Дроздов И Последняя борьба с горцами на Западном Кавказе

Прежде чем приступить к описанию некоторых военных действий при завоевании западного Кавказа, до сих пор малоизвестных или изложенных не всегда верно, желательно было бы познакомить читателей с сущностью кавказской войны и с характером кавказской армии.

Таких соседей, каковы кавказские горцы, иметь было неудобно. Наши сообщения с востоком подвергались многочисленным случайностям. Хотя ближайшее к Кавказу население, с небольшими пограничными отрядами, могло бы отстаивать само себя, но присоединение Грузии, жалобы грузин на частые и дерзкие набеги горцев принудили нас иметь отдельный корпус войск на Кавказе для того, чтобы сдерживать воинственные порывы черкесов, и умиротворить их. Употреблялись различные способы для достижения этой цели, но отсутствие правильной системы не приводило к желаемым результатам.

Война обратилась в хронический недуг, лечение которого требовало слишком дорогих пожертвований.

В то время, как мы бродили ощупью и наудачу, когда военные действия стали бесконечным турниром, где мы соперничали с горцами в отваге, жизнь последних приобретала все более и более осмысленный вид: действия их являлись решительнее и до того опасными, что для Кавказа – потребовалась целая армия.

Удары, которыми предполагалось совершить завоевание края, кончались неудачами, поражениями, таковы: Ахульго, Ичкеринский лес, Дарго и дела на восточном берегу Черного моря. В горцах наши неудачи поселили самоуверенность, но мы становились опытнее, действия наши не были уже случайные.

Наместник Кавказа, фельдмаршал князь Барятинский, начертав общий план военных действий, установив правильную и прочную систему постепенного движения вперед и заселения пройденного пространства казачьими станицами, подарил Poccии Кавказ так неожиданно, что это поразило даже нас, кавказцев. И теперь, когда край умиротворен, когда вводится русское судопроизводство и учреждаются школы, когда горцы до того освоились с своим положением, что не чувствуют тягости русского владычества, казавшегося им прежде страшным, когда они приобрели свойства мирных, оседлых жителей, не веришь, что когда-то это были заклятые враги наши, что это были воины по преимуществу. Но таков ход исторических событий: там, где прежде разыгрывались кровопролитные дела, теперь проходит плуг пахаря.

Кавказская война, как война малая, не выработала никаких тактических правил, которые могли бы изменить устав и быть применимы в большой войне. Как Алжир не был военною школою для Франции, – так Кавказ не был тем же для России, но заслуга его все таки велика; – он дал образцовую армии.

Кавказский солдат получил такое прочное воспитание, что можно быть уверенным и в будущем за его честную и толковую деятельность.

С одной стороны, – борьба за существование, с другой, – уничтожение соседа отважного, неутомимого в наездах и грабежах, беспощадного в мести, с фанатическою ненавистью даже к имени христианина. Эта вековая борьба, этот своеобразный, требовавший подвижности, смелости, емкости и порядочного запаса энергии и терпения род войны, не мог не отразиться на характере кавказского солдата и не привиться к нему.

Разбросанность пунктов военных действий, разобщенное положение частей армии, различный характер местностей и племен с которыми приходилось иметь дело, без сомнения, различно отражались в кавказских полках и придавали каждой части какую-нибудь особенность, в ней преобладавшую. Например, один полк отличался своими атаками, другой стойкостью при встречах с конницей, третий мастерским знанием рассыпного строя, четвертый сторожевою службою, и так далее. Подобное одностороннее развитие могло бы быть неудобно в армии сосредоточившейся, и могло быть пригодно, если и атака была поведена на полк, умеющий отражать нападение. Но дело в том, что всем полкам кавказской армии присуще одно общее свойство – необыкновенная смелость.

Армия Наполеона I была непобедима, но только в его искусных руках. Он составлял ее душу, ее жизнь, и когда он умер, французская apмия превратилась в бессильное тело.

Кавказская армия обязана своею славою не личности, не единичному человеку, а самой себе. Она самостоятельно выработалась до степени совершенства, на которой застаем ее в момент завоевания Кавказа.

Баш-Кадык-Лap и Кюрюк-Дара красноречивее всего говорят за личные достоинства кавказской армии. Сражения эти выиграны, благодаря самостоятельности, уменью смекать, быть вовремя там, где требуют обстоятельства, хотя бы то и нарушило красоту боевой линии. Трудно, даже невозможно главнокомандующему предвидеть все моменты сражения, и своими приказаниями приготовить каждую часть отдельно. Если нет связи в действиях полков, если полки не следят друг за другом, если части не в силах понимать важности взаимного положения и рутинно не нарушать вида боевых линий – броситься, тогда как им приказано стоять, – такая армии хотя и побеждает, однако, по совести, она признается, что не знает как победила, и где надо искать источник ее победы.

Личная самостоятельность полков кавказской армии и многие другие качества, составляют ее могущество.

Связь между полками кавказской армии так сильна, что, невзирая на разобщенность положения, они коротко знают друг друга. Кабардинскому полку, так же дороги Куринский, Ширванский и прочие полки, как дороги ему его 15-я или 20-я роты. Вся кавказская армия – это дружная военная семья.

Такая-то рота не бежала от вчетверо сильнейшего неприятеля; теряя на половину состава в людях, она страшилась не гибели остальных, она боялась позора. Контроль в таких случаях был очень строгий; презрение товарищей было страшнее смерти.

Одиночное развитие, но не в смысле казарменной выправки, было доведено почти до совершенства. Солдат способен был думать не только за себя, но иногда, в случае надобности, и за офицера. Разве это не идеал солдатского образования? Шестьдесят лет постоянной войны, бивачная жизнь – сблизили офицера и солдата. И горе, и радость были их общим достоянием, которым они поделились честно. Солдат отдал офицеру свою силу, офицер солдату – свои сведения. Они пополнили друг друга. Солдат сознательно повиновался старшему. Он видел в повиновении порядок в настоящем и залог чести в будущем. Власть не давила его. Он ее не чувствовал. Отсюда – безграничное уважение к ней, соперничество в военных доблестях, сыновняя любовь к начальству, – слова «отец и командир», были выражение искреннее, не подобострастное. Разумная свобода отношений служила основанием администрации кавказской армии. Солдат отрекся от себя. Он весь, душою и телом, принадлежал делу, на которое обрек себя, и начальнику, который им руководил.

Ошибочно мнение тех, которые нарисовали себе кавказца пьяницей, буяном. Нет! Кавказец шел суровым путем, нес тяжкий крест. Некогда ему было пьянствовать и буянить.

Может быть, нигде эти пороки не вызывали такого презрения, как в среде кавказских солдат. Не доест, не доспит, сегодня сорок, завтра шестьдесят верст пройдет, послезавтра вволю наработается штыком, прольет слезу над убитым товарищем, помянет его сухарем; и так в продолжение всей длинной службы, пока не свалит его горская пуля, или не умрет он в лазарете.

Вот завал. Чудовище какое-то, которое ощетинилось тысячью винтовок. Его надо взять. Ротный командир перекрестился, указал на завал. С Богом, ребята! Ура! Грянул залп им навстречу, – и не прошло мгновения, как рота уже за завалом, гордая не победой, а честным исполнением долга.

Встретился овраг. Пехота перейдет, а кавалерия и артиллерия не двинутся. Надо пролагать дорогу, устраивать мост, вырубать деревья. Поэтому, нет в мире солдата, которого нельзя было бы назвать работником. Вот он, этот чудный кавказский солдат, с топором в одной руке, с винтовкой в другой, в оборванном полушубке, живой, вечно шутливый, грозный и бесконечно великодушный.

Война кавказская – война лесная и горная. Эта величаво-мрачная природа сама по себе производит впечатление тяжелое. Прибавьте к этому ловкого, отважного неприятеля и невозможность угадать время и место встречи с ним. Вступили в лес, – и лес, будто очарованный, ожил. Каждый куст, каждое дерево, каждый камень грозят смертью. Людей не видно; слышны только выстрелы, вырывающие из фронта солдат. Не знаешь, как силен неприятель; но избави Бог смутиться, хотя на мгновение! Враг из-за кустов зорко следит за этим. Шашки вон – и тогда от роты обыкновенно не оставалось ничего, – так быстры и решительны бывали в таких случаях натиски горцев… Человек, приучивший себя спокойно идти на опасность невидимую, но, тем не менее, ожидаемую, может быть назван воином.

Таков склад кавказской армии. Таков кавказец; это его характеристика. И недаром он облил своею кровью каждый аршин завоеванного края. Почва, им приготовленная, уже вырастила поколение молодцев, которые гордятся своим происхождением и стараются сравняться со своими предками, пока еще в гражданских доблестях.

Загрузка...