Честно говоря, мы не успели еще войти ко мне, как я понял, что в квартире кто-то побывал. Назовите это интуицией взломщика. Назовите умением подмечать мелочи, которое появилось у меня за долгие годы практики. А может, все объяснил простой факт: дверь сняли с петель, и теперь она лежала на полу моей гостиной.
Увидев такое дело, я попросил Марике остаться в коридоре, а сам осторожно вошел в квартиру. Я не ожидал, что кого-то спугну, но все-таки предпочел обойтись без лишнего риска. Осмотр много времени не занял. Квартира состояла всего лишь из гостиной, кухни, спальни и ванной. Убедившись, что посторонних нет, я вернулся и пригласил Марике составить мне компанию.
— Извини за беспорядок, — предупредил я.
— Но это ужас какой-то, — воскликнула она. — Чарли, это просто кошмар.
Я не мог с ней не согласиться. Все мои вещи валялись на полу: книги, рукописи, блокноты, компакт-диски, фотографии, даже ноутбук. Обивку мягкой мебели искромсали ножом, набивочный материал торчал наружу. В спальне ножом изрезали матрац, одеяло, простыни, мою одежду. В ванной сняли боковую панель, за которой я хранил воровские инструменты, и теперь они валялись на полу и в ванне. На кухне распахнули все дверцы, выдвинули все ящики, свалили в одну кучу еду и всякую бытовую химию. Дверцы холодильника и морозильной камеры оставили открытыми, так что на полу образовалась лужа воды, которая, добравшись до бакалейно-химической кучи, превратила какую-то ее часть в дурно пахнущую вязкую жижу.
Из кухни мы вернулись в гостиную, и я сразу направился к столу, подняв по пути разбитый средний ящик. Поставил его на стол, сам опустился на колени и залез рукой в нишу, где полагалось находиться этому самому ящику, но, сколько ни шарил пальцами, статуэток нащупать не смог. Я повернулся к Марике, сокрушенно покачал головой.
— Их нет.
— Нет? — повторила она, словно девочка-подросток, которая не хочет верить в очевидное.
— Сожалею, — продолжил я. — Я думал, здесь они в безопасности. В дверь я поставил хорошие замки. И не думал, что кому-нибудь известно о моей роли в этой истории.
— Кто мог узнать?
— Может, о моем аресте написали в газете, и кто-то связал меня с Майклом, а выяснить, где я живу, нетрудно. Короче, все ясно? Тут побывали не случайные грабители. Они бы точно унесли мой ноутбук. Это сделал человек, который ворвался в квартиру в Йордане, когда я там был. Это его работа.
Марике нахмурилась.
— Почему ты так решил?
— Я видел, что он сделал с той квартирой. Все поломал и порезал. Оставил жуткий беспорядок.
— Но кто этот мужчина?
— Ты мне и скажи.
— Но я не знаю. Откуда мне знать?
— Потому что я думаю, что его нанял Майкл. И, скорее всего, сообщил тебе об этом.
— Я уже сказала тебе, что он ничего мне не говорил! — Марике взмахнула рукой, потом нацелила мне в грудь указательный палец. — Не говори так со мной!
Она топнула ножкой и заорала. Я мог бы предложить ей успокоиться — хотя бы из опасения, что она нарушит покой моих соседей, — но подумал, что ее крик чепуха по сравнению с тем шумом, с которым, наверное, вышибали дверь и громили квартиру. Соседей это, вероятно, нисколько не потревожило, вот я и позволил Марике кричать, раз уж того требовала ее душа. Получалось у нее так здорово, что мне тоже захотелось к ней присоединиться. Наконец Марике замолчала и посмотрела на меня так, словно я и только я — причина всех свалившихся на нее бед.
— Ты сказал мне, что они в безопасности. — Она вновь нацелила на меня палец. — Ты — идиот. Ты хранил их в своем столе. Это глупо. Я бы прежде всего заглянула туда.
— А вот ему такая мысль в голову не пришла, иначе он не изрезал бы вполне приличный диван. А теперь придется платить за ремонт!
— Ты шутишь? Думаешь этим меня рассмешить? Я не засмеюсь. Ты глупец. Обезьян нет. Ты — глупый, глупый человек. И только подумать, что я… я… с тобой… — Она сплюнула. — Зачем? Ради этого?
— Ты хочешь сказать, что прикидывалась? — Я похлопал ресницами.
— Глупец! — выкрикнула Марике, потрясая руками. — Глупец!
И принялась пинать искромсанный диван. Потом, — когда избивать мебель, видимо, надоело, — завизжала, пронзила меня полным презрения взглядом и вылетела из квартиры.
После ее ухода я плюхнулся на пятую точку и огляделся, вспоминая комнату, к которой привык и которую успел полюбить. При некотором умственном напряжении я мог бы представить себе, какой она была раньше, но быстро сдался: разительный контраст между тем, что я помнил, и тем, что я видел перед собой, вгонял в депрессию. Да, конечно, то, что я обворовывал других людей, характеризовало меня не с лучшей стороны, но я никогда не оставлял чужой дом в таком состоянии. Мне предстояло потратить многие часы на уборку, а затем убеждать компанию, сдавшую квартиру, что нет никакой нужды обращаться в полицию. Добавьте к этому замену двери, дивана, постельных принадлежностей и, наверное, еще много чего. Я подумал, что этот день обойдется мне слишком дорого, особенно если учесть шесть тысяч евро, отданных Резерфорду, и двадцать — не полученных от Марике.
Полчаса спустя я все еще сидел на полу и собирал волю в кулак, чтобы заставить себя встать и приняться за уборку. И тут под грудой книг зазвонил телефон. Я разбросал книги, нашел трубку, приложил к уху.
— Чарли, — Пьер начал так тепло, словно не разговаривал со мной на протяжении многих лет, — как ты там? Я пытался дозвониться тебе вчера, но ты не брал трубку. Я даже подумал, что ты уехал из Амстердама.
— Я уже подумываю над тем, чтобы уехать, Пьер. Скажи мне, что ты выяснил?
— Насчет обезьян, боюсь, хороших новостей нет. Если они очень старые и вырезаны из слоновой кости, тогда за них можно что-то выручить. Иначе — нет.
— Я думаю, они сделаны из современного материала. Скорее всего, из гипса.
— Тогда стоимость у них нулевая.
— Я предполагал, что ты так скажешь. То есть продать их невозможно?
— Есть несколько коллекционеров. Один — в Швейцарии, я с ним говорил. Он коллекционирует металлических обезьян, скажем, из золота, но обычно их привозят из Японии. Твои его не заинтересовали. Извини, Чарли.
— Нет, все нормально, я этого ожидал. Однако я, Пьер, должен тебе кое-что сказать, и боюсь, это плохие новости.
Тут я, постаравшись обойтись без причитаний, сказал о смерти Майкла. Просто сообщил, когда это произошло, выразил свое сожаление и замолчал, дожидаясь реакции Пьера. Пауза тянулась достаточно долго, наконец Пьер сухо поблагодарил меня.
— Ты хочешь, чтобы я выяснил насчет погребальной службы? — спросил я.
— Нет, благодарю.
— У меня создалось ощущение, что он был хороший человек.
— Да. И блестящий вор.
— В этом я не сомневаюсь. — Я откашлялся. — Послушай, Пьер, не сочти меня бессердечным, но я должен кое о чем тебя спросить. Когда Майкл обратился к тебе с просьбой, ты порекомендовал ему только меня или кого-то еще?
— В Амстердаме? Нет, только тебя, Чарли.
— А к кому бы он обратился, пожелай нанять второго взломщика?
— Этого я не знаю. А зачем ему было нанимать кого-то еще?
— Именно этот вопрос я себе и задаю. Но не волнуйся. Ты и так мне помог.
— Как скажешь, Чарли. Пожалуйста, будь осторожнее, хорошо? Сейчас в Амстердаме неблагоприятный для взломщиков климат.
Ничего нового этим он мне не открыл. Закончив говорить, я потер глаза и застонал, представив, что мне предстоит, поднялся с пола и потащился на кухню к бакалейно-химической куче, пропитанной талой водой. Положил рядом с кучей коробку с хлопьями и упаковку салфеток, встал на них, чтобы не промочить ноги, и откопал в вязкой дряни коробку со стиральным порошком. Насухо вытер руки о брюки, залез в коробку и нащупал в порошке что-то твердое. Оглядел кухню, чтобы убедиться, что никто за мной не наблюдает, и вытащил две статуэтки обезьян, спрятанные в коробке. Смахнул с них пахнущие лимоном гранулы, поднял на уровень глаз и спросил себя, наверное, в тысячный раз: что же в них такого особенного?