Со стороны это был обычный заброшенный дом, которые встречаются в далёких от цивилизации деревнях и посёлках. Сложенный из почерневших брёвен, дом смотрел заколоченными досками окон на главную улицу деревни, был со всех сторон окружён зарослями высокой крапивы, заполонившей все подходы к нему. Здоровенные сорняки росли везде — во дворе, огороде, рядом с полуразвалившимися дворовыми постройками и гнилой рассыпавшейся изгородью.
Печать тлена и запустения, лежащая на доме, бросалась в глаза с такой силой, что даже местные алкоголики и наркоманы избегали соваться сюда, предпочитая накачивать себя отравой где-нибудь на приволье, на свежем воздухе, на берегу реки, или рядом с магазином, в захламлённых кустах.
Бабушка моя, величайший знаток местных историй, легенд и страшилок, знавшая всё и вся, рассказывала много чего про этот дом. Со стороны ничего вроде бы примечательного для невнимательного слушателя, но если анализировать и уметь сопоставлять услышанное, картина вырисовывалась немного иная и странная. Её суть заключалась в том, что в этом доме умерло необыкновенно большое количество людей. Причины были разные — пьяные убийства с поножовщиной, тяжёлые болезни, самоубийства.
Если бы всё это происходило на некой не столько локализованной территории, впечатление сложилось совсем другое. Здесь же всё это выглядело непонятным и пугающим. Словно некая чёрная разрушительная аура нависла над этим местом и заставляла совершать безумные поступки. Я решила проверить дом изнутри и посмотреть, что там таится.
Последняя смерть была зафиксирована прошедшей зимой. Дочь нынешней номинальной хозяйки усадьбы, обладающей им по правам наследования, обнаружена мёртвой. Наркоманка, изгнанная из семьи, она приехала сюда, видимо, собираясь пожить какое-то время, но в первый же день, так и не успев толком обустроиться, накинула верёвку на стропилу крыши и повесилась, не написав даже предсмертной записки. Труп провисел до весны, пока не оттаял и по округе не пошёл смрад разложения.
Хоть девушка и была асоциальной личностью, но родители при пропаже всё-таки подали заявление в полицию. Её безрезультатно искали везде и обыскивали дом в том числе, но в подкрышное пространство не заглядывали — лестница туда давно сгнила и рассыпалась в труху, и как девушка попала туда, осталось загадкой даже для криминалистов-экспертов, тщательно осмотревших при обнаружении трупа все предметы и обстановку в доме.
...Мне недавно исполнилось восемнадцать, и я ещё только начинала свой скорбный и тёмный путь по поиску и уничтожению сверхъестественного зла в нашем мире, поэтому знания были слегка неполными и несовершенными. Я прочла много запретных книг, но использовать то, что узнала в них, ещё не умела. Этому мне предстояло научиться методом проб и ошибок, зачастую ставя на карту свою жизнь.
Стоял прекрасный летний день в начале июня. Я ехала на электричке, сидя у окна в окружении дачников и пенсионеров, искоса поглядывающих в мою сторону. Чёрная кожаная куртка, тёмные джинсы, заправленные в тяжёлые армейские ботинки, перчатки с обрезанными кончиками пальцев, бросались в глаза. Как и в целом готическая внешность и макияж. Я ещё не понимала, что нужно выглядеть как можно незаметней.
Под курткой сбоку в кобуре висел магнум, купленный мной в тёмном инете. Большой армейский нож лежал в рюкзачке, который я держала на коленях, и где кроме него были ещё фонарь, небольшой набор продовольствия, крохотный нетбук, и несколько миниатюрных камер и микрофонов.
За несколько остановок до нужной мне я прошла в тамбур соседнего вагона, отметив отсутствие слежки. Моё занятие требовало осторожности и скрытности. Кто угодно мог следить за мной и пытаться убить — представители сект и дьявольских течений, маньяки, агенты тайных мистических организаций, не говоря уж про невидимых врагов, обитающих в соседних мирах. Когда я посвятила себя своему делу, многие узнали про меня, и многим я переступила дорогу.
Электричка, шипя, остановилась и раскрыла двери. Быстрым, тренированным движением я выпрыгнула на пустую платформу, прямо в мёртвую зону под первым окном вагона, нырнула под него, перекатилась через рельсы и кубарем обрушилась под насыпь, в заросли черёмухи и тальника. Меня никто не заметил — выходящие из вагона только начали спускаться на перрон, когда я уже сидела в кустах под насыпью, и смотрела в окна электрички через ветки и листья. Всё это казалось интересной игрой. Пассажиры не увидели меня. Когда двери электрички открываются, почти все смотрят на входящих-выходящих, но только не в окно.
Свистнув, электричка набрала ход и скрылась за горой. Приехавшие разбрелись кто куда, а я стала пробираться к дому, стараясь держаться скрытно и незаметно. Весь мир был для меня полем боя, я не забывала этого никогда и не при каких обстоятельствах.
В конце перрона находилась тропинка, ведущая на главную улицу деревни. Узенькая и заросшая с обоих сторон лопухами и крапивой, она называлась, как говорили местные, «напрямик». Из-за глухости и заброшенности пользовались ей редко. В деревню вела ещё одна, хорошая и натоптанная дорожка, подсыпанная гравием, которая находилась на противоположном конце посадочной платформы. По ней в основном и ходили местные на электричку и с неё. Но для меня как нельзя лучше подходила именно та, скрытная дорожка, позволявшая незамеченной пробраться к дому.
Я прокралась по низу насыпи к тропинке, и пошла по ней, воровато оглядываясь по сторонам, но всё вокруг было тихо. Тропка выходила из зарослей практически к самому дому, но на главную улицу я выбираться не стала, а прошла задами огородов по высокому бурьяну к гнилой изгороди, окружавшей нужный мне участок, и пнув развалившийся трухлявый штакетник, прошла на него. И практически сразу же ощутила постороннее присутствие. Что-то, и это был не человек, внимательно наблюдало за мной, и оно явно не хотело моего присутствия здесь. Воздух передо мной как бы сгустился, и начал отталкивать назад. В огороде в густой траве вдруг стали попадаться глубокие рытвины и борозды от трактора, некогда пахавшего землю, на которых можно было подвернуть ногу. Трава заплеталась вокруг ботинок. Один раз я даже чуть не упала, но вовремя подставила руку, при этом с содроганием увидела торчащий из земли сгнивший межевой кол, воткнувшийся бы при падении прямо в глаз, если не моя великолепная реакция.
Участок давно заброшен и запущен. Последние пьющие хозяева ничего на нём не садили, а промышляли воровством в ближайшем дачном посёлке. Всё ворованное они продавали или меняли на дешёвый спирт. Последняя партия этого пойла оказалась со значительным содержанием метила, и всю семью потом погрузили в четыре чёрных пластиковых мешка
суровые люди в камуфляжной форме, приехавшие на УАЗике-буханке с бортовым номером тринадцать, в просторечии называемом труповозкой, вызванной фельдшером скорой помощи, понявшим что от него уже не требуются никакие реанимационные мероприятия.
Потом в наследство землёй и домом вступила дальняя родственница, внучку которой и нашли здесь повесившейся. Впрочем, эта женщина появилась тут всего несколько раз, причём один раз с землемером, чтобы инвентаризировать дом и наскоро выставить его на продажу за смехотворную сумму.
Однако и за бесценок на усадьбу не находилось покупателя, поэтому дом несколько лет стоял в полном запустении и разрушался от непогоды и сырости. Растения, кусты и всякого рода бурьян вскоре заполонили всё вокруг, и это смотрелось дико даже для той неблагополучной окраины села, где находилась усадьба.
Я подошла к дому вплотную, чуть не упав в заросшую травой яму завалившегося погреба, из которого торчали гнилые доски и брёвна обшивки. Под ногой звякнуло мятое ржавое ведро с какой-то гнилой трухой внутри. Чуть в стороне находился наполовину развалившийся парник с остатками гнилых рам и обрывками почерневшей полиэтиленовой плёнки. Печать разрухи и запустения лежала на всём вокруг, навевая уныние и печаль. Когда-то здесь била жизнь ключом,а ныне притаились мрак и смерть. Сглотнув подступивший к горлу ком, и усилием воли прогнав негативные эмоции, я пролезла внутрь. Мне нужно было браться за своё дело, которое не терпит каких бы то ни было эмоций.
Под ногой хрустнуло стекло и старые доски пола скрипнули, когда я ступила через разбитую раму на веранде. Внутри царила полутьма, и пахло сыростью, и каким-то старым тухлым запахом, который бывает в деревнях в старых домах. У стены с осыпавшейся побелкой стоял сломанный старый холодильник, весь покрытый ржавчиной. Его недра сплошняком затянуты паутиной. Рядом лежали на боку два рассохшихся табурета, во времена своей молодости бывшие белыми, а сейчас покрытые то ли пылью, то ли грязью, придававшими им грязно-серый оттенок.
С веранды вели три двери — одна на улицу, запертая снаружи ржавым висячим замком, другая, похоже, в кладовку и третья непосредственно в дом. Я решила осмотреться, и отчаянно скрипя половицами прошла в дом. Картина внутри царила самая неприглядная. В этом месте давно никто не жил, да и жить здесь было практически невозможно. Зачем сюда приехала наркоманка, покончившая с собой, тем более зимой, трудно было понять, наверное, превратности судьбы прижали так, что деваться было некуда, и она согласна была даже на такое пристанище.
В тесной кухоньке кирпичная печка провалилась внутрь, а плита давно была украдена сборщиками металлолома. Стол наполовину сломан, и похоже, частью сожжён в печке, когда она ещё была более менее жива. В углу, за печкой, темнел сваленный в кучу какой-то непонятный хлам, какая-то то ли ветошь, то ли рваньё, а на стене, некогда покрашенной синей масляной краской, ныне облупившейся грязными ошмётками, висел старый сломанный пластиковый рукомойник. Ничего интересного тут не было, да в принципе, и быть не могло.
В зале и комнатах царили точно такие же разруха и запущенность. Отчаянно воняло сыростью, плесенью и каким-то нежилым, могильно-земляным запахом. Небольшой ветерок задувал через разбитые окна, заколоченные досками и сюда иногда доносились мирные звуки — смех детей, шум проезжающих машин, мычание коров, человеческие разговоры. Где-то совсем недалеко, в паре метров от дома, проходила деревенская улица, отделённая от него зарослями крапивы и разросшимися кустарниками, а казалось, что между ними километры — огромной казалась пропасть между миром смерти и миром жизни. Эта разница ощущалась так чётко и явственно, что у меня пробежал холодок по спине. Я вдруг осознала, что в сущности, залезла в склеп, в могилу, где всё ещё живёт нечто. Нечто такое, что боится света и тепла. Нечто такое, чему по душе тьма и замогильный холод.
Я включила фонарь, и решила осмотреть чердак, ход на который вёл через кладовку. Дверь туда висела на одной петле, другая была вырвана с мясом, и болталась на ржавых шурупах. В кладовке валялся какой-то истлевший хлам — остатки зипунов, фуфаек, гнилые кирзовые сапоги, какие-то доски, бывшие раньше мебелью. Луч фонаря скользнул в потолок, где зияла чёрная дыра лаза на чердак. В непроглядной тьме виднелись стропила, балки, на которых держалась кровля, но дальше ничего не видно. Я прыгнула, ухватилась руками за доску, обрамлявшую лаз, и подтянувшись, влезла в проём.
Тут же мне почудился какой-то шорох сбоку. Рывком выдернув пистолет из-под куртки, я направила фонарь в сторону шума, и моё сердце бешено забилось — за печной трубой что-то было, но вглядевшись, я поняла что тревога не имеет оснований — на верёвке уже несколько лет висел старый прорезиненный плащ, в каких пастухи пасут коров. Больше тут ничего не было. Под ногами шелестела старая плёнка, на которой сушили лук и чеснок, шелуха от которых, истлевшая в пыль, шуршала под ногами.
Кое-где через шифер пробивались слабые лучи света, но оттого более непроглядной казалась тьма вокруг. Подняв фонарь, я осветила балку, на которой нашли висящее тело наркоманки. До сих пор вокруг балки была перекинута завязанная крепким узлом верёвка, со следами перерезавшего его ножа полицейского, снимавшего тело, а в воздухе ощущался сладковатый трупный запашок. Под остатком верёвки темнело пятно, по видимому какая-то давно высохшая жидкость. Ничего интересного тут не было, кроме того узла, на котором крепилась верёвка. Такой крепко затянутый узел явно не могла затянуть слабая женская рука, и над этим стоило поразмышлять. Так же как и над тем, как наркоманка могла забраться сюда без лестницы — разве что обладая хорошей физической подготовкой, что было весьма маловероятно.
Я повернулась к лазу, чтобы спуститься вниз, и тут услышала некий слабый звук, доносившийся снизу, из дома. И его нельзя было спутать ни с чем. Внизу кто-то ходил взад-вперёд, бездумно и слепо, похоже, из угла в угол. И в этом равномерном движении было нечто такое тёмное и зловещее, что я невольно вздрогнула, и замерла во тьме, невольно выключив фонарь и затаившись. Однако делать было нечего. Надо проверить что там наматывало круги по комнате.
Недолго думая, я спрыгнула в лаз, и с шумом обрушилась на грязные доски пола — тише не получилось. Однако в темноте зрительная ориентация оказалась нарушена, и я слегка не рассчитала расстояние до пола, который оказался ближе, чем я думала. Шум от моего практически падения разнёсся по всему дому. Таиться было бессмысленно. Громко грохоча тяжёлыми ботинками, я вбежала в дом. Однако он был пуст. Тут никого не было. Я ещё раз, держа пистолет наизготове, обыскала все комнаты, чтобы ещё раз убедиться в этом. Но кроме моих следов на запылённом и замусоренном полу не было ничего. То, что производило звук шагов, принадлежало не нашему, материальному миру.
Пока я размышляла над этим обстоятельством, точно такой же звук раздался над головой, казалось что на вышке, где я только что была. Кто-то ходил, тяжело ступая, и запинаясь об брёвна стяжек. Но я точно видела и знала, что в кладовку никто не входил, а значит, это опять шалила неведомая сущность. Но проверять это и опять карабкаться в ту дыру я не собиралась. Здесь явно что-то было, и даже успело проявить себя за короткое время моего нахождения здесь, но всё это мне ни о чём не говорило, в расследовании я не продвинулась ни на йоту. Мои чувства, более острые чем у обычных людей, сейчас молчали. Я видела большой старый заброшенный деревенский дом, погружённый в полутьму и разруху, и некую недобрую ауру вокруг него, и более ничего.
И тут я вспомнила про подполье, которое есть в каждом доме для хранения овощей. Не мешало бы заглянуть в него. Спуск туда находился у входа в кухню, и был закрыт широкой тяжёлой доской с прибитым ржавым кольцом. Я потянула за кольцо, но доска не тронулась с места — она была намертво прибита толстыми длинными гвоздями. Кто-то не хотел чтобы туда попали люди. Или наоборот, чтобы нечто не выбралось наверх.
Проблема. У меня не было инструмента, чтобы вырвать гвозди, да я и не была уверена, что мне это удалось — приколоченная доска выглядела монолитной, и не поднимавшейся много лет. Нужно было найти другой путь вниз. Я выбралась из дома и внимательно осмотрев его фундамент со стороны огорода, нашла там незаметную дверку, заросшую бурьяном. Похоже, в фундаменте дома находился закуток для содержания кур. Через него можно было попробовать пробраться в подпол. Я открыла дверцу и заглянула внутрь. Там было темно, сыро и затхло. И совсем не хотелось лезть. Превозмогая отвращение, я встала на четвереньки и протиснулась в тесный лаз. Потом, включив фонарь, я огляделась.
Сверху свисала паутина, все углы закута так же были затянуты этим дерьмом. На земляном полу лежал какой-то непонятный хлам, покрытый пылью. И ясно было одно — в подполье отсюда не попасть, стены закутка отлиты из бетона при заливке фундамента, и с остальной частью дома никак не сообщались.
И тут в свете фонаря на бетонной стене, граничащей с подполом что-то, я что-то увидела. Вглядевшись, я обнаружила магические руны, богохульную тайнопись города Ирриана, погребённого во тьме веков, и исчезнувшего из памяти людской за грехи и мерзкие обычаи его. Но откуда в богом забытой деревне нашлись люди с тайным знанием, знающие, что означают эти грубые каракули? Эти знаки служили цепями, оковами для чего-то страшного и злого. Они сдерживали внутри некоего жителя тьмы из соседнего измерения. Они не давали этому злу выйти в наш мир, и только отголоски его могучей воли могли творить свои тёмные дела здесь.
Для меня всё прояснилось. Пол сделан из осины, магического дерева, которое сдерживает зло из-за свойств, заложенных в него Творцом, и служил естественной преградой для жителя тьмы, а фундамент дома и пол подвала должны быть все покрыты защитными рунами. Выбравшись, я внимательно посмотрела на фундамент, на его растрескавшуюся поверхность, покрытую несколькими слоями старой осыпающейся побелки. Так и есть- под несколькими слоями извёстки угадывались те же руны, нанесённые, похоже, ещё при постройке дома и потом тщательно закрашенные, но я отчётливо видела их.
Итак, что-то было замуровано в подполе. И это явно был не демон, или другой тёмный дух. Демону не составило бы труда просочиться в любую щель между рунами. Существо, заключённое под домом, имело физическое тело, пусть даже не совсем материальное в нашем континууме, но это не имело значения. Его можно было убить. Вот только как? Хватит ли у меня времени на это, если я размурую подвал и войду туда? И сможет ли остановить его серебряная пуля или нужно оружие намного более мощное, вроде кости праведника или какого нибудь древнего заговорённого меча?
Огонь — пришло мне на ум. Обыкновенный земной очистительный огонь, превращающий в пепел всё. Частичка мощи Творца. В рюкзаке у меня лежала бутылочка с жидкостью для разведения костров, ныне самая нужная вещь для меня. Я опять залезла на веранду, набросала всякого хлама и тряпья у её дощатой стенки, обильно полила жидкостью, брызнув также на стену, и подожгла всё это. Мгновенно взвилось жаркое пламя. Как нашкодившая девочка-подросток я прыгнула в огород, и помчалась прочь от дома. Странное дело — все препятствия, мешавшие мне идти сюда, пропали. Не было ни борозд от трактора, ни кольев в траве — ничего. То, что их расставляло, было занято сейчас другим — спасением себя.
Поднялся сильный ветер, качнулись деревья, кустарники, и в его порывах я услышала могучий и страшный вой. Как голос ада, он вызывал ужас и желание сжаться в комочек, упасть на землю и замереть. Но я убегала всё дальше, уже не беспокоясь что кто-то может меня заметить.
Потом я ждала электричку в кустах у остановочной платформы, и видела густые клубы дыма, валящие со стороны деревни. На мгновение в них мелькнул ужасный, искажённый мукой и злобой лик, протянувший ко мне когтистые лапы, но подувший ветер развеял фантом. А через полчаса приехали несколько пожарных машин, и стали тушить пожар. Однако я была уверена, что тушить там более уже нечего — сухое дерево, в течении нескольких десятилетий не знавшее
что такое влага, вспыхнуло как спички и сгорело за короткое время. А потом я дождалась электрички в город, и поехала домой, испытывая радость и облегчение от выполненной работы.
Что там было замуровано, и как туда попало, мне неведомо. Но иногда, бессонными ночами, глядя во тьму и тени, я вроде бы вижу что-то. Какой то сгусток мрака, более тёмный чем самая чёрная земная темнота вокруг. И знаю, что оно хочет отомстить. Но я всегда наготове. Пусть приходит. С каждой убитой тварью я становлюсь всё сильнее и опытнее. И я их не боюсь.