Покаяние. История Кейса Хейвуда

быстро отстранился, мучая ее. Потом моя рука передвинулась вверх к ее груди, где я

двигал своими пальцами очень медленно по выдающемуся декольте.

Она извивалась подо мной, умоляя меня прикасаться к ней больше, прикасаться

к ней там, где она хотела, но я пользовался своим счастливым временем. Сегодня все

будет на моих условиях.

Я опустил голову к ее шее, и она наклонила ее в сторону, чтобы у меня был

лучший доступ, чтобы провести своим языком вдоль ее пульса. Мне никогда не будет

достаточно ее вкуса. Он сладкий, как мед, и может быть, немного с перчинкой. Он

уникален – все в ней нахрен уникально – и именно этим она меня пленила.

Вместо того, чтобы использовать пальцы, я растопырил ладонь на ней и провел

вверх от ее живота, останавливаясь под грудью. Она перекатилась на одну сторону,

пытаясь заставить меня пойти выше, но я не позволил ей выиграть. Я все еще сдерживал

себя и продолжал покусывать ее шею, все это время, понимая, что свожу ее с ума.

– Пожалуйста, Кейс, – простонала она, теперь двигались ее ноги, ее бедра

приподнялись в воздухе. Если она завелась так же, как и я, я знал, что она была влажной.

Я хотел узнать это, но понимал, что если бы решился опуститься в низ к ее киске, я

никогда бы не был способен оставить ее.

Я прижался ребром пальцев под нижней частью ее груди, заставляя ее давить

вниз достаточно для того, чтобы ее грудь расположилась на моих пальцах. Если бы я не

был настолько потерян в этом моменте, я мог бы рассмеяться от отчаяния, которое она

выражала.

– Прикоснись ко мне, Кейс. Не заставляй просить меня снова, – потребовала она,

пытаясь перевернуть меня. Только она не знала, что не добьется ничего своими

маленькими командами.

– Каждый раз, когда ты будешь просить о чем–то, ты будешь ждать еще дольше,

– я потерся об ее ухо.

– Ты не можешь этого делать, – пожаловалась она.

– Я могу делать все, что я, блядь, захочу, – ответил я. – Я могу уйти нахрен

прямо сейчас, если захочу, – я угрожал, зная чертовски точно, что нет ни единого хренова

шанса, что я не пойду до конца. Я практически уверен, что хотел этого больше, чем она.

– Не уходи, – сказала она с оттенком грусти.

Я потянул рукой вверх по ее груди, обхватил ее лицо и сказал:

– Я никуда не собираюсь, детка, – хоть это и была ложь, она ослабила

обеспокоенное выражение ее лица. – Почему я? – спросил я, мне необходимо знать, что

было привлекательным, что она увидела во мне. Если ничего, мне нужно было узнать, что,

может быть, кто–то увидел того, кем бы я хотел быть – сильным, уверенным мужчиной, –

а не тем, кем я, на самом деле, являлся.

К сожалению, я не был таким мужчиной. Вместо этого, меня каждый день

пожирали куча демонов, которые не оставляли меня одного, не имело значения, как

сильно я старался игнорировать их.

Терпение Лайлы было на исходе. Я видел напряжение, которое начинало

извиваться внутри каждой ее частички. Она сместилась подо мной и положила одну руку

на мою грудь, прямо на мое сердце. Другой рукой, нежно лаская мою челюсть.

– Так много в тебе привлекает меня, Кейс. Тяжело быть не увлеченной тобой. И

не только из–за твоей невероятной привлекательности, но я вижу твое сердце. Ты может и

думаешь, что не показываешь его, но у тебя огромное сердце. Ты заботишься о девушках,

ты заботишься о Джетте, и ты заботишься об этом обществе, даже после того как они

отвернулись от тебя в самый плохой момент твоей жизни. Ты сильный, ты уверен в себе, и

ты знаешь, чего хочешь. Ты чертовски сексуален, и даже несмотря на то, что ты ведешь

внутреннюю борьбу, у тебя все еще есть искра в глазах, которую я вижу иногда, когда ты

волнуешься о таких вещах, как общественный центр или помощь остальным. Ты хороший

человек, и ты делаешь невероятно трудным для меня, не давая мне шанса.

Воздух покинул мои легкие от ее слов. Как она могла увидеть меня настолько

иначе? Когда я каждое утро смотрел в зеркало и видел убийцу, труса, отстраненного и

сломленного человека. Как она могла видеть настолько противоположные вещи обо мне?

Как она могла видеть меня в таком сияющем свете, когда я знал то, как она описывала

меня, настолько сбивало с толку?

Я покачал головой и начал отступать от нее, но она схватила меня за плечи до

того, как я успел отстраниться.

– Останься со мной, Кейс. Пожалуйста, не уходи. Проживи это момент со мной.

Даже если это единственный раз, проживи его со мной. Будь со мной в это промежуток

времени.

Ее глаза увлажнились, когда она уставилась на меня, умоляя остаться. Я говорил

себе, что подарю ей эту ночь, и даже если ее слова и потрясли меня до глубины души, я

знал, что должен остаться, не столько для нее, сколько для себя. Я хотел побыть эгоистом

еще один раз.

Я прижал руку к ее щеке и вытер случайную слезу. Наклонившись, я коснулся

мягким поцелуем ее лба, задерживаясь губами, пока выдыхал ее сладкий запах, запах,

который мгновенно успокаивал мое бушующее сердце и облегчал мою душу.

Я медленно передвинулся губами по ее щекам к челюсти, целуя ее на

протяжении всего пути, пользуясь временем, пока наслаждался мягким ощущением ее

кожи на моих губах.

Ее пальцы нашли петлю моих джинсов и, крепко ухватившись, она потянула

мои бедра ближе к себе. Я прижался своей эрекцией к ее извивающимся бедрам, которые

молили о большем, заставляя меня внутренне улыбнуться от ее потребности. Хоть я и

бесчувственный ублюдок, все равно наслаждался ощущением нужности, ощущением

способности позаботиться о женщине, обладать ею, по крайней мере, на одну ночь.

Я продолжил свой спуск, пока не добрался до ее груди, ноющей об

освобождении из границ нижнего белья, которое я она надела в магазине. Спасибо

хлипкой ткани, я разорвал ее, открывая ее голую грудь теплому ночному воздуху. Она

задыхалась, от чего ее грудь поднималась и опадала, двигаясь быстрыми темпами, от чего

моя промежность пульсировала в джинсах.

– Тебе лучше голой, – сказал я, двигаясь губами к выпуклости ее груди.

Ее ноги обхватили меня за бедра, притягивая еще ближе. Как отчаянный, я

потерся промежностью своих джинсов об ее тепло, впитывая каждое мяуканье, которое

покидало ее рот.

Мой язык покинул ее кожу, и намеренно закружил по одному ее соску, вызывая

крик разочарования, покинувший ее губы. Осторожно, мои зубы прикусили ее твердый

сосок, заставляя ее вцепиться ногтями в мою спину. Я поприветствовал новую боль и в

ответ толкнулся языком по ее соску и вылизывал кожу. Я кружил по ее нему, щелкал, а

потом, наконец–то, втянул его в свой рот, одновременно прикусывая с небольшим

давлением.

– Да, выкрикнула она, выгибаясь подо мной.

Довольный ее реакцией, я переместился к другой груди и обращался с ней так

же. Пока она извивалась подо мной и прижималась к моим бедрам, я передвинул руку к

соединению ее бедер, давая ей знать, каким будет мой следующий шаг.

Отстраняясь от теперь ее красных сосков, я посмотрел на нее и был награжден

образом картинки идеальной женщины, лежащей обнаженной подо мной. Ее глаза

остекленели от страсти, ее кожа была скользкой от пота, а ее волосы – в беспорядке от

моих рук. Она была нуждающейся, и черта с два, я не исполню это потребность.

Встал и нашел пуговицу на своих джинсах. Потрясающая улыбка разгладила ее

лицо, когда она поднялась над кроватью и потянула меня между своих разведенных ног.

Со своей стороны, я видел, насколько она была возбуждена из–за меня, что в ответ

заводило меня еще больше.

Она провела руками по моей талии, по моей спине, где прижалась ими под

моими штанами и боксерами, стягивая их по заднице вниз к полу. Мой отяжелевший

ствол выскочил н свободу.

Я вышагнул из одежды и встал лицом к ней, мой член был на уровне ее глаз. С

жадностью в глазах, она схватилась за основание члена и жестко потянула, выжимая меня

одним гладким движением.

Резкое шипение покинуло мои губы, когда я уронил руки на ее плечи, чтобы

обрести какое–то равновесие. Ее язык рванул облизывать головку моего члена. Легкое

поддразнивание не ускользнуло от меня; я знал, что она попытается помучить меня так

же, как и я несколько минут назад, но разница между моими мучениями и ее – что мои

будут краткосрочными.

Я надавил на ее плечи, заставляя ее упасть на кровать. Я упал на нее сверху,

наша кожа встретилась, тепло наших тел разжигало пламя, который, я знал, будет гореть

до первого утреннего луча.

Я схватил ее руки своими, сплетая пальцы вместе, и поднял их над ее головой,

когда оседлал ее тело. Мой член тяжело лежал поверх ее лобка, и я наклонил свою голову

к ее рту, где жадно покусывал, сосал и целовал ее полные губы.

– Боже, Кейс. Ты нужен мне так чертовски сильно. Трахни меня, пожалуйста,

просто трахни меня.

Часть меня хотела сделать так, как она просила, зарыться в нее и взять то, что

хотел, но я не мог сделать этого, не после того, что она сказала мне ранее, не после тех

добрых слов, которые она высказала мне. Она заслуживала большего, она заслуживала

занятий любовью, и именно это я намеревался сделать.

Я впился своими пальцами в ее, и мои мышцы пульсировали над ней, пока я

продолжал медленный процесс поклонения ее телу, от медленного перекатывания своими

бедрами достаточного для того, чтобы она задыхалась, где я мог едва ощутить влагу,

сочащуюся из нее.

Ощущение Лайлы подо мной, полностью в моей власти, – привлекательно. Оно

изменяло сознание. Оно заставляло меня думать, что смог бы, вероятно, дать ей больше,

что смог бы покончить со своими демонами и попытаться жить нормальной жизнью с

этой женщиной. Она давала мне надежду на будущее, будущее, которое, я знал, не для

меня.

Освободив одну свою руку, я провел ей вниз о длине ее тела до соединения ее

бедер, где я надавил пальцами на ее клитор. Сразу же, меня встретила теплая жидкость, в

которой была вся Лайла.

– Твою мать, – простонал я от осознания того, насколько влажной она была. –

Лайла, ты такая чертовски влажная.

– Для тебя, только для тебя, – ответила она, слегка целуя мою челюсть.

Зарычав, я толкнул два пальца внутрь нее и наблюдал, как все ее тело реагирует

на вторжение. Она застонала, зажмуривая глаза, и прикрывая лоб своей рукой.

Нуждаясь в небольшой дегустации, я прошелся дорожкой поцелуев вниз по

передней части ее тела, пока не завис прямо над ее киской. Я воспользовался

возможностью развести ее ноги достаточно широко, чтобы расположиться между ними, и

потом опустился.

У нее перехватило дыхание, она извивалась, ее кожа блестела от пота, когда мои

пальцы развели ее, а мой язык ударил с силой, заставляя ее бедра податься вперед.

– Да, – выдохнула она, притягивая одну из подушек к себе. Я зачарованно

наблюдал, пока работал своим языком в ней туда и обратно, как она хватала простыни,

умоляя о большем.

Пока проводил по ее киске своим языком вверх и вниз, я удерживал свой взгляд

на ней все время. Я наблюдал за тем, как слегка приоткрылись ее губы, как мягкие звуки

покидали ее пухлые губы. Я упивался ее вкусом, каждой реакцией и каждым движением,

что она делала. Она притягивала.

Должно быть, так ощущается небольшое дыхание небес. Прямо здесь, наблюдая

за женщиной своей мечты распадающейся на частички от прикосновений моего языка. Я

был в чертовом сне.

Из–под своих ресниц, я уставился на мышцы ее живота, которые сокращались от

каждого движения моего языка. Ее рот хватал воздух от каждого моего вдоха ее

пьянящего аромата, и ее контроль медленно опадал. Я был беспощаден.

– Я собираюсь кончить, Кейс, – заявила она, в тот момент, когда я толкнулся

двумя пальцами в нее. Она выгнулась над кроватью, и пронзительный крик вырвался из

нее. – Да! Блядь, блядь! Да, сильнее, пожалуйста, сильнее.

Ее бедра раскачивались на моем языке, выводя ее оргазм на новый уровень. Я

позволил ей объезжать меня именно так, как она хотела, и зачарованно наблюдал, как она

растворяется в лужицу удовольствия подо мной.

Мой член болезненно пульсировал между ног, умоляя войти в нее, взять то, чего

он хотел. У меня чесались руки почувствовать, каково быть внутри нее снова. Я хотел,

чтобы меня обволокло ее теплом, потеряться в ее теле, поэтому я потянулся к своим

джинсам, пока она восстанавливалась, и схватил презерватив из кошелька.

Быстро облачив себя, я снова навис над ней и ждал, когда она откроет глаза. В

тот момент, когда ее бассейны луговой зелени уставились на меня, мое сердце

переполнилось, и я улыбнулся. Что–то изменилось в Лайле, что–то, что заставило меня

подумать на мгновение, что, может, только может, она понимает мой пьяный грех.

Она обхватила мою щеку. Невысказанные эмоции, которые мы оба ощущали,

осели на дне моего живота в тот момент, как она раскрыла свои ноги для меня, а ее рука

плотнее прижалась к моей щеке, призывая меня двигаться дальше.

Мои глаза мгновенно закрылись от излучаемого ею тепла.

– Возьми меня, Кейс. Забери меня в место далеко отсюда. Заставь нас забыть о

прошлом и настоящем, – ее голос мягкий, обнадеживающий.

Сделав глубокий вдох, я наклонился своими губами к ее, и неистово целовал,

когда мои руки опустились по бокам от ее головы, обрамляя ее своим теплом. Мои бедра

расположились между ее ног, а головка моего нуждающегося члена терлась об ее

скользкую сердцевину. Ее бедра двигались с моими, позволяя моему члену играть с ее

входом, но это все позволял я, пока трахал своим языком ее рот.

Я был жадным, эгоистом, я брал все, что хотел, не позволяя ей ничего сказать,

но она не жаловалась. Вместо этого, она соответствовала каждому удару моего языка,

каждому толчку моих бедер, и каждому напряжению моего тела.

Она была такой же жадной, как и я, если не больше. Это была битва интересов.

Кто даст слабину первым? Кто сдастся и начнет умолять о большем?

Мой член терся от потребности, от томления, и даже если я и завладел

ситуацией, я хотел чтобы она поумоляла еще раз. Я не думал, что продержусь еще

дольше, поэтому схватил ее руки и отстранился.

Соединяя наши руки снова, я поднял их над ее головой и опустился на нее лбом.

Глядя в ее глаза, я надавил своими бедрами и почувствовал, как мой член медленно

скользил по ее тугому каналу. Она зажмурила глаза, и у нее перехватило дыхание.

Целуя ее в лоб, я сказал:

– Посмотри на меня, детка. Позволь мне смотреть в эти прекрасные глаза.

Тут же она распахнула их, и мои долбаные кишки скрутило от нежности,

исходившей от нее. Ее глаза блестели, и крепкие стены, которые я возвел вокруг своей

души, начали рушиться.

Вместо того, чтобы сосредоточиться на ее глазах, которые разрывали меня на

части, я попытался перенести свое внимание вниз, на нашу более интимную связь. Я

сосредоточился на ощущениях ее тугой киски, на том, как ее бедра двигались со мной, и

зарождавшемся давлении внутри моего члена с каждым ударом.

У нас был секс с Лайлой раньше. Мы трахались, и никогда не разделяли такого

интимного момента, как этот раньше. Мы никогда не смотрели друг другу в глаза,

пытаясь понять каждого. Это отличалось от траха. Это было занятие любовью, и почему

позволил этому произойти, я никогда не пойму.

Может, я – мазохист. Я наслаждался, причиняя боль себе, заслуженную боль.

Может быть, я знал, что после сегодняшней ночи, ничего не произойдет между нами,

поэтому шел до конца. Я отдал ей все, что у меня было, зная, что в ответ мое сердце

разорвет в груди, когда я уйду.

Но что насчет Лайлы? Мог ли я, на самом деле, так поступить с ней?

– Кейс, да, жестче, – Лайла извивалась подо мной, сильнее стремясь ко мне, и

даже если я и знал, что уничтожу нас обоих, когда мы закончим, я не мог, блядь,

остановиться. Я хотел дать ей все, что она хотела, поэтому делал это.

С неимоверной силой я врезался в нее, а потом прижался своим губами к ней. Ее

пальцы крепко вцепились в мои, демонстрируя мне, каким сильным я был, как много

удовольствия я был способен доставить.

Вес моего члена был очевиден. Я был на краю оргазма, ожидая, продлевая

неизбежное, надеясь, что она кончит со мной, нуждаясь в том, чтобы она кончила со мной.

Я собирался освободить свою руку и надавить на ее клитор, когда ее грудь

выгнулась подо мной, и она хватала воздух.

Как долбаные тиски, ее киска сжималась вокруг меня и неописуемый звук

сорвался с ее соблазнительных губ. Она взмыла ко мне, выкрикивая мое имя, когда слезы

покатились из ее глаз.

Это все, что потребовалось. Я чувствовал от рокота в своем животе до основания

своего члена взрыв моего удовольствия внутри нее.

– Блядь…! – прорычал я, когда толкался в нее, пока она выжимала меня до

конца.

Я замедлил свои бедра, пока мой член продолжал пульсировать внутри нее. Ее

дыхание выровнялось, и в тот момент я осознал, что зарылся головой в ее плечо.

Медленно, я поднял свою голову и улыбнулся ей.

– Ты такой чертовски сексуальный, когда кончаешь, – говорила она, пока ее

возбужденные соски дразнили мою грудь.

– То же самое могу сказать тебе, детка.

Глава 15.

Мое настоящее…

Сотни трещин на покрытом штукатуркой потолке в квартире Лайлы, – еще одна

особенность, которая меня беспокоила, – где живет Лайла. Я гладил ее спину, пока она

прижималась ко мне, устроив свою голову у меня на плече и пробегая кончиками пальцев

по краю моего живота.

Ни одного слова не было произнесено, пока мы лежали на скомканных

простынях, лунный свет лился сквозь ее окно на наши слегка вспотевшие тела.

Тишина была приятной. Это было необходимо моему колотящемуся сердцу,

моим беспокойным мыслям о том, что будет дальше. Я не хотел разговаривать о будущем,

– останусь ли я на ночь, или способен ли я встать с ее кровати и уйти.

Свободной рукой, я потер макушку своей головы, мучаясь от моих чувств к ней,

моему желанию держать ее рядом с собой, и моей настойчивости, отталкивающей ее от

себя настолько далеко, насколько это возможно.

– Пить хочешь? – спросила она.

– Я в порядке, – ответил я, чувствуя неловкость.

– Я хочу пить, – она оттолкнулась от моей груди и пробралась по кровати с

голым задом, а потом вышла из комнаты, раскачивая своей попкой самым

восхитительным способом.

Когда она ушла, я застонал и потянул себя за волосы. О чем я, блядь, думал?

Внутреннее смятение закручивалось, пока я взвешивал свои возможности. Часть меня

продолжала говорить мне – уходи, убирайся нахрен из ее квартиры, пока еще остался хоть

клочок, защищающий твою темную душу. Другая часть страстно желала держать ее в

объятиях всю ночь напролет.

С бешеным сердцебиением, я отбросил простыни в сторону и собирался

выбраться из кровати, когда вновь появилась Лайла. Ее волосы были спутаны моими

пальцами, ее губы припухли от моих настойчивых поцелуев, а ее глаза были насыщены

моим занятием любовью. Она была полностью удовлетворенной женщиной с

появившимся пониманием в глазах.

– Уходишь? – спросила она, прислонившись к стене своей комнаты и глотнув

воды из стакана. Она не выглядела расстроенной или злой, она как будто ожидала того,

что я захочу уйти.

– Не знаю, – ответил честно. Я не был уверен в том, что я нахрен хотел. Я

никогда не был настолько не уверен в чем–то в своей жизни.

Уставившись на ее чертовски восхитительное тело и прекрасную личность, я

понимал, что не заслуживаю ее. В то мгновение, когда я забрал человеческую жизнь, я

поклялся, что никогда не буду счастлив снова, что я буду нести свое покаяние, пока не

умру в одиночестве, так почему я стою практически на коленях на кровати Лайлы,

рассчитывая на то, на что не имел права?

– Что она означает? – спросила она, кивнув на татуировку на моих ребрах.

– Ничего особенного, – ответил я, поворачиваясь, чтобы ее не было видно.

Гнев пересек черты Лайлы, когда она поставила свою чашку с водой на пол

рядом с окном и подошла прямо ко мне. Мой взгляд упал на пол, чтобы избежать

красивого изгиба ее бедер и того, как ее пухлая грудь пыталась захватить мое внимание.

Если не буду смотреть вниз, я снова сгребу под себя это тело, – ошибка, которую я

продолжал так отчаянно повторять.

Она схватила меня за плечи и толкнула на кровать. Как долбаный лист на ветру,

я плюхнулся на матрас, не сопротивляясь. Я был таким чертовски слабым, так отчаянно

нуждался в человеческом контакте, чтобы огородиться от нее.

Я опустошенный человек, разбитый и сломленный, цепляющийся за

единственное что, как я знал, уничтожит меня.

Лайла оседлала мои бедра, не подпуская мою растущую эрекцию к своей

горячей сердцевине, пытая меня, не давая моему члену того, чего он хотел. Я был

слишком погружен в то, что она делала, и не заметил, как ее руки пошлись вверх по моим

ребрам.

– «В поисках раскаяния», – прочитала Лайла, нежно проводя своими пальцами

по черным чернилам, которые заклеймили мое тело. Ее нежный взгляд нашел мой, а ее

голова склонилась на бок с вопросом. – В чем ты раскаиваешься, Кейс?

Мои глаза мгновенно зажмурились, когда я попытался заблокировать вопрос,

пытался игнорировать тот факт, что она капалась все глубже и глубже в моей чертовой

душе.

Я ни с кем не разговаривал о своем прошлом. Я едва ли говорил об этом с

Джеттом, – человеком, который знал всю историю. Общее понимание, которое мы не

обсуждали. Единственный раз, когда вообще вспоминались мои действия – в годовщину

того дня, когда умерла моя душа, и никогда больше.

– Кейс, разговор может помочь.

– Я не хочу, – проскрежетал я. Я оттолкнул Лайлу в сторону и сел. Мои локти

уперлись в мои колени, пока я сгибался и хватался за волосы. Когда эйфорическое, все

еще смущающее чувство испарилось от упоминания моей татуировки, на его место

пришла холодная, темная бездна, пустота, которая, как я рассчитывал, поможет мне

проживать день за днем.

Мою боль было легче забыть, чем переживать заново.

Маленькие ручки легли на мою спину в тоже время, как прогнулась кровать

позади меня. Лайла обхватила меня сзади и обняла за талию.

– Прости, – пробормотала она, целуя мою спину.

Я напрягся от ее нежного прикосновения. Я не заслуживал этого, этой теплой,

заботливой женщины. Каким она вообще меня видит?

– Нет. Не извиняйся, блядь, – выругался я, ненавидя себя.

Она обхватила меня крепче, а ее тепло начало проникать под мою холодную

оболочку, плавя меня в своих руках.

Она подбила меня лечь. Я говорил себе встать вместо этого, схватить свою

одежду и убираться к чертям собачьим из ее дома, но мое тело предало меня и устроилось

на одной из ее подушек. Лайла устроилась сбоку от меня и обхватила своей рукой мою

талию. Я переместил свою руку к ее волосам, пропуская их сквозь пальцы.

Комок образовался в моем горле, пока я снова изучал трещины на ее потолке, и

наше дыхание выровнялось. Почему я не могу позволить этой женщине уйти?

– Ты не одинок, Кейс, – сказала Лайла, нарушая тишину между нами. – Ты не

единственный у кого есть демоны.

Это был не первый раз, когда Лайла упоминала о чем–то из своего прошлого. Я

знал, что, должно быть, что–то случилось в ее жизни, что она превратила ее в ту, в

которой сейчас живет. Часть меня хотела узнать о ее истории, исправить ее проблемы,

защитить ее и дать ей все, в чем она нуждалась, но как я мог помочь ей, когда не мог

помочь сам себе? Она хотела цельного мужчину, кого–то, кто встанет на ее сторону, будет

бороться и пройдет с ней по этому мрачному миру.

Я не такой.

– Тебе не обязательно говорить, – сказала Лайла, растирая мой бок. – Ты даже не

обязан задавать никаких вопросов. Я просто хочу, чтобы ты знал, – откуда я. Я хотела,

чтобы ты знал, что ты не одинок, Кейс.

Нет ни одного чертова шанса, что наши истории будут даже близко похожими,

но было тяжело сопротивляться тому, что она предлагала. Хоть и понимал, что должен

отдалиться, я все еще хотел узнать о ней.

Не задавая ей вопросов, я притянул ее ближе, упиваясь тем, как ее грудь

ощущалась рядом со мной, тем, как ее соски напряглись, хотя я даже не пытался ее

завести.

– Я не всегда жила в бедности, выскребая каждый цент, – сказала она. Я

насторожился, задаваясь вопросом – хочу ли я, на самом деле, услышать это. – Были

только я и мой папа всю мою жизнь. Моей маме была неинтересна роль мамы, что было

прекрасно, потому что я бы предпочла не иметь матери, чем жить с такой, которая

никогда бы не уделила мне и унции внимания. Мой папа дарил мне все внимание, в

котором я нуждалась.

Я чувствовал, как она улыбалась у моей груди, когда говорила о нем. Это было

мило.

– Он был лучшим человеком, которого я когда–либо знала. Он усердно работал,

обеспечивал меня, и приходил на каждое танцевальное выступление, которое у меня

было. Он был идеальным отцом.

– Кажется, так и есть, – ответил я, удивляясь себе, поскольку комок в моем горле

возрастал. Я не понимал, какими близкими отношения с отцом могут быть. Как говорил

мой отец, я был разочарованием. Он, наверное, смеется в своей могиле надо мной прямо

сейчас, наблюдает, как я сражаюсь день за днем в своей жизни. Я знал, что в его глазах, я

был полным ничтожеством, не стоящим воздуха, которым дышал.

Аккуратно отбросив мысли о своем отце, я слушал продолжение истории Лайлы.

– После каждого выступления, он отводил меня поесть мороженное. Мы могли

сидеть на диванчике с видом на реку Миссисипи и обсуждать наш день. Он мог хвалить

меня за мои пируэты и говорить, какой красивой я была.

Я поцеловал ее в макушку.

– Ты говоришь так, как будто его больше нет в твоей жизни.

Она обхватила меня крепче и вздохнула.

– Его нет, – она глубоко вдохнула. – У него был вспыльчивый характер.

– Твою мать, он трогал тебя? – зарычал я, внезапно готовый сорваться.

– Нет! – она практически закричала. – Он никогда не делал со мной ничего

подобного. Я была всей его жизнью, Кейс. Его вспыльчивость никогда не была

направлена на меня. Он сильно любил меня.

Напряжение во мне ослабло. Не думаю, что справился бы, услышав о том, что

она подвергалась насилию со стороны отца.

– Как он умер? – спросил я, ненавидя то, насколько был вовлечен, добиваясь ее

рассказа.

– Мой отец работал на фабрике по производству кускового сахара.

– В Шалметте? – спросил я, имея ввиду расположение завода.

– Угу, он был начальником линии.

Я был впечатлен. Завод был одним из больших и старинных в стране. Он

предоставил необходимые рабочие места в Новом Орлеане.

– Он усердно работал, чтобы добиться того, что имел, – продолжила Лайла. – Он

забил на себя, решив дать мне все, как он думал, чего я хотела, когда, на самом деле, все,

чего я хотела, – это он. Он всегда был моим героем.

– Что произошло? – спросил я, мое сердце раскалывалось из–за Лайлы.

– Когда только получил там работу, он начинал с кучкой своих друзей. Там

были мой отец и еще три парня, которые вместе управляли системой. Они были

неразлучны, а для меня были, как дяди. Когда бы я ни приходила к своему отцу, у них

всегда была маленькая розовая каска для меня.

Блядь, мое сердце.

– Мои занятия танцами становились дороже с каждым годом, а отец настаивал

на том, чтобы заниматься ими, поскольку у меня был талан, и они шли после занятий в

школе, что занимало меня, пока он был на работе. Так как расходы росли, он засучил

рукава и заработал усерднее, испытывая свои пределы, пределы своих друзей.

– Он хотел заработать больше денег. В этом нет ничего плохого, – сказал я.

– Есть, когда у тебя взрывной характер, который не спускает малейшего

нарушения. Я, в действительности, не знаю всех деталей, потому что никто не говорит

мне, но мне кажется, мой отец поспорил с кем–то на работе. Это быстро замяли, но на

спине моего отца осталась цель. Позже тем вечером, когда он шел забирать меня из

танцевальной студии, его убили в переулке, жестоко избив до смерти.

Кто–то забрал жизнь ее отца?

Пот начал выступать на моем теле, а мою грудь защемило.

– Кто–то убил твоего отца? – спросил я, едва способный пропищать слова.

– Поначалу, они думали, что его похитили, поскольку никто не мог найти его. Я

ждала несколько часов в танцевальной студии, когда он придет и заберет меня. Когда

поняла, что он не придет, я пошла к своему преподавателю, которая вызвала копов. Меня

взяли под временную стражу. Они нашли его тело на помойке в переулке.

Мое горло сдавило. Я проглатывал все горе Лайлы и мысли о том, что ее отца

забрали у нее… как у Мэделин.

– Вскоре после этого меня поместили в систему опеки, поскольку у меня не

было больше семьи, и я была быстро представлена другому миру, в котором не

существовало уроков танцев, а любящие отцы больше не существовали. Меня пытали

другие девочки, обзывали прозвищами вроде «принцесса» и «испорченная», потому что

мои вещи превзошли то, что было у других девочек.

– Сколько тебе было? – выдавил я.

– Четырнадцать. Я терпела четыре года мучений, пока не смогла выбраться из

дома и выживать самостоятельно. Недостаток моего образования и мой потрепанный вид

привели меня в руки Марва, владельца «Киттен Касл». Он взял меня и ввел в курс дела.

Медленно, я начала работать на гесте, где и сейчас нахожусь.

Твою мать, я не мог дышать, не мог сосредоточиться. Комната вращалась,

вызывая калейдоскоп трещин на потолке Лайлы. Темный туман заполнил мою голову,

когда одна единственная мысль появилась в моей голове.

Мэделин, дочь человека, которого я убил. Она могла закончить так же, как

Лайла, замученная и живущая в бедности без будущего.

Желание вырваться подорвало меня с кровати. Пот выступал на моей спине, а

слюна наполнила мой рот. Я быстро схватил свои вещи и побежал в туалет, убедившись,

что запер за собой дверь.

Я упал на колени перед унитазом и меня рвало с неистовой силой, очищая

содержимое моего желудка, вместе с ужасной болью догоняющей мое тело, от

рассказанной Лайлой историей. Мое горло горело от желудочной кислоты, мои мышцы

яростно тряслись, а я сжимал холодный фарфор, пока не понял, что все вышло из меня.

Легкий стук прозвучал из–за двери, и я молился, чтобы она не зашла. Я,

наверное, не смог бы восстановиться после того, как она увидит меня таким. Я уже был

опустошен. Мне не нужно было еще и унижение.

– Кейс, могу я войти?

Сделав глубокий вдох, я ответил:

– Нет.

Я услышал ее вздох по ту сторону двери, но на этот раз я не поддамся

искушению. Я удерживал барьер дверью между нами.

Подняв себя с пола, я натянул джинсы и посмотрел в зеркало.

Уродливая версия человека, которого я когда–то знал, уставилась на меня.

Вместо молодого лица кого–то полного потенциала и славы, развалившийся, сломленный

и избитый человек смотрел на меня. Мужчина с возрастом, заметным в его глазах,

мужчина абсолютно пустой, мужчина, который только и знает о чувстве раскаяния.

Я схватился за островок и наклонил голову, не в состоянии больше смотреть в

свои пустые, голубые глаза. Одинокая слеза покинула мои глаза и скатилась вниз по

моему лицу, удивив меня тяжестью эмоций, которые я испытывал, понимая, что через все,

что прошла Лайла, потенциально прошла Мэделин из–за меня или могла бы пройти.

Пронзительная боль выстрелила в моем животе, парализуя меня у островка в

ванной. Мои ноги шатались подо мной, пока я пытался восстановить контроль над своим

телом. Я был лучше этого. Я был сильнее этого. Я не позволю этим чувствам завладеть

моим телом.

От потребности убраться из квартиры Лайлы, я повернул вентиль и ополоснул

лицо водой. Я вытер его розовым полотенцем, которое висело на крючке, упиваясь

запахом Лайлы. Она была повсюду, делая потребность убраться намного сильнее.

Я смыл, натянул свою футболку с кисточками через голову и сделал глубокий

вдох прежде, чем открыть дверь в ванную. Я частично ожидал, что увижу Лайлу, ждущую

меня, голую со скрещенными на груди руками, но ее не было там.

Благодарный за это, я пошел к ее двери, пренебрегая всем, что мог оставить. Я

уже собирался уйти, когда вспышка фиолетового привлекла мой взгляд. Лайла сидела на

диване, одетая в короткий, фиолетовый, шелковый халат, с бокалом вина в руках, и

уставившись в стену.

Она не смотрела на меня, даже не замечала моего присутствия, когда я схватился

за дверную ручку. Не попрощавшись, я выскользнул наружу и прошел несколько

кварталов до квартиры Диего, где захватил литр виски и отнес его в свою комнату.

Время забыться.

Глава 16.

Мое прошлое…

Веселье бушевало на расстоянии, когда я вышел под яркую, удушающую погоду

Нового Орлеана. Солнце светило беспощадно, отражаясь от каждой поверхности в парке,

от чего практически невозможно было открыть свои глаза. Я натянул солнцезащитные

очки, чтобы прикрыться защитным слоем не только от солнца, но и от реальности, с

которой столкнусь лицом.

Прошло несколько месяцев со дня смерти, и я подумал, что, может быть,

парализующее чувство, которое испытывал каждый день, ослабнет немного со временем,

но это было далеко от истины. Ощущение, что боль только сильнее росла.

Джетт пытался отвлечь меня в «Клубе Лафайет», нагружая бо́льшей

ответственностью и добавив еще троих девушек к списку. Он вынудил меня тренировать

их в современном спортивном зале, но это всего лишь незначительное отвлечение, ничего

большего.

Мой типичный день начинался с длинной тренировки, избивания груши, пока

мои костяшки не превращались в мясо под боксерскими перчатками, потом я принимал

душ, встречался с девочками в спортзале и занимался с ними простой плиометрикой.

После всего этого, мы проводили несколько часов в комнате Тулуза, где я наблюдал, как

девочки практикуются в своих обычных делах, пока не становился довольным их

выступлением. Еда падала куда–то, но она никогда не была тем, чем я наслаждался,

потому что, честно, я больше не чувствовал вкуса. Вся эта пресное питание было

необходимо мне, чтобы жить в своем ненавистном состоянии. Мои ночи были наполнены

крепкой выпивкой, которая в избытке хранилась в «Клубе Лафайет». На следующее утро я

повторял свой день, никогда не позволяя себе насладиться любым аспектом своей жизни.

Я мертвец, прогуливающийся по улицам Нового Орлеана, без души, без

будущего, расколотый и избитый человек, страстно желающий прожить несчастную

жизнь, продолжая раскаиваться до ее конца.

Треск от удара мяча по алюминиевой бите сместил мои размышления на

детскую игру в бейсбол. По близости не было бейсбольного поля, только трава

размеченная конусами и базами и с линей из стульев для родителей, подбадривающих

своих детей. В парке, по крайней мере, четыре поля с подобной установкой, максимально

используя пространство парка для подрастающей маленькой лиги, все это предлагала

городская община городу.

Стол с закусками стоял сбоку от полей, где группа мамочек платила за

спортивные напитки и семечки.

Детский смех эхом разносился по парку, владельцы выгуливали своих собак, а

родители пытались ограничить своих малышей, которые, как предполагалось, должны

были смотреть за своим старшими братьями и сестрами, играющими в простой бейсбол.

Парк пропах семьей, отчего все мое тело зудело.

Это была желанная пытка.

Мазохистская боль выжигала свой путь по моим костям и лучилась по моим

венам, напоминая мне снова, что я живу, чтобы испытывать такую боль.

– Попался! – маленький мальчик закричал передо мной, саля своего друга.

– Нет. Ты поймал меня за футболку. Это не считается, – ответил его друг.

– Футболка на тебе, так что я поймал тебя.

– Это не считается, – ответил мальчик, который не делал веского заявления.

– Считается, – сопротивлялся ведущий салок.

– Нет, не считается, – ответил обманщик.

– Ладно, – сказал маленький мальчик, шагая вперед и ударяя своего друга по

руке. – Теперь попался!

Черт, небольшая ухмылка пересекла мое лицо от гениального хода.

Другой мальчик начал заваливаться назад на секунду, но потом восстановил

равновесие, пока держался за свою руку. Его лицо было в ярости и внезапно, они оба

побежали, все время крича друг на друга.

Их взаимодействие заставило меня задуматься обо всех тех разах, когда мы с

Джеттом гонялись друг за другом на переменах. Мы были в разных классах на

социологии, но это не останавливало Джетта от встреч со мной на игровой площадке и

формированию крепкой связи, которая никогда не нарушится.

Мы прошли через многое вместе, и даже не смотря на наши драки, наши

разногласия, мы всегда четко понимали, что что бы ни случилось, всегда будем

поддерживать друг друга.

Это соглашение вступило в силу в прошлом году. Джетт никогда не оставлял

меня в начале моей боксерской карьеры. Он был движущей силой позади меня,

убеждался, что я верен себе. Когда я все потерял, лишился своей карьеры, он поддержал

меня, поверил в мою невиновность. Когда я забрал человеческую жизнь, он прикрыл мою

вину. Он забрал меня и обеспечил укрытием, местом для моего раскаяния.

Он поддерживал меня в такие дни, как сегодня, когда желание замучить себя

давило тяжелым весом на мои плечи.

– Знаешь на каком поле? – спросил Джетт, подтягиваясь ко мне и надевая

солнечные очки.

– Нет, – ответил я, оглядываясь.

– Уверен, что хочешь сделать это? – спросил Джетт, положив руку на мое плечо.

– Я должен. И это не обсуждается.

– Почему ты мучаешь себя?

Я заговорил так мягко, как мог, под шумные крики родителей на краю поля.

– Ты можешь пойти со мной на поле и стоять рядом, или можешь убираться.

Вопросы не приветствуются. Я, твою мать, сделаю это, потому что хочу. Смирись.

Не говоря ни слова, Джетт коротко кивнул и последовал за мной, когда я

направился к полям в поисках женщины, которая прочно укоренилась в моей голове.

У нее длинные, каштановые волосы, которые струятся по ее плечам. Ее хрупкое

телосложение не так уж сложно заметить, поскольку эта женщина была высокой. Ее

угловатые плечи и узловатые колени так же несложно найти, но то, что он никогда не

забудет – темные круги под ее глазами.

Линда Дункан, чья–то мать и ничья жена.

Я просканировал родителей, которые сидели на складных стульях, растянувшись

у вентиляторов, и разговаривая друг с другом, пока их дети пытались играть в бейсбол.

На первом поле было две команды, одетые в непонятное месиво из одежды, но

можно сказать, что одна команда была в желтом, а другая – в оранжевом. Я не заметил

никого, похожего на Линду Дункан, поэтому перевел свое внимание ко второму полю, где

друг против друга играли команды в сером и фиолетовом. С краю стояла группа

родителей, смеющихся и попивающих воду из бутылок, но и здесь я не увидел Линду. Я

собирался переключиться к третьему полю, когда услышал, как толпа родителей

захлопала и начала подбадривать Мэделин.

– Порви их, Мэделин! – проорал мужик, одновременно размахивая кулаком в

воздухе.

Я увидел девочку, которая преследовала меня во снах. На ней была пара

джинсовых шорт, которые определенно слишком велики для нее, и удерживались на

талии розовым ремнем. Ее огромная фиолетовая джерси была заправлена в шорты, а

белые ботинки с розовыми шнурками были испачканы грязью.

Она схватила биту с земли и поправила шлем, чтобы видеть куда идет. Она была

крохотной, чертовски крохотной. Это разбило мое сердце на части.

– Давай, Мэделин. У тебя получится, детка, – сказала женщина позади меня.

До того, как я оглянулся, Линда Дункан проскользнула мимо меня по пути к

полю, неся с собой пакет с апельсиновыми дольками. Мое сердце вырвало из груди, когда

вдова человека, которого я лишил жизни, прошла мимо меня, ее каштановые волосы

развевались от небольшого ветра. Она была все еще слишком худой, но при мимолетном

взгляде на ее лицо, темные круги исчезли, а она ярко улыбалась.

Смятение жестко ударило по мне, и я заинтересовался – почему она выглядела

такой свободной, такой счастливой. Я оглянулся на Мэделин, которая держала одной

рукой алюминиевую биту и снова поправляла свой шлем другой рукой. Веснушки

рассыпались по ее щекам, и крошеная улыбка растянулась на ее лице, когда она увидела,

как ее мать подходила к полю. Мэделин подняла руку и возбужденно помахала своей

матери. Линда показала ей большие пальцы вверх и указала на поле.

Мэделин решительно кивнула и подняла биту, едва ли способная удерживать

металлическую трубу в своих ручонках

– Это они? – спросил Джетт.

Не способный произнести ни слова из–за комка в горле, я кивнул и шагнул

ближе, пока Мэделин ждала, когда перед ней встанет подающий.

Бегуны наполнили базы, в ожидании, когда Мэделин получит свою возможность

размахнуться.

– Подача, – крикнул один из тренеров.

Подняв биту вверх, она замахнулась прямо по направлению к подающему и

промахнулась.

– Страйк, – засчитал судья, бросая обратно мяч подающему.

Мэделин склонила голову, когда поняла, что промахнулась.

Мой желудок перевернулся от ее пораженного вида.

Линда подошла ближе к краю поля и нагнулась, чтобы Мэделин могла видеть ее.

– Детка, у тебя получится. Смотри на мяч и сильнее размахивайся, как мы и

тренировались. Ты сможешь сделать это, детка.

Мэделин подняла свои глаза к матери, снова поправляя свой шлем, и кивнула.

Она подняла биту, которая определено слишком большая для нее, и заняла позицию.

– Подача, – снова выкрикнул судья.

Мэделин глубоко вдохнула и снова замахнулась, в этот раз, попадая по мечу в

тот момент, когда ее шлем свалился на глаза.

– Беги, Мэделин, беги! – заорала Линда.

Мэделин забавно подняла свой шлем и огляделась, наконец–то, заметив мяч,

который она отбила прямо в центр шортстопа. Как детеныш жирафа, который побежал в

первый раз, она кинулась к третьей базе, сталкиваясь со своими партнерами по команде на

пути. Толпа засмеялась, пока тренер и Линда говорили Мэделин бежать в другом

направлении.

Мэделин вскарабкалась на ноги и пересекла ромб на другом конце поля, где

коснулась первой базы до того, как другая команда была способна выбросить мяч в

нужном направлении.

Все попытки были катастрофичными, вроде «какого черта я должна делать с

этим мячом»

– Это было весело, – сказал мне Джетт. Я слышал улыбку в его голосе, черт меня

побери, если мои губы не изогнулись от веселья.

Это не то, что я хотел увидеть. Я не хотел смотреть, как Линда подпрыгивала

вверх и вниз, беззаботно болея за свою дочку. Я не хотел смотреть, как побеждала

малышка Мэделин. Как будто у них все еще есть муж/отец, как будто я не украл у них

самого важного человека в их жизнях.

– Это не правильно, – пробормотал я Джетту, отворачиваясь.

– В смысле? – спросил Джетт, подходя ко мне.

– Они…счастливы, – я указал прямо на них. – Они, блядь, счастливы.

– И это проблема потому…?

Я провел рукой по своему затылку и посмотрел в небо, пока пытался подобрать

правильные слова, чтобы описать свои ощущения.

– Не знаю. Я просто думал…что они оплакивают потерю Маршала.

– Может, они пытаются двигаться дальше, Кейс. Что и ты должен сделать. То,

что ты только что видел – это две души, которые пытаются жить своей жизнью. Люди

двигаются дальше после трагичных событий. Сильные двигаются дальше, Кейс. Ты

должен сделать то же самое. Если счастливы они, если они наслаждаются жизнью, то и ты

должен делать то же самое.

– Я, блядь, не собираюсь у них учиться, – накинулся я на Джетта. – То, что у них

хороший день. Это не означает, что они не оплакивают свою потерю. Внешность всегда

обманчива.

Не дожидаясь возражений Джетта, я кинулся к машине. Бутылка виски

дожидалась меня дома, и она не выпьет себя сама.

Глава 17.

Мое настоящее…

Онемело.

Все мое тело онемело и не потому, что я просидел на жестком, деревянном полу

своей спальни несколько часов подряд. Нет, это от осознания, что Лайла – повзрослевшая

версия Мэделин.

Прошла неделя, как я говорил с Лайлой, неделя жизни в своей комнате, не

выходя за пределы своих крошечных четырех стен, кроме туалета или для пополнения

выпивки.

Диего и Блейн оставили все попытки вытащить меня из комнаты на четвертый

день, особенно после того, как я швырнул в них матрасом.

Моя комната разрушена, кровать перевернута вверх дном, комод лежит на полу,

а постель – у двери, блокируя проход всем посетителям. То, что было безопасным

убежищем, теперь место для раскаяния.

Ящик Marker’s Mark (марка бурбона) стоял передо мной, так же как и множество

пустых бутылок. Алкоголь сочился из моих пор, и каждый раз, как ходил в туалет, из меня

вытекал кусочек печени, но я оставался безмятежен. Разрушение моего тела было

желанным. Оно было почти кайфом для меня.

Моя голова в тумане, пока я разглядывал комнату от разорванных штор до

разбитого телефона, который лежал рядом с плинтусом на полу, после того, как я

швырнул им в стену. К тому же тут были множество дыр в стенах, где мой кулак врезался

в них в поисках небольшого облегчения от страданий, которые я испытывал.

Мои руки отекли, все в синяках и разбиты. Множество трещин испестрило их, а

кровь высохла коркой на моих костяшках.

Последний раз я принимал душ неделю назад, и хоть и пах, как гниющий труп,

мне было насрать. Единственное, что меня волновало – бутылка в моей руке и как быстро

она достигнет моих губ.

Я гордился своей способностью удерживать бутылку в руке, жить на

алкогольной диете и бесполезно растрачивать свою жизнь с каждой янтарной каплей.

Я принял вызов.

Я положил голову на руку, которая упиралась в колено, пока другой удерживал

бутылку за горлышко. Я уставился на пол, – холодный, твердый пол, – надеясь, что

мучительная жизнь подойдет к концу. В моем теле слишком много боли, слишком много

сожалений. Я обещал себе, что проживу такую жизнь в мучениях, расплачиваясь за грехи

через муки сожалений, но прямо сейчас, я отдал бы все, чтобы она закончилась.

Лайла потеряла своего отца, которого убили руки другого человека. Она

выросла в в системе опеки, защищая себя самостоятельно, молясь изо дня в день, чтобы

выбраться из своего положения, сбежать из ада, в котором жила.

Сейчас, она живет в разваливающейся квартире, проводя ночи на шесте для

похотливых и мерзких мужиков, которые хотят трахнуть ее на заднем сидении, попусту

проживает свою жизнь тем, чем зарабатывает на нее.

После всего, что с ней случилось, она ни на кого не полагается, и эта главная

причина, почему она не принимала помощь Джетта. Она верила в идею, что

самостоятельно способна обеспечивать себя, что похвально, но она заслуживала намного

большего.

Предательский треск ступенек сообщили о чьем–то приближении к моей

комнате. Я продолжал смотреть в пол, не позволяя комнате кружиться из–за количества

алкоголя, пылающего во мне, вместо того, чтобы дожидаться незваных гостей.

В считаные секунды в мою дверь постучали.

– Кейс?

Чертов Джетт Колби. Я бы поспорил на миллион долларов, что он покажется

сегодня. Я чувствовал нутром, что он появиться вскоре.

– Убирайся нахрен отсюда, – проворчал я, ощущая эффект алкоголя в своем

организме.

Не подчиняясь моим приказам, не то чтобы он стал, Джетт толкнул дверь

спальни, но ее остановил матрас на полу. Я мысленно улыбнулся своей попытке

забаррикадироваться.

– Какого хрена, – сказал Джетт из–за двери, все еще толкая ее вперед.

– Я могу протиснуться через нее, – проговорила Голди, от чего я застонал.

Какого хрена она здесь делала?

– Не смей, блядь, входить, Голди, – заорал я, поднимая свою голову и

заваливаясь набок, разливая выпивку по полу. Сильно запаниковав, я вернул бутылку в

правильное положение и наклонил к своему рту, лежа щекой на твердом полу.

Мои вкусовые рецепторы полностью онемели от спиртного, позволяя алкоголю

выжигать быстрый и легкий путь по моему горлу.

– Заткнись, Кейс, – сказала Голди. Она пролезла в щель между дверью и

косяком.

С того места, где я видел ее, она была пятном ног, покрытых черным хлопком, и

длинных, золотистых волос.

– Твою мать, – сказала она. – Какого черта ты натворил?

– Впусти меня, Голди, – попросил Джетт с другой стороны двери.

– Подожди. Комод блокирует матрас, прижатый к двери.

Как в тумане, я наблюдал, как Голди старалась сдвинуть матрас в сторону,

пытаясь освободить пространство для открытия двери. Ее каблуки стучали по полу, и она

ворчала, пока работала.

Даже если бы хотел помочь ей, я не смог бы. Я едва мог сосредоточиться на том,

что она делала, не говоря уже о том, чтобы встать.

Должно быть, она достаточно освободила комнату, раз Джетт вошел внутрь,

потому что с моего ракурса на полу, я заметил пару ног в брюках, идущих по комнате.

– Блядь, – пробормотал Джетт, когда вошел и оглядел разруху, которую я

устроил. Согнувшись до моего уровня, Джетт попытался выхватить бутылку из моей руки,

но я прижал ее ближе к груди. – Кейс, отдай мне бутылку, – предупредил Джетт властным

голосом.

– Пошел на хер, – огрызнулся я, поднося горлышко к своему рту.

Горлышко ударило по моим зубам прежде, чем я был способен поднести ее к

своим губам. Одним гладким движением, я запрокинул голову назад и ждал, когда

алкоголь обожжёт мое горло, но я не был вознагражден сладким привкусом виски. Вместо

этого бутылку вырвали из моих рук, а меня толкнули в сторону.

Моя голова завалилась вперед, мышцы шеи больше не работали в соответствии с

мозгом.

– Проклятье, – сказала Джетт. – Голди, иди и принеси мне немного хлеба и

воды. Мне надо сделать с ним что–нибудь.

– Не слушай его, – ответил я, заваливаясь вперед.

– Иди, малышка, – нежно попросил Джетт.

– Джетт, мне страшно, – голос Голди прозвучал слабо. Впервые в жизни я мог

сказать, что она напугана.

– Я разберусь с этим, малышка. Пожалуйста, сходи и принеси немного воды и

хлеба, ладно?

– Ладно, – она хлюпнула носом, а потом ушла.

Я ощутил облегчение, после ее ухода. Я наслаждался своим пьяным

состоянием…я упивался им, на самом деле…но не хотел, чтобы Голди видела меня таким.

Я не хотел, чтобы она видела меня, помеченным моими демонами, как чертовой алой

буквой.

Джетт толкнул меня к каркасу кровати так, чтобы моя голова была на уровне его

глаз. Мое зрение размыто, но из того, что я видел, – Джетт был не очень–то счастлив.

– Какого хрена произошло? – спросил Джетт, все еще удерживая мою голову,

чтобы я смотрел ему в глаза.

– Ты, выглядишь расстроенным, – подразнил его я.

– Конечно, я чертовски расстроен. Я не видел тебя неделю, прихожу и вижу, как

ты напиваешься до смерти. Какого хрена, Кейс?

Я потянулся сквозь дымку к его голове и коснулся его щеки.

– Не плачь, детка.

– Мудак, – сказал Джетт, хватая меня за руку.

– Эй, эй, полегче, блядь, – потребовал я, когда комната начала вращаться.

Мой мир накренился, пока Джетт вел меня в ванную, меня, спотыкающегося

всю дорогу. Желудок скрутило, и я знал, что резкие движения станут результатом того,

что я вычищу из себя каждую каплю алкоголя, которой запасся.

– Помедленней, блядь, – потребовал я снова.

Джетт не слушал и продолжал тащить меня в ванную.

– Ты махнешь, как дерьмо, – сказал он, заталкивая меня в туалет.

Холодный фарфор звал меня. Я схватился за край унитаза, направляя голову

туда как раз вовремя, когда мой желудок сотрясли судороги и меня вырвало.

Сидеть в собственной грязи, не двигаясь, просто пить, – почти безмятежное

состояние для меня, но в ту минуту, как вы передвинули меня, в ту минуту, как вы

заставили меня сосредоточиться на чем–то еще, кроме волокон деревянного пола, из–за

этого всего алкоголь, который я поглощал всю неделю, был под угрозой выйти наружу, и

именно это со мной и произошло сейчас.

Джетт толкнул мою голову в дыру унитаза, убеждаясь, что все выходящее

попадало точно в цель.

Холодок прокатился по мне, когда выступил пот на моей коже от судорог

желудка. Пока меня выворачивало, я схватился за унитаз, молясь о том, чтобы все,

наконец–то, закончилось.

Медленно, мой желудок перестало скручивать, а на его место пришла жгучая

головная боль, пульсирующая в моем мозгу.

Я рухнул на пол и положил предплечье на глаза, блокируя флуоресцентный свет

в туалете. Моя футболка прилипла к намокшей от пота коже, а в голове пульсировало,

пока та располагалась на плитке на полу, умоляя об облегчении.

– Закончил? – спросил Джетт, не выказывая никакой пощады.

– Ага, – прохрипел я. Мое горло горело от смеси желчи и алкоголя. Разговоры –

в данный момент инородное понятие для меня.

– Хорошо, – Джетт снова меня поднял, удивляя меня этим, поскольку во мне на

пару фунтов мышц было больше, чем в нем. Он затащил меня под душ, укладывая на пол,

и включил холодную воду.

Арктический душ капал сверху на меня, очищая туман в моей голове.

Я не корчился, я даже не двинулся с места. Я радовался ледяной воде,

превращающей когда–то мой затуманенный взгляд в более ясный сейчас.

Джетт стоял снаружи душа со скрещенными руками и разочарованием на лице.

– Когда ты в последний раз мылся? – спросил Джетт.

– Когда сосал твой член, – ответил я, довольный своим поганым комментарием.

– Рад, что ты находишь это смешным.

– Единственное, что смешно во всем этом мире, – безжалостное невезение,

которым меня, блядь, благословили.

– Все, что знаю я, – у тебя идеальная жизнь, а ты растрачиваешь ее попусту,

живя в тени своего прошлого и не двигаясь вперед.

– Ты нихрена не знаешь, – огрызнулся я в ответ. – Ты не знаешь, каково быть

мной, жить с виной того, что я сделал.

– Ты вообще разговаривал с ними? – спросил Джетт, ссылаясь на Линду и

Мэделин. – Ты вообще пытался узнать, как у них дела? В последний раз твоей попыткой

стало наблюдение за ними на детском бейсболе. А теперь ты просто скрываешься, как

неуловимый мудак, не желая встретиться с ними. Они могут быть в порядке, Кейс, а ты и

понятия не имеешь.

– Они не могут быть в порядке. Как может кто–то когда–нибудь оправиться от

потери родителя? Черт, ты потерял свою мать несколько лет назад, но по–прежнему

страдаешь из–за этого.

Джетт собирался ответить, но потом закрыл свой рот.

Вот, что я, блядь, думал.

Я потянулся и выключил воду. Я сел на дне душа и стянул футболку и штаны,

когда Джетт бросил мне полотенце. Я провел им по лицу, а потом медленно встал,

позволяя своим ногам привыкнуть к весу своего тела.

Джетт стоял передо мной с руками в карманах, а манжеты его деловой рубашки

были закатаны до локтей. Он источал роскошь и власть, но я знал другое. Парень

испытывал боль, как и большинство, кто потерял родителя. Я знаю о потери, которая

пришла к нему, когда его мать умерла от СПИДа. Я знаю о скорби, которую он

испытывал. Я знал потому, что был тем, кто поддерживал его в те мрачные дни, и даже

если он и был ослеплен болью, он продолжил двигаться вперед по жизни, как и Линда с

Мэделин. Он не мог говорить мне, что больше не думал о своей матери.

– Все иначе, – сказал Джетт. – Моя потеря отличается от их.

– Потеря есть потеря, Джетт.

– Все иначе, – Джетт прочистил горло. – У меня даже возможности не было

побыть со своей матерью. У меня был небольшой проблеск того, что бывает, когда мать

присутствует в твоей жизни, и то в зрелом возрасте. Я узнал, какой моя жизнь могла бы

быть. Мэделин молода. Она может двигаться вперед, не зная сожаления, которое испытал

я.

– Я знаю, что ты любишь контроль, Джетт, но ты не можешь диктовать чувства

людям.

– Я знаю это, но все иначе.

Отец Джетта был мудаком эпических размеров, используя мать Джетта для

продолжения рода, а потом вышвырнул ее на улицу после родов, оставляя бездомной и ни

с чем, кроме одежды, которая на ней была, обратно к борьбе за свою жизнь. Так было,

пока Джетт не покинул плот своего отца и начал свою собственную жизнь, в которую он

мог пригласить свою мать, но было слишком поздно. Ему достался короткий промежуток

времени с ней до того, как она умерла от СПИДа в спокойствие его дома.

Я видел отличие, о котором говорил Джетт, но придерживался своей позиции.

Потеря была потерей, и кто мы такие, чтобы судить, как кому–то реагировать? Это не

наше место, чтобы судить людей. Наше место – любить или поддерживать или скорбеть и

оплакивать их.

Я выбрал путь скорби, но вместо того, чтобы медленно выходить из темноты, я

чувствовал, что разумно оставаться там, чтобы оплакивать свою жизнь.

– Я принесла воду! – прокричала Голди из спальни, нарушая напряжение между

мной и Джеттом. – Где вы?

– Здесь, – позвал Джетт, все еще глядя на меня.

Ее маленькие каблучки стучали по полу, но она остановилась, когда заметила

нас с Джеттом, уставившихся друг на друга. Я мельком посмотрел на нее, и заметил ее

обжигающий взгляд, изучающий мое тело. Хоть и был полупьяным, я оценил ее

разглядывание моего тела.

– Нашла, что нравится? – спросил я, немного раскачиваясь.

– Ты похож на дерьмо, – ответила она.

– Самое сексуальное дерьмо в городе, – возразил я, вытягивая руки над головой,

полностью осознавая, что мое полотенце висело низко. Слишком плохо то, что я все еще в

боксерах, или все еще обладал возможностью разыграть неплохое шоу для Джетта и

Голди.

Черт, я на самом деле, все еще пьян.

– Я разберусь, – сказал Джетт Голди. – Иди потусуйся с Диего. Я ненадолго.

– Нет, – сказала она вызывающе. – Я хочу объяснения.

– Объяснения чего? – спросил я. Я прошел мимо них обратно в свою комнату.

Обычно, я завалился бы на кровать, но поскольку она была разобрана, я сел на край

комода, который плашмя лежал на полу.

Голди и Джетт последовали за мной и встали передо мной, ожидая от меня

какого–то ответа.

– Что? – спросил я, растирая лицо и желая, чтобы под рукой оказался пузырек с

валиумом.

– Что, твою мать, ты сделал с Лайлой? – спросила Голди, ее гнев возрастал.

– О чем ты? – спросил я, мой пульс ускорился от одного упоминания имени

Лайлы.

– Из нее будто высосали жизнь, – ответила Голди, руки на бедрах, готовая к

схватке.

В ней едва ли полтора метра роста, отсюда и ее прозвище от Джетта, и ноль

жира на костях, но я не сомневался в ее способности устроить отличную драку.

– Уверен, что она в порядке, – ответил я, чувствуя себя еще больше

опустошенным, чем прежде, из–за Лайлы. Человек, который высосал из нее жизнь – я.

Еще одна жизнь, которую я смог повредить.

– Она не в порядке, Кейс. Она не рассказывает мне, что произошло, поэтому

тебе лучше начать говорить.

– Мы переспали. Потом я ушел, – я выдохнул, упуская все интимные детали и

мгновения, что мы разделили.

– Я не верю, – ответила Голди.

– Не веришь? – я схватился за затылок. – Проверь кошелек. Там на один

презерватив меньше.

Топая ножкой, как ребенок, она сказала:

– Нет, не верю, что это все, что произошло.

– Брось, это того не стоит, – сказал ей Джетт, притягивая к себе.

– Я так устала мириться с его непостоянностью. Пришло время взять себя в

руки, Кейс. Утомительно быть другом тому, кто думает, что миру придет конец в любой

день.

– Рад, что ты, наконец, осознала, что мы не обязаны дружить, – ответил я, на

самом деле, желая, чтобы она оставила меня в покое.

– Ты придурок.

– Угу, – сказал я, прислоняясь головой к стене.

– Пошли, – подтолкнул ее Джетт.

– Так глупо. Почему мы должны ходить вокруг него на цыпочках? Какое

отношение имеет к этому лето?

Как чертов полуприцеп врезался в стену, осознание ударило меня в грудь.

– Твою мать, какой сегодня день? – спросил я, глядя на Джетта.

Печальное выражение его лица подтвердило мои мысли.

Сегодня день рождения Мэделин, а я, блядь, забыл. Я был так зациклен на

топлении в собственной печали, что забыл о ее дне рождении.

– Какой сегодня день? – спросила Голди, разглядывая нас. – Какого черта

происходит?

– Мне нужно идти, – ответил я, хватая джинсы и футболку с пола.

– Протрезвей для начала, – сказал Джетт, бросая в меня водой и хлебом. – Потом

можешь идти. Полупьяное состояние не поможет.

Даже если я и хотел больше всего уйти, Джетт был прав. Чтобы позаботиться о

деле, мне нужно протрезветь, поэтому я схватил воду и хлеб и пропихнул их вниз.

Глава 18.

Мое прошлое…

– Пора, – сказал я Джетту, когда он встретил меня у подножия лестницы

расположенной у служебных помещений в «Клубе Лафайет».

– У меня было несколько дел, – ответил он, застегивая пуговицы на своем

пиджаке. Он сжал мое плечо и посмотрел в глаза. – Ты не обязан делать это, Кейс.

Это разговор повторялся каждый раз, когда я хотел сделать что–то, связанное с

потерей Маршала Дункана. Джетт всегда сжимал мое плечо и говорил, что я не обязан

делать что–то, из того, что запланировал, а я всегда противостоял ему. Я не видел

изменений в ближайшем будущем.

– Я сделаю, – сказал я, направляясь с ним к задним дверям.

Мы шли в гараж, когда нас остановил свист одной из девушек. Я повернулся и

заметил, что «Девочки Джетта» загорали на заднем дворе, топлесс конечно же, попивали

маргариту и сплетничали. Сегодня их выходной и они воспользовались своей

возможностью. Я отвел свой взгляд от их груди и пошел дальше.

Там загорали четыре «Девочки Джетта»: Бабс, Пеппер, Тутси и Франси. Их всех

нашел Джетт и пригласил в клуб, чтобы изменить текущее положение их жизни. Тутси и

Френси парочка…раздражающе милая, когда их видно вместе, на самом деле. Джетт

нашел их в порно–клубе, где они расхаживали топлесс перед кучей возбужденных

мужиков. Франси чертовски невероятный бармен, а Тутси взяла несколько уроков моды и

оказалась отличной швеей. Когда Джетт узнал о таланте Тутси, он предложил ей работу

над несколькими костюмами для девочек. Я был, действительно, впечатлен ее скрытым

талантом.

Пеппер, с другой стороны, была очень сложной. Ее по–настоящему темная

сторона превосходила мою временами. Я видел это в ее глазах, нанесенные повреждения.

Единственную информацию, которую я получил от Джетта о Пеппер, что он смог

заплатить ее сутенеру, чтобы помочь ей перейти в «Клуб Лафайет». Я не хочу знать,

сколько он заплатил. Все, что я знал, – Джетт спас ее из ужасного положения, в которое

она сама себя поставила.

На удивление, все девочки поладили. Это был мой самый большой страх, когда я

вступал в свою должность в клубе – что будет полно кошачьего дерьма между

девчонками, – но это стало негласным правилом, что они не дерутся друг с другом.

Вместо этого, они поддерживали друг друга. Они все пришли из неблагополучных

районов и с этим знанием, они сформировали нерушимую связь.

Иногда они огрызались мне. Они намеренно выводили меня из себя, но опять

же, думаю они находили удовольствие в таком противостоянии. И они знали о моих

границах и никогда не пересекали черту. Они не спрашивали меня о личной жизни. Они

знали, что у меня есть демоны, и оставили меня в покое.

Поначалу, я думал, что план Джетта по спасению этих девушек был немного

надуманным, может, немного хлопотным, но теперь я все понял. Я увидел, чем клуб мог

обеспечить их: безопасным святилищем от грехов, которые каждый день цеплялись за их

кожу. Теперь они могли процветать, сделать что–то для себя. Было приятно смотреть на

изменения в их поведении, видеть надежду в их глазах. Если бы только клуб мог

оказывать и на меня подобный эффект.

– Куда собрался, босс? – выкрикнула Бабс, обращаясь ко мне, хотя, технически,

я не их босс, просто менеджер.

– Не твое дело, – парировал я. Они хорошо знали о вопросах касающихся моих

повседневных дел. Кроме тренировок в Комнате Тулуза или в спортзале, они не

разговаривали со мной. Не потому, что я мудак. А потому, что мне нечего им сказать.

Девчонки захихикали над моим коротким ответом и устрашающе загудели,

развеселив меня.

– Как ты справляешься с его капризами? – спросила Джетта Франси, который

плелся позади меня.

– Бурбоном, – ответил Джетт. – Большим количеством чертова бурбона.

– Пошел ты, – усмехнулся я.

– Мы будем скучать, – сказала Тутси. Она помахала нам пальцами. Я покачал

головой на самую главную блондинку в доме. Она, на самом деле, тупила временами.

Слава Богу, она была красивой.

Я скользнул в черный Рендж Ровер и уселся за руль. Джетт быстро запрыгнул на

пассажирское сидение и закрыл дверь, заглушая свист девушек, предназначающийся нам.

Я прижал пальцы к бровям.

– И почему ты решил, что численное превосходство женщин над нами – это

хорошая идея, не знаю.

– Не самое мое лучшее решение, – усмехнулся Джетт, пристегиваясь.

– Ты не имеешь представления, каково это собрать их в кучу и заставить

сосредоточиться.

– Я знаю. Я наблюдаю за тобой, – засмеялся Джетт, ссылаясь на камеры в

помещениях. – Рад, что не я этим занимаюсь.

– Угу, ты просто заставляешь меня делать всю грязную работу.

– А разве не так всегда происходит? Я гений, а ты делаешь тяжелую работу.

Его комментарий был сказан с юмором, но это истинная правда. Сколько я знаю

Джетта, он всегда придумывал схемы неприятностей, в которые мы любили попадать, а я

всегда действовал. Мы никогда не попадались. Это был небольшой кайф, в котором мы

жили, когда были молоды. Теперь, когда повзрослели, наши схемы стали труднее. Вместо

того, чтобы прикрывать неудачи, мы покрывали наши грехи и помогали людям избежать

их.

– Куда едем? – спросил Джетт, прерывая мои мысли.

– На самом деле, не знаю, – я пожал плечами. – Я думал о Таргете, – на самом

деле, я не имел понятия куда заехать.

– Таргет? Серьезно? – неодобрительно спросил Джетт.

– Черт, я не знаю, – я потер шею, пытаясь подумать. – Я не знаю, что подарить

маленькой девочке.

– Ты не обязан дарить ей что–то, – ответил Джетт. – Ты уже даришь им деньги.

– Это последнее, что я могу сделать, – сказал я, чувствуя груз ответственности

на своих плечах.

У Мэделин нет отца из–за меня, поэтому я взял ответственность на себя –

убеждаться, что о ней хорошо заботятся на расстоянии. Чеки, что заработал в «Клубе

Лафайет», я отправлял напрямую ей каждый месяц. Я закидывал кучей денег их почтовый

ящик каждый месяц с записками сожалений и скорби. Сегодня ее день рождение, и я

решил, что смогу помочь отпраздновать этот день, поэтому собрался купить ей подарок,

но не имею чертового представления, что хотят маленькие девочки.

– Почему поехал я? – спросил Джетт. – Ты мог взять с собой одну из Девочек.

– Это бы гарантировало кучу вопросов. А я не хочу вопросов. Они мне не

нужны.

– Понимаю. Поэтому, теперь мы едем за покупками для маленькой девочки?

– Угу, – ответил я, сдерживая улыбку. – Должно быть весело.

– Или обернется полной катастрофой, – парировал Джетт. – Хотя мы не поедем в

Таргет. Поехали на Французский рынок. Ты, по крайней мере, подаришь ей что–то с

символикой города, в котором она живет.

– Ты пытаешься разжалобить меня? – поддразнил я.

– Ты хочешь моей помощи или нет?

– Хочу. Просто не ожидал, что ты примешь в этом участие.

– А я и не буду, – сказал Джетт. – Я просто удостоверюсь, что ты не выглядишь,

как идиот.

– Она не узнает, что это от меня, – ответил я. Я повернул на улицу Святого

Чарльза и направился прямо к Кварталу.

– Объясни, как все пройдет, – сказал Джетт.

Я чувствовал, как Джетт вопросительно разглядывал меня. Он всегда хотел

знать каждый нюанс плана, в котором участвовал, и временами это сводило меня с ума. Я

просто хотел следовать своему плану, не разговаривая о нем. Но с Джеттом, ты должен

быть уверен, что проверил все ящики и принял все возможные меры предосторожности.

Он бы не стал блестящим бизнесменом, если бы у него был не такой склад ума. Жаль, что

это раздражало меня каждый чертов раз.

Разочарованно выдохнув и крепко ухватившись за руль, чтобы не сорваться, я

ответил:

– Я просто собираюсь подкинуть его под их входную дверь. Думаешь, я лично

вручаю им деньги каждый месяц?

Джетт знал, что моя ежемесячная зарплата уходила к Мэделин и Линде, он ни

разу не сказал ни слова об этом. Он становился молчаливым партнером, когда дело

касалось моего пьяного греха, и это стало необсуждаемым правилом, которого мы

придерживались, – я был тем, кто убил человека, а Джетт прикрыл это. И исходя из этого,

мы оба виновны. Поэтому Джетт принял тот факт, что мои деньги уходили к Мэделин, он

ничуть не смущался выплат.

– Ты правда собираешься оставить подарок на пороге дома? Ты не думаешь, что

это как–то жутковато?

– Черт, ты же знаешь, что это жутко, и я крадущийся и доставляющий им вещи,

но какой выбор у меня остается? Показать свое лицо? Ты знаешь, что я, твою мать, не

могу этого сделать.

– Это может помочь перебороть эмоции, которые ты сдерживаешь, –

предположил Джетт.

Я захохотал.

– Ой, ладно, так я должен пойти и вручить им подарок лично в руки?

Совершенно незнакомый человек? Или я должен представиться человеком, который

разрушил их жизни?

– Ты не разрушал их жизни, – возразил Джетт.

– Чушь собачья…

Джетт перебил меня.

– Они могут быть в полном порядке, а ты не узнаешь этого, потому что

крадешься, скрываешься и живешь во тьме, надеясь, что смерть придет за тобой поскорее.

Доставай свою чертову голову из задницы и узнай, по–настоящему ли им больно?

Это была та же ярость Джетта, приходившая каждые несколько месяцев, когда

он больше не мог выносить моих страданий. Я понимал, что моя хандра делала с ним. Я

понимал, что травлю его ядом, и чувствовал себя плохо из–за того, что ему приходилось

иметь дело с моим прошлым.

– Оставь это, – предупредил я. Он бесил меня, и я собирался покончить с этим.

Покачав головой, Джетт прислонился спиной к своему сидению.

– Я не понимаю тебя, друг. Почему ты продолжаешь наказывать себя?

– Почему ты продолжаешь спрашивать?

– Понятия не имею, – сказал мягко Джетт, заканчивая наш разговор.

Тишина зазвенела между нами, пока я прокладывал путь через Квартал к

открытому рынку, где собрались продавцы со всей страны, чтобы продать свои поделки и

сувениры ручной работы. Это было туристическое направление, но еще, когда

присмотришься получше, мимо подделок очков и банальных футболок, сможешь найти

настоящее сокровище.

Когда нашел парковочное место, я заглушил двигатель и изучал основание руля,

пока размышлял о том, что хотел сказать Джетту.

– Я понимаю, что то, что случилось той ночью – моя вина, и понимаю, что ты

приложил все усилия, чтобы защитить меня, Джетт, и я ценю это.

– На это были эгоистичные причины, – перебил Джетт. Я отлично понимал, что

Джетт защитил меня потому, что не мог потерять, не после смерти его матери.

– Я знаю, – ответил я. – Когда дело доходит до моей жизни, ты можешь

защитить меня от закона, но не можешь защитить от моего душевного состояния. В день,

когда мой кулак соприкоснулся с Маршалом Дунканом, мою жизнь забрали у меня, и

пришло время для тебя принять это. Человек, которого ты однажды знал, больше не

существует.

И с этим, я вышел из машины и направился прямо к рынку, не оглядываясь

назад, чтобы узнать пошел за мной Джетт или нет, потому что я знал, что он пойдет. Он

никогда не покидал меня.

Рынок гудел полуденным волнением, но не было ничего волнительного в

задании в моих руках. Все это открывало для меня еще одну сторону темноты, которую я

встретил с распростертыми объятьями.

***

– Это глупо, – сказал я, обсуждая подарок, который пытался завернуть. –

Выглядит так, будто его завернул ребенок.

– Тогда, она может подумать, что это от друга, – Джетт посмеивался рядом со

мной.

– Почему ты заставил меня завернуть его? – спросил я, разглядывая оберточную

бумагу с праздничными свечами, которая хрустела и держалась на длинных кусках

скотча.

– Потому что было слишком смешно, чтобы пропустить подобное, – ответил он.

– Ты придурок, – ответил я, возясь с оберточной бумагой. – Если бы он была в

форме коробки, было бы легче его завернуть.

– Это плоская сумка, – указал Джетт. – Тебе просто нужно миленько подогнуть

углы.

– Ты что, из чертова управления по упаковке подарков? – спросил я, пытаясь

разгладить морщинки на бумаге.

– Нет. У меня так же нет времени, чтобы сидеть с тобой в темноте, пока ты не

соберешься подбросить подарок. Просто сделай это. Я уже готов съесть ужин.

– Пропустив прием пищи, ты не умрешь. Ты начинаешь толстеть.

Это было далеко от истины. Джетт был таким же подтянутым, как и я, спасибо

нашим спарринг занятиям в спортзале и жестоким тренировкам, которые я проводил с

ним.

– Испытываешь удачу, Хейвуд, – пробормотал Джетт, отвечая на письма в

телефоне.

Я снова посмотрел на подарок, нервничая. Правильно ли я поступал? Я думал,

что это добрый жест, последнее, что я мог сделать для Мэделин, но как она воспримет

это? А ее мать?

Мы с Джеттом бродили по рынку несколько часов, рассматривая каждый стол,

пока не нашли подарок, который решил ей понравится. Я купил сумку ручной работы, она

розово–фиолетовая и сшита из забавно раскрашенной ткани. Она выглядела очень по–

детски, но идеально подходила маленькой девочке. Я не знаю, что она будет делать с

сумкой, но подумал, что это станет красивым, ярким жестом. До того, как я упаковал ее, я

вложил в сумку ободряющую записку.

Любовь – непреклонна, потеря – неоспорима, но любовь поможет тебе

двигаться вперед, что продемонстрирует твою истинную отвагу в жизни. Продолжай

двигаться вперед, Мэделин.

Мудрые слова, которым я должен последовать сам. Я был слишком далеко для

восстановления. Я принял свой приговор, но у Мэделин все еще впереди яркое будущее.

– Подкинь его уже, Кейс. Я не позволю тебе избежать этой части.

Он слишком хорошо меня знал.

Неохотно, я открыл дверцу машины и вышел, не позволяя хлопку двери

распространиться эхом в тихой ночи. Я ждал, пока улицы города опустеют, чтобы

подложить свой подарок.

Я припарковался на углу, чтобы оставаться в тени. Я бесшумно подобрался к

передней части их дома, остановившись за деревом, чтобы убедиться, что у них выключен

свет. Уличный фонарь почти перегорел. Я мысленно сделал себе пометку, сказать Джетту

об этом, чтобы он смог договориться с кем–то в городе и сменить лампу. У Джетта были

связи, и все могло произойти быстро, даже если это простая смена лампы фонаря.

Дом, в котором жили Линда и Мэделин, был маленький и тихим с зелеными

ставнями и персиковыми стенами. Цветы в горшках висели перед окнами, а каменная

дорожка привела меня к входной двери.

Бесшумно и редко вдыхая, я подошел к двери и положил подарок на коврик

перед дверью. Прежде, чем уйти я оглядел яркую, белую дверь с коваными

светильниками. Коттеджного типа дом – классика в Новом Орлеана, теплый и уютный.

Я начал отступать, но почувствовал пару глаз на себе. Я остановился и огляделся

по сторонам, разглядывал ли кто–то меня через свои окна. Все дома были темными с

задернутыми шторами на окнах, закрывая обзор на любого прохожего. Было достаточно

темно, и я знал, то никто не сможет разглядеть кто я, но ощущение взгляда на себе все

равно было жутким. Я направился обратно к машине на холостом ходу.

Когда я забрался в нее, Джетт спросил:

– Подложил?

Я кивнул и пристегнулся. Я последний раз оглядел окрестности и выдохнул с

облегчением. Один день рождения прошел, осталась вечность.

Глава 19.

Мое настоящее…

Удар за ударом, боль выстреливала в мою голову, заставляя дергаться мой глаз и

охватывая весь мозг. Мой желудок переворачивался с каждым шагом, но боль была

желанна. После недели вынужденной пьяной комы, я ощущал последствия.

Я поднес бутылку воды ко рту и наслаждался прохладой, которая скользила по

моему пересохшему горлу. Джетт заставил меня съесть хоть что–то, но я сожалел о

принятой пище, поскольку тошнота вновь охватила меня.

Я ненавидел то, что боялся Голди, и что она боялась за меня. Джетт знал мои

возможности и знал, что я мог ускользнуть в еще более темную дыру, чем там, где он

нашел меня, но Голди не видела раньше эту мою сторону. Она пыталась быть стойкой

большую часть времени, но я заметил страх в ее глаза, когда она смотрела сегодня на

меня, выражение, которое я никогда больше не хочу видеть на ее красивом личике.

Голди все еще оказывала эффект на меня. С нашей первой встречи, я знал, что

она станет частью моей жизни. Это нельзя было отрицать.

Хотя боль из–за нее уже умерла. Желание пометить ее как свою, вырвать ее из

рук своего лучшего друга, – все это ушло, и завязалась настоящая дружба.

Она чувствовала меня, и сейчас я не мог ничего поделать с ее беспокойством из–

за того, что произошло между мной и Лайлой.

В то мгновение, как она заметила, что я трезвый, она сделала своей миссией

выяснить, что произошло между нами с Лайлой. Я избавил ее от подробностей и сказал,

что ничего не выйдет. По словам Голди, это было не достаточно хорошее объяснение.

Придирки, которые я получил, послужили причиной второй волны тошноты и

головной боли. Маленькая девчонка с медовыми волосами становилась безжалостной,

когда дело касалось ее лучшей подруги. Так было, пока Джетт не заметил, что я

достаточно настрадался, чтобы увести Голди и кинуть еще больше еды в моем

направлении.

Чувствуя себя наполовину человеком, я сел на капот черного Порш Каенн

Джетта, поглощая воду и дожидаясь Пеппер, которая встретится со мной перед отелем. Я

упирался одной ногой в бампер внедорожника, а другой в землю, проверяя свое

полупьяное равновесие. Солнце припекало мою спину, а влажность Луизианы

выветривала алкоголь из каждой поры моего тела. Детоксикация – настоящая сука.

– Боже, разве ты можешь выглядеть еще сексуальнее? – спросила Пеппер,

подходя ко мне, щелкая жвачкой во рту, одетая в джинсовые шорты и короткую майку.

Девчонка выглядела чертовски красивой. Она встала передо мной и потрепала мои

волосы. – Ты, на самом деле, вошел в образ такого задумчивого человека, – она

просканировала мой простой наряд из поношенных джинс и белой футболки. – Почему

это так просто для мужчины?

Я снял очки и оглядел Пеппер с головы до ног.

– Почему это так просто для женщины? – спросил я в ответ.

У нас с Пеппер время от времени были свои моменты, особенно после того, как

Джетт и Голди, наконец, начали встречаться. У нас у обоих были демоны, с которыми мы

боролись, и мы выяснили, что потеряться в наших телах, – легкий способ забыться. Так

было, пока Лайла не вошла в мою жизнь, поэтому я прекратил все связи с Пеппер. Это

было неожиданно, но она знала, что идя на соглашение, она понимала, что это просто секс

и ничего больше.

Кстати, она все еще трахала меня глазами, я знал, что она хотела вернуться к

нашему старому соглашению. Часть меня думала об этом в моем пьяном ступоре. Я думал

позвонить ей, но был слишком пьян, чтобы даже поднять телефон и написать ей, а уж

трахаться с ней бессмысленно. К тому же, подсознательно, я знал, что причиню боль

Лайле, а я не хотел делать этого.

Лайла и Пеппер ладили, но всегда существовало скрытое напряжение между

ними, когда они обе работали в «Клубе Лафайет». Это было заметно, когда они

находились в одном помещении вместе. Это сделало отношения между ними двоими

намного жестче.

– Куда мы поедем? – спросила Пеппер, надувая пузырь из жвачки.

– Мне нужна твоя помощь в выборе подарка, – сказал я, вставая и удерживая

равновесие. Меня все еще шатало. – Хочешь сесть за руль? – спросил я, неуверенный

насколько трезвым я был.

– Твою мать, да, – она взмахнула кулаком в воздухе.

Я сразу же пожалел о своем решении, позволив Пеппер сесть за руль. Если она

водила не лучше Голди, то мне потребуется бумажный пакет. По словам Джетта, Голди

была самым страшным водителем, которого он видел за рулем. Очевидно, ей нравилось

ездить по тротуарам, рассматривать пешеходов, как бамперы машин, и игнорировать

любые ограничения скорости. С пофигизмом Пеппер и ее свободным духом, я мог только

представить, во что ввязался.

– Куда? – спросила она, когда мы сели, и она завела двигатель. Она крепко

схватилась за руль и нажала несколько раз на газ, хотя мы все еще были на парковке.

Боже.

– Полегче, Марио Андретти. Мы просто едем на Французский рынок.

– Давай посмотрим, как быстро мы сможем добраться туда, – сказала она,

выруливая на дорогу и ударяя по газам. Я отлетел на свое сидение, а моя рука

инстинктивно двинулась к «твою мать» ручке над дверью.

– Если ты не хочешь, чтобы я заблевал твои колени, помедленнее, блядь,

Пеппер.

Пеппер засмеялась и сбросила скорость.

– Джетт был прав. Это будет весело.

Я должен был догадаться, что Джетт поговорит с Пеппер. Он, наверное,

рассказал всем девочкам о моем запое и попросил их быть невероятно раздражающими

рядом со мной. Он не отпустит это просто так. Это его способ проучить меня.

– Просто, блядь, рули, – ответил я, расслабившись на своем сидении и

прижимаясь пульсирующей головой к руке, прислонившейся к окну.

– Какого рода подарок мы ищем?

«Девочки» не знали о Мэделин. Только Джетт знал, но он не мог поехать в этом

году, поэтому отправил второй лучший вариант после себя. Она поймет мою потребность

не обсуждать этого, в отличие от Голди, которая задаст миллион вопросов. Бабс занята

помощью в «Справедливости», а Франси и Тутси бесполезны, поскольку они тоже заняты

собой или Франси пытается объяснить все маленькой блондинке Тутси. Я бы предпочел

Голди Франси и Тутси, а это говорило о многом.

Отвечая Пеппер, я сказал:

– Подарок для маленькой девочки.

– Эм, это странная для тебя покупка. Потрудишься объяснить?

– Неа, – ответил я, прислоняя голову к окну.

И на этом все. Мы сидели в тишине, пока Пеппер ехала к Французскому рынку.

Мы легко могли прогуляться по отелю, но я хотел поехать прямо к дому Мэделин после

этого, а с хреновым похмельем прогулки между рядами продавцов на рынке станут

достаточно тяжелыми.

Поскольку была суббота, рынок был переполнен, когда мы приехали, но мы

были достаточно везучими, найдя место для парковки сбоку улицы. В очках,

прикрывающих мои покрасневшие глаза, мы пошли через рынок, уклоняясь от туристов и

избегая сырных сувенирных лавок. Я искал что–то ручной работы или оригинальное для

Нового Орлеана. С тех пор как впервые купил Мэделин подарок, это стало традицией для

меня.

Я не имел понятия, нравилось ли ей вообще, что я дарил, или она даже не

открывала коробки. Ее мама могла помечать коробки, как что–то от психа, и даже не

отдавать их ей. Если и так, я буду продолжать приносить ей подарки на ее день рождения

и рождество, потому что она заслуживала их, хоть могла даже не получать.

– Что насчет Куклы–Вуду? – предложила Пеппер, хватая жуткую куклу со стола.

– Наверное, не самый подходящий подарок, – ответил я, пытаясь избегать

зрительного контакта с блуждающим взглядом куклы.

– У меня были такие, когда я была маленькой. Хотя они ни разу не сработали. Я

просила, чтобы волосы моей учительницы сгорели, каждый день, и каждый день она

приходила с копной волос на голове. Проклятые штуковины были мистификацией.

– Это так тревожно на стольких уровнях, что я даже не собираюсь спрашивать.

– Лучше не стоит, – Пеппер улыбнулась мне и продолжила идти вдоль рядов

торговцев.

Мы прошли продавца поддельных очков, и осмотрели каждую пару, изучая

размер и цвет.

– Ты же знаешь, что мы не за твоими покупками пришли, да? – я положил руку

на ее спину и наклонился ближе, чтобы она могла услышать сквозь гудящую толпу.

– Девушку невозможно остановить от покупок, – она улыбнулась мне в ответ. –

Эй, а как насчет ожерелья?

Пеппер подвела меня к одному из множества столов с украшениями на рынке,

но в этом продавце было что–то, что ее отличало. Ее ожерелья были боле французскими

по ощущениям, чем обычное бисероплетение. Серебряные кулоны, болтающиеся на

тонких нитях, были выставлены на стойке из черного бархата, привлекая мой взгляд.

– Это вроде как милое, – сказал я, разглядывая круглый кулон с фиолетовым

камнем в центре. – Но не слишком они взрослые для маленькой девочки?

– Может быть, – ответила Пеппер, разглядывая громоздкое бирюзовое ожерелье.

Оно мне не понравилось, но кого я обманывал. Я ничего не понимал в украшениях,

поэтому кто я такой, чтобы судить?

– Забавно встретить вас двоих здесь.

Я замер и сразу же убрал руку со спины Пеппер, как будто она обожгла меня. Не

снимая авиаторы, я посмотрел на Лайлу, стоящую перед нами с фальшивой улыбкой на

лице. Хоть я и говорил себе не разглядывать ее, мои глаза предали меня, когда я

посмотрел н белые шорты, которые демонстрировали ее восхитительные ноги, и мятную

футболку, вырез которой был чертовски глубоким. На ней были коричневые сандалии,

которые соответствовали ее ремню. Ее волосы собраны в хвост, обнажая ее шею, ее

шелковистую, карамельного цвета шею, которая чертовски манила меня.

Она завораживала.

– Привет, Лайла, – сказала Пеппер, немного переборщив с весельем в голосе.

Она обняла Лайлу. Пока Лайла обхватывала ее своими руками, она сохраняла зрительный

контакт со мной, опаляя меня своими зелеными глазами. По тому, как дернулась ее

челюсть и нахмурились брови, я заметил, что она не рада этому. Я не винил ее.

– Привет, Пеппер, – Лайла практически прошептала. – Что вы двое делаете

здесь?

– Пришли за покупками, – невинно ответила Пеппер, не зная истории между

мной и Лайлой. – А ты что задумала, подруга? Мы не видели тебя уже давно. Ты больше

не тренируешься с нами?

Интересно. Лайла перестала тренироваться с другими девочками, хотя все еще

имела доступ ко всем удобствам. Это из–за меня?

Конечно из–за меня. Она лучшая подруга Голди. Единственная причина, по

которой Лайла не тренировалась, потому что переживала, что я могу оказаться

поблизости.

Лайла пожала плечами.

– Мне нравиться делать все по–своему.

Когда Лайла и Пеппер продолжили свою болтовню, я оставил их разговор и

рассматривал, как блестели на солнце розовые губы Лайлы. Их образы, скользящие по

моему члену, по моему твердому, крепкому телу, по моим собственным губам,

пронеслись в моей голове. Сильное желание заняло свое место в низу моего живота, и мне

сильно хотелось дотянуться до нее. Я не только хотел эту женщину, но и нуждался в ней.

Стоя в нескольких метрах от нее, я чувствовал притяжение наших душ,

пьянящее желание объявить ее своей. Это неоспоримо. Лайла – моя вторая половинка. Я

понял это в тот момент, когда встретил ее. Я знал, что она могла бросить мне вызов,

понять меня, дать мне все, чего я когда–либо хотел. Вот почему я не мог любить ее,

почему не мог быть с ней. На земле нет места моему счастью.

– Как ты, Кейс, – спросила Лайла, вырывая меня из размышлений.

– Хорошо, – ответил я, не уточняя.

– Тоже покупаешь что–то?

– Ищу подарок, – ответил я.

Она кивнула.

– Ну, полагаю, я оставлю вас на вашем свидании.

Свидании? Ох, черт.

– Это не свидание, – я и Пеппер ответили одновременно.

Лайла улыбнулась.

– Ой, не притворяйтесь.

А потом она ушла. Я наблюдал за ее отступлением, ее короткие шорты опасно

подпрыгивали на ее ягодицах. Я хотел вырвать ее из толпы и заблокировать обзор

каждому мужику поблизости. Я ненавидел то, что она выставляла свое тело на показ

всему миру. Я ненавидел, что она работала в чертовом стрип–клубе, где мужики могли

увидеть то, что принадлежит мне.

Блядь, что должно принадлежать мне. Приливная волна мучений атаковала

меня, пока я пытался успокоить свое колотящееся сердце.

– Эй, ты в порядке? – спросила Пеппер, хватая меня за руку.

– Нет, – ответил я, наблюдая за Лайлой.

Прежде чем мог остановить себя, я двинулся вперед и встал прямо позади

Лайлы.

– Лайла…

Она медленно повернулась, перехватила свою сумочку одной рукой, а другую

засунула в карман, занимая обычную позу, хотя напряжение между нами было ощутимо.

– Чем могу помочь? – спросила она.

Черт, что я хотел сказать? Множество мыслей пронеслись в моей голове.

Прости меня.

Будь со мной.

Спаси меня, блядь.

Но я не мог произнести ни одну из этих истин.

– У меня нет времени на это, – сказала она, не предоставив мне много времени,

чтобы собраться с мыслями. Прежде чем она успела полностью закрыться от меня, я

схватил ее за руку и заставил посмотреть мне в лицо. Я заскользил рукой по ее руке, пока

наши пальцы не переплелись вместе.

Ее плечи заметно опустились и крепкие стены, которые она возвела вокруг

своего сердца, рухнули от одного сжатия моей руки.

– Прости, Лайла.

– За что? – спросила она, прожигая меня своими зелеными глазами. – За то, что

относишься ко мне, как к шлюхе, каждый раз, берешь что хочешь, выворачиваешь

наизнанку, а потом уходишь? Или извиняешься за то, что не хватает мужества быть со

мной?

Мое сердце скрутило в груди. Последнее, что я хотел,– причинить боль Лайле.

Мне больше всего на свете необходимо держать ее в своих объятиях, называть ее своей,

жить в ее красоте. Я никогда не хотел причинять ей боль, но именно это я и сделал.

Впустил ее в свой мир ненадолго, и нанес болезненные раны, потому что не достаточно

силен, чтобы сказать «нет».

– Я не хотел относиться к тебе так, – заявил я. – Ты далека от шлюхи, Лайла,

поэтому никогда не называй себя так.

– Я просто говорю тебе, как ты заставил меня чувствовать себя, Кейс. Ты думал,

что я буду в порядке с твоим отношением? Ты думаешь, мне понравилось рассказывать

свои секреты и получить твое отторжение?

Одинокая слеза скатилась вниз по ее щеке, и она вытащила руку из моей хватки

и быстро вытерла ее.

Я схватился за шею, мой нервный тик, пока пытался придумать, как это

исправить. Ни одного простого решения не посетило меня, и это заставило меня

нервничать. Хоть я и понимал, что не смогу дать ей того, что она хотела, я все еще не

хотел потерять ее.

Было время в моей жизни, когда мог найти женщину, как Лайла, и никогда не

отпускать ее. Я бы моментально объявил ее своей и убедился бы, что каждый чертов член

в городе узнал об этом. Это время в моей жизни, когда я мог бы сделать все что угодно,

чтобы вернуться. Просто момент времени, где я не носил на своих плечах вес всего мира,

где я мог быть Кейсом, каким однажды был, Кейсом, который знал, что такое жить,

наслаждаться жизнью.

Я больше не этот человек.

Глубоко вдохнув, я отдал ей маленькую частичку своего сердца.

– Я не отталкивал тебя, Лайла. Я оттолкнул себя.

– Потому что переспал со мной? – спросила она, вглядываясь в мое лицо и

игнорируя проносящуюся толпу.

Я собирался ответить, когда кто–то толкнул меня в плечо, оправляя весь мой вес

на Лайлу. Мы оба попятились назад за секунду до того, как я сумел удержать наше

равновесие. Я повернулся, чтобы узнать, кто нас толкнул, и встретился с извиняющимся

человеком.

– Чувак, извини. Эта бешеная толпа неуправляема.

– Без проблем, – прохрипел я.

– Эй, ты Кейс Хейвуд.

Я молился, чтобы он продолжил идти, забыл, что вообще видел меня. Мне не

нужно это прямо сейчас.

– Чувак, ты был таким засранцем. У тебя был самый болезненный апперкот,

который я когда–либо видел, – парень выкинул пару фальшивых ударов в мою сторону.

Только он не знал, что мой апперкот мог лишить жизни.

– Спасибо, – ответил я, пытаясь намекнуть парню, что не заинтересован в

обсуждении моей боксерской карьеры.

– Ты слышал, что тренера, с которым ты занимался…Джоно…арестовали за

подмешивание препаратов своим спортсменам? Ты должен знать об этом, потому что,

если честно, не думаю, что ты когда–либо употреблял стероиды. И это только

подтвердилось.

– Угу, я проверю это. Спасибо, мужик, – я пожал ему руку и утащил Лайлу за

колонну, чтобы получить унцию уединения.

– Это было немного грубо, – сказала Лайла. – Тот парень был милым с тобой.

– Я не хочу говорить о своей боксерской карьере.

– Но он определенно фана…

– Был, – я перебил ее. – Нет необходимости сохранять лицо перед фанатами. Эта

карьера давно закончилась.

– Все еще, ты мог бы быть немного милым. Ты ходишь по земле, как будто люди

чем–то обязаны тебе.

– Вот в этом ты ошибаешься, – сказал я, прижимая ее к колонне. – Я хожу по

земле обязанный кое–кому другому.

Лайла нашла мои глаза, а когда я попытался отвернуться, она крепко вцепилась

в мою челюсть, заставляя меня смотреть на нее.

– Тем есть что–то большее, да?

– Большее в чем? – спросил я, наслаждаясь ощущением ее руки на моей коже.

– Большее в твоей боли. Это не только из–за потери карьеры в боксе. Там что–то

темнее, что–то глубже, – она замолчала. – Для кого подарок? Для кого ты покупаешь его,

Кейс?

То, как ее глаза впились в меня, ощущение ее кожи на мне, ее близость, которая

всегда заставляла меня чувствовать себя в такой безопасности, – это сломало мои стены.

Ответ появился на кончике моего языка.

– Скажи мне, Кейс. Для кого ты покупаешь его?

Я кружил с возможностью рассказать ей, когда к нам присоединилась Пеппер, с

пакетом в руках.

– Купила подарок… – она затихла, когда заметила, как близко мы с Лайлой

стояли. – Ой, извините, я что–то прервала?

Обеспокоенное выражение на лице Лайлы испарилось.

– Нет, я просто пойду, – сказала Лайла, пока отстранялась от меня. – Пеппер,

позвонишь мне по поводу девичника, – Лайла посмотрела на меня. – Увидимся, Кейс.

Лайла ушла с печальными глазами, оставляя нас с Пеппер одних с шумным

рынком позади нас.

Туристы и местные текли рекой вокруг колонн, которое удерживали крышу

Французского рынка, но будто разделяя море, я четко видел удаляющуюся красотку,

напоминая мне, что я не достоин того, чтобы не отпускать такую меняющую жизни

девушку.

– Ты любишь ее, да? – спросила Пеппер, переворачивая мой мир с ног на голову.

Любовь – незнакомое понятие. Любви нет на моем радаре. В этом я убеждал

себя.

– Нет, – ответил я, хотя подобная мысль появлялась у меня в голове.

– Чушь,– ответила Пеппер.

– Извини за разочарование, но я не знаю что такое любовь, Пеппер, – глубоко

вдохнув, я кивнул на пакет в ее руке. – Что ты купила?

Отпуская момент, Пеппер полезла в пакет и вытащила зеленую Куклу–Вуду,

которая была одета в фиолетово–розовое платье. Скрученная кукла выглядела ужасно.

– Я, блядь, не стану дарить ей это, – заявил я, даже не давая Пеппер объяснить

причины покупки этого.

Рассмеявшись Пеппер сказала:

– Это для меня, – она протянула небольшой кулон мне. – Это для твоей подруги.

Там серый камень внутри.

Я открыл кулон и увидел небольшой, отполированный камень, закрепленный

внутри. Он был простым, но красивым. Простота проходит длинный путь временами.

– Серый? – спросил я.

Пеппер схватила меня за руку и сжала ее.

– Это цвет раскаяния. Я не знаю, что ты ищешь или пытаешься достичь, но

может, однажды, ты сможешь простить себя, Кейс.

Если она хотела забить кол в мое кровоточащее сердце, то она забила его, блядь,

до упора.

Прощение – то, что ты заслужил, оно не предоставляется тебе. Оно достается

сильным людям, которые не только простили, но и приняли прощение. Я хотел бы

сказать, что достаточно силен, чтобы принять милость Линды, но знал, что слабый.

сломленный и разбитый человек. Ее прощения не будет достаточно, чтобы освободить

меня.

Глава 20.

Мое настоящее…

– Тяжелый денек? – спросил Блейн, садясь рядом со мной.

– Можно сказать и так, – ответил я, поднося пиво к своим губам.

Мы сидели в стороне, пока Диего репетировал выступление одной из девушек,

которую только что нанял. Наблюдение за всем этим заставило меня осознать, что Диего

был еще далеко не готов к открытию своего клуба.

«Cirque du Diable» привлекал ощущением винтажного цирка с легким

эротическим намеком. Это новая концепция, и я был в восторге от этого, но и

одновременно переживал из–за недостатка времени у Диего, учитывая то, как быстро он

хотел открыть клуб.

На главном кольце, где будет происходить все действо, были разбросаны

крепкие резиновые ленты, свисающие с потолка, как и подвесные обручи. Помещение

было круглым по своей форме с расставленными стульями и столам по краям. Сзади

поднимались ряды сидений, похожие на места на стадионе, и высокие столики,

стратегически расставленные рядом с баром. Позади главной части клуба находились

тематические комнаты доступные для пар.

Когда я разговаривал с Диего об его клубе на ранних стадиях строительства, он

рассказал, что хотел создать убежище для тех, кто жил такой же эротической жизнью, как

и он, место, где они смогут попрактиковать свои умения, свою любовь и найти

успокоение. Это крутая идея, ему просто надо доработать некоторые неровности.

– Что тяжелого произошло? – спросил Блейн, откидываясь на спинку стула и

разглядывая новую девушку на сцене. Он не очень отличался нежностями, когда дело

касалось женского пола.

– Ничего, – ответил я, пытаясь отмахнуться.

– Знаешь, у всех нас есть проблемы, Кейс. То, как ты справляешься с ними,

определяет тебя, как мужчину.

– Ты хочешь сказать, что я не мужик? – спросил я с нарастающей самозащитой,

вспоминая все те разы, когда отец бросался в меня подобными словами.

– Неа, просто констатирую факт.

– Похоже на то, что ты пытаешься спровоцировать меня, блядь.

– Получается? – спросил он с самодовольной улыбкой.

– Ты идиот, знаешь?

– Угу, – он улыбнулся. – Хотя серьезно, если когда–нибудь захочешь

поговорить…

– Понял, спасибо, – ответил я, когда песня перестала проигрываться через

громкие динамики.

Диего вытер лоб предплечьем. В частном порядке, он прокомментировал

девушку. Она кивнула и отошла за сцену, выглядя повержено. Диего стоял в середине

кольца с руками на бедрах и качал головой.

– Похоже, не у одного тебя тяжелый денек, – заявил Блейн, кивая на Диего.

Раздавленный Диего пошел прямиком к нам, но остановился у бара и быстро

захватил несколько бутылок пива. Он вытащил стул из–за соседнего столика и сел на него

задом–наперед, расставляя пиво на столе для всех нас.

– Блядь, она ужасна, – пропыхтел Диего, откупоривая бутылку при помощи края

стола.

– Зачем ты взял ее на работу? – спросил Блейн. – В смысле, убийственно–

охренительное тело, но она была похожа на робота там.

– Да ну! Она сказала, что нервничала из–за того, что вы парни наблюдали.

– Она понимает, что здесь будет аудитория побольше, чем два человека, да? –

спросил Блейн.

– Твоими молитвами, – усмехнулся я поверх пива.

– Здесь будет больше двух человек, осел, – возразил Диего. – Когда я проводил с

ней собеседование, она была чертовски уверенная и сексуальная. У нее приличный

танцевальный опыт. Очевидно, она забыла натянуть на себя маску виртуозной

притворщицы, какой являлась.

– Ты уволил ее? – спросил Блейн.

– Не, пока нет. Подумываю дать ей еще один шанс.

– Не знал, что ты занимаешься благотворительностью, – сказал я.

Диего ухмыльнулся мне.

– Проклятье, кто пожевал твой член и выплюнул его?

– Твоя мама, – ответил я с улыбкой, проглатывая огромный глоток пива.

Пол в коридоре скрипнул, давая нам понять, что кто–то приближался. В

считанные секунды появился Джетт рядом с великолепной Голди.

Счастливый ублюдок мог взять ее с собой, когда захочет, держать ее, когда

заблагорассудиться и прожить свою жизнь с нахальной, но красивой женщиной, которая

вскружила голову всем мужчинам.

Я был так влюблен в нее, «был» – ключевое слово.

Черт, она перевернула мой мир, когда я впервые заговорил с ней. Я все еще

помнил тот день, когда Джетт пришел домой в «Клуб Лафайет», после поездки на

кладбище. Он сказал, что нужно подготовить комнату для еще одной «Девочки Джетта».

Их уже было четыре. Приход еще одной делал все неровным, но он был непреклонен

насчет этого. Я не понимал, но согласился с ним и перевел Франси на постоянную

должность бармена. Это, на самом деле, сработало, потому что она была больше рада

протягивать напитки, чем танцевать перед городской элитой.

Постоянная потребность Джетта добавить в ряды Голди сбивала меня с толку. Я

не понимал срочность, но потом, когда встретил ее при свете дня, в ресторане, она

перевернула мой мир с ног на голову. Небольшая часть меня ненавидела Джетта в тот день

за то, что он нашел ее первой.

Единственный клочок надежды, что я хранил, состоял в том, что Голди решит,

хочет ли она вообще стать «Девочкой Джетта». Если она решит отказаться от подписания

контракта, тогда окажется в честной игре, и у меня не было сомнений, что я отобью ее, но

она выбрала – подписать, оставляя себя вне зоны досягаемости.

Были ночи, когда я лежал в одиночестве в своей кровати, молясь, что она ищет

меня, хочет поговорить со мной, просто чтобы я послушал ее нежный, тоненький голосок,

болтающий Бог знает о чем. Но она выбрала другого мужчину, более достойного мужчину.

Я понимал, что она не предназначена для меня, но временами мечтал, что

однажды смогу удержать что–то положительное в своей жизни.

А потом появилась Лайла.

Я думал, что знал, каково себя чувствовать сраженным женщиной, но, проклятье,

я ошибался.

Лайла ворвалась в мою жизнь и схватила мои чертовы яйца в тиски, не отпуская.

Она и сейчас все еще сжимала их, даже на таком расстоянии.

– Как, черт возьми, нам посчастливилось, что ты почтил нас своим присутствием

сегодня? – спросил Диего у Джетта.

Голди и Джетт прошли в главное помещение, держась за руки и ярко улыбаясь.

Их любовь тошнотворна, и я, твою мать, зеленел от зависти.

– Я хотела показать Джетту все комнаты, которые раскрасила.

Голди превосходный художник, нарисовала настенные фрески и украсила стены

в соответствии с тематикой каждой комнаты. У меня была возможность посмотреть на

несколько ее работ, и я бы солгал, если бы сказал, что не был впечатлен.

Джетт кивнул в приветствии.

– Как похмелье?

– Я в порядке, – ответил я наклоном своего пива. Его челюсть напряглась, когда

он заметил алкоголь в моей руке. – Не беспокойся, мамуля. Всего парочка пива.

– Как мило, – сообщил Блейн. – Что ты зовешь его мамулей. Ты и сиську у него

сосешь?

– Осторожнее, – предупредил я, действительно не в настроении.

– Блейн, разве ты не знаешь, что нельзя шутить с Кейсом? – встряла Голди, ее

руки скрещены и на вид она взбешена. Я не винил ее. Я обидел ее лучшую подругу и

обычно был мудаком с ней.

– Успокойся, малышка, – заворковал Джетт. – У него тяжелый день.

– А когда не был? – Голди закатила глаза и ушла по коридору.

Джетт, извиняясь, посмотрел на меня и ушел за Голди.

– Ее укрощение, должно быть, чертовски приятное занятие, – сказал Диего.

– Это нихрена нелегко, – ответил я, отлично зная, как тяжело переспорить ее.