Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица

ПРОЛОГ

За окном лоснящегося на вечернем солнышке «Мерседеса» проносились кооперативные палатки и разряженные девицы, мечтающие подсесть в какую-нибудь красивую машину.

Спикер Верховного Совета оторвал взгляд от окна и, втянув носом полосу кокаина, пронзительно высморкался в белоснежный платок.

Товарищ спикер (в те времена спикеры были еще товарищами) имел довольно-таки интеллигентное выражение лица и неполноценное чувство юмора: на заседаниях он отпускал такие остроты, от которых одна половина депутатов покатывалась со смеху, а вторая половина морщилась от нанесенной обиды. Поскольку половины время от времени менялись, спикера в Верховном Совете не любили.

Спикер почмокал губами и положил платок в карман заграничного костюма.

— А что, товарищ генерал, хорошая стоит погодка! Девушки на улицах прямо-таки цветут!

— Так точно, товарищ спикер, — отрапортовал генерал, глядя, правильно ли шофер крутит баранку. — Погодка стоит, и все остальное тоже стоит, особенно, когда девушки цветут.

Генерал тоже имел чувство юмора и любил пошло пошутить, щедро приправив свою речь матерком. Он считал, что эта привычка очень подходит к его новой должности вице-президента. У генерала были густые пышные пшеничные усы и выправка потомственного военного, что очень нравилось случайным женщинам.

— Ты не в курсе, землю крестьянам дали? — поинтересовался спикер.

— Да не хотят крестьяне землю брать!

— Почему?

— Говорят, дорого.

Спикер помолчал. Общаться с генералом ему было трудно, да и не о чем, а разговор надо было поддерживать, чтобы не обидеть вице-президента, поэтому спикер говорил о том, о сем, что случайно приходило в голову.

— Товарищ вице-президент…

— Мы здесь свои люди, приставку «вице» можно и опустить, — заметил генерал.

— Ну, как вам будет удобнее, — вежливо отозвался спикер. — Президент, а нашли ли наши партийные миллионы?

— Нет еще. Я дал задание своим людям этим заняться, они сказали, что обязательно займутся.

— А что замышляет товарищ Ельцин, временно исполняющий обязанности Президента?

— Как всегда, полон необъяснимых загадок, — неопределенно пожал плечами красивый генерал. — Мало его в реку бросали…

— А что это вчера за шумная толпа собиралась возле «Белого дома»? Может, провокация?

— Да нет, это молодежь собралась брейк потанцевать, а для этого наша площадь очень удобная.

— Надо что-то с ними делать, отвлекают от заседаний. Может, танками их подавить?

— Нельзя. Демократия, мать ее…

— Кстати, вчера анекдот в Верховном Совете рассказали. Идет, значит, Штирлиц по рейхсканцелярии…

— А чем сейчас занимается товарищ Штирлиц? — перебил собеседника генерал. — Он еще жив, как думаешь?

— Говорят, жив.

— Наверно, совсем старик уже, — вздохнул вице-президент. — Как нам его не хватало в Афгане, одному Би-Би-Си известно! Вот ему бы поручить разыскать партийные миллионы…

И генерал задумчиво уставился в окно.

А за окном проносились кооперативные палатки и накрашенные, как на похоронах, посиневшие на осеннем ветру девицы.

ГЛАВА 1. КИТАЙСКИЕ ШПИОНЫ В ЛУЖНИКАХ

Штирлиц подъехал на вещевой рынок в Лужниках на новеньком «Ниссане» в сопровождении автобуса, груженого ОМОНовцами. Айсман выскочил первым и услужливо открыл для Штирлица дверь. Исаев вышел, прикурил свой неизменный «беломор», взял протянутый Айсманом мегафон и приказал ОМОНовцам построиться.

Переругиваясь и передергивая затворы автоматов, молодцы нехотя подчинились. Штирлиц прошелся вдоль строя.

— Шнурков! — позвал он.

— Я! — возник перед Штирлицем бравый капитан ОМОН.

— Почему у тебя люди в таком отвратительном виде? Сапоги не чищены, форма рваная, морды небритые…

— Так ведь государство зарплату не платит уже месяцев пять, — потупился Шнурков. Сам Шнурков был в идеальной форме, потому что подрабатывал в частном агентстве Штирлица на полставки.

— Эй, белобрысый! — воскликнул Штирлиц. — Что у тебя в карманах? Граната?

— Нет. Свое, — ответил рязанский паренек.

— Орел, — похвалил Штирлиц.

— Рад стараться!

— Орлы! — объявил Штирлиц, прохаживаясь перед строем. — Мое частное разведывательное управление получило информацию. Наш осведомитель говорит, что в Лужниках прячутся двенадцать китайских шпионов. За каждого шпиона плачу двадцать долларов.

— Так точно, господин Штирлиц! А откуда вам известно, что именно двенадцать?

— Я своих информаторов не выдаю, — ответил Штирлиц.

Информатор Штирлица был нищим, изображающим из себя безногого и безрукого на Казанском вокзале. Вчера он прислал к нему мальчонку с запиской, в которой сообщал, что видел недавно в Лужниках китайского шпиона, с которым познакомился еще двадцать лет назад в Венгрии, но все равно узнал.

— Почему его называют Штирлицем? — шепотом спросил белобрысый у своего соседа.

— Кликуха такая, — со знанием дела отозвался тот. — Они очень любят фильм «Семнадцать мгновений весны». Раньше у них была мафиозная группировка, потому и клички такие остались — Штирлиц, Айсман…

— Смирно! — гаркнул капитан Шнурков. — Приказ ясен? Выполнять!

ОМОНовцы, расталкивая торговцев пуховиками и «сникерсами», бросились на рынок искать китайских шпионов.

Айсман подошел к Штирлицу.

— По двадцать баксов за шпиона? Не много?

— Справедливо, — ответил бывший разведчик. — Комиссионные десять процентов. Мы-то их в КГБ по двести сдаем.

Штирлиц не любил шпионов. В какую страну ни приедешь, всюду путаются под ногами, смешивают карты, просто мешают работать. Русский разведчик питал к ним профессиональную неприязнь и поэтому подписал с Комитетом Государственной Безопасности договор, по которому его частное агентство вылавливало шпионов, а Комитет платил деньги.

— Пошли, Айсман, мне надо перчатки купить, — бросил Штирлиц.

— Сейчас, машину закрою, а то угонят.

Штирлиц и Айсман пошли на рынок и остановились возле одного из узкоглазых торговцев.

— Почем пуховик?

— Одиннадсать тысяс, — ответил продавец.

— А перчатки? Это натуральная кожа?

— Коза, коза, — ответил вьетнамец. — Холосая коза! Семь тысяс!

— Можно померить?

— Мозно, — заулыбался вьетнамец. — Только тогда восемь тысяс!

Штирлиц одел перчатки и, любуясь, размял пальцы.

— А можно попробовать?

— Сто? — не понял вьетнамец.

Штирлиц с разворота ударил его морде и пояснил Айсману:

— Не люблю спекулянтов! Ну ладно семь, восемь тысяч, но стольник — это наглость!

«Какая ловкая игра слов!» — про себя восхитился Айсман и поинтересовался у Штирлица:

— Штирлиц, а как мы отличим китайских шпионов от простых спекулянтов, приехавших из Китая?

— Какая нам разница? — логично ответил Штирлиц. — Мы их сдаем в КГБ, а там пусть КГБ и разбирается.

— Да, но тогда наши ребята отловят больше двенадцати шпионов. Куда будем девать излишки?

Штирлиц задумался.

— Сейчас посмотрим. Эй, вставай! Я тебя вовсе не больно ударил, хватит притворяться! Ты — китаец?

— Нет, я вьетнамец, — просюсюкал узкоглазый. — Бели пелчатки бесплатно! Подалок!

— Взятка! — сообщил довольный Штирлиц. — Взятку дают, когда боятся. А чего ему бояться, если он не шпион?

— Классно рассуждаешь, — восхитился Айсман. — Прямо как Борман. Мне этот китайский шпион сразу показался подозрительным.

— Давай оттащим его к автобусу…

Упирающегося вьетнамца оттащили к автобусу и прицепили наручниками к радиатору. Покупатели сразу налетели на освободившийся прилавок и начали растаскивать пуховики.

— На кого работаешь?

Вьетнамец, пряча голову под руками, молчал.

— Отвечай, когда тебя спрашивает штандартенфюрер СС фон Штирлиц! — возмутился Айсман.

— Ладно, Айсман, к чему такие громкие слова? В КГБ заговорит.

Через полчаса вернулась бригада ОМОН. Все китайские шпионы были отловлены, а продаваемый ими товар конфискован ОМОНовцами для последующих поисков секретной информации или шпионского оборудования. Шесть лишних шпионов пришлось отпустить, но товар им не вернули. Довольные ОМОНовцы галдели, обсуждая, как будут делить конфискованное.

— Рацию нашли? — спросил Штирлиц.

— Никак нет, — вздохнул капитан Шнурков. — Два килограмма героина нашли, а рации нет.

— Да, обидно… Хотя, кому теперь нужна рация!

— Это точно, — согласился Айсман. — Дешевле информацию с «челноками» передавать.

— Господин Штирлиц, — осмелился спросить капитан. — Эти задержанные говорят, что они никакие не шпионы, а простые «челноки».

— Ты прав, — сказал Штирлиц Айсману. — Значит, мы задержали того, кого надо.

— Грузите! — махнул рукой Айсман.

ОМОНовцы затолкали бедных торговцев в автобус, Штирлиц выплатил Шнуркову комиссионные, и автобус уехал.

— Ты что, доверил ОМОНу сдавать шпионов в КГБ? А деньги?

— Деньги я заранее взял! — Штирлиц похлопал себя по карману. — Заводи, Айсман, пора возвращаться в ШРУ. И так уже целое утро работаем!

ГЛАВА 2. УТРАТА БОЛЬШОГО ЧЕРНОГО ПИСТОЛЕТА

На трамвайных путях радио в «Ниссане» защелкало и запищало. Просморкавшись, прокашлявшись и пару раз пукнув в микрофон, диктор сказал:

— А теперь последние новости! На торгах в среду акции частного агентства ШРУ достигли двенадцати ваучеров за одну акцию. Может кончиться соль и спички, могут упасть акции любой преуспевающей фирмы, но шпионаж и шпионы будут всегда! Это вам не фирма «МММ», которую знают все! Что такое ШРУ, чем оно занимается и как расшифровывается, не узнает никто и никогда!

— Правильно говорит, — проворчал Штирлиц. — Секретная служба должна работать скрытно, так, чтобы комар клюва не подточил! Пастор Шлаг гениально придумал акции выпускать. Работы никакой, а деньги текут.

Айсман, нацепив на нос черные очки, вертел баранку и вместе с радио насвистывал популярный в шестидесятые годы рок-н-ролльчик. Штирлиц лежал на заднем сидении, пытался уснуть и ворчал, когда машина попадала на канализационные люки, которые в России почему-то располагают прямо на шоссе.

Проезжая мимо водочного магазина, Айсман встрепенулся и притормозил, потому что вся улица была заполнена народом и проехать мимо, не задавив человек десять, было проблематично. Толпа с любопытством смотрела как около двадцати рэкетиров злобно избивали дубинками продавцов ликеро-водочных изделий.

— Интересно, сколько они запросили с этого магазина? — пробормотал любопытный Штирлиц. — Айсман, надо им помочь.

— Рэкетирам?

— Да нет! Продавцам!

— А зачем? Все равно они все скоро сопьются.

— Слушай, кто, как не мы, будет восстанавливать в городе порядок? У ментов своих делишек навалом, гебисты провокациями разными друг с другом занимаются…

— Ну, в общем, да…

— Сбегай-ка быстренько в подсобку, найди директора и спроси, сколько он нам выплатит за урегулирование этого мордобоя.

Айсман вылетел из машины и побежал, расталкивая толпу праздных зевак и собравшихся алкоголиков, в подсобку. Через минуту, когда рэкетиры загасили всех продавцов и разгоняли собравшуюся толпу, Айсман вылетел из магазина с криком:

— Штирлиц! Пол-лимона!

— Тогда пойди, скажи им, что магазин охраняется ШРУ.

— Есть!

Айсман поправил повязку на глазу и подошел к рэкетирам.

— Привет, негодяи. Агентство ШРУ. Что здесь творится?

— А тебе какое дело? — грубо отозвался бандит с густыми черными усами. — Вали отсюда, козел, пока не огорчили.

— Хм… — Айсман задумчиво вытащил из-за пазухи мотоциклетную цепь. — Кажется, я сказал тебе даже больше, чем ты того стоишь.

— Сейчас ты у меня договоришься, козел! Я тебе второй глаз выбью, — пообещал бандит и угрожающе двинулся в сторону Айсмана. Через секунду бандит уже лежал на асфальте, обливаясь кровью и выплевывая свои прокуренные зубы.

Айсман профессионально завертел цепью над головой и бросился на остальных негодяев, направо-налево раздавая болезненные удары. «Моя школа», — с гордостью подумал Штирлиц, любуясь на старого друга из машины.

Все это время Штирлиц старался определить главного зачинщика, чтобы проучить, как следует попинав ногами. По своему опыту, Штирлиц знал, что после этого остальные разбегутся сами. Но остальные почему-то не разбегались. Наверное, главного зачинщика среди них не было.

Айсман запыхался, но уложил почти всех. Тут из подъехавшего фургончика выпрыгнули еще четверо затянутых в кожу бандитов, в руках которых оказались полыхающие огнем обрезы.

Штирлиц, терпеливо наблюдавший за побоищем, выхватил пистолет и выстрелил первым, уложив одного из нападавших. Айсман тоже достал маузер, подаренный ему Штирлицем, и вступил с бандитами в озлобленную перестрелку.

Шестнадцать поверженных рэкетиров Айсман сложил возле входа в магазин и уже направился к директору водочного магазина, чтобы получить заработанные деньги, как какой-то шум заставил его насторожиться. Из-за угла выскочил здоровяк кавказской национальности на вонючем мопеде. Усатое лицо со сломанным носом злобно скалило белые зубы.

— Стой, где стоишь, пока стоишь! — с густым кавказским акцентом крикнул кавказец и подрулил к Айсману. — Ты кто такой? Отвечай быстро, тогда, может быть, немножко жив останешься!

Айсману этот вопрос явно не понравился. Он хотел дать обидчику по голове, но вместо этого получил по голове сам. Здоровяк набросился на Айсмана и начал пинать его ногами. Штирлиц в машине оторопел.

«Ничего себе! — подумал он. — Какой-то урод мочит моего Айсмана!»

И Штирлиц вылез из машины.

— Эй! — крикнул он кавказцу. — Ты кто такой, чтобы на агентов ШРУ наезжать?

— Я — Гиви Гмертошвили из группировки «Бородатого»! — отозвался тот, не переставая колошматить Айсмана. Айсман выронил маузер и закрыл лицо руками.

— А я — Штирлиц из группировки полковника Исаева, — сообщил Штирлиц и прицелился в кавказца из пистолета.

Услышав имя противника, Гиви перестал бить Айсмана, схватил его маузер и, оседлав мопед, спешно уехал. Штирлиц пару раз выстрелил ему вслед, но пистолет оказался не заряжен.

Охающий от боли, Айсман поднялся и, хромая, подошел к Штирлицу.

— Эта сволочь отняла у меня твой маузер, — простонал Айсман. — А ведь тебе его подарил сам Феликс Эдмундович! Это же исторический маузер! Почему ты его подарил мне, а не сдал в музей?

— Не паникуй, — спокойно сказал русский разведчик. — Я тебе еще один маузер подарю.

— А надпись?

— Выгравируем!

Подъехавшая милиция начала грузить преступников в «воронок». Благодарный директор магазина отсчитал Штирлицу деньги.

— Эту сволочь, этого Гиви, я повешу на тридцать втором телеграфном столбе от Казанского вокзала! — решил Айсман. — Штирлиц, если мы сейчас за ним погонимся, может поймаем?

— Ну его на фиг! Сам придет, когда жрать станет нечего, — ответил Штирлиц и устремился в кооперативный туалет под названием «Розочка». Айсман задумчиво посмотрел ему вслед.

— Поехали домой, в ШРУ, — раздраженно бросил Штирлиц, вернувшись из туалета. — Называют туалет «Розочкой», а пахнет, я извиняюсь, дерьмом!

— Ну, — рассудительно молвил Айсман. — Это же не цветочный магазин, люди туда, я извиняюсь, по-большому ходят, а не розы нюхать.

— Вот и я говорю, назывались бы тогда просто «Сортир». Или «Говномолотилка», на худой конец.

— Надо было им это предложение в жалобную книгу вписать, — всхрапнул Айсман.

«Ниссан» выехал на проспект и на всех парах помчался к частному агентству ШРУ. Штирлиц снова лежал на заднем сидении, смотря в потолок машины. Ему не нравилось, что бандиты так распоясались в его родном городе. Кстати, и морда кавказского негодяя показалась ему чрезвычайно знакомой.

Штирлиц напрягся и стал копаться в своем прошлом.

Воспоминания Штирлица перенесут нас на несколько лет назад, отчего текст истории будет еще более запутанным, зато потом все станет окончательно понятным.

ГЛАВА 3. МОРАЛЬНОЕ ОПУСТОШЕНИЕ

Плохо быть больным, старым и никому не нужным. Хорошо быть здоровым, богатым и всеми уважаемым. Кто спорит?

Штирлиц поднялся с потертого кресла и встал на колени, чтобы заглянуть под диван. Где-то должна была оставаться бутылка водки, на полстакана должно хватить. Штирлиц пошарил рукой под диваном, но кроме пыли и прошлогодних окаменевших носков ничего не нашел.

«Да, ситуация, — подумал отставной разведчик. — И что теперь прикажете делать? На паперть идти или на панели лежать?»

Кряхтя, Штирлиц поднялся и, покачиваясь, прошел на кухню. Чистой посуды оставалось все меньше и меньше, так что приходилось есть постоянно из грязных тарелок. Он открыл холодильник и зачарованно уставился в его зловонную пустоту. Последняя банка тушенки, которую он специально оставил к празднику 7 Ноября, стояла пустой и старательно облизанной.

«Не иначе, как провалы в памяти, — посетовал Штирлиц. — Видимо, встал я еще ночью и во сне выпил водку и закусил тушенкой… Но почему тогда я голоден и у меня нет похмелья?»

Штирлиц недвусмысленно выругался. Слова, сказанные им, так и остались в его комнате, не вызвав ни у кого никакого протеста или ассоциаций. Штирлиц был одинок и никому не нужен. Вдобавок к этому, он был стар и в плохом настроении. В этот момент в дверь несколько раз позвонили.

«Может быть, сосед? — предположил Штирлиц. — А что, если он даст мне взаймы, а еще лучше просто так? Тогда я назову его хорошим человеком… Или, по крайней мере, хорошо подумаю об этом кретине…»

Опираясь на свой костыль, Штирлиц прошел в захламленную прихожую и осторожно открыл дверь. На него смотрели два раскормленных мордоворота. Один — кавказец, со жгучими черными глазами, другой — блондинчик, глаза чистые, как слеза самогона. У обоих руки засунуты в карманы.

— Пенсионер Исаев?

— Допустим, — по привычке Штирлиц не любил отвечать на слишком прямо поставленные вопросы.

— Дело есть.

— Ну, проходите.

Штирлиц впустил двоих в свою квартиру, оценивая, не агенты ли это какой-нибудь иностранной державы пришли отомстить ему за проведенную в молодости подрывную акцию.

— Гмертошвили, — с сильным акцентом представился первый, не протягивая, впрочем, руку. — А это мой помощник Шкафчик. Мы из Пенсионного Фонда.

— Гмерто… Как, как?

— Гмертошвили, — повторил кавказец.

— Странная кличка.

— Это фамилия.

— Все равно хрен выговоришь.

— Может быть. Товарищ Исаев, с вами произошла чудовищная ошибка. Вы какую пенсию сейчас получаете?

— Сто тридцать рублей… У меня персональная пенсия, но маленькая.

— Мы именно по этому поводу. Вам надо проехать с нами и сделать перерасчет. Вам будет положено пятьсот тридцать два рублика и тринадцать копеек, — порадовал Штирлица товарищ Гмертошвили.

— А тринадцать-то копеек за что?

— За выслугу лет, за участие в Великой Отечественной войне… Вы ведь участвовали?

Штирлиц широко улыбнулся.

— Ну ты спросил! Да я, как никто другой, поучаствовал! Если бы не я, война до сих пор продолжалась бы, и вся страна сидела бы на голодном пайке…

— Вот видите, Исаев, — кавказец почесал жирный подбородок. — Теперь правда восторжествовала, и вам сделают перерасчет. Будете жить, как барин.

— О! — восхитился Штирлиц.

— Возьмите с собой все документы, какие есть в доме, — сказал Шкафчик, осматривая квартиру. — Военный билет, паспорт, трудовую книжку… Хорошая у вас квартирка.

— Ничего, — согласился Штирлиц. — Сортир совмещен с ванной, балкон с мусоропроводом.

— Одевайтесь и не забудьте взять документы. — поторопил Гмертошвили. — Склероза у вас еще нет?

«Склероза нет, но появились провалы в памяти», — ответил Штирлиц и забыл сказать это вслух.

Он быстро собрался и нашел старый потертый портфель со своими документами. «Вот так живешь, живешь, и вдруг жизнь преподносит тебе очередной приятный сюрприз. Вернее, преподносит просто сюрприз, но на этот раз он почему-то оказывается приятным», — размышлял Штирлиц.

Они спустились по лестнице и вышли во двор, где стоял «Рафик» с наглухо зашторенными окнами.

Сосед, сидевший на лавочке, поздоровался со Штирлицем простуженным голосом и хотел напомнить о долге в двадцать рублей, но постеснялся мордастых спутников Исаева. Штирлиц принял загадочный вид, словно находился на секретной операции, и, не глядя на своего кредитора, важно сел в машину. Сотрудники Пенсионного Фонда последовали за ним. «Рафик» умчался и обратно Штирлица уже не привозил.

ГЛАВА 4. ПЕНСИОННЫЙ ФОНД

Машина остановилась у заброшенного трехэтажного здания, которое было предназначено на снос. Штирлиц и его спутники прошли через строительный мусор и спустились по загаженной лестнице в темный подвал.

Шкафчик открыл скрипучую дверь ключом. Перед глазами Штирлица предстал длинный, плохо освещенный коридор. Его повели, поддерживая под руки, вдоль редких оцинкованных дверей. Коридор был мрачным, местами в каких-то подтеках, с неприятным запахом, напоминая тем самым бункер фюрера в мае сорок пятого.

— Здесь находится Пенсионный Фонд? — спросил Штирлиц.

— Да.

— Странное место. Какие-то подвалы, казематы… Прямо тюрьма.

— Чтобы никто не узнал, — пояснил кавказец. — Представьте себе, сколько граждан сбежится в Пенсионный Фонд, если узнает, где он находится!

— Логично, — согласился Штирлиц, которого ни на минуту не покидало радостное настроение. — Если узнают, что тут повышают пенсию, очередь будет, как в Мавзолей.

Шкафчик хрипло хохотнул.

Штирлиц зашагал быстрее, помахивая впереди себя костылем, чтобы не наткнуться на какую-нибудь арматуру.

— Все, пришли, — доложил Шкафчик. — Стыдоба на месте?

— Куда он денется, — лениво отозвался кавказец.

Они остановились возле стальной двери. На этот раз Шкафчик приподнял возле косяка планку штукатурки, под которой обнаружился цифровой наборник, и набрал несколько цифр. Штирлиц, по своему обыкновению, непроизвольно запомнил: «24531961». Дверь отъехала в сторону. Штирлица провели в помещение, почти такое же мрачное, как и подземелье, по которому они только что шли.

— Дед, подожди здесь на стульчике, сейчас мы отметимся, и тебя со всей душой примут.

Гмертошвили и Шкафчик быстро скрылись за другой дверью, откуда сразу же послышались приглушенные и сердитые голоса.

Штирлиц присел на стул и осмотрелся. Окон в помещении не было. Вдоль стен стояло несколько стульев, в центре красовался биллиардный стол с тремя одинокими шарами. Штирлиц взял кий и стал гонять шары, стараясь попасть в какую-нибудь лузу, но все как-то не получалось.

«Интересно, о чем можно так долго и так скрытно разговаривать?» — подумал он и подошел к двери. Приложив свое ухо, Штирлиц стал подслушивать. Этого делать он никогда не любил, но к старости, определенно, приобретаешь дурные привычки.

Тут дверь внезапно распахнулась, и Штирлиц ввалился в другое помещение, похожее на ангар для подводных лодок. Здесь было просторно. Кроме двух уже известных Штирлицу мордоворотов, перед ним стоял человек в белом халате, броско заляпанным чем-то ярко-красным. Рукава халата были завернуты, большие руки, украшенные татуировками, напомнили Штирлицу руки гестаповских костоломов.

Гмертошвили, который как раз прятал в карман пачку десяток, сообщил:

— Главный не занят, старик. Тебя сейчас быстро примут и отпустят.

— Меня зовут Мавр Феоктистович Стыдоба, — представился мужчина в халате, перебрасывая на губах окурок гаванской сигары. — Как там наверху, старик, солнышко светит?

— Светит, но не греет, — ответил Штирлиц, которому в очередной раз не понравилось, что его называют то «дедом», то «стариком». Кому другому он уже давно дал бы в рыло, но эти товарищи обещали ему повысить пенсию…

— Понятно. Где его документы?

— У него.

— Документы на стол!

Штирлиц подошел к одному из столов, покрытых серым брезентом, и вывалил из портфеля кипу бумаг.

— Вам о повышении моей пенсии лично Леонид Ильич позвонил? — спросил он.

— Кто?

— Кто-кто! — передразнил Штирлиц. — Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев!

Стыдоба покрутил пальцем у виска.

— Старикан, твой Брежнев давно уже дал дуба! Газеты надо читать!

— Что вы говорите? В последнее время я что-то политикой не интересовался, — оправдался Штирлиц. — Газеты у меня из ящика воруют, поэтому я их не выписываю. А кто теперь хозяин?

— Михал Сергеич Горбачев.

— Не слышал… Он как, ничего?

— А то! «Даешь новое мышление, товарищи!» — ошибаясь в ударении, процитировал Стыдоба жизненную позицию нового хозяина страны. — «Надо углубить, и тогда все сформируется». Ладно, некогда нам лясы с тобой точить, — Мавр Феоктистович начал перелистывать документы Штирлица.

Штирлиц от нечего делать посмотрел на соседние столы. Вдруг он отчетливо увидел, что из-под одного брезента выглядывают чьи-то грязные, посиневшие ноги. Бывший разведчик насторожился.

— Странный у вас Пенсионный Фонд. Очень похоже на морг…

— Какая тебе разница, дед? — грубо спросил Гмертошвили. — Тебе все равно на кладбище пора! Днем раньше, днем позже…

«Ловушка», — понял Штирлиц.

— Спасибо на добром слове, — сказал он и неожиданным прыжком метнулся к двери.

Гмертошвили хохотнул. Поигрывая ломиком, оказавшимся в его руках, злодей приблизился к разведчику. Шкафчик достал из-под стола тяжелую цепь.

— Стой спокойно, а то сейчас как дам по голове! — угрожающе сказал Гмертошвили, замахнувшись ломом.

Штирлиц вмазал ему промеж глаз своим костылем, кавказец отлетел и повалился на один из столов, опрокинув лежавший на нем труп. Мертвец упал на пол и застыл в позе, словно нищий, просящий на пропитание.

Здоровяк Шкафчик ударил Штирлица цепью по ногам, а потом по голове. Заливаясь кровью, Штирлиц упал, и Шкафчик уселся на него верхом.

— Мавр Феоктистович, давайте хлороформ! На этот раз прыткий попался, в десанте, наверно, служил!

— Скоты! — стенал Исаев. — Избивать старого больного человека!

Стыдоба приложил к лицу пенсионера грязный платок, обильно смоченный хлороформом. Через минуту Штирлиц уже ничего не чувствовал.

Гмертошвили наложили на нос компресс, а тело Штирлица перенесли на стол, освободившийся во время потасовки.

— Кто он такой? Что там у него в паспорте? — спросил Гмертошвили.

— Написано Исаев, а больше ничего не видно, — ответил Стыдоба. — Все кровью заляпано.

— Хрен с ним, какая разница! Брось документы в топку. Теперь его прошлое не имеет никакого значения.

— Это точно, — заулыбался Шкафчик.

Трое негодяев снова подошли к Штирлицу.

— Однако, слишком стар, может не вытянуть, — заметил Стыдоба, осматривая добычу.

— Крепкий старикан, — кавказец пощупал сломанный нос. — Попробовать можно.

— Попробовать, попробовать! Ты-то смотреть будешь, а мне работы на два часа! За две недели — двенадцать трупов, не могут перенести операцию, и все тут! Эх, какие при Брежневе были пенсионеры! Блеск! Взять, например, Толика… Здоров, как бык! Жалко, крыша поехала…

Стыдоба натянул резиновые перчатки и достал чемоданчик с инструментами. Штирлица раздели и протерли ребра на правой стороне спиртом. Хирург нашел в куче сваленных инструментов скальпель почище и сделал разрез, из которого волнами хлынула кровь. Кровь остановили, и Стыдоба достал капсулу, которую приложил к желудку.

— Подсосалась?

— Кажись, да, шеф.

Капсула со смачным хлюпом вошла в желудок, Стыдоба удовлетворенно хмыкнул. Штирлица зашили.

— Может, хоть с этим повезет. Все органы у него в порядке.

— Наверно, вел здоровый образ жизни.

— Ясное дело, раз политикой не интересовался и газет не читал.

— Это точно. Есть еще такие старики, которые за собой следят, — сказал Стыдоба, ожидая, что его тоже похвалят, но двое сообщников промолчали. Тогда Стыдоба по-шпионски пошутил: — Хотя как можно следить за собой? Это же извращение!

Негодяи достали бутылку водки и, посмеиваясь, стали без всяких тостов пить, не обращая никакого внимания на окружающие их трупы.

ГЛАВА 5. ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ В ЗАТОЧЕНИИ

Штирлиц очнулся в отвратительном настроении. Так часто бывает, когда просыпаешься в заточении на железной кровати. Он вяло откинул одеяло и обнаружил на себе полосатую пижаму заключенного.

При детальном осмотре на левой стороне живота обнаружился большой шрам, замотанный бинтами. Под бинтами болело.

«Распотрошили, — подумал Штирлиц. — Садисты».

На соседней койке лежал заросший, нечесаный парень, который что-то бормотал во сне. Целый час Штирлиц прислушивался, но так ничего и не понял. Наконец, парень проснулся. Он резво вскочил и, не обращая на соседа никакого внимания, начал бегать по комнате, распевая:

— Эх, долго ли, коротко ли, шел я по кривой дорожке, да пришел черт-те знает куда…

— Эй, гражданин! — окликнул Штирлиц. — Где я?

— Здесь, — беспечно ответил придурковатый парень. — В жопе.

Штирлиц встал и схватил паренька за грудки.

— Я тебя, кажется, о чем-то спросил!

Парень посмотрел на Штирлица мутными глазами.

— Только тронь, попробуй! Я драться не умею, я если бью — сразу насмерть!

Штирлиц дал ему по зубам, парень повалился на кровать и заплакал.

— Ну что, пацан, будешь говорить?

— Какой я тебе «пацан»? — захныкал сосед. — Мне восемьдесят два года! Я здесь уже пять лет сижу… Меня Толик зовут… Как там наверху? Говорят, какая-то перестройка? Кто нынче у власти?

— Свои, — лаконично ответил Штирлиц, отпуская уже поднятый кулак.

— Здесь тепло, кормят каждый день, — сменил тему паренек, перестав плакать, и радостно запрыгал на кровати. — Хочешь я тебе неприличную частушку спою?

— Одну?

— Ага.

Толик вскочил с железной кровати и вприсядку прошелся по комнате. Обнаружилось, что одна штанина обмотана у него вокруг ноги, вторая оторвана вовсе. Потанцевав, Толик встал, широко раскинул руки в стороны и прокричал в лицо Штирлицу:

— Триппер — это не болезнь, то ли дело сифилис! Моя Манька заболела, все клопы повывелись! И-эх!..

— Чудак ты первой величины! — заметил Штирлиц, вытирая непрошеную слезу.

Да, тяжело жить рядом с придурком. Штирлиц вздохнул. Впрочем, это был не первый дурдом в его жизни.

Заскрежетали железные двери, в комнату вошел Шкафчик, одетый в белый халат.

— Здорово, старички. Пожрать вам принес…

— Ты санитар? — спросил бывший разведчик.

— Теперь санитар.

— Так бы сразу и сказали, зачем было лапшу вешать про пенсию…

Штирлиц нехотя поел. Потом Шкафчик нацепил на него какие-то датчики и полчаса снимал показания загадочных приборов. Закончив, он сделал Штирлицу укол, от которого разведчик снова забылся. На мгновение ему показалось, что сквозь дымку и пелену сна над ним склонилось лицо Бормана. Штирлиц перекрестился и пробурчал ему «Сгинь, нечистая сила!» — и отключился полностью.

Дни Штирлица были пусты, как глаза обнищавшего наркомана.

Месяцев через шесть Штирлиц обнаружил, что у него обновилась кожа, осанка выправилась, стали слушаться руки и ноги. Да и шрам, оставленный подземельным хирургом Стыдобой, вскоре бесследно рассосался. Штирлиц подошел к зеркалу и уставился на свое отражение. Перед ним стоял молодцеватый офицер СС, правда в изношенной больничной одежде, но все равно — красавец штандартенфюрер!

— Едрена вошь, господин Штирлиц! — сказал русский разведчик зеркалу. — Видимо, придется нам еще повоевать.

Когда снова пришел Шкафчик, Штирлиц принял самый воинственный вид.

— По какому праву меня держат в заточении?!

— Помолчал бы ты, старик, по-хорошему, — посоветовал Шкафчик.

— Я — Герой Советского Союза! — возмутился Штирлиц. — И не позволю, чтобы со мной разговаривал в таком тоне какой-то коновал!

— Советского Союза больше не существует, — ответил санитар, поставил на столик скудный паек, зевнул и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

— Зато герои пока не перевелись!

Штирлиц схватил столик и стал лупить им по стальной двери. Гул от раздаваемых ударов понесся по всей подземной лаборатории. Не прошло и пяти минут, как в комнату вошел, кто бы вы думали? Борман!

— Борман! — удивился Штирлиц.

— Здравствуй, Штирлиц.

— Ты куда пропал после Кореи? Я тебя искал, думал, сходим в пивняк, пивка попьем…

Штирлиц не кривил душой, он действительно разыскивал Бормана, чтобы взять у него в долг денег.

— Работал в аппарате на Брежнева, — важно молвил Борман, присаживаясь на койку. — Теперь вот участвую в секретном проекте ГКЧБ.

— КГБ? — переспросил Штирлиц.

— Нет. Главного Комитета Чрезвычайной Безопасности, это гораздо круче.

— Спасибо, что пришел меня освободить, — похвалил его Штирлиц.

— Видишь ли, отпустить тебя не в моей компетенции, — ответил Борман, осторожно отходя к стене на некоторое расстояние от Штирлица.

— Как это, не в твоей компетенции? А говорил, твоя новая контора гораздо круче КГБ?

— Понимаешь, когда тебя взяли, никто же не знал, что ты — Штирлиц. А теперь ты стал строго секретной информацией. Тебя уже никогда не выпустят отсюда, так что привыкай… Это дело государственной важности.

— Борман, сволочь! Где благодарность? Я выполнил уже около тридцати самых важных государственных заданий!

— Ну и что! — отмахнулся Борман. — Я бы и сам их выполнил, если бы мне их поручили!

— Ну, знаешь ли! — Штирлиц обидчиво отвернулся от Бормана, но тут же решил, что обижаться рано, надо выманить из бывшего партайгеноссе побольше информации. — Постой, я что-то не понял, а в чем заключается секретный проект? Я о нем ничего не знаю, меня можно смело выпускать.

— Ты сам — часть секретного проекта «Вторая молодость», — объяснил Борман.

— Ничего не понимаю, это как-то связано с партийными миллионами за границей? — осторожно спросил Штирлиц.

— Да нет, при чем здесь партийные миллионы?

— Ким Ир Сен?

— Какой в задницу Ким Ир Сен? Он уже давно забыл про тебя из-за склероза. Хватит тебе, Штирлиц, на кофейной гуще гадить! Если хочешь знать о проекте «Вторая молодость», я тебе все расскажу, хотя тебе это не пригодится.

Борман присел на стул.

— Вот представь себе, человек трудится в поте лица всю жизнь, идет-идет по служебной лестнице, спотыкается, скатывается вниз, поднимается снова и вот — становится Генсеком. Потом он работает-работает и вдруг умирает от старости! Разве это справедливо? Сколько людей мы из-за этого потеряли! Поэтому нашему секретному отделению ГКЧБ было поручено заняться проблемой омолаживания: вставляешь в Генсека капсулу «Второй молодости», и он спокойненько работает дальше.

— Тем более, что в любой момент можно нажать на кнопку и убрать Генсека, если он станет делать что-то не так, верно? — обронил Штирлиц.

Борман ядовито хрюкнул.

— Ну… В сообразительности тебе, Штирлиц, не откажешь… Но кнопки возможны только если бы Генсеков резали, как тебя. Однако, руководители проекта хотят обходиться без операций. Им ведь тоже когда-нибудь понадобится… Проект «Вторая молодость» был предназначен для Брежнева, но ты, наверное, знаешь, не уберегли мы его, не успели. Зато теперь все отлажено. Посмотри на себя — ты живой и здоровый! Как огурчик!

— Что значит «отлажено»? — переспросил Штирлиц.

— Мы отлавливали никому не нужных пенсионеров, которых потом никто бы не стал искать. Документы уничтожали, так что человека, считай, что и не было. На них-то и проводили опыты, все равно ведь помрут! И государству польза, экономия на пенсиях, и нам удобно, — Борман заулыбался, что-то вспоминая. — Сначала ничего не получалось. Пенсионеры или просто загибались, или молодели, но впадали в старческий маразм. Вот, посмотри на Толика — этот хоть выжил. А ты, Штирлиц, пока наша единственная удача! Полный успех!

— Ну да, успех! Изрезали всего вдоль и поперек!

— Я же уже говорил! — обиженно воскликнул Борман. — Это только на первых порах резали. Сейчас мы работаем над созданием специальной таблетки. Уже почти закончили. Выпил одну — десять лет скинул, выпил две — двадцать. Стыдоба — гений!

— А ты — фашист!

Игнорируя замечание Штирлица, Борман хихикнул.

— Ты пойми, Штирлиц, я бы тебя выпустил, мне не жалко. Но тебя теперь изучать надо, чтобы других омолаживать. А выпусти тебя, так ты же можешь спутать Большую Игру. Кто знает, что тебе придет в твою умную лобастую голову?

Штирлиц пожал могучими плечами.

— Вот видишь! — воскликнул Борман и задумался. — Ладно, уговорил. Чего не сделаешь по старой дружбе. Дай честное слово старого коммуниста никому не говорить об этом секретном проекте, и я о тебе похлопочу.

— Я на сделки с предателями Родины не иду, — ответил морально устойчивый Штирлиц.

— Я — не предатель! — обиделся Борман. — Я работаю на представителей высшего эшелона власти!

— Вот и кати на своем паровозе в Тунгусскую степь! — ответил Штирлиц, лег на кровать и отвернулся лицом к стене, показывая, что разговор у него с предателями короткий.

Не тратя время на разговоры, Борман быстро ретировался за стальную дверь. Все равно он не собирался хлопотать, просто хотелось посмотреть на унижающегося Штирлица.

После разговора с Борманом Штирлиц тосковал до тех пор, пока у него не возник план. Он снова принялся бить столиком в стальную дверь, сопровождая свои удары громкими требованиями выполнить его личную просьбу.

Штирлиц злодействовал два часа, причем, орал он таким противным голосом, что достал даже Толика, который мучительно сочинял вторую неприличную частушку. Вдохновение у идиота ушло, оставив, впрочем, первую творческую удачу.

Наконец стальная дверь открылась и в проем заглянул Шкафчик.

— Ну чего тебе?

— Скажи, пусть мне вернут мои ботинки, у меня по ночам без них ноги мерзнут.

— Хорошо, — после минутной паузы ответил Шкафчик, — но только без шнурков.

— Это еще почему?

— Господин Борман сказал, что с тобой надо быть осторожным. Ты можешь веревочную лестницу сплести, как граф Монте-Карло, — ответил Шкафчик.

«Козел!» — подумал Штирлиц и прилег на кровать отдохнуть.

На следующее утро Шкафчик облазил всю помойку, пока не нашел грязные и дырявые ботинки Штирлица.

— На, дед, носи, — сказал он, бросая их в камеру через окошко. — Этим ботинкам, небось, лет триста.

Когда санитар ушел, Штирлиц кинулся к своим ботинкам. Это были та самая диверсионная обувка, в которой он побывал в Корее. Оторвав зубами подошву, Штирлиц достал то, что было под ней спрятано. Долгие годы в этой обуви у него сильно сбивались ноги, натирались трудовые мозоли, и вот только теперь мучения Штирлица были вознаграждены. Исаев высыпал добычу на кровать.

Проявляя чудеса изворотливости и изобретательности, из каких-то безобидных винтиков и проволочек, он быстренько собрал мощную рацию, действовавшую на расстоянии до пятидесяти километров. Из-под другой подошвы Штирлиц извлек напильник, гвозди, четыре метра прочной веревки и свой самый любимый кастет.

Толик зачарованно смотрел за работой Штирлица.

— Штирлиц? Ты че удумал-то?

— Побег. Рванешь со мной?

— А куда?

— Туда, — сказал Штирлиц, кивая на потолок.

— А на фиг?

— А фигля!

— А че там делать-то? Жрать нечего. Да и найдут нас все равно эти гекечебисты…

— Я же тебе рассказывал, что я засекреченный супер-агент. Я так сбегу, что меня ни одна собака не найдет!

— Тогда как же ты сюда попал? — спросил Толик.

— Я был на пенсии, — ответил Штирлиц. — Ну, так как?

— Нет. Мне и здесь хорошо, — ответил Толик. — Буду и дальше косить под идиота, а меня будут кормить-поить. Я вот новую неприличную частушку придумал. Хочешь, могу спеть.

— Не хочешь бежать, сиди тихо, придурок!

Толик задумчиво посмотрел на своего сокамерника и покрутил пальцем у виска. Штирлиц менялся прямо на глазах. Например, на лице бывшего разведчика появилось злое и упрямое выражение, и он действительно стал похож на супер-агента.

— Прием! — сказал разведчик в рацию. — Как слышите меня, прием?

— Вам кого? — отозвался испуганный голос.

— Шлага!

— Какого «шланга», — ответил голос, в котором Штирлиц признал голос своего агента.

— Товарища Иванова! — поправился Штирлиц.

— Ах, директора! — обрадовался голос. — Он ушел кормить бегемота. Что ему передать?

— Директору или бегемоту?

— Директору…

— Пусть накормит бегемота как следует! — ответил Штирлиц и задумался: «Какие еще бегемоты?» — Прием, прием! Шлаг, это Штирлиц, отвечай немедленно, а то пожалеешь!

Рация замолчала, это опечалило супер-агента. Пастор Шлаг был единственным агентом Штирлица, который предположительно находился в Москве. Сразу после Кореи Шлаг приехал в СССР из ФРГ как турист, встретился со Штирлицем и, после недельной пьянки, попросил политического убежища и русскую фамилию «Иванов». Об этом писали газеты.

В пять вечера для вечерних экзекуций к подопытным заключенным снова пожаловал санитар Шкафчик. В руках у него был большой шприц с мутной жидкостью, который он нацелил на Толика.

— Снимай штаны, Толян, щас тебе успокоительное вколем! Ты, Исаев, тоже готовься.

— Послушайте, Шкафчик! — вежливо поинтересовался Штирлиц. — А что это вы все время одним и тем же шприцом колете? Вы про СПИД слышали?

— Тебя, старого козла, не спросили! — огрызнулся мордоворот Шкафчик.

Штирлиц ядовито усмехнулся.

— Ну ты и урод! — бросил он санитару. — Тебя надо было не Шкафчиком назвать, а, например, Лифчиком.

— Чего?! Нарываешься, козел? — рассвирепел грубый санитар. — А в рыло?

— Можно и в рыло, — не стал возражать Штирлиц и навесил санитару кастетом прямо в нос, отчего Шкафчик отлетел к стене, а потом, отпружинив, повалился было на Штирлица, но русский разведчик успел отпрыгнуть.

— В живых людей шприцом тыкать, да? — распалял себя Штирлиц. — Ах ты, фашистская морда!

Отдавшись волне энтузиазма, Штирлиц начал лихо пинать непрестанно поскуливающего санитара ногами, приводя Шкафчика в неузнаваемое состояние. На помощь Штирлицу коршуном подлетел Толик, ударивший санитара табуреткой по голове. Шкафчик затих.

— Что-то ты не подрассчитал, — заметил Штирлиц. — Он отрубился, и теперь ему не больно.

— Я же тебе говорил, я, если бью, сразу насмерть!

Штирлиц, пожимая плечами, внимательно посмотрел на Толика.

— Ну что, идешь со мной?

— Не, — отозвался Толик, таким же коршуном возвращаясь в свое гнездо.

— Тебя же за этого раздолбая убьют…

— Меня-то за что? — справедливо возмутился Толик. — Я им скажу, что это ты его уложил.

— Логично, — согласился разведчик.

Штирлиц обыскал образовавшийся труп и достал тяжелые камерные ключи. Кивнув на прощанье своему соседу, легендарный разведчик вышел за дверь из мрачной камеры, в которой он провел шесть долгих месяцев.

Штирлиц помнил код стальной двери, через которую его когда-то привели в подземную лабораторию, чего тут не запомнить — год смерти Ленина, Сталина, первый полет Юрия Гагарина: «24531961».

— Эй! — раздалось за спиной русского разведчика, пока он набирал код. — Ты что тут делаешь?

Штирлиц обернулся и обнаружил перед собой доктора Стыдобу с пистолетом в руке.

— Доктор, вы — гений! — признал Штирлиц. — Я просто восхищаюсь вами!

— Хм, — Стыдоба скромно потупился. — Ну, что вы…

Возразить доктор не успел, потому что Штирлиц резко выбросил вперед руку и нанес гению сильный удар кастетом. Лицо Мавра Феоктистовича превратилось в кровавую маску, и он упал бездыханный.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Штирлиц вышел за дверь и плутал потом по подземным переходам всю ночь, выбравшись на поверхность только под утро. Эту дорогу он запомнить не смог, зато Бормана пообещал найти и пристрелить, как бродячего музыканта!

ГЛАВА 6. ПАРТИЙНЫЕ МИЛЛИОНЫ ПРОФЕССОРА ПЛЕЙШНЕРА

Штирлиц проснулся под забором, возле которого была свалена большая куча строительного мусора.

Оставшись без крыши над головой и без средств к существованию, Штирлиц приуныл, но ненадолго. В конце концов он получим «вторую молодость», крепкие мускулы и тридцатилетнюю внешность. А острый ум у него был всегда. Штирлиц снова был своим среди своих, но сейчас эти «свои» могли его забрать в любую минуту.

Разведчик стал снова вызывать пастора Шлага, но тот упрямо молчал, видимо, не на шутку перепугавшись от вызова Штирлица. Пообещав себе припомнить это пастору, разведчик осмотрел себя с головы до ног. В тюремной одежде он походил на бомжа, чем и решил воспользоваться.

Штирлиц поселился на Казанском вокзале среди нищих. Сначала у него возникли с ними некоторые разногласия, но двумя ударами своих кулаков, он быстро осуществил «мирное сосуществование». Вскоре он даже сдружился с нищим по имени Евлампий, который добровольно одалживал ему на ночь свою телогрейку.

Нищенствуя, Штирлиц уже через неделю набрал необходимую сумму, чтобы обновить гардероб и поселиться в «Метрополе». На этом Исаев простился со своими новыми друзьями.

В гостиничном номере Штирлиц смог наконец-то расслабиться. Через пару дней, смотря по телевизору «В мире животных», он понял, что упомянув о бегемоте, пастор Шлаг, проговорился. «Неужели кто-то доверил пастору быть директором зоопарка?» — покачал головой Штирлиц. Теперь он знал, в каком месте пастор Шлаг мог кормить бегемота.

Через двадцать минут обновленный супер-агент вышел из номера и быстрым шагом направился к Московскому зоопарку.

Если не считать женщин, то самой большой любовью пастора Шлага с детства были бегемоты. Изучению этих замечательных животных он посвящал все свое свободное время. В берлинском зоопарке было четыре бегемота, пухленький Шлаг часто ходил посмотреть на своих толстых любимцев и чем-нибудь их угостить. Он читал только о бегемотах и соглашался говорить только о них. Из-за своего необыкновенного увлечения Шлагу с большим трудом удалось окончить духовную семинарию. Хорошо еще, что и в Библии упоминались бегемоты.

Потом настала война. Фашисты зверствовали направо и налево, пастор попал в руки Гестапо, но его спас Штирлиц.

Работая на Штирлица, пастор Шлаг оказался в Москве, где и осел в виде «законсервированного специального агента». Долгие годы от Штирлица не поступало никаких известий, пастор Шлаг повеселел и решил наконец-то удалиться на покой. Он приложил все усилия, чтобы устроиться на работу в зоопарк и с годами дослужился до директора зоопарка, сменив свою фамилию на Иванова, чтобы не считали евреем. Выбирать ремесло, в общем-то, не приходилось. Шлаг хотел стать православным священником, но в Советской России те, у кого имелись деньги, были партийными атеистами, а у остальных денег не было, поэтому набрать для своей церкви прихожан пастору не удалось.

Когда Штирлиц вызвал его по экстренной связи, директор Иванов не на шутку перепугался и в тот же день уничтожил опасную рацию, кинув ее в бассейн к бегемоту. Штирлиц был способен внести в его строгую и налаженную жизнь кромешный абсурд и идиотский бардак. Снова попадать в руки супер-агента пастору Шлагу не хотелось. Шлаг и так уже прожил долгую, полную опасностей жизнь и хотел умереть спокойной смертью, по возможности, среди любимых им бегемотов.

Штирлиц стоял возле бассейна и с доброй улыбкой кормил бегемота вкусными булками с маком. Заглатывая жратву, бегемот радостно похрюкивал и подмигивал Штирлицу своими хитрыми глазами. Бегемот был старым, как дедушкин шкаф, но глаза его смотрели на Штирлица с живой и неограниченной любовью.

Пастор Шлаг затравленно наблюдал за Штирлицем из-за кустов.

— Вот ты где, — не оборачиваясь, сказал Штирлиц. — Я тебя повсюду ищу.

Пастор Шлаг задрожал, как осиновый лист, в который вогнали осиновый кол. Он выполз из своего укрытия и виновато подошел к начальнику.

— Сбегай-ка за пивом, а то я поиздержался на твоем бегемоте. Прожорливый, как я в молодости. Вместе с пивом купи три упаковки «Педигри Пала», знаешь, такой корм для собак…

«Бегемот не ест собачью еду», — подумал пастор, но повиновался.

Через час они сидели со Штирлицем в дирекции зоопарка, и Штирлиц, молча глядя на пастора Шлага, обдумывал план предстоящей операции.

— Штирлиц, вы что-то опять замышляете? — поинтересовался пастор.

— Ага. Поживу пока у тебя. Кстати, попробуй, «Педигри Пал» с пивом — это просто класс!

Штирлиц вовсю захрустел собачим кормом.

— Сын мой, я не пью горячительных напитков.

— Бегемот мне твой понравился. А то бы я тебе все зубы выбил, — сообщил Штирлиц, посмотрев на пастора своими добрыми глазами.

— Они у меня и так вставные, — перекрестился пастор.

— С сегодняшнего дня будешь снова работать на меня. Вот возьми, отнеси на телеграф.

Штирлиц протянул пастору листок бумаги, после чего повалился на служебный диван и оглушительно захрапел.

В этот же день пастор дал срочную телеграмму в Швейцарию на имя профессора Плейшнера. Это был не тот профессор Плейшнер, который выпал из окна, нарвавшись на засаду, а его брат-близнец. Телеграмма была написана понятным, доступным языком, исключающим неправильное или двусмысленное толкование, как это часто бывает, когда пользуешься шифровками.

«Профессору Плейшнеру от Штирлица. Загружай два полных чемодана того самого, что мы клали в банки, и СРОЧНО вылетай в Москву. Если дорожишь своей вставной челюстью, не задерживайся, иначе я за себя не отвечаю. Встречаемся в дирекции московского зоопарка. Пароль тот же. Твой начальник Штирлиц».

Выбравшись из застенков ГКЧБ и получив «вторую молодость», Штирлиц решил пожить в свое удовольствие.

Несколько лет назад, с блеском закончив операцию в Северной Корее, он по личному поручению Леонида Ильича занимался переправкой миллионов коммунистической партии в Швейцарские банки. Связным у Штирлица был профессор Плейшнер, который как раз и открывал для коммунистов счета. С годами все остальные агенты порастерялись, и номера счетов знал теперь только профессор Плейшнер. И это знал Штирлиц.

Разведчик улыбнулся. Профессор Плейшнер вылетит в Москву ближайшим рейсом. У Штирлица длинные руки, что-что, а это Плейшнеру было прекрасно известно, и ослушаться он не осмелится.

Вскоре у Штирлица будет два чемодана валюты и никаких хлопот.

Выйдя на свободу, знаменитый пилот Руст снова купил себе спортивный самолетик и полетел на Красную площадь. По привычке он приземлился возле Мавзолея, и его незамедлительно «завинтили».

— Люблю писать мемуары, — заметил пилот в интервью газете «Аргументы и факты». — У вас в Лефортово так хорошо пишется!

«Писателя» увезли в полицейской машине, никто и не узнал, что и на этот раз спортивный самолет Руста нес еще одного пассажира — профессора Плейшнера с двумя тяжелыми чемоданами.

Профессор выпрыгнул из самолета над московским зоопарком и стремительно полетел к земле. Основной парашют почему-то не раскрылся, а запаски не было, поскольку самолет был маленький, и Руст возражал против лишнего багажа. Плейшнер сильно ударился ногами, а потом головой, но это было ничего. Помня о том, как погиб его брат, профессор полгода тренировался по прыжкам с высоты без парашюта и приобрел стойкий иммунитет на падение, так что все кончилось благополучно, если не считать того, что от удара о землю у профессора выскочила вставная челюсть и, откатившись, упала в бассейн к бегемоту.

Отряхнувшись и отпугивая посетителей чернотой своего рта, профессор пошел к дирекции. Штирлиц встретил его объятиями и спросил:

— Чемоданы принес? Молодец! А почему без зубов?

— Там феть было шкажано: «шлочно!» — отрапортовал самый быстрый агент Штирлица.

— Молодец, — Штирлиц похлопал профессора по плечу. — Садись, перекуси после дороги… Пастора Шлага возле бегемота не видел?

Поглощая предложенную манную кашу, Плейшнер отрицательно помотал головой.

— Шлушай, Штишлиш! Я жато ждешь такохо штрауша фидел! Штоит, понимаешь ли, а холову жарыл в пешок, и шо он там телает?

— Свои яйца ищет, — заметил Штирлиц, осматривая профессора Плейшнера. — Слушай, брат, ты, я смотрю, постарел еще больше, чем я!

— Да што ты Штишлиш! Ты фофсе не поштафел!

— Еще раз, назовешь меня «Штишлиш», и я тебе все зубы вышибу! — пригрозил Штирлиц, которому уже надоело такое обращение.

В ответ профессор Плейшнер показал свой беззубый рот и радостно заулыбался. Это был первый раз, когда он не испугался угрозы Штирлица.

«Все норовят меня провести, — подумал Штирлиц. — Ладно, к чему ссориться с друзьями, когда можно жить дружно…»

— Пожрал? Давай вставай, выворачивай карманы.

— Да бфось ты, Штишлиш, ты мне што, не дофефяешь?

— Нет, — не стал скрывать русский разведчик, ставя профессора лицом к стене. — Ноги на ширину плеч, руки за голову… Так, это что такое?

— Это мне фафушка оштафила… — Плейшнер с жадностью посмотрел на извлеченные из его карманов доллары.

— Не может быть у таких, как ты, бабушек, — ответил Штирлиц, вычищая карманы профессора. — Садись.

Пристыженный профессор сел за стол.

— Эти деньги получишь на карманные расходы, когда я обменяю их на рубли, — Штирлиц открыл чемодан и бросил в него найденные у профессора две пачки долларов. — Не хватало еще, чтобы тебя посадили за валютные махинации. Сейчас здесь с этим строго…

— Шоглашен, — кивнул своей плешивой головой профессор Плейшнер.

— Будешь, как и раньше, работать на меня. Ставлю тебя на довольствие, деньги будешь получать только из моих рук. Если узнаю, что ты подрядился работать на кого-нибудь еще, во! — Штирлиц выставил перед профессором свой пудовый кулак. — Удавлю, гнида! Я твоих шуток не понимаю!

— Я шоглашен. У меня и план есть! Нато нам фифму офганижовать! Типа ШРУ!

— Вставь сначала зубы, потом поговорим…

ГЛАВА 7. ВСТРЕЧА В МОСКОВСКОМ ЗООПАРКЕ

Через день, когда профессору Плейшнеру вставили новые зубы, стало понятно, что он хочет сказать. У профессора были очень серьезные намерения. Насмотревшись за границей на коммерсантов, он хотел вовлечь Штирлица в частный бизнес.

— Нам надо открыть свою частную фирму!

— А чем мы будем заниматься?

— По своей специальности, шпионажем, — ответил Плейшнер. — То, что ты и я умеем делать лучше всего. Откроем свою фирму, типа ШРУ, тьфу, проклятая привычка! Я имел ввиду ЦРУ. Заживем, как американцы.

— Думаешь?

— Деваться просто некуда. Все равно эти деньги придется отмывать, — сказал умный профессор. — Все будут интересоваться — откуда у тебя деньги?

— Ну и пусть себе интересуются.

— Смотри, придет налоговый инспектор и посадит тебя в тюрьму. Вот чеченская мафия недавно украла несколько миллиардов по подложным чекам, смотри, Штирлиц, еще спишут на нас! Рано или поздно всегда приходит налоговый инспектор, это народная примета… А бывают еще рэкетиры…

— Пусть попробуют! — беспечно ответил Штирлиц. — Не боюсь я ни рэкетиров, ни налоговых инспекторов…

— Штирлиц, ты знаешь, как я уважаю в тебе честность и открытость, но ты ничего не смыслишь в делах! Сегодня ты прогнал одного инспектора, завтра приехала налоговая полиция. Сегодня ты пристрелил одного рэкетира, завтра наехала мафия. Это же гидра! Обрубаешь голову, вырастают семь других.

— Гидра капитализма, — проворчал Штирлиц. — Что ты предлагаешь?

— Выход только один, — увлеченно сказал умный профессор Плейшнер. — Надо открыть свою фирму, которая будет заниматься какой-нибудь ерундой и отмывать наши денежки. Вот пастор Шлаг нам заказ даст — на охрану бегемота в зоопарке.

— Да кому он нужен! — отмахнулся присутствовавший при разговоре пастор Шлаг. — Его уже даже государство кормить не хочет, денег не дает! Вы знаете, сколько он жрет?

— Пастор! Какой же вы тупой! Я же вам говорю, это будет фикция, понятно?

— Понятно, — ответил пастор Шлаг. — Фиктивный брак. Штирлиц женится на бегемоте.

— Сейчас как дам! — возмутился Штирлиц.

— Я пошутил, — пастор втянул голову в плечи. — А вы знаете, сколько он срет?

— Вот ведь свалился на мою голову, — простонал профессор, утомившись от тупости пастора.

— Это ты свалился на нашу голову! Жили спокойно, кормили бегемота, а ты как сиганешь с парашютом! Бедный бегемот проглотил твою челюсть, и теперь у него несварение желудка.

Штирлиц, тщательно все обдумав, посмотрел на профессора.

— Идея неплоха. Ты, Плейшнер, оказывается, умный мужик!

Профессор Плейшнер скромно потупился, напоминая теперь собой тупого-тупого дегенерата.

Через два дня в дирекцию на имя Штирлица пришла срочная международная телеграмма от Айсмана:

«Встречай возле гостиницы «Метрополь» в шесть вечера. Целую. Айсман».

— Эконом хренов, — выругался Штирлиц. — Чего встречай, зачем?

Разведчик вышел на улицу и остановил такси.

— До Манежной площади.

— Сколько?

— Штуку дам. Туда пять минут ехать.

— Ты что, мужик, обалдел? Десять тысяч, не меньше! Знаешь, как бензин подорожал?

Еле сдерживаясь, Штирлиц переложил кастет из одного кармана в другой.

— Хорошо, пусть будет десять. Но только чтоб быстро…

— Быстро ты на метро доедешь! В центре сейчас такие пробки, минут сорок стоять придется, если не больше!

— Зачем мне тогда брать такси?

— Чтобы с ветерком прокатиться, — ответил наглый таксист.

«Пора устраивать таксистский погром», — желчно подумал Штирлиц, спускаясь в метро.

Возле гостиницы «Метрополь» суетилась пестрая толпа школьников, выпрашивающих у разодетых иностранцев валютную мелочь и жевательную резинку.

— Дяденька! Дай бубль гум! — пристал к Штирлицу мальчонка.

Штирлиц остановился и посмотрел на мальчика.

— Я в ГУМ не заходил, — сказал он. — И никакого «бубля» у меня нет.

— Я имею ввиду резинку, — пояснил пацан.

Штирлиц смутился. «Кажется, у ребенка раннее половое созревание. По идее, надо бы отвести его за руку к сексопатологу». Каждый день преподносил Штирлицу все новые незнакомые слова, но слово «сексопатолог» он уже заучил.

— Слушай, мальчик, тебе учиться надо, а не к мужикам приставать.

— Ладно, если бубль гум жалко, хоть денег дайте, — не отставал мальчишка.

— На, возьми! — молвил добрый Штирлиц, протягивая двадцать долларов. — Вырастешь, купи себе завод «Унитрон», делай кирпичи, чтобы не попрошайничать!

Мальчишка с репликой «Вот буржуй! Двадцать баксов!» отпрыгнул в сторону, чтобы «буржуй», не дай Бог, не передумал и не потребовал деньги назад. А на Штирлица тут же налетела толпа мальчишек.

— И мне! И мне! — кричали дети, голодными глазами глядя на Штирлица.

— Больше нет денег, — соврал Штирлиц, отбиваясь от настырных подростков. — Пошли вон, пионеры!

— Буржуй проклятый!

Осыпая Штирлица матерными ругательствами, дети побежали искать других буржуев.

Разведчик осмотрелся.

— Штирлиц! — раздалось откуда-то сбоку.

— Айсман!

Фронтовые друзья обнялись.

— Как доехал?

— Отлично! В самолете с нами летела такая шикарная стюардесса! Груди — вот такие, ноги — вот отсюда начинаются, волосы такие длинные…

— А на ногах — кирзовые сапоги?

Айсман всхрапнул. Услышав что-то родное, к ним подошли два панка.

— Смотри, классно чувак под бундеса косит!

— Ну, блин, круто! Почти как Кинчев!

— Валите отсюда, уроды, — отозвался Айсман. — Мы фронтовики, вместе служили…

— Ясный пень, — отозвались молодцы, вспоминая присказку литературного Штирлица. — Ширнуться не хотите?

— Здоровье не позволяет.

Панки отошли по своим загадочным делам.

— Айсман, ты эсэсовскую форму хоть на ночь снимаешь? — пожурил товарища Штирлиц.

— Только, когда сплю один, — ответил Айсман. — Получил твою телеграмму и сразу к тебе приехал. Без тебя было так скучно. Жалко, ты с нами в Корее не остался, там были такие классные телки…

Штирлиц улыбнулся. Айсман был уже стар, почти как он до операции, но мысли старого фашиста текли все в том же направлении.

— Будешь на меня работать? — спросил русский разведчик.

— На КГБ или на ГРУ?

— На меня лично.

— Нет вопросов! Ясный пень! — радостно воскликнул Айсман. — Где я буду жить?

— Пока в зоопарке. Я сам сейчас там живу.

— В клетке?

— Нет, в дирекции.

— О! Ты стал директором зоопарка? Отличное прикрытие для агента.

— Не волнуйся, скоро снимем офис, переедем туда.

Теперь в дирекции пастора Шлага жили четверо.

Айсман профессионально наладил обмен долларов на рубли.

— Встретил одного бородатого в переулке, дал хороший курс! — рассказывал Айсман, выкладывая на стол тяжелый сверток с упаковками русских рублей. — Я все пересчитал, не волнуйся…

— Минус десять тысяч долларов, — прошепелявил Плейшнер. Теперь все траты профессор записывал в записную книжку. «Веду бухгалтерию», — объяснял он.

— Минус не надо, этот урод захотел меня «кинуть», подсунул «куклу», — Айсман с удовольствием употреблял новые для него слова. — Я его догнал, дал в рыло, отобрал и «деревянные», и «капусту».

Вскоре Айсман обменял по еще более выгодному курсу сразу полчемодана валюты, и партнеры задумались, что теперь делать дальше. В принципе, оставалось только следить за профессором Плейшнером, который работал в поте лица, официально регистрируя фирму «ШРУ». Именно так Штирлиц решил назвать свою шпионскую фирму, вспомнив однажды, как беззубый Плейшнер сравнил его с ЦРУ. Название Исаеву понравилось. Во-первых, звучит красиво, как и должно звучать приличное разведывательное управление, во-вторых, начинается на букву «Ш», как фамилия Штирлица и слово «штандартенфюрер».

В свободное время профессор Плейшнер занимался спортом, чтобы держать себя в форме. В основном, он ходил на лыжах, которые ему подарил пастор Шлаг. Витая в облаках бухгалтерии, профессор даже не замечал, что на улице стоит весна и снег давно уже стаял.

Через две недели умный Плейшнер, раздавая во все стороны взятки, зарегистрировал фирму ШРУ и снял в доме на улице Никольской, что возле самого ГУМа и Красной площади, целый этаж под офис новой секретной службы. Для Штирлица наняли красивую секретаршу по имени Светлана, и работа началась!

ГЛАВА 8. ГЛАВНЫЙ АНАЛИТИК ЧАСТНОГО АГЕНСТВА ШРУ

Однажды, когда на улице светило солнце и чирикали птички, на этаже агентства ШРУ появился человек в костюме хорошего покроя. Он шел по коридору, заложив руки за спину, и вслух читал таблички. Чернокожий мужчина нес за ним объемный черный кожаный чемодан.

Возле двери с табличкой «Босс», человек остановился и вежливо постучал.

— Занято! — донеслось из-за двери.

— Здравствуй, Штирлиц, — сказал вошедший, открывая дверь.

— Мюллер? — не поверил своим глазам русский разведчик.

Они обнялись.

— Какие судьбами?

— Приехал специально к тебе, — ответил Мюллер.

— Ты классно выглядишь! — восхитился Штирлиц. — Прямо как в сорок пятом!

— Это «вторая молодость», — сообщил Мюллер.

— Как! И ты?

— Встретил, понимаешь, Бормана. Он мне все рассказал. И о тебе, и о таблетках. Когда ты бежал из их секретной лаборатории, то случайно убил их главного хирурга. А поскольку этот хирург никаких записок не вел, то его опыты больше никто повторить не смог. Остался только чемодан таблеток «второй молодости», которые доктор успел сделать. Осознав всю бесперспективность дальнейшей работы в этой лаборатории, Борман сбежал и прихватил с собой все таблетки. Сам омолодился и меня омолодил.

— Что это он так раздобрился?

— Это интересный вопрос. Понимаешь ли, Штирлиц, за ним теперь гоняется вся эта таблеточная мафия. Он просит у тебя защиты и политического убежища.

— Этот гнусный ублюдок? Предатель Родины и меня лично? Нет!

— За защиту он готов отдать тебе чемодан со «второй молодостью».

Штирлиц задумался. С такой кучей таблеток можно было омолодить всех своих людей — и Айсмана, и Плейшнера со Шлагом. Да, полезные таблеточки. Ради таких можно было бы потерпеть и Бормана.

— Ну, ладно, — согласился Штирлиц. — Пусть приходит, гад. Прощаю его только потому, что ты просишь. Пиво будешь?

— Сначала работа, — мягко ответил Мюллер. — Пойдем, присмотрим для меня кабинет.

Они вышли в коридор.

— Сколько у тебя комнат?

— Шесть, — ответил Штирлиц.

Мюллер заглянул в одну из дверей.

— Это туалет, — сообщил он с упреком и направился дальше. — Во! Здесь я и буду!

Штирлиц подошел к другу детства.

— А где для меня секретарша? Пусть она кое-что запишет…

— Секретарши для тебя пока нет. Секретарша у нас одна — моя.

— Давай свою. Ты же знаешь, я по-русски писать не умею.

— Света! — позвал Штирлиц.

Из одной из комнат вышла фигуристая блондинка. Мюллер осмотрел ее с ног до головы и одобрительно кивнул.

— Пишите, девушка. Вот здесь надо поставить рабочий стол с закрывающимися на ключ ящиками, за ним я буду заниматься делопроизводством. Сюда надо поставить пустые закрытые стеллажи, в них будут стоять мои досье. Кожаный диван для отдыха для меня — вон в тот угол, три мягких кресла — здесь, сейф поставим у окна, камин…

— Сейф? — переспросил Штирлиц.

— Натюрлих. Сейф я привез с собой… Так. Деньги есть?

— Есть, — ответил Штирлиц. — Тебе сколько?

— Сколько не жалко.

Штирлиц достал две упаковки рублей.

— Это будет авансом, — пояснил Мюллер, пряча деньги в нагрудный карман. — Завтра приду в это же время, вели секретарше привести рабочих, пусть они все сделают. Я остановился в гостинице «Москва», номер 2863 под своей фамилией.

— Под фамилией «Мюллер»? — спросил Штирлиц. — Тебя все будут принимать за еврея.

Улыбающийся Мюллер похлопал Штирлица по плечу.

— А я теперь и есть гражданин Израиля. Ты не волнуйся, дружище, раз я здесь, теперь все будет хорошо.

Штирлиц попытался посмотреть Мюллеру в глаза, но глаза бывшего шефа Гестапо каждый раз ускользали.

— Мюллер, а что ты будешь делать?

— Работать в твоем ШРУ.

— А что ты будешь делать в моем ШРУ?

— Анализировать информацию, вырабатывать стратегию, считать деньги, замышлять коварные планы… Одним словом, я буду думать.

— А я?

— А ты будешь бегать по городу и раздавать пули и оплеухи направо и налево. Не собираешься ли ты сказать, что можешь быть Аналитиком с большой буквы?

— Ладно, договорились, — согласился Штирлиц. — Ты как был, так и остался канцелярской крысой.

Лицо Мюллера расплылось в слащавой улыбке.

— Котом. Канцелярский кот — это лучше. И чтобы «блюдечко с молоком» было всегда вовремя, иначе, я не играю… Кстати, это Саид, — сказал Мюллер, кивая на негра.

Глаза негра были как у давешнего бегемота — маленькие и проницательные. Уловив оценивающий взгляд русского разведчика, негр с достоинством поклонился.

— Тоже гражданин Израиля? — поинтересовался Штирлиц.

— Нет, я ему случайно жизнь спас. Летели в Москву, понимаешь, в самолете, он так боялся, так боялся! Я ему скормил полпачки снотворного, он отрубился и спокойно долетел до Москвы. Потому и не умер от страха. А у них принято за такие вещи быть по гроб жизни обязанным. Он теперь на меня работает. Один из самых преданных моих сотрудников. Пока единственный. Штирлиц, прошу как друга, к завтрашнему утру раздобудь для меня секретаршу. Но только умную и красивую. Хорошо бы брюнетку для разнообразия, потому что блондинка у тебя уже есть. И желательно с чувством юмора, — Мюллер перешел на нравоучительный тон. — Знаешь, Штирлиц, даже очень красивая девушка бывает не лишена чувства юмора…

— Хорошо, — ответил Штирлиц и проводил Мюллера восторженным взглядом.

— Я позвоню Борману, он к тебе явится с повинной.

Мюллер ушел, сопровождаемый Саидом, который тащил его чемодан. Со своим чемоданом Мюллер не расставался никогда, так как боялся, что его могут украсть. В нем он сохранил свои самые любимые дела на сотрудников Рейха. Не беда, что Рейха уже давно не было, а сотрудники куда-то подевались. Хорошее досье все равно остается хорошим досье. Мюллер был счастлив. Теперь ему представилась возможность заиметь для своего собрания закрытые стеллажи в ШРУ.

Штирлицу он тоже был искренне рад, но постарался этого не показать, чтобы не смущать негра Саида.

Через полчаса в ШРУ заявился Борман. Несмотря на «вторую молодость», Борман был все таким же толстым и лысым. Смущенно поставив на пол чемодан, он подхалимски заглянул в честные глаза Штирлица.

— Прости меня, Штирлиц!

— Прощаю!

Борман радостно осклабился.

— Штирлиц, меня надо спрятать! За мной по пятам ходят агенты ГКЧБ. Если меня не спрятать, они меня как пить дать замочат. А если меня замочат, я не смогу быть тебе полезным. А если я буду тебе полезным, я тебе пригожусь!

— Ладно, — сказал добрый Штирлиц. — У нас в здании есть классный подвал, поставим раскладушку, будешь там жить.

— Спасибо, Штирлиц! А секретаршу мне найдешь?

— И ты туда же! — возмутился руководитель ШРУ. — Не успел начать работать, уже секретаршу ему подавай. Ты теперь не партайгеноссе, ты разжалован до рядового эсэсовца! Дослужись сначала хотя бы до штандартенфюрера!

Борман покорно согласился.

— Где мой подвал? — спросил он, поднимая чемодан.

— В подвале, — ответил Штирлиц. — А чемоданчик с таблеточками оставь здесь. Мюллер привезет сейф, будем хранить твои «колеса» под замком.

Обдумав запросы Мюллера, Штирлиц пришел к выводу, что за секретаршей ему придется специально ехать на «Конкурс красоты». Показав удостоверение почетного чекиста, Штирлиц в сопровождении успевшего омолодиться Айсмана прошел в переполненный зал.

По сцене ходили длинноногие красавицы в купальных костюмах с фигурами «девушек с веслом» и с лицами продавщиц продуктовых отделов. В поисках потенциального спонсора девушки озабоченно стреляли глазами по комиссии, состоявшей из пяти пожилых мужчин и одной стареющей дамы в большом лиловом берете. Дама разглядывала их в лорнет и морщилась, видимо, не находя для себя ничего интересного.

Мужчина с плешивой головой задумчиво чесал в голове линейкой и ставил на фирменном листе бумаги оценки, выставляемые комиссией. По сцене с микрофоном в руках прыгал кучерявый, похожий на гомосексуалиста ведущий по фамилии Пруткин. Фамилия была написана на табличке, прицепленной к лацкану дешевого пиджака.

— Так! Все показали грудь! — командовал Пруткин, ощупывая показываемое. — Быстренько, девочки, быстренько! Мамзель! Что вы копаетесь! Вы не у гинеколога!

— Уважаемый! Так и по морде можно схлопотать! — запротестовала девица басом, но Пруткин не мог уже остановиться. Он все щупал и щупал девицу за полную грудь, пока та не размахнулась и не влепила ему звонкую пощечину.

— Нахал! — возмущенно воскликнула девица. — А похож на вполне приличного гомосексуалиста!

— Девушка! Где же ваша грациозность? — с упреком заметил на это Пруткин и распорядился: — Эту — убрать! Она совершенно лишена хороших манер!

Два мальчика в костюмах с голубыми блестками оттащили повизгивающую девицу за кулисы. В зале вяло пошумели, словно только этого все с таким нетерпением и ожидали.

Появившись на конкурсе, Айсман радостно потер руки. «Сейчас и этот попросит секретаршу», — Штирлиц вздохнул и вышел на сцену.

— Товарищ! Пройдите в зал! — приказал плешивый председатель, гнусавя в микрофон. — Здесь конкурс только для девушек!

— Молчать, лысина! — огрызнулся Штирлиц. Он подошел к девушке в самом конце строя, которая ему понравилась с первого взгляда. — Как тебя зовут?

— Наташа.

— Тебе нравится в этом гадюшнике? — разведчик взял девушку за подбородок. — А может, ты хочешь работать на меня? Меня зовут Штирлиц.

— Хочу, — радостно согласилась Наташа.

— Что вы себе позволяете! — Пруткин запрыгал вокруг Штирлица, но тут на сцену забрался Айсман в своем неизменном эсэсовском мундире, и ведущий случайно наткнулся на его кулак. В зале весело захлопали, приняв это за новое шоу. Девушки с обнаженными грудями завлекательно улыбнулись Айсману.

— Сильно не бей, — посоветовал Штирлиц. — Не поймут…

— Не буду, — пообещал Айсман и, наподдав Пруткину ногой, принялся целовать конкурсанток, во всеуслышание оценивая их по пятибалльной шкале. Зал аплодировал Айсману.

Штирлиц оставил Айсмана веселиться, а сам повез девушку на работу.

Через полчаса новая секретарша уже находилась в офисе ШРУ и бойко стучала на пишущей машинке, а Штирлиц сидел в кресле напротив и смотрел на нее глазами влюбленного. Он твердо решил оставить Наташу себе, а Мюллеру сплавить Свету, девушку тоже аккуратную и очень увлекательную.

ГЛАВА 9. РАБОЧИЙ ДЕНЬ В ШРУ

Вы, наверное, не забыли, что мы вместе со Штирлицем делали экскурс в прошлое. Мы тоже об этом не забыли и потому возвращаемся в настоящее.

Штирлиц оторвался от своих воспоминаний и снова почувствовал себя в прокуренном «Ниссане».

— Айсман, мы тут так надымили, даже голова заболела. Открой-ка окно.

— Будет хуже, — буркнул Айсман. — Мы попали в самую зловонную пробку.

На шоссе стояли сотни гудящих легковых и грузовых машин.

— Это часа на четыре, — заметил Айсман. — Все из-за этого негра!

— Какого негра?

— Майкла Джексона. Приперся в Москву давать концерт, устроил вокруг стадиона очереди, как в застойные годы за колбасой, обесточил своей аппаратурой весь город, даже трамваи встали.

Штирлиц вздохнул. Он не знал, кто такой Майкл Джексон.

— Я бы на твоем месте пошел пешком. — посоветовал Айсман.

— Не солидно, — возразил Штирлиц. — Я, босс разведывательного управления, и вдруг — пешком! Да и лениво…

— Можно сыграть в «дурачка», — предложил Айсман, доставая засаленную колоду карт с голыми девками.

К пяти часам вечера, почти что в конце рабочего дня, партнеры наконец-то доехали до Никольской и, показав строгой вахтерше, которую нанял аккуратный Плейшнер, свои пропуска, прошли в ШРУ.

На стенах в приемной Управления были понавешаны портреты известных разведчиков и шпионов. На самом видном месте висел, разумеется, портрет самого Штирлица, основателя ШРУ. Он был одет в форму немецкого офицера с советскими орденами на груди.

Тут же висел типичный портрет китайского шпиона, поражающий разрезом и косоглазием своих глаз. В скобочках указывалось: «Тоже самое для корейских, вьетнамских и японских шпионов!» Почерком Бормана красной ручной было приписано «Все они, жопы, на одно лицо!»

Перед дверью с надписью «Стукачи» сидела очередь из одиннадцати человек. За этой дверью находилось ведомство профессора Плейшнера, который записывал поступавшую информацию и выдавал под расписку деньги, небольшие, но советские. Потом все данные относили в кабинет Мюллера, который их многосторонне классифицировал и анализировал. Казалось, что в голове Мюллера находится супер-компьютер, поскольку в любой момент тот мог выдать любую нужную информацию.

Оставив Айсмана любезничать с Наташей, Штирлиц заглянул к Мюллеру. В приемной перед кабинетом главного аналитика ШРУ сидела секретарша Мюллера Света. Она увлеченно красила ногти.

— Светлана, когда ты занимаешься с Мюллером сексом, ты думаешь о чем-нибудь приятном?

— А я с ним ничем таким пока не занимаюсь! — отозвалась девушка. — Господин Мюллер любит долго и старомодно ухаживать. Целует ручки, водит в рестораны. Говорит, что вспоминает со мной молодость. Странно, он ведь совсем не старый…

— Молодец! — похвалил Штирлиц, чмокая ее в щеку. — Надеюсь, ты из не тех плодовитых девушек, которые могут забеременеть от простой ангины…

— Вот еще! Я просто так не беременею!

— Шеф у себя?

— Да. Но он очень занят.

— Он всегда занят.

Штирлиц вошел к Мюллеру, и ему сразу же бросился в глаза пудовый трехтомник «Методика устного счета в России», что в очередной раз произвело умиротворяющее впечатление: сразу показалось, что ты попал к профессионалу, который в два счета уладит все твои проблемы. Мюллер и правда был очень занят. С помощью лупы он разглядывал фотографию обнаженной девицы в газете «Московский комсомолец».

— Что новенького? — поинтересовался Штирлиц.

— Вот прочитал в газете… «Политический обозреватель Севостьянов считает, что в мире чем-то определенно попахивает». Этому я склонен верить. По части распознавания запахов в этой стране ему нет равных!.. Вот еще. «Заслуженный писатель СССР Нестор Филимонов написал разоблачающий роман. Пользуясь его разоблачениями, правоохранительными органами задержано 138 злоумышленников». Надо бы ему предложить с нами посотрудничать, ты как считаешь?

— Не люблю писак! — отрезал Штирлиц. — Именно от писателей в нашей стране такие нехорошие запахи, которые так хорошо улавливает твой обозреватель. Недавно полистал книжку «Новые похождения штандартенфюрера СС фон Штирлица», так там про нас, героев Второй Мировой Войны, такое дерьмо понаписано!

— Это они любя! — пояснил Мюллер. — Ладно, ты мне мешаешь…

Штирлиц пошел к себе и осторожно заглянул в дверь. Красивая брюнетка Наташа, личная секретарша Штирлица, сидела за столом и печатала на компьютере, который недавно заменил морально устаревшую печатную машинку.

Перед ней, задрав голову, как павиан, вышагивал Айсман. Он громко стучал по полу своими лакированными сапогами, сопровождая свою поступь быстрыми и загадочными вопросами, как на перекрестном допросе.

— Наташа, — спрашивал Айсман, — вы любите мармелад?

— Люблю, — отвечала девушка.

— А шоколад фабрики «Рот-фронт» любите?

— И шоколад тоже.

— Наташа, а вы любите государственные тайны?

— Нет.

— А личные?

— Послушайте, Айсман, что вы ходите все вокруг да около? Если хотите меня соблазнить, то зря теряете время! Я — секретарша Штирлица. А если нет, то зачем приперлись в кабинет босса и отвлекаете меня от работы?

Айсман схватил со стола дырокол.

— Давай, я тебе какой-нибудь документ продырявлю!

— Айсман, а вы умеете пользоваться дыроколом?

— Конечно! — обиделся Айсман. — Я точно таких же штук пять уже сломал!

— Ну-ну.

— Наташа, а давай все-таки переспим? Знала бы ты, как я люблю таких молоденьких девушек, как ты! М-м-м, — промычал Айсман, вертя головой. — Молоденькие девушки — это как «шерше ля фам»!

— Не буду я с тобой спать, — отрезала Наташа.

— Это еще почему?

— Я — честная секретарша. Я буду спать только с боссом. А босс у меня — Штирлиц! — ответила девушка.

— Да он на тебя даже не посмотрит! — протестовал Айсман, пытаясь обнимать Наташу за плечи. — Полюби сначала меня, я у него самой близкий друг! Я с ним в такие истории попадал, закачаешься!

— И не проси, Айсман, — ответила Наташа, отмахиваясь от настырного Айсмана.

— Вот так всегда, — обиженно протянул Айсман. — То ли дело были секретарши у Бормана! Такие истинные арийки! Как я их любил! Жалко, что Штирлиц не дал Борману секретаршу.

— Я — чисто русская девушка. Я люблю Штирлица.

— Это тоже очень хорошо. И за это я тебя тоже люблю, — Айсман задумался. — Знаешь, Наташенька, я должен тебе признаться. Я еще и Свету люблю.

— Надо же! Айсман, да вы, оказывается, бисексуал!

Штирлиц вошел в кабинет.

— Айсман, там Мюллер завален работой, иди, завали его секретаршу. А мне — кофе, — сказал разведчик и уселся в кресло.

Айсман выскочил в коридор, откуда послышалась его заунывная немецкая песня: «Моя прекрасная Гретхен сегодня гуляла с другим…»

— Вечно припрется и мешает работать, — пожаловалась Наташа и пошла в соседнюю комнату, где у них была оборудована кухня с баром, варить кофе.

— В этом он весь, — согласился Штирлиц. — Пока не добьется, чего хочет, не отвяжется. Гестаповские привычки.

Наташа поставила перед боссом чашку ароматного кофе и тарелку с двумя сдобными булочками. Через минуту она снова печатала на компьютере.

— А на чем ты там остановилась?

— «Если в течении двух дней на наш счет не будет переведено полтора миллиона рублей, средства массовой информации будут оповещены о вашей антинародной деятельности…» — процитировала Наташа и пояснила. — Это для депутата Анатолия Ручконожкина. Взялся, мерзавец, торговать Родиной направо-налево! Таких стрелять надо!

— Да, рано еще Мюллера списывать на покой! Все про всех разнюхает и в дело занесет, — похвалил Штирлиц. — Какой слог! А фотография этого Ручконожкина есть?

Штирлиц посмотрел на протянутый снимок.

— Ха! Я его знаю! Не ожидал снова увидеть. Это же Толик, мы с ним вместе в одной клинике лежали. Полный урод… Частушки петь любил. Надо с него обязательно получить эти деньги, а потом настучать на него в КГБ.

— Правильно, — одобрила Наташа.

— Давай, я тебе выпишу тысяч двести, купишь себе что-нибудь, — предложил Штирлиц.

— А что именно?

— Ну, что-нибудь в новом магазине Шварцкопфмана «Нижнее белье и другие сопутствующие товары».

— Спасибо, — секретарша благодарно захлопала ресницами.

— Наташа! Пойдешь со мной в ресторан?

— Пойду. Только вы должны побриться и помыть руки с мылом.

— Ты меня что, хоронить собралась?

— Ладно, договорились, — рассмеялась Наташа и снова застучала по клавишам.

Штирлиц решил не уподобляться Айсману и не мешать девушке работать. Он сделал вид, что просто так здесь сидит. Разведчик положил свои длинные ноги на самый краешек стола, чтобы не испачкать лежавшие на столе важные бумаги, и расслабился. Штирлиц прихлебывал из большой чашки сваренный Наташей кофе и смотрел в окно. Там догорал закат уходящего дня. Закат, правда, был виден плохо, заслоняемый мрачным зданием ГУМа. К тому же окна офиса выходили на восток…

Конечно же, Штирлицу хотелось обнять эту славную девушку Наташу, но он посчитал это аморальным. В этой стране он уже был однажды женат.

Незаметно для себя основатель ШРУ заснул. И видел он сладкий сон со сладкой парочкой. Этой парочкой были он сам и девушка Наташа.

По всем признакам сон обещал стать вещим.

ГЛАВА 10. ШТИРЛИЦ ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА МИЛЫЕ СЕРДЦУ РУИНЫ

На следующий день Штирлиц оставил Айсмана копаться в забарахлившем «Ниссане», а сам решил съездить на свою старую квартиру, из которой его когда-то увезли Гмертошвили и Шкафчик. Вырвавшись на свободу, Штирлиц так и не удосужился зайти домой.

Штирлиц подъехал к дому на старом побитом «БМВ», который Плейшнер отобрал у кого-то за долги. Он остановился возле второго подъезда, вылез из машины и осмотрелся. Все оставалось таким же, и все напоминало ему о годах, прожитых в этом дворе. Вот справа стоят те же помойные ящики, доверху заваленные зловонными отбросами, слева — просто мусорная куча, которая росла год от года и, наконец, в ней стало вырисовываться какое-то архитектурное сооружение в стиле «модерн». Штирлиц мрачно вздохнул, широким жестом достал из кожаной куртки папиросу и прикурил от позолоченной зажигалки, выполненной по заказу Мюллера и подаренной Штирлицу им же на день рождения.

— Максим Максимыч! Ты ли это!? — раздалось от старичка, сидевшего на лавочке.

Штирлиц прищурился и опознал соседа по лестничной площадке — отставного партократа Илью Филимоновича Лизоблюдова. Как и всех своих соседей, русский разведчик его не любил, но Илья Филимонович, семеня своими короткими ножками, уже струился в сторону Штирлица.

— Привет, Филимоныч! Как жизнь?

— Да разве это жизнь! При Брежневе-то как хорошо жили, а теперь никому не нужен стал.

— Работать надо, — наставительно бросил Штирлиц.

— Кого! Я свое уже отбарабанил!

— А я вот нет.

— Максимыч, а здесь ты что делаешь? Где был-то столько лет? — по привычке старого стукача выпытывал Лизоблюдов. — Как я тебя ждал, думал, не доживу… Принес ли ты свой долг, что брал у меня пятнадцать лет назад?

— Принес, — неприязненно бросил Штирлиц, который никогда не любил попрошаек. — Сколько я там тебе должен?

— Я тебе давал на три бутылки водки, если по три шестьдесят две, то почти двенадцать рублей. Значит, по теперешним ценам, семь тысяч двести тринадцать…

— На, возьми, — сказал Штирлиц, достал из своего бумажника две пятидесятитысячных купюры и протянул их старику. — Все, что могу. Сдачи не надо.

— Благодетель! — прослезился Илья Филимонович. — Никак разбогател?

«Столько лет стоял на стреме, меня ждал… — подумал про себя Штирлиц. — Совсем из ума выжил старик».

— Немного.

— Ну, как тебе наши руины?

— Они милы моему сердцу, — отозвался Штирлиц. — Слушай, а чего это ты называешь этот дом руинами? Выглядит, как и раньше.

— О! В нашем районе объявились террористы. В соседний дом они уже подложили бомбу, недавно взорвалась. Вот, посмотри…

Штирлиц посмотрел на руины соседнего дома. В общем-то, ничего примечательного. В 1944 году он видел кое-что и похлеще, правда, в Германии. «Ну, там во всем нас опередили», — пошутил Штирлиц про себя.

— Максимыч, а ты сейчас откуда прибыл? Из Южной Родезии? Такой загоревший, помолодевший!

Не отвечая, Штирлиц мягко разжал руки старика на своем плече, который, казалось, вцепился в свое прошлое, и неторопливо вошел в подъезд. Там тоже все было по-старому. Штукатурка на стенах осыпалась, а почтовые ящики выгорели от многочисленных поджогов. Штирлиц быстро поднялся пешком на третий этаж, предусмотрительно не пользуясь лифтом, который мог застрять дня на два, так что потом не вылезешь. Он позвонил в квартиру 47, где когда-то жил некоторое время.

Ему открыла незнакомая женщина, наставив на него газовый пистолет.

— Чего надоть?

— Исаев Максим Максимович здесь живет? — вежливо спросил Штирлиц.

— Нет здесь таких, и, сколько себя помню, не было!

— А соседи ничего не знают? Может, им документы какие передавали?

— Так я тебе и сказала! Ага! Умник! Я тебе про соседей расскажу, а ты их потом топором! Нет уж! Иди отседова, а то милицию позову!

Дверь захлопнулась перед носом разведчика. «И зачем я сюда приехал?» — подумал Штирлиц.

Спускаясь по лестнице, Штирлиц обнаружил своего бывшего соседа. Филимоныч лежал на ступеньках, в его тощей спине торчал большой топор, все вокруг было измазано и забрызгано кровью. Не пошли впрок старику подаренные деньги. Штирлиц брезгливо поморщился.

«Да, здесь пошаливают», — задумался он и решил взять это на заметку.

Подойдя к «БМВ» он почувствовал, что за ним следят. Разведчик прищурился — в одном окне показалась чья-то подозрительная голова в черных зеркальных очках. Штирлиц погрозил ей кулаком, а потом запустил в окно камнем. Всколоченная голова скрылась за подоконником.

— То-то, — буркнул Штирлиц, сел в свою машину и выкатил со двора уже совсем не милых его сердцу руин.

ГЛАВА 11. КОНТРАКТ НА СУПЕР-АГЕНТА

За Штирлицем действительно следили, но не та голова в очках, которую он вспугнул, и которая, кстати, принадлежала местному дворнику. Из своего «Мерседеса» за Штирлицем следил бандит Гмертошвили. Именно ему было поручено сесть руководителю ШРУ на хвост, следить за его передвижениями по городу, выявить всех связных в стране и за границей, а потом, по возможности, уничтожить.

Другой на месте Гмертошвили, побоялся бы брать заказ на Штирлица, но Гмертошвили не отпугнул даже труп его партнера Шкафчика, найденный в подземной лаборатории ГКЧБ. Официально Гмертошвили работал на мясокомбинате, но на самом деле был самым перспективным агентом секретной организации, именуемой Главным Комитетом Чрезвычайной Безопасности.

Сейчас Комитету было дано специальное задание — отыскать партийные деньги, которые в годы застоя были переправлены с курьерами за границу. Проблема заключалась в том, что эти деньги потеряли сами коммунисты. Бюрократическое устройство партии не позволяло однозначно сказать, кто именно открывал счета, и куда теперь делись эти деньги.

Когда пенсионера Исаева привезли в лабораторию «Вторая молодость» и опознали в нем русского разведчика Штирлица, бывший агент ГКЧБ Борман, еще до того, как он бесследно исчез в неизвестном направлении, высказал предположение, что Штирлиц вполне мог быть замешан в этом деле, а Борман ошибался редко, а где ошибался, там, скорее всего, просто хотел соврать.

Штирлиц сбежал, но после нескольких громких дел, раскрытых ШРУ, руководство ГКЧБ узнало, где он скрывается и поручило Гмертошвили вести слежку. Увидев, как Штирлиц дает старику деньги, хладнокровный Гмертошвили убрал Филимоныча, который мог запросто оказаться агентом Штирлица. Затем хитрый кавказец решил на всякий случай отвинтить у «БМВ» русского разведчика одно колесо, чтобы посмотреть, что из этого получится.

Справившись со своей задумкой, бандит подождал, пока Штирлиц отъедет на некоторое расстояние, потом завел «Мерседес» и устремился в погоню.

Пока все шло прекрасно — хваленный супер-агент даже не заметил, что на его хвосте повисла чужая машина, а одно колесо у него готово вот-вот отвалиться. От сознания своего величия Гмертошвили счастливо улыбался и напевал «Сулико».

Сотрудники ГАИ Портупеев и Фуражкин стояли на краю шоссе возле своего заляпанного грязью мотоцикла. Как говорили в народе, эти двое были неприхотливы и кормились прямо на асфальте. Портупеев останавливал машины, а Фуражкин штрафовал водителей, изобретательно находя, к чему придраться. Все автомобили тащились на предельно низкой скорости, наученные горьким опытом. Очевидно, в прошедшие дни эти гаишники их уже штрафовали. Тем более, что встречные машины предусмотрительно сигналили фарами: «Там засада!»

Портупеев мрачно курил, а Фуражкин листал газеты.

— А я думал, ты не читаешь газеты, — подколол напарника Портупеев.

— А откуда, по твоему, я узнаю, какие преступления совершаются в нашем городе? — возразил Фуражкин.

Все было спокойно, но вдруг бдительный Портупеев еще издалека заметил машину, на большой скорости проехавшую на красный свет светофора.

— Нарушители! — закричал он в ухо напарнику, и оба быстро спрятались за мотоцикл.

Побитый «БМВ» беспардонно забрызгал мотоцикл грязью и промчался мимо. Фуражкин встал и отряхнулся. И тут следом за «БМВ» промчалась еще одна машина, забрызгав Фуражкина.

— Что у них тут, авторалли? — задумчиво произнес Портупеев, отслеживая, нет ли третьей машины.

— Догнать! — заорал Фуражкин.

Сотрудники ГАИ вскочили на своего железного трехколесного друга и помчались вслед за подозрительными машинами.

Штирлиц выехал на Кольцевую дорогу и на всех парах помчался в свой офис на Никольскую. Обгоняя по дороге встречные машины, он думал о том, что дань уважения прошлому успешно отдана, и теперь можно начать новую жизнь. Например, с Наташей. Вспомнив очаровательные черты лица девушки и ее шокирующе длинные ноги, Штирлиц не сразу заметил, что одно колесо его «БМВ» отвалилось и теперь катится впереди машины.

— Колесо! — вскричал Штирлиц, судорожно хватаясь за руль. Взяв себя в руки, русский разведчик ловко притормозил, врезавшись в стоявший на обочине автобус. От удара на капот посыпались осколки разбитых стекол, но «БМВ», разворотив автобусу весь бок, несся дальше. «Капиталисты проклятые! — в сердцах подумал Штирлиц. — Советская машина давно бы остановилась от такого удара». После аварии автобус развернуло, и в него со всего маху врезался «Мерседес» Гмертошвили.

— Кавказцы русских убивают! — завопил из автобуса истошный женский голос. — Бей черножопых, спасай Россию!

Налетели люди, Гмертошвили вытащили из машины и начали радостно бить.

Автомобиль русского разведчика летел дальше. Штирлиц приоткрыл дверцу и попытался притормозить ногой. Снова не подкачали удивительные ботинки, пошитые на секретной фабрике «Красный центрист». Машина Штирлица перевернулась несколько раз и остановилась, повалив несколько телеграфных столбов. Штирлиц с трудом вылез в разбитое окно и попал в руки подбежавших сотрудников ГАИ.

— Документы! — строго потребовал Штирлиц.

Оторопевшие Портупеев и Фуражкин безропотно протянули свои удостоверения.

— Свои, — отметил Штирлиц, проверив документы. — Закурить не найдется?

Штирлицу дали закурить, а потом повели в ближайшее отделение отпаивать горячим чаем с тульскими пряниками. Два часа Штирлиц озлобленно матерился на заграничные машины, собравшиеся вокруг него милиционеры уважительно кивали и приводили подходящие примеры из сводок происшествий. Выпив весь чай и сожрав все пряники, русский разведчик поехал домой — отлежаться.

ГЛАВА 12. АГЕНТ-ДВОЙНИК В МОСКВЕ

Американский агент Джек Клигенс курил возле метро «Баррикадная».

— Товарищ! Вы не подскажете, как пройти к «Белому дому»? — поинтересовался у него мужчина подозрительного вида с тяжелым чемоданом в руках.

Мозг Джека Клигенса заработал с быстротой вычислительной машины.

«Провокация! — сообразил Джек. — Намекает на то, что я из Америки! Сейчас сбегутся чекисты, у толстяка в чемодане найдется взрывчатка, скажут что я встречался со своим связным! Надо давать деру, а то завинтят!»

Агент профессионально навесил мужчине в челюсть и быстро ушел в сторону, игнорируя пронзительный свисток милиционера.

У правительства нефтяного государства Зизипод были свои проблемы.

Принц Абдулла Али Манай, наследник президента Зизипода, прибыл на очень важную конференцию по дружбе между развивающимися народами Третьего мира, которая состоялась в Москве. Как и пастор Шлаг, принц обожал бегемотов. Он всегда думал, что бегемоты в России не водятся, но когда в перерывах между заседаниями пошел в зоопарк и обнаружил бегемота, очень удивился.

Бегемот очень понравился Абдулле, такого раскормленного и ухоженного бегемота он еще никогда не видел. Надо заметить, что у принца в его родном Зизиподе этих бегемотов было просто завались, и непонятно, почему ему понравился именно этот. Но так уж случилось. Изнывая от любви к обнаруженному в зоопарке бегемоту, принц все время проводил возле его бассейна, и не ходил уже ни на какие конференции. Вскоре он понял, что если не получит этого бегемота в свою собственность, то умрет от тоски и печали.

Представители принца неделю ходили за пастором Шлагом с требованием продать принцу бегемота, предлагали до 10 миллионов долларов, но Шлаг ни за какие деньги не желал расставаться со своим любимцем и наотрез отказался. Тогда принц Абдулла Али Манай сделался совсем безутешным и обратился к своей контрразведке, чтобы они разобрались с этим делом.

В Москве в это время было много агентов Зизипода, как всегда в тех странах, куда приезжал Абдулла Али. Самым умным был бывший агент ЦРУ по имени Джек Клигенс. Он сам еще не знал, что работает уже не на ЦРУ, а на разведку нефтяной страны Зизипод. Подкупленное начальство в Лэнгли уступило услуги Клигенса арабам. Поэтому Джек очень удивился, получив шифровку, в которой ему предлагали выкрасть бегемота из Московского зоопарка для принца Абдуллы Али Маная, воспользовавшись услугами еще двух агентов Зизипода.

— Идет какая-то суровая игра, — задумался проницательный агент. — Ясно, что нефтяной принц со своими сексуальными пристрастиями потребовал выдать ему бегемота именно у ЦРУ, а иначе он перестанет качать нам нефть, прикажет взорвать все нефтяные вышки и откажется строить у себя капитализм… Потому-то меня и приписали к разведке Зизипода. Интересно, что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?

Оправдав таким образом действия начальства, Клигенс встретился с пастором Шлагом и снова предложил деньги, но директор зоопарка оставался неумолим.

Покопавшись в архивах посольства, Джек выяснил, что только русский агент Штирлиц может запросто выбить из пастора Шлага этого долбанного бегемота, но как заставить Штирлица это сделать, оставалось для американца загадкой.

Заваленный разными досье и сообщениями агентов, которых Джек направил следить за Штирлицем в поисках компромата, разведчик ЦРУ-Зизипода сидел в номере гостиницы «Россия» в удобном кресле и, отдыхая, смотрел порнофильм, который приобрел у какого-то небритого мужика в подворотне, чтобы скрасить долгие, тоскливые московские вечера. На экране развлекались две молоденькие девушки — блондинка и брюнетка. Девчонки были в розовом нижнем белье и целовались друг с другом до одурения.

— А говорили, у русских нет секса, — пробурчал Джек Клигенс, расстегивая ширинку.

Неожиданно к девушкам подошел Штирлиц, снимая на ходу портупею с маузером. Девушки взвизгнули от восторга и бросились ему на шею. Американский агент открыл от изумления рот и застыл с расстегнутой ширинкой. Это был тот самый Штирлиц!

— Вот он, компромат! — Агент бросился к видеомагнитофону и вынул кассету, но остановился в задумчивости. — Интересно, считается это у них компроматом или нет? А вдруг это дезинформация, специально подброшенная для меня Штирлицем? Эти русские — такой коварный народ.

Джек Клигенс задумался. Жены у Штирлица нет, не пошантажируешь. На работе тоже ничем навредить нельзя, Штирлиц сам себе босс.

Но зато в голове американского агента созрел почти гениальный план. Следя за Штирлицем, Джек обнаружил Бормана, тот скрывался в подвале ШРУ, изредка выбираясь на прогулку по Красной площади и в ГУМ за продуктами питания и свежими носками. Насколько было известно Клигенсу, Борман что-то украл у секретной организации ГКЧБ, и теперь те разыскивали его по всему миру, чтобы пристрелить, как последнего музыканта. В отличие от Штирлица Бормана можно было пошантажировать!

— Надо украсть его досье! — решил Клигенс. — Борман будет работать на меня!

Агент хлопнул себя ладонью по лбу, сделал один короткий звонок по телефону и снова поставил видеокассету. После Штирлица на экране, как и обещал мужик из подворотни, были ослики, негры, гомосеки в военной форме на танках и портрет бывшего Генерального секретаря.

ГЛАВА 13. МЮЛЛЕР ВОЗИТСЯ С СЕЙФОМ

Штирлиц поднялся в свой офис, прошел в приемную к Мюллеру и внимательно осмотрелся. Вся мебель была на месте, дорогой электрический чайник кипел на столе, новые занавески, купленные недавно Светланой, пестрели розочками. Но что-то Штирлица все же насторожило…

И действительно! Секретарша Мюллера Светлана взасос целовалась с Айсманом. При этом они так увлеклись, что совсем не замечали своего босса. «А если бы вошел Мюллер?» — подумал Штирлиц.

— Эй, Айсман! — крикнул разведчик на ухо своему сотруднику. — Ты «Ниссан» починил?

— Починил, — ответил Айсман, отстраняясь от девушки. Девушка начала смущенно застегивать блузку.

— Секретаршу Мюллера вижу, а где же он сам? — поинтересовался Штирлиц.

— С Мюллером вышло приключение, — печально молвил Айсман. — Он отравился «Роялем».

— На хрена было клавиши грызть? Рояль покрыт лаком, лак — ядовитый, это даже ребенок знает!

— Да нет, Штирлиц, спиртом он отравился, — поправил его Айсман. — Помнишь, мы за одну услугу получили в водочном магазине! Такие иностранные литровые бутылки.

— Самогонку надо пить! — буркнул Штирлиц. — Аристократ хренов!

— Я ему то же самое сказал, но он ничего не ответил, — сказал Айсман. — Он как-то болезненно переживал свое отравление. Каждые десять минут бегал в сортир, сметая все, что оказывалось на его пути. Кстати, ты знаешь, что у нас в подвале прячется Борман.

— Знаю. А Саида ты не видел?

— Нет, он наверно за Мюллером ухаживает. Да, повезло человеку с этим негром… Штирлиц, почему ему всегда везет с сотрудниками? Все на него готовы работать. Почему на меня никто не работает?

Штирлиц развалился в одном из кресел.

— Айсман, я давно хотел тебя спросить, а смог бы ты за пятьсот тысяч пристрелить бродячего музыканта?

— Какого еще музыканта?

— Ну, такого грязного, нечесаного, панка какого-нибудь…

— Почему бы и нет? — удивился Айсман. — Я таких и бесплатно могу пристрелить. И даже зарезать, чтобы патроны не тратить. И даже руками задушить, чтобы нож не пачкать.

— А за двести тысяч — калеку, смог бы?

— Ну, ясно. Ему, калеке, одно облегчение.

— А за десять тысяч — адвоката?

— Нет вопросов! — ответил Айсман. — Адвоката — святое дело! Вот помню еще до войны в Мадриде… А почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Это тест такой. Я тут недавно Мюллера тестировал, так он сказал, что ни по кому стрелять не станет.

— К врачу ему надо, — отмахнулся Айсман беззаботно.

— Может быть. А может, именно поэтому никто на тебя не работает, ты же всю грязную работу готов сам сделать.

— Я не люблю стирать свои грязные носки, — виновато сознался Айсман.

В приемную Мюллера зашли Наташа и сам Мюллер с посеревшим лицом.

— Добрый день, партнеры! — поздоровался бывший шеф гестапо. — Негритоса моего не видели?

— Нет. Как твое пищевое отравление?

— Ерунда! Двадцать раз в туалет сбегал, и все прошло. Саид вот куда-то пропал…

— Замерз, наверно, — предположил Штирлиц. — Уехал на родину греться.

— Эх, — вздохнул Мюллер. — Ни на кого нельзя положиться.

— Зато на всех можно положить! — всхрапнул Айсман.

— Айсман, вы — пошляк! — бросил Мюллер. — Сердце что-то пошаливает. Возьму почитать что-нибудь из сейфа.

Мюллер пошел открывать свой сейф.

— Что новенького? — поинтересовался Штирлиц у Наташи.

— Говорят, что надо будет «закрепить тенденцию к стабилизации понижения инфляции», — процитировала Наташа.

— Это хорошо?

— Наверно. Доллар будет расти, а рубль падать.

— Это тоже хорошо?

— Конечно! Мы же храним доллары! — объяснила девушка.

— Нет, пусть лучше наоборот: рубль растет, а доллар падает. Я — патриот, — пояснил Штирлиц.

— Ладно, — хохотнула секретарша, — я им передам по факсу.

Штирлиц насупился.

— Наташа, от тебя я такого не ожидал…

Еще во время войны, работая в гестапо, Мюллер придумал для себя две заповеди, от которых никогда не отступался: «Не лезь со своим уставом в чужой монастырь через колючую проволоку» и «Не изобретай велосипед, если не сможешь его продать». Этого было вполне достаточно для всех случаев жизни. Мюллер никогда не жалел о том, что не придумал что-нибудь еще.

На рабочем столе Мюллера ждал неожиданный для него документ. Пастор Шлаг доводил до сведения ШРУ, что группа неизвестных лиц готовится похитить из вверенного ему зоопарка бегемота редкой породы. Пастор был в ужасе! Этот бегемот был единственным бегемотом в зоопарке, он был самым красивым животным в зоопарке, добрым, ласковым, прожорливым. Все посетители и сам пастор Шлаг очень любили бегемота.

«Вот уже несколько раз его предлагали продать, — сообщал в своем письме пастор Шлаг. — А теперь вокруг бассейна вертятся подозрительные личности. Предлагаю агентству ШРУ заключить контракт на охрану бегемота».

Прочитав вложенный в письмо контракт восемь раз, Мюллер заучил его наизусть:

Этот документ понравился Мюллеру — во-первых, на этом можно «отмыть» немалые деньги, профессор Плейшнер очень обрадуется, во-вторых, это полезно с точки зрения рекламы. Мюллер представил себе заголовки в центральных газетах: «ШРУ спасает редкого бегемота», «ШРУ не позволит кормить тигров с рук!», «ШРУ не дает в обиду слонов!».

Мюллер задумался и нажал кнопку селектора, чтобы вызвать секретаршу.

— Светлана? Зайдите ко мне на минуту.

К шефу вошла Света — длинноногая и уравновешенная блондинка с ослепительно голубыми глазами. Раньше она работала в парфюмерном отделе ГУМа, но Штирлиц сманил ее к себе, посулив большие деньги и деловые поездки за рубеж. Потом она перешла в ведомство Мюллера.

— Да, шеф? — спросила Света, остановившись перед Мюллером и оправив короткую юбочку.

Мюллер встал, обошел стол и приблизился к секретарше. «Все-таки есть у меня вкус, не то что у Бормана», — похвалил он себя и по-хозяйски похлопал Свету пониже спины.

— Это все? — удивилась девушка.

— Нет. Отошли Московскому зоопарку официальный ответ, мол, ШРУ берет на себя дело по защите бегемота, пусть пастор возьмет у профессора кредит на оплату услуг агентства.

— Хорошо, господин Мюллер, — ответила Света, ослепительно улыбнулась и вышла.

Мюллер радостно хмыкнул и подошел к любимому сейфу. Он достал ключ и вставил его в замок. Ключ застрял, Мюллер стал испуганно дергать за ручку. Бронированная дверца сейфа не открывалась.

Шеф гестапо занервничал. На часах был полдень, в своем сейфе он хранил сэндвичи, чтобы подкрепиться.

— Штирлиц! — прокричал Мюллер в селектор. — У меня сейф не открывается! Ты ко мне не заходил?

— На хрена он мне сдался? — отозвался Штирлиц. — Мы же не в Рейхе.

Сейф у Мюллера был особенный. Даже Штирлиц иногда не мог его открыть, хотя, надо признать, и не очень старался. В кабинет Мюллера завалились Штирлиц и Айсман с банками пива в руках. Все столпились возле сейфа.

Выяснилось, что сейф был кем-то аккуратно взломан, после чего замочные скважины были забиты жевательной резинкой.

— Американская, — определил Айсман, пробуя жевательную резинку на вкус. — «Вриглес Дабл Минт». Без сахара.

Стеная, Мюллер бросился пересчитывать досье. Досье на Кальтенбруннера, на Штирлица, на Айсмана и даже на покойного адмирала Канариса, теперь уже никому не нужного, были на месте. Не хватало только одного.

— Так и есть! — почти заплакал шеф гестапо. — Не хватает самого лучшего досье — на Бормана! Штирлиц, кто это мог сделать? Какая сволочь!..

Штирлиц задумался.

— Пропал Саид, пропало досье, — сказал он. — Как меня учили в школе разведчиков, два таких совпадения так просто не совпадают. Ясный пень, это Саид украл досье!

— Точно! — прозрел Мюллер. — Он же мне и пургена в спирт подмешал! Айсман тоже пил этот спирт, ему хоть бы хны! А я полдня из сортира не вылезал.

Да, в этом чувствовалось чье-то злостное и зловонное дыхание. Штирлиц вздохнул.

— Мне это не нравится!

— Мне тоже, — вставил Айсман. — У нас в подвале прячется Борман.

— Борман — наш человек, — отмахнулся Штирлиц.

— Да, но пропало именно его досье. Возможно, именно он его и украл.

— А тут еще у пастора Шлага какие-то неприятности с его бегемотом, — вспомнил Мюллер.

— Что, бегемоту тоже подмешали пурген?

— Нет, его хотят украсть. Надо бы тебе с ним повидаться.

— С бегемотом? — удивился Штирлиц. — Я его уже один раз кормил булками.

— Нет, со Шлагом.

— Сделаем, — сказал Штирлиц. — Я побеседую с пастором Шлагом, а потом мы все вместе встретимся в «Красной Шапочке» и там за обедом все обсудим.

Соратники Штирлица согласно закивали лысеющими от проблем головами.

ГЛАВА 14. САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ БЕГЕМОТ

— Так что же у тебя случилось? — спросил Штирлиц пастора Шлага, который рыдал на плече русского разведчика.

— Они хотят украсть моего бегемота! Самого любимого бегемота советской детворы! Мне за него денег предлагали, а я отказался!

Шлаг снова зарыдал, представив, что теперь он может остаться без бегемота и без денег, которые ему предлагал давешний мафиозный принц.

— С чего ты решил, что бегемота хотят похитить?

— Мне позвонил доброжелатель. Он сказал, что очень любит животных, и добавил: «Банда Бородатого решила украсть вашего бегемота!»

— А кто предлагал деньги? — подозрительно прищурился Штирлиц.

— Сначала какой-то иностранный принц, потом какой-то американец.

— Американец? — Штирлиц вспомнил, что жвачка, испортившая сейф Мюллера была именно американская. — Все ясно! Американец работает на этого принца, и оба они хотят выкрасть твоего бегемота.

— О! — пастор разинул рот от удивления, поразившись проницательности великого разведчика.

— Американец был с бородой?

— Нет.

— Значит, приклеит. Спасем мы твоего бегемота, — пообещал добрый Штирлиц. — Это все?

— Нет, — пастор Шлаг замялся. — Тут приходил один кавказец, он меня пощупал.

— Что значит «пощупал»?

— Как в гестапо, — Шлаг пустил слезу. — Вы ведь знаете, господин штандартенфюрер, как я боюсь щекотки, я не выдержал и раскололся.

— Раскололся? А о чем он тебя спрашивал? Что ты можешь знать?

— Откуда у вас деньги. Я сказал, что их привез из Швейцарии профессор Плейшнер, — виновато ответил пастор Шлаг.

— Ну и что? — удивился Штирлиц. — Кому какое дело, кто мне и откуда привез деньги?

— Они подозревают, что это какие-то «партийные миллионы».

Штирлиц начал тревожно ходить по кабинету. Кажется, агенты ГКЧБ снова вышли на его след и интересуются партийными миллионами. Ну, ничего, он разделается с ними, как однажды разделался с пуэрто-риканским шпионом — в два счета. «Раз, два», — сказал он тогда следящему за ним латиноамериканцу и сбросил его с девятиэтажки.

— Да. Очень странная история, — сказал Штирлиц, обдумав сообщение пастора Шлага. — Какие партийные миллионы? Это просто мое наследство, которое мне завещал брат профессора Плейшнера перед тем, как выпасть из окна.

Штирлиц справедливо опасался, что загадочный кавказец разместил в кабинете директора некоторое количество скрытых микрофонов. В таком случае, считал профессиональный разведчик, лишняя дезинформация не повредит.

— Понятия не имею, — плакался пастор Шлаг, которому было наплевать на миллионы, когда могли похитить бегемота. — Если моего бегемота украдут, меня могут запросто уволить с работы. И кому я потом буду нужен?

— Только о себе и думаешь! — возмутился Штирлиц. — Ты хоть понимаешь, что заложил меня какому-то кавказцу, и теперь мне грозит смертельная опасность? Наедут рэкетиры, попросят поделиться, придется их убивать. Ты, как священник, должен знать, что убивать грешно. Это на тебе будет мой грех!

— Но я же не знал, что это так серьезно!

— «Серьезно», — передразнил Штирлиц. — Совсем уже от рук отбился. Хватит, Шлаг, поработал ты под прикрытием, теперь пора потрудиться непосредственно в моей фирме ШРУ.

— ЦРУ?

— Нет, ШРУ!

— А как это переводится?

— А тебе-то не все равно?

Пастор Шлаг вздохнул.

— Штирлиц, я на все согласен, готов туалеты мыть в вашем ШРУ, только помогите мне спасти бегемотика. Пусть он умрет от старости на своей Родине, в моем зоопарке.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Кстати, туалеты помыть после отравленного пургеном Мюллера нам не помешает. Берем тебя на полставки уборщицы.

— Штирлиц, вы уж постарайтесь. Этот бегемот — любимец московской детворы, если «Бородатые» его похитят, дети будут безутешны. И у них уже не будет счастливого детства.

Глаза пастора Шлага наполнились неподдельными слезами.

— Разберемся. Хватит тебе канючить, я же обещал! Считай, что твой бегемот уже плавает в твоем бассейне! Потом прикупим еще штук шесть, они начнут размножаться, и у тебя будет целое стадо бегемотов. Будешь устраивать бегемотовые бега.

— Правда?

— Я же тебе говорю, — бросил Штирлиц, зевнул и вышел из здания дирекции.

Он сел в «БМВ» и позвонил в офис.

— Наташа? Как там Айсман? Пусть приготовит три ящика динамита и побольше патронов. Кажется, в зоопарке назревает небольшое, но кровавое дельце… Потом приезжайте в «Красную Шапочку».

— Хорошо, босс! Только берегите себя, вы знаете почему.

— Нет, — честно ответил Штирлиц. — А почему?

— А что вам подсказывает ваше сердце?

— Что оно работает без перебоев. Так отчего же я должен себя беречь?

— От пуль, яда и кинжалов.

— А почему?

— Потому что вы — общенародное достояние, Максим Максимович, — ответила Наташа. — И много маленьких девочек будут горько плакать, если вас пристрелят, как какого-нибудь музыканта. И я — одна из них.

— Ах, вот оно что! — догадался Штирлиц. — Как же я об этом раньше не догадался?

Но Наташа, не отвечая, повесила трубку.

ГЛАВА 15. ПРИТОН «КРАСНАЯ ШАПОЧКА»

Ресторан «Красная Шапочка» можно было смело назвать притоном, но ни один журналист из боязни получить на вечерней улице по голове не решился бы этого сделать. А кроме того журналистов не пускали в этот ресторан.

Три фронтовых товарища и две секретарши расселись за удобным столиком и скромно заказали покушать.

— А пиво мы будем пить? — забеспокоился Айсман. За годы жизни в Германии он привык выпивать в день литров пять пива.

— Лучше три раза «да», чем один раз «нет», — ответил Штирлиц, протирая скатертью руки.

— А давай на спор, кто больше выпьет? Кто проиграет, того стошнит!

— Айсман! Сиди спокойно, мы пришли в приличное место, не забывай, что мы теперь деловые люди!

Как уже упоминалось, место действительно было приличным, сюда пускали только видных коммерсантов и надежных деловых людей, потому что на сцене танцевали совершенно голые девушки. Раньше сюда пускали только проверенных партийных товарищей, а сейчас партийные лидеры предпочитали отдыхать у себя на хорошо охраняемых дачах, а ресторан начали посещать банкиры, кооператоры и адвокаты. От «красных» времен осталось только название — «Красная Шапочка».

— О! Ништяк! — вскричал Айсман, толкая Свету. — Какие девочки! Я бы с такими переспал! Со всеми сразу и с каждой в отдельности! А ты?

— Я не люблю женщин, — ответила Света.

— А мужчин любишь? Таких, как я, а?

— Вы, господин Айсман, большой нахал!

— Да, Света, ты права. Нахал у меня большой!

— И большой пошляк, — отвернулась девушка.

— Нет! — возразил Айсман. — Я — не поляк, я — немец.

Два услужливых официанта принесли блюда, которыми заставили весь стол. Здесь Штирлица хорошо знали и помнили, что означает его желание «скромно откушать».

Чавкая, сотрудники ШРУ, набросились на угощение.

За большим столом в другом конце зала чествовали какого-то молодого человека. Гости шумно рукоплескали, орали «Слава! Бис!», пили, а молодой человек с важным видом что-то зачитывал из книжки и под громкий подхалимский смех раздавал автографы. Штирлиц, который не любил, чтобы в его присутствии шумели, пару раз с неудовольствием посмотрел в сторону веселящихся.

— А вы говорите, мы плохо живем! — сказал Айсман, поправляя повязку на глазу руками, уже измазанными в соусе. — Еще немного, и мы будем жить, как в Америке.

— Не это главное! — провозгласил Мюллер. — Главное, настали новые времена!

— Конечно новые. Все вокруг стало продаваться, — недовольно буркнул Штирлиц, но Мюллер его уже не слушал.

— Прошлое — отмирает. Уже скончалась «новая общность людей», именуемая «советским народом», который, подобно пещерным людям, жил в пещерах, питался подножным кормом и пугался рыка тигра, даже когда он рычал с перепоя…

— Как в Америке скоро жить будем, — подхватил его мысль Айсман.

— Да что ты, Айсман, все об этой паршивой Америке! — возмутился Мюллер. — В Америке сплошные негры!

— Это точно, — поддержал Штирлиц. — Сюда привезли одного, так он украл у Мюллера из сейфа досье…

Мюллер насупился.

— Надо, чтобы жизнь была не как в Америке, а как в Германии, — сказал Штирлиц. — Лично мне «Мерседесы» нравятся больше, чем негры. Кстати, Айсман, что это за люди? Почему их пустили в ресторан, где я кушаю?

— Сейчас разберусь! — пообещал Айсман. — Эй, любезный!

Побежал официант.

— Слушаю-с!

— Что это за толпа? Почему шумят?

— Банкет, — объяснил официант. — Поклонники известного писателя Бориса Ломтикова отмечают издание его очередной книжки.

— Передай этому известному писателю, что если его гости не перестанут шуметь, они будут иметь дело с известным штандартенфюрером СС фон Штирлицем!

— Сию минуту-с!

Официант побежал исполнять поручение Айсмана.

— Мне это не нравится, — пожаловался Мюллер, продолжая разговор про негров. — Ситуация — охренеть. Какое название для досье не дам, все сразу же становится вверх ногами…

— Тут я с тобой прав, — поддержал его Айсман.

— Ясно одно, — продолжал Мюллер. — Кто-то выкрал дело на Бормана. Значит, Бормана собираются шантажировать. По моему досье можно с легкостью доказать, что Борман был фашистским выродком, палачом НКВД, пособником Мао, сотрудником северо-корейской разведки, сионистом, антисемитом и еще Бог знает кем. С помощью такого досье любого можно заставить сделать все, что угодно. Даже коробку «Сникерса» сожрать! Но вот что они хотят заставить сделать Бормана?

— Какая разница? — пожал плечами Айсман. — Как они найдут Бормана, если он прячется у нас в подвале?

— Найдут, — сказал Мюллер. — В досье об этом тоже написано!

— А зачем ты это вписал в досье? — возмутился Айсман.

— Досье — оно на то и досье, чтобы быть полным.

— Это ты — полный идиот!

— Попрошу не забываться! — гордо вскинул голову Мюллер. — С кем разговариваете, фашист?

— От фашиста слышу!

Джек Клигенс, агент, перекупленный Зизиподом, сидел в углу ресторана «Красная шапочка» и в недоумении слушал разговор за столом Штирлица. «Каким видом шифровки они пользуются? Может быть, надо принимать во внимание только каждое третье слово, или каждое пятое? И кого они называют кличкой «Фашист»?»

Агент в нетерпении потер руками и закурил сигару.

«Надо переходить в ближний бой, — решил он. — Я мужчина привлекательный, американец, стоит попробовать завербовать секретаршу Штирлица».

Джек причесал расческой волосы, направил в рот струю освежающего дезодоранта и подошел к столику Штирлица.

— Извините, можно мне пригласить вашу даму на танец?

Штирлиц, внимательно разглядывающий в бинокль обнаженных красоток на сцене, разрешил:

— Если дама не против…

Наташа, которая с большим удовольствием потанцевала бы с самим Штирлицем, тем не менее встала и подала руку американцу. Джек Клигенс, ослепительно улыбаясь, как голливудская кинозвезда, повел девушку танцевать.

— Штирлиц, ты посмотри, как он ее к себе прижимает! — возмутился Айсман.

Штирлиц насторожился и отложил бинокль.

С минуту весь столик напряженно наблюдал за танцем.

— Если его рука спустится по ее спине ниже талии, я из него сделаю люля-кебаб, — пообещал Штирлиц.

Тут к столику Штирлица подошел известный писатель Борис Ломтиков. Будучи немного навеселе, писатель покачивался и время от времени икал.

— Это кто тут себя Штирлицем называет?

Русский разведчик обернулся к Ломтикову.

— Ну, допустим, я.

— Как вам не стыдно! — Ломтиков погрозил пальцем перед носом Штирлица. — Я про Штирлица уже шесть книг написал! Штирлиц — это же Герой Советского Союза, он уже умер за свою Родину, а вы, бандит, взяли себе такую кличку! Вы позорите честное имя русского разведчика Штирлица! Немедленно извинитесь!

Айсман ошарашено посмотрел на Штирлица.

— Дать ему в рыло? — с надеждой спросил он.

— Перед кем я должен извиниться? — поинтересовался Штирлиц.

— Перед всеми! — радостно воскликнул молодой человек.

— Дай, — разрешил Штирлиц.

Айсман дал писателю кулаком в глаз. Тот отлетел к своему столу и опрокинул его. Гости Ломтикова бросились бить агентов ШРУ. Штирлиц, раздавая удары направо-налево, пробился в центр зала, где с Наташей танцевал американско-зизиподский агент, и на всякий случай дал самоуверенному американцу поддых. Тот упал, и его затоптали дерущиеся.

— Решительно, в этой стране стало негде отдохнуть интеллигентному человеку.

И Штирлиц повел свою секретаршу на выход. По пути к Штирлицу присоединился Мюллер, который не любил слишком оживленный отдых, и секретарша Света. Айсман находился в самой гуще дерущихся, в толпе мелькали его кулаки, опускаясь на чьи-то головы. Воспользовавшись моментом, недовольные артисты лупили своих менеджеров, деловые люди — своих адвокатов.

За американским шпионом Клигенсом, который начал было ползком выбираться из драки, устремились два внештатных сотрудника КГБ, которые давно следили за подозрительным американцем. Агент достал свой бесшумный пистолет. «Да здравствует господин Президент!» — хотел крикнуть Джек, но не успел. Кэгэбэшники начали профессионально избивать беднягу, стараясь отбить какие-нибудь жизненно важные органы.

— Обрати внимание, Мюллер, на этих двоих, — заметил Штирлиц, показывая на парней в штатском, лупцующих агента Клигенса. — Если они из милиции, то почему бы им не показать сначала свои документы, а потом уже начать бить его ногами? А ты говоришь, демократия.

— Какая тебе разница? — резонно ответил Мюллер.

— Господин Штирлиц! Господин Штирлиц! — по улице с криками бежали профессор Плейшнер и пастор Шлаг.

— Ну, что случилось? — остановился русский разведчик.

— Борман исчез из подвала! — выдохнул запыхавшийся профессор.

— Началось! — сказал Мюллер.

— Да, — задумчиво кивнул Штирлиц. — Видимо, тот, кто украл досье, начал шантажировать Бормана. Но что, черт возьми, Борман должен сделать?

— Наверняка, украсть бегемота! — всхлипнул пастор Шлаг.

— Нет, это должен сделать Бородатый.

— Да, но Борман может знать этого Бородатого и шантажировать его, чтобы Бородатый украл бегемота! — не унимался обеспокоенный пастор.

— Сегодня же приступаем к охране бегемота, — решил Штирлиц. — В зоопарке поймаем и Бородатого, и всех остальных уродов.

ГЛАВА 16. СНОВА НЕУДАЧА

Вытащив из ресторана Айсмана, сотрудники ШРУ поехали в агентство. Штирлиц с Айсманом вооружились до зубов и отправились в зоопарк. А шеф гестапо решил взглянуть на свой любимый сейф.

Войдя в свой кабинет, Мюллер ахнул и чуть не умер от разрыва сердца. Сейф был опять вскрыт, досье разбросаны по всему кабинету. Светлана принесла шефу стакан воды и начала собирать пухлые папки.

— Нет, мне это надоело! — воскликнул Мюллер и начал снимать с дверцы сейфа отпечатки пальцев.

— Борман! — опешил он, сверив отпечатки с картотекой.

— Шеф, ничего не пропало, — сообщила Света.

— Странно, что же эта толстая скотина искала? — почесал в голове Мюллер.

Настал вечер и Москва наполнилась уличными огнями, простые московские обыватели водрузили на ноги тапочки и уселись перед телевизорами, только агентам Штирлица не спалось. Потому что они сидели в засаде. Вернее, сидели они в своем автомобиле, а автомобиль стоял в кустах около бассейна с бегемотом. Бегемот спал, время от времени чавкая во сне и пуская пузыри.

— Никак не могу понять, зачем этому африканскому принцу бегемот пастора Шлага, да еще за такие деньги? — шепотом поинтересовался Айсман.

— Ну, чего тебе непонятно? Вот тебе, например, Света нравится?

— Ну.

— Вот тебе и «ну»! А ему больше бегемоты по душе. Любит он их. Баб у него и так в гареме штук сто, а бегемотов не хватает.

— Так это же… этот, как его… зоофилизм, — осторожно заметил Айсман.

— Не знаю такого слова, — сказал Штирлиц. — Я же тебе говорю, любит он бегемотов, и все тут!

Айсман пожал плечами.

— Женщины лучше, — Айсман, похотливый, как июньский кролик, поерзал на сидении. — Секретарша Мюллера — очень красивая девушка. Я в нее уже дня два влюблен по самые уши. Теперь на Свету у меня одна реакция! Эрекция! — похвастался он.

Штирлиц глубокомысленно кивнул и отвернулся, то ли смахнуть набежавшую скупую мужскую слезу, то ли сплюнуть в открытое окно.

— Хватит болтать, — сказал он. — Вообще, неправильно, что мы сидим оба в машине. Предлагаю тебе спрятаться в кустах с той стороны бассейна. Будем следить с двух точек и переговариваться по радио.

— Отличная мысль, — одобрил Айсман и вылез из машины.

Через минуту запищала рация.

— Пока все тихо, шеф, — сообщил Айсман. — Штирлиц, мы с собой прихватили сортирную бумагу?

Штирлиц нервно разбирал и собирал свой «ТТ», пытаясь понять, куда надо вставлять патроны. Разговоры Айсмана о женщинах разбудили в нем воспоминания. Мысли о секретарше, с которой он проработал уже довольно-таки много времени, не оставляли его. Как он мог до сих пор не познакомиться с этой прекрасной девушкой поближе? Видимо, «вторая молодость» все-таки оставила в нем «комплекс пенсионера».

Штирлиц достал из кармана рацию, которая неожиданно для разведчика неприлично выругалась. Было ясно, что Айсман расслабился и забыл выключить свою рацию.

— Сам такой! — неприязненно ответил Штирлиц, выбрасывая рацию в окно. Он помнил, что именно на таких мелочах обычно и засыпаются супер-агенты.

Штирлиц взял радио-телефон и позвонил Наташе домой.

— Алло? Это вы, Штирлиц? — отозвалось в трубке.

— Я, — не стал обманывать Штирлиц.

— А это Наташа! — раздался в трубке довольный голос.

— Я, кажется, разбудил тебя? — спросил галантный Штирлиц, не зная, что в таких случаях говорят дальше.

— Нет. Я ждала вашего звонка.

— Это похвально. Я в общем-то хотел снова пригласить тебя в ресторан без этих придурков, но сегодня, к сожалению, я занят.

— Я знаю. Но не волнуйтесь, через минуту я буду возле вас.

— Да тебе сюда целый час ехать! — удивился Штирлиц.

— Успею. С вами говорит автоответчик. Повесьте трубку и посмотрите направо…

Штирлиц выключил трубку, повернулся и увидел Наташу.

— А вот и я. Я принесла вам горячий чай и булочку. Тяжело, наверно, всю ночь сидеть в засаде.

Наташа села в машину рядом с разведчиком. Они сказали одновременно:

— Наташа, я хотел сказать…

— Штирлиц, я хотела сказать…

Остальное договорили их влюбленные глаза.

Штирлиц привлек ее к себе, и они замерли в продолжительном поцелуе. Кто-то пробежал в темноте, ломая кустарник и опрокидывая урны. «Наверно, зайцы», — подумал Штирлиц. Они отдавались друг другу страстно и самозабвенно.

Все было хорошо, пока до них не донесся пронзительный крик Айсмана:

— Штирлиц! На меня напал Бородатый!

Разведчик насторожился. Теперь он понял, что выбрасывать рацию было непростительной ошибкой. Штирлиц вскочил и бросился спасать своего партнера.

Бегемота в бассейне не было. На глазах у Штирлица огромный и подозрительный рефрижератор скрылся за поворотом. Контуженный ломом Айсман даже не успел вступить с похитителями в перестрелку и теперь сидел на земле, потирая ушибленную голову.

— Невезение за невезением, — ругался Штирлиц. — Черт, а где же мой пистолет?

— Вот он, Штирлиц! — сообщила Наташа, держа на вытянутых руках штаны разведчика с пристегнутой кобурой.

— В погоню! — вскричал Штирлиц, судорожно надевая штаны.

— Это невозможно, — молвила Наташа. — Когда я вышла из машины, откуда ни возьмись выскочил бородатый мужик и начал кувалдой крушить нашу машину. А потом полил ее из канистры бензином.

В подтверждение ее слов раздался взрыв.

Штирлиц гневно выхватил пистолет и выпустил в воздух всю обойму. Радостно заверещали макаки в соседнем вольере. Гневно взревел лев, намекая, что хоть ночью-то можно было бы дать ему, царю зверей, нормально поспать!

— Не расстраивайся, — сказал Айсман. — Мы их найдем и всех пристрелим. Даже мафии будет тяжело спрятать такого большого и прожорливого бегемота в такой маленькой и голодающей Москве.

— Это сложный вопрос, — ответил Штирлиц.

— Кстати, Мюллер звонил. Кто-то опять залез к нему в сейф, и, не поверишь, по отпечаткам пальцев выяснилось, что это Борман.

— Будем искать Бормана, — решил Штирлиц, потому что никаких других идей ему в голову не пришло.

ГЛАВА 17. В ПОИСКАХ БОРМАНА

Штирлиц спустился в метрополитен имени Ленина и поехал в магазин Шварцкопфмана «Женское нижнее белье и другие сопутствующие товары», чтобы выведать что-нибудь о Бормане, который, по мнению подозрительного Мюллера, стоял за похищением бегемота. Собственно, Мюллер и вычислил Шварцкопфмана, который, изменив фамилию на «Шварцкопф», открыл в Москве магазин, работая при этом на Бормана.

Вообще-то оставаться без машины и пользоваться метро Штирлиц не любил. Принимая Штирлица за преуспевающего бизнесмена, нищие не давали ему проходу, требуя денег, мотивируя это тем, что сами они не местные.

— Ну ты, карюзлый! Ваучер продай! — послышался козлиный голос одного из нищих.

Штирлиц неприязненно отвернулся. Юродивый ковылял за ним еще несколько метров, потом отстал, но все равно долго помахивал вслед костылем.

Нищего звали Микола. Он был самым засекреченным украинским агентом на территории России. Конспирируясь под нищего, Микола скупал у населения приватизационные чеки, чтобы потом украинцы могли диктовать России свои законы. Это Штирлиц знал, но решил пока с Миколой не связываться, чтобы не осложнять международные отношения. Кроме того, за украинских шпионов КГБ пока не платило. Штирлиц предпочитал ловить китайцев.

В другом переходе метро Штирлиц увидел знакомого нищего по имени Евлампий, с которым он познакомился после побега из подземной лаборатории ГКЧБ. Евлампий ничуть не изменился. Он был так же грязен, сварлив и пьян. Правда, теперь возле положенной им газеты стояла табличка «Рубли и трешки не принимаю!»

Евлампий, конечно же, не узнал в респектабельном мужчине с такими добрыми глазами того Штирлица, который когда-то отнял у него телогрейку, но Штирлиц все равно кинул ему упаковку пятитысячных банкнот и, не ожидая слов благодарности, направился дальше.

«Что это он мне так много отвалил? — удивился Евлампий, почесывая свою, покрытую поддельными язвами и нарывами, ногу. — Может быть, он фальшивомонетчик? Значит, и деньги его фальшивые?»

Пристроив листок бумаги на деревянное колено, Евлампий послюнявил карандаш и написал:

«Запрос Председателю Госбанка России.

Недавно мне выдали зарплату новенькими пятитысячными банкнотами. У меня сложилось впечатление, что они не совсем надежны. Считать ли номера таких банкнот действительными, не фальшивые ли они? Если нет, деньги настоятельно прошу вернуть. С двух до восьми меня можно найти в переходе метро Библиотека имени В. И.Ленина в любое время года.

Нищий без средств к существованию, Евлампий».

Попросив у сердобольного коммерсанта «подать нищему и убогому конверт с марками», Евлампий вложил одну из подозрительных купюр в конверт и запечатал.

Через день Евлампия забрали, обвинив в подделке банковского билета, и стали преследовать по закону.

Ни о чем не подозревающий Штирлиц подошел к магазину Шварцкопфмана и сразу же прошел в кабинет управляющего.

— Шварцкопфман на месте?

— Да, — ответила молоденькая секретарша. — Только хозяина зовут Шварцкопф.

Не замедляя чеканный шаг, Штирлиц носком сапога открыл дверь и просунул голову внутрь.

— Шварцкопфман? К тебе Штирлиц пришел!

Бывший генерал не поверил своим глазам. Как кролик, он бросился к окну.

— Стоять! — Штирлиц прижал его к стене и обыскал. Всю найденную валюту он сложил аккуратной стопочкой на столе, присел в кресло и закурил. — Будешь говорить?

— О чем? — взмолился Шварцкопфман.

— О Бормане.

— Я о нем давно уже ничего не слышал. С тех пор, как он продал мне две таблетки «второй молодости»…

— Не верю, — ответил Штирлиц. — Разве он тебя не шантажировал?

— Штирлиц, откуда ты всегда все знаешь? — удивился отставной генерал. — Ну, шантажировал. Говорил, что заложит в какое-то ГКЧБ, что я — бывший генерал Вермахта.

Русский разведчик поморщился. Кого сейчас можно было удивить бывшими фашистскими генералами, когда кругом было столько бывших коммунистических?

— Я не знаю, где этот гад обитает, — всплакнул Шварцкопфман. — Деньги я ему пересылаю ежемесячно на счет в банке. Но несколько раз я видел, как он спускался в метро «Кропоткинская».

— Спасибо и на этом, — поблагодарил Штирлиц. — Сделай-ка мне фирменный пакет с нижним бельем для Наташи.

ГЛАВА 18. ПОДЗЕМКА

Штирлиц и Айсман ходили по станции метро «Кропоткинская» и смотрели на эскалаторы.

— Шварцкопфман сказал, что его можно застать здесь. Генерал пару раз пытался за ним проследить, но Борман всегда ускользал.

— От нас не уйдет, — пообещал себе Айсман.

— Это конечно, — кивнул Штирлиц. — А вдруг он тут перестрелку учинит, погибнут ни в чем не повинные люди.

— Слушай, а что если воспользоваться хитроумным планом?

— Каким? — подозрительно спросил Штирлиц.

— Можно попросить милиционера остановить Бормана и проверить у него документы. В паспорте есть его адрес. Приедем потом к нему на дом, арестуем без лишнего шума.

— Логично, — ответил Штирлиц. — Если, конечно, у него не поддельный паспорт.

— Так мы ведь и лично проследим. Если данные из двух источников сойдутся, значит, там-то он и живет…

Партнеры подошли к служителю правопорядка, и Айсман сунул в карман милицейского мундира пятитысячную купюру. Лицо милиционера подобострастно вытянулось.

— Чем могу?

Борман, перемалывая «Сникерс» за обе щеки, спускался по эскалатору.

— Дяденька, а вы «Баунти» пробовали? — спросил у него перепачканный шоколадом паренек.

— Пробовал.

— Ну и как?

— Не райское, конечно, наслаждение, но все-таки лучше, чем «Твикс»… — Борман пощелкал языком.

Заговорившись с мальчиком на столь интересную тему, Борман не замечал, что внизу Штирлиц и Айсман договариваются о чем-то с милиционером.

— Паспортный контроль, — сказал милиционер. — Документы… Прописка в Москве есть?

— Есть, — ответил Борман, светясь улыбкой. — «Сникерс» хочешь?

— Не «хочешь», а «хотите»! — поправил строгий милиционер. — Хочу.

Милиционер записал адрес Бормана.

— А зачем ты мой адрес на бумажке пишешь?

— Два мужика попросили, — получив «Сникерс», милиционер так и светился от дружелюбности.

Борман стал шарить глазами по сторонам и увидел широкую спину Штирлица, спрятавшегося за колонной. Борман пискнул и бросился от Штирлица врассыпную, но тут же остановился. «Ой, что это я? — подумал Борман. — Я же один! Так можно и раздвоение личности запросто получить!»

Он собрался с силами, спрыгнул с платформы и, испуганно охая, бросился без оглядки в туннель.

— Борман! Стоять! — крикнул Штирлиц, распугивая одиноких пассажиров.

Два сыщика из ШРУ метнулись вслед за убегающим Борманом. Минут десять они бежали по шпалам и ложились вдоль стен, когда проезжала электричка.

— Я в газете одной читал, в метро чудовище какое-то водится, — тяжело дыша, молвил Айсман. — Перегрызает электропроводку, насилует монтеров или что-то типа этого.

Штирлиц уставился на Айсмана.

— Ну и что?

— Я вот и думаю, Борман в метро побежал, может быть он там и живет?

— Думаешь, это он? В смысле — чудовище?

Айсман промолчал.

— Насиловать монтеров — это он, допустим может, — сказал Штирлиц задумчиво. — Но перегрызать электропроводку — это слишком даже для Бормана.

Партнеры бежали дальше, но накачанный витаминизированным «Сникерсом» Борман далеко обогнал их и скрылся в темноте туннеля.

— Стоп! Теперь уже два туннеля!

— Что?

— Куда теперь бежать?

Штирлиц задумался. Два совершенно одинаковых пути, освещенные редкими фонариками.

— Я думаю так. Если стрелка стоит направо, значит Борман сам ее повернул и побежал налево, — сообщил Айсман.

— Ага, он так и подумал, что мы так подумаем. Поэтому перевел стрелку и побежал направо, чтобы мы повернули налево.

— Штирлиц! Ну, ты — голова! — восхитился Айсман.

Сыщики побежали дальше и минут через десять оказались в зловонной канаве, попахивающей разнообразными экскрементами.

— А, черт! Кажется, мы попали в канализацию!

Смертельно ругаясь и очень обидевшись на Бормана, они выползли на сухое место и осмотрелись.

— Ай! — вскричал Айсман. — Меня что-то за ногу укусило!

Штирлиц посвятил фонариком. На ноге Айсмана висела вставная челюсть.

— Это челюсть профессора Плейшнера, — сказал Айсман, — узнаю его прикус! Он меня уже кусал.

— Да, но свою челюсть, насколько я помню, Плейшнер уронил в бассейн с бегемотом.

— Значит, это все-таки Борман похитил бегемота, а заодно выловил и челюсть Плейшнера.

— Ладно, положи в карман, потом подарим профессору.

Борман опять ускользнул, но у Штирлица была бумажка с его адресом.

ГЛАВА 19. БОРМАН ПРИНИМАЮТ ГРЯЗЕВУЮ ВАННУ

Борода у Бормана не росла. Борман всегда переживал из-за этого, поскольку, имея абсолютно лысый, как биллиардный шар, череп и неприкрытый растительностью подбородок, было очень тяжело скрываться от вездесущих шпионов. И потом, нельзя было сделать тайную гадость.

Борман додумался пользоваться париком и приклеивал бороду с бакенбардами, но под этим гримом он ужасно потел, так что пользовался ими в исключительных случаях. Только в тех случаях, когда надо было кому-нибудь нагадить. Например, обменять фальшивые рубли в подворотне на настоящие доллары, или фальшивые доллары на настоящие рубли, или нанять рэкетиров, чтобы затерроризировать коммерческий магазин.

Отделавшись от Штирлица, Борман пришел в самое хорошее настроение и, чтобы его не узнали, нацепил грим «Бородатого». Добравшись до своей квартиры, он достал ключ и по привычке обернулся по сторонам. Все было спокойно. Но в квартире его ждало разочарование.

Вся посуда была разбита, мебель поломана, книжки со стеллажей лежали на полу с оторванными обложками, японский телевизор дымился на опрокинутом холодильнике. Только два мягких кресла остались неповрежденными, да и то только потому, что в них сидели Штирлиц и Айсман, воняя, как из канализации.

— Надо же! — вскричал Айсман. — Это тот мужик, у которого я обменивал доллары на рубли!

— Я тоже не знал, что они фальшивые! — вскричал перепуганный Борман. — И вообще это был не я! Тут какая-то ошибка! Я — театральный артист, а это мой грим!

Желая провести непрошеных визитеров, Борман сорвал парик, бороду и пышные наклеенные усы.

— Это был не я! — повторил Борман, только теперь понимая, что это он как-то непутево сделал.

— Здравствуй, Борман, — сказал вежливый Штирлиц. — Значит, ты и есть тот самый Бородатый? Так-так… А мы тут у тебя искали наркотики, но не нашли… Надо заметить, что квартиру ты обставил хорошо, хвалю. Лучше, чем наш подвал.

— Шт… ир…?

— Он самый, — подтвердил Айсман.

— Но вы же меня не будете бить?

— Тебя — нет, — ответил Штирлиц, вставая. — Борман, ты знаешь, в последнее время я всегда относился к тебе с большой душевной теплотой, так что имей в виду, когда я буду тебя бить, я буду бить в твоем лице чуждый мне административный уклад…

— Штирлиц, — вскричал Борман. — Это не я украл из сейфа Мюллера «вторую молодость»! Когда я залез в сейф, ее там уже не было!

Штирлиц и Айсман переглянулись. Им стало понятно, зачем Борман вскрывал сейф Мюллера и ничего при этом не взял. А что касается «второй молодости», то Штирлиц просто-напросто забыл положить чемодан с таблетками в сейф. Чемодан и сейчас валялся у Штирлица в кабинете под столом.

Борман пугливым зайцем метнулся к балкону, чтобы спрыгнуть с третьего этажа. Штирлиц достал «ТТ», предусмотрительно заряженный солью, и выстрелил. Он выстрелил очень быстро, но Борман все же успел наложить в штаны.

— Ай! — сказал Борман, сползая на пол и держась за задницу.

— Это только соль, — заметил Штирлиц. — Как в «Кавказской пленнице». Куда это ты убегаешь? Мы с Айсманом так тебя ждали! Даже оздоровительную ванну тебе приготовили, грязевую.

— Я себя прекрасно чувствую! — возразил Борман, потирая «горящие» ягодицы.

— Станет еще лучше, — пообещал Штирлиц и с любовью погладил его по лысой голове.

Вдвоем с Айсманом они оттащили упирающегося «Бородатого» в ванную комнату и, связав ему руки, бросили в ванну, наполненную черной водой.

— Что это?

— Я же тебе сказал: грязевая лечебная ванна. Это — чтобы ты соображал лучше.

— Ага, — поддержал его Айсман. — Я туда три мешка цемента насыпал. Упарился, пока нес, а все ради тебя!

— Цемента! — глаза Бормана наполнились ужасом. — Штирлиц! Я больше не буду!

— Так я тебе и поверил, — ответил Штирлиц и напомнил: — Учти, цемент затвердевает, так что говори побыстрее.

— Штирлиц! — взмолился бывший партайгеноссе. — Я больше не буду! Честное слово коммуниста!

— Коммунисты не наклеивают бороды, чтобы продавать фальшивые рубли!

— Это просто мое маленькое невинное хобби! Я не только рубли, я и доллары продавал!

— Айсман, засыпь еще один мешок цемента, что-то он не то говорит, — распорядился Штирлиц.

— Штирлиц! Я сделаю все, что ты скажешь.

— Где спрятан любимый бегемот пастора Шлага?

— На мясокомбинате, там Гиви Гмертошвили работает.

— Гмертошвили? Грузинистый такой, из подвалов ГКЧБ?

— Он!

— На, звони своим козлам, пусть бегемота накормят и никому не отдают. Скажи еще, что сейчас приедет Айсман, и пусть они его слушаются!

Борман покорно взял трубку.

— Да, и еще, — вспомнил злопамятный Штирлиц. — Этот Гмертошвили тоже там находится?

— Не знаю. Честное пионерское! У него какое-то важное задание, он ведь сотрудник ГКЧБ.

— Бывший, — сказал Штирлиц и прищурился, что не сулило Гмертошвили добра.

ГЛАВА 20. ФАКС-МОДЕМНАЯ ИГРА В МОСКВЕ

Бормана приковали наручниками к ванне, пообещав проведать на следующее утро. Айсман съездил за бегемотом и вернул его счастливому пастору Шлагу. Не получив бегемота, африканский принц Абдулла Али Манай скончался от огорчения в жутких конвульсиях. Агент Зизипода по имени Саид был занят транспортировкой тела принца на родину и, к сожалению, не смог принять участия в дальнейших приключениях. Зато ему повезло — он остался целым и невредимым.

Штирлиц подъехал к ресторану «Кручина» и постучал в окно. В «Кручине» слышали, что Штирлиц может устроить в ресторане драку, поэтому управляющий приказал повесить в окне табличку «Свободных мест нет». Разведчик обиделся и, решив в следующий раз устроить в «Кручине» драку, поехал в ресторан «Красная Шапочка». Там его хорошо знали, поэтому свободные места сразу же нашлись.

Штирлиц успокоился, сытно откушал, а потом снова поехал в «Кручину». К этому времени в ресторане «Кручина» прослышали о том, что если Штирлица не пустить, он не только устроит драку, но и подожжет сам ресторан, так что на этом месте еще три года ничего не будут строить.

В окне он обнаружил, что «Свободных мест нет. Для Штирлица свободные места есть». Штирлиц подобрел, зашел в ресторан и сытно покушал еще раз — на всякий случай.

Обожравшись, Штирлиц решил, что пора перестать кидаться из стороны в сторону и поехал поработать в ШРУ.

— Штирлиц! — крикнул через коридор Айсман. — Прими факс!

— А за это можно и по морде получить! — пробурчал Штирлиц. — Не люблю американских ругательств.

— Да нет! Это такое сообщение для тебя по телефонным линиям, типа телеграммы, только с картинками! В кабинете у Мюллера.

Штирлиц пошел в кабинет Мюллера.

«Алекс — Юстасу. Срочно! По нашим данным иракские террористы намереваются выкрасть из Мавзолея останки пролетарского вождя В. И.Ленина и переправить его Саддаму Хуссейну. Срочно воспрепятствуйте проведению этой зловещей операции. Алекс».

Штирлиц ответил:

«Юстас — Алексу. Я давно уже не работаю на вашу лавочку! Звоните Мюллеру, платите деньги, может быть, что-нибудь сделаем. Штирлиц».

«Алекс — Юстасу. Повторяю! Надо во что бы то ни стало помешать похищению саркофага, грозящему непредвиденными осложнениями. В этом случае, по прогнозам наших экспертов, реакционные круги в России воспользуются этим, как предлогом для своих реваншистских замыслов. Это не только моя личная просьба Первого, это лично моя просьба. К ней, я думаю, присоединятся все наши трудящиеся. Кроме того, для правительственных заданий не существует сроков давности. Делайте то, что вам сказано, иначе, будете объявлены вражеским шпионом! Алекс».

«Штирлиц — Первому. Вот мои условия: Никогда не присылать ко мне в ШРУ фининспектора, не люблю. Отдать мне сотрудника ГКЧБ по кличке Мартин Борман. Захоронить меня как национального героя в Кремлевской стене. Штирлиц».

Факс надолго заткнулся и Штирлиц, ожидая ответа, заснул. Проснувшись он подумал, что молчание есть знак согласия, но тут пришел новый факс.

«Алекс — Юстасу. По поводу фининспектора согласны. Никакого отношения к ГКЧБ не имеем. Бормана можете забирать себе со всеми потрохами. Раз есть я, нам он не нужен. Последний вопрос надо еще обсудить. Алекс».

— Отлично! — порадовался Штирлиц. — Завтра съездим к Борману, я вставлю ему капсулу именно туда, куда ты, Айсман, думаешь!

Неожиданно снова заработал факс.

«Алекс — Юстасу. Вспомни подземную лабораторию и капсулу, которая вживлена в твое старческое тело. У меня в руках пульт с красной кнопкой, настроение у меня неважное. Так что лучше всего забудь о предыдущих указаниях. Алекс».

— Ничего не понял, — сказал Штирлиц.

«Юстас — Алексу. Ничего не понял! Юстас».

«Алекс — Юстасу. Предыдущие указания Алекса считать недействительными. Настоящий Алекс».

— Однофамильцы, что ли? — задумался Штирлиц. — Слушай, Мюллер, что происходит? Кажется, мне дают указания совершенно разные ведомства?

— Ты что, газеты не читаешь? В стране Двоевластие!

— И кого слушаться?

— А кого хочешь! — ответил Мюллер. — Я бы на твоем месте радел бы за свои карманы, как все сейчас делают.

Штирлиц отринул это предложение, как недостойное.

— Я старый коммунист. Меня еще из партии никто не исключал! Так что я буду следовать зову своего сердца. Отдать им Ильича, значит, уронить свое лицо!

— Не понял? — заметил Мюллер.

— Это значит, упасть мордой в говно!

— А-а… Да, это неприятно.

Мюллер достал из клетки большого и красивого попугая. Потеряв своего негра Саида, который оказался вражеским шпионом, Мюллер сильно переживал, пока не купил на рынке этого попугая.

— Эдуард, птичка, любишь папу Мюллера?

— Дур-рак! — отвечала сообразительная птица.

— Видал? — похвалился Мюллер. — Этому попугаю уже лет двести, это точно. Слушай, что он тебе говорит!

— На что это вы с попугаем намекаете? — ощетинился Штирлиц. — Почему это я «дур-рак»?

— Плюнь ты на этого Ильича, отдохни, съезди лучше с пастором Шлагом в Альпы покататься на лыжах.

— Ну да! А с профессором Плейшнером — в Берн попрыгать из окон без парашюта. Некогда отдыхать! Пойдем, Айсман!

— Тоже мне, «Чип и Дейл спешат на помощь»! — саркастически бросил Мюллер, выпуская из рук попугая. — Как был ты, Штирлиц, утопистом, так и остался.

— Пофигистом, — поправил Штирлиц.

— Ладно, не хочешь слушать мои советы, не надо. И закрой за собой дверь! — попросил Мюллер.

Штирлиц встал, строевым шагом вышел из кабинета и, хлопнув в сердцах дверью, задавил попугая, который хотел вылететь в коридор вслед за Штирлицем.

— Долетался, пархатый? — констатировал русский разведчик и заспешил к лифту, чтобы не слышать заунывный плач Мюллера.

ГЛАВА 21. КОЛЫБЕЛЬ РЕВОЛЮЦИИ

У Мавзолея, куда не было очереди уже два года, стояла толпа иракских туристов. Арабы шумно разговаривали и спорили, но о чем — неизвестно, потому что никто вокруг не понимал арабского языка.

Штирлиц подошел к закоченевшим на осеннем ветру часовым и внимательно вгляделся в чистые и невинные лица. Разведчик помахал перед носом одного рукой, но часовой даже не шевельнулся.

«Столбняк», — определил Штирлиц.

Приняв Штирлица за иностранца, к нему подбежал торопливый репортер с микрофоном.

— Скажите, вы за то, чтобы Ленина похоронили или чтобы оставили в Мавзолее?

Журналистов Штирлиц не любил с детства. Говоришь одно, а пишут другое, кому это понравится? Разведчик настороженно посмотрел на репортера.

— Ну так как? — не успокаивался репортер.

— Я очень уважаю пролетарского вождя Ленина, — ответил Штирлиц, вспомнив курс «Истории ВКП(б)». — Тело и имя Ленина будут жить вечно!

— Так теперь-то уже нет пролетариата, — заметил репортер.

— Я — пролетариат, — веско возразил Штирлиц и, дав репортеру поддых, не оглядываясь, пошел в ШРУ.

Штирлиц любил Ленина. А вот Сталина не любил. Тот всегда щурился как-то неприязненно, изо рта у него всегда пахло, да и задания давал такие, что хрен выполнишь.

А к Ильичу Штирлиц относился с большим уважением, хотя и плохо его помнил. У него в жизни была только одна встреча с вождем, в 1917 году, когда они с отцом пошли в Смольный, по словам отца, «Колыбель Революции».

Они подошли к Смольному и встретили Ильича возле самых дверей. Перед ним стоял часовой — детина с деревенским лицом, направив на вождя винтовку со штык-ножом.

— Что вам, товагищ? — поинтересовался Ильич, закидывая руки за спину и там пожимая их, успокаиваясь.

— Не контра ли? — поинтересовался часовой, разглядывая Ильича. — Пропуска нет, одет, как буржуй…

— Да вы что, товарищ, это же — Владимир Ильич Ленин! — сказал подошедший Дзержинский. — Это просто возмутительно, до такой степени не узнавать Ильича! И когда только это кончится?

— Ленин? — радостно переспросил часовой и благоговейно повторил: — Ленин…

— Надо портрет Ленина на деньгах печатать, — сказал младший Исаев. — Тогда все будут знать своего вождя.

— Умно! — одобрил Ильич. — Молодой, а смекалистый!

Юный Штирлиц, его отец и два вождя — Ленин и Дзержинский пошли по мраморной лестнице, на которой дымила самокрутками солдатня из недавно организованных комиссий. Видимо, только что они приняли ряд постановлений и теперь устроили перекур.

— Ну, Феликс, что новенького? — спросил Ленин.

— Да ходоки опять приходили, — пожаловался первый чекист.

— Гасстгеляли?

— Ну. А что еще с ними прикажете делать, Владимир Ильич? Припрутся и начинают задавать свои вопросики: а можно ли себе зерно брать? А правда ли, что теперь они пахать могут? Кулаки чертовы! Все только себе, скоты, — озлобленно заметил Феликс Эдмундович. — Нет, чтобы спросить: а сколько зерна надо государству отвалить? Или когда можно лошадей в Красную Армию отдать? Тут ради них через ссылки проходишь, жизни свои кладешь на благо революции, а они…

— Это пгавильно, — поддержал его Ильич. — И шпионы сгеди них запгосто могут оказаться. Геволюционная бдительность пгежде всего! А это что за товагищи? Не ходоки ли?

— Да нет, это Исаев, чекист, сына привел — Ленина показать.

— А-а… — ответствовал Ильич, благожелательно глядя на Исаева-младшего и расправляя свои могучие плечи. — Ну, пусть посмотгит…

Через полчаса они сидели в рабочем кабинете Ленина и за разговорами о Мировой революции пили самогонку. Максим каждый раз пил до дна, по малости лет захмелел, конечно, но зато привлек своей старательностью внимание Ленина.

— С немцами хорошо сгаботается, — заметил Ильич. — Есть в нем, знаете ли, такая немецкая аккугатность. И лицо у него чисто агийское…

Слова Ильича оказались пророческими. Через несколько лет чекист Максим Максимович был послан в Германию, чтобы выполнить там ряд важных заданий. И слова Ленина «истинный ариец» стали крылатыми, перекочевали потом неизведанными путями в Германию.

ГЛАВА 22. ТАНКИ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ

На первой линии ГУМа в очереди за кроссовками стояла толпа народа. Очередь гудела, как улей. Время от времени из нее вылетали рассерженные пчелы, которых отфутболивали от прилавка.

Кроссовки были дешевыми, поэтому многие закупали их целыми упаковками, чтобы потом перепродать втридорога. Профессор Плейшнер не собирался ничего перепродавать, он давно уже мечтал о хороших кроссовках, поскольку в сапогах у него сразу же натирались мозоли. С другой стороны, кроссовки были просто необходимы профессору для занятий физкультурой, а без физкультуры он толстел.

Вообще-то профессору Плейшнеру не везло с магазинами в России. Постоянно он попадал в какие-то истории. Однажды, покупая колбасу, он задумался:

«Интересно, почему колбаса называется «Докторской»? Наверно, скушав этой колбасы, от нее когда-нибудь помер доктор. Или съешь эту колбасу, и тебе доктор понадобится. Или отведаешь, и никакой доктор уже не поможет. А вот, скажем, «Останскинская», наверно, из останков сделана. А «Студенческая» — из студентов…»

Задумавшись на столь интересную тему, Плейшнер забылся и по германской привычке оставил продавщице червонец «на чай». Очередь старушек стала возмущаться: «Тут с голоду дохнешь, а он чирик на чай оставляет! Буржуй, в кожанке ходит!»

— Бабоньки, дык, на него уже ничего не купишь! — пытался оправдаться профессор, но его все равно не полюбили и стали плевать на плешивую голову. Хорошо хоть не побили…

На этот раз профессор решил вообще не открывать рта и держаться в стороне. Он не замечал, что позади пристроился агент ГКЧБ Гиви Гмертошвили, который держал его на мушке своего пистолета с глушителем.

Тут в ГУМе раздался взрыв, после которого только один из прохожих отделался легким испугом.

Фонтан в центре второй линии разлетелся вдребезги, испуганные толпы побежали на улицу, а в магазин уже вваливались две сотни вооруженных до зубов иракских террористов.

Началась пальба, посетители обезумели, стали кидаться из стороны в сторону, даже очередь за кроссовками рассосалась. Гмертошвили решил воспользоваться случаем и «взять» профессора Плейшнера.

— Стой, где стоишь и не оборачивайся! — приказал он злодейским голосом.

Струхнув, профессор положил руки на затылок.

— А ну говори секретные счета Штирлица в Швейцарском банке!

— Позвольте! — возмутился профессор, оборачиваясь. Тут он обнаружил, что Гмертошвили норовит дать ему рукояткой пистолета прямо по зубам. Профессор что есть силы возопил: «На помощь!»

Иракские террористы, заметив среди посетителей ГУМа человека с пистолетом, начали стрелять. Бросив Плейшнера на пол, Гмертошвили ответил тем же.

Наконец один из террористов кинул в него гранату, от разрыва которой Гиви выронил пистолет и отлетел к стене. Подбежавшие арабы тут же определили его, как еврейского шпиона, заплевали ему все лицо, дали пожрать сала. Долго били дубинкой по голове. Достали пистолеты и выпустили в него по обойме. Что можно сказать еще, чтобы отчетливо представилось, насколько нехороший Гмертошвили не понравился этим нехорошим арабам?

Между тем, профессор уже отполз на порядочное расстояние и в душе уже праздновал свое освобождение. Не тут-то было! Арабы схватили его за шиворот и отволокли к группе заложников, которые не успели убежать из ГУМа. Их было человек пятьдесят. Заложников согнали в кучу и теперь держали под прицелом скорострельных автоматов. Потирая плешь, профессор Плейшнер задумчиво сидел среди них.

Через час к ГУМу были подведены правительственные войска, и вскоре ожидалось прибытие сил быстрого реагирования в лице спецбригады «Илья Муромец». А профессору Плейшнеру стало совсем уже невтерпеж. Громко ругаясь по-немецки, он стал требовать, чтобы ему разрешили сделать звонок своему адвокату.

— Я имею право на один звонок! — скандалил профессор Плейшнер. — Я приехал сюда из свободной страны! Я требую!

Арабы что-то бормотали по-арабски, испуганно глядя на этого настырного человечка. Наконец, один в самой разноцветной чалме, приблизился к профессору и утомленно сказал по-немецки:

— Делай свой звонок. Ты нас просто достал.

Профессор, как кролик, бросился к телефонам.

— Алло! Это ШРУ? Извините…

Он кинул еще одну монетку.

— Алло, ШРУ? Извините, я не туда попал. Чертова АТС! Что здесь за связь в этой стране! Постоянно не туда попадаю!

На старости лет у профессора было плоховато с памятью, и он постоянно ошибался в шестой цифре. Хорошо хоть арабы не следили, сколько звонков делал профессор. Наконец в трубке послышался знакомый голос:

— Частное Агентство ШРУ к вашим услугам!

— Это я, профессор Плейшнер! — прокричал профессор в трубку. — Я нахожусь в здании ГУМа, меня захватили как заложника. Спасите меня!

— Алло, Маша! Я недавно попробовала соус для спагетти «Анкл Бэнс» — это просто великолепно! — вмешался в разговор женский голос с другой линии.

— Барышня! Немедленно повесьте трубку! — запротестовал профессор Плейшнер. — Я разговариваю!

— Я тоже, — возразила «барышня».

— Я в ГУМе, около фонтана! Это вопрос жизни и смерти! Ради всего святого, немедленно повесьте трубку! — взмолился профессор.

— Алло, Маша! Тут какой-то полоумный звонит из ГУМа! Там дают что-то фантастическое! Встретимся у фонтана!

Профессор услышал короткие гудки и повесил трубку. Два потерявших терпение террориста оттащили его от телефона и, на всякий случай ударив по голове, бросили к другим заложникам.

По Красной площади громыхали тяжелые танки. Напротив ГУМа танки разворачивались и посылали снаряды по верхнему этажу. Стены в некоторых местах были пробиты навылет, из разбитых окон шел густой, черный дым. Очевидно, горели японские многоканальные телевизоры.

— «Пестик»! «Пестик»! Прием, как слышите?

— Кто это?

— Это я, твоя «Тычинка», — бормотал в трубку связист. — Третий этаж горит, как слышите, прием?

— Ничего не слышим! Продолжайте, — ответили в трубке.

По Красной площади снова загромыхали танки, выбрасывая в пространство запахи отработанной солярки.

Народ, столпившийся по периметру Красной площади, с любопытством смотрел на разворачивающееся сражение. Среди толпы сновали вездесущие фотографы, предлагая сфотографироваться на память на фоне горящего ГУМа. Несколько преуспевающих телевизионных компаний транслировали обстрел ГУМа для своих зарубежных зрителей.

Танки били прямой наводкой. В публике шушукались.

— Фильм, что ли, снимают? Про войну?

— Ну, не про индейцев же!

— Вы что обалдели? Какие еще индейцы! Это все по-настоящему! Кавказцы ГУМ захватили, а их оттуда выкуривают! — возмущался бородатый светловолосый коммерсант в драных джинсах со значком известной фирмы «Комкон» и карточкой, прицепленной прищепкой на лацкан помятого пиджака: «Генеральный директор В. В.Москалев».

— Во, чувак гранату кинул! Интересно, а она учебная или настоящая? — гундосили справа.

— Если осколки полетят, значит, настоящая, — отвечали слева.

— Подождите, то ли еще будет! — бормотали многоопытные старушки. — Сейчас «Ильюши» приедут, они уж дадут жару этим супостатам! У Белого Дома так же было…

Старушки имели в виду спецбригаду «Илья Муромец», которая попала в транспортную пробку и никак не могла доехать до места сражения.

Ожидая «Муромцев», бестолковые танки продолжали палить по ГУМу. Теперь разгорелся почему-то второй этаж. Из одного окна продолжали выкидывать на улицу дымящиеся цветные телевизоры, но собравшиеся внизу прохожие никак не могли поймать хотя бы один целым. Осколки телевизоров разлетались по мостовой, приводя зевак в неописуемое раздражение…

ГЛАВА 23. В БОЙ ВСТУПАЕТ ШРУ

В это время трудолюбивые арабы, как кроты, рыли подземный ход, останавливаясь только чтобы помолиться. В какой стороне находится Мекка, каждый раз приходилось определять по компасу.

Прокопав с двадцать метров, арабы выяснили, что дальше все пространство под Красной площадью прорыто подземными коммуникациями и туннелями. Это порадовало вспотевших арабов. Они побросали ломы и лопаты, понавешали на себя пулеметы и автоматы и осторожно пошли по одному из туннелей.

Со стороны Никольской улицы из своего офиса появился Штирлиц. Он шел, как Жуков на передовой, засунув руки в карманы, не замечая проносившихся мимо него осколков.

— Смотрите, ребята, это — Штирлиц! — узнал его капитан спецбригады ОМОНа по фамилии Шнурков. — Товарищ Штирлиц, я — капитан Шнурков.

— Помню, капитан, вольно. Как успехи?

— Плохо, — пожаловался капитан. — Скоро мы превратим все здание в руины, а арабы все еще не выходят.

Штирлиц поморщился, а затем демонстративно сплюнул в сторону Универмага.

— Внутрь пробовали войти?

— Стреляют, — пожимая плечами, ответил капитан. — Но мы, кажется, все же нашли выход из положения. Вот за этой оградой, — капитан кивнул на забор, за которым был свален строительный мусор, а может быть действительно что-то когда-то строили, — наши ребята делают подкоп, чтобы пробраться под ГУМ. Постараемся взять террористов изнутри. Вы здесь по заданию правительства?

— Ясный пень. И еще по личной просьбе своего сотрудника, — ответил Штирлиц и задумался о судьбе профессора Плейшнера.

Профессора надо было спасать. Только он знал секретные шифры подвалов Швейцарского банка, где хранились бывшие миллионы коммунистической партии. Содержимое второго чемодана, привезенного профессором, было уже на исходе, Штирлиц думал послать своего агента снова за границу. Если Плейшнер погибнет, придется снова работать «за здорово живешь», «на папу Карло».

Штирлиц смахнул на капитана Шнуркова непрошеную слезу.

— Дымит, — пояснил он сконфуженно.

Танки продолжали палить. Крыша ГУМа в нескольких местах провисла, внутри здания творился кромешный ад. На заложников постоянно сыпалась штукатурка и падали куски тяжелой арматуры. Троих неосторожных задавило насмерть. Были жертвы и среди террористов, но арабы оставались такими же воинственными.

— Аллах акбар! — кричали они и показывали в окна голые задницы.

К капитану Шнуркову и Штирлицу подошел Айсман.

— Спички есть? — спросил он у Штирлица.

— Нет.

— А чем же ты прикуриваешь?

— Гранатой, — пошутил мрачный Штирлиц.

Айсман всхрапнул.

— Я автомат взял, — похвастался он. — Скорострельный!

— Мне это нападение на ГУМ очень не нравится, — заметил Штирлиц, прикуривая. — Усматривается в этом какой-то тайный замысел, но вот какой?

— Разве этих арабов разберешь? Может быть, с ними продавщицы грубо разговаривали?

Вдруг снизу послышались разрывы гранат и звуки ожесточенной перестрелки. Это сотрудники «Ильи Муромца» вступили в подземный бой с неизвестным неприятелем. Неизвестным неприятелем были арабские террористы, которые тоже копали подкоп и оказались в том же подземелье, что и «Муромцы». Сразу же стало шумно, как на новогоднем карнавале, когда Дед Мороз приходит в сиську пьяным, да к тому же забывает принести обещанные подарки.

«Арабы рыли подкоп, — задумался Штирлиц, — Но куда они могли копать? Ясное дело, к Мавзолею!»

Штирлиц хлопнул себя по лбу.

— Как же я сразу не догадался! Они собираются похитить нашего Ильича! — возмутился он, пихая капитана Шнуркова в бок. — Капитан, надо взять побольше людей и встать на защиту нашей святыни! Считай, что это правительственный приказ!

Группа хорошо вооруженных людей под предводительством Штирлица бросилась наперерез танкам к Мавзолею. Штирлиц залез на гробницу и пустил в посеревшее вечернее небо красную сигнальную ракету, которую сразу же заметил Айсман. Айсман засек на своих часах секундную стрелку. Операция началась.

Оттолкнув в сторону позеленевших часовых, Штирлиц вошел в Мавзолей и устремился внутрь. Здесь уже хозяйничали арабы. Они лупили по саркофагу прикладами, но толстое стекло не поддавалось. Потом раздался взрыв пластиковой взрывчатки, который приостановил победоносное шествие Штирлица и снес колпак саркофага. Тело вождя стали растаскивать в разные стороны: у одного араба в руках оказалась голова, у другого — кисти рук, а третий пытался стащить с мумии пиджак, но оказалось, что он приклеен и никак не отдирается. Штирлиц пришел к выводу, что нельзя терять ни одной минуты.

— А ну, положи на место и сделай как было! — крикнул он по-арабски грозным голосом, наставив на террористов свой большой пистолет. «Блин! — восхитился Штирлиц. — Я, оказывается, знаю арабский язык!»

Началась страшная пальба, которая переросла в ожесточенный бой. С помощью подбежавшего Айсмана, Штирлиц стрелял арабов по очереди, пока не вытеснил негодяев обратно в подземелье. Наступило минутное затишье — у арабов было время вечернего намаза. ШРУшники отыскали все разбросанные останки Ильича.

— Неужели это все из воска? — недоумевал Айсман.

— А ты как думал? Настоящего тебе сюда положат? Чтобы его кто-нибудь скоммуниздил? Айсман, ты такой большой, а все в сказки веришь!

Штирлиц передернул затвор подобранного автомата и погнал злодеев по подземелью…

Профессор Плейшнер выбирался из ГУМа через канализацию. Он попытался вылезти через люк на улицу, но тут кто-то дернул его за штанину.

— А? — спросил профессор, посмотрев в хлюпающую глубину.

Он увидел перемазанного цементом Бормана, который несколько часов назад расколотил ванну и выбрался из западни, расставленной для него Штирлицем. В руках у безбородого «Бородатого» был самый большой пистолет.

— Спускайся обратно, дорогой товарищ Плейшнер, нас ждут великие дела!

Следы Бормана и профессора, к великому огорчению Штирлица, затерялись. Вероятно, Борман выбрался за границу, с помощью профессора Плейшнера снял партийные деньги и отправился в любимую им Бразилию. Может быть, отдыхать, а может — учредить новую коммунистическую или фашистскую партию. Штирлиц отказался выезжать на поиск Бормана за пределы России, аргументировав это тем, что у него и здесь дел хватает.

ГУМ добомбили через два дня с самолетов, так что все кончилось благополучно: все иракские террористы, прятавшиеся в ГУМе, были уничтожены. Последняя группировка, которая ушла из ГУМа по подземным коммуникациям, была раздавлена танком «Т-72», случайно провалившимся на Лубянской площади.

Так бесславно для террористов окончилась эта история.

На следующее утро все сотрудники ШРУ собрались в своем офисе на Никольской.

— От имени правительства я благодарю ШРУ за удачно проведенную операцию, — поздравил себя Штирлиц. — После обеда устраиваем праздничную попойку.

— А можно раньше? — спросил Айсман.

— Раньше нельзя. Я собираюсь в ближайшее время вложить свой ваучер, — ответил Штирлиц. — Пора.

Секретарша Наташа покраснела. Девушка еще не знала, что недавно Штирлиц узнал значение этого труднозапоминающегося слова.

Не замечая ее смущения, Штирлиц достал из кармана свой именной ваучер и помахал им перед носом Айсмана, наверное, намекая на то, что у немца Айсмана такого никогда не будет.

ЭПИЛОГ

За окном правительственного лимузина проносились коммерческие палатки и молоденькие проститутки, голосующие на обочинах в поисках клиентов.

Президент отвернулся от окна и спросил:

— Ну, генерал, шта-а у нас новенького? Партийные миллионы нашли?

— Никак нет, — виновато потупился генерал. — Зато Штирлиц снова выполнил важное правительственное задание.

— Да ну?

— Арабские террористы хотели выкрасть из Мавзолея останки Владимира Ильича Ленина, чтобы в нашей стране возникла провокационная ситуация, которой должны были воспользоваться реакционные круги, а Штирлиц этому помешал.

— Молодец! — похвалил Президент. — И какую награду, значить, он хочет за выполнение этой операции?

— А с чего вы взяли, что он чего-то хочет?

— Энтузиасты сейчас перевелись, понимаешь. Может быть, ему денег дать?

— Да что вы! — всплеснул руками генерал. — Он же у нас мультимиллионер! Один знакомый у него три сотни баксов занял, так он даже записывать не стал!

— Скоро у нас каждый будет миллионером, — пошутил Президент. — Когда пачка «Явы» будет стоить два миллиона…

Они помолчали.

— Тогда, может, орден ему дать? — предложил Президент.

— Да у него этих орденов не меньше, чем у Брежнева! И наши, и заграничные.

— Но что-то же надо с ним сделать?

— Вообще-то, он как-то упомянул, что было бы неплохо похоронить его в Кремлевской стене, как национального героя.

— Похороним. Для хорошего человека Кремлевской стены не жалко. Хоть завтра похороним.

Генерал посмотрел на Президента.

— Завтра он не может, господин Президент, завтра он идет ваучер вкладывать.

— Ну, тогда как-нибудь потом, понимаешь…

Президент посмотрел в окно, за которым проносились коммерческие палатки с прокисшим баночным пивом и разряженные девицы, голосующие на дорогах кому попало.