Баба Света стала хлопотать с угощением, а мы уселись на терраске и стали болтать о том о сем. С моего места были отлично видны все ближайшие окрестности музея и, в частности его калитка.
Алешка, долго не раздумывая, расстегнул свою сумку и, достав из нее плоский, тоненький предмет, обернутый в чистую тряпочку, спросил Ольгу:
У вас сундук есть?
У бабушки есть.
С замком?
С двумя.
Алешка передал Оле этот предмет и сказал:
Убери в сундук и запри на оба замка. До поры до времени.
А что это? — Оля осторожно взяла сверток.
Это картина твоего деда, — спокойно объяснил Алешка.
Что?
Мы стащили ее из музея.
Оля помолчала и грустно спросила:
Чтобы продать?
Чтобы спасти. Сейчас тебе Дима все рас скажет. Это его великая идея. Но сначала я скажу все честно. Оля, это я написал тебе письмо от Димки.
Зачем? — У Оли, кажется, в голове начало мутиться от всех этих Оболенских.
Он в тебя влюбился. Я тоже, когда влюбился в первом классе в Ленку Круглову, то сразу дар речи потерял. — Какой у него, оказывается, богатый жизненный опыт. — Подошел к ней и думаю: как скажу ей сейчас что-нибудь приятное!
Сказал?
Алешка вздохнул, вспоминая далекую молодость.
— Сказал… Сказал: дура ты, Ленка! Ольга рассмеялась. А мне было не до смеха.
— Вот, — заключил Алешка. — А Дима ради любви совершил подвиг — спас твое личное достояние от грабителей. Рассказывай, Дим. Ты придумал — ты и рассказывай.
Сколько же благородства в этой юной душе!
Я рассказал про все, что мы узнали, все, что сделали, и все, что еще предстоит сделать.
Ольга, как ни странно, пришла в восторг. Видно, уж очень скучная у нее жизнь — одни занятия в двух школах да коза с Собачкой. Тут любому приключению будешь рад.
— Сегодня они приедут за картиной, — сообщил я напоследок.
Ольга опять засмеялась.
— Здорово! Приедут, будут красть, волноваться, подвергать себя опасности, а картины там нет.
— Есть, — спокойно сказал Алешка. — На своем законном месте.
Оля потрясла головой, как от наваждения.
— А это? — Она взяла со стола сверток, развернула. Осмотрела картину, бережно держа ее в тонких пальцах. — Да вот же она.
И тут лицо ее прояснилось. Она вопросительно взглянула на Алешку. Тот тоже ответил ей взглядом и легким кивком.
Тут и я догадался, куда делся кусок обложки с каталога.
Задумка — класс!
— Приехали! — вдруг воскликнул Алешка. — Сейчас будет цирк.
Ну, никакого особенного цирка не было. По крайней мере — в первом отделении. А вот во втором выступили грозные хищники.
Однако — по порядку.
Подъехала все та же невзрачная «Ауди» и высадила все тех же пассажиров. Среди них был и ребенок лет десяти от роду. По имени, кажется, Ростик.
Вся группа втянулась в калитку и потянулась к избе. Вася вывел в сад Абрека, чтобы не мешал осматривать экспонаты. Когда он скрылся в доме, из машины вышел еще один человек. По фамилии, кажется, Петелин. В руках он держал красивую белую кость с розовыми кусочками мяса на ней. И поманил этой костью Абрека.
Абрек рыкнул, но не поддался. Тогда Игоряшка вошел в калитку и помахал костью перед самым носом овчара. Тот потянулся за ней — Игоряшка немного отступил. Так он постепенно выманил Абрека на улицу и стал манить дальше.
Абрек, облизываясь, неторопливо шел за ним. Петелин остановился, бросил кость и достал из кармана поводок. Но… Абрек не обратил на кость никакого внимания и продолжал медленно и увесисто наступать на Петелина. Порыкивая время от времени и показывая белые клыки с палец ростом.
Петелин пятился. Все быстрее. Два раза крикнул сдавленным голосом: «Фу! Фу, Абрек!»
Абрек — ноль внимания, только чуть приопустил свой шикарный хвост, который принял угрожающее положение.
Петелин повернулся к нему спиной и быстро пошел по дороге. Но… Опять «но»! Путь к отступлению был отрезан. На этом пути недвусмысленно возникла коза Зойка. Она не рычала, ничего не говорила, только, готовясь к атаке, низко опустила голову, выставив вперед свои немалые рога.
На наших глазах разыгрывалась драма, которая вот-вот могла стать трагедией.
Но стала фарсом.
Петелин растерялся. Шагнул было к Абреку — тот коротко рявкнул. Шагнул к Зойке — та потрясла бородой.
Петелин огляделся и бросился в отчаянии к водокачке, быстро взлетел — как ловкая обезьянка — по лестнице на несколько ступеней и там застыл.
Абрек повернулся и лениво потрусил назад. Петелин рванулся было вниз — кавказец тут же коротко рявкнул — Петелин судорожным рывком подтянул ноги.
Абрек подобрал кость, притащил ее прямо под самую лестницу, улегся и самозабвенно стал ее обгладывать. Время от времени поглядывая наверх и коротко порыкивая.
Зойка посмотрела на них и пошла в сарай. С сознанием выполненного долга.
Мы, зажимая рты ладонями, хохотали, как в цирке. Второе отделение: весь вечер на манеже дикие хищники. И глупая обезьянка.
— До утра не уйдет, — сквозь смех сказала Ольга про Абрека. — Я его знаю.
Меж тем вечерело. Но картина не менялась. Сидел на стальной решетчатой ступеньке, застыв от страха и холода, Петелин. Лежал возле водокачки Абрек. А из музея вышла группа экскурсантов в сопровождении Васи. Среди них не было только Ростика.
— Он, наверное, спит, — сказал Алешка со смешком. — Недаром ведь к сундуку примерялся.
Вася проводил гостей, проследил, как отъехала машина, запер калитку и поорал на всю улицу:
— Абрек! Ко мне, Абрек! Место! Вот чертяка! Гулена!
Абрек отвечал на эти вопли вялым помахиванием хвоста: мол, слышу, Вася, слышу, но у меня тут дела поважнее.
Мы еще немного посмеялись и стали собираться домой. Обменялись с Ольгой телефона ми и проинструктировали ее. Она провела нас через заднюю калитку, и мы, незаметно для Петелина, вышли на дорогу к станции.
Оля, проводив нас, пожала нам руки, пожелала счастливого пути. А мне сказала:
— Пиши мне письма, Дима. У тебя хорошо получается.
Ага, в графоманских тонах.
Но сердце мое прыгало от радости.
Утром следующего дня мы с замиранием сердца ждали визита нашей Мальвины. Но она, к счастью, не пришла.
Завтракали все вместе, папа не очень торопился — он ехал сегодня не к себе, в министерство, а сначала должен был зайти в наше отделение милиции по каким-то делам.
— Какие новости? — деловито спросил Алешка за завтраком.
Папа отвернул угол газеты, за которой прятался, с интересом взглянул на него, усмехнулся.
А у тебя?
Его в правах восстановили, — похвалилась мама.
В каких правах? — удивился папа.
В праве на среднее образование.
Ему бы еще обязанностей добавить.
С тобой, отец, хочет познакомиться Алешкин педагог — Татьяна Львовна. Поговорить о совместных действиях.
Против Алешки? Бедняга.
Пап, — вдруг предупредил его Лешка. — Ты с ней поосторожнее.
Это почему? — возмутилась наша наивная мама. — Очень милая женщина.
Во-первых, она милицию не любит.
Переживем! — весело отозвался папа. — А во-вторых?
А во-вторых, она тебя обманет.
Ну… — протянул как-то разочарованно папа. — Это не так просто. Однако спасибо за предупреждение. — Он сложил газету, взглянул на часы. Подумал секунду, налил себе еще кофе и вместе с чашкой ушел в кабинет.
Мы тоже пошли к себе — собираться в школу.
Папа вышел из кабинета с телефонной трубкой, сделал нам знак задержаться, а сам продолжал говорить с кем-то:
— Да, я сейчас к вам подъеду. Да, по делу Симакова. Подготовьте мне все материалы. И я попрошу пооперативнее составить список потерпевших. Спасибо.
Папа отключил трубку и спросил Алешку:
Какая фамилия у твоей учительницы?
Смирнова, — уверенно сказал Алешка. Подумал, так же уверенно поправился: — Семенова.
Еще варианты будут? — улыбнулся папа.
В общем, на «М».
Папа вздохнул и скрылся в кабинете.
Давай в магазин зайдем, — сказал Алешка по дороге в школу.
Зачем? Некогда.
Кусочек колбаски купим. Петелину пошлем. Как он там, бедный? На веточке…
Среди аистов и коз, — подхватил я. — А может, Абрек с ним косточкой поделился?
Мы уже подошли к школе. Здесь была обычная картина. Со всех сторон к подъезду тянулись вереницы учащихся. Разных размеров и разного возраста. В разношерстных таких тонах.
Все эти ручейки перед школьным подъездом обтекали стоящие машины, по преимуществу иномарки. Многих наших учеников привозят в школу на машинах. А Пашка Веселовский приезжает даже с охранником-водителем. Тот всегда распахивает заднюю дверцу, протягивает Пашке руку, помогая ему величаво ступить на выбитый школьный двор, а потом еще вытаскивает из салона и вручает ему его школьную сумку. Правда, когда Пашка важно поднимается на школьное крыльцо, в этой веселой толкотне всегда находится кто-то, кто либо подставит ему ножку, либо ловким движением натянет ему бейсболку на самые уши. Своеобразный демократический протест. Так объяснил Бонифаций, когда ему пожаловался Пашка.
Словом, в утренние часы наша школа немного напоминает небольшое министерство. К которому основная масса служащих подходит пешком, а руководство подъезжает на служебном транспорте.
Сегодня такого транспорта было поменьше, и поэтому нашлось местечко для парковки до боли знакомой «ауди». Она остановилась рядом с Пашкиным «мерсом», и из нее вышла… наша любимая Мальвина.
Мы с Алешкой затормозили так, что у нас под ногами завизжали подметки. Переглянулись вот такими глазами.
Но это еще не все — за рулем сидел, конечно, не до конца бородатый Игоряшкин шеф!
Татьяна Львовна вышла из машины и застучала каблуками к подъезду школы.
— Дуй в класс! — сказал я Алешке, а сам влетел в школу, на второй этаж — к учительской. Здесь висел стенд с расписанием уроков. Я быстренько пробежал его глазами: «Второй урок. Англ. яз. Преп. Симакова Т.Л.».
Я внутренне ахнул, а внешне чуть не сел. Что бы нам раньше об этом подумать! Значит, Игоряшкин шеф — это подозреваемый Симаков, а Мальвина — его жена, Симакова.
Интересно, в чем он подозревается? Не в липовой ли «фиртурме»? И не мечтает ли Мальвина упросить нашего папу помочь этому подозреваемому уйти от ответственности?
Ну, за папу-то я был спокоен. А вот за Маль-вину… За Мальвину, пожалуй, тоже волноваться бы не стал. Так ей и надо!
Я тут же помчался к Лешке сообщить, что, возможно, найдено в этом деле недостающее звено. Картина у меня в голове сложилась полностью. Нужно только добыть еще немного информации от папы.
Звонок на первый урок застал меня в дверях Лешкиного класса. Я просунул голову. Ученики уже сидели за столами. Бонифаций уже раскрыл учебник и готовился зачитать вслух будущее изложение.
Что тебе? — повернулся ко мне Бонифаций.
Извините, мне нужно брату ключи от квартиры передать.
Тридцать секунд на все! — разрешил Бонифаций.
Тридцати секунд хватило на то, чтобы сообщить Алешке эту новость. И на то, чтобы он хлопнул себя по лбу:
— Димк, это Симаков отправил по своей фиртурме Олькиных родителей. И где-то там, в этих Европах, их задержал. А помог ему — Алтынский!..
Тут Бонифаций просунул в дверную щель руку и втянул Алешку за шиворот в класс. А я еще долго стоял в раздумье…
События стали нарастать. С угрожающей быстротой. Они явно стремились выйти из-под нашего контроля.
Дома меня застал телефонный звонок. И приятный девчоночий голосок сообщил в юмористических тонах:
Примите сообщение от агента по кличке Балерина.
Принимаю! — в радостных тонах завопил я.
Один объект наблюдения закостенел на башне. Второй объект — мелкий такой — под прикрытием той же группы посетителей музея покинул здание и отбыл в неизвестном направлении в автомашине неустановленной марки.
Вас понял. А что первый объект? Оставлен на месте в скрюченном виде?
Был снят со своего шестка сообщниками. — Тут Олька не выдержала роли и рассмеялась: — Дим, они его стащили с лестницы и поставили на ноги. А он на четвереньки сразу опустился. Потом подобрал обглоданную кость и сунул ее за пазуху.
Озверел.
Еще бы. Его утром аист два раза в темя тюкнул.
А ты не воруй, внутренне посоветовал я Иго-ряшке.
Спасибо, Олечка, — от души поблагодарил я, ощущая всеми фибрами и нервами теплоту в душе и на сердце.
Это вам спасибо, господа Оболенские. Пишите письма. Конец связи.
Я долго еще держал теплую трубку возле уха. И мне все казалось, что я ощущаю чье-то легкое дыхание в лирических тонах.
Пишите письма… Какие слова! Сколько в них теплоты и надежды…