Погибший Мир

ГЛАВА 7

Вечером следующего дня путники вышли к дельте Орилы. Они находились в двадцати милях от моря, там, где огромная река начинала дробиться на рукава, пролагая путь к соленым водам сквозь болотистую низину, поросшую камышом и невысокими корявыми деревьями. По словам Нуга, в полудневном переходе выше по течению в Орилу вливался Дай; устье же Бурой, самой малой из всех крупных потоков Триречья, лежало как раз напротив того места, где стоял Блейд. Он видел, как ее шоколадные воды мешались с прозрачными струями Орилы, как коричневый цвет растворялся, пропадал в серебряном, как взбаламученная притоком речная гладь снова становилась ровной, величаво-спокойной, сверкающей под солнцем всполохами булатной стали.

Орила простиралась в ширину на целую милю; Бурая, насколько мог разглядеть Блейд, была вчетверо уже. НугУн никогда не странствовал по ее берегам, но слышал, что течет она неторопливо, и это внушило Блейду определенные надежды. Возможно, им удастся разыскать селение не слишком воинственных дикарей и построить с их помощью плот? Ему уже надоело блуждать в лесах, путешествие по воде в страну бленаров-па казалось более легким -особенно если удастся присоединить к отряду с полдюжины родичей Нуга. Блейд полагал, что сумеет вколотить в их головы идею послушания.

Но думать об этом было рано. Тут, на берегу огромной реки, вставали другие проблемы — ужина, безопасного ночлега, завтрашней переправы, фиолетовая Пустошь отняла у странников немало сил, сейчас они нуждались в отдыхе, в скрытном и спокойном месте, где можно было бы развести костер, не опасаясь, что их выследит очередная мохнатая орда под предводительством горцев Рильгона. Нуг, кажется, придерживался такого же мнения. Вытянув волосатую руку в сторону непролазной чащи, он сказал.

— Уйти от реки. Туда! Много деревьев, тихо, никто не видеть. Спать! Блейд спать, самка спать. Нуг-Ун сторожить.

Вайала согласно кивнула. Ручей, который Нуг нашел на побережье, спас девушке жизнь. Теперь она выглядела намного бодрее, и даже опять начала негодующе пофыркивать, когда сенар называл ее самкой. Впрочем, она уже не боялась Нуг-Уна и стала больше доверять ему, Блейд чувствовал, что пережитый в пустыне ужас сплотил его маленький отряд.

Повернувшись спиной к реке, он зашагал вслед за сенаром. Вайала шла рядом с ним.

— Блейд!

— Да, малышка?

— Ты дотащил меня к тому ручью… — казалось, она колеблется. -Скажи, в твоей стране все мужчины такие?

Один из тех вопросов, на которые сложно дать ответ, подумал странник. Он обнял девушку за плечи.

— Если бы ты очутилась в пустыне с одной из своих сестер, она помогла бы тебе?

— Не знаю… Одни бы сделали это, другие — нет.

— А Идрана?

— Идрана выпила бы мою кровь вместо воды!

— Вот видишь… Бреггани, твои сестры, разные. Есть мудрые правительницы города, есть безжалостные воины вроде Идраны… Так и в моей стране, детка. Люди — разные, и этим они отличаются от таких маленьких кровососов, — он взмахнул рукой, отгоняя вьющуюся вокруг них мошкару. -Одни — сильные, смелые и щедрые, другие — жестокие и жадные. Одни любят дарить, другие — отнимать. Мужчины ли, женщины — все равно. В каждом есть искра добра и сосуд зла; они борются, словно огонь и вода…

— И то, что побеждает, делает человека плохим или хорошим? Неважно, мужчину или женщину?

— Ты попала в самую точку, малышка, — произнес Блейд.

Девушка замолчала; видимо, обдумывала эту идею.

— А сенары? — раздался ее тихий шепот. — Сенары тоже бывают плохими или хорошими?

— Они стоят по ту сторону добра и зла, — ответил странник. — Я думаю, когда-то они были людьми, — задумчиво добавил он, — и, может быть, им предстоит снова стать такими, как ты и я. Тогда мы будем судить их по своей человеческой мере.

Нуг-Ун, словно почувствовав, что беседа зашла о нем, обернулся.

— Не говорить, — он на мгновение прикрыл волосатой лапой рот. -Кто-то есть… там и там, — сенар повел рукой слева и справа от себя, словно обозначая подкрадывавшегося врага.

— Звери? — Блейд потянулся к мечу, оглядывая застывшие темные колонны древесных стволов.

— Не звери… сенары… — Нуг-Ун втянул носом воздух — И еще… голокожие…

— Возьми лук, — приказал странник Вайале. Девушка послушно схватила оружие и, став спиной к дереву, наложила стрелу на тетиву. — Много сенаров? Много голокожих? — спросил он Нуг-Уна.

— Нет Нуг-Ун не чуять много. Столько! — сенар растопырил обе пятерни. — Они думать, нас совсем мало. Они напасть, мы их убить! Ха! Всех убить!

Воистину, этот парень стоит по ту сторону добра и зла, как серый ангел, подумал Блейд, оглядывая поле предстоящего боя. Слишком много деревьев, решил он, трудно маневрировать… С другой стороны, легче скрыться… Интересно, как их выследили? Было ли это делом случая, или горцы расставили патрули на рубеже пустыни?

Путники замерли, образовав треугольник. Вайала, сжимая луж, готовилась метнуть стрелу, и Блейд знал, что она не промахнется. Нуг, пригнувшись, елозил по земле палицей, ворочал головой, нюхал воздух. Странник надеялся, что эти двое свяжут половину врагов. Значит, на его долю придется пятеро… Сколько же из них бленаров? С дикарями он мог расправиться быстро, но тяжелые мечи горцев представляли проблему. Правда, действовали они своим оружием не очень ловко.

Мохнатые тени метнулись среди кустов, свистнула стрела, раздался глухой звук удара и торжествующий вопль Нуга. «Два», — отсчитал Блейд, прыгнул вперед и наискось располосовал волосатую грудь. Потом меч его снова свистнул, проткнув горло сенару, который готовился метнуть копье. «Четыре», — продолжил счет странник, развернувшись к новому противнику. На этот раз его клинок лязгнул о металл, и через мгновение он разглядел кудлатую бороду, холодные серые глаза и кожаный доспех атакующего. Бленар!

Этот бился более искусно, чем двое павших на берегу Дая. Тяжелый меч сероглазого был на добрых десять дюймов длинней клинка Блейда, и некоторое время противники яростно обменивались ударами, маневрируя среди невысоких кустов и пытаясь достать друг друга. Внезапно с двух сторон выскочили новые бойцы, и дело пошло веселей. Теперь бленары позабыли об осторожности, очевидно, эта троица считала, что странный пришелец уже в их руках. Блейд имел свое мнение на сей счет, увидев пополнение в рядах врага, он стремительно метнулся влево и полоснул лезвием по шее ближайшего из нападавших

Сероглазый прыгнул к нему, яростным окриком подгоняя второго воина. Впопыхах тот споткнулся, уронив щит и подставляя незащищенное плечо, странник резко выбросил клинок вперед, и острие рассекло кожаную куртку и мышцы бленара. Раненый вскрикнул, меч его полетел в кусты вслед за щитом. Правда, горец удержался на ногах, но это было лишь на руку Блейду; подскочив к врагу, он развернул его спиной к себе, прикрываясь от набегавшего сероглазого. Когда воин занес меч, Блейд с силой толкнул пленника, и тот снова вскрикнул — удар тяжелого меча пришелся ему в правую ключицу. Сероглазый, видимо, бил крепко, тело раненого обмякло, и Блейд почувствовал, как ему на запястье брызнула кровь.

Отшвырнув труп, он быстро оглянулся. Нуг обрабатывал дубиной последнего сенара, у ног его валялось четверо, и в горле одного из них торчала стрела. В десяти фугах от Вайалы корчились на земле двое волосатых, тоже сраженных стрелами, девушка, натянув лук, хищным взглядом следила за противником Нуг-Уна. Развоевалась, малышка, подумал странник, парируя выпад сероглазого. Тот как будто не собирался отступать, хотя бой был явно проигран. Или он чего-то ждал? Во всяком случае, стоило разделаться с ним побыстрее.

Отступив к кустам, Блейд быстро нагнулся и подхватил щит мертвого бленара. Теперь он чувствовал себя уверенней, прочный деревянный диск, обтянутый кожей, надежно предохранял от ударов тяжелого клинка. Не стоит ли взять этого парня живьем? Если он окажется разговорчивым…

Не успел Блейд обдумать эту интересную мысль, как сзади раздался рев Нуг-Уна. Странник обернулся: в плече сенара торчало копье, а из лесного полумрака набегали новые тени. Блейд видел блеск мечей и бронзовых заклепок на щитах, слышал тяжкий топот ног и шумное дыхание воинов. Горцы! Их было много, не меньше десятка, и они вели за собой целую орду волосатых.

Вайала успела выстрелить дважды, потом ее ткнули в живот тупым концом копья, и девушка медленно осела на землю. Нугу повезло больше, он вырвал из раны копье, швырнул его в грудь бленара и скрылся в кустах, опрокинув по пути несколько волосатых. Один из них так и не поднялся — палица Нуг-Уна раздробила ему череп.

Блейд отпустил проклятие и повернулся к сероглазому с твердым намерением разобраться с ним до конца. Удача, похоже, оборотилась к нему спиной, но он был еще жив, и многое могло случиться до того, как его проткнут мечом или копьем.

Он яростно атаковал горца, прижимая его к кустам. Тот, видно, опасался вступать в ближний бой, оценив силу и ловкость противника, и перешел к глухой обороне. Стремительно орудуя мечом, Блейд взвешивал свои шансы на побег. Быстротечная схватка не утомила его; он был уверен, что сумеет пробиться к реке и уйти на другой берег. Конечно, если не получит серьезной раны… Потом он вспомнил о Вайале и отбросил мысли о бегстве.

Шаг, другой, потом еще один… Гибкий клинок нырнул под щит сероглазого, достав бедро. Воин покачнулся; зрачки его, горевшие яростным запалом битвы, вдруг погасли. Сделав обманный финт, странник резким движением рассек ему глотку и тут же повернулся к набегавшим врагам.

Тяжкий удар обрушился на его щит, он кольнул мечом, услышав чей-то предсмертный вопль, и в следующую секунду толстая дубина сенара опустилась на затылок Блейду. Ослепительная молния вспыхнула перед ним; странник еще успел почувствовать болезненный укол в ногу, повыше колена, и без сознания рухнул на землю.

Он медленно приходил в себя. Воспоминания мелькали и гасли, словно кадры немого фильма: Нуг-Ун с окровавленным плечом, тело Вайалы, скользящее вдоль древесного ствола вниз, в траву, зрачки сероглазого, подернутые пеплом смертной муки, ощеренные пасти сенаров, блеск меча… Он попробовал пошевелить затекшими конечностями, вздрогнул от зудящих уколов и понял, что кровообращение начало восстанавливаться. Вместе с памятью к страннику возвращалась и жизнь. Он приоткрыл глаза и, стараясь не шевелить головой, огляделся.

Под ним шуршала куча прелой соломы, брошенной на земляной пол убогой бревенчатой хижины. В ней не было окон, но сквозь щели в неплотно пригнанных досках двери проникало достаточно света; видимо, уже наступил день. Если не считать соломенной подстилки, хижина была пуста, лишь у стены торчала пара грубых глиняных горшков — маленький, с водой, и большой — очевидно, выполнявший роль параши. Стиснув зубы, Блейд медленно поднялся, добрел до воды и сделал несколько жадных глотков. Затем опустил сосуд, вернулся к своей подстилке и снова рухнул на солому. Силы его были на исходе.

Постепенно туман в голове рассеялся, боль в избитом теле утихла; лишь затылок, куда пришелся удар, саднило по-прежнему. Присев, странник потянулся к горшку с водой и, морщась, промыл рану. Кожа была рассечена, но кость осталась целой; видимо, его не собирались убивать. Он снова осмотрелся, на этот раз изучая внимательным взглядом каждую мелочь. Дверь его темницы была сколочена из четырех толстенных, едва отесанных досок и не имела ни засова, ни щеколды; очевидно, снаружи ее подперли колом. Блейд встал, подошел к ней и попробовал толкнуть. Напрасная попытка! Кол стоял твердо, а проломить эти доски голыми руками не сумела бы даже дюжина мастеров карате. Он вернулся к соломенной подстилке и опять сел, опустив голову.

Если не считать боли в затылке, чувствовал он себя вполне сносно. Боль не тревожила Блейда; боль, постоянную спутницу его странствий, можно было перетерпеть. Душевные муки были страшнее. Гнев и чувство вины терзали его; он потерпел поражение, и жизнь спутников, которые доверились ему, висела на волоске. Как, впрочем, и его собственная.

Что горцы собирались сделать с ним? Повесить? Сжечь? Расчленить, отправив голову бленарам-па — в назидание на будущее? Любой из этих вариантов не исключался, ибо жестокостью голокожие с гор явно не уступали волосатым лесным дикарям. Контакт с ними вряд ли обогатил бы земную цивилизацию.

Вайала! Что они сделали с девушкой? Бросили сенарам на потеху? Блейд покачал головой и скривился от боли. Нет, молодая бреггани была слишком ценным товаром; скорее всего, ее приберегли для местного вождя… для большого вождя Рил-Га, как величал его Нуг-Ун…

Хорошо, хоть ему удалось скрыться. Надолго ли? С дырой в плече не переплыть реку шириной в милю… Вероятно, в награду за верность он удостоился смерти в холодной воде или в ночном лесу… Дьявол! Блейд раздраженно стукнул по полу кулаком. С той минуты, как он переступил границу Фиолетовой Пустоши, его преследовали одни неудачи!

Миновало несколько томительных долгих часов, прежде чем о нем вспомнили. За стенами хижины послышались голоса, раздался глухой стук, и дверь с грохотом рухнула наружу. Два волосатых копьеносца перешагнули порог и встали по сторонам дверного проема, грозно выставив вперед оружие; за ними торчала высокая фигура горца с обнаженным мечом. Вслед за стражами вошла мохнатая самка, и Блейд принялся с интересом рассматривать ее — до сих пор он видел только представителей сильного пола. Впрочем, дикарка не многим отличалась от них; она была такой же рослой и крепкой, почти столь же волосатой и не менее грязной. Теперь странник понял, почему сенары предпочитают женщин-бреггани; самая страшная из них могла бы считаться украшением любого волосатого гарема.

Самка притащила горшок со свежей водой и грубую плетеную корзину с кусками жареной рыбы и желтыми клубнями. Поставив свою ношу на пол, она сразу вышла; за ней последовали бленар с копьеносцами, и дверь с грохотом встала на место. Все стихло.

Пища оказалась вполне съедобной, если не считать того, что приготовлена она была практически без соли. Блейд, однако, так проголодался, что готов был закусить куда менее аппетитными вещами, чем несоленая рыба и овощи. Опустошив за несколько минут корзинку, он напился и снова сел на солому, ожидая дальнейших шагов своих пленителей. После еды он чувствовал себя бодрее; к тому же стало ясным, что его не собирались ни вешать, ни жечь, ни расчленять на части — по крайней мере сегодня. Может быть, его пустили в откорм, приберегая как лакомое блюдо для какого-нибудь дикарского празднества? И куда, черт побери, упрятали Вайалу?

Ответа на свои вопросы Блейд не получил ни в этот день, ни на следующий. Утром и вечером ему исправно таскали еду — все ту же пресную рыбу с печеными овощами, которая вскоре опротивела ему до судорог. Однако покой и обильная пища пошли страннику на пользу, он выспался, отдохнул и принялся изучающе поглядывать на стражей. Ссадина на голове зарубцевалась -Блейд не первый раз замечал, что после визита в мир Золотого Шара раны его исцеляются быстро — и теперь он не отказался бы попытать удачи, схватившись с тремя охранниками. Удерживало странника только одно: Вайала. Волосатые отвечали на его вопросы невнятным бурчанием, а рослый бленар лишь бросал злобные взгляды.

Прошло еще четыре дня, столь же скучных и томительно-монотонных. Самка носила корзину с едой и свежую воду, выплескивала за порог содержимое параши, швыряла пленнику охапку чистой соломы. Она была такой же угрюмой и молчаливой, как сенары-самцы, и пахло от нее так же отвратительно. Даже ради спасения своей души от адских мук Блейд не решился бы соблазнить ее; впрочем, и повода к тому не представлялось.

Наступило утро седьмого дня, и вместе с солнцем в хижине появилась все та же компания охранников. Самки на сей раз с ними не было; вместо нее у порога выстроилось четверо бленаров в полном вооружении — кожаные куртки, круглые небольшие щиты и мечи наголо. Бороды, русые и пегие, спускались до груди, пряди светлых волос торчали из-под низко надвинутых шапок, угрюмые лица покрывал темный загар. Выглядело это воинство сурово и внушительно.

Его предводитель выступил вперед, поднял меч и рявкнул:

— За мной, чужак! Рильгон, вождь, хочет видеть тебя!

— Вот как! — Блейд поднялся, скрестил руки на груди и язвительно произнес: — Почему бы вождю не прийти ко мне? Я могу предложить ему отличное кресло. — Он покосился в сторону параши.

Тон его был холоднее льда. Конечно, он знал, чем рискует, но коль скоро на него перевели столько рыбы, значит, не собирались убивать. И сам вождь прибыл сюда! Это вселяло определенные надежды, но с самого начала переговоры должны вестись на равных. Блейд уже догадывался, что потребует от него великий вождь.

— Ну? — он устремил пронзительный взгляд на бленара. — Кто такой ваш Рильгон, и что ему надо?

На бородатой физиономии старшего воина отразилось замешательство; он отступил на пару шагов, опустив клинок. Последовала долгая пауза. Блейд продолжал сверлить горца взглядом — настолько упорным, что остальные начали нервно переминаться с ноги на ногу; бленар же, сдвинув шапку на затылок, озадаченно чесал в голове. Наконец он принял решение и заговорил опять, несколько понизив голос.

— Рильгон — великий вождь всех бленаров. Ему надо…

— Всех бленаров? — прервал воина Блейд. — И тех, что живут у соленой воды?

Лицо воина перекосилось.

— Там — выродки! Мы вырежем их сердца, а трупы спустим в Бурую!

— Возможно, возможно, — странник покивал головой: — Если Рильгон и в самом деле такой великий вождь, он превратит Бурую реку в Красную.

Бленар уставился на него, не в силах разобраться, как понимать это замечание. Блейд спокойно продолжал:

— Так что же нужно великому Рильгону от чужеземца, который прибыл издалека?

— Он тоже прибыл издалека, из самого Сеймидана, чтобы увидеть тебя, -сказал бленар. — Говорят, воина, подобного тебе, еще не знали в Триречье. Наверно, Рильгон захочет, чтобы ты присоединился к нашему войску. Мы пойдем на север, в степи, где стоит город, полный добычи и женщин… — он причмокнул от предвкушения.

— Добыча — это хорошо, — заметил Блейд, — а женщины — еще лучше. Ты ответил на мои вопросы, приятель, и я, пожалуй, прогуляюсь с тобой. Но сначала пусть мне дадут какую-нибудь одежду. Разве могу я появиться перед своим будущим вождем в таком виде? Он не доверит мне и десятка воинов, а я могу командовать сотней!

Казалось, эта просьба и вскользь брошенное замечание о чине сотника еще больше смутили бленара. Снова последовала долгая пауза; затем горец что-то негромко приказал, и один из его людей стрелой вылетел из хижины. Через несколько минут он вернулся с туникой и сандалиями в руках. Блейд не стал требовать оружия и не пытался расспросить о судьбе Вайалы, ибо помнил: желающий многого не получает ничего.

Четверка бленаров окружила его, и старший кивнул на дверь. Блейд вышел, с интересом осматриваясь по сторонам. Без сомнения, перед ним лежала главная и единственная улица стойбища, вдоль которой тянулись землянки и редкие бревенчатые хижины вроде той, где он отсидел почти неделю. Перед каждым неуклюжим строением был сложен очаг из закопченных камней; рядом устроились на корточках самки, помешивая варево в больших горшках. Мохнатые самцы сновали взад-вперед, нагруженные вязанками хвороста или корзинами с рыбой -вероятно, сенары этого клана промышляли на реке. Детеныши, совершенно голые и еще более грязные, чем их родители, носились вокруг, иногда замирая и с любопытством провожая круглыми глазенками Блейда и его эскорт.

Мирная картина, решил странник. Портило ее только большое строение из бревен, высившееся поодаль, за рядом землянок. У его крыльца слонялось с десяток бленаров, и Блейд понял, что видит казарму или местную разновидность форта. Теперь его не удивляла хорошая организация облавы, в которую он угодил: вероятно, Рильгон держал в этом и в других селениях постоянные гарнизоны.

Стражи обогнули казарму. За ней Блейд увидел ровное расчищенное пространство вроде плаца, за которым просвечивала сквозь листву речная гладь. На одном краю этой поляны были вбиты в землю деревянные столбы в рост человека с поперечинами, носившими следы зарубок от ударов мечей; на другом стояли три хижины — очевидно, склады. Взгляд Блейда метнулся к крайнему, дверь которого подпирала толстая жердь. Не там ли держали его бреггани?

От плаца тропинка шла вниз, к реке. Тут следов цивилизации было еще больше: вдоль берега тянулась длинная пристань из неошкуренных стволов трехфутового диаметра, у которой покачивался довольно большой палубный баркас. Это посудина, сколоченная прочно и грубо, без претензий на изящество, с высокими бортами, мачтой с квадратным парусом и дюжиной весел, с которыми управлялись гребцысенары, напомнила Блейду сармийскую галеру. Вероятно, на ней Рильгон спустился с верховий реки, из неведомого Сеймидана, в стойбище дикарей — самую восточную точку контролируемой им территории.

Когда стражи вместе с Блейдом поднялись по трапу, странник увидел на палубе группу рослых светлобородых воинов в кожаных безрукавках и медных шлемах. Это была личная охрана вождя, окружив пленника, шестеро телохранителей доставили его к Рильгону. Сенаров, гревшихся на солнце у своих весел, они разгоняли пинками.

Великий вождь располагался в кормовой надстройке. Его каюта была довольно большой, но имела низкий потолок и маленькие оконца, затянутые мутной полупрозрачной пленкой, особой чистоты вокруг не наблюдалось. Сам Рильгон, развалившись, лежал на груде шкур, рядом, на табурете, стоял кувшин. Втянув носом воздух, странник безошибочно опознал его содержимое: ча, хмельной напиток, который горцы, по словам Нуг-Уна, готовили из меда диких пчел.

Затем взгляд Блейда переместился к хозяину каюты. Рильгон был крупным мужчиной лет сорока пяти — почти таким же крупным, массивным и объемистым, как сенары, разве что не столь волосатым. Его пухлые губы обрамляли усы и борода, светлые глаза казались холодными и жестокими, в правой руке вождь держал бронзовую чашу с хмельным, толстые пальцы левой небрежно теребили рукоять огромного меча.

Властным жестом приказав охране выйти, Рильгон присел, скрестив ноги, и уставился на пленника.

— Ты убил шестерых, — внезапно произнес он гулким басом.

Блейд пожал плечами.

— Разве? Мне казалось, что больше.

— Эти волосатые твари не в счет, — вождь звучно отхлебнул из чаши. -Я говорю о своих людях.

— Тогда — шестерых, — согласился странник.

— Пятеро из них — неуклюжие болваны. Но шестой! — Рильгон поднял взгляд к низкому потолку. — Шестой — Барт, и немногие в Триречье сумели бы с ним справиться!

Блейд вспомнил холодные серые глаза воина, с которым бился неделю назад.

— Я не из Триречья, — коротко заметил он.

— Ты пришел с моря? Или из-за Каменного Серпа? Рассказывай! — Рильгон снова приник к чаше.

— Из-за Серпа. Там, за мертвыми землями, тоже живут люди.

Вождь важно кивнул, казалось, он был вполне удовлетворен этим ответом.

— Значит, ты — человек с Заката Солнца… Ладно, пусть так! И чего тебе нужно на востоке?

— Того же, что всем воинам. Женщин, богатства, хороших земель… рабов!

Рильгон отбросил пустую чашу и расхохотался.

— Теперь я вижу, что ты действительно воин! Мало убить шестерых, мало перерезать глотку Барту! Настоящий воин должен обладать двумя вещами, — он поднял два толстых растопыренных пальца, — умением сражаться и жадностью! Ибо ради чего бьется воин? Ради богатства! Правильно мыслишь, чужак!

Блейд склонил голову.

— Ты мудр, вождь…

— Великий вождь, — спокойно поправил его хозяин. — Я, Рильгон -великий военный предводитель горной страны. И не пройдет трех лун, как я стану повелевать Бреггой, городом куда больше и роскошней моего Сеймидана, где глупые женщины поклоняются своей жалкой Матери, каменному истукану… А потом я растопчу выродков, что прячутся в верховьях Бурой реки… Я сравняю с землей их селения и выжгу поля! Кто не захочет мне покориться, тот умрет! — он рыгнул и важно закончил. — Ты вовремя пришел сюда, воин!

Блейд бесстрастно кивнул:

— Я всегда появляюсь вовремя, великий вождь. Куда не придешь, везде война. И везде нужны хорошие бойцы.

Это было чистейшей правдой. В какую бы реальность Измерения Икс он не попадал, всюду, если не считать Таллаха, шла война, большая или малая; и неважно, какие средства пускались в ней в ход — каменные топоры или ракеты, мечи или бластеры. Везде пахло кровью и горелым мясом. Такое однообразие уже начало ему надоедать.

Рильгон запустил пятерню в бороду, поскреб шею.

— Хочешь служить мне, воин? Ты жаждешь богатства — ты его получишь! Только не посягай на власть, — он предостерегающе поднял палец. — Запомни, власть принадлежит мне!

— Ты мудр, великий вождь, — снова повторил Блейд. С этим местным Чингисханом не стоило спорить.

Рильгон не остался равнодушным к лести; он поднял голову, и на лице его расцвела снисходительная усмешка. Сейчас он напоминал жирного кота, поймавшего мышь и размышляющего о ее дальнейшей судьбе, то ли отпустить на свободу, то ли придушить одним движением лапы. Внезапно глаза его хитро сверкнули.

— Значит, тебе нужны богатства и женщины? Но мне говорили, что одна женщина у тебя уже есть. И прехорошенькая!

Странник напрягся. Вайала! Что эти ублюдки сделали с ней?

— Да, я немного поохотился в Хасрате, — небрежно заметил он, — но мою добычу отняли. Теперь же, когда я стал твоим воином…

— Не так быстро, чужестранец! — Рильгон вновь ощерил зубы в ухмылке. — Сегодня вечером я отправлюсь обратно в Сеймидан, а ты останешься здесь. Получишь оружие, пойдешь в набег с моими людьми на Хартру… это за Бурой рекой, у соленых вод… Ты должен принести мне двенадцать голов — по два ублюдка за каждого из тех, кого ты убил. Нет, четырнадцать! Четверых — за Барта! — вождь сжал огромный кулак и стукнул себя по колену, — Тогда ты отдашь долг и станешь моим воином.

— Я подарю тебе вдвое больше голов, — заметил Блейд; правда, он не уточнил, чьих.

— Хорошо! За первые четырнадцать получишь назад свою девку, за остальные — еще трех на выбор, когда мы захватим город. Согласен?

— Согласен.

Странник поклонился, стараясь, чтобы Рильгон не заметил мелькнувшего в его глазах гнева. Он размышляя о том, что и вправду стоит подарить этому мерзавцу голову, но лишь одну — его собственную. Вот только удержит ли великий вождь ее в руках?

— Хорошо! — Рильгон важно кивнул и потянулся к кувшину. — Теперь ты можешь идти!

Поднявшись наверх и спрыгнув на причал, Блейд очутился в окружении тех же четверых стражей. Они направились обратно я стойбище.

Пересекая вытоптанную поляну за казармой, странник опять покосился на бревенчатый домик с подпертой дверью. Он не задал вопроса, который вертелся на языке; полезней было пересчитать бленаров, околачивавшихся вокруг. Не меньше двадцати, решил Блейд, подавив тоскливый вздох. И сенаров сотни полторы… Слишком много, чтобы ввязываться в открытый бой! Но если ночью он сможет покинуть хижину, шансов на побег станет куда больше. Ночь и темнота — верные союзники…

Стражи снова провели его вдоль землянок стойбища к темнице, где пленника поджидала корзинка с опостылевшей рыбой. Дверь поставили на место, подперли колом, и остаток этого дня, прошел в таком же томительном бездельи, как и шесть предыдущих. Стемнело; через щели меж досок теперь проникали только отблески гаснущих костров. Блейд со злостью пнул парашу, улегся на колючую подстилку и скоро погрузился в сон.