Похищенные

Глава 12

Ван

– Душ и сон! – скомандовал Чендлер, когда я вышла из его кабинета.

В полицейском управлении Миннеаполиса мне говорили то же самое. Это означало, что я слишком задержалась на работе. Пора привести себя в порядок и отдохнуть.

Я кивнула, но когда мы с Гарри прошли половину коридора, обнюхала свой рукав.

– От меня очень воняет, да?

– День был долгим. – Гарри старался не сморщить нос, отчего вид у него сделался таким, будто он сдерживает чих. Я постаралась не рассмеяться. Меня удивило мое внезапное желание доказать ему, что я не такая глупая, какой пытался представить меня Чендлер. Я подавила этот порыв. Все, что имело значение – то, как я буду выполнять свою работу.

– У тебя тоже.

Вот только Гарри выглядел так, словно только что вернулся из спа-салона. В общем, как обычно. Когда мы возвращались из Коста-Рики, я задела его локтем, как бы невзначай, но на самом деле – чтобы проверить, настоящий ли он. Сейчас мне захотелось сделать то же самое.

– Я пойду домой, как только пообщаюсь с другими судмедэкспертами, – сказал Гарри. – Агент Камински прислал стоматологические записи Эмбер Кайнд, и я переслал их остальным. Я хочу убедиться, что они были получены.

Что у тебя за дом, Гарри Стейнбек?

Я готова была поспорить, что вся его мебель обтянута пластиковыми чехлами.

– До завтра, – улыбнулась я.

Гарри кивнул, в его голубых глазах читалось любопытство. Сил разбираться, чем оно было вызвано, у меня уже не было.

У меня хватало веских причин сразу ехать домой, начиная с того, что я не спала как следует уже почти сорок часов. Но был и по крайней мере один серьезный аргумент сперва заглянуть в полицейский участок: нужно было как-то налаживать отношения с Комстоком. Я не знала, возможно ли в принципе его умаслить, но ради дела стоило попробовать.

Комсток не стал бы открыто совать мне палки в колеса. Он не мог не рисковать своей репутацией теперь, когда я стала официальным руководителем команды Бюро. Но в правоохранительных органах знают множество незаметных способов подорвать авторитет того, кто вам несимпатичен. Я не могла позволить, чтобы отношение Комстока ко мне помешало мне выяснить, что случилось с этими девочками. Так что какой бы отвратительной мне ни казалась мысль проглотить свою гордость и попытаться к нему подмазаться, другого выбора я не видела.

Припарковавшись перед двухэтажным кирпичным зданием, я долго всматривалась в него; страх и ненависть метались во мне, как крысы. Мне нравилось здесь работать. Нравилось общаться с Бартом. Я отдала этому делу десять лет жизни, а меня просто выгнали. Я не была здесь с того самого дня, как ушла, сжимая в руках хлипкую картонную коробку со всяким барахлом, по большей части подарками Барта.

«Детка, я привез тебе снежный шар», – говорил он, вернувшись из очередного отпуска, который провел в одиночестве. Или: «Думаю, тебе понравятся эти конфетки с кокосом, на Гавайях от них все без ума».

Я ушла с высоко поднятой головой и прямой спиной, потому что пошли они к черту. Раз я им не нужна, они мне тоже не нужны.

По крайней мере, так я сказала тебе.

Потерев глаза, горевшие огнем, я вышла из машины и направилась к зданию, пока не потеряла самообладание. Надо было, конечно, принять какой-никакой душ, а не только побрызгаться дезодорантом перед встречей с Чендлером. Но теперь было уже слишком поздно, и к тому же, насколько я помнила, в участке вечно стоял аромат раздевалки.

– Агент Рид, пришла на встречу с детективом Комстоком, – сказала я парню на стойке регистрации, показывая свой значок.

– Он вас ждет?

Слава всем богам, этого парня я не знала. Ему было чуть за двадцать, волосы взлохмачены, вид дерзкий. Его бейджик сообщал миру, что он – Ленц. Ложь далась легко.

– У нас запланирована встреча в восемь тридцать.

Ленц защелкал по клавиатуре.

– Что-то не вижу.

Я про себя поблагодарила его за подтверждение того, что Комсток еще здесь, а потом посмотрела на него так, что он понял – это не моя проблема. Он нахмурился, но махнул мне рукой в ответ:

– Двести семнадцатый кабинет.

И вот так я скатилась с вершины холма в канаву. Двести семнадцатый – это бывший кабинет Барта, лучший в округе. Лучше бы Ленц выбил мне зубы.

– Спасибо. – Я направилась к лестнице. Здесь пахло именно так, как я запомнила, и все это место по-прежнему ощущалось до боли родным. Мое сердце десять лет билось в такт его звукам: звону лифта, возмущенному вою обнаруживших, что кто-то допил весь кофе и не заварил новый, прозвищам, шуткам.

Я шла, опустив голову и глядя себе под ноги, когда поняла, что именно так и перемещалась по участку после смерти Барта. Эта мысль заставила меня поднять глаза и нацелить их, как лазерные лучи. К моему удивлению, ни один человек на первом этаже даже не взглянул в мою сторону. На втором кто-то из знакомых с любопытством на меня посмотрел, но эти взгляды меня не унижали. Ввиду высокой текучести кадров офицеры перемещались по пяти участкам Миннеаполиса в поисках повышения, поэтому появилось много новых лиц, но дело было не только в этом.

Дело было еще и в том, что мнение полицейских обо мне больше не имело для меня такого значения, как раньше.

Взгляни страхам в лицо, и они исчезнут.

Еще одна фразочка, вышитая на подушке из магазина, где продают свечи за пятьдесят долларов с запахом влажных салфеток по десять центов.

Я постучала в дверь.

– Да? – хмуро откликнулся Комсток. Я открыла дверь и зашла.

Стол был тот же. Стол Барта. На миг пол покачнулся, но я устояла.

– Детектив Комсток, я просто хотела вам сообщить, что мы в Бюро решили возобновить работу над делом о Похищенных. Меня назначили руководителем команды.

Он оторвался от компьютера. Сперва я подумала, что его лицо только кажется мне серым в отражении экрана, но оно в самом деле приобрело такой цвет. Работа его измучила. Он снял бифокальные очки, потер переносицу.

– Что ж, сегодня не мой счастливый день.

Я ничем не выдала, как сильно у меня скрутило живот. Наивно было полагать, что он проявит хоть какое-то уважение, хотя это ему ничего не стоило.

Он надвинул очки обратно.

– Давай проясним вот что. Новое дело берем на себя я и полиция Миннеаполиса. Старым, так и быть, занимайся ты. Сиди в своей норе, и никто тебя не тронет. Идет?

Что я должна была ответить? Да, сэр? Черта с два. Дело было не в моем эго – хотя, может быть, и в моем эго тоже. Дело было в том, что Комсток никогда не ценил откровенные поцелуи в задницу. По крайней мере, делал вид, что не ценит. Для него важно было другое.

Оставить след.

Так что я обнажила горло.

– Я впервые в роли руководителя, – произнесла я, глядя на его руки, а не в лицо. – Я не могу все испортить. Это все, что меня волнует. Если признание, которое вы получите за раскрытие вашего дела, поможет мне с моим, то так и быть. – Я откашлялась. – Я услышала ваши слова левым ухом и отвечаю вам раньше, чем они добрались до правого.

Его голос был низким и опасным.

– Это на тебя не похоже.

– Смерть Барта меня изменила.

Тогда я всей душой ненавидела Комстока за то, что он вынудил меня произнести вслух самое правдивое, что я знала. Но при мысли о тех трех маленьких девочках в лесу я постаралась сохранить нейтральное выражение лица.

– Ваше дело – разбираться с убийством. Моя задача – предоставить вам любую информацию, которая поможет вам отправиться в восьмидесятый год. Чтобы сказать вам об этом лично, я сюда и пришла. Ну так что, новый старт? – Я наклонилась вперед и протянула руку. Какое-то время Комсток смотрел на нее, а потом вновь повернулся к компьютеру.

– Рад, что мы поняли друг друга. Закрой за собой дверь.

Я провела кончиками пальцев по ладони, всем сердцем желая сбить эти бифокальные очки с его обрюзгшего серого лица, и повернулась к двери. Он пробормотал мне в спину:

– Ты всегда была здесь чужой.

В глазах у меня защипало. Он озвучил мой худший страх. Оказывается, все это время я себя обманывала. Для меня имело значение, что люди обо мне думают. Очень большое значение. Я не вписалась ни в ферму Фрэнка, ни сюда.

Моя рука сама захлопнула дверь, а ноги понесли меня прочь отсюда. Я хотела выйти на улицу, но зачем-то поплелась к стене с фотографиями, не обращая внимания на то, какая вокруг внезапно воцарилась тишина. Я не могла поднять глаз, потому что если бы посмотрела на кого-то, слова Комстока воплотились бы, стали бы четким прописанным фактом. Ты всегда была здесь чужой.

Но если бы я постаралась не думать о них и не видеть правды, отраженной в глазах людей, которых я считала коллегами, если не друзьями, тогда я, может быть, смогла бы забыть о том, что он сказал.

На стене висели фотографии детективов по расследованию убийств, прославивших, а порой ославивших родной участок. Двенадцать на восемнадцать сантиметров, выстроены в хронологическом порядке. Моя торчала где-то справа, и если ее не сняли, то, наверное, что-нибудь подрисовали. Я не стала уточнять, что именно. Я застыла перед черно-белым фото Барта.

Он пришел сюда юным круглощеким ангелом. «Это фото времен темных веков, детка, его сделал один хороший динозавр», – отвечал он в ответ на мои шутки по поводу густых и пышных волос, зачесанных назад, блестящих серых глаз и широкой улыбки.

Когда Барт был жив, он помогал мне нести бремя моей обостренной интуиции. Мои случайные «предчувствия», или, как он их называл, искры прозрения, узнав о которых, большинство офицеров позвонили бы в отдел внутренних дел, Барт принимал как факт, и мои осознанные сновидения, прикрытые его формальными методами, помогали нам двигаться вперед.

Первое, что мы с ним вместе расследовали – дело об избиении до смерти женщины и троих ее детей. Я вновь и вновь видела, как мать, яростно крича, пытается защитить своих малышей, и ее руки окровавлены. И однажды ночью увидела не только сцену убийства, но и самого убийцу, выбрасывающего монтировку, ставшую орудием преступления, с моста Третьей авеню. Он явно надеялся, что она по Миссисипи доплывет до Мексиканского залива, но этого не произошло. Мы уже прочесали окрестности в поисках орудия убийства, но когда я рассказала Барту о своем сне, он отдал приказ повторить это еще раз, начав с места преступления и двигаясь дальше до моста. Монтировка была найдена, и на ней сохранились довольно приличные отпечатки. Это позволило нам найти преступника в системе, а работа отдела довершила все остальное.

Потом был серийный насильник, терроризировавший район Лонгфелло в Миннеаполисе. Однажды утром я проснулась, видя его лицо так же четко, как свое собственное в зеркале. Это самое лицо украшало рекламный щит юридической фирмы «Коэло, Шнайдер и Кэлхун» в центре города. Я рассказала об этом Барту, а он, руководствуясь правилами, собрал достаточно доказательств, чтобы оправдать взятие образца ДНК, и вскоре идентифицировал адвоката как преступника.

Последняя информация, которой я поделилась с Бартом, помогла нам установить имя женщины, тело которой было обнаружено лыжником в парке Теодора Вирта. Я тоже увидела его во сне. Стоматологические записи это подтвердили.

Барт никогда не задавал вопросов, когда я сообщала ему очередное предчувствие, выданное за догадку. Он просто хмурил лоб, задумывался и вел расследование, тягучее, как патока, медленное и совершенно искреннее. Мы работали как хорошо отлаженный механизм.

А потом его не стало, и меня выгнали из полицейского управления. Оказывается, другим офицерам не хватало невозмутимости Барта. Мои догадки вызывали у них беспокойство, и поскольку мой напарник уже не мог меня защитить, ничто не мешало им говорить о том, что они чувствуют по отношению ко мне.

Глядя на старую фотографию Барта, я ощущала такую же боль, как если бы меня ударили топором в шею.

Наконец я вынула из заднего кармана телефон, включила камеру.

Потому что как бы сильно я ни скучала по Барту, я пришла к этой стене не для того, чтобы рассматривать его фотографию.

Любой, кто сейчас увидел бы меня, любой стукач, который мог бы нашептать обо мне Комстоку, понял бы только, что я страдаю над фото погибшего напарника, как девчонка, которой разбили сердце. Чтобы усилить впечатление, я сделала вид, будто утираю слезу.

И сфотографировала снимок рядом с фото Барта. На нем был Дэйв Комсток образца восьмидесятого года, вскоре после того, как исчезли Похищенные.

В тот год он патрулировал город.

Его фотографии того времени явно отсутствовали во Всемирной паутине. Я решила, что одна из них может мне пригодиться, и это была вторая причина, по которой я решила заглянуть в родной участок. Детектив по расследованию убийств с таким стажем, как у Комстока, не стал бы без причины перемещать улики.

Я собиралась выяснить, в чем дело.