Эдисон Багиров знал: чтобы дела шли хорошо и под ногами не путалась всякая шушера, нужно себя изначально грамотно поставить. Эдисон жил в Москве давно. Лет двадцать. Когда началась перестройка и в поисках лучшей жизни в Москву хлынули тысячи таджиков, казахов, азербайджанцев и представители прочих национальностей, поехал и он, Багиров…
Багиров спокойно ехал на своем «порше». По распорядку у него значился выходной, а это означало, что он может прошвырнуться по магазинам, чтобы обновить свой гардероб, да и прикупить пару золотых цепочек, после чего пообедает или поужинает в своем ресторане, и еще для отличного завершения дня поедет в ночной клуб, где снимет, а потом и трахнет практически за бесплатно молоденькую москвичку.
Жизнь его не была такой сладкой. По приезду в Москву Багиров на личном примере узнал, что такое голод, когда ты слоняешься, не жравши целый день, что такое беготня от ментов, которые нещадно маслают тебя дубинками, что такое холод, когда спишь в каком-то подвале, лежа на картонке и набросав на себя газет, и что такое расовая вражда, когда где ты ни появишься, сразу вызываешь ненависть. Те годы слишком хорошо отпечатались в памяти Эдисона Багирова, поэтому он и ценил свою нынешнюю жизнь, брал от нее все и вообще-то не гнушался никакими средствами, понимая, что если не заберешь свой кусок, никто тебе его не подарит.
Совесть Багирова не мучила. У него было оправдание: раз его избили какие-то русские националисты, просто так, ни за что, когда он просто шел по улице. Тогда Эдисон впервые в жизни подумал, что умирает. Он валялся на асфальте, истекая кровью в проулке. Немногочисленные прохожие шарахались и проходили мимо. А он, Эдисон, тщетно пытался подняться, понимая, что если его заберет милиция или скорая помощь, то вышвырнут его ко всем чертям из России.
И тогда он озлобился, понял, что если не начнет действовать, то его просто разорвут на куски. Оказалось, что не одного Багирова мучили подобные мысли. Он нашел своих единомышленников на рынке, где работали азербайджанские торговцы. Как водится, на рынке были и рэкетиры, которые вели свой бизнес. Эдисон за неплохую мзду пообещал своим соотечественникам, что избавит их от рэкета и наездов. Со своим первым делом он справился успешно. Вооружившись ржавой арматурой, он и еще четверо знакомых до смерти забили троих рэкетиров на устрашение другим. После этого случая Багирова начали уважать и бояться, и он, чтобы не отойти в лучший мир, вскорости обзавелся оружием. Со временем Багиров, обросши огромным числом соплеменников, также недовольных притеснениями со стороны коренного населения, организовал сильную бригаду. Через кооператив взял под свой контроль торговлю фруктами и цветами, вытеснил из рынков прибалтов и украинцев, держал Центральный, Ленинградский и Черемушкинский рынки, вышел на связь с преступными группировками из Турции, Пакистана и Ирака, специализируясь на торговле валютой и наркотиками. Правда, не все складывалось так гладко, как того хотелось бы. Случались и промахи, и довелось пропустить парочку серьезных ударов, когда однажды менты погромили его торговые точки в ходе спецоперации. Он, как руководитель азербайджанского землячества в Москве, на встречах с представителями власти высказал ряд претензий. Представители грузинской и армянской общин позорно молчали. Понятно, что менты их почти не тронули, но могли бы вступиться хотя бы в знак солидарности. Тогда еще министр внутренних дел Азербайджана сказал, что рейды московского ОМОНа могут спровоцировать «вспышки народного гнева» против многочисленного русскоязычного населения Баку.
Ничего, Багиров оправился и от этого удара. Конкуренты хотели подкосить ему бизнес, но у них ничего не получилось. Эдисон завязал контакты среди азербайджанских коммерсантов и организовал торговлю икрой и рыбой ценных пород с азербайджанского побережья Каспийского моря.
Когда начались наезды со стороны русских и чеченцев, Багиров ответил жестко. На каждое убийство азербайджанца он отвечал десятью убийствами, его бригада, впоследствии ставшая организованной преступной группировкой, расстреливала и убивала всех, кто только набирался смелости стать у Багирова на дороге. Он снискал себе уважение в криминальных кругах Москвы, и с его мнением вынуждены были считаться. Благодаря своему авторитету Багиров получил контроль над общаком и мог распоряжаться крупными суммами денег. Нетрудно догадаться, что львиную часть прибыли приносила наркоторговля, а остальные бизнесы шли в дополнение, но Эдисон, памятуя голодное прошлое, когда он чуть ли не нищенствовал, не гнушался любой возможностью заработать. У него было чутье на дело, на деньги.
Сейчас ему было около пятидесяти, и он мог немного расслабиться, расквитаться с теми годами, когда ему с утра до ночи приходилось работать, выискивать какие-то возможности и, всякий раз ввязываясь в какую-нибудь крупную аферу, рисковать своей шкурой и всем имеющимся. Как человек предусмотрительный, он легализовал свой бизнес, носил костюм, ел в дорогих ресторанах и, в общем, вел образ жизни респектабельного человека, заработавшего на свой кусок хлеба. Да и времена теперь были другие. Накопленные средства, чтобы избежать ненужных проблем, он перевел в оффшорную зону. Всякое случается, кто его знает, может, он, Багиров, теперь влиятельный коммерсант, ходит под бдительным оком ФСБ. Он давно усвоил: для того чтобы не проиграть, нужно быть всегда настороже. Возможно, вследствие таких принципов в свои годы Багиров не имел семьи и друзей. В его бизнесе было опасно к кому-то привязываться. В криминальном мире не гнушаются убивать близких, чтобы заставить принять нужное решение, а он, Багиров, не хочет становиться заложником такой ситуации. Багиров предпочитал питаться в ресторанах своих соотечественников, вернее сказать, подчиненных авторитетов. Кто его знает, может, в чужих ресторанах его отравят. Он был вынужден самостоятельно заботиться о своей безопасности. Естественно, ему это не нравилось, потому что думать приходилось много и напряженно, но, с другой стороны, он не собирался и не хотел умирать и поэтому менял машины, охранников, телефонные номера, а свои намерения держал при себе, не доверяя никому, даже помощникам. Он догадывался, что его ненавидят, и поэтому вел себя жестко и бескомпромиссно, исходя из принципа, что пускай его лучше боятся и уважают, чем когда-нибудь воткнут нож в спину из-за его малодушия.
Несмотря на то что Багиров жил в Москве вот уже двадцать лет, он все никак не мог привыкнуть к дикому холоду, который начинался тут с ранней осени и заканчивался поздней весной. Лето и вовсе казалось недостижимой мечтой, каким-то мимолетным сном. Больше всего мерзли лицо и уши, поэтому, когда терпеть это надоело, Багиров отпустил бороду. Но и тут возникли свои неудобства. Каждый мент считал своим долгом спросить паспорт и допытывался по поводу временной регистрации. Багирову хотелось плюнуть в эти тупые рожи, но он сдерживался, понимая, что эти идиоты в форме не достойны даже его дорогих ботинок. Его утешал тот факт, что он, Багиров, вопреки этим дуракам со своей законностью и правопорядком, утвердился в Москве, показал свою силу и в целом состоялся. Он не хотел быть пешкой даже в трудные времена, считая, что нет резона ехать в Москву для того, чтобы подметать там улицы или быть каким-нибудь торгашом или кассиром местного разлива. Нет, не для того он сюда приехал…
Багиров поддал газу, и его «порше», взревев двигателем на светофоре, стремительно вырвался вперед, оставив далеко позади замызганный «жигуленок» и старенький «мерседес». По дороге он собирался заскочить домой, чтобы взять кое-какие документы и поехать на встречу. Из родного Баку предлагали организовать поставку нефтепродуктов, и ему, человеку обладающему широким спектром связей, требовалось провести некоторые операции так, чтобы ни один мент не подкопался. Он мог заработать хорошие деньги, да и чего отказывать землякам, если, по сути, только и надо, что сделать пару звонков и встретиться с нужными людьми.
Пошел первый снег. Снежинки медленно падали на капот и таяли. Эдисон Багиров нахмурился и закурил. Снежинки были для него предвестниками плохой погоды.
Одной рукой он держал руль, второй стряхивал пепел, машинально глядя вперед. Снежинки все падали и падали, словно назло…
Эдисон давно мог приобрести себе элитный особняк где-нибудь в Центральном округе Москвы, но он не хотел выпячиваться и поэтому по-прежнему жил в Южном округе, где давно приобрел двухкомнатную квартиру, да и в целях собственной безопасности это было разумно. Пускай дом был и стареньким, но свое жилье Багиров обставил как следует, с настоящей восточной роскошью. Соседи и не подозревали, что за обыкновенной железной дверью существует дворец, где все предметы обихода золотые, начиная с унитаза и заканчивая ножами и вилками…
Оставив машину на платной автостоянке, Эдисон пешком поднялся на шестой этаж, достал из кармана ключи и отключил «таблеткой» сигнализацию.
Каких-то наркотиков, оружия и крупных сумм денег он в квартире не хранил, но все равно хотел обезопаситься от воришек. И это хорошо еще, если заберутся обыкновенные воришки, а вдруг оставят прослушивающее устройство или будут поджидать его внутри.
На памяти Эдисона было несколько покушений. Многим он сидел занозой в одном месте, его ненавидели и завидовали, и поэтому хотели его убрать и поделить между собой кусок его пирога.
Открыв дверь, он собирался зажечь свет, как внезапно чья-то рука взяла его за шиворот и толкнула вперед, да так сильно, что он тут же упал. Дверь закрылась, и Эдисон оказался в полной темноте. Его охватил панический страх. Никогда еще такого с ним не случалось. Но правильно говорят, что когда-нибудь все случается с нами впервые.
Первым делом Эдисон потянулся за пистолетом, который, как он понял в это мгновение, забыл в машине, но его руку предусмотрительно перехватили и так сильно сжали, что у Багирова искры полетели из глаз, и он едва не завыл от боли.
Незнакомец никуда не торопился и за все время не проронил ни одного слова. Он нелюбезно уперся Багирову коленом в спину и связал его запястья веревкой.
Эдисон подумал, что сейчас его начнут пытать, он и сам не раз пользовался этим приемом и поэтому прекрасно знал, как это неприятно.
– Говори, чего ты хочешь! – заговорил Багиров, приходя в себя.
На ходу он сортировал мысли в своем помутившемся сознании, пытаясь понять, кто его мог подставить и кинуть. В последнее время он ни с кем не конфликтовал. Неужели это сведение старых счетов? Кому он когда-то навредил?
Эдисон понял, что это не киллер, иначе он давно был бы убит. Киллеры так не церемонятся со своими жертвами. Или он вначале хочет узнать всю необходимую информацию, а уже потом убрать его, Эдисона, как ненужный мешок с дерьмом? Багиров не понимал, как он мог попасться, когда вроде бы все просчитал. Он мог бы ездить с охраной, но Эдисон отогнал эту мысль в самом начале своей «карьеры», так как среди охранников часто встречаются предатели, которые впоследствии тебя и убивают, пользуясь неожиданной ситуацией и твоей беспомощностью, потому что в той или иной степени ты доверяешь охранникам. Ты не можешь им не доверять.
– Кто ты такой? – спросил Багиров уже окрепшим голосом.
– Может, тебе паспорт показать? – сказал насмешливый голос.
– Убери колено. Больно.
Багиров пытался разглядеть незнакомца, но ему это не удавалось, так как он лежал на полу, уткнувшись носом в пыльную дорожку, чувствуя только, как больно врезается в спину колено. Он попытался повернуть голову.
– Осторожнее, Эдисон, не дай бог свернешь шею, то потом еще скажут, что это я сделал.
– На кого работаешь?
– Индивидуальный предприниматель.
– Не гони, мудак!
В следующую минуту Эдисон понял, что погорячился, так как незнакомец ребром ладони резко ударил его по шее.
– Если будешь хорошим мальчиком и расскажешь мне все что надо, я оставлю тебя в покое. Начнешь сопротивляться – пеняй на себя. Я дам тебе минутку подумать, а то скажешь потом, что, мол, тебя лишили выбора.
Эдисон смекнул, что положение его гиблое, и что лучше рискнуть и сказать, что хочет этот придурок, чем сдохнуть.
– Ну, – неохотно выдавил Эдисон. – Чего надо?
– Кто играл в ножички на стройке?
– Не понял, на какой стройке?
– Повторяю еще раз: кто зарезал, как свиней, одиннадцать армян, а двенадцатому отрубил руку? Или ты здесь ни причем?
– Это местные разборки…
– Это мы уже слышали, – сказал незнакомец и разочарованно вздохнул. – Не хочется, а придется.
И Эдисон почувствовал, как чужой ботинок оказался у него на шее и начал давить не хуже пресса.
– Стой! Стой!
– О как! Вернулась память?
– Я могу выдать их!
– Вот это уже другой разговор.
Незнакомец убрал ботинок с шеи Эдисона, и тот сразу же потер ее руками. Багиров понимал, что сопротивляться не имеет смысла. Даже если предположить, что он ударит незнакомца и попытается добраться до спальни, где в тумбочке лежит пистолет, то этот тип гораздо раньше выпустит в него парочку пуль. Предположения Багирова тут же подтвердились, так как вместо ботинка в его шею уперся холодный ствол пистолета.
– Я понимаю, что тебе очень неприятно, так что давай закончим разговор побыстрее. Почему ты убил людей на стройке?
– Я не убивал. Армяшки затевают что-то крупное. Я пока не знаю всех подробностей. Мне известно, что армяне наехали на нас. Босс был в бешенстве.
– Кто приказал им это сделать?
– Назим Аскеров. Он сказал, что мы предупредим армяшек. Замочим всех на стройке.
– Там был один чиновник Сукиасян. Почему вы отрубили ему руку?
– Это предупреждение.
– Тебе знаком Орбели?
Багиров слышал об этом армянском бизнесмене, который жаден не по карману. Эдисон сам бы разобрался с ним, но не мог, так как, по слухам, у Орбели была солидная крыша во властных структурах, он был связан с некоторыми преступными группировками.
– Нет. Не знаю его.
Незнакомец устало вздохнул и наконец-то – к явному облегчению Багирова – убрал пистолет.
– Ладно, не дергайся. Предупреждаю на будущее: больше никаких армянских трупов. Иначе сам поедешь в морг. Ты все понял?
Багиров, нервно сглотнув, кивнул. Незнакомец, тихо скрипнув дверью, ушел, а Багиров все еще долго лежал на ковровой дорожке, не в силах подняться. С этого момента он решил ходить только с охраной.
Если бы Георгий Сукиасян догадывался, каким адом обернется для него эта встреча, он послал бы куда подальше и Орбели, и всех тех, кто затянул его в эту кашу. Ему все равно, кто они такие, но так обращаться с собой он никому не позволит.
Он очнулся, лежа на столе. Пахло кровью и еще чем-то гадостным. Чем именно, он разобрать не мог. Губы его пересохли и чуть ли не склеились от жажды. Лежа в кромешной тьме, он не сразу сообразил, где находится. Пошевелившись, он ощутил адскую боль и закричал.
И тут к нему вернулась память. Он вспомнил, как резко открылась дверь, вбежали налетчики и набросились с ножами на рабочих, как он сидел в углу, парализованный страхом, как его взяли за шиворот, словно пугливого котенка, и положили на стол.
Снаружи шел сильный ливень. Дождь яростно барабанил о жестяную крышу барака.
Сукиасян осторожно попытался подняться. Он чувствовал свои ноги, боль в животе, шею, но что-то странное происходило с рукой. С правой рукой. Сукиасян левой рукой попробовал коснуться правой, но вместо этого коснулся грубо обрезанного рукава пальто.
Его обуял страх. Он снова закричал, сколько было сил в легких, кое-как сполз со стола и тут же споткнулся обо что-то тяжелое и мягкое. Согнувшись, Сукиасян разглядел, что под ногами лежит чье-то тело.
Ему тяжело было свыкнуться с мыслью, что он потерял руку, но еще более страшной была мысль о том, что, если он замешкается, его заберут менты, и тогда он точно не жилец. Орбели избавится от него как от ненужного предмета.
Сукиасян то и дело натыкался в темноте на трупы. Шаря левой рукой, он пытался найти деньги и весь извозился в крови. Он ползал на коленях и искал этот чертов пакет, но его нигде не было. Вот-вот приедет милиция. Нет, конечно, он мог бы задержаться, но что тогда получится?
Мобильный телефон, к счастью, оставался в кармане, поэтому Сукиасян сразу же позвонил шоферу. О том, чтобы вызвать такси или поймать попутку и речи не могло быть. Его в таком виде запомнит любая собака. Ну, ничего, он оклемается, выживет назло этим ублюдкам, а потом узнает, кто это сделал и собственноручно отрежет этому подонку голову.