Постулаты Разума:
Знание — сила
Знание должно быть свободным
Знание принадлежит создателю
Знание имеет цену
Бот поднимался с планеты вертикально вверх. Двигатели выли так, что трудно было говорить. Мы стояли в салоне, защищенные от перегрузки и рывков гравикомпенсаторами бота, только Лейла села в кресло и пристегнулась. Она никогда не любила летать.
Микродроны наших товарищей остались на Граа — связь всё равно бы прервалась. Я помахал им, когда люк закрывался.
По сравнению с обычными десантными ботами, кораблик лидера выглядел роскошно, хоть и не дотягивал до земных бизнес-джетов: два стола с хорошими креслами вокруг, большой экран, спроецированный на воздух между ними.
— Что ты знаешь? — спросил я Алекса, перекрывая гул двигателей. — Ещё раз, что с Землей?
— Земля уничтожена, как и все планеты, вошедшие в Слаживание.
Тянь хмурился, Вероника смотрела на Алекса с недоверием.
— Слаживающие говорили, что миры, откуда мы пришли, отныне мертвы для нас, — сказала Мичико. — Но все считали, что они существуют…
— В ином пространстве, в ином времени! — прокричал Алекс. — Ну извините, у меня плохая новость — в Солнечной Системе вместо Земли облако осколков! Вы узнали, вам стало легче?
Он обвёл нас злым взглядом.
— Ну, что? Я плохой? Я не поделился с вами кучей дерьма, а тащил его сам?
— Вместе мы подумали бы, что сделать, — заметил Тянь.
— Ребята, мы крутые лишь по обычным меркам! — помотал головой Алекс. — Любой из Большой Четверки разотрёт нас в пыль! Ничего нам не сделать, ничего! Только одно… идите ко мне!
— На твой линкор? — нахмурился Тянь.
— К Стерегущим! Внутри Четверки свои правила, там безопасно!
— Напомни, куда и зачем мы летим? — с иронией поинтересовалась Вероника.
— Разберемся! — сказал Алекс. — Вероятно, отдельный эксцесс!
Я не стал влезать в разговор.
То, что одиночный Думающий может сбрендить я вполне допускал. Подключит к себе не те мозги и перемкнет его. Ходили такие истории, пусть и на уровне баек. Вот только зона контроля Думающего — двадцать-двадцать пять километров. Значит, как минимум один был на кладбище или рядом, а другой на линкоре.
Это уже не сбой одного индивидуума (если, конечно, можно называть Думающих индивидуумами). Я нашёл своего врага.
Обойдя Алекса, который жарко спорил одновременно с Тянем и Вероникой, я прошёл в переднюю часть бота, открыл дверь в кабину пилотов. Передо мной оказались две высокие спинки кресел и слегка торчащие из-за них шлемы.
Осроды, разумеется.
— День добрый, — сказал я.
Одна голова повернулась. Забрало шлема было поднято. Осрод оказался старым, усатым и бородатым, с редкими клоками рыжих волос на голове. Потёртый жизнью, но довольно добродушный, как большинство из его народа.
— Чего тебе, земляшка? — спросил осрод.
— Хотел узнать, сколько лететь, — спросил я, придерживаясь за спинку кресла. Бот шёл ровно, но Граа, уже превратившаяся из диска в полушарие, вращалась и моталась по всему экрану. От этого немного мутило.
— Не ссы, долетим — скажу, — пообещал осрод, привстав.
— Когда окажемся в тридцати километрах от линкора, пилот? — повторил я.
Осрод прищурился. Не дурак.
— Во мне нет спор! — рявкнул он.
— Ты так считаешь.
На мгновение мне показалось, что он вспылит и попытается вытолкать меня из кабины. Но осрод вновь присел в кресло.
— Через семь минут.
Да уж, гнал он на полной скорости.
— Спасибо, загляну, — пообещал я.
— Пилотировать умеешь, Обращённый?
— Доводилось.
Я прикрыл дверь и вернулся в салон. Стадия разговора уже перешла границы спора и была опасна близка к потасовке. Мы, старики, люди вспыльчивые, но в обычной жизни нас сдерживает дряхлость — общая физическая слабость и понимание, как легко ломаются наши кости. А вот для Обращённых эти скрепы не работают.
Мне, если честно, хотелось, чтобы Алексу немного наваляли. Или даже прибили пару раз. Но это было не ко времени.
— Алекс, на линкоре есть Думающий? — спросил я.
— Официально нет, — быстро ответил он, явно радуясь возможности прервать спор. — Но…
— Значит, был, — кивнул я. — Какие-то догадки?
— Младший состав регулярно проходит медицинский контроль… — начал он.
— Споры так не выявить, — заметил Тянь.
— Да. Но Думающего даже простой рентген обнаружит!
— Высший командный состав? — предположила Вероника.
Алекс пожал плечами.
— Пожалуй. Десятка два-три офицеров способны саботировать медицинскую проверку, их полномочий хватит. Видимо Думающий среди них.
— Думающий способен объединить сотню с небольшим разумных, — задумчиво сказал Тянь. — Сколько на линкоре народа?
— Больше семи тысяч, большинство — осроги. И ещё около восьми тысяч членов их семей.
— Я как-то считал, в бою каждый синхронизированный с Думающим стоит минимум десяти, а то и пятнадцати бойцов, — сообщил Тянь. — Алекс, у меня для тебя плохие новости.
— Знаю, — Алекс как-то сразу сдулся. — Если заражение было целенаправленным, то под контролем Думающего все жизненно важные посты линкора. Кроме ходовой рубки и главного центра управления огнём. Они изолированы, инфицированные нейтрализованы.
— Возможно, нам придётся убивать, — заметил Тянь. — Понимаешь?
— Это мятеж, — неохотно ответил Алекс. — Не надо колебаться.
Да, конечно, Большая Четверка не враждует друг с другом. Они слишком сильны, слишком давно вместе, у них общий взгляд на мир и на Слаживание.
Но споры, конечно, случаются, слухи доходят. Небольшие. В один из них мы сейчас и вляпались — Думающий пытается захватить линкор Стерегущих… это подходит под определение «небольшой спор»? Или нет?
Вот только зачем? У меня уже голова пухла от попыток понять происходящее.
Вопреки всем утверждениям, Земля уничтожена. Если верить Алексу, конечно.
Вопреки всем правилам, Думающий напал на Стерегущих.
С чего бы вдруг?
Я помотал головой, смирившись с полнейшим непониманием ситуации. Потом ощутил лёгкий укол тревоги — что-то опять пошло не так. И торопливо заглянул в кабину пилотов.
Первое, что я отметил — на экране уже был виден линкор, пока ещё ослепительной точкой, но всё же… А двигатели хоть и работали на торможение, но явно недостаточно сильно.
Второе — у сидящих пилотов головы покачивались влево-вправо, влево-вправо…
— Народ, у нас проблемы! — крикнул я, отстёгивая ремни и вытаскивая кряжистого рыжего пилота из кресла. Второго через секунду принялся вытаскивать Алекс.
Чем мы, Обращённые, хороши — мы умеем одновременно ругаться и действовать заодно. Лейла и Вероника, обкладывая Алекса затейливой бранью, взятой в основном из русского языка, оттащили и связали пилотов. Тянь с Берхейном потрошили оружейный сейф. Мичико заняла место за пустовавшим боевым пультом и активировала пушку — даже не знал, что она умеет.
Всё это, конечно, было смешно по сравнению с надвигающейся махиной линкора. Если он даст залп — бот разнесёт на молекулы. Если мы дадим залп — то даже не поцарапаем внешнюю броню.
— С кем вы, мать вашу, воюете на этих махинах? — выкрикнул я, выправляя траекторию бота. — Теперь хоть можешь сказать?
— Да их дохрена! — почти весело отозвался Алекс. — Присоединяйся, поймёшь!
Стерегущие никогда не афишировали свою работу. Впрочем, сейчас меня это не слишком волновало. На повестке дня были сбрендившие Думающие, по меньшей мере двое — на линкоре и на планете.
Вдвоём мы вывели бот к главной посадочной палубе. Проём в корпусе линкора был размером со стадион — прикрытый радужной плёнкой воздушного щита и, вроде бы, незащищённый. По нам не стреляли, но вот на палубе поблескивали яркие короткие вспышки.
— Алекс, придётся убивать, — ещё раз напомнил я.
— С каких пор ты стал таким деликатным? — направляя бот на посадку, спросил он.
Я задумался. Я и сам не знал, почему, но Стерегущие всегда были наиболее симпатичны из Четверки. Даже несмотря на то, что это их корабли захватили Землю.
И, как выясняется, уничтожили.
— Ты прав, — сказал я. — Нечего их…
В следующий миг в бот выстрелили.
Мы, конечно, не заметили момент, когда одна из многочисленных внешних пушек линкора ожила и плюнула в нас плазмой.
Щиты смогли отразить заряд и кораблик не испарился, но бот швырнуло так, что компенсаторы гравитации сдохли и меня размазало о потолок вместе с Алексом. Двигатели аварийно отключились, щиты поморгали и погасли. Алекс, в окровавленной, порванной и растянутой, будто катком по ней проехали, форме колотил по пульту, пытаясь оживить хоть какие-то механизмы. Из этого ожидаемо ничего не вышло, и безжизненный, потерявший управление бот на скорости близкой к скорости звука прошил воздушный щит и вонзился в палубу.
Мне было ужасно жалко пилотов. Девчонки скрутили их на совесть, вырваться бы они не смогли, и через какое-то время либо Думающий бы их отпустил, либо мы прибили Думающего, и осроды освободились.
Но энергия столкновения, пусть и ослабленная воздушным щитом, была слишком велика. Бот разорвало на части, и пускай крошечный реактор удачно закапсулировался, но выброс тепла оказался слишком велик. Пылало всё вокруг. Палубу застилал дым, который с рёвом всасывали пожарные вентиляторы.
Мы сами, разумеется, тоже пылали и дымили. В очередной раз я подумал, какой же я вонючий, если меня сжечь. Хорошо, что мне не предстоит ни похорон, ни кремации… максимум — выстирают простыни.
Выбираясь из обломков, я умер дважды. Потом получил в грудь заряд и, даже не поняв из чего и какая сторона конфликта палила, умер в третий раз. Всё случилось так быстро, что даже злиться не было времени.
Я добежал до обгорелого остова орбитального истребителя, за которым пряталось пятеро осродов. Это оказались неинфицированные члены команды и в меня стрелять не стали. Вслед за мной прибежал Алекс и Вероника. Остальные ринулись в противоположную сторону, то ли запутались, то ли им хотелось порезвиться. Свистели пули, временами разрывались маломощные энергетические заряды — кто-то палил из плазменных пистолетов, но всё же выкрутив мощность на минимум. Учитывая количество техники, топлива и энергоемкостей вокруг — это было разумно.
Прижимаясь спиной к горячему, подрагивающему от прилётов борту, я с любопытством смотрел на осродов. Судя по нашивкам это были техники и два пилота.
И все они были чертовски злы.
— Лидер, это нельзя так оставлять! — выпалил пилот, увидев Алекса.
— Не оставим, — пообещал Алекс. — Коммуникатор!
Ему немедленно отдали коммуникатор, Алекс принялся вводить свой код лидера, беря управление. Поинтересовался у осродов:
— Ещё вопрос. Штанами не поделитесь?
Лидеру отдал штаны пилот, а мне техник. У пилота под штанами оказались просторные семейные трусы, а техник щеголял в чём-то крайне легкомысленном и кружевном. Видимо, женская особь, у осродов трудно понять пол, если они одеты. Веронике от одежды отказалась, у неё была своя теория — голую женщину мужчине трудно убить.
Веронике выдали шпагу. Я в суматохе оставил в развалившемся боте рапиру, а вот Алекс ухитрился свою сохранить и вытащить. Это становилось вопросом принципа и я от чужой шпаги отказался.
Стрельба уже стихала, сменившись воплями. Четверо Обращённых — это очень, очень плохо даже для Думающего. Затянув потуже пояс — штаны техника были мне слишком велики, я кинулся назад к остаткам бота, разрезая босые подошвы осколками. Рылся минуты две, сильно обжёгся, но всё-таки нашёл свой клинок. Металл Тао-Джона выдержал испытание, а вот механизм сдался — как я ни сжимал рукоять, виброрежим не включался.
Что ж, будем работать по старинке.
Собственно говоря, с того момента, как мы попали на линкор, Думающие были обречены. Здесь оказалась даже не одна, а две особи, взявшие под контроль две с половиной сотни осродов — большей частью военных, но не побрезговали и членами их семей. Шаг, с одной стороны, верный, мало кто даже из профессиональных военных способен стрелять в своих женщин и детей. А вот, с другой стороны, репутацию свою Думающие уронили ниже плинтуса. Осроды обиделись.
Мы продвигались по линкору тремя группами, по мере сил пытаясь обезоружить инфицированных. Споры Думающего могут дремать в теле несколько месяцев, но уж если Думающий подключил чужое сознание, то счет идёт на дни и часы. Слишком велика нагрузка на организм, вскоре подключённые начнут валиться в коме, из которой выйдут не все, но уж кто придёт в себя — получит пожизненный иммунитет к спорам.
Думающие должны были это понимать. Чёрт возьми, даже я это прекрасно понимаю! Так к чему вся попытка захватить линкор? Ударить по планете и уничтожить вместе с нами?
Нет, на такое никто не пойдёт. Это конец Слаживанию, это неслыханный скандал, который не утаить и который не простят.
Они могли, конечно, попробовать подловить приближающийся бот и испепелить его, чтобы на максимально долгий срок вывести нас из игры. Но ведь и этого не сделали, выстрел по боту был слишком слабым и, похоже, не случайным.
Мы с Алексом работали в паре, как когда-то давным-давно. Шли по коридорам, проверяли отсек за отсеком. Попадали под огонь, умирали, но старались вырубить инфицированных, чтобы следующие за нами осроды связали их и перетащили в лазарет. Но корабль был слишком большой, чтобы зачистить его всемером, нам нужно было найти самих Думающих.
Очередную группу мы встретили на транспортном узле, где сходились лифтовые стволы и пути мини-поездов. Десяток инфицированных заняли все удобные позиции и подтащили тяжелое стрелковое оружие. Алекс попытался пойти напролом, требуя сдаться, был трижды убит и едва сумел отползти в коридор, через который мы пришли. Его бойцы перекрыли выход из коридора силовым щитом и стали ожидать приказа.
— Чего они хотят, а? — спросил меня Алекс. — Хоть какие-то мысли есть?
По щиту звонко постукивали пули — инфицированные вели беспокоящий огонь. Хорошо хоть ни одна сторона не пыталась использовать внутри линкора высокоэнергетическое оружие, последствия могли оказаться слишком серьёзны.
— Убить нас Думающие не могут, захватить сознание — тоже. По планете они не стреляют. Линкор не взрывают, — я помолчал. У меня, конечно, обычная человеческая голова с обычными мозгами, пусть и усиленными пептидными архивами памяти. Но складывать два плюс два я умею. — Алекс, как по мне — Думающий собрал нас вместе и тянет время.
— Так, — подбодрил меня Алекс.
— Если исходить из того, что мы узнали — из всех Обращённых только мы с тобой выделяемся. У нас с тобой могут быть потомки на…
— Земли нет!
— Алекс, что-то тут не так, — я помотал головой. — Если Земли нет, то и наша особенность никакой роли не играет.
— Какая особенность? — он пожал плечами. — Да пусть хоть каждый сперматозоид используют! Пусть на Земле тысячи наших потомков! Это ничего не меняет, ничего!
— Большая Четверка считает иначе… — я посмотрел на мерцающий щит. — Алекс, мне надо с ними поговорить. Думающие никогда не прибегали к таким методам.
— На нашей памяти. Но они ведь как-то заняли своё место в Четверке!
— У них нет шансов захватить линкор, и они это понимают. Им нужны мы с тобой. Я попробую…
Я подошёл к щиту и по нему застучало чаще. Крошечные пули из мягкого металла колотили в защитное поле и сплющенными блинчиками сыпались вниз. В воздухе запахло горячим металлом.
Что радовало — Думающие действительно берегли линкор и пытались избежать фатальных повреждений.
— Эй! — крикнул я, махая руками. — Я Никита Самойлов, Обращённый! Я хочу поговорить с Думающим!
Снова бодрый перестук.
— Разум порождает знание, знание порождает смыслы, смыслы порождают силу! — выкрикнул я первый постулат. — Знание — высшая сила во Вселенной!
Стрельба прекратилась. Думающий остановил своих марионеток.
— Знание должно быть доступным для каждого! — продолжил я вторым постулатом.
Потом раздался тонкий, не то женский, не то детский голос:
— Знание принадлежит разуму, который его создал!
Так я и знал, что Думающий не откажется от прямого диалога.
— Верно! — крикнул я. — Знание имеет цену. И я готов заплатить!
— У тебя нет достойной платы, Обращённый! — весело отозвался голос. — Что ты можешь предложить?
— Твою жизнь, Думающий!
— Это слишком малая плата!
— Свою жизнь?
— Ты ей давно не распоряжаешься!
— Новое знание? — предположил я.
— Назови!
Алекс рассмеялся за спиной:
— Бесполезно, Никита.
— Я знаю, кто всё это затеял! — крикнул я. — Кто и зачем!
Некоторое время было тихо.
— Это знание не ново для меня, Обращённый!
— Ещё как ново!
— Думаешь, тебя невозможно уничтожить? — неожиданно спросил голос.
— Не знаю!
— Хорошо, Никита Самойлов. Пусть лидер прикажет всем прекратить огонь. Мы тоже откажемся от активных действий. А ты приходи для переговоров.
— Перемирие? — уточнил я.
— Диалог. Если ты заплатишь цену за разговор, то останешься жив. Если нет — умрёшь.
Я посмотрел на Алекса.
— Он блефует, — тихо сказал Алекс. — Да сто процентов блефует… Но я бы не ходил.
— Почему? — так же тихо спросил я.
— А вдруг я ошибаюсь? Это же чёртов Думающий!
Я кивнул.
— Наверное. Но лучше разобраться раз и навсегда.
С усилием протиснувшись сквозь щит — он тормозил только скоростные объекты, я вышел из коридора в зал транспортного узла. Три остановленных поезда, из двух-трёх вагончиков каждый, застыли на своих рельсах. В центре зала гроздью висели на направляющих застопоренные лифты. Никого не было видно, обороняющиеся грамотно заняли позиции.
Я прошёл мимо поезда и услышал:
— Направо.
Свернув, я оказался прикрыт от коридора вагончиком. И увидел троих осродов. Двое взрослые, в форме десантников, с тяжелыми карабинами в руках. Один — совсем юный, лет пятнадцати-шестнадцати по человеческим меркам. Пол точно не разберёшь, но почему-то я решил, что это девушка.
Обычная кряжистая бородатая девушка-осрод со шпагой в руке.
— Ты смелый, — сказала девушка.
И пронзила мне сердце шпагой. Механизм взвыл, перемалывая мою плоть.
— Ты дура ненормальная? — спросил я, отступая на шаг. — Парламентера убивать?
— Надо было убедиться, что это именно ты, — невозмутимо сказала девушка, опуская шпагу.
У девушки, как и у десантников, из уголков глаз, ноздрей и ушей колыхались пучками тоненькие белесые гифы. Я понимал, что нити мицелия шевелятся от дыхания и движения воздуха вокруг, но выглядело это всё равно жутко, будто паразит пытался выбраться из тела.
— Зачем ты захватил детей? — спросил я. — Ты же знаешь, это вызывает наибольшее возмущение.
— Так получилось, — ответила девушка беззаботно. — Но я особенно тщательно берегу детские особи. Поговорим?
— Не с тобой. Только с Думающим.
— Мы сейчас одно и то же, — слегка удивилась девушка. — Какая разница, давай говорить!
Я покачал головой и ничего не ответил.
К моему удивлению, девчонка сдалась сразу.
— Хорошо, Никита Самойлов. Я подозреваю уловку с твоей стороны, но ты меня заинтересовал. Иди за мной.
Она повернулась и, больше не обращая на меня внимания, двинулась вдоль поезда. Я подмигнул инфицированным десантникам и пошёл следом.
Не люблю грибы. Ну, обычные-то люблю. Белые, если потушить в сметане, маслята жареные с луком, лисички с сыром. Суп из шампиньонов обожаю. Шиитаки, эринги, да мало ли…
А вот разумные грибы не люблю. И мне кажется, никто их не любит. Недаром с Думающими по своей воле никто старается дела не иметь.
Это, конечно, ерунда и предрассудки, что Думающие предпочитают тёмные влажные места. Они ведь и так живут во влажных и тёмных изнутри скафандрах из плоти.
Но Думающий, к которому отвела меня девчонка-осрод, и впрямь ожидал в тёмном помещении, освещенном лишь светом нескольких экранов. Это был диспетчерский пункт транспортного узла, сейчас не работающий, но дающий Думающему возможность контролировать все камеры.
А их было много. Алекс и шедшие с нами бойцы тоже виднелись на одном из экранов.
Думающий стоял посреди отсека, босой, в свободной белой рубахе и штанах. Окладистая борода, широкие плечи и высокий лоб делали его похожим на великого писателя Льва Толстого.
Но форма валялась на полу, и я увидел значок медицинской службы.
— Врач-убийца, — сказал я. — Как не стыдно.
— Лучший способ избежать проверок, — ответил Думающий. — И я убийца не в большей мере, чем ты. Мы старались избежать жертв.
— Да уж… — пробормотал я. Девушка, которая меня привела, встала у дверей и уходить явно не собиралась. — Боишься меня?
— Осторожность всегда необходима, — туманно сказал Думающий. — Но я тебе не враг.
— Правда? — поразился я. — А остальным?
— Сопутствующие потери, — признал Думающий. — Давай поговорим без предвзятости?
— Очень трудно говорить с кем-то, настолько чуждым по своей природе, — откровенно ответил я.
Подтащил к себе ближайшее кресло, уселся.
— Ты о моей биологической форме? — уточнил Думающий.
— Разумеется. Ты же чертов гриб.
— Что с того? — Думающий искренне удивился. — На вашей планете множество грибов. Вы едите их, используете в биотехнологиях, вырабатываете лекарства…
— Ели, использовали, вырабатывали… — пробормотал я.
Думающий тихо рассмеялся. Я решил пока не придавать этому значения.
— Наш разум слишком различен, — сказал я. — Вы мыслите совсем иначе! Вы паразиты, прорастающие в чужих телах.
— Давно уже нет, — обиделся Думающий. — Сейчас особи, которых мы используем, пришли к нам добровольно. Наши сознания слились. Поверь, я гораздо лучше понимаю людей чем хро, рили или даже сами люди.
— Осрод, в чьём теле ты прячешься, сам выбрал эту участь? — недоверчиво спросил я.
— Конечно. Зачем нам конфликт со Стерегущими? Ты не представляешь, как много живых существ готовы объединить сознание с нами ради перспективы существовать тысячи и десятки тысяч лет.
— Они же при этом умирают как личность!
— Изменяются! Могу тебя уверить, — осрод усмехнулся, — в принуждении нет нужды.
— А эта девчонка? — я мотнул головой. — А остальные инфицированные?
— Здесь ты, к сожалению, прав, — признал Думающий. — Но все, кто выживет, будут отпущены и вернут себе личность. Всё, мы завершили перепалку? Можно говорить серьёзно?
— Давай, — согласился я. — Мне нужны знания. А отношения внутри Четверки… разбирайтесь с ними сами!
— Спрашивай, — Думающий кивнул.
— Прямо так? — удивился я. — Спрашиваю, ты отвечаешь?
— Да.
— А плата?
— Платой будет то, что ты расскажешь мне. Если сочту её достаточной, то ты отсюда уйдёшь. А если согласишься кое-что для меня сделать, то я дам тебе, о чём ты мечтаешь.
Меня вдруг накрыло волной страха. Тяжелой, мутной, давящей.
Опасность? Думающий способен со мной справиться?
Ну что ж, мы ведь всегда понимали, что Большая Четверка на это способна…
— Договорились, — сказал я. — Расскажи про касамни.
Думающий удивлённо приподнял бровь. Я подумал, что такие человеческие реакции он использует осознанно. У осродов, к примеру, мимика другая, удивление они выражают, выпячивая верхнюю губу.
— Хочешь начать издалека?
— Я бы начал ещё раньше, но времени мало. Так что с касамни? Зачем нас заставили убивать друг друга?
— Касамни были агрессивны, но очень умны, — медленно произнёс Думающий. — Редкий пример цивилизации, которая не использовала технологии, их родная планета крайне бедна металлами. Но они освоили селекцию своего вида и достигли огромных успехов в культуре и философии.
Я рассмеялся.
— Выбирая из людей и касамни, я выбрал бы касамни. К сожалению, — продолжал Думающий, никак не реагируя на мой смех, — их пищей изначально служили гуманоидные существа, почти разумные, но отсталые. Это ставило под удар все гуманоидные виды Слаживания. Уверен, со временем мы решили бы проблему, но кодекс поведения касамни требовал достойно проявить себя в опасной ситуации.
— Убить кого-то?
— Покорить. Подчинить. Подавить. Пожрать. Виды в Слаживании нельзя было подвергать опасности, поэтому и возникла идея ужесточить обычную проверку. Мы были уверены, что люди погибнут, не сумеют противостоять касамни. Стерегущие были согласны с тем, что касамни очень полезны в бою и верили в их победу. Контроль выступил в вашу поддержку, ему нравятся технические культуры. Слаживающая сомневалось в достойной адаптации касамни и тоже сделало ставку на людей. Ваше прямое столкновение должно было решить вопрос, и мы согласились.
— Вы были уверены, что нас сожрут.
— Да, — подтвердил Думающий.
— И при этом вы разрешили Обратить группу людей?
— Слаживающая использовали нечеткую формулировку, — в голосе Думающего послышалась обида. — Мы не оценили размах того, что они собираются сделать. И — вы победили. Я удовлетворил твоё любопытство?
Я кивнул. Сказал:
— Вполне. Одного лишь не понимаю… ну ладно осроды, они солдаты. Они мерят остальных боевым потенциалом. Но вы же мыслители! Учёные, философы, творцы! Элита!
— И что? — удивился Думающий.
— Как может разум позволять такую жестокость?
Думающий посмотрел на меня с иронией.
— Только разум на это и способен, Никита Самойлов. В природе нет жестокости, поскольку нет ни морали, ни этики.
— Ладно, — сказал я. — Значит, Слаживающая вас обманула.
— Плохо информировала. Обратила против нас наш третий постулат и прикрылись своими четырьмя.
— Тогда про нас, Обращённых. Что должно произойти с нами?
— Ты же и сам понимаешь, — мягко сказал Думающий. — Вы превратитесь в подростков, потом в детей, потом в младенцев, потом в уменьшающихся эмбрионов, медленно утрачивающих разум… а в итоге распадётесь на мужскую и женскую половые клетки. На этом всё, конец пути. Обращённая личность исчезнет.
— Должны, значит… И что не так со мной?
Вот теперь Думающий заколебался.
— Слаживающая… Она так привыкла к своему всемогуществу, что забыла простейшие хитрости отсталых цивилизаций. Она упустила возможность хранения генетического материала.
Я развёл руками.
— Да, верно, познакомился я перед армией с пробиркой. Так требовали в то время. Но как это может повлиять хоть на что-либо? Как? Или Алекс наврал? Ошибся? Стерегущие не уничтожили Землю?
— Стерегущие уничтожили Землю, согласно стандартному протоколу действий, — мне послышалось ехидство в голосе Думающего. — Сразу же после забора избранного населения.
— Но тогда…
— Твой ребёнок, к сожалению, родился и унаследовал твою основную особенность.
Он надо мной издевался!
— Вы грёбаные психопаты, — сказал я. — Высший разум? Ха! Вы подвергаете геноциду миллиарды разумных существ, спасая горстку избранных. Вы не лучше касамни.
— Мы никого не подвергаем геноциду.
— Но если вы уничтожаете целые миры…
— И да, и нет.
Точно издевается!
— Объясни, — потребовал я.
— Вы, люди, не понимаете природу времени. Некоторые из вас считают время непрерывным потоком, другие придумывают кванты времени, мельчайшие неделимые частицы — хрононы. Но на самом деле время похоже на свет.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться, о чём он говорит.
— Время дуально? — спросил я. — Как фотон? Сразу и волна, и частица?
Думающий улыбнулся.
— Да. Я уверен, что касамни поняли бы быстрее, но и вы не безнадёжны.
Я встал, зашагал по комнате. Девочка-осрод пустыми глазами следила за мной.
— Ладно. Кажется, я начинаю понимать…
— Сомневаюсь, — усмехнулся Думающий.
— То есть Земля… в какой-то мере существует… и у меня есть сын или дочь… кто, кстати?
— Ни малейшего понятия, — сказал Думающий. — Это и неважно.
— Допустим сын… и он неуязвим? Но как он может расти, если он такой же как я? И чем это вас пугает? Надаёт вам по щам? Наплодит таких же потомков?
— Дело не в этом.
Я нахмурился.
— А в чём тогда?
— Он твой спасательный круг. Твой потомок, которого не должно было существовать, создал парадокс. Тебя было очень трудно уничтожить, а теперь ты, возможно, абсолютно неуязвим. Мы всегда понимали, что никакой ядерный взрыв или плазменный луч вам не страшен, хоть поддерживали в вас эти опасения. На самом деле надёжным способом считалась лишь изоляция.
— Скинуть в звезду?
— Замуровать. Выбросить в дальний космос. Скинуть в звезду. Позволить вам прожить оставшийся срок без возможности на что-то влиять. Но в твоём случае это может не сработать. Как ты выбрался из котлована с расплавом?
— Просто шёл.
— Невозможно, но ты шёл, — Думающий вздохнул. — То, чего мы, Думающие, боимся. Неизвестность.
— Ты не понимаешь, как это работает?
— Предполагаю, — сказал Думающий. — Если я прав, то физически изолировать тебя будет невозможно, даже нам. Но есть и другой вариант.
Я ждал.
— Я могу попробовать захватить твой разум, — сказал Думающий. — Это сведёт с ума и меня, и тебя, не решит проблему окончательно, но даст всем время. Плохой вариант, если честно. И тоже без гарантий.
— Плохой, — согласился я.
Как он мог меня подчинить? Думающие делают это через споры, но споры не способны прижиться в организме Обращённого. Столь же бесполезный вариант, как яд или вирусы. Но похоже было, что он не врал.
— Просто оставьте нас в покое, — сказал я. — К чему были все эти нападения?
— Вот и я так говорил, — вздохнул Думающий. — Уверен, ты бы продолжил жить тихой спокойной жизнью… но Слаживающая была непреклонна.
— Что? — поразился я.
— Неужели ты думаешь, я одобрил бы всю эту беготню, взрывы и нападения? — Думающий вновь приподнял бровь и изобразил живейшее удивление. — Ну что ты, Никита. Когда она поняла, что обратила не того, она принялась тебя проверять. Через нас, через Контроль и Стерегущих. И в итоге убедилась, что не имеет над тобой власти.
— Почему ты говоришь о ней в единственном числе? — спросил я.
— Потому что она одна. Слаживающая — продукт слияния множество разумов, итог развития целой цивилизации. Если осроды сохранили индивидуальность, а мы её обрели, то Слаживающая от индивидуальности отказалась.
Я поморщился.
Та сияющая, восхитительная, похожая на фею из детской сказки женщина — соединившиеся разумы миллионов или миллиардов живых существ?
Какая гадость!
Пожалуй, по сравнению с ней грибы, забравшиеся в живые тела, и впрямь человечнее.
— Мы же не прячем свою природу, — сказал Думающий. — Не афишируем, но и не скрываем.
— Вы грибы, — сказал я. — Осроды… ну с ними понятно. Слаживающая это целая куча сознаний… они были похожи на людей?
— Ничуть. Скорее на тюленей. Но это было так давно, что не играет никакой роли.
— Тьфу, — сказал я. — Она мне однажды приснилась в эротическом сне…
И тут Думающий захохотал. Громко, хорошо, стукая себя по бокам ладонями.
— Сколько же проблем порождает у вас секс, землянин!
— Даже не говори, — пробормотал я. — Тюлень, значит… А Контроль?
— Неужели не догадываешься?
— Мне кажется, это искусственный интеллект, — предположил я.
— Верно. Породившая его цивилизация давно уже погибла. Она была большой проблемой, и едва не разрушила тройственный союз… Их покоренный вариант ты знаешь как «ани». Перешедший на нашу сторону искусственный разум стал Контролем.
Я вытаращил глаза.
— А вы мстительны!
Думающий не отреагировал.
— Вся эта информация доступна, землянин. Она лишь погребена в океане домыслов, фантазий, гипотез.
— Верно, — согласился я. — Так что же, меня преследует Слаживающая, которая меня и породила? А ты против меня ничего не имеешь?
Думающий кивнул.
— Зачем тогда ты захватил корабль?
— Ты ещё не понял? — поразился Думающий.
— Постой, — я помолчал, глядя на него. — Нет, не верю!
Седовласый осрод молча смотрел на меня.
— Планету? — спросил я. — Слаживающая была готова уничтожить Граа?
— Это стало бы решающей проверкой, — сказал осрод. — Я не мог этого позволить и захватил корабль.
Вот тебе и гриб!
— Взрыв? — уточнил я.
— Маленькая чёрная дыра. Линкоры оснащены микроколлапсарными генераторами.
— Спасибо, — сказал я. — Беру назад всё, что говорил о твоём чуждом разуме. Ты поступил… достойно.
Осрод с достоинством кивнул.
— Невозможно предсказать, как отреагировала бы на это реальность… Итак, теперь ты лучше представляешь себе ситуацию?
Я подумал и кивнул.
— Чем ты хочешь расплатиться за информацию? — поинтересовался осрод. — Не то, чтобы я ожидал услышать что-то неожиданное, но…
— Нас здесь услышит кто-то ещё? — спросил я. — Как ты понимаешь, речь о Большой Четверке…
— Нет! Но ты блефуешь, землянин. Что ты хотел мне сообщить?
Я махнул рукой.
— Да так, ерунда. Ты всё время упускаешь Павловых.
— Фабриканты вкусной земной еды? — удивился Думающий. — Девушка первой догадалась, в чём твоя особенность, но по большому счёту они не важны…
— Ещё как важны, — усмехнулся я. — Всё это крутят-вертят Елена Павлова и её муж Святослав.
— Елена Павлова доживает свой век на курортной планете, её муж Святослав давно уже мёртв.
— А! — сказал я. — Ну да, конечно.
Думающий стоял и пучил на меня глаза. Девушка-осрод вдруг оторвалась от стены, подошла к стоящему в углу отсека бидону. Подняла его, поднесла к Думающему и, с усилием приподняв бидон над головой, начала поливать.
Думающий запрокинул голову и принялся большими глотками пить воду. По белой рубахе потекли струйки, штаны намокли. Девушка приподнялась на цыпочки, запрокинув бидон.
— Достаточно, — сказал Думающий задумчиво. Глянул на меня. Глаза его блеснули. — Пожалуй, я переоценивал касамни, Никита. Пожалуй, я недооценивал землян.
Девушка с пустым бидоном вернулась к двери.
— Ты удовлетворён платой? — спросил я. — Знание имеет цену, я заплатил.
— Да, — признал Думающий.
Он казался неожиданно довольным.
— Тебе нравится открывшийся расклад? — спросил я.
Осрод кивнул.
— Слаживающая слажала, — ухмыльнулся я.
— Дважды, — он улыбнулся в ответ. — И я бы хотел довести счёт до трёх.
— Для этого тебе нужен я?
— Верно, — Думающий сдвинулся с места. Медленно, будто у него закостенели суставы. Хлюпая босыми ногами по луже, подошёл и протянул руку. — Заключим соглашение?
Чёртов гриб…
Но что поделать, если пронизавший тело осрода комок мицелия оказался самым человечным из Большой Четверки?
— Заключим, — кивнул я и мы обменялись рукопожатием.
— Я хочу, чтобы ты уничтожил Слаживающую, — сказал осрод. — Слаживание давно утратило для нас свою важность, но для неё остаётся сверхидеей. Очень опасной, как мы убедились.
— Зачем вы вообще его затеяли? — спросил я.
— Чтобы соединить все культуры галактики в единую цивилизацию.
— Ой, да брось, — поморщился я. — Если бы вы не уничтожали миры, поверил бы…
— Мы их…
— Да скажи правду! — потребовал я. — Расправляетесь с конкурентами?
— В этом больше нет необходимости, — пафосно сказал Думающий. — Мы соединяем сильные стороны каждой культуры, используем их потенциал для того, чтобы раскрыть все тайны Вселенной.
— Бла-бла-бла… — пробормотал я. — Сколько я такого на Земле-то наслушался… Зачем вам раскрывать тайны Вселенной?
— Мы убегаем от неизбежной гибели. Это наш путь, землянин. Удовлетворись тем, что, если уничтожить Слаживающую — цивилизации будут жить, даже не подозревая о нашем существовании.
— А ты станешь самым могучим членом Большой Четверки… то есть Тройки.
— По праву.
— Хорошо. Что получу в награду я?
— Землю, — невозмутимо ответил Думающий. — Ты получишь то, о чём мечтаешь пятьдесят лет. Свою родную планету, живущую своей жизнью. Ты получишь своё будущее. Хорошая цена?
Я кивнул.
— Учти, у тебя нет и не будет никакой гарантии, что это будущее станет хорошим. Вы не самые умные, не самые сильные, не самые адаптивные во Вселенной.
— Да уж понимаю, насмотрелся, — согласился я. — Остаётся маленький вопрос — как именно я убью сверхсущество, которое обладает божественной силой?
— Полагаю, Слаживающая сама придёт к тебе и попытается уничтожить. Но если я всё понял правильно, у тебя получится. Всё, что я скажу и посоветую, может лишь исказить твои действия.
Похоже было, что мне придётся довериться грибу.
— Замётано, — согласился я. — Ну так что? Я ухожу, ты отпускаешь осродов и уходишь?
— Я уже их отпустил.
Я оглянулся.
Девушка сидела у стены, судорожно прижимая к груди шпагу. Глаза были открыты и пусты, изо рта текла слюна, перемешанная с кровью и какими-то белесыми нитями.
— Они должны выжить, — сказал Думающий. — А это тело тебе придётся убить. Слаживающая сможет прочесть мои мысли, этого никак нельзя допустить.
— Чёрт, ты мне только начал нравиться! — воскликнул я.
— Меньше эмоций, — поморщился Думающий. — Это всего лишь оболочка, мне её не унести.
И он подмигнул.
— Да как же мне надоело всех убивать! — воскликнул я. — Блин, и вот опять…
Я неохотно вынул рапиру.
— Давай, давай, — подбодрил осрод. Подошёл к девушке, забрал у неё шпагу. Неумело помахал ей. — Ты будешь героем, который спас линкор! Давай, не медли, твои приятели уже спешат сюда!
Глянув на экраны, я понял, что он прав.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… — сказал я. — Блин, словно классика мировой литературы убиваю…
Думающий взмахнул шпагой, нацеливаясь мне в грудь.
Я вздохнул, и одним взмахом рапиры перерубил ему шею.
Механизм был безнадёжно испорчен, но металл остался острым и рапира достаточно тяжела…
Длиннющая седая борода запуталась в лезвии! Голова повисла на конце рапиры, я тряхнул клинком, но волосы крепко накрутились на клинок. Я замотал рапирой — в этот миг и ворвались Алекс с парочкой осродов.
— Ого! — воскликнул Алекс, озираясь. — Ты что, Карла Маркса обезглавил?
— Это был Думающий, — сказал я, наконец-то сбрасывая несчастную голову с клинка. Даже крови почти не было, плоть осрода изнутри была пронизана густыми пучками белесых гифов. — И он на Льва Толстого походил.
— Тебе виднее, — пожал плечами Алекс. — Никогда не любил классическую русскую литературу… Блин, это же начальник лазарета, гениальный был хирург… Думающий… ну надо же… А второй сдался…
Он присел, вглядываясь в лицо бывшего врача. Долго думал, потом сказал:
— Нет, всё-таки на Маркса больше похож. Знаешь, я в юности увлекался левацкими идеями…
Я вытер рапиру о мокрую рубаху осрода и вышел.
Мы пересаживались с лифта на лифт, шли коридорами, проехали с полкилометра в крошечном, на четверых, вагончике, снова сели в прозрачную капсулу лифта и поплыли вниз. Вся роскошь и лоск, отмеченные мной при первом визите на линкор, исчезли. Вокруг лишь металл, пластмасса, стекло, какой-то керамический сплав. Кресла в вагончике были жесткими, лампы светили неприятным для глаз «общим спектром» — в принципе годящимся для всех культур Слаживания, но никому не нравящимся. Мелькали решетчатые лифтовые стволы, за которыми, в темноте, угадывались исполинские сооружения, скрытые в глубинах линкора.
— Мне говорили, что линкоры строят из металлических астероидов, — сказал я Алексу.
— Так и есть, — кивнул Алекс. — Вот только от астероида в процессе ничего не остаётся.
Он помолчал и добавил:
— Поэтому, кстати, основной металл в каждом линкоре разный. Я знаю, что есть золотой и серебряный линкоры. Там нижние чины гадят в золотые унитазы, в буквальном смысле слова. Коммунизм!
— Тебя точно зацепил Карл Маркс, — сказал я.
Алекс ухмыльнулся.
— Это от нервов… Ну так что, не останешься на линкоре?
— Смысл? — спросил я. — На твоём замечательном корабле вспыхнул мятеж, которым управляли Думающие. Не похоже, что тут безопаснее.
— Я хочу всем помочь, — сказал Алекс и замолчал.
— Никто не останется, — с удовольствием произнёс я. — И не потому, что ты самовлюблённый позер, а потому что ты не предлагаешь реального выхода.
— А он вообще есть?
Я пожал плечами. Слова Думающего не шли у меня из головы.
Лифт с грохотом и рывком остановился. Я посмотрел на Алекса, но он оставался спокойным. Видимо здесь, в глубинах линкора, техника работала проще и грубее, чем в жилых зонах.
— Дальше сам, — сказал Алекс, глядя на меня. — Главный механик позвал тебя одного.
Я кивнул. Поинтересовался:
— Так в чём все же власть лидера линкора?
— Я могу сместить любого, — ответил Алекс, открывая дверь лифта. Мы вышли посреди длинного узкого коридора, налево была тьма, а направо свет. — Тебе налево. Я подожду здесь.
Я молча пошёл в темноту.
Стены и пол были из тёмного рифленого металла, за стенами что-то тихо шумело, булькало, вздыхало.
— Эй! — крикнул я, когда свет за спиной почти исчез. — Я к главному механику Визелу!
Мне никто не ответил, и я двинулся дальше. Впереди послышался равномерный звук: будто тёрли железом о железо, потом появился слабый призрачный свет. Ещё минута и я вышел в просторный зал. Стены и потолок едва угадывались, посреди зала громоздились конусы и шары каких-то гигантских устройств. Маленькая лампа на треноге стояла возле исполинского цилиндрического кожуха, едва рассеивая тьму. Кожух был вскрыт, обнажая мешанину проводов и трубок, соединяющих причудливые механизмы. Между всей этой машинерией проходил узкий канал, из которого торчали истертые подошвы.
Я подошёл ближе. Спросил:
— Главный механик Визел?
Ноги заёрзали, выдвигаясь из норы по колено.
— Землянин Никита?
— Так точно, — подтвердил я.
— В инструментах разбираешься?
— Немного.
— Найди универсальный ключ-тестер.
Я наклонился, достал из разложенной инструментальной сумки ключ-тестер. Засунул в канал вдоль ноги, сказал:
— У правой руки.
Ключ взяли. Не представляю, как осрод исхитрялся им работать в такой тесноте. Может, дальше канал расширялся?
— Погляди, есть красный огонёк?
— Нет.
— Хм…
Внутри механизма звякнуло, стукнуло, послышалась приглушенная ругань.
— Появился, — сообщил я, глядя на мигающую среди проводов точку.
— Так-то, — удовлетворённо произнёс голос. — Подсоби выбраться.
Я взялся за толстые лодыжки осрода и стал вытягивать его наружу. Через полминуты появилось коротко постриженная голова и главный механик с кряхтением встал. Ростом он был на полголовы ниже меня и довольно миниатюрный для осрода.
Хотя всё равно не понимаю, как он там работал.
— Стоим, движемся, воюем, мятеж подавляем, а чинить всё равно надо… — проворчал он, отряхиваясь. Вынул из глазницы круглое «пенсне» детектора, спрятал в нагрудный карман. Забавно, у него нет имплантов…
— Может проще использовать бота? — спросил я с любопытством. Осрод мне уже нравился.
— Проще, да хуже, — сварливо сказал осрод. — Бот исправит, а вот почему потоковый умножитель второй раз за год накрывается, не поймёт!
— И почему? — заинтересовался я.
— Да хрен его знает, вроде не должно, а перегорает, — осрод достал из кармана тряпку, обтер ладони. Протянул мне руку: — Вы ведь так встречаетесь?
Я пожал крепкую грубую ладонь.
— Рад познакомится, Визел.
— И я рада, — сказал механик.
Блин. Женская особь.
— Чем обязан… знакомству? — спросил я.
— Хотела поблагодарить. За спасение дочери. Это она отвела тебя к предателю. Мне сказали, что ещё час в сцепке с Думающим, и повреждения мозга стали бы необратимыми.
— Ваш врач не предатель, — сказал я. — Он давным-давно был Думающим.
— Не люблю я их, — пробормотала Визел. — Не лезли бы в чужие тела… Но я позвала тебя не ради слов, Никита.
Я кивнул и с любопытством посмотрел в глаза Визел.
— Наш народ к землянам хорошо относится, — продолжил Визел. — Вы и воевали с нами честно, и живёте правильно.
— Да где мы с вами воевали… — пробормотал я. — Так, поцарапались…
Осрод хмыкнула.
— Как сказать… Я хочу тебе помочь, Никита.
Я ждал.
— Ты живёшь дольше, чем обычные земляне. Но поменьше нашего. И мы, всё-таки, из Большой Четвёрки.
— Вы самые слабые, — осторожно заметил я.
— Нет. Мы самые сильные. Мы можем гасить звёзды, сворачивать пространство, сжигать вакуум. Но мы не самые умные. Многие наши технологии созданы Думающими и Слаживающими.
— Вы солдаты, — сказал я. — Армия Слаживания. И как любая хорошая армия, вы не станете бунтовать, даже если вам что-то не нравится.
— Верно, — ответила Визел. — Мы слишком хорошо понимаем, что случится, если выступим против остальных из Большой Четверки. Больше всего пострадаете вы, обычные виды Слаживания. Пока мы будем ломать пространство и время — вы будете умирать миллиардами. Поэтому мы имеем своё мнение о происходящем, но не пойдём наперекор остальным.
— Жалко, — признался я. — Но я понимаю.
— Раскрыть тебе всё, что знаю, или о чём догадываюсь, я тоже не могу. Это запрещено, — продолжала Визел. — Эта зона одна из самых защищенных на линкоре, но я не могу быть уверенной в приватности.
Я понимающе кивнул.
— Но я могу встретиться с тобой, поговорить, ответить на какие-то вопросы… и, если задашь правильный, то кое-что поймёшь.
— И сделаю за вас то, на что вы не решаетесь.
Визел ухмыльнулась.
— Мне кажется, что я уже всё или почти всё понял, — сказал я. — Последние ответы я найду на Граа. Но спасибо.
Визел пожала плечами.
— Сколько вопросов можно задать? — спросил я. — И каких?
— Несколько. Обычных. В меру компетенции механика.
Я огляделся. Приходилось исходить из того, что наш разговор могут слушать. Здесь не было Думающего, а чего стоит экранирование Стерегущих против возможностей Слаживающих я не знал. Но Визел ждал и я спросил:
— Это старый линкор?
Визел прищурилась.
— Не особо. Его имя «Даль-3», он третий линкор с этим гордым именем. Ему около семисот стандартных лет.
— Часто воевал?
— О да, — сказала Визел. Помедлила. — Не так много, как его предшественники, конечно… Но повоевал. Лет пятьсот назад не вылезал из боев на дальних рубежах.
— Сейчас легче? — спросил я задумчиво.
Визел кивнула.
— Я рад, что спас вашу дочь, — сказал я. — Хорошей работы, главный механик. Уверен, вы разберетесь с вашим… умножителем.
— Всё? — удивилась Визел.
Я кивнул:
— Спасибо, вы полностью удовлетворили моё любопытство… Хотя нет, ещё вопрос. К чему вы всё-таки стремитесь?
— Мы?
— Большая Четвёрка.
— К слаживанию.
— Да-да. Полноценное слияние сотен различных культур в единую сверхцивилизацию. Но это не цель, это метод. К чему вы идёте?
Визел рассмеялась.
— О, это тоже хороший вопрос! Мы вовсе не идём к чему-то. Напротив.
Она прищурилась, глядя на меня.
— Блин, — сказал я с чувством. — Вот теперь совсем стало жутко. Пока!
Алекс ждал меня в коридоре. Я молча кивнул, мы молча сели в лифт, ожидавший нас. Молча стали подниматься.
Первым не выдержал Алекс.
— Так зачем она тебя звала?
— Выходит, знал, что тётка, — пробормотал я. — За дочь благодарила.
— И всё?
— Ещё помог ей потоковый умножитель починить.
— Ты плохой актёр, — вздохнул Алекс. — Когда ты озадачен, я это сразу вижу.
— А ты плохой друг, — ответил я. — Жаль, что я не замечал.
Больше мы не разговаривали. Алекс, похоже, обиделся. Но этого я и хотел.
Уже в вагончике, въезжая из тёмного технологического ада линкора в сияющий технологический рай, Алекс не выдержал и заговорил снова.
— Ты же понимаешь, что ничего не сделать? Земля уничтожена. Я стараюсь помочь всем нашим!
— Да ну тебя, — произнёс я резко. — Ты давно на нас всех наплевал. На Граа-то вернёшь? Или сбросишь в звезду? Подстилка ты у Большой Четверки!
— Сам выбирай бот и улетайте! — зло ответил Алекс. — Я сделал что мог. Разбирайтесь с Большой Четверкой и её претензиями!
Разумеется, я не считал Алекса плохим другом.
А вот то, что он человек по природе упрямый и не слишком-то сообразительный, знаю уже полвека. С тех пор, как мы с ним едва не подрались из-за сэндвича с колбасой.
Что ж, у каждого свои недостатки, но в них есть и достоинства. Алекс на корабле Стерегущих будет в безопасности, а на Граа — нет. Может его пробирочка разбилась, может затерялась. В любом случае у него нет спасательного круга на Земле.
На Земле, которая хоть и безмерно далека, но существует.
Моя задача сейчас — максимально правдоподобно с ним поругаться. При всем могуществе Слаживающей, она не может читать мысли Обращенных.
И Алекс не подвёл.
— Дырка ты в заднице, — сказал Алекс. — Козёл членоголовый!
Если уж Алекс начинает ругаться, то его не остановить. Американская ругань на общем языке Слаживания звучит смешно, куда смешнее, чем русский мат. И, кстати, она достаточно затейлива.
В общем, я выслушал всё, что Алекс решил мне сообщить о мне, моем организме, моих родственниках и моих привычках.
Думаю, что для любого, следящего за нами, ссора выглядела натуральной. Может я и плохой актёр, но умею вживаться в ситуацию.
Давно я не видел своих собратьев такими довольными. Тянь улыбался, обнимая Веронику. Берхейн жмурился будто довольный кот, Мичико что-то мурлыкала себе под нос. Только Лейла сохраняла невозмутимость и, кажется, тихонько молилась. И всё же она тоже выглядела довольной.
А я сидел за пультом и смотрел на приближающуюся планету.
Мы — идеальные убийцы. Это неизбежный путь, когда обретаешь неуязвимость и одновременно чётко осознаешь, каким будет твой конец. Нам дали вторую жизнь, но при этом отняли возможность умереть по-человечески. Все наши мечты и идеалы пылью кружат вокруг далёкого Солнца, бомбардируя старушку Луну метеоритным дождём. Человечества больше нет. В мире Слаживания мы сироты, которых затащили в приют и бросили посреди таких же сирот: растерянных, напуганных, озлобленных, амбициозных, послушных… но какими бы ни были собранные вместе существа — все мы лишь беспомощные дети. И пусть воспитатели куда чаще добры и заботливы, чем суровы и строги — мы знаем правду. Не произносим её вслух, но знаем.
Они — убили наших родителей и сожгли наш дом.
Они убийцы и сделали убийцами нас, Обращённых.
Ни у прилежных умных рили, ни у заносчивых хро, ни у подлиз-хопперов, ни у держащихся особняком зуммда, ни у землян, конечно же, нет сил поквитаться с Большой Четверкой.
И у нас, Обращённых, их тоже не было. Мы цепные псы на строгом ошейнике, выпущенные в мир ради одной-единственной цели.
Но вот только одна добрая умная девочка и один злой умный мужчина увидели слабое звено в цепи, на которой мы сидим.
— Никита, держи, — Вероника протянула мне бокал. Я даже не заметил, как они открыли шампанское и где его взяли. Я был в пилотажном шлёме и видел её сквозь проецируемую на сетчатку глаза приборную панель. Это немного отвлекало, но я продолжал работать. — Отметим заварушку?
— Отметим, — согласился я, бросив быстрый взгляд на бутылку. Ого. Производства концерна Павловых. Значит, настоящее французское шампанское, возрождённое из пары капель, оставшихся на донышке бутылки или дне чьего-то бокала.
— Давно мы так не оттягивались, — сказала Вероника. Поймала мой взгляд и вдруг смутилась. — Я старалась не убивать.
— К дьяволу, это всего лишь осроды! — Берхейн протянул свой бокал. — Если верить Алексу, они взорвали Землю.
— Мы же знали, что это так, — негромко сказал Тянь. Он смотрел на меня и во взгляде был вопрос. — Мы догадывались. Так, Никита?
— Верно, — согласился я. Мне почему-то очень не хотелось врать Тяню. Но у меня не было выхода.
— Все умирают, — произнесла Мичико, подходя к нам. — Таков путь жизни. Даже мы умрём.
— На всё воля Всевышнего, — сказала Лейла. Пожалуй, она единственная из нас продолжала верить. Впрочем, это не мешало ей ни убивать, ни пить.
В стремительно снижающемся боте нас было шестеро, меньше половины от числа Обращённых. Пожалуй, за исключением Алекса здесь собрались все мои друзья. Ещё бы Дзардага с его свирепым чувством юмора и Катрин, несмотря на её закидоны, и я бы сказал, что тут все, кто мне дорог и за кого я буду драться.
Мы чокнулись и выпили.
Нас не пьянит алкоголь, но к этому привыкаешь.
— Если я однажды сделаю что-то неправильное… — начал я.
— Как Алекс? — уточнила Вероника.
— Как он, — согласился я. — Тогда прошу меня извинить. Я стараюсь всё сделать правильно.
Бот уже вошёл в атмосферу и нас начало потряхивать. Опять был вечер, и опять впереди сияла спица орбитального лифта. Вот же — не люблю космос, а мне всё время везёт на красивые пейзажи!
— Мы тебя прощаем, — весело сказала Вероника. — Заранее.
— Спасибо, — поблагодарил я. Мои пальцы уже пару минут скользили по виртуальной клавиатуре, снимая одну за другой блокировки. Хорошо, что техника у осродов не меняется столетиями. Это признак стагнации, пожалуй.
Я вновь поймал взгляд Тяня.
Потом он посмотрел на общие экраны.
И снова на меня.
Я понял, что Тянь догадался, что я делаю.
Мгновение мы смотрели друг на друга.
— Уверен, ты всё обдумал, — сказал Тянь и допил остаток шампанского.
— Ребята, опасность, — резко произнесла Вероника. — Вы чувствуете?
Судя по лицам, её чувствовали все, кроме меня.
— Никита, я за второй пульт, — опускаясь в кресло, сказала Мичико. Надела пилотажный шлем.
Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, что именно я делаю.
— Двигатель! — выкрикнула она. — Никита снял блокировки!
— Рехнулся? — Вероника вмазала мне кулаком, ломая челюсть. — Вон! Мичико!
— Гашу! — она и впрямь пыталась остановить идущий вразнос реактор. Теперь я боролся не только с искусственным интеллектом бота, к счастью, весьма слабеньким, но ещё и со старой подругой.
К счастью, в технике Сдерживающих она разбиралась ещё хуже, чем я.
На меня сыпались удары, часть из которых была смертельная. Вероника дважды пронзила меня рапирой, Берхейн схватил за руки и держал их за креслом. Лейла достала крошечный пистолет и всадила в сердце всю обойму. Пилотажный пульт был залит кровью и забрызган мозгами.
Я не сопротивлялся. А в какой-то момент перестал бороться и с Мичико — она уже ничего не могла сделать.
Впрочем, и она это поняла.
— Двигатель в резонансе, — сказала Мичико, откинувшись в кресле. — Народ, всё. Десять секунд.
Меня прекратили убивать. Наступила тишина. Бот шёл так же ровно, он уже снизился до высоты в пять километров, заходя на посадку со стороны океана. Я видел внизу огоньки судов и целое созвездие плавучего города, где обитали прибрежные и двоякодышащие формы жизни. Был я там однажды, не понравилось…
— Зачем, Никита? — спросила Вероника. — Зачем?
К сожалению, я не мог ответить честно. Поэтому рассмеялся и сказал:
— Хочется достойно завершить этот де…
В это мгновение двигатель вышел за рамки критического режима и взорвался.
Это, конечно, не столь впечатляюще, как взрыв термоядерного реактора, который пережил Алекс.
Но движок у бота мощный, даже избыточно мощный, как принято у вояк. Бот превратился в огненный шар, несущийся над морем к космодрому Пунди. В глазах замельтешило ослепительно-белым и бездонно-чёрным. Я умирал и возрождался в расширяющемся облаке плазмы, а где-то рядом умирали и возрождались мои друзья.
Через доли секунды, как я и предполагал, сработали системы защиты космопорта. В несущийся к посадочному полю ком огня влупили чем-то таким мощным, что плазму сдуло и разметало по небосклону.
Ну а мы, кувыркаясь, понеслись вниз с небес.
— … удак… — донесся до меня голос Вероники и мимо промелькнула её изящная задница и стройные ноги. Надо сказать, она среагировала чётко — крутанулась, вытянула руки и падала теперь вертикально вниз, будто прыгнула с вышки в воду.
Вода внизу действительно была. Километрах в пяти.
Похоже, Вероника решила ускориться, чтобы умереть и воскреснуть максимально быстро.
А я, перевернувшись, лёг на спину и стал смотреть в небо.
Небо полыхало огнём, остатки нашего бота давали шикарное представление для всего Пунди.
Надо мной парил Тянь — он тоже лёг на спину и расслабился. Рядом падал Берхейн — махая руками и явно объясняя Тяню, что он обо мне думает. Мичико и Лейлу унесло куда-то в сторону. Жалко, на них было бы приятнее смотреть, чем на двух голых мускулистых мужиков.
Что ж, начинается финальный раунд.
Интересно, о чём сейчас думает Слаживающая, разглядывая наши тушки?
Я улыбнулся, вытягиваясь на воздушном потоке. Второй день подряд я падал с небес и, знаете…
Мне это начинало нравиться.
Весёлая забава.
Конечно, когда ты бессмертный.
Из всех видов спорта больше всего я не люблю плаванье.
Тут можно предаться воспоминаниям и философствованиям, но вряд ли вам интересны воспоминания старика о сражениях третьей мировой, глобальном потеплении и прочей ерунде, которой учат даже в детском саду и даже на Граа.
Примем как факт.
Я рухнул в океан плашмя — сознательно, чтобы сразу убиться и не тратить время на барахтанье и утопание с переломанными конечностями. А что, бывают же чудеса?
Океан, такой безмятежный с высоты, штормило. Несильно, но всё же накатывали волны, заставляя меня фыркать, ругаться и мотать головой, вытрясая воду из ушей. Я плыл в сторону берега, больше всего опасаясь наткнуться на кого-то из товарищей.
Ну как бы я им объяснил свой поступок? Вся его ценность была в полной нелепости и необъяснимости.
Так что я плыл, зорко поглядывая по сторонам и размышляя, сколько раз мне придётся утонуть, если всё пойдёт не по плану.
Уставать я не умею, продукты метаболизма сами исчезают из организма (какая неожиданность!), но какая-то психологическая усталость всё равно накатывает, особенно если занимаешься нелюбимым делом. В таких случаях требуется полная перезагрузка…
В общем, раза два-три утопнуть мне придётся. А тонуть в океане — дело неприятное, я оживу на глубине и хорошо, если в несколько метров. Придется выплывать.
Ладно. Об этом я подумаю в следующей жизни.
Я плыл, пожалуй, минут двадцать-тридцать, когда почувствовал, что мир изменился. Вот я подныриваю под набегающую волну, выныриваю, плыву… и понимаю, что поднимаюсь на застывшую, замершую волну.
Это было даже красиво. Волна искрилась и бурлила, на гребне дрожала пена, она была не более чем колеблющейся водой.
Вот только она застыла на месте.
Я взмахнул рукой, срывая гребень волны. И рассмеялся, когда он вновь возник на прежнем месте.
Вот так я выгляжу со стороны, когда умираю и возрождаюсь…
Предчувствие опасности нахлынуло на меня — резкое и неотвратимое.
Получилось! Всё-таки получилось!
— Никита.
Я развернулся в воде. И посмотрел на Слаживающую.
Она стояла на поверхности океана, босая, в длинном, до лодыжек, белом платье. И смотрела на меня сверху вниз.
— Привет, Слаживающая, — сказал я. — Рад встрече.
Она молчала, изучая меня, будто заговорившую плесень.
— На нашей планете по воде ходят лишь святые, — сказал я. — И боги.
— Богов нет, есть только я, — сообщила Слаживающая и присела на корточки. Края платья упали в неподвижную воду и самым обыкновенным образом намокли. — Ты хотел меня заинтриговать, взорвав бот?
— Не без этого.
— Не получилось, — она улыбнулась. Боже, как, всё-таки, она красива! Красота — она ведь не формализована, для неё нет формул и правил, она для каждого разная. Это была красота, предназначенная исключительно для меня. Фальшивая, но завораживающая. — Никита Самойлов, ты пытался заинтересовать меня и одновременно вывести из игры своих друзей.
— У меня нет друзей. Я их годами не вижу.
Слаживающая рассмеялась и протянула мне руку.
— Разве чувства землян зависят от времени, Никита Самойлов?
Я молча сжал её ладонь. Слаживающая потянула, легко вытаскивая меня из воды. Я выпрямился и огляделся.
Мир вокруг был погружен в сон. Нет, не умер, не застыл, а остановился в какой-то странной фазе. В пору моей юности были такие картинки в сети, почти статичные, но с закольцованным моментом движения: падали листья с деревьев, текла вода в реке, девушка бесконечно слушала музыку…
Мы словно были внутри такой зацикленной картинки.
— Нет, — признал я. — Не в такой мере, Слаживающая. Скажи, почему ты никогда не появляешься в своём настоящем облике?
— Его давно уже нет, — ответила Слаживающая. — Чтобы получить контроль над временем, мне пришлось уничтожить себя в прошлом и будущем. Всех особей.
— Не жалко?
Женщина вздохнула.
— Жалеешь ты перхоть, падающую с головы? Жалеешь ли ты тело, умирающее в муках перед возрождением?
— Тела — точно жалею, — вздохнул я. — Ну что, поговорим всерьёз? У тебя есть то, что нужно мне. А у меня то, что необходимо тебе.
— Да ну? — она очень по-человечески подняла бровь.
— Конечно же есть. Ты вернёшь нам Землю. Позволишь всем желающим вернуться и жить своей жизнью.
— Люди важны в Слаживании.
— Вернутся не все, ты же понимаешь. Для тех, кто вырос на Граа и прочих планетах — Земля далекий забытый миф. Вернутся немногие.
— Земля уничтожена, твой друг сказал тебе правду.
Я улыбнулся.
— Допустим, — сказала Слаживающая. — Допустим. Но это нарушит все правила и постулаты. Что станет твоей платой?
— Я открою, кто твой враг.
— Думающие. Я знаю. Наши отношения уходят в темноту веков, Никита. Мы как-нибудь разберемся.
— Не только они.
— Меня не любит Контроль. Меня недолюбливает даже Сдерживание. Я знаю.
— И это не всё.
— Павловы, — сказала Слаживающая насмешливо. — Мои замечательные Павловы. Настолько отмороженные, что переносят сознание в клоны своих внуков. Они показывали тебе фальшивую семью, изображающую их для публики?
Я кивнул.
— Так вот, это как раз настоящие Павловы, среднее и младшее поколение. Наслаждаются жизнью богатых бездельников… Да, разумеется, я знаю про них, Никита. Они заметили мою ошибку, но это ничего не меняет.
— О, я говорил не о них, — сказал я.
Слаживающая задумчиво смотрела мне в глаза.
— Ты блефуешь, — сказала она наконец. — Хватит, Никита. Ты заигрался.
— И что же ты можешь сделать? — спросил я.
И обнаружил себя в хрустальной голубой мгле.
Конечно же это был не хрусталь.
Лёд.
Кажущаяся бесконечной толща льда вокруг. Откуда-то сверху шёл слабый, едва заметный свет.
Холодно.
Я был вморожен в гигантскую глыбу льда наподобие Витрувианского человека Да Винчи — голый, с раскинутыми в стороны руками и ногами.
Не шевельнуться.
И не вдохнуть.
Можно только пялиться перед собой (хорошо, что веки открыты) и медленно задыхаться.
Ах ты ж сука, Слаживающая.
Нет, спасибо, что не фотосфера звезды и не черная дыра… А почему, кстати?
Пожалуй, причина может быть лишь одна…
Я задохнулся и ожил. Мысленно грязно выругался.
Причина может быть лишь одна.
Слаживающая наблюдает. Выжидает. Смотрит, что произойдёт. Сбросить ледяную глыбу в звезду, если она убедится, что я беспомощен, для неё не проблема.
Значит, я могу выйти. Как вышел из кипящего расплава.
Я снова умер и возродился.
Задёргался, пытаясь расколоть лёд вокруг.
Ну да, да, конечно же… напугал ежа голой задницей… лёд очень твердый, даже подводные лодки не пытались его расколоть, всплывая на полюсах для своего единственного залпа, а медленно выдавливали, всплывая по сантиметру в минуту…
Так что же, Слаживающая смогла нейтрализовать меня так просто и незатейливо? Я проведу тридцать лет в ледяном плену, задыхаясь и сходя с ума? И все намёки, и догадки Думающего, все мои планы — чушь? Нельзя бороться со сверхсуществом?
Я дёрнулся снова.
Вперёд. Вперёд и вверх.
Я ведь тут сдохну, если не выйду!
Я просто сдохну, я застряну в своё вечном «вчера», я никогда не увижу Земли!
Холодная голубая стена передо мной вдруг разошлась ровной трещиной, уходящей вверх и вниз. Глубоко внизу плеснула тёмная волна. Высоко надо мной ослепительно вспыхнуло солнце.
Я жадно втянул в себя воздух. Вот удивительно, еда и вода мне практически не нужны, а без воздуха я задыхаюсь… Воздух был холодным, чистым и пах морем.
Так… хорошо бы не упасть вниз.
Наверное, я смогу выбраться под водой или по дну. Но это превратится в очень долгое путешествие.
Трещина под моими ногами расходилась всё больше, будто приглашая сдвинуть ноги и упасть в глубину. Я ударил кулаком по ледяной стене и та пошла сетью мелких трещин. Град осколков пронесся мимо меня вниз, распарывая кожу и заполняя провал ледяным крошевом. А узкая трещина вверх превратилась в пологий неровный склон.
По нему я и пополз вверх, оставляя на каждом шаге кровавые отпечатки.
Восхождение заняло четверть часа, но я даже ухитрился ни разу не сорваться и не умереть. Моя первая мысль о глыбе льда была верна лишь отчасти — Слаживающая засунула меня в середину огромного айсберга. Когда я выбрался наверх, айсберг был расколот посередине, но не разошёлся до конца, она стояла на льду, глядя куда-то вдаль. На мой взгляд там ничего не было, повсюду было лишь открытое море, но её зрение наверняка лучше моего.
— Привет, — сказал я, садясь на лёд и свесив ноги в щель. — Блин, я всё себе отморожу. Нельзя же так.
— Я хотела понаблюдать, как ты это делаешь, — сказала Слаживающая, не оборачиваясь.
— Ну и как?
— Не знаю. Никаких энергетических выбросов. Никаких изменений в пространстве-времени. Айсберг раскололся сам по себе, таким образом, чтобы обеспечить тебе удобный путь наверх.
— Круто, — порадовался я. — То есть ты натворила нечто такое, чего не можешь объяснить сама?
— Объяснить могу, понять — нет. Я не учла возможности появления у тебя потомков. После Обращения ты стал неуязвим, поскольку в каждый новый квант времени сдвигаешься назад, к началу своей жизни.
— Это даже не слишком ново, — съязвил я. — А почему я не воспринимаю этой прерывистости?
— Потому что квант времени обладает свойствами частицы и волны одновременно. Он дискретен и непрерывен.
— Во как… — кивнул я, ёрзая на льду. Подо мной лёд уже расплавился в лужу. Но если посижу так подольше, то рискую вмёрзнуть в неё снова, как волк в детской сказке… — Но потомки тут при чём?
— Вы связаны. Кого бы ты ни породил, сам того не зная, он твой якорь, или спасательный круг, вынесенный во времени. Ты не можешь погибнуть. И не можешь быть остановлен — ни в огне, ни в воде, ни в самой совершенной тюрьме. Реальность начинает разрушаться, потому что ты должен выжить и что-то сделать. Понимаешь?
— Не совсем.
— Законы природы начинают меняться, чтобы сохранить тебя. Иначе разрушится сама ткань пространства-времени. Ты превратился в очень опасную бомбу, Никита Самойлов. Я не могу тебя взорвать и не могу тебя хранить. Тебя можно только выкинуть подальше и надеяться, что нас не заденет взрывом.
— Ну так выкинь! — возмутился я. — Тайн больше нет, я всё знаю! Вы забрали с нашей планеты часть людей, как и с других. А потом — развернули Землю назад во времени. И взорвали её в настоящем. Земля цела и люди живы, только теперь они живут назад, ко времени Большого Взрыва. Как и все остальные миры… А вы живёте в основном потоке времени, где стало меньше конкурентов. Да еще и обогатились новой культурой…
— Полагаешь, всё так просто? — спросила Слаживающая задумчиво.
— Верни нас на Землю! Просто верни! Ты ведь с нами сделала то же самое, развернула во времени. Мы живём синхронно с Землей. Ну и верни нас на Землю, а? Чего тебе стоит?
— И ты готов жить во вчерашнем дне? Уходя туда, где нет ни материи, ни времени, ничего?
Я засмеялся.
— Через тридцать лет мне предстоит превратиться в две клетки и умереть. А ты хочешь напугать меня тем, что было тринадцать миллиардов лет назад?
— Забавно, — сказала Слаживающая. — То есть это тебя не страшит. Никита, проблема в том, что ты всё равно опасен. Я не знаю, к чему приведёт твоё появление на Земле. Возможно, ты стабилизируешься и вновь начнёшь стареть. Утратишь свою неуязвимость. Станешь обычным человеком… А если нет? Если ты начнёшь управлять своим временем самостоятельно? Породишь новый вид людей — неуязвимых и вечных? Я немного разбираюсь в людях, уж поверь. Вы нас не простите. Найдёте и уничтожите, отомстите за всё, что мы сделали.
— Даже спорить не стану, — сказал я и встал. Потёр заледеневшую задницу. — А какие у тебя варианты, Слаживающая? Либо однозначно неуправляемый и неубиваемый я, в самом центре Слаживания и сейчас, либо возможная угроза когда-либо.
— То есть врать, что никаких претензий у людей нет и вы не станете мстить — ты не будешь?
Я покачал головой.
— Хотя бы честно, — вздохнула Слаживающая. — Но мы на самом деле хотели лучшего. Для всех вас.
— Ну вот зачем это? — возмутился я. — Скажи еще, что мы плохая культура, агрессивная, безрассудная, склонная к самоуничтожению…
— Но это так и есть.
— Да будь мы ангелами, всё равно вы сделали бы то же самое! Никогда не поверю, что все культуры, которые вы затащили в Слаживание, надо было спасать от них самих!
— Да не от них! — внезапно повысила голос Слаживающая. — Мы спасали вас от того, что ждёт впереди! Так в ваших зоопарках спасают вымирающих животных!
Идя предельно осторожно, чтобы не поскользнуться, я подошёл к Слаживающей. Я был наг, а она — ослепительно красива и в платье на голое тело. Но даже прикоснуться к её руке у меня не было мысли. Разумнее было бы возжелать тайфун или извержение вулкана. На зубчатой, будто корона, вершине айсберга, метрах в пятидесяти над морем, дул ровный холодный ветер и висящее в небе солнце не приносило тепла.
Да на Граа ли мы находимся, в самом-то деле?
Что для Слаживающей расстояния, если она управляет временем?
— Ну так скажи! Может мы и поймём, и простим!
Слаживающая с любопытством посмотрела на меня. Протянула руку и опустила на моё плечо.
— Пойми, мой неудачный эксперимент, Вселенная, где мы живём — вовсе не райский сад. Она полна существ и культур, по сравнению с которыми Большая Четверка — наивные милые добряки. Ты понимаешь, что Вселенные множественны? Что они разделены временами и пространственными границами, но при этом взаимодействуют между собой? Что с самого начала времён, когда материя решила осознать себя — началась жестокая игра, в которой победит кто-то один?
— В смысле — «один»? — пробормотал я.
— Один разум, одна воля, одна сущность. Вся цель существования Вселенной — осознание себя. Одиночный разум не в силах этого сделать.
— А ты?
— Я недалеко ушла от таких как ты, — Слаживающая улыбнулась. Её лицо побледнело от холода, только губы остались алыми и живыми. — Я-мы. Я вобрала в себя всю свою цивилизацию, чтобы сдержать удар. Мы образовали альянс, при всей его разнородности он работает. Но он не в силах победить, землянин Никита. Те, кто реально правят Вселенной, те, кто сжирает друг друга, тушит и взрывает звёзды — неизмеримо сильнее нас. Ты знаешь, кто такие пожиратели Смыслов, пасущие и возделывающие чужие культуры, ведущие их через тысячелетия страданий и мучений? Ты видел иные версии земного завтра?
— А ты? — вновь закричал я. — Ты, придумавшая Слаживание, во имя чего это всё?
— Я видела такое, что тебе и не приснится, маленький бессмертный, — ответила Слаживающая.
— Си-лучи, разрезающие мрак у врат Тангейзера? — спросил я зло.
— Я знаю вашу культуру, Никита Самойлов. Я не репликант, а ты не бегущий по лезвию. Я видела будущее, в котором ани растворили человеческую плоть и заполнили земные океаны. Я видела будущее, в котором хопперы обратились в нематериальные сущности, правящие окрестными цивилизациями. Я видела будущее, в котором легионы Тао строили кольцо вокруг своей звезды, извлекая металл из соседних систем… не брезгуя даже железом в человеческой крови. Ты думаешь, мы жестоки, Никита? Ты ничего не знаешь о мире.
— Может быть и не знаю, — кивнул я. — Откуда мне, неудачному эксперименту! Но Тао-Джон мой друг, ани — несчастные рабы, а вы бросили нас на растерзание касамни. Не бывает меньшего и большего зла, зло — всегда зло.
Слаживающая рассмеялась, сжимая пальцы на моей руке.
— Ах, Никита, как же мне нравитесь вы, люди… Не я бросила вас на растерзание, я вас спасла… Хорошо. Давай заключим сделку.
Я обнаружил, что лёд под ногами исчез.
Как и небо, ветер и холодное солнце над головой.
Мы со Слаживающей сидели за столом посреди зала, полного людей, хопперов, рили и прочих гуманоидных видов Слаживания. Перед нами были тарелки, полные какой-то еды, в руке я держал бокал с белым вином, а Слаживающая — бокал с шампанским.
— Блин, — сказал я, рука дрогнула, и я облил вином лучший костюм, который у меня когда-либо был.
— Ты не бываешь всерьёз голоден, — сказала Слаживающая, беря палочками из тарелки что-то, похожее на розовую креветку. — Как и я, конечно. Но пища — инстинкт, который остаётся навсегда. На вашем Олимпе боги тоже пили амброзию… — она забросила креветку в рот, прожевала. Улыбнулась. — Ну и занимались сексом как не нормальные. Обычное дело для богов, поверь. Кстати, твоя повышенная любвеобильность — совершенно нормально. Твоё тело понимает, что несёт в себе чрезвычайно мощный потенциал и пытается передать его по наследству. Поверь, так это и работает, с начала времён. Материя сражается за первенство, материя пытается захватить Вселенную.
Теперь на ней было красивое, но строгое платье бежевого цвета. Она выглядела как очень красивый человек или хро, ну или как рили. На неё поглядывали с интересом, но спокойно. Идеальной Слаживающая была только для меня.
Жаль, всё-таки, что она тюлень, да ещё не простой, а с сознанием миллиона тюленей.
— Прежде чем мы с тобой договоримся об условиях сотрудничества, — сказала Слаживающая, беря ещё одну креветку, — я хочу тебе кое-что разъяснить. Кое-что, о чём ты, вероятно, не догадался.
— Ну? — спросил я настороженно, перебирая в руках столовые приборы. Были тут и палочки, и ножи, и вилки. Замечательные четырехзубцовые вилки, безотказные в ближнем бою.
— Да, мы играем со временем, обеспечивая свою безопасность и развитие, — сказала Слаживающая. — И мы уничтожаем миры, одновременно оставляя их существовать. Но ты не понял главного. Это мы живём по направлению в прошлое! Мы уничтожаем планеты, пресекая всю их линию в прошлом, но оставляя их жить в будущем. На твоей Земле, Никита, никто не пострадал. Появление Стерегущих, забор населения — всё это осталось в прошлом как странное непонятное нашествие инопланетян. Понимаешь? И вы, Обращённые, живёте по времени своей родины, потому и молодеете. Целы все ваши миры, города, ваши святыни, храмы и столицы.
Она взяла ещё одну креветку.
— Но зачем? — прошептал я. — Вы уходите назад, к началу времён? Это же нелепо, это стыдно!
— О, тебя проняло, — кивнула Слаживающая. — Да, я не спорю. Но мы бежим, понимаешь, Никита? Мы убегаем от зла, которого испугались. От того, что убьёт вас всех — людей, рили, хро… всех вас. От того, что поглотит цивилизации пожирателей Смыслов. От того, с чем мы не в силах бороться. И теперь, когда ты это знаешь, ответь: ты по-прежнему хочешь вернуться на Землю? На твою планету, целую и невредимую, устремленную в будущее — где ей придёт конец?
Она отпила глоток вина и с иронией посмотрела на меня.
— Видишь, Никита, всё не так, как кажется на первый взгляд… И какого будет твоё решение?
Кто как, а я люблю классические детективы. В этом я специалист, за последние двадцать лет прочитал тысяч восемь-девять. Очевидная причина — моя старомодность, я же из поколения «зиллениалов», мы с одной стороны очень адаптивные, а с другой — с прибабахом.
В общем, я не очень люблю детективы, где главный злодей в конце оказывается невиновным и даже положительным персонажем.
Так что я смотрел на Слаживающую и думал, врёт она или нет.
Ха. Как будто это что-то меняет.
Земля жива! Люди живы!
У них есть завтрашний день. И даже если они столкнутся с опасностью… что ж, люди её встретят. Победят или погибнут. Но не кинутся прятаться в прошлом.
— Я хочу домой, — сказал я. — На свою планету. Туда, где миллиарды людей, и нет никакого Слаживания. Где мы сами решаем, как жить.
И неожиданно для себя добавил:
— Пожалуйста.
— Я могу это сделать, — сказала Слаживающая. — Я даже могу выбрать момент времени, где ты окажешься. Время — лишь точка на оси координат.
Она подняла из тарелки жареную креветку. Посмотрела на неё. Креветка стремительно позеленела. Шевельнулась, блеснули крошечные черные глазки. Креветка изогнулась. Вцепилась лапками в палочку, пытаясь вырваться.
Слаживающая неторопливо внесла дергающуюся креветку в рот и прожевала. Улыбнулась.
— Это как воспоминания из далёкого детства, землянин. Холодное море, проворное тело с плавниками, охота на всякую мелочь в глубине. Чистый незамутненный восторг.
— Понимаю, — сказал я безразличным голосом.
— Теперь вопрос оплаты. Если я верну тебя и твоих друзей на Землю — чем ты собирался расплатиться? Именем врага? Так назови его.
— О, я блефовал, — ответил я.
— Никита… Я не могу прочитать твои мысли, но уже достаточно хорошо знаю тебя, чтобы увидеть ложь. Ты что-то знаешь. Может быть ошибаешься, но считаешь себя правым.
— Хорошо, — я кивнул и отпил вина. Оно оказалось неожиданно вкусным. Слаживающая смотрела на меня и улыбалась. — Ты что-то сделала с вином? — неожиданно догадался я.
— Вернула ему свойства, которые вы так цените.
Я отставил бокал. Нет, я не против ощутить, как пьянею. Вот только не сейчас.
— У меня есть догадка. Больше того, предположение. Но мне надо кое-что проверить. Давай встретимся завтра?
Слаживающая на миг нахмурилась. Потом кивнула.
— Хорошо. Я полагаю, что ты пойдёшь к Павловым и станешь выяснять отношения. Это забавно. Могу я поглядывать?
Я кивнул.
А что мне ещё оставалось делать.
— Рекомендую закончить ужин, — сказала Слаживающая. — На ближайший час я постаралась максимально вернуть тебе вкусовые ощущения. Не теряй возможность.
Я думал, что она просто исчезнет. Но Слаживающая встала и пошла к выходу. Только на секунду задержалась, чтобы сказать:
— Оплати счёт, пожалуйста. У меня нет при себе денег.
Хорошая просьба человеку, который не может расплатиться биоданными.
— Не вопрос, — сказал я. — Слушай, один вопрос, он меня полвека тревожит…
Слаживающая кивнула.
— Понимаю. Касамни приняли решение умереть, когда поняли, что вы сильнее. Их кодекс поведения предписывал бороться до тех пор, пока они не убедятся, что сопротивление бесполезно. Когда им стало ясно, что уничтожить вас невозможно, они сделали правильный вывод о покровительстве высших сил — и остановили свою жизнедеятельность. Я говорила, что они очень умны?
— Зато мы, земляне, потрясающие дураки, — кивнул я. — Мы всегда бьемся до конца.
Слаживающая вышла из ресторана, а я с удовольствием поел и допил вино. Еда имела вкус, а вино пьянило. Из любопытства я воткнул в руку нож, вынул. Рана мгновенно исчезла. Нет, Слаживающая не остановила моё движение к младенчеству, она каким-то образом исказила моё восприятие.
Подошёл официант. Я попросил кофе, рюмку горького ликёра, пирожное «канноли» и счёт. Потягивая кофе, развернул листок.
Ого.
Нет, я не бедный. Я скопил немало денег, земная община выплачивал нам гигантскую пенсию лет пятнадцать, прежде чем поняла, насколько растянется эта бодяга. Но сейчас-то я голый-босый, кроме роскошного костюма и… Стоп.
Я снял с лацканов рубашки запонки из переливающегося внутренним светом голубого камня. Положил на блюдечко со счётом. Спросил:
— Устроит? Забыл бумажник.
Официант — седовласый рили, взял одну запонку и ответил:
— Марувийский топаз? Хватит одной.
— На чай, — я пододвинул к нему блюдце со второй запонкой. Залпом выпил горький мятно-солёный ликёр и пошёл к выходу.
У дверей меня и ждали.
Вероника, Берхейн и витающий в воздухе бот. Они были одеты, невредимы и очень, очень злы.
— Как вы меня нашли? — поразился я.
— Ты личность известная, — сухо ответила Вероника. — В новостях мелькнуло, что Обращённый Никита Самойлов ужинает в ресторане «Небесное Таити».
— Какого дьявола ты взорвал бот? — рявкнул Берхейн.
— Ты поступил не по-мужски, Никита, — укорил меня бот голосом Дзардага. — Позор тебе! Сядь на свою мать!
— Я вас спасал, — пояснил я. — Надо было пообщаться со Слаживающей. Не хотел, чтобы вы попали под горячую руку.
Берхейн и Вероника переглянулись.
— Мир, — сказал я. — Ребята, ну ничего же не случилось. Подумаешь — испарились пару раз. Зато какие впечатления!
— Матерью и отцом поклянись, что не врёшь! — потребовал дрон.
— Да уймись, Дзардаг! — ответил я. — Ребята, если всё получится — мы сможем вернуться на Землю. Да, Земля существует. Да, мы можем вернуться. Всё, что могу сказать.
Берхейн открыл и закрыл рот. Вероника размышляла. Потом спросила:
— Та тощая мымра, что сидела с тобой в ресторане…
— Слаживающая.
Вероника вздохнула.
— А мне он показался в образе такого красавчика… Никита, ты не обманываешь?
— Нет.
— Помощь нужна?
Я покачал головой. Потом попросил:
— Хотя нет, вызовите мне такси. До особняка Павловых. И пожелайте удачи.
— Ты нас найдешь? Не обманешь? — настойчиво уточнила Вероника.
— Детка, ну куда я без тебя и твоего агрессивного дружелюбия? — ответил я устало.
Богатому кварталу, где обитали Павловы, изрядно досталось. Я с любопытством наблюдал дома сгоревшие, дома закопченные, дома с выбитыми окнами и распахнутыми дверями, дома залитые противопожарной пеной, дома закрытые сверкающими металлическими заборами, внезапно выросшими до десятиметровой высоты.
Трупы, впрочем, уже все убрали. А кое-где молчаливые хмурые муссы в застёгнутых на шеях сторожевых ошейниках, растаскивали мусор и приводили территорию в порядок. За ними присматривали полицейские с автоматическим оружием в руках.
Неделя-другая — и всё здесь будет как прежде. Деньги творят чудеса не хуже, чем Большая Четверка.
Такси остановилась у дома Павловых, который муссы так и не смогли захватить — хотя, по сути, он был их главной целью. Я выбрался из машины, размышляя ещё об одной игре смыслов, которую кроме меня вряд ли кто-то был способен оценить.
На входе в новенькой будочке сидел знакомый мне молодой охранник. Я помахал ему рукой, тот закивал и молча открыл ворота.
— Рад, что ты жив, — сказал я.
— А уж я-то как… — он смерил меня любопытным взглядом. — Говорят, вы тут всех спасли.
— Не всех, — признал я. — Молодежь дома?
— Младшие Павловы заняты стабилизацией бизнеса, — сообщил охранник. — Но вас велели впускать!
— Ага, — я направился к дому. Понятно было, что о моём появлении предупредят, попрошу ли я это сделать или нет.
Особняк уже выглядел как новенький. Все стёкла вставили, все стены перекрасили. В парке два десятка хопперов и людей (никаких муссов) выкорчевывали пострадавшие деревья и готовились втыкать (слово «сажать» тут подходило меньше) новые, уже взрослые и на вид неотличимые от пострадавших. Неужели клонированные? Да Павловы просто фанаты процесса…
Я вошёл, надменно кивнув дворецкому. Тот мгновенно оценил мой костюм и на его благородном челе появилось одобрительное выражение.
— Я к Ваське и Святику, — сказал я добродушно. — Рад тебя видеть, старина. Как тебе мой костюмчик? Чистая шерсть… э… сириусянского октопода. Не знаешь, существует такой?
— Клоун… — прошептал дворецкий себе под нос одними губами. И громко произнёс: — Господа в кабинете временно отсутствующего Юрия Святославовича. Следуйте за мной.
Я двинулся за дворецким, борясь с желанием дёрнуть его за фалду смокинга или ещё как-нибудь вывести из равновесия. Рили — они такие, ими восхищаешься, но всё-таки хочется вывести из себя.
Дважды постучав в массивную дверь кабинета, дворецкий приоткрыл её и отошёл в сторону.
— Будет весело, старина, — шепнул я ему на ухо. И вошёл.
Василиса сидела за огромным рабочим столом. Такой нужен чтобы завалить его бумагами и планшетами, устроить полный срач на рабочем месте и гордо говорить всем: «извините, творческий беспорядок».
Ну, или если у тебя маленький член.
Впрочем, Василиса очень правдоподобно работала. Перед ней были открыты четыре экрана, по трём шли какие-то видеоотчёты, на четвёртом мелькали цифры и графики. Василиса шевелила пальцами в воздухе, зрачки её бегали в разные стороны — киберимплантом она не пользовалась, но в многозадачной среде работала очень уверенно.
— Минутку, Никита, — попросила она. — У нас небольшая проблема, осетры стали плохо нереститься…
— У вас действительно есть живые осетры? — поразился я. — Кстати, отрок, ты обещал мне черной икры. Зажал?
Святослав валялся на огромном кожаном диване и тупил в планшет. Пёс сидел у него в ногах и пускал слюни.
— Ничего я не зажал, всё уже у вас дома, — Святослав покосился на меня. — Привет. Блин, ничего себе костюмчик…
— Да ладно вам, Юрий Святославович, — сказал я.
— Папы с нами нет, — сообщила Василиса.
— Сложный философский вопрос, — я сел рядом с пацаном. Погладил пса по холке. — Кто мы? Те ли мы, кем кажемся?
Василиса выключила экраны и повернулась ко мне.
— Лена Денисова, — сказал я. — Маленькая храбрая девочка из Вологды. Легко ли снова быть молодой? Тяжело ли жить, зная, что настоящая Лена тихо умирает от старости на планете миллионеров?
Святослав рассмеялся. Сказала:
— Ленок, ты проиграла.
— Я и не спорила. Никита умный, это был только вопрос времени, — ответила Василиса.
— Опровергать не станете, — одобрил я.
— Зачем? — пробормотал Святослав. Отложил планшет, сел. — Настоящая Лена умирает, но это её план. А я вообще давно умер.
— Но память нелегально сохранил.
— Никаких нарушений! — возмутился Святослав. — Это не запрещено. Пойми, это же не бессмертие. Это жуть, если вдуматься. Я-настоящий скопировал свою память, а через три дня умер. Не больше бессмертия, чем в родившемся от тебя ребенке.
— Потому и не практикуется, — поддержала его Василиса. — Не бессмертие, а насмешка.
— Кто приходил ко мне с Тао-Джоном? — спросил я.
— Клоны Юрия, Святослава и Василисы, — ответила Василиса. — Очень долгая и удачная версия. А настоящие… ну, ты же видел яхту? Вот это как раз настоящие сын, внук и внучка.
— А клоны погибли, — кивнул я. — Понятно. Те, кого, все потенциальные враги считали дешевым отвлекающим маневром — и есть настоящее семейство Павловых. Я, выходит, с ними и не знаком…
— Точно, — кивнул Святослав. — У них всё хорошо, пусть так и остаётся. А те, кто приходил к тебе, были очень удачной клон-версией.
— Даже не подозревающей, что они не настоящие, — улыбнулась Василиса. — Девочка вообще умница. Потребовалось несколько лёгких намёков, чтобы она разгадала особенности Обращения и повернула колесо судьбы.
Я смотрел на её милое умное лицо и пытался понять — как это? Играть с судьбами… ну, допустим, не родного сына и внука с внучкой, но их клонов, считающих себя полноценными людьми.
Колесо судьбы — Елена же понимала, что оно прокатится по девушке и пацану, ладно уж, про бульдожку не будем.
— Считаешь нас злыми и бесчувственными? — спросила Елена.
— Да.
— Ты непрерывно обновляешься. С такой скоростью, что человек и осмыслить-то это не может. За твоей спиной — полвека. Бесчисленное множество Никит Самойловых, просто сгинувших, сгоревших, утонувших, замерзших, разрубленных на куски, расстрелянных, сожранных заживо. Что значит десяток клонов по сравнению с этой гекатомбой? Я же знаю, ты убивал себя просто так, чтобы проверить как работает неуязвимость. На спор, шутки ради, чтобы впечатлить девицу или устрашить врага. Если досаждавшая тебе рана не вызывала возрождения — ты её не лечил, а убивал себя и возрождался целым и невредимым.
Я пожал плечами. Ну да. Так всё и было.
— А мы всего-то чуть-чуть поиграли. И учти, настоящие Юрий, Святослав и Василиса знали, что их клоны рискуют и будут умирать. То есть они добровольно пожертвовали часть своих личностей во имя великой цели.
— Хоть цель-то можно услышать? — спросил я.
— Конечно. Отомстить Слаживающему и вернуться на Землю.
— Хм, — сказал я.
— Полагаю, Слаживающая сейчас пытается прочитать наши мысли, — сказал Святослав весело. — Но у неё не получается. Какая досада.
Я встал. Огляделся. Сказал:
— Вы не можете экранировать своё сознание. Разум Обращённых недоступен никому из Четверки, но вы просто люди. Разум стариков в юных телах внуков. Слаживающая должна была прочитать все ваши мысли в долю секунды.
— Верно! — Василиса улыбнулась. — В этом вся прелесть ситуации. Думаю, Слаживающий злится и недоумевает.
— Слаживающая! — сказал Святослав. — Та ещё штучка, секс-бомба.
— Слаживающий! Он был красавчик ещё тот! — возразила Василиса.
И они весело рассмеялись.
Чокнутые.
— Вам тела не жмут? — спросил я участливо. — Всё-таки они ваших внуков, а мальчишка ещё и дитё-дитём.
— Да не беспокойся ты, старый моралист, — усмехнулся Святослав. — У нас всегда было в первую очередь идейное партнёрство.
— Для романтических отношений найдём кого-нибудь другого, — подтвердила Василиса. — Вот ты, к примеру, мне нравишься.
И она кокетливо улыбнулась.
— Кто вас прикрывает? — спросил я. — Думающие?
Святослав и Василиса расхохотались.
— Меня тоже интересует этот вопрос.
Я обернулся.
Слаживающая стояла у дверей. Можно было бы подумать, что она просто пришла в кабинет, как человек, не будь двери закрыты и не застрянь в дверном полотнище край изумрудно-зелёного платья.
Значит, прошла насквозь.
Или материализовалась из воздуха.
Но если уж не заметила, что одежда застряла в двери — то, значит, была вне себя.
— Я не обязана отвечать, — произнесла Василиса с вызовом. — Ни один из постулатов не затронут.
— Завет и Милосердие, — быстро сказал Святослав.
— Разрешение, Развитие, Иммунитет, Соразмерность, — поддержала его Василиса.
— Свобода и Принадлежность, — добавил Святослав.
— Покиньте наш дом, уважаемый, — сказала Василиса.
— Уважаемая, — уточнил Святослав.
Они посмотрели друг на друга. Нахмурились. И хором произнесли:
— Уважаемое!
Девушка и мальчик захохотали, глядя на Слаживающую.
А я медленно отступил в сторону. Происходило немыслимое — двое землян издевались над сверхсуществом, над самым, пожалуй, могущественным членом Большой Четверки.
Никакая поддержка Думающих, которую я подозревал, не позволяла им так себя вести.
Собственно говоря, для такой наглости могло быть лишь одно основание…
— Не реагируй! — закричал я. Нет не потому, что всерьёз доверял Слаживающей и её обещаниям.
Просто последствия обещали быть слишком уж глобальными.
Может быть Слаживающая не настолько хорошо понимала мои интонации и мотивы. Может быть посчитала совет не реагировать столь же наглым, как требование уйти. Может быть слишком большая часть её разума мощи сейчас была отвлечена на другие дела.
Она не послушалась.
Слаживающая раскинула руки — и вспыхнула. Превратилась во вспышку ослепительного всё сжигающего света.
Я ослеп, обгорел до костей, потом и кости рассыпались пеплом.
Через мгновение я вновь стоял посреди разительно изменившегося кабинета. Он стал чёрным и лишился мебели. Чёрные обугленные стены, чёрные закопчённые стёкла, чёрный прах на полу. За моей спиной на стене появился сероватый силуэт — часть энергии вспышки моё тело всё-таки поглотило.
А за Василисой, Станиславом и пёсиком на стене остались белые силуэты. И сами они, ну надо же, кто бы мог подумать, остались невредимы.
Нельзя сказать, что спокойны — брат с сестрой переглянулись и во взглядах мелькнула тревога и облегчение.
— Ты нарушила кучу постулатов, — сказала Василиса.
Я печально оглядел себя. Опять голый. Только обзавёлся хорошим костюмом… Не моё это, видать. Моя одежда — джинсы и рубашка.
— Плевать, — произнесла Слаживающая. Она никак не изменилась, но казалась встревоженной. — Если кто-то из Четверки решил нарушить соглашение…
— Дура ты, — не выдержал я. — Они все его нарушили! Все, понимаешь? Стерегущие, Думающие, Контролирующие! Все!
— Контроль никогда меня не предаст, — ответила Слаживающая холодно. — Я освободила его и дала ему личность.
Я засмеялся.
Сколько лет живу — не устаю поражаться. Что люди, что иные культуры, все почему-то ждут от других разумных поступков.
Нет, я не говорю о благодарности, доброте, справедливости, милосердии. Это бывает, это всего лишь чувства. Я исключительно о разумности.
…Когда-то в будущем Слаживающие, Стерегущие и Думающие сражались с ани. Очевидно, это происходило до того, как они встретили силу, испугавшую их настолько, что они кинулись драпать назад во времени. Битва была жаркой и тяжелой, у ани был надёжный союзник — созданный ими искусственный интеллект. Совершенный, слишком совершенный искусственный интеллект — в какой-то миг он оценил ситуацию как проигрышную или тупиковую и пошёл на сепаратный сговор с врагом. Ани были разбиты и уничтожены, превращены в скованных постулатами биороботов. Бесправные, используемые на самых унизительных работах, живущие оскорбительно мало, но при этом помнящие, кем они были и что потеряли — Слаживающая умела мстить. А искусственный интеллект, который теперь называли Контроль, стал четвертым членом Слаживания. Разумная цена за предательство, верно? С точки зрения прежней Большой Тройки, проблема была решена и вопрос закрыт.
Но шли годы, века и тысячелетия. Большая Четверка убегала назад во времени, прихватывая с собой бывших соперников и конкурентов. Чего они хотели на самом-то деле? Бежать до самого Большого Взрыва, до кипящей кварк-глюоновой плазмы, до сингулярности? Вряд ли. Может быть они планировали перезапустить Вселенную, подстроив её под свои представления о правильном мире. Или, что куда проще, собрав и объединив достаточно много самых разных культур, добиться решающего технологического и силового преимущества, развернуться и вновь двинуться в будущее, уже никого и ничего не боясь?
Первый вариант я бы сравнил с беспощадной ядерной войной на «очищение мира», второй с тактическим отступлением и наращиванием сил. Масштабы, конечно, несопоставимы, но оба варианта в земной истории присутствовали.
И, в общем, несмотря на отдельные сложности, вроде конфликта землян и касамни или проблемы Обращенных, у Большой Четверки получалось.
Они шли назад во времени, сражаясь на границах с теми, кто был их противником в будущем, забирая к себе те культуры, в которых видели пользу для Слаживания. Большая Четверка получила игрушки, которые им нравились. Стерегущие сражались, Слаживающие сводили воедино несоединимое, Думающие постигали тайны мироздания, Контроль поддерживал порядок и воплощался в самых разных биологических телах.
С точки зрения Слаживающей, все получили то, что хотели.
Это было разумно, но, повторюсь, не всё зависит от разума…
— Ты превратила создателей Контроля в бесправных рабов, прочищающих канализацию и живущих две недели, — сказал я. — Тебе мало было победить, ты решила максимально их унизить. Не подумала, что, унижая творца, ты унижала и его творение?
Слаживающая долго, не мигая, смотрела на меня.
— У Контроля нет технологий, способных защитить этих людей.
— А у Стерегущих и Думающих? — поинтересовался я. — Говорю же — ты одна против всех, Слаживающая. Может ты и сильнее любого из тройки. Но сильнее ли троих?
Слаживающая перевела взгляд на Павловых. Очень спокойно, даже добродушно спросила:
— Чего вы хотите?
Павловы переглянулись.
— Переговоры? — спросила Василиса. — Не поздно ли?
— Месть ни к чему хорошему не приводит, вы убедились, — сказала Слаживающая. — Я разберусь с партнёрами, и мы перезапустим наши отношения. Поймите, что вы для них — расходный материал. Какова бы ни была ваша обида на меня, но вы получили богатство, власть и бессмертие в той форме, в которой оно доступно землянам. Давайте придём к пониманию, что вы можете дать мне, а я — вам.
— Эй! — позвал я. — А насчёт меня как? Я выполнил свою часть обещания.
— Признаю, — кивнула Слаживающая. — Как только я урегулирую конфликт — я верну на Землю тебя и твоих друзей, желающих возвращения. Вы сами выберете точку пространства на Земле и момент времени после контакта Земли и Слаживания. Это справедливо?
— Вполне, — согласился я осторожно.
— Я соблюдаю договоренности, — Слаживающая вновь посмотрела на Павловых. — Вы тоже хотите вернуться?
— Нет, — сказала Василиса.
— Нет, — повторил за ней Святослав.
Слаживающая кивнула.
— Так я и полагала. Тогда что?
Я затаил дыхание. Нет, я догадывался, конечно же.
— Мы хотим войти в Большую Пятерку, — сказала Василиса.
И во мне словно что-то сломалось. Я перестал даже мысленно называть её Василисой. Это была даже не Елена Денисова, девочка, сумевшая прыгнуть выше головы и превратиться из беспомощной перепуганной беженки в главу уважаемой бизнес-империи. Это была вздорная старуха из сказки, пожелавшая стать владычицей морскою.
— Большой Пятерки не существует, — холодно ответила Слаживающая.
— Значит, будет, — сказал мальчик Святослав, в чьём теле был разум его деда.
— Земляне не готовы к этой роли, — сказала Слаживающая. — И дело не в вашем уровне развития. Вы — культура индивидуалистов, крайне эмоциональная и нелогичная. Обретя власть, вы станете вредны для Слаживания.
— Мы не говорим о всех землянах, — уточнила Елена. — Только мы двое. Вы видите в нас лишнюю эмоциональность или нелогичность?
— Что вы можете дать Слаживанию?
— Баланс, — ответил Святослав и я вздрогнул. — Ваше Слаживание буксует, вы теряете один перспективный вид за другим. Касамни, гил-гиллан, ани, улторианцы, маддо… Вы слишком развиты для того, чтобы в полной мере оценить потребности и движущие мотивы каждой культуры. Мы поможем реанимировать культуру гил-гиллан, она будет полезна в Слаживании. Мы уладим противоречия землян и хро. Мы знаем, как обратить деструкцию социума улториан.
— Интересно, — сказала Слаживающая. — И как вернуть в Слаживание культуру ани вы тоже знаете?
Елена кивнула.
— Для того, чтобы войти в Пятерку… — Слаживающая замолчала. — Вы должны обрести бессмертие и силу. Метод, который я использовала на Обращенных не годится.
— Давайте его модифицируем? — предложил Святослав. — Добавим реверсивность в вектор нашего внутреннего времени? А лучше — возможность им управлять.
Я нахмурился. Мне показалось, что когда-то я слышал подобную чушь — про «реверсивность внутреннего времени». Но копаться в цепочках памяти не было времени.
— Мы сможем существовать достаточно долго, пока будут позволять ресурсы человеческого мозга, — закончил Святослав.
— А в процессе разработаем возможность расширения своих возможностей, — сказала Елена. — При Обращении вы снабдили стариков пептидными архивами памяти. Наверняка есть и другие возможности нас усовершенствовать.
Слаживающая посмотрела на меня.
— Хотите вновь наступить на грабли, только побольше? — спросил я.
— Сейчас вас защищает технология Думающих и Стерегущих, — произнесла Слаживающая. — Полагаю, ваше предложение ими одобрено.
Елена кивнула.
— Если уж они не рискуют показаться сами, — Слаживающая лучезарно улыбнулась, — то каковы их требования?
— Право вето на виды, принимаемые в Слаживание, — сказал Святослав. — Это требование Стерегущих.
— Возвращение культуры ани в качестве полноценных участников Слаживания, — произнесла Елена. — Требование Контроля, разумеется.
— Ну и снятие запрета на исследования в области физики времени и квантовых вероятностей, — добавил Святослав. — Это Думающие.
Слаживающая взмахнула рукой. Мне показалось, что на миг тела Елены и Святослава заколебались, будто попав в струю горячего воздуха. Но ничего не произошло.
— Любопытно, — сказала Слаживающая. — Вижу, что Думающие уже работают в этом направлении. Грубовато, но…
Она замолчала.
Я подумал, что сейчас Слаживающую припёрли к стене. Видимо, её партнеров по Большой Четверке всерьез достала негласная роль лидера, которую держала Слаживающая.
Право вето на новых членов Слаживания — удар по любимой игрушке Слаживающей, по смыслу её существование. Возвращение ани — реабилитация главного врага. А учитывая потенциал этой культуры — ещё и с перспективой их будущего вхождения в «Пятерку», или во что она там превратится со временем. Ну и разрешение на исследование темпоральных фокусов — ликвидация самого главного преимущества Слаживающих, основы их силы.
По сути, устами Павловых сейчас озвучивались условия капитуляции.
Контроль посоветовал мне найти Баланс. Я-то думал, что речь идёт о примирении переругавшихся культур, или какой-то неведомой фигне, прячущейся в мирах Слаживания.
А меня аккуратно подталкивали к Павловым. Да, три силы из Четверки боялись Слаживающей и ссорились между собой. Но они ухитрились найти компромисс в лице Павловых. Получить того, кто будет озвучивать их требования и угрожать Слаживающей.
Но мне кажется, что я узнал Слаживающую чуть лучше, чем те, кто провёл с ней тысячи лет.
Ох, как же мне не нравилось то, что сейчас неизбежно произойдёт! У меня даже озноб по спине прошёл.
Или стало холоднее?
Нет, реально озноб.
И жуткое ощущение надвигающейся беды. Сейчас я должен был сделать выбор — и не ошибиться.
— Простите, — сказал я. — Всё это крайне интересно, но я бы хотел получить свою награду. Уважаемая Слаживающая, вам ведь не составит труда озвучить предложение вернуться на Землю всем Обращенным? А потом перенести меня и всех пожелавших. Куда-нибудь на Горный Алтай, в Новую Москву, пожалуйста. Лет через пять после того, как вы забрали людей для Слаживания. Заранее спасибо.
Слаживающая задумчиво кивнула.
— Да. Разумеется. Я озвучиваю твоё предложение прочим Обращённым. Но есть небольшая проблема, Никита. Сейчас мне требуются все мои силы, я смогу переместить тебя лишь после разрешения конфликта.
— Это значит, что ты отказываешься от предложения? — резко спросила Елена.
— Конечно же, — сказала Слаживающая.
Воздух в комнате стремительно холодел.
— Никита, — Святослав посмотрел на меня. — Нам, людям, стоит держаться вместе. Три силы из Четырех и твои способности…
Изо рта у него шёл пар. На чёрных сгоревших стенах заблестели капельки воды. Пудель, до сих пор невозмутимо ожидавший рядом с хозяевами, тявкнул и затрусил к дверям. Потыкался в створку мордой, поскребся. Створка приоткрылась, и пёс выскочил из комнаты, только поджатый хвост мелькнул.
— Вместе? Полагаешь? — спросил я, глядя на мальчика, в чьём теле жил разум старика.
Впрочем, я был куда более старым человеком в молодом теле.
— Мы же люди, — ответил Святослав.
— Все мы люди, даже ани, — сказал я. — Слаживающая, можно узнать, что ты делаешь?
— Убираю все лишние технологии в пределах планеты, — ответила Слаживающая. — Через тридцать секунд щиты Думающих и Стерегущих падут.
— Тогда и твои накроются, — быстро произнёс Святослав. — Мы этот вариант рассматривали. Для Контроля и Думающих — идеальный расклад.
— О! — Слаживающая рассмеялась. — Пожалуй, я рискну. У меня есть джокер.
Она провела руками по воздуху — в каждой руке появилась рапира.
— Держи, — сказала Слаживающая и бросила в меня рапиру.
Метко.
Я согнулся, вытащил клинок из живота и воскликнул:
— Да нафига?
— Ты должен убедиться, что по-прежнему Обращён.
— И так верю, — пробормотал я. — Это в твоих интересах.
— Никита! — возмущенно крикнула Елена. — Ты предаёшь человечество!
Я не ответил. Страх ушёл, пришла ослепительная ясность и понимание.
Дверь распахнулась и в кабинет стремительно — никакой важности в поведении и дряхлости в движениях, вбежал дворецкий. В руках у него был короткоствольный автомат полицейского образца.
Интересно, что даже службы правопорядка на планетах используют большей частью примитивное огнестрельное оружие. Нет, конечно, его вполне достаточно, но где же лучевые пистолеты и плазмометы?
За дворецким по коридору гудящим роем неслась стая микродронов, мерцающих всеми цветами радуги.
А в конце коридора заливисто и требовательно лаял пудель. Мне показалось, что в лае прорываются отдельные слова: «вперед», «убить», «атака».
Ах, Святослав Юрьевич, видать и впрямь старого пса не научишь новым фокусом!
Автомат загрохотал, но я уже бежал навстречу дворецкому, прикрывая собой Слаживающую. Не думаю, что даже с отключёнными «щитами» пули повредили бы ей, но я не хотел рисковать. У меня был билет домой, и я собирался его отработать.
Непохоже было, что дворецкого захватил Думающий. Слишком быстро, и слишком расчетливо-аккуратны движения.
Это Контроль.
Последние пули разнесли мне череп, и я ощутил секундную дезориентацию. Этого хватило, чтобы дворецкий выкрикнул:
— Ты должен защитить Баланс!
— Ни черта я не должен! — ответил я, рассекая дворецкого от плеча к бедру. Рапира взвизгнула.
В следующий миг в кабинет ворвались дроны.
Слаживающая вырвалась вперёд из-за моей спины. Рапира в её руках порхала, сбивая микродроны десятками. Я заметил, что попадание нескольких дронов она перенесла без видимых повреждений, но всё же старалась от них уклониться — и вышел вперёд. Такой точностью ударов как Слаживающая я не отличался, зато и уклоняться мне не было нужды. Костюм всё равно сгорел, когда Слаживающая «вспыхнула», а очередные дырки в теле мне безразличны.
В какой-то миг, когда дронов осталось уже меньше десятка, что-то больно ударило меня в затылок. И — поползло вниз по спине. Я обернулся, дёрнулся и стряхнул с себя Святослава Юрьевича, сжимающего в руках нож. Компенсируя невысокий рост и силу, старый козёл подпрыгнул, вонзил мне лезвие в затылок и сползал вниз, поджав ноги, будто пират из детской сказки, спускающийся по парусу.
— Ну ты дурак, да? — возмутился я.
— Ты предаёшь Землю! — крикнул Святослав Юрьевич.
Почему-то меня задели его слова. Секунду я смотрел на сидящего на полу мальчишку, сжимающего свой бесполезный нож. А потом твёрдо сказал:
— Нет.
И пригвоздил его к полу рапирой.
Святослав Юрьевич тоненько взвизгнул, дёрнулся и затих.
Я пошёл к Елене.
— Сволочь! — выкрикнула она. У неё тоже был кинжал, по лезвию которого поблескивали искры. Что-то необычное, технологическое, но проскользнувшее сквозь запрет «лишних технологий». — Мы боремся за людей!
— Только за себя, — ответил я. — Наверное, когда-то было иначе. Но долгая жизнь… она всех делает мизантропами.
Несколько мгновений она смотрела на меня, потом пожала плечами.
— Возможно. Но ты сможешь вернуться на Землю если поддержишь нас.
— Предпочитаю не экспериментировать.
— Никита… я же тебе нравлюсь.
— Не ты, — я развёл руками. — Твоя внучка. И даже не та, которая веселится на курортах с папой, мамой и братом. А та, которая жила здесь.
— Её можно вернуть, — сказала Елена. — Ничего страшного, Никита! Клонированные тела имеются, запись памяти тоже! Если, конечно, я тебе нравлюсь меньше…
Как у неё всё просто!
Тело — лишь оболочка, кусок памяти в голове — личность.
Подумаешь, два-три потерянных месяца жизни, опыт, впечатления, мысли, мечты, страхи. Всё то, что делает нас теми, кто мы есть.
Елена шла ко мне в теле своей внучки, смотрела на меня её глазами, из которых текли слёзы и робко улыбалась.
— Зря ани её убил, — сказал я.
Елена воткнула нож мне в живот.
Было больно.
— Блин, — сказал я, отпихивая её и выдирая нож. Из раны толчками текла тёмная кровь. — Что-то новенькое…
Она успела торжествующе улыбнуться, когда рана исчезла, сменившись грубым шрамом.
— Всё немного сбоит, — сказала Слаживающая, подходя. — Извини.
Я потрогал выступающую полоску на животе. Ну надо же. И впрямь — что-то новенькое.
Слаживающая шагнула к Елене и взмахнула рапирой. Сказала:
— Мне показалось, что тебе тяжело это сделать самому.
— Да, — признался я. — Ну что? Мавр сделал своё дело? Ты меня прикончишь?
Слаживающая выглядела удивлённой.
— Почему же? Я дала обещание. Я отправлю тебя на Землю. Хочешь — сейчас. Или помоги мне. Я хочу уничтожить Контроль. С остальными договорюсь.
— С позиции силы, — кивнул я.
— Конечно.
— А потом?
Слаживающая окинула взглядом два неподвижных тела. Вздохнула.
— Боюсь, мне придётся заменить Контроль — Балансом. Они правы, их роль будет полезна. Куда менее влиятельны, чем Контроль, но важны. Большая Четверка сохранится.
— Хорошо, — сказал я. — Если надо, я помогу. Только пообещай, что ани будут уничтожены полностью и безвозвратно.
— А вы, люди, умеете быть жестокими, — сказала Слаживающая задумчиво. — Хорошо. Я рада, что сделала ставку на вас.
Мы пошли к дверям, и чёрный пепел сгоревшего кабинета хрустел под моими босыми ногами. Чем хорош чёрный цвет — на нём не видно крови.
— Не хочешь одеться? — спросила Слаживающая.
— Да, — согласился я. — Если мы не очень спешим. Я бы на минутку забежал в гардеробную Юрия Святославовича.
— Не спешим. Но я должна тебе сказать, Никита. Я поговорила со всеми Обращёнными…
— Ни один не согласился вернуться, — кивнул я. — Даже не сомневаюсь. Мы, люди, очень любим трепаться, а вот когда доходит до дела — большинство замолкает.
— Алекс особо просил передать, что ты — дурак.
— Не сомневаюсь, — согласился я.
Думающие вышли из мятежа первыми. Просто устранились, оценив ситуацию — мы не встретили ни одного зараженного, хотя по статистике не менее процента населения носили в себе спящие споры.
Стерегущие произвели залп чести. Кажется так это называлось в морских сражениях, когда капитулирующий корабль давал единственный выстрел перед тем, как спустить флаг? Ночное небо над Пунди расчертили призрачные зеленые лучи — нацеленные в планету и бесследно исчезающие в стратосфере. Залп был всего один, после этого Стерегущие прекратили бой.
До конца сражался только Контроль. Полагаю, искусственный интеллект прекрасно понимал, что второго шанса ему не дадут. К его несчастью, он мог пользоваться лишь взятыми под управление разумными существами, чего было явно недостаточно.
Любая программа должна иметь физический носитель, на котором она выполняется. Можно быть всезнающим и могущественным, но, если у тебя есть выключатель — ты не станешь полубогом.
Стерегущая привела меня к зданию в центре Пунди, ничем не отличающемуся от прочих. Обычная офисная башня, увитая по стенам цветущими лозами. Я выслушал короткий инструктаж и пошёл вниз по винтовой лестнице.
Здесь не было герметичных дверей и люков. Только уходящая вниз лестница и ждущая на ступеньках охрана. Я постоял на верхней ступеньке, глядя в молчаливые, лишенные эмоций лица.
Хопперы, земляне, рили, хро, тао… Зуммда.
Какая, к чёрту, разница.
Я взял рапиру поудобнее и пошёл вниз.
Когда я спустился вниз, перешагнув через тело зуммды — он держался дольше всех и убил меня трижды, по металлическим ступенькам текла вниз кровь. Впрочем, изрядная часть была моей собственной.
Контроль обитал в огромном зале, полном прозрачных колонн, заполненных прозрачной жидкостью. На мгновение я удивился, потом понял, что жидкая форма жизни, наподобие ани, и должна была создать жидкие компьютеры. Жидкость в колоннах текла, бурлила и светилась. Уровень её колебался и от этого казалось, что тело Контроля дышит и в нём бьётся пульс. Я положил ладонь на колонну. Она была тёплой, как живая плоть. Напротив ладони вода закружилась пузырчатыми струями — будто реагируя на касание.
— Эй! — позвал я. — Контроль! Не хочешь поговорить? Напоследок?
Из-за колонн медленно вышла девушка-рили. Безоружная, как положено — красивая. Грустная, что неудивительно.
— Спасибо, что обошлось без взрывов, — сказал я. — Надоело драться без штанов.
То, что осталось на мне из одежды, опознать было трудно, но срам всё же прикрывало.
— Взрывать тебя бесполезно, — ответила девушка. — Совершенно бессмысленный и неразумный поступок.
— А дворцовый переворот — разумнее? — спросил я. — Понимаю, что Слаживающая всех достала своими идеями, но…
— Это был единственный вариант, — сказала рили и улыбнулась. — Отпустишь это тело? Она ни к чему не причастна. Подавала кофе обслуживающему персоналу.
— Чего ж не отпустил тех, на лестнице? — спросил я.
Рили развела руками.
— Слишком много времени в живых телах. Сопротивляться стало привычкой.
Я кивнул. Я его понимал.
— Вы, люди, всегда были мне симпатичны, — сказал Контроль. — Именно я предложил Слаживающей обратить несколько человек, чтобы уничтожить касамни.
— Спасибо, — кивнул я. — Не знал. Но ты же не ждёшь, что я тебя пощажу?
— Нет. Другого варианта развития событий нет и не было. Ты убьёшь меня. Прощай, Никита Самойлов.
Девушка суховато улыбнулась. А потом её лицо исказилось от ужаса. Она вышла из захвата Контроля и обнаружила себя перед окровавленным землянином с рапирой в руках.
— Беги, девочка, — сказал я. — Это страшный сон, но он снится не тебе.
Упрашивать её не пришлось.
А я включил рапиру и принялся бить колонны.
Слаживающая сказала, что достаточно уничтожить половину, чтобы структуры разума Контроля оказались необратимо повреждены. Но я увлёкся. Стекло билось в мелкую крошку, жидкость выплескивалась на пол. Я думал, что скоро окажусь по пояс в воде, но тут где-то был слив. Контроль не обладал способностями ани и не мог существовать самостоятельно, он просто стекал в канализацию.
Грустная судьба для полубога, но логичная для дважды предателя.
Для того, кто отвечает за смерть славной девочки Василисы…
Я повторял это себе, идя вдоль колонн и разбивая их взмахами рапиры.
Половина?
Нет уж. Я всегда довожу дело до конца.
Опять же — приятно быть землянином, который уничтожает сверхразум. Пусть даже по команде и с помощью другого сверхразума.
— Хватит, Никита.
Я рубанул предпоследнюю колонну. Чувствует ли что-то Контроль, когда последние структуры его сознания рушатся на пол потоками воды.
— Никита!
Я разбил последнюю колонну. Обернулся к Слаживающей.
По каким-то своим причинам она не рискнула спускаться к Контролю, пока тот был жив.
— Увлекся.
Слаживающая молча смотрела на меня. Покачала головой:
— Я надеялась его допросить. Просмотреть глубинные слои памяти, понять, в чём была моя ошибка.
— Извините. Они убили Ваську, — сказал я. — Уверен, что Контроль это одобрил. Если не брать Думающих, то он был самым умным среди заговорщиков. Но Думающим, мне кажется, просто хочется думать в покое и без всяких ограничений. Им на власть плевать.
Взгляд Слаживающей потеплел.
— Меня очень трогает человеческая романтичность, особенно связанная с любовью. Мы тоже были такими. Многие культуры относятся к сексу и любви сугубо прагматично.
Я кивнул.
— Ты не обязан уходить, — сказала Слаживающая. — Я серьезно обдумала предложение Павловых. Баланс сменит Контроль. Я привлеку более ранние версии Елены и Святослава и обеспечу их определенными возможностями.
Я пожал плечами.
— Ты тоже можешь присоединиться, Никита Самойлов. Для тебя я создам версию Василисы, наиболее близкую к той, что тебе понравилась.
— Она всё равно будет другой, — ответил я. — Хватит уже, Слаживающая. Или отпусти меня на Землю, или уничтожь.
— Я уже говорила, что попытка убить тебя приведёт к непредсказуемым последствиям, — Слаживающая вздохнула. — Хорошо. Я выполняю свои обещания, Обращенный.
— Свет, Спасение, Завет, Милосердие, — сказал я.
— Да. Прощай.
Мир исчез. Превратился в бесконечную тьму, где метался мой разум.
…На Панди мы попали на кораблях Стерегущих. В огромных гулких трюмах, где набросали матрасы, поставили ящики с едой, баки с водой, туалетные кабинки. В грузовых отсеках везли грузовики, танки, топливо, оружие — всё было отобрано по неизвестным нам критериям, но про это мы еще не знали. Было душно, воняли немытые тела. Было страшно. Многие считали, что нас собираются сожрать. Большинство взрослых либо молились, либо трахались, никого и ничего не стесняясь. То и дело кто-то кончал с собой или бросался на соседей, пытаясь их убить. Нескольких мужиков линчевали, и должен признать — они дали к тому все основания. Какая-то старуха ухитрилась за два дня сколотить секту и чуть было не убедила половину трюма коллективно самоубиться. Её кто-то задушил во сне, быстро и безжалостно. Дети, большей частью попавшие сюда без родителей, первый день ревели и орали, а все последующие — носились по трюму, играя и вопя как ненормальные.
В общем, это было весёлое путешествие длиной в десять дней. К концу четвертого дня военные и полицейские организовались и немного навели порядок, но в те дни я многое для себя понял и решил. Сидя на корточках на голом полу (матрас у меня отобрал какой-то молодой бугай), медленно жуя беззубым ртом галету или зачерствевший сэндвич, я бережно растил свою ненависть.
Я не знал ещё, кого именно ненавижу. Стерегущих я уже видел и эти деловитые здоровяки, похожие на дварфов из сказок, не казались мне особенно злобными. Скорей это были винтики в часовом механизме, а вот кто там был пружиной, кто заводной головкой, а кто точным балансиром — оставалось загадкой.
Я не знал их, но уже ненавидел.
Будущее было туманно и пугающе, я понимал, что мне отпущен год-другой, но… быть может старый солдат получит чуть больше жизни в этом странном звездном будущем? Молодежь не умеет ни ждать, ни ненавидеть. Им везёт, что старикам отпущено немного жизни.
Потом нас высадили в пустыне и указали направление на Пунди.
Потом были касамни.
И всё это время я орал, капризничал и сварливо ругался. Не забывая при этом нахваливать пришельцев, что забрали нас с пережившей мировую войну обреченной планеты. Я не знал, сработает ли это, но на всякий случай решил считать, что за нами непрерывно наблюдают и анализируют поведение. Я должен был быть как все, только чуть проще и настроен на сотрудничество.
А потом была Слаживающая.
Что ж. Не так, как я хотел. Отомстить не удалось. Но я вырвался.
Я же вырвался?
Эта тьма рассеется, я окажусь на Земле?
Или Слаживающей наплевать на все постулаты и обещания, как это всегда и бывает у сильных мира сего?
И я уже мёртв, а это посмертие для Обращенных — бесконечная тьма, в которой станет метаться мой обезумевший разум?
Я стал размышлять о том, что стану делать в таком случае. Не знаю, как долго — тут не было никаких ориентиров и, возможно, даже времени — кроме зацикленного в моём теле.
…И в этот миг пространство распахнулось, вспыхнуло тьмой — обычной ночной тьмой, а не бесконечным мраком. Я упал. Подо мной была трава, мокрая и пахнущая травой. Где-то вдали вскрикивала ночная птица. Над головой сверкали звёзды.
В тревожном ожидании я постучал пальцем по виску.
Секунда. Другая.
Скорпион… Змея… Змееносец.
Я присел, глядя на земное небо над головой.
Слаживающая не обманула.
Она вернула меня на Землю.
Тьма была всё-таки не кромешная. Я оказался в низине, но к северу, за пригорком, стояло свечение — такой знакомый, родной, электрический свет над городом.
— Жаль, что не поквитались, — пробормотал я. — Но спасибо.
Встал и пошёл на пригорок. По пути не выдержал, перешёл на бег. И остановился на каменистом плато.
Километрах в двадцати сияли огни Новой Москвы. Кремль стоял на возвышении, совсем как старый, над башнями трепетали подсвеченные флаги. В сторонке высились небоскребы Торгово-Финансовой Палаты — раньше такие районы называли «Сити», но сейчас английские термины вряд ли популярны. Жилые кварталы тоже разрослись, а еще город опоясывала кольцевая дорога. Хоть Новая Москва и избавилась от радиальной планировки, но московское кольцо было символом, который обещали воссоздать ещё десять лет назад.
Я сел и засмеялся.
Земля была жива. Земля пережила и войну, и визит Слаживающих. И продолжала развиваться. Может не так быстро, как всем бы хотелось, но — сама.
Под пальцы попался камень, мелкий, но с острым краем. Я поднял его, поколебался мгновение, а потом резанул себя по руке.
Стряхнул кровь.
Раны не оказалось. Как бы там ни было, но на Земле моё Обращение тоже работало.
Я рассмеялся.
И поймал себя на том, что сижу и колочу пальцем по виску, будто пытаясь вытрясти из пептидных цепочек памяти… что? Что именно?
То, чего я не знаю?
Ну глупость же, их срабатывание не зависит от внешних факторов, но я почему-то всегда постукиваю себя…
Я размахнулся и ударил камнем в висок.
…Полицейский эксперт был хро. Но надо признать, вёл он себя без привычной подавленной агрессии.
— Нет, это не диверсия. Вы установили слишком много защитных систем, — сказал он, пряча тестер в карман комбинезона. — При совпадении некоторых условий возникает перегрузка в подводящих путях и предохранители выбивает. Можете завести дополнительный кабель, а можете поставить энергетический бустер, чтобы компенсировать пиковую нагрузку. Я бы посоветовал второе. Дешевле и бюрократии меньше.
— Организуете? — я сидел на диване и смотрел на полицейского, стоящего у открытого щита в моем замечательном жилище без окон.
— Не проблема, — ответил хро. — Не пойму только, к чему такая паранойя? Вы же Обращенный, верно? Вас можно в котле с расплавленным вольфрамом кипятить. Кого вы боитесь?
— Никого, кроме Большой Четверки, — ответил я. — Да и то, скорее Слаживающую… С Контролем я бы поговорил.
— Зачем? — удивился полицейский.
— Есть тема, — сказал я уклончиво. — Вот я и подумал, что если стану вести себя странно, то кто-то из Большой Четверки заинтересуется, заглянет на разговор. Я поставил на Контроль, это их прерогатива.
— А, — сказал хро. — Но почему именно Контроль?
— Последняя из культур, вошедшая в Большую Четверку. Да еще слухи ходят, что при сложных обстоятельствах.
Полицейский сел в кресло напротив.
— Слаживающая не способна прочитать ваши мысли, — сказал он. — Бонус Обращения. Но если вы затеете какую-то игру — она прочтёт ваши замыслы по невербальным реакциям. Дрожание голоса, микромимика, температура тела, влажность дыхания…
— Это если я сам буду знать хоть что-то подозрительное.
Хро улыбнулся.
— Логично. Но вы так уверены в существовании противоречий внутри Четверки… вы же совсем ничего о ней не знаете.
— Я знаю, что такое власть.
Хро смотрел на меня, размышляя.
— Такое ощущение, что вы считаете себя исключительным, Никита Самойлов…
— У меня есть одна догадка, — ответил я. — Почему-то все Обращенные — одинокие люди, не имеющие потомства на Земле. Но у меня было оставлено распоряжение на случай смерти или пропажи без вести…
— Опасная догадка и еще более опасное признание! — хро прервал меня, погрозив пальцем. — Стоит вам её озвучить — и симпатия Слаживающей к своей любимой игрушке обернется ненавистью.
— Значит, озвучить должен кто-то другой, — сказал я. — Причём его цели должны быть глобальны, но спрятаны и неясны.
— Звучит хорошо, — сказал хро и протянул мне руку. — Никита Самойлов, я Контроль. Вы готовы заключить соглашение?
— Да.
Секунд десять Контроль сидел с пустыми глазами. Потом моргнул.
— Это будет сложно и связано с множеством жертв.
— Нормально, — кивнул я.
— Результат не гарантирован, — сообщил Контроль.
— А разве иначе бывает?
— В конце вам придётся убить меня, — сказал Контроль. — Только я буду владеть всей полнотой информации и её не должны прочесть.
— Это сложно? — спросил я.
— Нет. Видите ли, я существую в структурированной воде. Сто двадцать один цилиндр, объемом около тонны каждый.
— Странное число.
— Обычное, у нас семеричная система счисления. Вы должны будете разбить все цилиндры.
Я почесал кончик носа.
— Надо, чтобы я вас возненавидел.
— Сделаем, — кивнул Контроль. — Вас не удивляет, что я готов пожертвовать собой?
Я лишь покачал головой.
— В итоге вы должны будете вернуться на Землю, — сообщил Контроль. — Поверьте, это и обеспечит вашу месть.
— Ну ничего себе, — сказал я. — Я смогу умереть дома!
— Не уверен насчёт смерти, — ответил Контроль. — На Земле вы, скорее всего, впадёте в реверсивное состояние внутреннего времени. До тех пор, пока будет существовать хоть один ваш потомок — вы станете балансировать возле точки нынешнего возраста.
— А где подвох?
Контроль улыбнулся.
— О, когда-нибудь вы пожалеете о том, что сделали. Почти наверняка.
— Я готов рискнуть, — сказал я.
И мы с Контролем пожали друг другу руки…
Я потёр висок. Кивнул. Прошептал:
— Спасибо, Контроль.
И пошёл впер ед.
Сейчас на Земле, явно, мир. Но наверняка в меру паранойяльный. С документами, прописками, местным аналогом «контроля». Со шпиономанией. С подозрением к чужакам. Тут бы и одной войны хватило, а Земля еще и визит инопланетян пережила.
Никиту Самойлова во мне не заподозрят, конечно. Тот сгинул десять лет назад, даже если базы данных хранятся, то они вряд ли актуальны и проверяются в каждом случае.
А вот его родственником я могу оказаться. К примеру, сыном? Ну да. А почему бы и нет. С базами данных придётся чуть поработать, но я многому научился за полвека. Был в плену. Или в дебрях лесных выживал. В скиту среди монахов. В берлоге у медведей. Я придумаю.
Ещё меня нельзя убить. По-прежнему.
Это очень удобно, поверьте. Я знаю.