не приходило в голову. — Она сделала глубокий вдох. — Не могу поверить, но вроде в самом деле стала себя лучше чувствовать. Просто видя, как вы собранны и уверенны, хотя прошли через то же, что и я, мне уже стало легче все воспринимать.

Означают ли ее слова, что она собирается уходить? Ну как же! От души поплакала, приободрилась — и бежит обратно к своему приятелю? Ни в коем случае.

— Хотите кофе? Чаю? У меня еще остался хороший зеленый чай.

— Знаете, — растянула она губы в гримаске, которая в такой день, как сегодня, была равноценна широкой улыбке, — как ни странно, он бы меня устроил.

Сэнди заторопился на кухоньку.

— Как насчет еды? У меня немного, но…

— Нет. Я все еще не могу думать о еде. Просто чай — и этого хватит.

Отлично, подумал он, потому что, боюсь, кроме арахисового масла и старых крекеров мне предложить нечего. В шкафчике хоть шаром покати.

— Устраивайтесь на диване, а я вскипячу воду. Так чем я сейчас займусь? — спросил он себя, наполняя чайник.

Он планировал прочесать Верхний Вестсайд, показывая распечатку. На работе он сказался больным, объяснив, что еще приходит в себя от потрясения. Все проявили полное понимание и даже предложили помощь психоаналитика, что вызвало у него чувство вины.

Но куда больше, чем визит к психоаналитику, ему было нужно полноценное продолжение истории.

Трубку взял Джордж Мешке и стал возбужденно рассказывать, что тиражи на этой неделе выросли выше крыши. Владельцы киосков поначалу стонали, получая двойные поставки, а теперь звонят и говорят спасибо — все распродано.

Так что в «Лайт» Сэнди был окружен славой, но здесь, дома, помочь она ему не могла. С одной стороны, ему было нужно найти Спасителя, а с другой — он хотел извлечь максимум из той возможности, что ему предоставила Бет. Черт возьми, она пришла к нему, и он будет сущим идиотом, если выставит ее. Расстаться с ней — и он больше никогда ее не увидит.

Проклятье. Час от часу не легче.

— Вам с сахаром? — спросил он, заглянув в сахарницу.

Обычно он утаскивал пакетик-другой из кафе и закусочных, но похоже, давно забыл об этой своей привычке. На дне сахарницы виднелось лишь несколько белых гранул.

Бет не ответила, и он снова направился в переднюю комнату.

— Я надеюсь, вы не нуждаетесь… Поворачиваясь, он на секунду, на долю секунды представил, как она, скинув одежду, лежит на диване и белая кожа ее тела блестит на фоне черной ткани обивки, а ее протянутые к нему руки говорят, что она, полная благодарности за его поступок, который она сочла образцом несравненного мужества, предлагает себя. И в самом деле, если бы даже он в самом деле был готов пожертвовать жизнью ради ее спасения, самое малое, что она могла дать ему…

И вот она здесь, распростертая на диване…

…сжав ноги и сложив на груди руки…

…совершенно одетая…

…крепко спит.

Тебе предоставляется возможность, Палмер, подумал он. Докажи, что умеешь обращаться с женщинами. Вызывать у них интерес к себе.

И тут ему пришло в голову, как удачно все складывается. Она может поспать здесь, пока он приступит к поискам.

Да! Он не только получил пирожное, но еще и успеет съесть его.

Он на цыпочках вошел в спальню, взял одеяло и подушку, вернулся к дивану и подложил подушку ей под голову, а одеялом прикрыл ее.

Найдя листок, он нацарапал записку:

«Бет! Должен бежать в газету. Если проснетесь до моего возвращения, пожалуйста, не уходите. Нам МНОГО о чем надо поговорить!

Сэнди».

Он положил записку так, чтобы она увидела ее, наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Здесь вы в безопасности, — прошептал он.

Схватив конверт с распечатками, он вместе с блокнотом, ручками и диктофоном сунул его в сумку — «будь готов», как говорят бойскауты, — и тихонько выбрался за дверь.

Раньше жизнь не особенно баловала его, но теперь она явно становится лучше. Она еще не рог изобилия, но он уже на пути к нему.

4

— Иду, иду! — сказал Эйб, открывая дверь, в которую настойчиво стучался Джек. — Дни, когда я бегал спринт на сто ярдов, давно позади.

— Скорее, делал рывок на сто ярдов, Эйб.

— Рывок, спринт, что угодно, — больше мне это не под силу.

Джек сомневался, что Эйб Гроссман, лысый владелец спортивного магазина «Ишер», у которого ширина талии равнялась росту, хоть раз в жизни мог рывком преодолевать сто ярдов. Пройдя мимо него, он направился по узкому, как ущелье, проходу, заваленному хоккейными клюшками, бейсбольными битами и защитными шлемами, к стойке в дальней части заведения. От пыли, которая лежала повсюду, у него зачесалось в носу. Эйб не уделял большого внимания спортивным товарам. Его настоящий бизнес крылся в подвале.

— Читал утренние газеты?

Джек знал, что это глупый вопрос. Эйб читал всю выходящую здесь англоязычную прессу — утренние и вечерние издания, еженедельники.

За спиной он услышал насмешливый голос:

— Доброе утро, Эйб, мой дорогой друг. И тебе доброе утро, Джек. Господи, рановато даже для тебя. Прости, Эйб, что вторгаюсь к тебе таким образом…

— Эйб, — сказал Джек. — Я вымотан до предела, и мне нужна твоя помощь.

Он так толком и не выспался. Сочетание того дикого хаоса в подземке и встречи с Кейт тем же вечером вынудило его до утра ворочаться и мять подушку.

— Он говорит вымотан, а я бы сказал измотан. Но стоит ли играть словами со мной? Ему нужна помощь, а он спрашивает об утренних газетах.

— Именно. И мне нужна еще пара глаз, чтобы слово за словом просмотреть все статьи об убийствах прошлым вечером в подземке. И еще…

— Чего ради? Проверить, получила ли полиция точное описание твоей личности?

Остановившись, Джек так резко повернулся, что едва не потерял равновесие.

— Ты знаешь?

— А что тут не знать? — сказал Эйб, проталкивая объемистый живот мимо Джека — нелегкая задача в этом гробу. Переваливаясь, он потащил Джека за собой к обшарпанной стойке, на которой были разбросаны утренние газеты. — Психа, который размахивал пистолетами, прикончил какой-то неизвестный из 45-го калибра размером с пасхальную булочку, и я должен думать, что это сенатор Шумер. Или Берни Гетц[8] снова принялся за дело? — Он ухмыльнулся. — Так где твой нимб, Спаситель?

— Но… но как ты?..

Плохо. Очень плохо. Если Эйб опознал его с такой легкостью, сколько людей сейчас занимаются тем же самым?

— Да, конечно, «земмерлинг». Ты уже забыл, кто тебе его продал?

— Могла быть и другая модель. «АМТ-Дубль» или…

— Могла-шмогла… Кто еще, кроме моего дорогого друга Джека, выступит против двух автоматических пистолетов с пятизарядной штучкой?

— У меня не было выбора.

— И ты выпустил все пять пуль, не так ли? Четыре в обойме и пятую в стволе, верно?

Джек пожал плечами и отвел взгляд.

— Ну… не совсем.

— Только, пожалуйста, не рассказывай мне, что ты вступил в бой с пустым стволом.

— Я знаю, что так надежнее, но пуля в стволе меня как-то беспокоит.

— А что, если бы четырех пуль не хватило, Джек? И тебе понадобилась бы пятая? Где бы ты сейчас был?

Эйб выдал эту тираду повышенным тоном. Джек посмотрел на своего старого друга и понял, что тот искренне озабочен.

— Упрек принят.

— Скажи мне вот что: как близко он подошел к тебе во время стрельбы?

— С чего ты решил, что он вообще подходил?

— Ты был под огнем, и тебе каждый раз приходилось передергивать затвор. — Эйб содрогнулся. — И ты мог схватить пулю в грудь… как остальные.

— По правде говоря, думаю, он был так потрясен, увидев еще одного человека с оружием, что просто не знал, что делать. Ему не могло прийти в голову, что придется защищаться.

— То есть пятая пуля тебе не понадобилась?

— Даже четвертая. — Джек бросил на стойку обойму, которая была при нем прошлым вечером. — А вот и гильзы.

— Очень умно с твоей стороны. Я перезаряжу ее и… подожди-ка: здесь их всего четыре. Я думал, ты сказал…

— Использовал, чтобы разнести музыкальный ящик.

— Можешь не говорить. Он выдавал рэп. Доктор Снуки или что-то такое.

— Нет. Какую-то старую песню, которая мне нравилась с давних пор, но думаю, мне еще долго не захочется ее слушать. Так можем ли мы наконец посмотреть газеты?

— «Ньюсдей» и «Таймс» я уже проглядел. Ни в одной, ни в другой нет твоего детального описания.

Можно перевести дыхание.

— Значит, ты берешь «Ньюс», а я «Пост». Когда Эйб взгромоздился на стул за конторкой, Джек уже успел с предельной тщательностью просмотреть «Пост», в котором ничего не нашел. Чем дальше, тем лучше.

— В «Ньюс» тоже ничего нет, — сказал Эйб. Джек почувствовал, как напряжение, сводившее плечи и затылок, стало отпускать его. Он заметил в стопке газет «Виллидж войс». Нет смысла заглядывать в него — еженедельное издание не может так быстро реагировать на события, даже на массовую бойню, — но он не мог удержаться от искушения поддеть Эйба.

Он ткнул в газетную шапку.

— Я удивлен, Эйб. Вот уж не знал, что ты снисходишь до бесплатных листков.

— Для этого я делаю исключение — но только из-за Ната Хентоффа. Даже не будь оно бесплатным, я бы покупал это издание из-за Ната. Настоящий мужчина.

— Понял. Так же как я покупаю «Плейбой» из-за его статей. Признание получено. Ты читаешь в «Войсе» светскую хронику.

— Ты имеешь в виду объявления и изображения красивых женщин? Сам ты ищешь красивых баб с наклейками поперек задниц «женщины» и хочешь убедить меня, что именно они мне и нужны. Так вот — я в этом не нуждаюсь.

В самом низу стопки торчал край полосы с логотипом «Лайт», но Джек не подал и виду, что заметил его.

— Ты берешь какие-нибудь скандальные листки?

— Фи! Никогда!

— Даже «Лайт»?

— Особенно «Лайт». Разве что мне изменяет вкус.

— Даже ради подстилки в клетку Парабеллума?

— Он мне этого не позволит. Никогда. Она категорически не подходит для его помета.

— Но он у тебя имеется. —Где?

— Вот. «Лайт» прямо перед тобой.

— Ах, это. Могу объяснить. Утром я пошел искать газету для птичьей клетки, а Парабеллум заметил заголовок, и он ему так понравился, что я сделал исключение. Мгновенные помутнения сознания бывают даже у таких безупречных во всех смыслах птиц.

— Он прощен.

— Не сомневаюсь, Парабеллум благодарен тебе. Но прошу тебя, никому больше не рассказывай. Он очень раним, и даже эти ободранцы голуби из парка будут смеяться над ним, узнай они о его оплошности.

— На моих устах печать. — Вытаскивая «Лайт» из стопки, Джек огляделся. — Кстати о Парабеллуме — где этот синеперый ужас небес?

— Уважаемый длиннохвостый попугай изволит почивать. Тебе его не хватает? Ты хочешь, чтобы я…

— Нет, пусть спит, пока мы не кончим. А то мне повезет, и он капнет как раз на самый важный абзац… о нет!

«Шесть пуль Спасителя» и «уникальный рассказ очевидца» буквально завопили перед его глазами. Он торопливо развернул газету на третьей странице, едва не порвав ее. У него сжался желудок, когда он узнал то лицо, что глазело на него.

— Господи Иисусе!

— Ну? — наклонился к нему, чтобы глянуть, Эйб. Память Джека расцветила зернистую черно-белую фотографию — темно-русые волосы, карие глаза, чистая кожа, золотая проволочная оправа очков.

— Это тот парень! Прошлым вечером он сидел на полу в девятке в паре футов от меня.

Заголовок сообщал, что это и есть Сэнди Палмер. Джек почувствовал, как у него увлажнились ладони, когда он читал отчет Палмера от первого лица, с ужасом переходя от абзаца к абзацу, не сомневаясь, что уж в этом-то последует описание его личности, а если не в этом, то уж точно в следующем. Насколько Джек видел, Палмер навскидку запомнил на редкость много подробностей, но вот что касается описания внешности Спасителя, его копилка оказалась пуста.

— Он смотрел прямо на меня, — сказал Джек. — И знаю, что тоже посмотрел на него перед тем, как сняться с места. Он должен был запомнить меня.

— Ты считаешь, что он умолчал по какой-то причине?

— Но почему? — Джек не знал, что и думать.

— Вот, посмотри. — Эйб развернул к себе газету. — У него есть объяснение. Слушай: «Я знаю, что в ходе поездки его лицо время от времени попадалось мне на глаза, но не произвело на меня впечатления. Впрочем, как и все остальные лица, которые я видел до начала стрельбы. Корабли уходят в ночь, исчезая во тьме, уходят ночь за ночью. Вам не кажется, что это грустно?.. Этот человек спас мне жизнь, а я не помню его лица. Может, это урок всем нам: вглядывайтесь в тех, кто рядом, внимательно смотрите на них. Помните их. Ведь, возможно, одному из них вы будете обязаны жизнью». — Эйб скорчил гримасу. — «Корабли уходят в ночь». Ой-ой. Как оригинально. И это журналистика?

— Ты ему веришь? Эйб пожал плечами:

— Не могу не думать, что если бы он уселся рядом с полицейским художником и что-то толком объяснил бы ему, то твоя физиономия уже красовалась бы на первых страницах всех городских газет.

— Хорошая мысль. — Джек начал чувствовать себя куда лучше. — Знаешь, с этим я как-то справлюсь.

— Будем надеяться. Но стервятники уже собираются в стаи. Сенаторы, конгрессмены, советники уже толкаются и суетятся — кто первым взберется на эту гору трупов, чтобы его было лучше видно. Слышно, как яростно бурчат у них желудки. Они трещат о полном контроле над оружием, но получим мы полное разоружение жертв. Затем мы узнаем, что кто-то из родственников погибших обратился с прошением, чтобы жертвы были лишены права носить оружие, чтобы были ужесточены законы, которые и без того лишают защиты их родных и близких.

— Ирония не всегда уместна.

— Пойдем дальше. Эти засранцы потребуют поддержки со стороны малого бизнеса. Они могут и не знать, насколько их паршивые законы сказываются на моем настоящем бизнесе, но они не имеют права требовать моего участия. Вот что я им дам!..

Джек подумал о настоящем бизнесе Эйба, о залежах в подвале пистолетов и ружей. Он помедлил, прикидывая, стоит ли задавать вопрос, но рискнул:

— Ты бы возмутился, услышав о такой бойне, если бы узнал, что орудием убийств был один из твоих пистолетов?

Эйб вздохнул:

— Пожалуй что да. Но я очень внимательно смотрю, кому продаю оружие. Конечно, это не гарантия, но большинство моих покупателей — солидные люди. Конечно, покупая у меня оружие, они автоматически становятся преступниками. Даже уголовниками. Но большей частью это достойные люди, которым нужна хоть толика дополнительной защиты и которые не хотят, чтобы по ночам к ним врывались штурмовики, потому что кто-то решил конфисковать все зарегистрированное в городе оружие. У меня отоваривается много женщин. Общество предпочитает разоружать жертв — пусть уж лучше женщин насилуют и избивают до смерти в темных улочках, чем позволить им иметь при себе маленький пугач. Чума на всех них!

Ну и ну, подумал Джек, видя, как раскраснелся Эйб. Он сел на своего конька.

— Они хотят закона об оружии? Сделайте меня королем, и они его получат! Блокпосты тут и там! Круглосуточные проверки! Если ты не имеешь при себе оружия — бам! Прекрасно! Три нарушения — и ты под замком! Прошлый вечер никогда бы не мог случиться в моем городе. Этот дважды, трижды, а то и четырежды подумал бы прежде, чем сделать то, что Он сделал, и если бы даже рискнул, он бы успел сделать один, ну, может, два выстрела — и тут же все открыли бы по нему огонь, — и, во всяком случае, из вагона вынесли бы куда меньше тел. И только представь себе, сколько могло быть трупов, если бы ты опоздал на несколько минут и сел на следующий поезд. Подумай об этом.

— Уже. И кроме того, думаю, что ты рехнулся. Ты хоть представляешь, во что превратился бы этот город, если бы ты каждому вручил по пистолету?

Эйб снова пожал плечами:

— Ну конечно, был бы период притирки, в течение которого из общества были бы изъяты обладатели дефективных генов… а я бы подумал, что мне, наверно, стоит уйти в отпуск. Но по возвращении я бы оказался в самом вежливом городе в мире.

— Порой мне хочется, чтобы такое оружие никогда не появлялось на свет.

— Никаких пистолетов? — Эйб схватился за сердце. — Ты имеешь в виду мир, где мне придется зарабатывать на жизнь продажей этого спортивного барахла? Ой! Выкинь эту мысль из головы!

— Нет, серьезно. Я ничего не имел бы против мира, в котором не существует оружия.

Но если бы в нем существовал один пистолет — всего лишь один, — Джек хотел бы, чтобы он принадлежал именно ему. А поскольку на руках все же была масса пистолетов, он хотел иметь и свою долю, и к тому же самую лучшую.

— Вроде развиднелось, — сказал Эйб. — Какие у тебя планы на сегодня?

Джек уже думал над ними, но так ничего и не придумал, поскольку сомневался, может ли показаться на улице. А теперь перед ним открываются все просторы дня. До завтра Джиа не будет, но…

— Может, встречусь с сестрой.

Эйб так выразительно вскинул брови, что весь лоб, вплоть до того места, где полагалось быть линии волос, пошел морщинами.

— С сестрой? Припоминаю, ты как-то говорил о ней, но когда вы успели встретиться?

— Прошлым вечером.

— Ну и что она собой представляет? Ей тоже нравится иметь дело с 32-м калибром?

Джек засмеялся:

— Сомневаюсь. Говоря по правде, пока я и сам не знаю, что она собой представляет. Мы не виделись много лет. Но я надеюсь выяснить…

5

Кейт в одиночестве сидела на солнечной кухоньке Жаннет. Сделав последний из трех звонков, она положила трубку.

Сначала, перед тем, как Кевин и Элизабет ушли в школу, она позвонила детям, с которыми связывалась дважды в день. Они появились на свет с разницей в шестнадцать месяцев, но в школе их разделял всего лишь год. Учебный год близился к завершению, и оба они не могли дождаться его окончания, особенно Кевин, который, как старший, думал, что он уже все знает. Она надеялась, что Кевин не завалит последние экзамены. У Лиз шел второй год обучения, и она как сумасшедшая шлифовала свое сольное выступление на большой флейте в тональности ля-минор, которое должно было состояться в сопровождении школьного оркестра в апартаментах люкс «Телемана». Она нервничала, но держала себя в руках. Кейт пришлось снова — по крайней мере в сотый раз — пообещать, что вернется к следующему понедельнику и послушает ее.

И конечно же продолжалось вранье о женщине, которую она выхаживает, сестре ее давней хорошей подруги по колледжу, которая жила в Европе, но вернулась, чтобы пройти лечение от рака.

Так много лжи… лжи во всем. Порой она удивлялась, как ей удается справляться с этим обилием вранья, но пока еще она не могла раз и навсегда положить ему конец. Еще два года ей придется вести эту двойную жизнь. Продержаться, пока Лиз не минет восемнадцать и она не поступит в колледж. Вот тогда она и освободится. И постарается хлопнуть дверью.

Но до тех пор…

Кейт до боли хотелось вернуться к детям, но она понимала, что не может оставить Жаннет в таком состоянии. До того как она в конце недели отправится в Трентон, ей придется найти какое-то решение этой ситуации.

Еще два звонка она сделала совершенно незнакомым людям. Она не собиралась втягивать Джека в свои проблемы, но не могла противостоять искушению воспользоваться возможностью хоть через это оконце посмотреть, что за жизнь ведет ее брат, и, может, что-то понять в той загадке, в какую он превратился.

Первым делом она позвонила коллеге-педиатру, специалисту по инфекционным заболеваниям, которая работала недалеко от нее, в клинике для детей со СПИДом. Второй звонок она сделала эндокринологу Наде Радзимински.

Кейт не проговорилась, что Джек ее брат, сообщив лишь, что он дал их имена, дабы она могла навести справки о нем. Обе женщины бурно восхваляли Джека, но отвечали уклончиво, когда Кейт захотела узнать подробности — что же он такого сделал, дабы заслужить столь высокую оценку. Алисия Клейтон, педиатр, обмолвилась, что Джек обошелся недешево, но честно заработал свой гонорар вплоть до последнего пенни. И та и другая совершенно искренне говорили, что могут доверить Джеку все, что угодно. Даже свою жизнь.

В ее младшем брате было что-то пугающее. Он был известен как Наладчик Джек… а деньги, которые он брал за решение проблем… Как странно и загадочно.

Но вроде мои обстоятельства не требуют немедленного вмешательства, думала она, растирая уже заживающий укол на ладони.

Это не было сном. Ночью кто-то уколол ее в ладонь. Это не могло быть укусом какого-то насекомого, потому что окружающая ткань не отреагировала. Похоже, что кожу проколола тонкая игла.

Эта мысль заставила ее похолодеть. Вокруг ходят ВИЧ, гепатит-С, и кто знает, сколько еще нераспознанных болезней носится в воздухе. Ранка от укола — не та вещь, от которой она может отмахнуться. Она не могла себе представить, что Жаннет способна причинить ей какой-то вред, но ведь ей не могло прийти в голову, что Жаннет будет вести себя так, как в последние дни.

Услышав, как открывается дверь кабинета, Кейт подняла глаза и увидела, как Жаннет с кружкой в руке пересекает гостиную. Она скрывалась все утро. Облаченная в свободную красную рубашку и джинсы, шаркая разношенными кроссовками, она выглядела прекрасно.

— Еще кофе? — с надеждой улыбнулась Кейт.

— Просто хочу подогреть вот это, — равнодушным тоном и с таким же выражением лица ответила Жаннет.

По крайней мере, она не злится, как прошлым вечером, подумала Кейт. Наверно, спасибо и за это.

— Что ты там делала? Работала?

Жаннет даже не посмотрела на нее, ставя чашку в микроволновку и нажимая кнопки.

— В чем дело — тебе было мало подсматривать в замочную скважину?

Ее слова уязвили.

— Черт возьми, Жаннет, это нечестно! Я не сую нос в твои дела!

Жаннет, скривив губы в глумливой усмешке, повернулась к ней, но тут выражение ее лица разительно изменилось — злость сменилась откровенным ужасом.

— Кейт, прошу тебя, Кейт, помоги мне! Пожалуйста! — закричала она, прислонившись к стойке и вцепившись в нее побелевшими от напряжения пальцами.

Кейт, сорвавшись с места, обогнула стойку.

— Боже милостивый, Жаннет, что с тобой?

— Со мной что-то происходит, Кейт! Похоже, я схожу с ума!

Она схватила Кейт за руку с такой силой, что ее дрожащие пальцы врезались глубоко в плоть, но Кейт не обратила на это внимания. Она видела в ее взгляде прежнюю Жаннет — свою Жаннет, — и та была перепугана.

— С тобой все о'кей! Я рядом! Я с тобой!

— Сделай что-нибудь, Кейт! Прошу тебя, не позволяй, чтобы это случилось со мной! Пожалуйста!

— Что не позволять?

— Это подступает!

О господи, она впадает в паранойю.

— Это? О чем ты говоришь?

— Пожалуйста, Кейт! Звони доктору Филдингу, скажи ему, что это подступает!

6

Автобусы — это что-то совершенно восхитительное.

За все свои пятьдесят два года бывший Теренс Холдсток редко пользовался общественным транспортом, даже включая в него реактивные лайнеры этой категории. Никогда не ездил на автобусе. Но нынешний Теренс любил автобусы. И всюду старался пользоваться ими. Чем больше народу в салоне, тем лучше.

Именно в такой он и загрузился на Пятой авеню — не зная, что за маршрут, но это его не волновало. Все хороши. Не тот, так этот. По мере того как автобус, останавливаясь и снова трогаясь, добирался до деловой части города, пассажир неторопливо проталкивался в заднюю его часть, то и дело приостанавливаясь и дожидаясь возможности сделать еще одно движение. Толкотня в проходе, волна запахов мешали бы бывшему Теренсу, но нынешнего Теренса это совершенно не волновало.

Наконец он увидел свой шанс: худощавая черная женщина, сидевшая на его любимом месте — с правой стороны у окна в предпоследнем ряду, — встала и вышла. Он торопливо протиснулся мимо ее соседа, всей своей грузной фигурой угнездился на свободном месте и приготовился к долгому приятному путешествию.

Да, тут было в самом деле наилучшее место. С него он мог лицезреть едва ли не всех представителей человечества, стоящих в тесноте, а через окно наблюдать за людскими потоками на тротуарах. Он проведет на этом месте большую часть сегодняшнего дня. Так же как проводил его вчера и позавчера.

Бывший Теренс, перед тем как окончательно исчезнуть, был бы огорчен таким поведением. Он был бы расстроен и даже огорчен, когда новый Теренс бросил работу в агентстве, даже не потрудившись попрощаться со своими отчетами. Но ему так и так никогда не нравилась эта работа. И кроме того, кому вообще будет нужна реклама после Великой Неизбежности? В будущем вообще отпадет необходимость в такой пустопорожней деятельности, но бывший Теренс был слишком упрям и, в конце концов, слишком боялся признать это.

А нынешний Теренс видел перед собой блистательный новый мир. Конечно, он не может вести себя иначе: именно ему предназначено сделать его явью. А тогда…

Внезапно его что-то резануло — нет, не в кожных покровах, не во внутренностях, а в голове — резануло и потрясло. Что-то не то. Кто?..

Обеспокоившись, он стал рыться в памяти и осознал, что пропала Жаннет. Исчезла без следа. Это было ужасно. Он знал ее адрес. Он должен явиться к ней!

Именно в этот момент автобус остановился. Нынешний Теренс, пошатываясь, поднялся и стал проталкиваться по проходу к дверям. Он успел, когда они стали уже закрываться, и решительно раздвинул их. Выскочив на тротуар, он тут же стал искать такси.

Он был испуган. Раньше ничего подобного не случалось. План этого не предусматривал. Все может рухнуть!

7

Все кончилось так же внезапно, как и началось.

Жаннет выпустила руку Кейт, пошатнувшись, отступила к стойке и прислонилась к ней, словно у нее кружилась голова. Моргнув, она уставилась на Кейт.

— Что случилось?

— Не знаю, — призналась Кейт. Эта новая смена настроения удивила ее так же, как и предыдущая. Словно повернули выключатель. — А ты?

— Тоже нет. Думаю, что я, должно быть, отключилась. Все куда-то провалилось. Сначала ты стояла вон там, а теперь стоишь передо мной, и я не помню, чтобы ты сдвигалась с места.

— Но ты говорила со мной. Фактически кричала. Что-то вроде «это подступает».

Жаннет была потрясена и растеряна, что читалось на ее лице.

— Я это говорила? Нет, я… я не могла это сказать. Я бы помнила.

— С чего бы мне выдумывать, Жаннет?

— Не знаю. Что — подступает?

— Ты не объясняла, но казалась страшно испуганной. — Подойдя, Кейт взяла ее за руку. — Жаннет, я думаю, у тебя был приступ.

Она отшатнулась:

— Чего? Эпилепсии? Не смеши меня! Я видела приступы. Знаю, как они выглядят. Меня же не колотило, так? Я не падала, у меня не шла пена изо рта.

— Ты говоришь о тяжелом приступе. Но припадки бывают самые разные. Временные поражения височных долей могут приводить к изменению личности, к странному поведению. Я…

— У меня не было приступа!

— Может, все дело в опухоли, Жаннет. Может, мы еще плохо знаем, как она реагирует. Или это последствия лечения. Мы должны позвонить доктору Филдингу.

— Нет. Ни в коем случае.

— Но еще минуту назад ты сама просила меня.

— Должно быть, ты меня неправильно поняла. Чего это вдруг я захотела увидеть доктора Филдинга? Со мной все в порядке. Никогда не чувствовала себя лучше.

— Жаннет, прошу тебя. — Чем больше Кейт думала о том, чему она только что была свидетельницей, тем больше ее охватывала тревога. Ей никогда не доводилось наблюдать такое драматическое изменение личности — вот уж действительно, доктор Джекил и мистер Хайд[9] наяву. У нее зашевелились волосы на затылке. — Это серьезно.

— Это ровным счетом ничего, Кейт. Перестань беспокоиться. Просто оставь меня в покое. Я… — Она склонила голову, словно прислушиваясь. — Подожди. Кто-то идет.

Жаннет направилась к входной двери. Не успела она пересечь прихожую, как дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина. Кейт узнала в нем того, кто прошлой ночью в доме на улице Бронкса приветствовал Жаннет.

— Как вы сюда попали? — выпалила Кейт.

Его взгляд мельком скользнул по ней — лишь сейчас Кейт заметила, что у него маленькие и холодные глаза, — и вильнул в сторону. Ни он, ни Жаннет не потрудились ответить ей, но Кейт заметила, что он держит в руке что-то металлическое.

Поняв, что Жаннет дала ему ключ от своей квартиры, Кейт испытала приступ тошноты.

Закрыв за собой дверь, он прошел в комнату и протянул руки к Жаннет:

— Что с тобой случилось?

Она кивнула и сама протянула руки ему навстречу, которые он принял. Так они и стояли, глядя друг на друга.

— Соберись, — сказал мужчина.

Жаннет снова только кивнула. После нескольких секунд молчания. Жаннет сказала:

— Приступ.

Оба они уставились на Кейт.

— Что тут происходит? — спросила она. — И кто вы такой?

— Это Теренс Холдсток, — объяснила Жаннет. — Друг.

— С тобой все в порядке? — обратился Холдсток к Жаннет.

— Не уверена.

— Я сам проверю.

Снова обмен взглядами. Затем Жаннет повернулась к ней:

— Мы пойдем прогуляемся.

Внутренний панический голос сказал Кейт, что Жаннет нельзя отпускать с этим человеком. Она не могла избавиться от пугающего и совершенно ненаучного впечатления, что существуют две Жаннет — и та, которую она знала и любила, находится внутри этого странного существа и старается процарапаться наружу.

— Я тоже пойду.

— Нет, — сказала Жаннет. — Нам нужно побыть наедине.

И, не проронив больше ни слова, даже не попрощавшись, они повернулись и вышли.

Кейт понимала, что в любое другое время она, скорее всего, признала бы свое поражение. Но сейчас она испытала такую встряску, что не думала об этом. Творилось что-то совершенно неправильное. Эта проблема носила нейрологический характер. Иначе и быть не могло. А с мозгом Жаннет работал ее онколог, доктор Филдинг.

У нее дрожали руки, когда она взялась за телефон. Она должна позвонить Филдингу. Но затем… что затем? Что может он сделать, если Жаннет отказывается видеть его? Этот человек, этот Холдсток, похоже, оказывает на нее какое-то гипнотическое воздействие.

А это значит, что она должна сделать другой звонок. Своему брату. Больше всего ей хотелось, чтобы он держался подальше от всего этого, но она не могла забыть, как обе женщины, которым она звонила утром, говорили, что могли бы доверить Джеку даже свою жизнь. Может быть, тут как раз и нужен кто-то вроде него, потому что Кейт помнила и ледяной холод в глазах Холдстока, и растерянность Жаннет.

Может ли она доверить Джеку жизнь Жаннет? Но у нее не было выбора.

Господи, ей оставалось лишь надеяться, что она ни о чем не пожалеет.

8

У него мучительно ныли ноги и горели ступни, когда Сэнди наконец добрался до двери квартиры, мрачно предвидя, что его встретит пустое помещение, где от Бет не осталось и следа. Иначе и быть не может, потому что утомительный день поисков в Верхнем Вестсайде можно охарактеризовать лишь одним словом: пусто.

Но ты и не мог ждать, что все получится с первого же раза, убеждал он себя.

Все же он не мог отрицать, что, выходя утром на охоту, он в глубине души лелеял надежду на счастливый случай, на озарение — пусть для этого и не было никаких оснований.

Да, надежды у него были большие. В половине шестого они еще в нем жили. Сэнди знал, что поиски стоит продолжить, но совершенно выдохся. Улицы были забиты людьми, и он уже был не в состоянии бросать подозрительные взгляды или, рассматривая очертания голов, убеждаться в своих ошибках. Он устал выслушивать: «Никогда в жизни не встречал такого» — и еще больше устал от постоянного вранья, объясняя, почему он ищет человека на рисунке. Наконец он засунул его в карман.

Завтра будет другой день.

А как насчет сегодняшнего вечера?

Конечно, я мог бы завалиться в какую-нибудь компанию, подумал он. Оказаться в обществе женщины с большими карими глазами и короткими черными волосами. В обществе Бет.

Он не позволял себе лелеять надежду, что она все еще ждет его. Скорее всего, проснувшись, она немного побродила по квартире, а потом ей все надоело и она вернулась к своему бойфренду.

Но тут Сэнди услышал из-за двери музыку, очаровательные аккорды «Все будет хорошо». Отперев ее, он вошел. Вместе с музыкой на него нахлынула волна запахов. Еда. Кто-то готовит.

— Ты как раз вовремя! — появилась из кухни улыбающаяся Бет. — Я уже начала беспокоиться.

Сэнди попытался понять, что происходит. На стойке в кухне громоздятся бутылки, пакеты и коробки — вино, рагу, паста «Ронцони». Горящие свечи, приспущенные шторы, играет музыка…

Бет насторожилась. Может, из-за выражения его лица.

— Тебе нравится? — спросила она. — Я надеюсь, ты не осудишь меня за самоуправство, но я проснулась, еды тут не было, и я решила приготовить обед. Если тебе это не нравится…

Сэнди не мог вымолвить ни слова, и поэтому он лишь поднял руку, чтобы остановить ее.

— Что-то не получилось? — сказала Бет. — Скажи что-нибудь. Слушай, если я переступила границы…

Что сказать? — подумал Сэнди. И тут его осенило. Правду.

— Прости. Я просто боялся проронить хоть слово. Я так счастлив тебя видеть здесь, что вот-вот заплачу.

Ее улыбка озарила комнату. Кинувшись к нему, Бет повисла у него на шее. Обняв Сэнди, она клюнула его поцелуем в щеку и сделала шаг назад.

— Боже мой, — сказала она, — ты хоть знаешь, что ты собой представляешь? Ты такой милый! В жизни не встречала такого, как ты.

— Ну, я…

— И не могла представить, что тебе тоже нравится эта группа — по крайней мере, я так предполагаю, потому что у тебя есть все их альбомы. Как я их люблю. И не только потому, что солистку зовут так же, как меня.

Солистку? — удивленно подумал Сэнди. Ах да. Бет Гиббон.

— Это ты купила поесть? — спросил он. Глупый вопрос, но ничего лучше ему не пришло в голову.

— Ага. Надеюсь, у тебя нет анорексии или чего-то такого? То есть тут у тебя совершенно не было еды.

Бет тараторила со скоростью света, и у Сэнди голова пошла кругом. А что, если ей вообще свойственно чудить?

— Я что-то перехватываю на ходу. Слушай, Бет, ты хорошо себя чувствуешь?

— Хорошо ли? — засмеялась она. — Куда лучше, чем хорошо. Уже несколько лет мне не было так классно! — Она собрала с дивана и показала ему стопку желтых листков из ее блокнота, на одном из которых он оставил для нее записку. — Посмотри! Заметки, Сэнди! Они так и хлестали из меня!

— Заметки о чем?

— Как о чем? О чем же еще! О прошлом вечере. Я проснулась, нашла твою записку, вспомнила, что ты говорил утром, и вдруг… как пошло! Bay! Озарение! Словно крыша поехала!

— А что я говорил?

Она расплылась в улыбке.

— О, да ты любишь и Рея Чарльза.

— А?

— Не важно. Ты сказал, что, может быть, тебе удастся все припомнить, потому что ты должен отписаться. И в ходе работы ты преодолеешь все свои эмоции, потому что писание — это что-то вроде зкзорцизма, изгнания бесов. Помнишь?

— Ага. — Он смутно припомнил — да, вроде говорил что-то такое. — Нечто этакое.

— Вот этим я и стала заниматься! Месяцами я сходила с ума, пытаясь понять, как мне выстроить свой фильм, а когда сегодня проснулась, вспомнила твои слова — и вот оно, решение, прямо передо мной!

— Твой фильм?

— Да! Он будет о том, что прошлой ночью случилось в нашем поезде. Конечно, не буквально, а метафорически — что чувствует человек, когда смерть смотрит ему в лицо. И знаешь что? Как только я стала набрасывать эти заметки, все страхи исчезли.

Она снова бросила на диван желтые странички. Те порхнули в воздухе, как подстреленные птицы, и упали на ковер.

Она откинула голову и закричала:

— Я спасена!

Они пили вино и болтали, пока она готовила спагетти и какую-то удивительную подливку для рагу. И говорили во время еды. Бет было двадцать четыре, она родом из Атланты, получила в Бейлоре степень по английскому языку. Ее родители были из тех людей, которые ценят стабильность, рассказала она ему, но не очень переживали, когда она решила заняться киноведением, хотя эта карьера не из тех, что гарантирует твердый доход и другие блага, как, например, преподавание.

И все это время Сэнди мучительно тянуло к ней, но он не мог этого сказать, не мог первым сделать шаг.

Наконец с вином и едой было покончено. Они вместе убрали со стола. И когда они вместе стояли над раковиной, она повернулась к нему:

— Могу я тебя кое о чем спросить?

— Конечно. О чем хочешь.

— Ты что-нибудь имеешь против секса? Сэнди потрясенно моргнул, попытался сказать, что нет, не имеет, но запнулся на первом же слове:

— Н-н-нет. А п-п-почему ты спрашиваешь?

— Потому что я здесь, у тебя, и мне хочется, а ты и пальцем не пошевелил. Ни разу.

Я снова боялся получить отказ, подумал Сэнди. Провалиться мне на этом месте! Когда же я избавлюсь от своих страхов?

— Ну, понимаешь ли… — сказал он. — То есть после того, как прошлым вечером ты дала мне такой отлуп, я подумал, что ты… ну, так сказать, играешь в другой команде.

Он вовсе так не думал, но объяснение было довольно убедительное.

Она расплылась в улыбке.

— Я? Лесбиянка? О господи, ну и фантазии!

— Так и есть? — Захваченный врасплох, ничего лучше он не смог выдавить.

— Тогда в поезде ты был для меня совершенно чужим человеком. Я сидела и читала книжку о Хичкоке. А теперь…

Бет снова закинула руки Сэнди на шею и развернула его лицом к себе.

— А теперь ты парень, который спас мне жизнь или, по крайней мере, хотел прикрыть меня от пуль, а потом успокаивал меня, когда я так психовала, и еще вдохновил мою курсовую работу. Черт бы тебя взял, Сэнди Палмер, где ты был всю мою жизнь?

— Ждал тебя, — сказал Сэнди.

И тут она закрыла ему рот своими губами и принялась расстегивать пуговицы рубашки.

Она хочет меня! — с замирающим сердцем подумал он. Хочет так же сильно, как и я ее.

И день стал совершенно другим.

9

Когда Джек подошел к дому «Арсли», Кейт уже ждала его на ступеньках крыльца. Она была не одна. В меркнущем свете сумерек он разглядел высокого, худого и сутулого мужчину в костюме.

Кто это такой? — подумал он.

Джек прикинул, что добраться до Пелхем-парквей и обратно проще всего было бы на машине, и посему предложил ей свои услуги. Но он предполагал, что пассажиром у него будет только Кейт.

Едва только увидев ее, он не мог не улыбнуться и снова поразился, до чего она хорошо выглядит. Одета она была просто и незамысловато, в облегающую белую рубашку и черные слаксы, что, как всегда, говорило о ее вкусе и чувстве стиля. Мужчина был примерно ее возраста и скромно держался рядом. Джек надеялся, что он не «кто-то особенный», о котором она упоминала прошлым вечером. Она могла выбрать и кого-то получше.

Он подогнал свою черную «краун-викторию» двух лет от роду к обочине рядом с парой. Кейт нагнулась к окну со стороны пассажира:

— Джек, это доктор Филдинг, врач-онколог Жаннет. Он хочет поехать с нами.

Тоже мне шишка, мрачно подумал Джек.

Он не знал, во что его вовлекает Кейт, и присутствие третьего человека может лишить его свободы действий. Она рассказала ему о Жаннет Вега, своей лучшей подруге из колледжа, которая оправлялась после терапии рака мозга, и о ней никто не мог позаботиться. И рассказала об этом типе Холдстоке, который, имея при себе ключ от квартиры Жаннет, незваным ввалился к ней; он имеет на нее такое влияние, что прямо мурашки бегут по коже. Остается надеяться, что вечерняя экскурсия пройдет без происшествий, но от всех этих сект Джека буквально бросало в дрожь. Слишком они непредсказуемые. Достаточно вспомнить Джонстаун[10].

Но он улыбнулся и сказал:

— Конечно. Почему бы и нет?

Док устроился на заднем сиденье, и Джек обратил внимание, что его черные волосы обильно намазаны гелем и лежат аккуратными блестящими черными прядями. Он протянул Джеку костистую руку с длинными пальцами:

— Джим Филдинг.

— Джек, — пожал он руку Филдинга. — Онколог, который приезжает по вызовам на дом. Неужели я стал свидетелем исторического события? — Он повернулся к Кейт, которая, устроившись рядом с ним, застегивала ремень безопасности. — Надеюсь, ты не использовала какие-то незаконные методы принуждения?

— Исчерпав законные методы принуждения? — спросила Кейт. — Нет, доктор Филдинг сам настоял, что хочет поехать с нами.

— Ясно.

— Меня беспокоит странное поведение Жаннет, — сказал Филдинг, — особенно возможность, что на ней могут сказываться разрушительные последствия приступа. Ей повезло, что она под наблюдением такого опытного специалиста, как доктор Айверсон.

Доктор Айверсон? — удивился Джек, но тут понял, что речь идет о Кейт.

— Но я бы предпочел сам лично понаблюдать за ней. И если Жаннет не является ко мне, то я сам навещу ее.

Похоже, неплохой парень, подумал Джек. Кейт погладила сиденье между ними.

— Большая машина. Напоминает мне папину.

— У него был «маркиз», такой же, как этот, но он его продал и купил «меркьюри». Типичная машина для Флориды.

— Я и не думала, что тебе нравятся большие машины, Джек.

— Они мне не нравятся.

— То есть ты взял ее напрокат на сегодняшний вечер. Джек, ты должен был сказать…

— Нет, она моя. Что-то вроде.

— Как это?

— Ну, просто… как бы. — Должен ли он объяснять, что заплатил за машину, но она зарегистрирована на другое имя? Не стоит. — Пусть тебя это не беспокоит.

— Меня беспокоит не машина… а ты.

— Со мной все в порядке.

Машины вечно были проблемой для Джека. Поскольку официально он как бы не существовал, то не мог пользоваться ни одним из общепринятых удобств. По крайней мере, для горожанина он очень редко пользовался телефоном, но в тех нечастых случаях, когда возникала такая необходимость, он хотел иметь немедленный доступ к нему. Обычно в его распоряжении был старый «бьюик», зарегистрированный на имя Джиа, но однажды возникла рискованная ситуация, когда связь Джека с машиной вывела на Джиа.

Это не должно было повториться. Он учился на своих ошибках и немало потрудился в поисках другого пути, чтобы иметь доступ к колесам, которые не могли бы вывести на него. И в конце концов обрел прекрасный выход: найти человека, чей образ жизни и занятия в какой-то мере напоминают работу Джека, и обзавестись точно такой, как у него, машиной.

После нескольких недель тщательных поисков Эрни, его гуру в области документов, нашел такого человека: Винни Донат Донато.

Винни обладал мускулами, которые позволяли ему спокойно чувствовать себя даже в Бедфорд-Стайвесанте[11], и ездил он на последней модели «краун-вик» — конечно, черной. Джек было посчитал, что Винни подобает не меньше «кадиллака», но, едва глянув на кузов «краун-вик», все понял: он такой объемистый, что в нем может поместиться три, а может, и четыре тела.

Так что Джек попросил Эрни сделать ему набор номеров и техпаспорт — и он, и водительские права полностью, если не считать фотографии, соответствовали тем, что были у Винни. Затем Джек купил такой же «краун-вик». Машина была слегка помята, Джек ее никогда не мыл, но это была точно та же модель.

Больше всего Джеку нравилось водительское мастерство Винни. Эрни залез в компьютер дорожной полиции, но не нашел в нем никаких упоминаний о Винни. Джек не знал, чем это объяснить, да его это и не волновало: то ли аккуратностью Винни за рулем и его мастерством вождения, то ли умением подмазывать официальных лиц. Главное, что Джек знал: если его остановят, то предыдущих грехов ему предъявлять не будут.

Но были и сложности. Всегда существовала возможность, что Джек и Винни в одно и то же время окажутся на одной и той же улице и Винни заметит одинаковые номера на их машинах. Но поскольку Винни держал свою машину в Бруклине, а гараж Джека был в Манхэттене и он вообще редко пользовался ею, он прикинул, что шансы такой встречи практически равны нулю.

— У нас есть какой-нибудь план? — осведомился Джек. — Мы уверены, что она находится по тому адресу?

— Я думаю, что начинать надо именно оттуда, — сказала Кейт. — Утром она ушла с тем мужчиной и до сих пор не вернулась.

— Вот еще что мы упустили. Вы оба знаете эту женщину, а я ее никогда не видел. Как она выглядит?

Кейт откашлялась.

— Жаннет, которую ты встретишь сегодня — если это вообще случится, — уже не та женщина, которой она была до лечения.

— Что оно собой представляло?

— У нее была опухоль мозга — неоперабельное злокачественное образование.

— В подавляющем большинстве случаев, — добавил Филдинг, — опухоли, развивающиеся в мозгу, не поддаются терапевтическому лечению.

— Так что, когда диагноз был поставлен, — продолжила Кейт, — я занялась поисками и нашла доктора Филдинга и его клиническую практику. Жаннет прошла у него обследование и… — Она повернулась к Филдингу. — Может, вы расскажете лучше.

— Конечно, — наклонился вперед Филдинг. — Опухоль Жаннет подвергалась лечению стереотактичным рекомбинантным аденовирусом, несущим с собой простой ген киназы тимидина, после чего следовало внутривенное введение гансикловира.

— Вот оно что, — сказал Джек. — Теперь все ясно. — Он посмотрел на Кейт. — Кто-нибудь может перевести?

Кейт улыбнулась:

— Я присутствовала при операции. Она контролировалась рентгеном. Доктор Филдинг ввел в опухоль в мозгу Жаннет крохотный катетер и сделал через него инъекцию особого вируса, рекомбинантного штамма аденовируса, обладающего специфическим геном лишая…

— Подожди. Доктор, вы вспрыснули лишай прямо в мозг этой женщины?

— Не вирус как таковой, — объяснил Филдинг. — Всего лишь часть его. Понимаете, измененный аденовирус именуется векторным вирусом. Я предельно упрощаю, но давайте скажем, что он предназначен для разделения клеток, после чего неуправляемые клетки образуют опухоль в опухоли. И когда векторный вирус встречает клетки опухоли, он делает то, что все вирусы: добавляет к опухоли свой собственный генетический материал.

— Считай этот векторный вирус, — сказала Кейт, — троянским конем, но вместо греков он несет в себе крохотную часть вируса лишая…

— Точнее, ген киназы тимидина, — добавил Филдинг.

— …который вместе с собственными генами вируса вторгается в клетки опухоли. Специфических лекарств, которые убивали бы клетки злокачественной опухоли, не существует, но у нас есть медикаментозные средства, которые убивают вирусы. И одно из них, гансикловир, уничтожает ген киназы тимидина в вирусе.

— Именно так, — подтвердил Филдинг. — Введя в опухоль Жаннет вирус и дав ему время смешаться с клетками образования, мы сделали Жаннет обильную внутривенную инъекцию гансикловира.

— Который прямиком направился в опухоль, — подхватил Джек, теперь представляя себе эту картину. — И ген лишая действует как радиокомпас управляемой ракеты ган… как его там. Филдинг засмеялся:

— Радиокомпас и управляемая ракета — мне это нравится. В следующий раз, когда буду объяснять пациенту ход лечения, обязательно их вспомню.

— Гансикловир убивает не только вирус, — сказала Кейт, — но и клетки, несущие в себе ген киназы тимидина. А поскольку клетки опухоли теперь содержат в себе этот ген…

— Бах — и нет! — изумленно воскликнул Джек. — Нет больше опухоли. Просто научная фантастика. Или роман ужасов. Что же это за мозги, родившие такую идею?

— Хотел бы я иметь такие, — усмехнулся Филдинг. — Но я просто следовал по стопам предшественников.

— Но кто вызвался быть первым пациентом, которому в мозг вспрыскивали вирус?

— Кто-то, кому терять было нечего. Но путь проложило множество лабораторных животных.

— Значит, Жаннет выздоровела.

— Не совсем, — сказал Филдинг. — По крайней мере, пока. Злокачественное образование упорно и цепко сопротивляется. Последняя томография мозга показала заметное сокращение размера опухоли, но, скорее всего, Жаннет придется пройти еще один курс лечения, чтобы покончить с ней раз и навсегда.

Кейт повернулась на сиденье и посмотрела на Филдинга.

— И вы по-прежнему не видите никакой связи между курсом лечения и изменениями личности Жаннет?

Прежде чем ответить, Филдинг помолчал.

— Она оправилась от висевшего над ней совершенно реального смертного приговора. Известно, что в таких случаях человек испытывает сильнейшее психологическое смятение.

Это нельзя считать подлинным ответом на вопрос, подумал Джек, но, может быть, Филдинга беспокоит возможность ошибки.

Кейт дала ему адрес Холдстока, но Джек не имел ни малейшего представления, как добраться туда. Так что перед тем, как вечером двинуться в путь, он изучил карту и путь отпечатался у него в памяти.

Когда он достиг Астор-авеню, уже спустилась ночь. Джек сбросил скорость и полз вдоль обочины, приглядываясь к номерам домов.

— Вот он. — Кейт указала на кирпичный дом впереди. — В нем горит свет. И я знаю, что Жаннет там.

— О'кей, — кивнул Джек, ставя машину на пустое место в полуквартале от дома. — Теперь, когда мы нашли его, что будем делать? Как убедиться, что она действительно в этом доме?

Ситуация несколько смущала его. Она складывалась как-то не так. Обычно он заранее изучал дом и на месте составлял план действий. И никогда никого не брал с собой. Но в этот раз он действовал по указаниям Кейт. Он подвез ее и готов в случае необходимости оказать поддержку.

— В прошлый раз я заглядывала в окно гостиной, — сообщила Кейт.

— Ты не думаешь, что это несколько рискованно? Соседи могут увидеть, как мы подглядываем, и сообщить о нас.

— Это будет полной катастрофой, — разволновался Филдинг. — Вся моя карьера окажется под угрозой, если меня сочтут соглядатаем.

Джек не мог позволить, чтобы и Кейт действовала на свой страх и риск. Он вылез из машины. Филдинг последовал его примеру. Волновала его карьера или нет, но, должно быть, ему было свойственно и любопытство.

— Давайте, ребята, сработаем по-быстрому, — сказал Джек, помогая Кейт выбраться на тротуар. — Бросим один взгляд — и обратно в машину, обсудить наш следующий ход.

— Держу пари, они проводят эту церемонию, или сеанс, или что у них там, которую я видела прошлым вечером, — заявила Кейт.

Когда они подходили к дому, Кейт ни разу не сбилась с ноги. Она напрямую пересекла лужайку, подобравшись к освещенному боковому окну. Джек, помедлив, пропустил перед собой Филдинга. Прикрывая тыл, он внимательно, на все триста шестьдесят градусов, осматривал окружающее пространство. Скорее всего, все смотрели ТВ. Отлично.

Кейт подошла к окну, привстала на цыпочки и заглянула внутрь.

Джек услышал ее возбужденный шепот:

— Вот она!

Когда Джек подошел, Филдинг уже стоял за Кейт и смотрел у нее из-за плеча. Джек видел, как он склонился к окну и внезапно отшатнулся, словно испытав потрясение.

— О нет! — вскричал он. — Боже милостивый, да это еще хуже, чем я думал!

Он неверной походкой отошел от окна, уступив место Джеку. За стеклом — к счастью, оно не было закрыто портьерой — Джек увидел, как восемь человек, сидя вокруг стола, держатся за руки. И все. Похоже, все молчали. Все восемь просто сидели с глупыми улыбками на лицах. Он уже собрался спросить Кейт, кто из них Жаннет, но она уже отпрянула от окна.

— Доктор Филдинг! — услышал он ее голос. — Куда вы?

Присмотревшись, Джек увидел, как Филдинг идет к фасаду дома.

— Внутрь! Я не уйду отсюда, пока не выясню, что там происходит!

Кейт последовала за Филдингом, Джек за ней, и все втроем поднялись на ступеньки крыльца. Джек собрался остановить Филдинга, попытаться успокоить и выяснить, что его так взволновало, но опоздал: доктор начал стучать в двери.

Кейт посмотрела на Джека, когда он вопросительно ткнул пальцем в сторону Филдинга, и пожала плечами. Она была так же удивлена, как и Джек.

— Спокойнее, док, — сказал Джек. — Не стоит будить весь квартал.

Филдинг, казалось, был готов ответить, но тут дверь открылась. Глядя на трех визитеров, на пороге стоял коренастый человек с редеющими светлыми волосами и такими маленькими глазками, что Кейт сразу же узнала Теренса Холдстока.

— Никак доктор Филдинг. Вот сюрприз!

— Что здесь происходит, Теренс? — спросил Филдинг.

— Просто встреча. Можно сказать, группы поддержки.

— Поддержки чего?

— Того порядка, по которому мы живем, и прекрасного будущего, что ждет нас. Все благодаря вам, доктор Филдинг.

— Что ж, я рад, что все вы так себя чувствуете, но каким образом вы собрались воедино? Лечение проходит строго конфиденциально. И если кто-то в моем офисе…

— Заверяю вас, ничего подобного. Мы встретились чисто случайно.

— Все? — Доктор Филдинг сделал шаг вперед. — Послушайте, могу я войти?

Холдсток не шелохнулся.

— С нами все в порядке, доктор. Мы как раз на середине нашей встречи. Может, как-нибудь в другое время.

— Нет, прошу вас. Я должен поговорить с вами, со всеми вами.

Холдсток покачал головой:

— Мы себя прекрасно чувствуем, доктор. И с каждым днем все лучше. Благодаря вам.

— Я хочу видеть Жаннет! — сказала Кейт.

— Она будет дома попозже. Пока же будьте любезны оставить нас в покое.

С этими словами Холдсток сделал шаг назад и закрыл дверь.

— Нет! — закричал Филдинг.

Он поднял руку, чтобы снова заколотить в дверь, но Джек успел перехватить его запястье прежде, чем доктор нанес первый удар:

— Не думаю, что это нас куда-то приведет. Какую-то секунду Филдинг посопротивлялся, но потом опустил руку.

— Скорее всего, вы правы.

— То есть? — уточнила Кейт. — Мы сдаемся? Вот так просто?

— Мы перегруппируем силы, — объяснил Джек. — В данный момент закон на стороне Холдстока. Это его дом, куда он созвал гостей, чтобы они посидели держась за руки. И если мы нарушим его покой, он имеет право позвать на помощь местных ребят в синей форме. Так что, как я сказал, возвращаемся к машине, рассаживаемся и позволим доктору Филдингу рассказать, почему он не был с нами откровенен.

Филдинг оцепенел.

Кейт уставилась на Джека с таким видом, словно тот рехнулся.

— А ты посмотри на него, — сказал он. — Посмотри на выражение его лица. А этот разговор с Холдстоком! Ты хоть что-то из него поняла?

Прищурившись, она повернулась к Филдингу:

— Так что вы нам не сказали? Филдинг отвел взгляд:

— Я знаю тех людей в доме. Все они — мои пациенты. Все до одного!

10

— Жаннет — не первая в моей клинической практике, у которой произошли личностные изменения, — сказал Филдинг.

Кейт подавила вспышку гнева. Она сидела вполоборота на пассажирском сиденье, пока Джек медленно кружился по пустым улицам, обсаженным деревьями. Доктор Филдинг казался темной массой, вжавшейся в заднюю спинку, и на него лишь время от времени падал свет уличных фонарей.

— Что вы имеете в виду? — Она чувствовала, что ее эмоции вот-вот могут выйти из-под контроля и тогда уж ее понесет. Ей хотелось вернуться и вытащить Жаннет из того дома, но в то же время Кейт хотела и услышать слова Филдинга. Именно сейчас они могли оказаться самым важным.

— В последние несколько месяцев или около того мне звонили из семей пациентов, которых я пользовал. Все жаловались на их странное поведение или личностные изменения.

— Почему вы мне этого не сказали, когда я утром звонила вам?

— Не хотел, чтобы вы делали преждевременные выводы. И кроме того, вы обрушили бы на меня кучу вопросов, на которые у меня нет ответов.

— Вот, значит, в чем дело, — сказал Джек, и Кейт обратила внимание на его тон… в нем было презрение, или разочарование, или, скорее всего, и то и другое. — Вас не Жаннет беспокоила. А собственное благополучие. Где-то вы облажались и теперь стараетесь прикрыть свою задницу.

— Я поступил так в силу многих причин, — заявил Филдинг. — Первым делом я должен был лично оценить то странное поведение, о котором мне говорили. Я решил начать с Жаннет, а потом прикинуть, смогу ли я понаблюдать за другими. Я и представить себе не мог, что найду всех в одной комнате.

— Всех? — переспросила Кейт. Ночь была теплой, но ее пробил внезапный озноб, и она поджала ноги под себя.

Филдинг кивнул:

— Всех восьмерых.

— Почему вас это так волнует? — осведомился Джек. — Все они прошли через одно и то же лечение, так что…

— Они не должны знать друг друга, — объяснила ему Кейт. — Такова стандартная процедура при клиническом лечении — пациенты должны оставаться анонимными. То есть, если они никогда не встречались во время лечения и не знают имен друг друга, как они могут встретиться? — Она повернулась к Филдингу. — Ваше мнение?

— Холдсток говорит, что встреча произошла случайно, но это невозможно. Каким образом все восемь реципиентов с тем же штаммом, носителем инфекции, могли…

— С тем же штаммом? — воскликнула Кейт. — Вы хотите сказать, что все они получали лечение тем же самым вирусом?

Филдинг не ответил.

— Мне кажется, она задала вам вопрос, док, — сказал Джек.

— Ну хорошо, — вздохнул Филдинг. — Да, тем же самым. Первым был Теренс Холдсток, а последней — Жаннет.

Кейт сглотнула комок в горле. Она испытывала смутную догадку, к чему это может привести.

— Как изменился этот штамм?

— Понятия не имею.

— Врет, — сказал Джек.

— Нет! — вспыхнул Филдинг.

— Можешь мне поверить, — спокойно произнес Джек, не отрывая глаз от дороги. — Он врет.

Почему он так уверен, удивилась Кейт. Или он всего лишь предполагает и хочет завести Филдинга? Кейт решила сама разобраться.

— Есть способ выяснить. Отправить истории болезни из вашего медицинского центра в комитет по стандартам и попросить его дать полный отчет.

— В этом нет необходимости, — быстро сказал Филдинг. — Я уже все сообщил госпитальному отделу и НИЗу.

— НИЗу? — Кейт почувствовала приступ дурноты. Он не может поддерживать контакт с НИЗом — разве что там нечто очень серьезное. — Почему?

— Это Национальный институт здравоохранения? — спросил Джек. — В округе Колумбия?

— Точнее, в больнице «Бетезда», — ответил Филдинг. — Понимаете… — У него дрогнул голос, и, похоже, он не мог найти слов. Филдинг облизал губы.

Чем дальше, тем хуже, подумала Кейт. Она сидела, вцепившись в край сиденья. О господи, это просто ужасно.

— Понимаете, — продолжил Филдинг, — поскольку все жалобы имели отношение к одному и тому же штамму, я выделил культуру и провел анализ вируса. Он… он мутировал. И превратился в два отдельных штамма.

— Мутировал? — уточнил Джек. — Это часто бывает?

— Нет, — ответил Филдинг. — То есть некоторые вирусы мутируют довольно часто. Но не аденовирус. Это было полной неожиданностью.

Кейт закрыла глаза.

— Каков характер мутации?

— Основной штамм остался, но мутация изменила ген киназы тимидина.

Кейт застонала.

— Это плохо? — спросил Джек.

— Значит, мутировавший штамм, — сказала она, — проник в опухоль вместе с оригинальным штаммом. Но без гена киназы тимидина он не поддается воздействию гансикловира. Это лекарство убивает основной штамм вируса и инфицированные клетки опухоли…

— Но не мутацию, — докончил Джек. — О черт.

— Правильно. И это значит, что в мозгах Жаннет и других существует мутант аденовируса.

— Это заразно? — спросил Джек.

— И да и нет, — ответил Филдинг. — Аденовирусы обычно вызывают небольшое заражение — взять, скажем, конъюнктивит, — но поймать их можно только у людей, распространяющих вирус. А эти люди не распространяют его.

Кейт повернулась к Филдингу:

— Мы должны что-то делать!

— Я же сказал: я связался с Национальным институтом здравоохранения, а они, в свою очередь, установят контакт с Жаннет. Через день или два.

— Я имею в виду — сейчас!

— Что вы предлагаете?

— Найти способ убить мутацию!

— Я уже проверяю разные агенты, убийственно действующие на вирусы. И уверен, что мы найдем эффективное лечение.

— Но тем временем… Как насчет других осложнений? — Кейт представила, как эти спиралевидные частицы вторгаются в нейроны Жаннет, размножаются в них, затем рвут мембраны клеток и набрасываются на другие клетки, а число их растет в геометрической прогрессии. — Менингита? Энцефалита? Абсцесса, который, возникнув в артерии, приведет к кровоизлиянию? Она может умереть, доктор Филдинг!

— Я работаю с предельной быстротой, — сказал он. — Но если бы даже я имел в кармане лекарство, оно вряд ли бы нам помогло.

— О чем вы говорите?

— Посудите сами: почему я здесь вместо того, чтобы быть дома? Потому что Жаннет отказалась прийти на проверку. Как мы можем лечить пациента, который отказывается от лечения?

В желудке у Кейт возник болезненный спазм, когда она вспомнила слова Жаннет, брошенные сегодня утром: «Чего ради мне встречаться с доктором Филдингом? Со мной все прекрасно. Никогда не чувствовала себя лучше…»

— Это какая-то серая зона, — говорил Филдинг. — Если у пациента нет жалоб, если он отрицает любое недомогание и не хочет лечиться… вы сами видите проблему, не так ли?

Да, она ее видела.

На нее нахлынула волна усталости, неся с собой боль и озноб.

— Пока мы ждем ответа из НИЗа, — сказал Филдинг, — я буду продолжать экспериментировать с мутацией. Я уверен, что звонок от них убедит Жаннет и остальных в серьезности ситуации и что все они нуждаются в помощи.

Но Кейт не сомневалась, что Жаннет уже нужна неотложная помощь — она сама утром сказала об этом Кейт. Она молила ее о помощи. И Кейт приложит все силы, чтобы Жаннет получила ее.

Загрузка...