Часть четвёртая



Глава первая


I

Письмо от Джереми Полдарка матери, которое ей передала Кьюби Полдарк перед возвращением в Каэрхейс.

Брюссель, 1 июня 1815 года.

Дорогая мама!

Очень надеюсь, что ты никогда не получишь это письмо, даже уверен, что этого не произойдёт, но на всякий случай оставляю его в более надёжных руках, нежели мои.

В январе 1813 года я позволил себе совершить дерзкое ограбление, которое ты каким-то непонятным образом сумела частично прочувствовать. Не буду вдаваться в подробности, потому что мой рассказ вызовет у тебя не понимание, а только тревогу. Потому что я сам не могу себя понять. Три человека серьезно нарушили закон, и я в том числе. Проясню важную вещь, и это одна из целей письма — двое других не оказывали на меня никакого влияния. Наоборот, это я стал движущей силой, разработал и осуществил план. Если ты догадываешься, кто остальные двое, не спеши их обвинять, потому что главный виновник — я.

Не следует винить и неблагоприятные обстоятельства, они несут лишь малую часть ответственности. Разумеется, я был расстроен и несчастен. Но это все равно что рассыпанный на полу порох. Не стоит собирать его в горку и поджигать фитиль! Хотел бы я объяснить попонятнее, но увы, не получится. В моем роду есть предок, который оказался разбойником и окончил дни на виселице?

Одно могу сказать точно. Никоим образом не вини себя, как и отца. У меня было великолепное детство и беззаботная юность. Червячок сидел в почке еще до того, как фрукт созрел.

Вот и все — обойдемся без напыщенных фраз. Если я вернусь вместе с Кьюби, а я очень на это надеюсь, то поселюсь рядом с вами, и ты никогда не узнаешь об этом письме — хотя, возможно, откровенное письменное признание частично меня успокоило, но буду надеяться, что адресат его никогда не прочтет. А потом, по возвращении в Нампару, я в первую очередь заберу у тебя маленькую чашу любви, которую ты нашла на пляже; я буду считать ее талисманом на удачу и спрячу ее у себя дома в укромном месте. Если же ты читаешь письмо, тогда, вероятно, это чаша злого рока, и раз ты сказала, что ее выбросило морем, значит, туда ее и надо вернуть.

Как бы то ни было, в прошлое Рождество Валентин попросил меня установить насос на его новой шахте Уил-Элизабет. Если я не смогу, скажите ему, чтобы обратился к Артуру Вольфу, удивительному человеку нашего времени. Скажите Валентину, чтобы не ставил поршневой насос, поначалу они отлично работают, но поршень при каждом ударе подвергается воздействию атмосферы, и со временем это приводит к быстрому износу.

Что ж, это все, что мне хотелось сказать! Как обычно, завершаю письмо на радостной ноте. Разумеется, так не получится, ведь это письмо не принесет никакой радости. Поэтому, завершая письмо, могу ли я поручить вам с отцом заботу о Кьюби и нашем ребенке? Знаю, и без моей просьбы вы позаботитесь о ней, поэтому еще раз прошу, примите ее. Кьюби — прекрасный человек и замечательная жена, самая лучшая на свете, и она остается одна. Мне бы не хотелось, чтобы она снова попала под влияние старшего брата. Я считаю, что ты, мама, вторая по счету после меня, кто сумеет уговорить ее к нему не возвращаться.

Люблю, люблю, люблю вас всех.

Джереми

II

Письмо Россу Полдарку от Джорджа Каннинга.

Калдаш, Португалия, 25 сентября 1815 года.

Мой дорогой друг!

Благодарю тебя за ответное письмо, полученное восьмого июля. Мы, в том числе и все твои любящие и близкие друзья, выражаем глубочайшие соболезнования тебе, твоей супруге и вашей семье по поводу тяжкой утраты и хотим всеми силами вас поддержать. Хотя лично я не знаком с членами твоей семьи, за исключением твоей прекрасной дочери, которую видел на балу герцогини Гордон, но мне кажется, ты всегда был внимательным и любящим, и потеря старшего сына нанесла сердцу тяжкую рану.

Мой дорогой друг, твое второе письмо огорчило меня в другом смысле, потому что в нем говорится о намерении уйти из политической жизни и решении отныне жить в Корнуолле и заниматься личными делами. Отчасти я одобряю подобное решение — что еще я могу? Знаю, после успешного завершения французских войн ты собирался покинуть парламент. Ты уже давно так решил. Так и должно быть. Ты не политическое создание, в отличие от меня.

Но у тебя столько бесценных качеств, нужных политику: сила характера, редкая порядочность, трезвый ум, который не отступится от подлинных стремлений, горячей веры в свободу и справедливость, а также способность успешно разрешать проблемы. В наше время не хватает таких качеств, поэтому питаю надежду, что мир политики не должен полностью их лишиться.

Желаю тебе спокойствия, что тут сказать, только прошу как-нибудь потом, когда Богу будет угодно, еще раз все тщательно обдумать. Что касается меня, знаешь, почему я теперь поучаю жизни человека, который намного лучше меня? Ответ чрезвычайно прост. В конце июня я подал прошение об отставке с должности посла, и через месяц прошение удовлетворили. Теперь, когда угроза со стороны Наполеона устранена окончательно, отпадает необходимость держать в Лиссабоне такое большое посольство, а потому его сократят и оставят только временного поверенного в делах. Теперь я стал обычным гражданином!

Основная причина моего согласия на должность посла Португалии заключалась в слабом здоровье Джорджа, в надежде, что теплый климат пойдет ему на пользу. Климат подошел. Поэтому я отвез его в Калдаш на теплые ванны. Ты поймешь и простишь мне подобное беспокойство о нашем старшем сыне. Здесь даже жарче, чем в Лиссабоне. Джоан и младшие дети сбежали в Синтру, где дует ветер с моря. Но Джорджу жара идет на пользу, так что я останусь, раз уж ему здесь хорошо.

Что насчет будущего? Разумеется, к новому году мне придется вернуться в Англию, временно или навсегда, хотя бы для того, чтобы успокоить своих ливерпульских избирателей, которые столько времени меня не видели! Пока я не готов вернуться в политику (да и желания нет), так что, вероятно, вернусь в Португалию, а затем посетим другие европейские города: Мадрид, Рим, Неаполь, Флоренцию. Знаешь, в одном тебе повезло больше меня, ведь в Париже я никогда не был.

Но скорее всего, в начале следующего года я нагряну в Фалмут — один, семья останется здесь. Не знаю, как далеко от порта находится твой дом, но в таком маленьком графстве поездка вряд ли займет больше одного дня.

Я верю, что к тому времени, мой дорогой друг, вы с супругой уже преодолеете самый тяжелый момент трагической утраты. Давай хотя бы поговорим, и если после этого ты не изменишь решения, то обещаю больше тебя не беспокоить.

Выражаю сердечное понимание и преклоняюсь перед тобой,

твой искренний друг,

Джордж Каннинг.

P.S. Уверен, ты получил глубокое удовлетворение, когда узнал, что Фуше повержен и даже опозорен, как я слышал, и вместе с ним Тальен. Так что конюшни наконец вычищены!


III

19 октября в приходской церкви Сент-Глувиаса состоялись похороны Стивена Каррингтона. Церемонию отпевания проводил преподобный Джон Фрэнсис Хауэлл. Пришло много людей. За недолгий период жизни в Пенрине Стивен стал известной персоной и, в целом, нравился всем. Для портовых городов, Фалмута и Пенрина, привычны внезапные приезды и отъезды чужаков, поэтому народ там не живет обособленно и замкнуто, по крайней мере, так казалось на первый взгляд. У Стивена был «подход» к людям, он умел зарабатывать деньги, общался как с высшим классом, так и с низшим, успешно вел дела в нескольких городах, а совсем недавно осуществил на редкость удачный каперский рейд, обогативший всех, кто вложил деньги в эту авантюру, в том числе и команду.

Также прибыли сочувствующие из Труро, Эндрю и Верити Блейми, и много людей с северного побережья, в том числе Росс, Демельза и Изабелла-Роуз, Дуайт и Кэролайн Энисы, Уилл и Шэр Нэнфаны. Пришли его приятели по охоте и азартным играм — Энтони Трефузис, Перси Хилл, Джордж и Томасин Треветаны. Его племянник Джейсон Каррингтон не отходил от Клоуэнс, и слезы беспрерывно текли по его щекам. В уголке церкви, держась на расстоянии от могилы, украдкой пряталась Лотти Кемпторн. Джордж и Харриет отсутствовали, но их заменил представитель, нервный и худой юрист Гектор Трембат.

Клоуэнс стояла с бледным перекошенным лицом, но не плакала. Когда церемония похорон завершилась, и народ разошелся, Треветаны, у которых неподалеку находился большой дом, пригласили родственников и друзей на легкую трапезу. Клоуэнс осталась у Верити, она решила вечером поехать с отцом и матерью и пожить пару-тройку дней в Нампаре, а потом вернуться в Пенрин, где осталось много дел.

— Пусть отец ими займется, — предложила Демельза, — его совсем не затруднит; тебе незачем сюда возвращаться, разве что собрать вещи.

— Мама, мне хочется самой разобраться с делами. Надо о многом подумать; я еще не решила, как быть дальше. Чем заняться.

Она погостила три дня, а потом отправилась обратно. Верити ждала ее у себя, но Клоуэнс решила пожить в своем доме в Пенрине. Демельза уговорила ее взять Бетси-Марию Мартин, и Клоуэнс охотно согласилась. Ей нравилась Бетси-Мария, да и общество другой девушки будет кстати. Матери она сказала, что останется в Пенрине до окончания Рождества.

— По-моему, она уехала из-за Кьюби, сказала Россу Демельза.

В ноябре Кьюби собиралась вернуться в Нампару.

— Всё не так-то просто, — ответил Росс. — Я понимаю, со стороны Клоуэнс есть некоторая обида. Но на Клоуэнс обрушилось два тяжелейших удара — потеря брата и мужа, и всего за четыре месяца. Она очень мужественная и открытая, и мне кажется, ей просто хочется справиться с этим одной.

— Кьюби тоже потеряла брата и мужа, — возразила Демельза. — Ей очень больно, просто она этого не показывает, Росс.

— С ребенком это легче пережить, наверняка легче.

Демельза вздохнула.

— Мы столько пережили. Благодарю Бога за наших детей — тех, кто остался... Белла снова дурачится, у нее улучшилось настроение. И малыш Генри — настоящая отрада. Может, когда-нибудь мы снова научимся радоваться дарованным нам благам.


IV

В ноябре погода изменились в худшую сторону; у побережья бушевал шторм, как обычно, вызвав кораблекрушения. У мыса Лизард разбился барк, погибло восемь человек; судно шло с грузом шерсти, камвольных тканей и сахара. Другое судно разбилось рядом с Падстоу, на нем везли индийские пряности, слоновую кость, чай и сандаловое дерево. Третье, с древесиной, попало на скалы бухты Бассета. Широкий пляж Хендрона готов был принять морские подношения, но получил лишь обломки кораблей со всего побережья.

Кэти и Певун собирались пожениться в субботу, 11 ноября, на Мартынов день. Когда просочилась новость, что Кэти смягчилась и по своей воле, а не под грузом обстоятельств выбрала Певуна, вся округа сперва восприняла это со смехом, а потом народ смирился. Настроения переменчивы, как ветер, и если не считать нескольких девушек и юношей, которые издевались над Певуном, основная масса его поддержала. Парень чего-то да стоит, раз Кэти удостоила его вниманием. Может, сумел доказать это Кэти, кто ж знает. Или она в этот раз постаралась заполучить себе мужа, пока на самом деле что-нибудь не всплыло!

Злобу затаили только Брэдли Стивенс, отец Джо Стивенса, и несколько девиц. У Джо Стивенса все еще кружилась голова, ребра Берта Байса медленно срастались. За неделю до свадьбы, когда помолвку огласили в третий раз, вся компания собрались за церковью и раздумывала, как бы сорвать свадьбу. Можно затеять беспорядки в церкви, но пастор Оджерс настолько впал в маразм, что вряд ли это заметит, Певун все равно только вяло усмехнется, а Кэти посмотрит с негодованием; церемония состоится даже в случае полного переполоха.

Еще ходили слухи, что на свадьбу придет доктор Энис, и пусть он не судья, но знаком со всеми судьями. Со знатью обычно не связываются. После церемонии, когда оба выйдут из церкви, можно забросать их грязью, которой навалом с прошедшей недели штормов, но опять же, если там окажется доктор Энис, комок может ненароком угодить в него.

Решили попытать счастья до церемонии. Кэти пойдет в церковь Сола с матерью и отчимом (это если они согласятся ее сопровождать, а Бена там точно не будет); Певуну идти ближе, и, возможно, он пойдет один (по слухам, у него с братьями случилась перепалка). Можно раздобыть навозную жижу в ведрах и опрокинуть на него, когда Певун поднимется на холм. А когда войдет в церковь, мокрый и вонючий, они нагрузят в тележки свиной навоз и загадят весь его дом. Задумка принадлежала Мэри Биллинг, и все ее одобрили.

Накануне Росс съездил на плавильное предприятие рядом с Труро, где у него была значительная доля. Росс пообедал с двумя пайщиками, а потом встретился с Дуайтом Энисом в «Красном льве», и домой они поехали вместе.

— С самого начала было ясно, что доктор тут не поможет, оставалось только ждать, — объяснил Дуайт. — Если повреждена голова, можно попытаться сделать трепанацию черепа, если повреждены конечности, всегда можно их ампутировать, а вот когда пострадал позвоночник — помочь почти невозможно. В его случае — хотя ни я, ни Мейзер не считали целесообразным просить разрешения на вскрытие — мы оба уверены, что причиной смерти послужило внутреннее кровотечение.

— Клоуэнс посвятила ему всю себя, — ответил Росс, — и оба жили счастливо. Он оказался смельчаком, и дела его шли в гору. После таких авантюр и рискованных предприятий судьба зло посмеялась над ним, глупым и никчемным образом отняла у него жизнь.

— Со слов Кэролайн я понял, что Харриет очень расстроил несчастный случай, после этого ее вроде как заперли дома, не по состоянию здоровья, а по указанию Джорджа. Его очень волнует рождение этого ребенка.

— Мне говорили, он сколотил состояние на Ватерлоо, — холодно отозвался Росс.

— «Разве не презабавно наблюдать, как глупцы пригоршнями гребут золото?»

— Откуда это?

— Да вот, вычитал вчера вечером.

— Это случайно не стих из библии о грешнике, цветущем подобно лавровому кусту?

Дуайт улыбнулся.

— Полагаю, всем надо по мере сил процветать. И хорошо, когда ты умеешь устраивать жизнь, пусть даже у нас с тобой вышло скромнее, но зато наша совесть куда чище, чем у Джорджа.

— Вряд ли совесть Джорджа не дает ему спать по ночам. Что и впрямь может лишить его сна, так это переплата в полгинеи за купленную у голодающего фермера лошадь.

Тропа их разделила. День клонился к вечеру. До дома они добрались уже затемно.

Когда они снова ехали рядом, Дуайт сказал:

— Ты ведь слышал, что завтра Певун Томас женится на Кэти.

— Слышал.

— Надеюсь, все будет хорошо. Я так считаю. Для Кэти добровольный брак с Певуном в целом лучшая перспектива.

— Бен так не считает.

— Об этом я и хотел поговорить, Росс. Знаю, ты издавна волнуешься за семью Картер, как и я. Мы оба прекрасно помним наш визит в тюрьму Лонсестон.

— Я часто думаю, — сказал Росс, — что только твоими стараниями Заки всё еще жив.

— Заки жив, потому что у него крепкое телосложение; мои лекарства — это только внешняя декорация. Мне кажется, Кэти огорчится, если никто из семьи — кроме матери, да и то с неохотой — не придет в церковь... Полагаю, Бена не переубедить... Сомневаюсь, что Заки под силу дойти до церкви. Но миссис Заки благочестивая методистка и постоянно ходит в церковь. Ты можешь как-то на нее повлиять?

— Только попытаться убедить. Раз ты просишь, я так и сделаю. Бетси-Мария сейчас в Пенрине с Клоуэнс, но у нее есть дядья и тетки, кое-кто даже моложе Кэти, которые с охотой пойдут. И разумеется, Нэнфаны. Посмотрим, что можно сделать.

— Благодарю.

— Не припомню, чтобы видел Певуна последние пару лет, а перед тем он был местным дурачком.

— Ни капли не сомневаюсь, что когда ты его увидишь, он будет сильно смущаться, поэтому твое мнение о нем останется прежним. И боюсь, завтра радостное волнение по поводу свадьбы нарушит и без того шаткое равновесие. Однако он не просто добился значительных успехов, улучшения происходят и сейчас. Он не умственно отсталый, как все мы думали. Я твердо убежден, что он просто заторможенный, и развитию его отчасти мешает привычка прикидываться дурачком перед местными. Мне кажется, если Кэти отнесется к нему с теплом и пониманием, выяснится, что он не глупее тех, кто над ним насмехался.

Когда они разъехались, небо скрылось за вечерним покровом, и на горизонте над морем маячила лишь полоска света. Росс сделал небольшой крюк, заехав в Меллин, и постучал в двери Мартина. Точно так же тридцать лет назад он пришел утром в поисках дешевой рабочей силы на свои заброшенные поля, и впервые встретился с Джинни. С тех самых пор он принимал участие в судьбе семьи Мартин.

Много лет назад Заки Мартин был крепким и низкорослым человеком, у него рано появились морщины, а теперь, постарев и долгие годы сражаясь с шахтерским недугом, чахоткой, он совсем ссохся: все равно что кешью вместо бразильского ореха. Каким-то образом Дуайт поддерживал в нем жизнь, чередуя горячий пар для ингаляции, когда совсем плохо, с настойками чилибухи со стрихнином в качестве тонизирующего, когда приступы болезни ослабевали.

Сейчас как раз был слабый приступ. Росс нагнулся и вошел в комнатку, поприветствовал обоих и сел. Миссис Заки, принимавшая у Демельзы Джулию, а потом Джереми и Клоуэнс, родила восьмерых детей и с годами не высохла: все такая же крепкая, седовласая, в очках, румяная энергичная кубышка семидесяти одного года. Так уж вышло, что в комнате находились Габби и Томас, теперь оба в браке и живущие в Марасанвосе. Они собирали плавник (о который во мраке улицы споткнулся Росс). К берегу прибило много обломков затонувших кораблей. К счастью (с их точки зрения), старик Веркоу, таможенник из Сент-Агнесс, слег с язвой на ноге.

— Ну, хотела я пойти, а потом передумала, — сказала миссис Заки. — Кэти очень своенравная. Всегда такой была, никого не станет слушать. Она даже ни разу не приводила его к нам. Я видала его в церкви, понятно дело, но он никогда не ходил на молитвенные собрания.

— Она его стыдится, — заговорил Томас. — Это ж сразу видать.

— А я вот как-то сумневаюсь, что он так уж плох, — возразил Габби. — Умеет обращаться с лошадьми. Я несколько раз видал его мельком.

— Кэти упрямая, — добавил Заки, — но голова на плечах у нее есть. Может, все это к лучшему.

За тридцать лет дом значительно благоустроили: на земляном полу лежал гладкий дощатый настил, а на нем коврики; три удобных мягких стула, стол из темного дуба, зеркало, новый камин; печи перекочевали на кухню. Заки процветал вместе с хозяином. Росс настаивал, чтобы Заки переселился в дом попросторней, но когда дети выросли и разъехались, а сам он стал мало двигаться, Заки все меньше и меньше хотелось переезжать.

Габби снова раскурил трубку.

— Слыхал я, вроде как хотят им неприятности подстроить.

— Неприятности?

— Прошел слушок, будто парни, которые все время травили Певуна, помышляют расстроить свадьбу.

— Расстроить? Как именно?

— Дык кто ж знает. Три или четыре парня и пятеро девиц, озорства ради, можно сказать.

— В котором часу свадьба?

— В девять, — ответил Заки. — Потом они сразу возвращаются на работу в Плейс-хаус.

Миссис Заки щелкнула вязальными спицами.

— Наверное, я все ж схожу в церковь, ежели желаете, капитан Росс.

— Может, я тоже пойду с тобой, мама, — заявил Габби. — Уж часок-то смогу урвать.

— Нам бы лучше не задерживаться сегодняшним вечером, — отозвался Томас. — Там лежит парочка бревен. Можно нам позаимствовать твою тележку, отец?

— Нашли что-нибудь ценное? — спросил Росс.

— Две балки из отличного дерева, сэр, похоже на ель или что-то в этом роде. А так ничего особо ценного нет.

— Думаешь, они от «Кинсила»?

— Там только небольшие куски, не больше десяти футов, но, может, утренний прилив и принесет чего поболе.

— А когда прилив? В десять или чуть позже? Что ж, стоит присматривать за берегом.

Выполнив свою задачу, Росс направил лошадь к дому. Демельза сидела у камина и читала для Генри; Белла и Кьюби склонили головы над рукоделием; кошка Геба изящно вылизывала заднюю лапу, устроившись на полу рядом с Демельзой, а Фаркер, положив морду на лапы, дремал при свечах.

Когда Росс зашел, сразу началась суматоха и разговоры. Демельза пошла распорядиться насчет ужина. Она так и не научилась передавать полномочия другим.

Несмотря ни на что, отношения Демельзы и Кьюби легко переросли в дружбу. Сразу после отъезда Кьюби переживания жены на некоторое время обострились, Росс это почувствовал, но потом всё прошло. Из-за внутреннего напряжения обеих эта нелегкая ситуация могла и не сложиться, и надо отдать должное Кьюби, думал Росс, как и Демельзе, что они разговаривают друг с другом ласково, с пониманием, деликатно, но без напыщенной любезности; порой даже расходятся во мнениях и шутят.

В понедельник Демельза собралась на несколько дней в Пенрин, к Клоуэнс, и Росс понимал, что жена попытается уговорить ее приехать на Рождество. Внутренне Росс этому противился, но не сказал ни слова. Вторая утрата сразу вслед за первой разбередила в Клоуэнс и без того незаживающую рану. Попытка Демельзы любым способом уговорить ее — все равно что поворачивать в ране нож. Если Клоуэнс приедет, то ей тяжело будет свыкнуться с новым ребенком и невесткой, к которой она еще питала обиду. По расчетам Дуайта, дитя родится, скорее всего, в середине января. А вскоре Кьюби захочет показать ребенка матери. Вот тогда можно уговорить Клоуэнс приехать в Нампару. Чем дольше девушки не видят друг друга, пока свежие раны затягиваются, тем выше вероятность, что они придут к взаимопониманию.


V

Рассвело около семи часов. Сердитые облака как будто остались после вчерашней бури. Росс направил подзорную трубу из окна спальни, но на море и пляже царили спокойствие и тишина.

В половине восьмого подали завтрак, Белла напевала стишок или какую-то песенку, в полном варианте которой звучали соловьиные трели. В восемь Росс вышел из дому в направлении Уил-Лежер, но прогулялся до Длинного поля и поднялся на скалистый выступ мыса Дамсель-пойнт, отделявший пляж Хендрона от бухты Нампара. Тянулись нескончаемые молочно-белые пески пляжа Хендрона, солнце выглянуло из-за облаков, море, еще пару дней назад такое буйное, затихло, подернулось игривой рябью, совершенно пустое. Минувшим вечером оба Мартина забрали самое лучшее.

Интересно, как пройдет свадьба Кэти. Росс надеялся, что местная озлобленная молодежь не станет мешать церемонии или превращать праздник в шумную стычку. Он повернул к дому, а потом остановился и обратил взор на бухту Нампара. По прихоти приливов с длинного пляжа обычно смывало все обломки, и в бухту не приносило ничего существенного. Сегодня же все было иначе. Бухта буквально задыхалась от древесины.

Росс спустился с поросшего дроком склона и вышел на небольшой пляж, разделенный на песок и гальку течением Меллинджи. Росс моментально распознал хорошую древесину — черную ель, красную и желтую сосну, дуб и, видимо, березу. Помимо этого на воде колыхались бочки со смолой, бухты канатов и пакля.

Росс ничего не тронул, но быстро похромал по узкой зеленой долине к дому. На ферме нашелся бы с десяток годных рук. Сейчас все трудились на полях. И Сефус Биллинг. В это утро Сефус чинил курятник. Плотником он был незаурядным, но умом не сильно отличался от Певуна. К тому же Сефус из клана Биллингов, живущих в самом крупном доме в деревне Грамблер.

— Сефус! — позвал Росс и ступил во двор.

— Да, сэр?

— К бухте Нампара прибило много хорошей древесины. Ступай и сообщи другим, пусть прекращают работы и посмотрят, что можно забрать.

В мутных глазах Сефуса вдруг появился блеск. Он вытер нос тыльной стороной ладони.

— Ага, сэр, сбегаю.

И положил молоток. Не нужно дважды просить корнуольца отложить все дела, когда появляется добыча.

— И еще, Сефус! — обернулся Росс у ворот.

— Да, сэр?

— Когда сообщишь остальным, сходи в Грамблер и расскажи семье. Всем хватит.

Росс подошел к воротам и запер их за убегающим Сефусом. Иронично смотрел, как тот бежит к Кэлу Тревейлу, который дергал морковь на поле за садом Демельзы. Вскоре нашлись добровольцы. Теперь Сефусу оставалось только оповестить жителей Грамблера.


VI

Певун и Кэти шли в церковь по безлюдной деревне. Никакой молодежи, поджидающей в сторонке, чтобы выскочить и окатить их жидким навозом. Поженились они в полупустом храме. Присутствовали только пастор Оджерс и его супруга, которая следила, чтобы он по ошибке не провел похоронную церемонию, Джинни и Седовласый Скобл, доктор Энис, миссис Заки Мартин, Шэр Нэнфан и несколько женщин, слишком немощных, чтобы ринуться за добычей в бухту Нампара.

В самой бухте царила неразбериха, поскольку трофеев оказались куда больше, чем думали сначала. Прилив приносил груз с потопленного «Кинсила» из бухты Бассета, в нескольких милях к югу. Проход был узким, поэтому народ без конца спускался и поднимался, кто-то с мулами, кто-то с тачками, коробками, мешками — всем, в чем можно унести больше, чем в голых руках. Люди ныряли в воду и хватали плавающие предметы, часто спорили и порой дрались. Все пришли мирно, но не все сумели побороть алчность.

Забрав пару-тройку неплохих досок, Росс оставил остальное деревенским и своим работникам. Пока все шло хорошо, пусть развлекаются. Сомнительно, что Веркоу поспешит заявиться, если он поправился, если же нет, то не придет и подавно. На краю Дамсель-пойнта Кьюби вместе с Демельзой и Изабеллой-Роуз наблюдала за зрелищем. На полчаса возникла опасность, что толпа устроит неразбериху, но Росс сказал:

— Не будем их трогать. Спиртного все равно нет. До ночи они успеют все разобрать до щепки.

Так и случилось. Демельза поморщила нос, зная заранее, что наутро увидит вытоптанную грязную тропу к ее тайной бухте.

Тем временем Певун и Кэти вернулись домой, сменили праздничную одежду, направились в Плейс-хаус и приступили к своим обязанностям. Кэти обычно жила в доме, но когда хозяева отсутствовали, ей несколько дней разрешалось ночевать в другом месте. Так что в надлежащий срок вечером они вместе вернулись в коттедж, молча шагая по ветреному мраку.

За час до возвращения, они об этом не знали, измотанная молодежь, целый день собиравшая древесину, куски обшивки, веревки, кисти, рулоны ситца, куртки и всякую всячину, опять вспомнили о злобной задумке и решили, с хихиканьем выйдя из пивнушки, что с таким же успехом можно забросать свиным дерьмом их дом, всё равно ведь идут мимо. Но неожиданное появление констебля Ваджа, который в это время прогуливался по деревне Грамблер, нарушило их планы. За месяц он впервые показался в Грамблере. Поскольку Росс не обладал судейскими полномочиями, то не мог его вызвать, но тайно переданной через Мэтью-Марка Мартина гинеи хватило, и Вадж скоротал время за разговором и выпивкой с Пэйнтерами, пока по просьбе Росса его внимание не привлек пьяный хохот молодежи.

Так что счастливая пара провела спокойную ночь. Кэти спала наверху, в комнате, когда-то занимаемой тремя братьями. Певун растянулся перед затухающим камином.

Он был бесконечно счастлив. Кэти стала его женой. Сейчас она наверху, в его доме, рядом с ним.

Даже если больше ничего не будет, с него вполне довольно. Если когда-нибудь дойдет до пока-что-немыслимого, он воспарит к небесам от восторга. Но пока он блаженно радовался только тому, что они женаты. А помимо этого он обладает безграничным терпением.


Глава вторая


I

Леди Харриет Уорлегган слегла в постель вечером в среду, двенадцатого декабря, и схватки продолжались до утра тринадцатого числа.

Харриет и Джордж ладили между собой не слишком хорошо. Харриет без конца капризничала, терзалась из-за несчастного случая и тем самым злила Джорджа. Он же воспринимал как нарушение договора и как личное оскорбление, что его жена и этот выскочка, которого Джордж ненавидел, о чем Харриет прекрасно знала, ограбивший его средь бела дня, открыто и вызывающе вместе ездили верхом; что она поставила под угрозу жизнь их сына ради какой-то идиотской скачки по пересеченной местности... До сих пор не прояснилось, Харриет бросила вызов Стивену или наоборот, но Джордж был совершенно уверен в том, что они состязались друг с другом. Он также подозревал, что имела место сексуальная подоплека.

И в самом деле, с тех пор как Харриет фактически пошла на шантаж, чтобы Джордж не разорял Стивена, его подозрения насчет Харриет росли. Довод, что Клоуэнс спасла ее пса, не убедил Джорджа. Учитывая, что собаки Джорджу никогда не нравились — терпел он только гончих, поскольку они были неотъемлемой частью излюбленного национального развлечения — он не понимал пристрастий Харриет. Стивен — мужчина представительный, если хвастуны кому-нибудь по душе, и он суетился вокруг Харриет. Она явно питала к нему слабость, и только опасность подорвать доверие Клоуэнс заставляла ее скрывать истинные чувства. Уже то, что они вместе катались верхом — скакали галопом! — свидетельствует о том, что Джордж не ошибся.

Что ж, оба получили по заслугам, когда тот сломал чертов позвоночник. Чудо, что она не свалилась и не отняла у него надежду получить наследника.

Смерть Стивена вызвала у Джорджа смешанные чувства. Само собой, туда ему и дорога. Теперь можно начать с чистого листа. Лучше бы его арестовали за преступление, тогда бы он закончил жизнь с петлей на шее. Ему все-таки удалось избежать такой участи. И вместе с его смертью ушла надежда на поимку двух сообщников. Глава закончена, страница перевернута. Теперь Джордж мог отыграться только на Клоуэнс.

Однако Джордж не собирался этого делать. Росса Полдарка подкосила утрата старшего сына. Его старшая дочь (ах да, есть же еще одна, та, с хриплым голосом) решила пока остаться в Пенрине; и Джордж решил, что вполне может с ней подружиться. Пусть она и Полдарк, и частично унаследовала их заносчивость, но она интересовала его с тех самых пор, когда он впервые столкнулся с ней в большом зале Тренвита, куда она забрела босиком, беззастенчиво вторгшись в его владения. Можно сказать, встреча с юной Клоуэнс, с букетом ворованных наперстянок в руках, и вернула ему интерес к женщинам, что в итоге привело к ухаживаниям за леди Харриет Картер и последующему браку.

Если не считать пару похотливых взглядов, Джордж не испытывал к молодой вдове серьезного влечения, но если получится с ней подружиться, то это может вызвать, так он думал, раздражение и подозрения давнего соперника, а может, даже досаду и ревность собственной жены.

В эту темную декабрьскую ночь, томясь в ожидании, Джордж мерил шагами просторную гостиную Кардью. Лелеял надежды, взращивал обиды и прислушивался к шуму наверху. Это случилось более часа назад. Когда к доктору Бенне присоединился недавно прибывший доктор Чартерис, Джордж зашел с ними в спальню. На лбу жены выступила испарина, повитуха держала ее за руку. Заметив его, Харриет процедила сквозь зубы:

— Уйди с глаз долой!

Он тут же попятился, вспыхнув от ее грубости. Ладно, все дело в неприятных ощущениях, женщины мучаются от боли и порой необдуманно кидаются словами; и само собой, такая высокородная дама, как Харриет, привыкла грубо выражаться; но непростительно так обращаться к нему в присутствии двух докторов и повитухи! На протяжении многих лет у него репутация человека, которого все одновременно уважают и опасаются; даже Бенна, привыкший игнорировать пациентов, считался с сэром Джорджем. И только жена, собственная супруга осмеливалась так с ним разговаривать. Он чувствовал себя оскорбленным и униженным.

Он зашел в комнату к дочери. Малышка Урсула сейчас была в школе. Хотя уже не малышка. Она превратилась в крупную девушку с полными ляжками и большой грудью. Ей как раз исполнилось шестнадцать в минувшее воскресенье, и для нее устроили праздник, невзирая на близость «срока» мачехи. На праздник пригласили лучших представителей графства, и те, кому далеко ехать, остались на ночь.

Жаль, что Урсула не унаследовала привлекательную наружность матери, ее белокурые волосы, хрупкость и длинные стройные ноги. Напротив, она пошла в свою бабку по отцу. Увы, для девушки внешность имеет большое значение. Вся в породу Джорджа Уорлеггана. Радует, что не в бабку по отцу в отношении практичности и дальновидности. У матери Джорджа, дочери мельника, были простые понятия. Она так и не привыкла к роскоши, которой муж старался ее окружить, всегда предпочитала варить варенье и печь хлеб, а не ездить в экипаже с двумя форейторами или развлекаться на полную катушку.

Подобные вопросы вряд ли волнуют Урсулу. Не интеллектуалка — Боже упаси! — но на редкость смышленая, ее привлекала коммерция и деньги. С точки зрения Джорджа, просто совершенное дитя, если бы родилась мальчиком. Но поскольку она девочка, лучше бы ей стать более обаятельной.

Тем не менее, думал он, когда придет время, можно все согласовать и уладить. У наследницы окажется вдоволь женихов. Ей останется только право выбора; они сами упадут к ее ногам.

Ему не приходило в голову, что трещиной в его личной броне является слабость к хорошеньким личикам. И все же он надеялся, что за огромное приданое Урсула найдет себе лучшего мужа, так же как он надеялся женить сына на Кьюби Тревэнион, чтобы заполучить землю и замок. И Тревэнион при этом оказалась очень недурна собой! Вместо этого, втайне от отца, Валентин намеренно и умышленно женился на красивой вдовушке на десять лет его старше. Джордж уж постарался, чтобы Валентину не досталось ни пенни, не говоря уже о недвижимости. Он вычеркнул его из завещания и своей жизни.

И в эту минуту наверху появляется на свет новая жизнь, и если это сын, дай Бог, то он изменит все его планы. Вообще-то уже начинает их менять. Мальчика надо назвать Николас, в честь деда. Второе имя может дать Харриет на свое усмотрение, назвать любимым семейным именем. Может, назовет Томасом, в честь первого герцога. Николас Томас Осборн Уорлегган, звучит прекрасно.

В пятнадцать минут третьего ночи в доме стало холодно и темно. Наверху топили камин, особенно в ЕЕ КОМНАТЕ, внизу камин тоже горел, но в доме все равно сквозило; если присесть на корточки поближе к огню, то станет тепло и даже жарко. Но когда слишком нервничаешь и сидишь в одном положении долгое время, вскоре начинаешь ощущать сквозняк и тьму. Даже свечи плевались дымом.

В это время ночи человек поневоле окончательно падает духом. Пока Джордж вышагивал туда-сюда, он вспоминал похожую ситуацию декабря 1799 года, когда были живы его родители и родители Элизабет. Теперь же все покинули этот мир. Шестнадцать лет пролетели быстро. Скоро ему исполнится пятьдесят семь. Многие умирают в этом возрасте. Джордж ощущал скоротечность жизни, неотвратимость беды. Тренвит больше ему не принадлежит, он вернулся к Полдаркам.

Этот же огромный особняк, который он купил, отремонтировал и заново обставил, расширив на четверть по сравнению с тем, каким он был сто лет назад, стал основным его домом. Надолго ли он останется у семьи Уорлегганов после его смерти? Отступник Валентин обосновался на северном побережье с богатой вдовушкой и двумя ее падчерицами. Урсула может выйти замуж и остаться здесь. Кто знает, может, он найдет ей правильного мужа и убедит юношу не только жениться на дочери Уорлеггана, но и взять ее фамилию.

Но всего этого не понадобится, если ночью Харриет разродится здоровым сыном. Уорлегганом, который унаследует все, за исключением приданого Урсулы, и вдобавок к тому, что это сын сэра Джорджа Уорлеггана, но еще и внук герцога Лидса! Блестящая перспектива. Правда, когда сыну исполнится восемнадцать, Джорджу уже будет семьдесят пять. Но, отбрасывая прочь недавние мрачные мысли, он припомнил, что Уорлегганы — долгожители; его родители прожили почти восемьдесят лет, и престарелый дядя Кэрри в свои семьдесят шесть еще очень не скоро ляжет в землю.

Тик-так, размеренно отстукивали часы в зале. Двадцать минут третьего. Проклятое ожидание становится все тягостней. У Элизабет роды никогда так не затягивались. С ней не было проблем. Само собой, Харриет тридцать четыре. Поздновато для первого ребенка. В каком возрасте Элизабет родила Урсулу? Он не мог вспомнить. Кажется, в тридцать пять. Но Урсула ее третий ребенок.

Свечи качнулись и поклонились, как придворные. Дивная ночь, но ветреная, холодная и одинокая, с россыпью звезд меж облаков. Половина слуг ушла спать, остальные бодрствовали в ожидании звона колокольчика. Нанкивелл разводил огонь.

— Сэр, вам нужно что-нибудь?

— Нет.

Джордж выпил немало бренди, на каминной полке остался недопитый бокал.

Он сел за стол, вытащил из ящика бумаги и раздраженно пододвинул к себе канделябр, чтобы лучше видеть. Дело было связано с карманным округом Сент-Майкл. Когда-то он сократил число избирателей округа с сорока до тридцати простым, но решительным приемом, переселив десять человек из обветшалых домов за две мили, в новое лучшее жилье, которое он специально отремонтировал. Теперь они не могли пожаловаться на тяготы, поскольку новое жилье гораздо лучше старого, но их лишили синекуры и возможности жить за счет денег за голосование. Их лишили голоса, а тем самым и средств к существованию.

Джордж бесстрастно отметил, что некоторые даже сумели устроиться на работу. С тех пор оставшееся число выборщиков сократилось до двадцати пяти, шестеро из них — члены одной семьи. Мистер Танкард, управляющий и стряпчий Джорджа, явился в начале месяца и сообщил, что теперь эта семья просила ссуду в три сотни фунтов. Якобы на строительство пекарни, но все знали, что на эти деньги они намереваются прожить до следующих выборов, когда о ссуде благополучно забудут, как они надеялись.

Джордж не собирался подчиняться шантажу, невзирая на дружеский совет сэра Кристофера Хокинса, что на это стоит пойти. Хокинс сказал: «Такую уж цену вы платите, друг мой. Не берите в голову. Лучше подумайте о выгоде иметь двух членов Палаты, исполняющих любые указания». Но Джордж такого не потерпит. Он не обязан откупаться от прогнившей никчемной семейки дармоедов. И накажет их за наглость. Он твердо решил так поступить и именно поэтому сегодня ночью вытащил письма с пометками Танкарда. Хоть как-то отвлечься от того, что творится наверху...

Примерно с минуту он изучал документы и возился с очками, ощущая, как внутри нарастает былое возмущение. Вскоре он бросил бумаги и встал из-за стола. Даже это...

И тут он услышал жуткий звук, то ли вой, то ли рев, скорее звериный, чем человеческий. Он покрылся холодным потом. А вдруг Харриет умрет? Если мальчик выживет, это не столь важно. А если умрут оба? Джордж столкнется с полным одиночеством, оно разверзнется перед ним, подобно шахте. Несмотря на невыносимые привычки Харриет, она удивительная личность, и ему будет ужасно не хватать ее грубости. А если и дитя умрет...

Он вышел в коридор и прислушался. Снова наступила тишина. В камин бросили полено, и вскоре пламя осветило мрачную комнату, где столько раз царило веселье. Где Харриет и Валентин устроили большой прием в честь отступления Наполеона от Москвы; где только несколько дней назад друзья Урсулы...

Снова тот же звук, только более приглушенный. Джордж вытащил носовой платок, промокнул лоб и стал подниматься по лестнице навстречу звуку, а потом остановился, озадаченный, злой и потрясенный. Сердце бешено колотилось. По коридору прошел конюх, и, судя по всему, двигался в том же направлении.

— Смоллвуд!

— Да, сэр?

— Ты куда?

— Наверх, сэр, с вашего разрешения. Леди Харриет сказала, когда я...

— Неважно, что она там сказала, тебе нечего делать наверху.

— Нет, сэр. Она просто сказала, чтобы я присмотрел за...

Жуткий звук опять повторился, теперь уже громче. У Джорджа волосы зашевелились от ужаса.

— Убирайся! — рявкнул он.

— Да, сэр. Я просто подумал, что может, собаки тревожат ее милость...

— Собаки? Какие еще собаки?

— Кастор и Поллукс, сэр. Ее милость велела мне разместить их в голубой комнате, пока она... пока она рожает, так сказать. Ее милость не хотела, чтобы они бродили по дому, пока ей плохо, и решила, что лучше бы им не мешать вам... то есть всем. Я запер их в голубой спальне и слежу, чтобы у них были корм и вода. Вот почему я осмелился...

— Этот звук, этот вой, — перебил Джордж, — получается, это псы воют?

— Да, сэр. Думаю, надо проверить...

— Так сходи и проверь! — крикнул Джордж. — Заткни эти проклятые пасти и глотки, можешь даже их перерезать! Дай какую-нибудь отраву, лишь бы только они заглохли!

— Слушаюсь, сэр.

В страхе Смоллвуд на цыпочках проскользнул мимо хозяина и, спотыкаясь, быстро преодолел оставшиеся ступеньки, затем, тревожно оглядываясь, пошел по коридору к голубой спальне.

Джордж медленно спустился, гневно и облегченно перевел дух. Негодование его росло. Это возмутительно! Расположить псов в спальне! А он все гадал, куда они подевались. Характерные для Харриет самоуверенность и безрассудство! Он бы разъяснил ей и дал точную оценку такому нелепому спектаклю. Боже всемогущий, на минуту, на какое-то время он решил, испугался...

Позади послышались шаги.

Джордж резко обернулся. Доктор Бенна. Закатанные рукава. Черный жилет и золотая цепочка. Седые волосы стоят торчком. На лице застыло глупое выражение.

— Ну, так что?

— С радостью сообщаю вам, что ее милость благополучно разрешилась близнецами.

— О чем вы говорите?

— Я подозревал примерно с десяти часов минувшего вечера, но не хотел вас лишний раз обнадеживать. Мать и дети чувствуют себя хорошо. Осложнений нет. Мои искренние поздравления, сэр Джордж.

Пораженный Джордж не сводил глаз с доктора. Тревога и гнев настолько его переполняли, что сбивали с толку.

— Второе дитя чуть меньше, но прекрасно себя чувствует, — поспешил добавить Бенна. — Она родилась на час позже сестры.

— Сестры? — переспросил Джордж. — Получается...

— У вас замечательные дочери, сэр Джордж. Вы будете чрезвычайно ими гордиться. Леди Харриет очень стойкая, я дам ей еще опия, как только вы их увидите.


Глава третья


I

Снова навестив Клоуэнс, четырнадцатого числа Демельза вернулась. Кьюби гуляла по пляжу с Изабеллой-Роуз, Генри был с миссис Кемп. Росса Демельза обнаружила в саду.

— Вот как, — сказала она, — я и не знала, что ты способен отличить одно растение от другого. Надеюсь, ты не выкапываешь мои новые луковицы.

— Кьюби об этом позаботилась, — откликнулся Росс и поцеловал ее. — С тех пор как она их привезла, Кьюби каждый день смотрит, не проклюнулись ли они.

Демельза опустилась на колени и разгребла почву пальцем.

— Она сказала, что это поздние тюльпаны. Они не зацветут до мая.

Росс присел рядом с ней.

— Как Клоуэнс?

— Лучше. Хотя бы начала есть. Она сильно исхудала. Не думаю, что она приедет на Рождество, Росс.

— Ясно.

— Она сказала мне: «Мама, конечно, я с удовольствием приеду, если ты хочешь, если хочешь собрать на Рождество всю семью. Но я бы предпочла остаться здесь, с Верити. Не знаю, как объяснить, но это Рождество будет совсем не таким, как в прошлом году или вообще в любом другом. И думаю, я буду чувствовать себя лучше, считая его просто двадцать пятым декабря, обычным днем месяца, — так она сказала, — обычным днем месяца, и попытаюсь забыть все случившееся».

Росс выпрямился, осознав, что лодыжке не нравится такая поза. Он и сам возражал против приезда Клоуэнс так скоро — по собственным и совершенно другим причинам, опасаясь, что в такой тяжелый момент ей слишком часто будет попадаться на глаза Бен Картер. Такое странное предчувствие. А еще он думал о Демельзе. Но ни при каких обстоятельствах он не стал бы говорить об этом с ней.

— Ты сильно расстроена? — спросил он.

— Нет, если она останется с Верити.

— Как она разбирается с делами?

— Оба судна в плавании. Тот парнишка, его племянник, на «Адольфусе», а капитаном там некий Картер. «Леди Клоуэнс» отплыла по Темзе с грузом глины. А в порту ей помогает странный коротышка по фамилии Ходж. Смотреть на него жутковато, но Клоуэнс, похоже, ему доверяет. Он умеет читать, писать и вести счета. И Морской банк тоже помогает — Стивен оставил немало денег после авантюры с каперством.

— Съезжу сам на следующей неделе, проведу там пару дней.

Ветер набросился на шляпку Демельзы. Она придержала ее рукой.

— Она изменилась, Росс. Я... Я думаю, она сильно страдает — разумеется, из-за утраты, но подозреваю, что дело не только в этом. Она как будто больше не уверена в собственных суждениях, не только горюет, но и в смятении. Я не умею объяснять... Но она стала другой. С ней нужно обращаться очень бережно...

— Нам?

— Надеюсь на это. И вообще — жизни в целом.

Росс нахмурился и посмотрел на море.

— Даже с окончанием войны, — сказал он, — суда приносят неплохую прибыль. Если она не хочет жить с нами, то может путешествовать. У нее нет детей, а она еще так молода... Какая грустная ирония, что рядом с нами оказались две молодые вдовы.

— Не думаю, что она хочет продать корабли, по крайней мере пока. Похоже, она считает, будто Стивен хотел бы, чтобы она их сохранила. Они дадут ей почувствовать себя независимой, сильнее, чем просто деньги, которые можно за них выручить. А еще она хочет позаботиться о племяннике Стивена, хотя бы несколько месяцев. Говорит, он никак не может оправиться.

— Ей нужно время, чтобы привыкнуть. Это займет несколько месяцев, а то и лет. Разумеется, в мире есть и другие мужчины. Но не так скоро.

— Знаешь, что она мне сказала? Это так странно!

— Что?

— Мы разговаривали, просто болтали, и я сказала, как только что ты, что она еще так молода, вся жизнь впереди. У меня и в мыслях не было говорить, что она снова выйдет замуж. Это непристойно, неподобающе и слишком рано. Но она как будто прочитала мои мысли, или это каким-то странным образом висело в воздухе. — Демельза сняла шляпку и позволила ветру взъерошить волосы. — Она сказала: «Однажды, мама, я уже вышла замуж по любви, и если я выйду еще раз, то не по любви, а только ради богатства или положения».

Росс молчал.

— Это тебя не удивляет? — спросила Демельза.

— Я поражен. Ты права, она изменилась. Но это значит...

— Это, разумеется, значит, что ее брак был не вполне счастливым.

— Многие семьи не вполне счастливы. Оглянись вокруг. Но печально, что она обнаружила это так рано. И это самое ужасное.

— Но всё же она совершенно точно любила Стивена. Не понимаю.

Росс взял из ее рук шляпку, и они пошли к дому.

— Леди Харриет родила близнецов, как я слышала, — сказала Демельза. — Девочек. Все трое хорошо себя чувствуют.

— Джордж будет вне себя от огорчения, — не без удовлетворения заметил Росс.

— Надо думать, он возлагал большие надежды на то, что она родит сына. Его примирение с Валентином невозможно, так ведь?

— Весьма маловероятно, — ответил Росс.

Демельза впилась в него взглядом.

— Валентин ведь заходил сюда в мое отсутствие?

— Кто тебе рассказал?

— Миссис Кемп обмолвилась.

— В октябре. Он не вошел в дом. Мы прошлись вместе от Грейс и несколько минут поболтали.

— Он сказал, что никогда не примирится с Джорджем?

— У меня создалось такое впечатление.

— Никогда — долгий срок. Я бы предпочла надеяться, что они могут помириться... Он чего-то хотел?

— Только попрощаться перед отъездом в Кембридж.

Демельза задумалась.

— А почему ты говоришь, что они никогда не примирятся?

— Просто мне так кажется.

— Он что-то сказал.

— Просто мне так кажется.

Демельза хорошо чувствовала нюансы в голосе Росса, но через секунду решила, что не стоит напирать.

— Я слышала, Валентин и Селина не вернутся домой к Рождеству.

— Вот как?

— Мне сказал Бен. Они проведут рождественские каникулы в Лондоне с ее дочерьми. Кэти услышала об этом и рассказала матери.

— Никаких намеков на примирение Бена и Кэти?

— Пока нет. А ты не встречал в последнее время Певуна? Он стал совсем другим.

— Похоже, некоторые люди меняются в браке. А другие не меняются ни капельки.

— Думаешь, нас брак изменил? — спросила Демельза.

— Мы создали друг друга заново по образцу в глазах другого.

— Это сложновато для моего скромного ума, но надеюсь, что поняла, о чем ты.

Они вошли в дом.

— Значит, Рождество будем отмечать в узком кругу, — сказал Росс. — Джеффри Чарльз с Амадорой и Джоанной в Париже. Дрейк, Морвенна и Лавдей наверняка вернутся в Лоо, на верфи возникли какие-то трудности. Остаются только Дуайт, Кэролайн и девочки, а еще кто-то из Тренеглосов и Келлоу.

— Может, Клоуэнс права, и в этом году стоит сделать вид, что нет никакого Рождества. — Войдя в гостиную, Демельза увидела вазу с цветами, розовыми и полосатыми гвоздиками, и воскликнула: — Матерь Божья! Откуда они взялись?

— Прислали Данстанвилли. Нынче утром.

— Как любезно с их стороны, Росс! Как мило.

И глаза Демельзы ни с того ни с сего наполнились слезами.

— Цветы поставили в воду, как только их принесли. Кьюби сказала, что она их расставит, но я ответил, что ты сама захочешь это сделать. И виноград из оранжереи!

— Я им напишу. Или ты напиши. Да, в вазу побольше, как ты считаешь? И к ним я нарву папоротник и плющ. Еще есть время до темноты.

— Как раз хватит.

В дверях Демельза остановилась, и совсем не элегантно утерла слезы.

— Мы не можем совсем уж позабыть про Рождество. Есть же Генри. И Белла. И Софи с Мелорой придут. И Кьюби — она горюет, но носит ребенка. Можем мы пойти на... как ты это называешь?

— Компромисс?

— Да. Ты умеешь читать мои мысли...

— Долгая практика...

— Компромисс, точно. Не нужно пышно праздновать. Совсем тихо. В конце концов, следует же отметить рождение Христа.

Росс улыбнулся, потому что глаза Демельзы зажглись, чего он уже давно не видел.

— Да, именно так, — сказал он. — Именно так.


II

Во вторник перед рассветом он выехал из дома и в полдень добрался до Пенрина. Пообедал с Клоуэнс, а потом оба на лодке добрались до Фалмута и прошлись к замку Пенденнис, где много лет назад Росс с губернатором Мелвиллом обсуждал оборону графства. Как раз до шахтерских восстаний. С тех пор произошло еще несколько вспышек, но ни одна не закончилась так же трагично.

На этот раз Росс не стал туда заходить, они спустились по поросшему дроком холму в город. Клоуэнс заметила, что отец меньше хромает; Росс ответил, что если бы опять стало худо, он бы попытался за три месяца заключения это исправить. Они мирно и долго обсуждали различные темы, включая подробности гибели Джереми и смерть Стивена. Вместе поужинали, затем Росс лег спать, а утром отправился домой; по пути он отобедал в «Лисе и винограде», недалеко от Сент-Дея.

Переночевала Клоуэнс у Верити. Эндрю-младший до самого сочельника собирался пробыть на берегу, а потом снова отплыть в Нью-Йорк. Он проводил время в обществе Томасин и ее брата на танцевальном вечере, устроенной одним капитаном пакетбота. Пригласили и Клоуэнс, но она отказалась. Эндрю-старший, у которого случился слабый повторный приступ, пошел спать.

— Знаешь, это так странно, — заговорила Клоуэнс, — но после... после потери Стивена я столько раз говорила с матерью и отцом наедине, сколько в жизни не разговаривала. Раньше, само собой, мы постоянно сталкивались дома и на улице. Но ни разу не вели такие глубокие и емкие беседы, если ты меня понимаешь. Чаще всего, если бы случилось что-нибудь серьезное, мы бы собрались все втроем. Ты же понимаешь, предсказуемость обыденной жизни. А теперь мы так много разговариваем, но совсем по-другому.

— Твой отец выглядит гораздо лучше, — ответила Верити.

— Да, лучше, разумеется, лучше. Они оба выглядели ужасно, когда я приехала к ним после гибели Джереми. Но жизнь продолжается, — невесело улыбнулась Клоуэнс. — Даже моя.

— Тем более твоя, — заметила Верити.

— Да, наверное. Но сейчас я в подвешенном состоянии. Мне не особо хочется принимать решения, если я не обязана.

— Пусть пройдет год, дорогая. Стивен оставил тебе достаточно средств.

— Знаешь, я очень горевала, что он не успел сполна насладиться богатством. Вся его жизнь прошла в бедности... в изматывающей нищете. — Клоуэнс запнулась. — По крайней мере, я так считаю.

— О чем ты?

— Как раз перед его кончиной я узнала об одной допущенной им неточности при разговоре со мной. И это... это ставит под сомнение многое, что он говорил. — Клоуэнс встала, взяла журнал и полистала страницы. — Хотя нет, я не права. Он рассказал мне неправду касающуюся нашего брака. Вряд ли он придумал бы такие детали о своей бедности.

Верити не сводила глаз с высокой молодой племянницы. Демельза права: тяжелые испытания Клоуэнс и потеря веса сделали ее старше, но благотворно повлияли на внешность.

— Хотя я могу откровенно говорить с папой о многих вещах — я так и делаю! — но мне трудно с ним обсуждать Стивена, потому что он никогда его особо не любил. У них совершенно разные характеры, но при этом такие похожие.

— Похожие? Я не... кажется, я не совсем понимаю...

— Они оба очень сильные, физически сильные, мужественные, отважные, ни перед чем не остановятся... На этом их сходство заканчивается. К чему я это говорю? Наверное, пытаюсь разумно объяснить то, что другие сочтут неразумным — мою любовь к Стивену.

Верити встала и подложила угля в камин.

— Позволь мне.

Клоуэнс бросилась к камину. Верити успела заметить, как на уголь упала слеза.

— Нисколько не сомневаюсь, что отец поймет твои чувства.

— Ох, он понимает, что я любила Стивена. Не понимает только, почему любила. Видишь ли, сердцу не прикажешь. Я говорила это маме — год назад, но именно сейчас все возвращается на круги своя. Ты любишь человека, безмерно любишь, а другие — нет. А когда любишь, то приписываешь ему все добродетели, которых у него нет. Поэтому ждешь большего, а это неправильно... Тебе, наверное, непонятно, о чем я тут толкую, Верити. Просто мне хочется выговориться.

— Ты беспокоишься о Джейсоне?

— О Джейсоне? О нет. Не очень. Ты знаешь, что он сын Стивена от предыдущего брака?

— Я не знала. Твоя мать догадывалась.

— Правда? У мамы потрясающая интуиция. Но даже она не догадывается, я уверена, о том, что творится у меня внутри. И я не стану ей говорить. Тебе тоже не скажу, дорогая кузина, лучше похоронить это вместе со Стивеном.

Клоуэнс занялась камином. Верити взялась за вышивание, но не вытащила иглу.

Уже спокойнее Клоуэнс продолжила:

— Кое о чем я не осмеливаюсь рассказать папе. Это случилось в понедельник. Ко мне пришел гость. Ни за что не угадаешь. Сам сэр Джордж Уорлегган.

Верити уставилась на нее.

— Джордж?

— Он пришел с двумя конюхами. Я слышала цокот копыт и выглянула на улицу. Увидела, как он спешивается. Когда он приблизился вместе еще с одним человеком — кажется, его зовут Нанкивелл — я перепугалась. Решила, что он меня арестует!

— Что ему было нужно?

— Я открыла дверь, он снял шляпу и поприветствовал меня; я буквально потеряла дар речи, поэтому посторонилась, а он зашел. Он вовсе не такой высокий, как папа, но словно занял собой всю маленькую гостиную! Я пригласила его сесть, а он ответил, что, несомненно, я немного удивлена его визитом, но он заезжал в Пенрин и решил меня навестить и узнать, может, нужна его помощь. Между ним и моим супругом, сказал он, существовала некоторая враждебность, но теперь, когда Стивен, увы, покинул этот мир, он бы хотел напомнить об их с леди Харриет доброжелательном отношении ко мне и может оказать мне помощь, как вдове, в обществе или финансово, мне достаточно только сказать!

Верити промолчала. За тридцать лет о Джордже накопилось много плохих воспоминаний. Но она решила, что не стоит нагружать ими Клоуэнс.

— Дорогая кузина, я была... ошарашена! После несчастного случая я не виделась с Харриет. Стивен по какой-то причине с ней поссорился и не сказал о ней ни единого доброго слова. Наверное, я тоже решила, что она повела себя не очень хорошо, но... Она написала нам, когда Стивен болел, и после его кончины тоже написала, но я не ответила. А теперь вдруг вот запросто пришел Джордж... — Клоуэнс наморщила лоб. — Я поблагодарила его и сказала, что справляюсь. Сэр Джордж сказал, что Стивен оставил кое-какие средства, насколько ему известно, но если мне понадобится совет, он с радостью мне поможет. И когда срок траура закончится, меня приглашают на охоту или любое другое событие, если у меня появится потребность в общении. И всё так любезно и радушно, уверяю тебя.

— Джордж проявляет радушие и щедрость, когда захочет. Но не без причины.

— Вскоре он ушел, отказавшись от бокала канарского — а больше у меня ничего и не оказалось. Я гадала, зачем он пришел. С самой первой встречи с ним пять лет назад я считала, что он слегка ко мне неравнодушен. Но все же...

— У Джорджа слабость к некоторым женщинам. Насколько я помню, — Верити запнулась. — К белокурым особенно... Хотя второй брак этому противоречит.

— Еще одна странность! — воскликнула Клоуэнс. — Я поздравила его, мол, он наверняка рад рождению дочек, а он глянул на меня так, будто я издеваюсь или насмехаюсь.

— Дочь для Джорджа, — заметила Верити, — чуть ли не стихийное бедствие.

На минуту повисло молчание.

— Я бы выпила какао, — сменила тему Клоуэнс, — сделать тебе?

— Будет замечательно. Позвони в колокольчик. Анна не ложится до десяти.

Клоуэнс позвонила. Обеими руками она аккуратно привела волосы в порядок.

— Папа считает, что Кьюби родит мальчика.

— Почему?

— Он говорил что-то о законе средних чисел. У Джеффри Чарльза дочь. У твоего пасынка недавно родилась девочка. Теперь у Джорджа с Харриет — целых две! Не знаю, как именно работает закон средних чисел в таких делах.

— И все-таки это не столь важно, согласна? Любой ребенок принесет радость.

— Это касается папиного титула, только и всего.

Вошла Анна, и Верити попросила какао.


III

— Я давно собиралась задать тебе этот вопрос, Кэролайн. Что бы ты сказала, что бы почувствовала, если бы одна из твоих дочерей пожелала стать актрисой или, например, профессиональной певицей? — спросила Демельза.

Кэролайн вскинула брови.

— Мне не верится, что хоть у одной из них достаточно таланта, чтобы блистать, даже играя в любительском театре. С чего бы такой вопрос?

— На то есть причина. Думаю, ты догадаешься, что она связана с Беллой.

— У неё удивительный голос, это правда, хотя её отцу он и не нравится. Так она, выходит, пожелала стать певицей?

— Когда мы были в одном лондонском театре, её буквально переполняли эмоции. Я никогда не видела её такой заворожённой чем-либо. Но причина в другом. Во время нашего пребывания в Париже мы познакомились с молодым английским лейтенантом, который, должно быть, ее и подтолкнул… О, сейчас-то с этим покончено, но было нечто поразительное в том, как это произошло… с настолько юной девушкой!

И Демельза рассказала обо всем: задорной дружбе, покровительственном ухаживании и неожиданном визите с серьёзным предложением.

Кэролайн молча слушала, трепля за уши Горация Третьего.

— А что Росс думает по этому поводу?

— Я ему не сказала. Начать с того, что я была слишком… слишком расстроена, чтобы думать о чём-либо, кроме Джереми. Потом эта новость о Кристофере Хавергале, о том, как он искалечен. А потом просто вылетело из головы, я знала, что ничего из этого не выйдет. Но мне часто хотелось спросить тебя…

— Белла знала о его предложении?

— О да. И разумеется, когда пришла новость о его ранении, она была страшно подавлена: сначала Джереми, затем Кристофер. Но с недавних пор Белла значительно оправилась от удара и пребывает в хорошем настроении, поэтому есть вероятность, что она обо всем забудет. Правда, мне любопытно, не могли ли те события оставить впечатления настолько сильные, что они способны проявиться через год-два. И ещё интересно…

— Что именно?

— Если через год или два Белла скажет, что хотела бы… хотела бы стать певицей или актрисой за… за плату. Что бы ты сказала, будь ты на моём месте? Что бы почувствовала, если бы это была, например, Софи?

Кэролайн с глухим шлепком опустила Горация на пол. Тот протестующе заворчал.

— Когда-нибудь тебе придётся сказать Россу. В большей степени всё будет зависеть от него, разве не так? Что касается меня, я бы рассматривала подобную перспективу с большой долей сомнения. Актёры и певцы почти не имеют социального статуса. Одни ведут весьма беспорядочную жизнь и известны своей сомнительной репутацией. Есть и другие, достойные уважения, но уважением не пользующиеся. И совсем небольшая категория певиц и великих актрис, таких как Сиддонс, от них отличается. Но таких очень мало… Разумеется, ещё один способ добиться признания — стать любовницей какого-нибудь принца. Но даже такой путь, как говорят, не ведёт к спокойной и комфортной жизни.

Демельза поёрзала на стуле.

— Кристофер — очень обаятельный молодой человек. Но, по правде сказать, эти отношения были, возможно, слишком тривиальны, слишком легкомысленны, чтобы принимать всерьёз. Немыслимы, одним словом. Но я рада, что Белла почти пришла в себя после всех тех событий.

— Очередное доказательство того, насколько забывчива юность, — заметила Кэролайн.


Глава четвёртая


I

— Ме-док, щёлк-бом, пузырёчек, трубкогром, — пела Изабелла-Роуз. — Чиу-чиу чиу-твит, вода журчит, сосна трещит, колокольчик все звенит, тьюти-тьюти, чиу-твит... Мамочка, слышишь? Так поёт соловей. Если бы мы только смогли положить это на музыку!

Демельза вошла в библиотеку. Кьюби сидела за пианино, Белла пританцовывала рядом.

— Достаточно мило, как ты говоришь, — сказала Кьюби.

— Но у мамочки хорошо получается подбирать песенки. Она не так хорошо играет, но у неё прямо нюх на весёлые песенки!

Наступил Сочельник. Снаружи мягкий серый день, внутри же больше огня, чем было необходимо, — свечи зажгли, чтобы оживить дом. Сегодня по домам ходил церковный хор, а завтра утром всех пригласили в Киллуоррен, где Энисы распорядились подать к ужину кабанью голову. В отличие от Полдарков, слуги в Нампаре работали в приподнятом настроении. Каждый оплакивал мистера Джереми и соболезновал овдовевшей мисс Клоуэнс, но это не смогло помешать проникнуть в дом традиционно сопровождающему Рождество веселью. Смех, свист и радостный трепет наполняли дом. И когда завтра Полдарки уедут, на старой кухне грянет пир — на кухне, где некогда царствовали Джуд и Пруди, — и один Господь знает, какой здесь будет шум. Росс гадал, скольких своих помощников он найдёт по возвращении трезвыми. Но его это мало заботило.

Демельзу убедили сесть за пианино вместо Кьюби, а Белла снова и снова звенела бубенцом, который достался ей от какой-то старушки. «Ме-док, щёлк-бом, пузырёчек, трубкогром», — пела она, пока Демельза старалась подобрать подходящие аккорды: «Чиу-чиу чиу-твит, вода журчит, сосна трещит, колокольчик все звенит, тьюти-тьюти, чиу-твит». Понемногу песенка начала складываться. Белла засветилась восторгом, а Кьюби и Демельза рассмеялись.

В этот момент вошёл Генри, и Белла подхватила его под руку. Демельза как раз играла рождественские песенки, которые так хорошо знала.

Библиотека, как и жилая комната, была украшена остролистом, плющом, папоротником и ранними примулами. Вчера все помогали украшать церковь в Соле. И хотя цветов было немного, кое-какие прислали из Плей-хауса и Киллуоррена. Ни Нампара, ни Тренвит не имели зимних садов, а Тренеглосы жили в приходе церкви святого Эрмина в Марасанвосе. Перед тем как отправиться в Киллуоррен, семейство собиралось посетить церковь в Соле, где мистер Кларенс Оджерс прочтёт молитвы и проповеди. Ради такого великолепного повода, как Рождество, пойдут даже слуги из Нампары.

Дуайт и Кэролайн тоже обещали прийти, хотя Дуайт не уставал подчёркивать, что в Англии праздновали 25 декабря ещё задолго до её обращения в христианство.

Сочельник прошёл достаточно мирно, из-за туч стемнело рано. В семь часов Кьюби сказала, что чувствует себя неважно, и раньше обычного поднялась к себе. Но всё же она слышала, как в дом пришёл хор. Кьюби встала и села у окна, чтобы послушать. Хор из сильных юношеских голосов пел всем известную рождественскую песнь.

Я спою о двенадцати вам.

Что о них ты поведаешь нам?

Песнь святую.

Давай же, какую?

Двенадцать — двенадцать апостолов славных.

Одиннадцать — в рай поднялись благонравных.

Десять правил Господь начертал.

В девять — луны яркий блеск нам послал...

Восемь архангелов с неба спустились.

На небе семь звезд вслед за ними явились.

Шесть — то посланник надежду вселил.

Пятым лодочник приплыл.

Четыре послал проповедника честных.

И трое из них никому не известных.

Из них два ребенка невинных по крови.

И оба младенца в зеленом покрове.

Один из них — вечно один, сирота.

И жизнь его будет совсем не проста.


Еще они спели «Рождество» и «Жил да был старик Иосиф».

После чего вся толпа ввалилась в гостиную, чтобы отведать пирогов с мясом и имбирного вина. На празднике присутствовали и Певун с Кэти, хотя теперь Певун пел только тенором, а Кэти вообще пела с трудом. Все это время они стояли вместе с бесстрашным несокрушимым видом.

На Рождество Кьюби снова прекрасно себя чувствовала, так что праздник продолжался. На рассвете всё заволокло дождевым туманом, но к полудню показалась кромка неба, и воздух стал суше. Тем не менее, пролитого за ночь дождя хватило, чтобы булыжные мостовые лоснились от воды, над скотным двором поднимался пар, дороги развезло от грязи. Обе шахты работали — слишком дорого закрывать их даже на один день. В тишине ритмичный стук подъемника и слышался более отчетливо.

В церкви мистер Оджерс надел лучшую рясу, которую берег для особых случаев, сливового цвета с медными пуговицами, уже сильно тесную, поскольку впервые он надевал её на собственное бракосочетание пятьдесят один год назад. Ряса не указывала на какой-либо богословский или церковный орден, ведь мистер Оджерс ни к одному из них не принадлежал. В то утро мистер Оджерс был в ударе и провел службу всего с двумя ошибками.

Двадцать первый псалом он начал с двенадцатого стиха: «Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет». Когда он дошел до двадцать первого стиха, «Душу мою от меча избавь, защити мою жизнь от псов», Демельза тихо вложила руку в ладонь Росса. Тот сжал ее.

После службы они поехали верхом до Киллуоррена, перед ними бежали слабые тени.

Они купили для Кэролайн отрез прекрасного французского кружева, Дуайту — шейный платок, а шелковые сарафаны для девочек; Энисы подарили Демельзе два винных кубка, Россу — перчатки для верховой езды, ребенку Кьюби — вязаный чепчик, Белле — сборник песен, Гарри — игрушечную лошадку, которую как сильно не толкай, она все время встает вертикально.

Из-за детей они рано поужинали и много смеялись, ели, пили хорошее вино и по большей части весело проводили время, хотя душу сковал лед. В Рождество надо гнать от себя мрачные мысли. Дьявольский год прошел; следующий будет лучше. Жизнь идет своим чередом. Прежде всего надо жить ради молодых, но даже ради себя самих. Стоял прекрасный ясный день, в камине потрескивал огонь, их окружала любовь и дружба, у них вдоволь пищи и напитков. Не надо думать о Джереми, который покоится в холодной фламандской земле.

Когда стемнело, зажгли свечи и подкинули в камин дров. Дочки Энисов исполнили дуэт под аккомпанемент фортепиано, за которым сидела Кьюби. Белла выступила с отрывком из своей новой соловьиной песни.

Чиу-чиу чиу-твит,

Вода журчит, сосна трещит,

Колокольчик все звенит.

Тьюти-тьюти, чиу-твит.

Ее мать сумела запомнить аккорды, сочиненные утром, и стишок превратился в приятную песенку.

К половине седьмого вечера Генри стал капризничать, поэтому Демельза, несмотря на возражения девочек, вынуждена была сообщить, что им пора. Они выехали около семи часов маленькой кавалькадой, возглавляемой Россом. Его старенький Колли ни разу не споткнулся и мог найти дорогу даже вслепую. Их сопровождал Боун с фонарем, хотя все заверяли Дуайта, что в этом нет нужды.

Стало совсем темно, ни луны, ни звезд, снова заморосил дождь и подул слабый ветер. Демельза держала Генри перед собой, но как только голова сына стала клониться во сне, передала его Россу, который сидя в седле мог держать его крепче. Ехали в тишине, за день все наговорились вдоволь. Вдалеке показались огни Нампары в ореоле тумана. Когда лошади зацокали по тропке под согбенными ветром деревьями, Росс подумал, как мало изменилось с тех времен, когда он проезжал здесь осенью 1783 года — тридцать два года назад, возвращаясь домой после войны в Америке и узнав, что отец скончался. В Нампаре царил упадок и зловоние, а Джуд и Пруди валялись в пьяном угаре в отцовской кровати.

Они пересекли мост и спешились перед парадной дверью. Росс помог спуститься сначала Демельзе, а потом Кьюби.

Соскользнув с его рук, Кьюби прошептала:

— Простите. Кажется, у меня начались схватки.


II

Это случилось дней на десять раньше срока. Росс окликнул Боуна с фонарем, который засобирался обратно.

— Боун!

— Да, сэр?

— Прошу прощения, моей невестке нездоровится. Не мог бы ты попросить хозяина прийти к нам?

Кьюби поднялась наверх и быстро разделась. Демельзе все сразу стало ясно, ошибки быть не может. Росс спустился в кухню и застал там даже меньший беспорядок, нежели ожидал. Сефус Биллинг спал под столом, а Эрн Лобб храпел в кресле, но остальные вскочили на ноги, как только он вошел.

Он улыбнулся.

— Как прошел ужин? Вижу, что хорошо!

Все с облегчением рассмеялись.

— О да, сэр!

— Это уж точно!

— Прекрасно, прекрасно, сэр!

Росс посмотрел на Мэтью-Марка Мартина.

— Окажи мне услугу. У миссис Джереми начались схватки. Наверное, преждевременно, но я послал за доктором Энисом. Не мог бы ты съездить в «Герб пройдохи» за миссис Хартнелл?

— Уже бегу, сэр!

Когда Эмма переехала в «Герб пройдохи» вместе с мужем и двумя детьми, доктор Энис вдохновил ее перенять обязанности престарелой миссис Хиггинс, служившей акушеркой в респектабельных домах. Удивительно, что эта «легкомысленная» девушка (дочь паршивца Толли Трегирлса), чья репутация некогда слыла слишком испорченной для брака с методистом Сэмом Карном, теперь, в зрелом возрасте, считалась человеком надежным и обладала большим авторитетом.

Демельза сидела возле Кьюби и жалела, что не ждала малыша раньше января, они дали миссис Кемп выходной, да и Клеменс не приедет раньше чем через неделю. Она беспокоилась и чувствовала себя неловко рядом с привлекательной и элегантной молодой женщиной, которая вот-вот произведет на свет ребенка Джереми.

Дуайт прибыл первым, почти сразу за ним появилась Эмма позади Мэтью-Марка. Демельза поцеловала Кьюби и вышла из комнаты. Она не хотела в этом участвовать. Не хотела видеть боль невестки. В последние месяцы отношения между ними наладились, Кьюби сказала сестре, что никогда не встречала женщину, которая понимала ее хотя бы вполовину так хорошо, как леди Полдарк. Это взаимопонимание было довольно сдержанным, и не сказать чтобы очень дружелюбным, но они искренне привязались друг к другу. Возможно, в нежелании Демельзы находиться рядом с невесткой во время родов таились зерна страха, что ненавистные чувства, которые она ощутила однажды, все еще не полностью побеждены.

Дуайт пробыл на верху полчаса, а затем вошел в гостиную, где Росс и Белла играли в карты. Демельза укладывала Генри спать.

— Все идет хорошо, — сказал Энис. — Не вижу никаких осложнений.

— Наверное, мы зря тебя побеспокоили, — ответил Росс. — Не успели уехать.

— О нет, как раз самое время! Схватки легкие и постоянные. Я бы сказал — завтра утром. Или чуть раньше.

— Твой ход, папочка, — сказала Белла.

— А сейчас что?

— А пока что я предлагаю всем хорошенько выспаться. Я дал ей мягкое успокоительное, оно должно помочь. Эмма заварит ей чашку чая. Еще раз поцелуй от меня Демельзу.

— Разумеется!

Росс пошел с червонного туза.

— Эмма останется на всю ночь, — заключил Дуайт, — и пусть кто-то из слуг будет под рукой, пошлешь его за мной, если понадобится.

— Ты выиграл, папочка! — сказала Белла.


III

В пять часов утра в день святого Стефана Кьюби Полдарк произвела на свет здорового ребенка весом в шесть фунтов. Обошлось без осложнений, и понимая, что находится в чужом доме, несмотря на всю теплоту и дружелюбие его обитателей, она стиснула зубы и перенесла боль, не издав почти ни звука. Вопреки прогнозам Росса, родилась девочка. Дуайт похлопал Кьюби по руке и заявил, что она очень храбрая. Того человека, который должен сидеть рядом и держать ее за руку, сейчас не было и никогда уже не будет. Сквозь туман слез, частично счастливых, но больше печальных, ее поцеловали и обняли все члены семьи. Генри рассмеялся, увидев ребенка.

Так в доме появился еще один ребенок, еще один Полдарк, хотя бы и девочка. Их первая внучка, дочка Джереми, новое поколение. Рождественский младенец, ребенок Христа, всё, что осталось от их сына-солдата.

Около двенадцати Демельза сказала Россу, что хочет дойти до конца пляжа и приглашает его с собой.

— Далековато для меня, — ответил Росс, — весь этот песок. Пока доберусь домой, наверняка буду хромать, как старый осел.

— Тогда давай поедем верхом? Не галопом, так, легким шагом.

— Если хочешь.

— Я хочу.

Колли и Календула, их старые лошади, не сгорали от нетерпения покатать всадников.

Демельза поднялась за чем-то наверх, и Росс, ожидая, когда приведут лошадей, подошел к двери и окинул взглядом свои владения. Он был частью этих мест. Его взгляд скользил по деревьям справа. Тонкий, отливающий медью ручей бежал из-под моста в сторону бухты Нампара. Прямо перед ним, на полпути к вершине холма, виднелся подъемник и крыши Уил-Грейс, а также гора пустой породы, плавно спускающаяся в сторону дома и наполовину заросшая бурьяном. В прошлом году по просьбе Демельзы убрали две оловодробилки, поскольку в Соле их и так предостаточно. Поля, в основном невозделанные, ожидали вспашки в феврале и были усеяны многочисленными воронами, пытающимися разжиться чем-нибудь съедобным. Обнесенный стеной сад Демельзы с воротами на пляж, полоска неровной земли между садом и пляжем. В полумиле отсюда, у первых утесов, виднелся подъемник и прочие постройки шахты Уил-Лежер.

За спиной возвышался дом, образец неописуемой архитектуры, с серой крышей, покрытой серым делаболским сланцем, если не обращать внимания на соломенную заплатку со стороны заднего двора, с разномастными дымоходами и толстенными каменными стенами — его дом, сооруженный грубыми шахтерскими руками для семьи, которой он давал кров вот уже шестьдесят лет.

— Я готова! — сказала Демельза, когда привели лошадей.

Они двинулись легкой рысью, старые товарищи, как и их лошади. Росс заметил у Демельзы маленький холщовый мешочек.

— Что там? — спросил он.

— Да так, прихватила кое-что.

Начался отлив, и хотя ветра не было, море щетинилось белыми зубцами. Некоторое время они скакали по кромке прибоя, поднимая брызги и позволив лошадям наслаждаться водой. Вдали чернели голые скалы, но вокруг Уил-Лежер их покрывала зелень, а у подножья росли черные, бурые и фиолетовые водоросли. Облака над горизонтом постоянно меняли форму. Корнуольская природа частенько меняет декорации.

— Итак, теперь у нас есть внучка.

— Да.

— Ты рада?

— Да, Росс, рада.

— А Кьюби?

— И Кьюби. Я уверена, она тоже довольна.

Они проехали еще немного.

— В первый ее приезд в Нампару, — прервала молчание Демельза, — в тот первый раз она казалась такой спокойной и самоуверенной, что я почти убедила себя невзлюбить ее. Но очень скоро, через пару дней, я поняла, что это всего лишь панцирь. Под ним она была такой мягкой, уязвимой, израненной, как больной зверь на кровавых изломанных лапах... Ты только представь, каково ей... Первый ребенок, без мужа и среди чужих людей.

— Любящих ее чужих людей.

— О да! Но если бы здесь был Джереми, солнце вышло бы из-за туч. Она сказала как-то раз: «Никто не произносил мое имя так, как Джереми. Он говорил «Кьюби» по-своему, как говорил только он..»

Подступили слезы, для Рождества это было уже слишком.

— Что ж, теперь блестящий титул, которым меня наградили по ошибке, достанется бедняге Генри, — резко сказал Росс.

— Мне это тоже по душе, Росс, несмотря на то, как ты об этом говоришь. Справедливо, по-моему, что титул перейдет к твоему сыну.

Они подъехали к сухому песку.

— Она не говорила, как хочет назвать ребенка, есть у нее мысли на этот счет?

— Хочет назвать ее Ноэль. Кажется, это предложил Джереми. И Франсис, в честь ее матери.

— Ноэль Франсис Полдарк. Звучит неплохо. Я рад, что она не последовала примеру семьи Хорнблауэр.

— Хорнблауэр?

— Джонатан Хорнблауэр, придумавший двухцилиндровый паровой двигатель, он умер в марте. У его отца родилось тринадцать детей, и всем он дал имена на Дж: Джеколия, Джедедайя, Джеруша, Джосайя, Джаби, Джонатан. Остальные я забыл, но когда-то помнил все.

— Расскажи об этом Кьюби. Быть может, она передумает до крестин.

— Кстати, — заметил Росс, — жаль, что у Джорджа не родились мальчики-близнецы. Назвал бы их Кастор и Поллукс.

Демельза рассмеялась. Как же приятно было снова услышать этот звук!

— Клоуэнс бы с этим согласилась.

Росс посмотрел вдаль.

— Помнишь тот песчаный холм? Как мы с тобой, Джереми и Клоуэнс любили с него скатываться? Какое это было удовольствие, когда они были маленькими!

— Даже слишком хорошо помню. Чудесное было время!

— Не могу представить, как я скатываюсь по нему с Гарри.

— Не волнуйся, твое место займет Ноэль.

Росс поправил поводья.

— Странное чувство. Не думаю, что когда-нибудь узнаю Гарри так же хорошо, как Джереми. Не так много я участвую в его жизни. Да еще все эти годы между нами... Иногда я чувствую себя его дедушкой!

— Что за вздор!

Вокруг не было ни души; только вспархивала иногда стайка чаек, песчанок или ржанок, встревоженных их приближением, птицы отскакивали подальше или лениво хлопали крыльями, чтобы отлететь на безопасное расстояние.

— Нужно написать Клоуэнс и Верити. Уверена, они будут очень рады!

— Не сомневаюсь!

— Росс, мне бы хотелось узнать о жизни Валентина и Селины в Лондоне.

— Что тебя может интересовать в их жизни?

— Не видятся ли они с Томом Гилфордом.

— Ты про... Ох, дорогая, еще слишком рано думать о таком...

— Я и не думаю ни о чем таком! Но Том — старый добрый друг Клоуэнс. Я уверена, если он приедет, это пойдет Клоуэнс на пользу, для ее настроения и самочувствия в целом... И не забудь, он стряпчий. Он мог бы оказаться для нее весьма полезен.

— В таком случае, нам следует послать записку Эдварду Фитцморису, чтобы оба могли стартовать одновременно.

— Росс, ты невыносим! Почему я тебя терплю?

— Что ж, ты упоминала, что по ее словам, если она снова выйдет замуж, то не по любви, а по расчету — ради состояния или титула. Тогда точно нужно включить в рассмотрение Эдварда.

— Ума не приложу, как можно быть таким циником, когда речь идет о собственной дочери!

— Цинично ли взглянуть в лицо фактам? Кьюби сейчас страдает, а Клоуэнс по-другому, но тоже страдает. Значит, нам не надо ничего предпринимать? Дать событиям идти своим чередом?

Всадники достигли середины пляжа, оставив позади старую штольню Уил-Влоу. Наконец, вдали показались Тёмные утесы, можно было разглядеть их глубокие расщелины и острые вершины.

— Что насчет тебя, Росс, — спросила Демельза, — ты удовлетворен?

Лицо Росса несколько секунд оставалось непроницаемым, потом он ответил:

— Что значит удовлетворен? Нечто большее, чем смирился? Я довольно много ем и сплю, занимаюсь делами. Единственное, чем я доволен, и более чем, это своей женой.

— Благодарю, Росс, я не напрашивалась на комплимент.

— Ты его и не получила. Но я дома почти полгода, а ты больше. Все эти месяцы мы скорбели. Но сейчас начинаем постепенно свыкаться. Тебе так не кажется?

— Да. Но когда нас навестит мистер Каннинг, если навестит, каков будет твой ответ?

— Ответ на что? Он не задавал вопроса.

— Но может спросить. Он обязательно попытается убедить тебя вернуться в политику.

— Тогда я откажусь.

— В самом деле?

— Да. Я продолжу заботиться о доме и своей обширной семье. И о жене, которая недостаточно обширна, чтобы меня это устроило.

— О, я понемногу набираю вес. Нужно снова выпустить несколько юбок, которые я ушила.

— Значит, ты тоже удовлетворена?

— Смирилась — так ты сказал? Это ближе. Но ты прав. Мало-помалу, крохотными шажками мы будем уходить всё дальше от нашего горя.

— Возможно, даже навстречу счастью?

— Ох, нет...

— Не в твоем характере, дорогая, быть несчастной. Ты отличный противовес моей природной хандре.

— Теперь это стало тяжелее.

Они поднимали брызги на мелководье, среди волнистых гребней песка.

— Старина Толли Трегирлс, — вспомнил вдруг Росс. — Знаешь, я навестил его перед кончиной. Я запомнил две вещи. Он процитировал моего отца. Тот когда-то сказал ему: «Толли, чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что мудрецы никогда не приходили с востока».

— Наверное, он прав.

— Но кое-что Толли сказал от себя лично, и это произвело на меня неизгладимое впечатление. Сболтнул мимоходом, не делая громких заявлений. Вот его фраза: «Куда лучше быть хорошим сквайром в Корнуолле, чем королем Англии».

Она взглянула на него, Росс улыбнулся в ответ.

— Наверное, я просто никогда не ценил свое счастье.


IV

У конца пляжа они спешились и вскарабкались к колодцу желаний. На самом деле это был просто маленькое естественное углубление у входа в пещеру, куда с замшелого потолка капала вода. Именно сюда много лет назад приходили с Джеффри Чарльзом Дрейк и Морвенна и молча поклялись друг другу в верности.

Росс не понимал, зачем Демельза захотела сюда приехать, с куда большей легкостью, чем он, огибая лужи и карабкаясь по поросшими водорослями камням. Но он согласился, лишь бы ее порадовать. Добравшись до колодца, они немного постояли молча. В пещере царил полумрак, но вокруг колодца было светло.

Демельза развязала холщовый мешок и вытащила оттуда серебряную вещицу. Ту самую чашу любви с выгравированной надписью на латыни «Любовь порождает любовь».

— Зачем тебе это? — спросил Росс.

— Кьюби передала мне записку от Джереми. Он написал...

— Ты мне не говорила...

— Там всего несколько слов.

— Ты мне не говорила. А он упоминал... Тогда в Бельгии он сказал, что написал тебе.

— Всего лишь записка, Росс. Кажется, у него было какое-то суеверие по поводу этой чаши. По-другому я не могу это объяснить. Если помнишь, я нашла ее на пляже, ее вынесло на берег море. Джереми считал ее дурным предзнаменованием. Если бы он вернулся из Франции, то забрал бы ее себе, а если нет, то я должна выбросить чашу, отдать обратно морю.

Росс нахмурился.

— Не понимаю. Она никогда ему не принадлежала. Бессмыслица какая-то.

— Непросто понять его чувства, Росс. Но однажды мы с ним об этом говорили, когда он приезжал домой в декабре. Тогда он мало что объяснил, но Кьюби привезла с собой записку.

— Я хотел бы увидеть записку.

— Я сожгла её, Росс.

Росс посчитал это настолько возмутительно наглой ложью, что не стал даже пытаться спорить. Демельза уничтожила письмо Джереми?

— И что ты собираешься делать с чашей?

— Брошу в колодец.

— Это не совсем море.

— Для меня это даже лучше, чем море. Колодец глубокий. Никто её не найдет.

— Это так важно?

— Нет-нет. Вовсе нет. Но это же колодец желаний. Я думаю... думаю, что он подойдет наилучшим образом, просто идеально.

— Что ж, меня это озадачивает, но делай, как считаешь нужным. Возможно, у тебя есть какое-то кельтское шестое чувство, которого я лишен.

— Ты корнуоллец не меньше меня, Росс.

— Наверное. Но жизненный опыт вытравил это из меня. Или старая Мэгги Дэвис научила тебя таким штучкам, которые знают только ведьмы.

Она ослепительно улыбнулась, но глаза не смеялись. Демельза опустилась на колени, закатала рукава и медленно опустила чашу в воду. Чаша наполнилась водой, на поверхности забулькали пузырьки. Демельза молитвенно закрыла глаза и выпустила ее из рук. Чаша утонула. На поверхность поднялась еще пара пузырьков, а потом все исчезло.

Как ни иронично, но это зрелище символизировало собой трагическую жизнь и кончину Джереми, хотя даже Демельза понимала это только отчасти. Теперь круг замкнулся.

С минуту она стояла на коленях, глядя в колодец. Затем осторожно поднялась, чтобы не вытирать руку, а подождать, пока она обсохнет. Тогда она опустила рукава, застегнула на пуговицы и натянула перчатку. И только в этот момент посмотрела на мужа. В ее глазах плескалась тьма.

— Дорогой Росс, пойдём домой. Нужно присмотреть за ребенком.



Переведено группой «Исторический роман» в 2018 году.

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Над переводом работали: gojungle, liudmila511, zloyzebr, Lenchick, Agnishka, IriniDm, nvs1408, Blangr, Rianne, Oigene и olesya_fedechkin.

Подписывайтесь на нашу группу В Контакте!


Яндекс Деньги

410011291967296


WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377


PayPal, VISA, MASTERCARD идр.:

https://vk.com/translators_historicalnovel?w=app5727453_-76316199


Загрузка...